Текст книги "Борода из ваты – пули из серебра. Том 1 (СИ)"

Автор книги: Михаил Северный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Наверное. Думаю нам стоит выпить чаю и успокоиться.

– Это означает, – прерывает его собеседник махнув рукой, – что прокажённых не пускают на порог. Что прокаженных всегда боялись и обходили стороной. Что одежду прокаженных сжигали, места где они жили заливали химией, а самих чудиков отправляли в специальные лагеря с такими же чумными, понимаешь? Зараза к заразе не пристает, вот в чем дело. Поэтому и нечистых селят в Улье, чтобы вы копошились там как гребаные пчелы. Собирали мед, для матки – царицы и не кусали нормальных людей.

– Перестань.

– Что?

– Перестань так говорить?

– Что ты сказал?

Василий Батькович шептал это, как шептал и хозяин дома. Они оба не хотели напугать её, и они с одинаковой силой ненавидели и презирали друг друга. Только один человечек удерживал этот периметр ненависти и злобы. Она сейчас на кухне очень медленно, невероятно медленно готовила травяной чай.

– Все нормально, Василий.

– Не называй меня так. Ты знаешь мое отчество, нечистый. Каждый раз когда я разговариваю с тобой, то пропитываюсь вонью Улья, он достает даже сюда – вы притягиваете его на расстоянии. Соседи чувствуют, как ваша вонь туманом выходит из-под дверей и они уже бурчат, мне каждый раз приходится успокаивать их и пару раз я перехватывал заявы в ОКН, если ты понимаешь о чем я. Ты многим мне обязан горбун. Очень многим. И я еще ничего не просил взамен.

Он молчал. Он не хотел спрашивать чего хочет этот жирный колобок, пришедший в пьяном виде в его дом и угрожающий хозяину.

– Не спросишь? Тогда я сам отвечу. У меня деловая встреча завтра. Нужно поговорить с очень важными людьми. Мы встретимся в театре, завтра очень громкая премьера и будет вся элита. Как там она называется? Вроде бы «Резня на бензоколонке Вязов» или типа того. Наслышан?

Он не ответил, но гость был удовлетворен.

– Верю, что наслышан. Трое ваших вампиров порешали всех застрявших на станции во время непогоды. Да вот только один выжил и вся правда выйдет наружу завтра на премьере. Билеты продают всем, даже вашим. Ничего личного, просто бизнес, пойдешь? Ну я так и думал. С твоим горбом трудно будет пропихнуться к своему месту, а с твоей бедностью и жадностью купить билет ещё труднее. А мне нужна спутница на вечер. Понимаешь? Я одинок не только потому что я умный или типа того, я умею шутить, обладаю властью и кредитами, но моя дружба с нечистыми выходит мне боком. У меня до сих пор нет спутницы жизни, а на такие встречи по одному не ходят. Я хочу одолжить твою жену на вечер.

Горбун вдруг шагнул на него и толстяк вскочил:

– Стоять! Или я начну кричать! Ты хочешь напугать женушку?

Он стоял и тяжело дышал, он смотрел на гостя и желал вырвать сердце у него из груди, хотел чтобы аура из красной стала черной, потом серой, прозрачной и пропала совсем. Но он удержался. Так нельзя. Времена вражды и войн давно прошли. Толстяк улыбнулся, оскалился как самая ехидная на свете гиена. Они всегда скалятся когда чувствуют слабость противника.

– Один вечер. Одна премьера. Она играет мою подругу и всё. Если, конечно, она сама не захочет продолжения.

Толстяк замолчал, ожидая гневной реакции – чувствовал что наверное перегнул палку, но Он просто отрицательно качал головой.

– Нет? Ты уверен, что твоя гордость стоит того, что ты можешь потерять? Что будет когда ОКН наведается с проверкой к тебе на работу? А к твоей женщине? А если нервные пацаны с кастетами будут дежурить около подъезда, ожидая твою жену идущую с работы? А если полиция внимание обратит? Комиссии начнут ходить с проверками, дом трясти и все в доме будут знать из-за кого такое движение? Ты не пожалеешь тогда, что жену в театр не отпустил?

Он молчал. Она слишком долго сидела на кухне, как будто-то знала о чем говорят мужчины.

– И ты приходи на премьеру, – добавил толстяк. – Я думаю будет интересно.

6.

А тем временем нервные пацаны с кастетами действительно дежурили около подъезда, вот только у другого. Их было двое: длинный, усатый сын директора мебельного склада по кличке Щека и его лучший друг, а по совместительству телохранитель Пузо.

Долго стоять на морозе было невыносимо и они часто бегали греться в подъезд, но боялись пропустить бабку и выскакивали назад в пургу, в мороз и в плохое настроение. Чтобы выдерживать все это на протяжении часа нужно было очень бабку не любить и Щека ее не любил по личным причинам. А Пузо… просто всегда был рядом.

– Я сейчас себе все причиндалы отморожу, – сказал растирая посиневшие ладони мажорчик, – склоняюсь к тому, чтобы идти домой и вернуться позже. Например через неделю.

– Согласен, – Пузо всегда был согласен не работать.

– Конечно ты согласен, – сразу передумал Щека и стряхнул намерхающий снег со своих жидких усиков. – Тебе лишь бы жрать и спать. А наказывать нечисть я должен сам.

Он попрыгал на месте и постучал ладошками над головой, пытаясь согреться. Пузо предусмотрительно отошёл в сторону, чтобы не получить в ухо от усатого спортсмена. Он действительно хотел в тепло, выпить горячего чаю с пирогами и завалиться спать, но Щеку лучше не обижать.

– Напомни чего она тебе сделала, шеф.

– Я тебе не шеф. Отказала она мне, говорил же.

– Не дала? Так ей же лет девяноста не меньше. И это же нечистая.Не понимаю я тебя, шеф, в последнее время.

– Ты дурак? – Щека остановился и толкнул друга в плечо, так что тот отступил на шаг к подъезду. – Я же рассказывал. Отказала мне старая ведьма. В грубой форме выставила за дверь без зелья и денег, а я очень отказы не люблю. Нечистая не будет выставлять за дверь человека безнаказанно, им только дай волю.

– Ясно, – ответил Пузо. – Ну сейчас можешь все ей высказать сам. Вон она идет.

Бабка продиралась сквозь снег, как маленький занесенный снегом трактор идет сквозь пургу.

– В такую погоду даже нечисть дома сидит, – сказал Щека и нырнул влево, прячясь за доской объявлений. В кармане он уже нащупал резиновую дубинку. – Ведьмы хуже нечисти.

Пузо уже не слышал его из-за ветра и потому что сам ушел вправо. За почтовыми ящиками он спрятал канистру с бензином и нужно было ее откопать, снегом наверное уже занесло. Лыжные маски они вытащили почти одновременно. Нечисть практически невозможно убить, но можно помучить, так чтобы она и через сотню лет вспоминала неожиданную встречу под подъездом.

Канистра была на месте, как и скотч, молоток, гвозди, нож-выкидуха и пара досок. Пузо достал из кармана выдвижную полицейскую дубинку и прищурился – бабка уже была в трех шагах и Щека уже выскочил напротив, ожидая, что задницу ему прикрывает друг.

Бросив канистру Пузо побежал смешно задирая ноги к ним, снег очень мешал быстро передвигаться, но хорошо, что всё было рядом. Он успел увидеть как Щека почему-то пропустил старушку и даже кивнул ей, а когда она прошла мимо резко замахнулся и ударил по затылку сверху вниз. Пузо подскочил и добавил от себя, а потом принял в обьятия рухнувшее тело и потащил в сторону.

– Она не видела твое лицо?

– Конечно не видела, я же маску одел.

– А зачем пропускал её?

– Хотел по затылку дать, так надежнее.

– Шеф, крест будем сооружать? Или ну его нафиг?

– Я тебе не шеф, задрал уже. Конечно, будем. Сожжем ведьму на кресте, как в старые добрые времена. А завтра идем в театр, на премьеру.

– Ну, блин. В такую погоду только ведьмы по улицам ползают и уборщики дорог. Можно я не пойду?

– Пойдешь. Я не буду твоим другом, если позволю пропустить легендарный спектакль. Говорю тебе, там будут все.

– Я не все…

– Хватит стонать. Лучше бабке врежь, а то сейчас очнется и сопротивляться начнет.

– Хорошо, шеф.

7.

Трое полицейских последний раз смотрят на АЗС № 13 опутанную желтыми лентами, как дерево листьями и разворачиваясь идут к машине. Метёт уже не так сильно, но элегантный лексус рядом с их служебкой они заметили не сразу. Не удивительно пока не открывается дверь и наружу не вылазит мужчина кажется, что это всего лишь часть сугроба

– Чёрт побери, – сказал первый полицейский или коп № 1. Имя не важно.

– Приехал, – вздохнул полицейский № 2. Имя не важно.

– Припёрся, – прорычал вполголоса расстроенный полицейский № 3. У него болел живот и тошнило после завтрака тем, что ему передала девушка. Нужно выкинуть сучку на улицу. Имена обоих не важны.

Зато важно кто сейчас бежит им навстречу и этот кто-то очень зол. Гребаный владелец сети автозаправок «Наш Газ». Владелец или генеральный директор – не важно. Шишка большая и влиятельная – настоящий прыщ на жопе.

– Кажется он зол, – задумчиво говорит полицейский № 2. Хозяин автозаправок спотыкается, постоянно проваливается под снег и ветер бросает его из стороны в сторону, как потерянный манекен.

– Поэтому ты всегда номер два, – говорит полицейский № 1. – Доходит как до жирафа. Ясно, что он зол. Заправку мы не откроем ещё долго. Погода задержала экспертов, а им там работать и работать. Бабло уходит сквозь пальцы, а эти ребятки не любят терять денежку.

– На премьеру пойдешь? – неожиданно спрашивает полицейский № 3. – Ну в театр. Об этом деле.

– Какую премьеру? – удивляется полицейский № 1 и он уже не первый, обидно. – Даже не слышал об этом.

– Ну ты даёшь, – удивляются напарники.

Газовый магнат матерится и падает лицом вниз только успевая выставить руки вперед. Так и падает в своей дорогой дубленке, костюме, сапожках на меху и дурацкой с ушами (но наверное очень дорогой шапке). Он так и барахтается, как большой, неуклюжий северный человеко-жук. Напарники бросаются поднимать уважаемого человека, а тот отталкивает их, пытается встать сам и ветер насмехаясь швыряет его обратно и крутит по земле.

«Мне нужно в театр, – думает полицейский № 1 – Я очень устал от этого всего».

8.

Мэр стучал по столу так, будто хотел разломить его надвое, а-ля лысый боец из монастыря Шаолинь.

– Чё это за херня творится в моем городе, ты! Как там тебя!

Фольклорист опустила глаза и рассматривала носок сапога, таким мэра она еще не видела. Вот тебе и интеллигенция, белая кость – верещит как свинья под ножиком. Не видит перед собой даму, видит только того, кто не справился с заданием и принес проблемы в его уютный кабинетик.

– Ты мужик вообще или баба? Как к тебе обращаться хоть? А вообще мне похеру Фольклорист ты или Баянист! Какого хрена творится вообще? Что за резня на заправке?

– Называйте меня Госпожа.

– Да толстого тебе в рот, Госпожа, бля! Я спрашиваю, что за херня за городом произошла.

– Нечистый, которого называют Морозом, дедом Морозом, дедушкой, Зимой – по всякому, вошел на заправку с двумя подручными и убил там всех, включая женщин. Я подробности не знаю, меня туда не пустили, я ведь звонила.

– Звонила, звонила, – мэр сел за стол и рукой смел осколки разбитой в гневе чашки на пол. – Там ОКН влезли по самые помидоры и никого не пускают, все под их контролем, хрен поймешь, что происходит. Ты ведь с ними повязана! Набери – узнай!

Фольклорист пожала плечами, и мэр по клоунски передразнил ее:

– Че? Не скажут? Не такая уж ты и крутая, как хочешь показать. ОКН не в хрен тебя не ставят, дорогуша. Теперь второе, сядь!

Она послушно села на стульчик напротив и положила ногу на ногу. Мэр презрительно хмыкнул и нажал кнопку коммутатора.

– Галя, принеси-ка мне ту газету с рекламой.

В ожидании он молчал и злобно рассматривал гостью, а она безразлично смотрела в окно, там где снежинки бились за свое место на стекле. Процокала каблуками высокая секретарша и газета легла на стол. Через мгновение мэр швырнул ее в лицо Фольклористу и орал: «Прочти! Что там! Объясни мне что это за херня!» Секретарша быстро и бесшумно закрыла дверь за собой.

Фольклорист поймала газету и не открывая положила на колени. Дождалась пока начальство успокоится и наконец ответила, тихо и спокойно, хотя с удовольствием вспорола бы жирному горло от уха до уха.

– Спектакль. Посвященный событиям произошедшим в тот день на автозаправке номер тринадцать. Хорошая бизнес идея, хоть и рискованная.

Ненавистью вырабатываемой мером следующие пять минут можно было поджечь кирпичное здание. Он орал так, что дрожали двери и секретарша сломала ноготь, а этажом ниже лопнул кулер. Мэр верещал про свои неуверенные позиции и про грядущие выборы. Он говорил (орал) что из-за таких сучар вся идея Улья может превратиться в пшик. Ненависть между людьми и нечистыми растет в геометрической прогрессии, а этот гребаный спектакль может вызвать ебаный взрыв, который разнесет полгорода. А виновата во всем этом будет тупая сучка Фольклористка и он пойдет в тюрьму вместе с ней. Он орал, что если его не переизберут, то больше никто не поддержит ее дебильные идеи насчет сосуществования, паразитизма, симбиоза и прочей псевдо-научной херни. Их просто всех уничтожат ударом гребаной ракеты. На этих словах Фольклорист моргнула, не выдержала. Мер упал лицом на стол и выдохнул. Теперь он был спокоен, кровь из носа растекалась по дереву стола и успокаивала.

– Нужно найти Мороза, – прошептал он.

– Да, – сказала Фольклористка.

– Нужно казнить его на Рынке. Публично. Показательно жестоко.

– Да.

– С применением серебра.

Фольклорист промолчала. Она думала. Мэр покорно ждал и украдкой пальцем вытирал кровь из ноздри, не поднимая головы.

– Но для начала нужно сходить в театр.

Мэр рыча начал поднимать голову, пуская кровавые пузыри из носа.

– Надо, – сказал Фольклорист – Хочу подробностей.

9.

Касьян ждал её у кабинета. Слова не сказал пока она не закрыла массивные двери и не отошла в глубины коридора. Только потом он пристроился рядом и шепнул на ходу:

– Ну что там?

– Не твое дело, – она отрезала резко и нагло, даже не остановившись. Касьян покраснел, но продолжал бежать, а точнее семенить за ней. Да, настолько быстро удалялся Фольклорист от двери из-за которой доносились страшные крики. Впереди, метрах в десяти уборщик согнувшись рылся в своих ведрах, щетках, швабрах, порошках – наверное искал что-то.

– Я слышал кое-что. Думаю, что нам нужно временно объединиться, чтобы поймать банду Мороза. Как вам такая идея? Это в наших интересах найти его быстро и желательно больше не допустить жертв. А как говорится две головы лучше чем одна.

Фольклористка вдруг так резко остановилась, что Касьян проскочил на пару шагов вперед и был вынужден вернуться. Они стояли почти напротив перепуганного уборщика, который сжался в маленький незаметный комочек и изо всех сил старался быть незаметным, когда Касьяна схватили за шиворот, как паршивую собаку.

– Слушай меня внимательно, нечистый.

Она смотрела ему в глаза, но Касьян не отвел взгляд, он умел держать удар.

– Фольклорист никогда ни с кем не объединяется. Если ты мне будешь нужен – я тебе прикажу явиться куда мне нужно и ты явишься. Если я скажу принести с собой упаковку семейных трусов ты принесешь трусы, а не носки. Если я скажу привести с собой нечисть ты ее приведешь. Если я скажу думать ты будешь пытаться ворочать своими нечистыми шариками, если не скажу – не будешь. Никакой инициативы и самодеятельности, это ясно?

Он промолчал и еле заметно кивнул. Уборщик наставил ухо так, что оно заострилось как у эльфа из книжки. Замер и напрягся, забывая даже делать занятый вид. Не успеет Касьян выйти из здания мэрии, когда нечистые по всему городу будут знать, как его унизил Фольклорист, как он пресмыкался и как предательски дрожал его голос. Фольклорист улыбнулась легко, краешком губ и повторила медленно нарочито громко и растягивая слова, как жевательную резинку.

– Это ясно? Отвечай слуга!

– Ясно, – прошипел Касьян и почувствовал что краснеет, впервые наверное за сто лет. На его белой почти мертвецкой чистоты коже отражались красные пятна очень ярко. А как пылал жар внутри смущенной башки, не знает никто – даже подслушивающий нечистый.

– За мной не идти. Не хочу чтобы меня ассоциировали как подружку нечистого. Я подумаю как дальше быть и если ты мне понадобишься – вызову. Если понадобится кто-то другой вызову его. Вы мне все на одно лицо. Вот например его позову, если понадобится.

И она небрежно кивнула в сторону уборщика. Невзрачный очкарик задрожал как будто пронизывающий холодный ветер забрался ему под рубашку и гулял там как по Парижу. Еще сильнее дрожать было невозможно, но у него получилось когда Касьян обратил внимание на него. Две пары жестоких глаз скрестились на ни в чем не виноватом уборщике. «Убивать будут медленно», – подумалось ему.

– Это хоть тебе ясно?

– Ясно и понятно, – ответил Касьян, разглядывая дрожащую спину.

– Тогда я пойду? – издевался Фольклорист.

– Иди, – ответил он и сам испугался своей наглости.

– Ну пока?

– До свидания.

– До завтра.

Фольклорист зашагала не оглядываясь, только каблучки цокали звонко по полу. Прошла к лифту, нажала кнопку вызова и не дожидаясь приезда кабины зашагала вниз по ступенькам. Ох уж это слово «шагала», кажется оно не совсем идеально подходит для обозначения этой наполовину изящно-хрупко женской, наполовину грозной-мужской походки, но так вот ее обозначил Касьян Ученый, словарный запас у него был слабенький.

Уборщик сглотнул и звук прозвучал необычайно громко, как для повседневной жизни. Или это страх увеличил громкость в ушах парня, но Касьян услышал и обернулся. Фольклорист исчезла, как и звуки ее шагов. Они остались вдвоем.

– Не бойся, – сказал Касьян почти ласково, он внимательно разглядывал собеседника не пытаясь приблизиться, подать руку, ударить, уйти. Ничего. Никакой реакции просто стоял недвижимо. – Не смей дрожать и повернись ко мне лицом, когда с тобой разговаривает старший.

Медленно, очень медленно уборщик обернулся, но дрожать не перестал. Это было не в его силах, поджилки тряслись, как туго натянутые провода и рот наполнился слюной. Мягкий голос Касьяна не успокаивал его, а наоборот вдавливал в землю. Прижимал со всей силы, давил на затылок, прижимал ступни к бетону, а сдвоенный прицел глаз прожигал лазером.

– В карты играешь?

Вопрос был неожиданным, но ожидаемым. Все знали Уборщика и что с ним играть не стоит.

– Нет. Вы же знаете.

– Это хорошо. Обманывать сейчас не лучшее время. Люди обидчивые стали, особенно на наших.

Он замолчал и прищурился.

– Ты почему моргнул? Не считаешь меня своим?

– Считаю, конечно, – ответил уборщик, но глаза не поднял, только быстро глянул украдкой.

– Я знаю, – сказал Касьян. – я всё прекрасно знаю. Касьян Мудрый далеко не дурак. Всё понимаю, но принять не могу. Я ваш. И ничего вы с этим не сделаете. Пока.

Он развернулся и привычным жестом заложив руки за спину пошел к лифту, который как раз открылся и как будто ждал его.

– Мудак, – прошептал уборщик, он прекрасно видел что держал Касьян в кармане и как сильно его руки хотел вырвать нож на свободу. И резать, резать, резать чтобы напившись крови успокоиться наконец. Но Касьян сдержался. И разжал пальцы. Уборщик всё это прекрасно видел. Чудо-зрение, его дар, не даст спрятать ничего.

– Я все слышу! – не оборачиваясь провозгласил Касьян. – У кого-то рентгеновское зрение, а у меня слух!

Он шагнул в кабину лифта, отражаясь со всех ракурсов в зеркальных его стенках развернулся на каблуках и подмигнул, улыбаясь. Дверцы закрылись и кабина полетела на первый этаж.

Уборщик облегчённо выдохнул и выпрямился. Обернулся к ведру в которое собирал макулатуру, обычно прочитанные газеты. Быстро просканировал и нашел ту, что его заинтересовала. Из-за неё он и задержался и чуть не попал в неприятности.

Достал, тряхнул чтобы расправить и долго смотрел на главную страницу. Его привлекло рекламное объявление.

На город обрушилась невиданная десятилетиями зима. Ужасная метель. Пурга. Дороги занесло. Эвакуаторы и снегоочистительные машины не справляются со своей работой. Неразлучная шестерка общественных активистов движения «Чистый город» патрулировала на окраинах Города, когда непогода практически заперла их на заправке фирмы «Наш Газ».

10

«Иваныч!» – кричит взъерошенный красномордый здоровяк в дорогом костюме. У него красные воспаленные глаза, запах кофе изо рта, кофейные чашечки по всему кабинету и дрожащие от усталости руки, хотя физически он в жизни и года не работал. «Интеллигенция, – как говорила мамаша когда была под шофе – Директор театра, твою мать. Слоновая кость!»

– Чего? – отвечают из соседнего кабинета. Они перекрикиваются так уже больше суток, вставать не хочется даже ради перекуров. Курят просто в кабинетах, секретарши заходят проверить не заснули начальники с сигаретами в зубах случайно и не начался ли уже пожар?

– Иваныч! Зайди!

– Чего тебе, Николаич?

– Зайди говорю! Директор я или кто?

– Так я уже и не знаю. Голова не варит, загонял ты меня Николаич со своей премьерой!

– Не слушаешься? Без премии в следующем месяце!

– Да я тебя не боюсь, Николаич! Лишай! Я пойду в районный, меня давно звали!

– Сам ты лишай! А точнее змея, которую лично вскормил! На улице буквально нашёл, в техникуме засраном! Пригрел, вырастил, обучил и карьеру построил, а ты в «районный»! Сейчас я Петровича наберу, будет тебе и районный и междугородний!

– Эй, ну Николаич не нервничай!

Шаги уже хлопали по коридору, но не быстро. Идти тут было пару шагов. В кабинет заглянул Иваныч, полная противоположность директору. Высокий, черноволосый, мускулистый и с приятной улыбкой. Куда уж там здоровяку с одышкой и постоянно красным лицом.

– Я тебе дам не нервничай. У меня сердце, а ты шуточки решил шутить? Щас как позвоню, да как наберу.

– Николаич, по делу давай, чего случилось? Как торговля? Все билеты продал?

Директор вздохнул и грустно кивнул:

– Все, друг. На месяц вперед. Мне даже немного страшно какое болото мы растормошили. У нас ведь не кинотеатр с порнухой, к нам интеллигенция ходит, да богачи жен выгуливают, а тут прямо аншлаг, даже среди нечистых. Ох, боюсь я.

Иваныч прикрыл за собой дверь и зевая, подкатил стул к стене и уселся с серьезным лицом.

– Не вздыхай так протяжно. Чего боишься?

– Да боюсь за бизнес свой. Слишком много будет разнообразных ингредиентов в моем компоте. Как бы кастрюля не лопнула.

– Это да, – без тени шутки согласился Иваныч. – Замес может начаться в любой день. Нечистые тоже кредитов за билеты отвалили немало. Придут и те и другие одновременно. Каждый со своей ненавистью, как с чемоданчиком чистого зла. А я ведь говорил тебе сделай отдельные залы для нечистых. Или хотя бы отдельные сеансы.

– Но я, – замялся директор и почесал стремительно багровевшую лысину, – это ведь как в старые времена. С неграми. Нельзя так.

– Вот и мучайся теперь. Кредиты ослепили и оглушили тебя, так что друзей не слушал. Отвали денег полицейским, а лучше молодцам из ОКН. Пусть дежурят на всех сеансах. Много потеряешь, но не настолько много как можешь, если не будешь контролировать нашего двуглавого гостя.

Они помолчали. Директор выудил из стола две кружки, упаковку кофе и сахар в кубиках. Протер глаза и пошел ставить чайник. Долго думал, потом разливал кипяток и мешал ложечкой порции бодрящей вкуснятины. На них уже кофе не действовал, но нужно было что-то в себя заливать, чтобы не спать.

– Красиво ты говоришь режиссер. Подбил меня на эту постановку, 'я сам все сделаю, пьеса есть, актеров найду и сам поставлю её, ты только деньги считай… А сам в кусты?

Иваныч посмотрел на часы, через два часа – генеральная репетиция, скоро начнут сходиться актеры и даже авторы придут посмотреть инкогнито.

– Я обещал тебе аншлаг, Николаич? Получи и распишись. А решать проблему уже твоя работа, не моя. Говорю, дай денег этим малолеткам, пусть крутятся рядом и нечистых не трогают – следят за порядком и всё пройдет мирно.

Директор мрачно пил свой кофе и много думал.

11.

– С ним все будет нормально? – банальная фраза звучит совсем не глупо, когда мать спрашивает о своем больном ребенке. Женщине в белом приходится отвечать на таком же уровне.

– С вашим мальчиком теперь всё будет хорошо. Плохая болезнь больше не вернется, я вложила достаточно энергии в лечение. Пусть отсыпается, не мешайте ему отдыхать.

Банальные фразы они перекидывались ими как мячиком в пионерболе, в то время когда отец ребенка тяжело дышал в углу и старался не смотреть на молодую ведьму. Он очень не любил нечистых и это еще мягко сказано. Когда он был тонкогубым школьником они с друзьями издевались над слабыми младшаками и обычно под град издевательств попадали именно «необычные» дети. Одаренные, со способностями, с отклонениями, странные, потусторонние – как их только не называли пока не устоялось одно устойчивое название-«нечистые».

Теперь нечистая приходила лечить сына и отец был вынужден принять помощь, хоть и со всей человеческой ненавистью. Но показывать свое отношение к ней он не мог – мало что она может сделать своими пасами с его мальчиком.

– Спасибо вам, – чуть не плачет жена. Как стыдно, так вести себя с нечистой, но бабы глупые и эмоциональные. – Спасибо, родная. Я вижу как он расцвёл, оживал на глазах, с каждым разом как ты приходила, с каждым днем. Чем я могу расплатиться с тобой? Сколько хватит кредитов?

Женщина в белом улыбается и качает головой.

– Разве можно оценить в кредитах жизнь ребенка? Оставьте их себе, мне ничего не нужно.

Счастливая мать продолжает благодарить спасительницу и та отступает к двери, улыбаясь. Отец ребенка краснеет, но когда спасительница смотрит на него – улыбается.

– До свидания.

– До свидания, – говорит он, скрипя зубами. – Стой. Постойте секундочку, послушайте.

– Да? – она удивленно останавливается. Этот мужчина. Он никогда, почти никогда не говорил с ней. Он только сидел в стороне, только открывал дверь, когда она приходила и удалялся в соседнюю комнату. Он только сверкал глазами и односложно общался с женой, а сней почти никогда. И сейчас он решил поговорить?

– Я хотел бы отблагодарить вас.

Она думает о деньгах и смущенно качает головой.

– Мне ничего не нужно. Спасибо. До свидания.

– Стой!

Она останавливается. Интересная смесь настроений в его голосе: ярость, стыд, просьба, унижение, гордость, благодарность. И все это прозвучало в одном слове. Как интересно и как жутко.

– Да?

Он мнется как девочка только что потерявшая хвост и вышедшая первый раз из моря на сушу. Он не смотрит ей в глаза и пытается что-то сказать.

– С вашим сыном теперь все будет хорошо. Я обещаю.

Он чуть не плачет от бессилия и тихо шепчет «Спасибо». А потом добавляет: «Больше не приходи к нам. Это теперь опасно. Как для тебя, так и для нас. Времена настали злые. Много ненависти на улицах. Остерегайся ходить сама по улицам. Да и спутник тебя не спасет, только двое пострадаете».

– Что происходит? – спрашивает нечистая, – Кого я должна бояться?

– Не ты, а вы. Все вы. Но на других мне плевать – тебе я сильно задолжал и помочь могу только советом. Не высовывайся, а в идеале уезжай из Улья куда подальше.

– Скоро здесь будет холодно, я слышала об этом, – кивает она и выходит. Он смотрит на закрывшуюся дверь и прислушивается к удаляющимся шагам. Минуя жену подходит к окну и следит как фигурка сквозь пургу пробирается по свеже протоптанной дорожке к выходу со двора. Когда они исчезает за углом он может позволить себе расслабиться и вернуться к семье.

– Дорогой?

– Да, любимая.

– Что это за конверт на столе? Какие-то билеты… Ты завел любовницу и ведешь ее в театр?

– Нет. Завтра мы идем в театр.

12.

– Касьян, это ты, старая кочерга?

«Бабушка как всегда не отличается вежливостью и осторожностью», – подумал Касьян, рассматривая сгорбленную фигуру сквозь рисунок решетки. После того пиздеца, что старушка устроила во время захвата ей уже никогда не увидеть воли, но она остается все такой же наглой, самоуверенной курвой, как и в молодости. Он даже немного завидовал ее ненависти.

Вот куда ей уже рыпаться, сидит в клетке, три этажа под землей, грязная, немытая, нечесанная. Избитая и наверняка ее пытали ублюдки из ОКН, но ведьма всегда останется ведьмой. Злобная, с длинным языком-жалом и наглыми глазами, даже сейчас светятся они из-под спутанных волос. Может кинуть ей что-то вкусное в клетку, как собаке? Чтобы она почувствовала где находится и кто тут главный, – подумал Касьян и заложил руки за спиной, – нет. Здесь уже ничего не докажешь. Бесполезно. Зверь останется зверем, а Баба останется Бабой, пока ее не утопят в расплавленном серебре. Только так можно успокоить бешенную старуху, но он не собирается марать руки. Пусть сидит здесь вечно, старая крыса.

– Это Касьян, бабушка. Но наверное ты меня и имела в виду.

– Я тебя сама кочергу в одно место введу. Жаль, что она в избушке осталась, которую вы сожгли.

Она шипела злобно, уставившись на него сквозь заросли грязных волос, а он старался не дёргаться и улыбаться расслабленно, как дома перед камином. Бабушке только покажи слабость и она уцепится за нее как бешенная собака за ногу, разрывая сухожилия, твою мать. Нет, она все прекрасно понимает. Несмотря на ее ужасное состояние, несмотря на беспомощность и нулевые шансы она понимает, что он опасается (боится?) сунуть руку между прутьями и поднести бабушке подарок. Очень уж крепкие зубы у людоедки и сильны мощные волосатые руки. Если она только вцепится ему в запястье и Касьян почувствовал как возникла капелька холодного пота на затылке и медленно, размазавшись потекла вниз по спине. Страх. Он все-таки боялся ее, даже когда столетняя дикарка надежно заперта и может ранить только оскорблением или злобным взглядом. Он боялся.

– Некрасиво так говорить, люди не поймут, как и я.

– Мне насрать на людей, как и на тебя, однояйцевый выблядок. Прочь поди или тебе что-то нужно от бабушки? Может ты хочешь тепленького? Того что хранится у бабушки под юбкой, Кощей?

– Не называй меня так.

– Не нравится твое настоящее имя, мальчик? Или называть тебя просто, «внучек»? Как говорится в книжке «ты забыл имя своего отца, жалкий ублюдок»! Иди сюда, я тебя поцелую, там где маленькое становится большим. Займемся этим просто на грязном полу, а потом ты пойдешь подлизывать людям-человекам, тем, кто хочет уничтожить твой народ.

Он улыбнулся и старуху это взбесило, он видел как дернулось плечо в нервном импульсе. Пусть больше матерится и обзывает – это успокаивает. Когда наешься сладкого от сахара воротит и здесь таже логика. Чем больше ведьма шипит, тем меньше он ее боится.

Бабка умная. Кажется она тоже поняла это и замолчала. Только смотрит ожидая ответного хода. Так и стоят они друг напротив друга, разделенные решеткой.

– Я защищаю вас от плохих людей и договариваюсь с хорошими. Все эти мерзости, которые ты себе представляешь – я делаю ради нашего народа. Ради вас.

Ведьма не поверила, что было видно по саркастической ухмылке и по слюне растекавшейся по черному сапогу Касьяна.

– Ради нас, бл. Ты даже говоришь о своем народе, как о чужом, человеческий лизун. Они загоняют нас в стойла, наказывают, считаю по головам как баранов и даже вещи забирают – хорошие люди.