Текст книги "Наемник"

Автор книги: Михаил Сухоросов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Сухоросов Михаил
Наемник

Никогда не убегайте крысьей побежкой на неизвестность от опасности. У абажура дремлите, читайте… ждите, пока к вам придут.

М.Булгаков «Белая гвардия»

ГЛАВА 1

Знаете ли вы северный ноябрь? Нет, вы таки не знаете северного ноября! И честно скажу, не приведи вам судьба его узнать, если вы уже битый час торчите на автобусной остановке, на плечах у вас видавшая всяческие виды курточка на рыбьем меху, а на голове – кепчонка, несущая чисто декоративные функции, то есть абсолютно не греющая. На улице во-первых, пятница, во-вторых, десятый час вечера, в-третьих – совершенно гнусный ветер – куда ни повернись, он все равно дует в лицо, забирается под одежду, швыряется какой-то паскудной, не желающей таять снежной крупкой…

Самое скверное во всей этой ситуации, что, стоя на автобусной остановке, роет слежавшийся снег носками тупорылых «вибрамов» не кто-нибудь, а ваш покорный слуга, Михаил Ордынцев, а для друзей просто Майк, возраст – двадцать три года, рост – 170, вес – 65, по профессии художник, по характеру – ненормальный.

Нет, окружающую обстановку я воспринимаю вполне адекватно, с людьми схожусь легко, дело свое знаю… Но при этом не могу долго жить на одном месте – не то что тяга к странствиям или что-то такое, просто через некоторое время после очередного переезда наваливается на меня нечто вроде мании преследования, ощущение постоянного и пристального взгляда на спине, что-то наподобие шарящего прожектора. Словно меня ищет кто-то, с кем бы мне очень не хотелось встречаться. И тогда я срываюсь, переезжаю на другое место, а там вскорости повторяется та же история. И при этом я ничего с собой поделать не могу, хотя полностью сознаю абсурдность подобных действий…

Вот так же получилось и на сей раз. Я уволился из маленького театрика в маленьком северном городке Н-ске, продержавшись четыре с небольшим месяца. Только вот расчет получить не успел… Так что придется мне тут до понедельника куковать, а возвращаться в свою малюсенькую квартирку с маркими зелеными стенами смерть, как неохота, а как подумаешь, что там еще два дня сидеть… Конечно, можно бы забуриться в гости к кому-нибудь, но ирония судьбы есть ирония судьбы – тех, к кому можно бы, то есть артистов Н-ского театра, как раз сегодня унесло на гастроли. Да что в этом городе – все автобусы кончились?!

Кстати, насколько я помню, вчера мы с артистами давали друг другу могучую отвальную – они провожали меня домой, я их – на гастроли. И, помнится, из того неимоверного количества пойла что-то еще уцелело… Точно! Есть же початая бутылка коньяка! Так, получается, живем! А вон и автобус, настоящий, живой, теплый автобус! Нет, жизнь все-таки вещь неплохая.

Я пристроился у окошка и уставился в проносящуюся мимо темноту, изредка прорезаемую огоньками газовых факелов. Вот странно: мой бзик сильнее всего наваливается на меня в моем родном городе, в Бурге. А не заехать туда мне никак нельзя – меня там помимо всевозможных друзей и товарищей, а так же коллег, ждет Ларико, она же Лариса Карцева. Может, конечно, и не ждет, но это уже детали. Хорошо, что есть на свете женщины, способные понять тонкую и ранимую душу художника… Несмотря на то, что художник этот, свин пропойный, чуть что слетает с нарезки и мчится неизвестно куда, задравши хвост.

Я выскочил на своей остановке, и на меня тут же снова набросился ветер, так что для начала мне пришлось долго и нудно гоняться за своей кепкой. Но это все, господа хорошие, ерунда. Сейчас я закрою за собой казенную дверь казенной хаты, плюхнусь в казенное кресло, задеру ноги на казенный столик и налью первый стопарь. И пропади все пропадом!

Естественно, мне пришлось с минуту хлопать себя по карманам в поисках ключей. Согласен, потеряй я их – было бы куда как смешнее… Но теперь непогода и прочие гадости остались снаружи. Куртку на вешалку, замок – на два оборота. Теперь – чайник на плиту… И наконец, смотр припасов.

Со жратвой оказалось относительно неплохо, во всяком случае, до понедельника с голодухи не подохну. Только с хлебом напряжно – обнаруженную мной пару бубликов вполне можно использовать в качестве кастетов… или кастаньетов, это уж как кому нравится.

А вот в комнате бардак: на подоконнике грязная посуда, на полу стопки книг, на столе шмотки вперемешку с кистями… Гадюшничек. Что называется, в лучших традициях. Ну не хлестать же нормальный коньяк в обстановке такого развала? Ладно, ограничусь чисто косметической уборкой. Упаковываться сегодня не буду – мебелей и сервизов у меня как-то не наблюдается, а краски и кисти места много не займут, так что остается только книги нормально упаковать. Мой обет… пардон, психоз запрещает мне иметь больше имущества, чем можно утащить на своем горбу.

Минут через пять у меня уже все было готово, я разместил в пределах досягаемости папиросы, спички и стакан, установил поудобней настольную лампу. Коньяк оказался там, где я его и оставил, в тумбочке за банками с краской.

Ну вот, теперь порядок. И даже уезжать никуда не хочется. Все-таки затягивает Север… Жаль, что Ларико сюда выбраться не смогла… Хотя, может, и к лучшему – я ж кочевник, пусть и поневоле. Ну ладно, приступим к церемонии торжественного прощания со славным городом Н-ском… Но для начала надо взять книжку. Что ж я сегодня буду перечитывать? Ага, вот она, «Харчевня в Шпессарте». Ничего с собой поделать не могу, обожаю сказки.

Я в последний раз окинул комнату взглядом, прикидывая, не упустил ли чего, показал язык вьюге за окном и плюхнулся в кресло. Ну-с, приступим.

Я хватил коньяку и раскрыл Гауфа. Но сосредоточиться на чтении почему-то не получается, есть какой-то дискомфорт во всей ситуации. Ветер, что-ли?.. Нет, не ветер. А мандраж почему-то растет… И ощущение пристального взгляда на спине вдруг стало предельно четким, ощутимым почти физически. Вот теперь я точно знаю: в квартире есть еще кто-то, кроме меня. И сразу страх побрел мокрыми холодными лапами пор спине прямиком к затылку.

Черт, да не может там никого быть! В этой квартире даже шкафа нет, в котором можно спрятаться. А влезть в окно на пятом этаже – извините, не верю. Надо еще коньячку хлобыстнуть, успокоиться.

Напиток тепло скользнул внутрь, но беспокойство не пропало. Так, готово. Съехал. Вот, значит, как оно происходит – пять минут назад был вполне нормален, а сейчас – все, готовый кандидат в дурку. Надо будет психиатрам сдаться… Если доживу до того момента. Да обернись ты, духовидец несчастный, убедись, что там никого нет! Но вцепившийся в затылок страх не дает повернуть голову. А еще бьется и пульсирует в затылке неизвестно вообще откуда взявшаяся мысль: «Выследили…» Да кто выследил?! Обернись, псих ненормальный, посмотри своими идиотскими гляделками – нет там никого, и быть не может! Но пересилить себя и обернуться не получается.

Ну и как же быть? Сидеть и трястись весь вечер, не решаясь обернуться? Так дело не пойдет. А значит, выход только один. Вот, на столе второй стакан, из-под чая. А если там и в самом деле никого нет, по крайней мере, ржать надо мной будет некому.

Горлышко бутылки противно дребезжит о край стакана. Вот гадство, лапы трясутся…

– Эй, кто там? Не прячься, давай лучше выпьем.

– Узнаю характерную реакцию, – негромкий, чуть насмешливый голос. Обладатель голоса вошел в круг света и как ни в чем не бывало расположился в кресле закинув ногу на ногу.

Вот так-так… Знакомые все лица. Высокий, плечистый, моих где-то лет, волосы светлые, чуть вьющиеся, очки в тонкой металлической оправе, породистый нос. Типичная белокурая бестия…

– Дэн?!

– Именно. Собственной персоной, – он завладел стаканом, сделал в мою сторону приветственный жест, блеснув стеклами очков и выплеснул коньяк себе в пасть.

Я машинально последовал его примеру, не чувствуя вкуса, проглотил напиток как воду. Нет, всему происходящему может быть только два более-менее разумных объяснения: либо меня попросту глючит, либо… Либо Дэн и в самом деле здесь. И в том и в другом случае совершать какие-то ритуальные телодвижения и орать: «Сгинь-пропади!» глупо, а главное – бессмысленно.

Меня хватило только на то, чтобы тупо осведомиться:

– Тебя каким ветром сюда занесло?

– Попутным, – толстые губы чуть заметно раздвинулись в улыбке. Не бойся, я не глюк.

Очевидно, у меня на роже отразилось такое сомнение в последнем утверждении, что Дэн решил выложить один из козырей. Поставив на колени кофр, он двумя пальцами извлек из него за горлышко поллитровку водки:

– Этот довод моего существования, надеюсь, опровергать не собираешься?

Я ошалело потряс головой:

– Погоди… Давай еще по тридцать капель опровергнем, а то башка кругом.

– Годится, – он хрустнул пальцами и взялся за бутылку. – Прозит.

Я снова выхлебнул коньяк одним глотком, втайне все еще лелея надежду, что Дэн растворится в воздухе. Он и не подумал ничего подобного сделать, а наоборот, устроился поудобней, раскурил сигарету и небрежно уронил зажигалку в карман джинсовой куртки. Пижон… Сколько я его знаю, а знаю я его не один год, всегда таким был. И всегда обожал в секреты играть.

Некоторое время мы молчали, Дэн сосредоточенно крутил на столе пустой стакан, а я раздумывал, как бы поделикатней подойти к вопросу о его здесь появлении. А, ладно, у нас в конце концов не дипломатический раут..

– Так откуда ты здесь взялся?

– Из Бурга. Решил, знаешь, проведать старого знакомого. Как-никак, год с лишним не виделись.

Я чуть не ляпнул: «И слава богу!» В самом деле, разлуку с ним я как-то без особых переживаний переносил.

– Допустим. А что теперь в Бурге – мода такая: в гости сквозь стены ходить?

– Нет, в Бурге такой моды нет, – Дэн оставил в покое стакан и занялся цепочкой с брелком, покручивая ее между пальцами. – Ты удовлетворен?

– Нет, конечно. Ты что – не мог по-человечески, в дверь?

– А ты бы открыл?

– Сомневаюсь, – честно ответил я. – Ладно, долго мы еще будем всухую сидеть?

– Алкоголик, – проворчал Дэн, хрустнул пальцами и потянулся к бутылке. – И чем ты в последнее время занимался? – да, сам тон вопроса исключает предположения о какой-либо осмысленной деятельности.

Я, не глядя, протянул руку и взял с тумбочки папку с десятком графических работ, перебросил ему на колени:

– Остальное раздарил. Плюс к этому, оформил спектакль.

Он раскрыл папку, подержал ее на коленях, глядя на нее, как старый холостяк на грудного младенца, потом закрыл и бережно, как хрустальную, переложил на подоконник:

– Я ожидал худшего.

– Слушай, а ты вообще вваливаешься ко мне, как черт к Ваньке Карамазову, только затем, чтоб мои работы обсудить?

– Я же тебе сказал: решил повидать старого знакомого.

– Ладно, не лепи мне горбатого! – я потихоньку начинаю закипать. Что ж он, змей, мне все удовольствие от коньяка портит? – У тебя ж на роже написано, что ты с какой-то целью!

– Блестящий анализ. Догадлив, мерзавец! Я бы даже сказал, умен не по годам.

– Ну так колись! Как ты вообще сюда попал?

– Как черт к Ваньке Карамазову.

Я беззвучно выругался и раздавил в пепельнице недокуренную папиросу. Дэн, развалившись в кресле, наблюдал за мной с легкой, чуть снисходительной усмешкой, щуря глаза за стеклами очков. Цепочка в его пальцах снова начала вращаться. Ладно, если я буду психовать, ничего не прояснится.

– Допустим. И что ж тебе в таком случае от меня надо?

– Для начала хочу задать тебе пару вопросов. Неприятных.

– А с чего ты взял, что я на них отвечу? Во-первых, не я к тебе приперся, а ты ко мне, так что рассказывай, с чем пришел.

– Давай договоримся так: ты удовлетворяешь мое любопытство, а я – твое.

– Лично я ничье любопытство удовлетворять не собираюсь. Я собираюсь пить коньяк и прощаться со славным градом Н-ском.

– Не только с ним, – тихо уронил Дэн.

Я всем корпусом подался к нему:

– Что ты этим хочешь сказать?

– Пока замнем для ясности. Вот такой вопрос: тебе что-нибудь говорит такое имя – Леша Зеленый?

– Как же, как же… Это в Бурге, Заводской район держит, чуть не самый крутой из тамошней мафии. Так?

– В общих чертах, – он внимательно смотрел на меня поверх края стакана. Уж мне его следовательские манеры…

А он, убрав пустую бутылку со стола, выстрелил в меня следующим вопросом:

– Далее: тебе знакома некая Лариса Карцева?

Опаньки! Не нравится мне упоминание Ларико в таком контексте. И как он вообще о ней узнал? Общих знакомых у них, вроде бы, только я.

– Допустим.

– И в каких ты с ней отношениях?

– В хороших, – сквозь зубы ответил я. Терпеть не могу распространяться о женщинах, и уж меньше всего намерен посвящать Дэна в свои дела с ними.

А он не унимается:

– Конкретней, пожалуйста.

– Да какое твое собачье дело?! – взорвался я. – Я ж в твои дела нос не сую, так какого лешего ты…

– У меня есть на то причины, – перебил он веско, потом добавил, словно оправдываясь:

– Тем более, эти вопросы я задаю тебе не по своей воле.

– Та-ак… А по чьей же тогда?

– Тебе это знать ни к чему. Пока.

– Интересное кино. Слушай, а что мне вообще позволено знать? И с чего ты взял, что я на твои вопросы отвечать собираюсь?

– Повторяю еще раз: у меня есть на то причины.

– Слушай ты, агент дьявола, либо рассказывай, какого черта это представление затеял, либо забирай свою бражку и катись отсюда.

На Дэна мое красноречие никакого впечатления не произвело, бражку забирать он явно не собирался, вместо этого извлек из кармана миниатюрный кнопарь и четким, почти профессиональным жестом срезал пробку с бутылки:

– Ты правильно определил: я бы не стал появляться здесь, да еще таким способом, только для того, чтобы общением с тобой насладиться.

– Мне, между прочим, такое общение тоже удовольствия не доставляет, – уведомил я.

Дэн хрустнул пальцами, плеснул в стаканы водки и сообщил:

– Ладно. Неприятных вопросов больше не будет.

Так, а я уже настолько разозлился, что меня даже его присутствие здесь не удивляет.

Я склонился в комическом поклоне:

– Ой, обрадовал! Спасибо, отец-благодетель! А теперь, может, снизойдешь, просветишь дурака…

– Не юродствуй, – строго прервал меня Дэн. – У тебя тоже ко мне возникли вопросы, так? Задавай, чтобы я знал, с чего начать.

Я проглотил водку и, жуя ломтик колбасы, беспечно предложил:

– Ладно, начни с самого худшего.

Он смерил меня тяжелым взглядом:

– Думаешь? Хорошо. Через две недели тебя убьют.

Ба-бах! Ну и приколы у него. Тут еще вопрос, кто из нас спятил, я или он? Или оба? Как хотите, но это бред. Цветной и объемный.

Я принужденно рассмеялся:

– Откуда такая точность? По законам драматургии, ты теперь должен мне сообщить, что именно тебе поручено привести приговор в исполнение, – а потом поглядел на него и осекся. Дэн не шутил.

Он протирал очки полой куртки, стараясь не смотреть на меня. Да, вид у него не блестящий: я только теперь заметил, что он осунулся, под глазами темные круги, на щеках – сероватый налет щетины, глаза как у больного пса.

А он, перехватив мой взгляд, снова стал прежним Дэном – помесью рейнджера с Великим Инквизитором:

– Это не тема для шуток. Мое дело – предупредить тебя. И, возможно, предложить вариант дальнейших действий.

– Ага. И завещание заверить. Кому это я помешал, чтоб меня убивать?

– Помешаешь, – поправил он.

– Так. И кому же?

– Помешаешь ты упоминавшемуся уже сегодня Леше Зеленому.

– Да? А как насчет колумбийской наркомафии? Им я еще не мешаю жить?

А Дэн выпрямился в кресле, точно аршин проглотив, и жестко отчеканил:

– А подставит тебя ему так же упоминавшаяся уже сегодня Лариса Карцева.

Вот это уж совсем никуда не гоже. Слишком я к Ларико хорошо отношусь, чтобы позволять бухому эпигону Дж. Бонда ее имя в своих параноидальных речах трепать.

– Слушай, ты определи какие-нибудь границы своему вранью, если хочешь, чтоб тебе верили!

Дэн оставил мой сарказм без внимания. По-прежнему глядя в стену, он тусклым, невыразительным голосом спросил:

– Ты хочешь знать, как это произойдет?

– Сгораю от нетерпения.

– Хорошо. Смотри.

И тут я УВИДЕЛ.

Все события прокрутились у меня в голове за какие-то пять-десять минут, все три дня, как одно тошнотворно-подробное воспоминание. Я видел все как бы со стороны, и в то же время ощущал на себе, до мельчайших деталей, до самых незначительных впечатлений, которые можно получить с помощью пяти чувств. И при этом знал, что все, что я вижу сейчас происходит (происходило? произойдет?) в действительности. Я видел начало этой истории, легкое приключение с налетом романтики и то, что было потом. Совершенно четко запомнилось мое тогдашнее состояние – сначала недоумение, обида, сменяющаяся отчетливым ощущением того, что меня подставили, чувство гадливости от всей этой истории. И – Страх. Тот, который каждой клеточкой чувствуешь. Ужас загнанного зверя. И ночная, животная побежка по городу – уйти, спрятаться, лечь на дно… Я узнал переулок, где меня настигли летящие фары, запомнил волну замораживающего ужаса. А потом мелькнувшее в голове коротенькое, спокойно-мертвящее «Все», глухой удар, грохот тысячи военных оркестров, внезапно оборвавшийся темнотой и тишиной. Как со стороны я видел свое тело – тряпичная кукла, плавающая в кровавой луже на асфальте, слышал сухой щелчок контрольного выстрела. И то, что когда-то было моим лицом…

И все заканчивается. Я снова в Н-ске, в своей квартире. Не осталось ни мыслей, ни эмоций, только какое-то ватное безразличие. В голове – ровное, как от трансформатора, гуденье. Как в замедленной съемке вижу, что Дэн приподнимается, берет бутылку… Странно, пальцами не хрустит… Потом с тупым удивлением смотрю на стакан в своей руке. Как он тут оказался?.. Прозрачная жидкость налита до половины. Глотаю, как воду, закашливаюсь мучительно, до головной боли, судорожно вгрызаюсь в осколок бублика.

Ч-черт, десну поцарапал… Зато, кажется, вынырнул из толщи кошмара. Нет, ерунда какая-то. Не могла Ларико… Могла.

И все же я выдавил из себя:

– Не может этого быть.

– Ты сам все видел.

– И что?

– У тебя есть две недели.

– А зачем ты мне все это показывал? – говорю негромко, скрипуче, сквозь зубы. – И зачем ты вообще пришел? Предлагаешь не ждать две недели, а скопытиться прямо сейчас? Или опять достоевская ситуация, а ля Кириллов и Петенька Верховенский? А может, и записочку посмертную надиктуешь?

– Прекрати истерику, – негромко и резко бросил Дэн. А из меня тоже как-то сразу вышел весь пар.

– Уже… А как ты все это… – я сделал неопределенный жест стаканом. Даже не знаю, что именно я собирался спросить – то ли как он узнал, то ли как показал мне.

– Это неважно. То, что ты видел, в достаточной степени подстроено.

– И кем же?

– Этого я тебе не имею права сказать.

– Тогда какого лешего? А если я все хитрые планы расстрою? Я ж теперь предупрежден. И могу вообще в Бург не поехать, так что через две недели там некого будет убивать.

– Это отсрочка, Майк. Только отсрочка.

– И что ж мне, по-твоему, делать? «Удалиться от женщин и ядов»? Ты мне предложить что-то хочешь, или попросту решил со мной на моих же поминках нажраться?

Он резким, почти фехтовальным движением отбросил со лба непокорную прядь, щелчком сбил с сигареты пепел:

– Предложить, – потом улыбнулся углом широкого рта. – А ты, надо сказать, неплохо держишься.

– Сходить с ума надо с достоинством, – я приподнял стакан. – За это и выпьем.

Мы прикончили наши стаканы, Дэн снова принялся вертеть свой на столе:

– Ты не сошел с ума. Ты нормален. Но при этом – не совсем посредственность.

– Спасибо на добром слове.

– Просто хотел тебе ложку меда предложить.

– Ты хочешь сказать, мне еще предстоит бочку дерьма выхлебать?

– Предстоит.

– Ну-ну… Хочешь мне отпущение грехов дать, так, что ли?

– Твои грехи и грешки меня не интересуют. Я хочу, чтоб ты знал: все это звенья одной цепи.

– Кто ж ее такую сковал?

– Со временем узнаешь. Есть такая вещь, как несовместимость со средой. Отсюда и твои вечные переезды, ряд конфликтов, один из которых я тебе показал, злоупотребление алкоголем… Доступно?

– Вполне. Среда, значит, заела. А так же четверг и пятница. И какой же отсюда практический вывод?

– Это не твой мир.

– Вот это опера… У тебя, можно подумать, еще парочка-троечка на подходе. Или ты меня готовить к переходу в лучший мир собрался?

Дэн некоторое время молча смотрел на меня, потом неожиданно осведомился:

– Ты когда-нибудь слышал о параллельных во времени мирах?

– Понял. Тлетворное влияние циклодола.

– Сам знаешь, я не употребляю.

– Ладно, излагай.

Дэн помолчал, глядя в стол, поправил очки:

– Так вот, в этом мире много дерьма. Ты, конечно, и без меня это знаешь. Но тот мир, куда тебе предстоит отправиться, еще грязнее. И опасней в несколько раз. Зато ты там выживешь. Возможно.

– Нравится мне это «возможно»… А потом, что значит – предстоит? Я, может, мечтаю умереть на родине…

Дэн снова налил водки и объяснил терпеливо, как ребенку:

– Твое место в этом мире занято.

– Кем это еще?

– С ним я и хочу тебя познакомить. Не возражаешь?

Возражений с моей стороны естественно, не предполагается… Я вяло пробормотал:

– Валяй, чего уж мелочиться… Где он, в кармане у тебя?

– Сейчас.

И тут… То, что в комнате возник третий, меня в принципе, не удивило. Но этого третьего я тоже определенно раньше видел, причем в зеркале: такие же как у меня, острые скулы, мощный носяра, чуть раскосые зеленые глаза, жесткие темные волосы, торчащая борода… Одним словом – я! В завозюканной краской клетчатой рубашке и джинсах и, по-моему, слегка поддатый.

И тут двойник заметил меня. Нет уж, охренеть – так с музыкой! Кажется, Дэну сейчас придет заслуженный конец.

– Идиота кусок! – завопил мой двойник, стуча себя по темени. – Ты вообще соображаешь, что делаешь?! Так любого с ума свести можно. Меня в том числе.

– Брэк, – Дэн вскинул ладонь. – Он уже знает, Майк. Возможно, ему сегодня отправляться.

– Куда еще? – нахмурился мой дублер. Дэн, не глядя на нас, тихо сообщил:

– Преисподняя.

Дубль-я запустил руку в волосы:

– Вот маму их, умнички-затейнички… Дубье злокачественное, – после чего выдал длинную и витиеватую фразу, имевшую отношение к происхождению неизвестных мне умников. – Слушайте, такое дело запить надо.

– Сейчас, стакан принесу, – приподнялся было я.

– Сиди уж, двойничок. Сам принесу.

– В кухне, на столе.

– Без тебя знаю. Я ж вроде тут должен был быть, – он выкатился из комнаты.

Я ошалело повернулся к Дэну, тот, поймав мой взгляд, чуть заметно усмехнулся:

– Ты, кстати, в курсе, что ты уже две недели, как вернулся в Бург?

– Даже так? Слушай, он кто? Двойник?

– Полный. До отпечатков пальцев.

– Робот? – предположил я, только для того, чтобы не молчать, и тут же грубо выругал себя за идиотизм.

– Сколько раз можно объяснять? – Дэн наставил на меня раскуренную сигарету. – Он – это ты, но такой, которого не убьют, – он собирался сказать еще что-то, но тут вернулся двойник, таща чистый стакан, придвинул поближе колченогий стул, плюхнулся на него:

– Слушай, двойничок, а чего это у тебя вся посуда загажена?

– От двойничка слышу, – мы посмотрели друг на друга и хором хрюкнули, потом дубль-я приподнял бутылку:

– Да, я вижу, вы тут времени не теряли… Разливаю? Стоп, так у вас и закуси нет?

– А у тебя что – есть? – быстро осведомился Дэн.

Дубль-я пожал плечами, отошел за пределы светового круга, а потом просто и без затей растаял в воздухе. Сначала превратился в трехмерный набросок, а потом вообще исчез. Я уставился на Дэна:

– Ни фига себе! Как вы это делаете?

– Дело техники, – туманно пояснил он. – Ну, теперь убедился?

– Как сказать… Ладно, убеждением больше, убеждением меньше – мне все равно смирительной рубашки не миновать. Куда вы хоть засунуть-то меня собрались? Двойничок, похоже, от тамошних курортов не в восторге. Где ты его, кстати, откопал?

– В другом мире.

– Это там, куда мне предлагается отправиться?

Дэн покачал головой:

– Там, куда ты должен отправиться, – он слегка поднапер на «должен», – сейчас средневековье. Раннее.

– Ну, пусть так. Допустим. А такой вопрос: а что я там делать буду, как по-твоему? И зачем тебе и твоим… хозяевам эта петрушка?

– Там нужен человек твоего склада, твоих способностей.

– Каких еще способностей?

– Не знаю. Тебя там встретят и подготовят, а потом твоя задача – смотреть и анализировать.

– Куда смотреть? Что анализировать?

– Поймешь на месте. Важны твои впечатления.

– Путевые заметки, – хмыкнул я. – И еще: я что-то сомневаюсь, что там по-русски говорят.

– На этот случай разработана система языковой адаптации. Автоматически начинаешь говорить на языке той местности, где оказался. «Град обреченный» помнишь?

– Само-собой, – нет, пропади все пропадом, напьюсь сегодня. В дрезину, в мат, до поросячьего визга. Раз уж у меня планку снесло, надо это отметить.

И тут, словно приняв телепатическое сообщение, снова появился дубль-я с пакетом в одной руке и бутылкой в другой. В пакете оказалась парочка квелых соленых огурцов и бутерброды с колбасой, на которые тут же набросился Дэн, а дубль-я плеснул понемногу в стаканы:

– Ну что, двойничок, за встречу?

Мы глотнули синхронно, закусили огурцом, я раскурил новую папиросу:

– Ты бы хоть рассказал поподробней, куда вы меня засунуть хотите. Как твои впечатления?

Дубль-я почесал бороду:

– Да как тебе сказать… Не Рио де Жанейро, – а потом резко подался вперед. – Погоди-ка… Тебе что, Дэн ничего не рассказал?

– Ну, сказал, что там средневековье…

– И все? – Двойник повернулся к Дэну. – Знаешь, так не честно.

– По-моему, это проще тебе сделать, – миролюбиво предложил Дэн. – Вы друг дружку быстрей поймете, – а потом снова занялся цепочкой.

– Может, ты и прав… С чего хоть начать-то, двойничок?

– С начала, вероятно.

– Ладно, сам напросился. Итак, в общих чертах тебе известно что-то о параллельных мирах? Я не физик, да и ты тоже, так что упростим все до предела. Этих миров великое множество, они совпадают по положению в пространстве, но отличаются расстоянием от некой условной точки отсчета по оси времени.

– Это я уже читал. Азимов?

– Не совсем… То есть, наша земля, потом еще одна, отстоящая от нее, допустим на секунду, еще, еще…

– Решили, значит, меня в прошлое зафитилить… А не боитесь, что я вам там всю историю насмарку пущу?

Дубль-я снисходительно усмехнулся:

– Слушай, двойничок, все эти парадоксы времени – ерунда. Их не бывает. Это все – совершенно разные миры, имеющие к нашему очень отдаленное отношение. В некоторых все совпадает – история, прочая лабуда… Я ведь только поэтому здесь. А в некоторых даже география отличается.

– А почему так?

– А шут его знает… Мне один физик знакомый пытался объяснить, так я бы и трезвый ничего не понял. Ну так вот, это еще не главное. Там, куда тебя забросить собрались, как ты понял, средневековье. А кроме того, там есть очень многое из того, что у нас невозможно. У нас это сказки.

– А подробней?

– А подробней – помесь Толкиена с Саймаком… Короче, там имеет место быть всяческая нечисть: эльфы, гномы, вурдалаки, ведьмы, колдуны…

– Вот уж райское местечко! А ты почему из этого заповедника свалил?

– Да понимаешь, – смущенно улыбнулся двойник, – меня там, вроде как, убить должны были.

– А меня там за твои грешки не грохнут?

– Да я и нагрешить-то толком не успел.

– И сколько ты там пробыл?

– Месяца два.

– А меня, стало быть, на вечное поселение?

– Как знать…

– Ладно, сдаюсь, – я поднял лапы. – Я готов. Я согласен поверить в параллельные миры, гномов, драконов, черта с рогами, но только вы, граждане, скажите: кого мне там держаться?

Дубль-я открыл было рот, но его опередил Дэн:

– А вот тут мы тебе советовать не имеем права. Ты – кондотьер. Ум и меч для найма.

– Хм… Забавно. Я и наблюдатель, и кондотьер… За кем же там наблюдать?

– Видишь, двойничок, какая петрушка… В свое время, когда еще переброс отлажен не был, в тот мир поналезла и провалилась прорва левого народа.

– Вроде нас с тобой?

– Вроде, да не совсем… Мы-то там не случайны.

– Так ты согласен? – Быстро спросил Дэн.

– А, – махнул я рукой, – пропадай моя головушка. Еду.

– За новоявленного кондотьера, – мы чокнулись и осушили стаканы. Хорошо хоть вставать по этому поводу не пришлось… Фу-ты, пьян как, перед глазами все так и плывет…

– Слушай, я, а ты-то как в Бурге устроился?

– Нормально. В старой мастерской, твоей, сам понимаешь. Черныш к себе в художники зовет, собрался «Маленькие трагедии» делать, на меньшее никак не согласен.

– Ну, точно сделает, пробормотал я заплетающимся языком. – Ты там меня не опозорь… Ладно, братцы, еще по одной – и аиньки, а то я совсем готов.

Дело окончилось тем, что мы дербалызнули еще по паре-тройке, а потом я провалился в сон, успев еще кое-как добраться до кровати.

Сдается мне, я проснулся. Ох, лучше б мне этого не делать! Башка квадратная, да еще при этом, кажется, вдвое больше туловища, во рту – будто стадо обезьян ночевало… И шевелиться невмоготу.

Стоп, Майк. Есть что-то нездоровое в ситуации. А именно?

Мать моя женщина, башку припекает! Это настолько меня поразило, что я тут же рывком сел и открыл глаза – и тут же снова зажмурился. Нет, надо посмотреть снова.

Первое, что я разглядел – солнечный блик на листе громадного дерева, потом – все дерево целиком, до того места, где его вершина тесно переплеталась с другими кронами. Так, а стволов тут… Раз… Два… Много. Это что ж получается – я в лесу?! Мало того, кругом, изволите видеть, лето, травка, чтоб ее, зеленеет, солнышко блестит и припекает основательно… Браво, Ордынцев. Допился. Конечно, всякое бывало, но чтоб уснуть зимой в квартире, а проснуться летом в лесу… Валяюсь, как идиот, на расстеленном покрывале из моей Н-ской квартиры, из одежды на мне – джинсы, тельник и старые кроссовки. И ничего больше. И никаких признаков цивилизации. Ч-черт, как же отсюда выбираться? Ну, первым делом на ноги встать.

Так я и поступил, а потом прямым ходом двинулся к ближайшему дереву, на ходу расстегивая ширинку.

Не успел я ее застегнуть, как воздух над моей головой вспорол резкий короткий свист, оборвавшийся щелчком. Я поднял глаза. Примерно сантиметрах в тридцати над моей макушкой из морщинистой коры торчала стрела с сизым опереньем. Короткая стрела, толстая. Арбалетная. Надо же, никогда не видел арбалетной стрелы, а вот ведь – догадался…

И тут же на мои больные мозги обрушился громовой голос:

– А сейчас – руки за голову и медленно поворачивайся, а то следующая из твоей башки торчать будет!

Да, это, наверно, неприятно… Что ж, слушаю и повинуюсь…

– Ага, порядок. Вижу, что ты. Руки-то опусти, – из зарослей какого-то кустарника метрах в шести от меня торчал по пояс здоровенный рыжеволосый и бородатый детина, он сосредоточенно разряжал арбалет. – Ты ведь Ордынцев, верно?

– Вчера, вроде, так звали.

Бородач выломился из кустов:

– Ну, тогда давай знакомиться, – ростом он оказался разве что на какой-нибудь сантиметр пониже двух метров. – Вообще-то меня зовут Алекс, но я так же откликаюсь на остроумное прозвище Малыш. С прибытием, – он протянул мне широкую, как лопата, ладонь. – А кстати о птичках: у нас, Пришлых, настоящие имена не в почете.