Текст книги "Чехия. Биография Праги"

Автор книги: Михаил Ахманов

Соавторы: Владо Риша
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

От имени Сигизмунда ему отправили приглашение на собор, причем император пообещал, что Гус не только будет в безопасности, но и сможет изложить свои взгляды отцам церкви. Однако дискуссии не получилось: едва Гус появился в Констанце, как был взят под стражу, несмотря на охранные грамоты императора. (Между прочим, по одной из версий, Сигизмунд обещал Гусу неприкосновенность и безопасность только на пути из Праги в Констанцу. Вообще этот император был очень хитер – недаром в Чехии его прозвали «Рыжим лисом»). Чешскому проповеднику предложили отречься от своего учения. Друзья и сторонники, сопровождавшие Гуса, умоляли его сделать это ради спасения жизни, но он был несгибаем. 6 июля 1415 года собор, в присутствии Сигизмунда, вынес следующий приговор: сочинения Гуса сжечь, а его самого лишить сана и передать для осуществления казни в руки светской власти. Это означало костер.

Академик М. К. Любавский в своей «Истории западных славян» так описывает последние минуты жизни великого подвижника:

«Гуса вывели за город в сопровождении огромной толпы народа. Гус шел на смерть бодро, с молитвою и пением. Раздев его, палачи привязали его к столбу веревками и цепями. Две фуры дров, смешанных с соломой, были разложены вокруг него, покрывая его до самой шеи; к скованным ногам подложили еще две охапки. В последнюю минуту прибыл имперский маршал и еще раз предложил Гусу отречься и тем спасти свою душу и тело. Гус отвечал, что он сознает себя ни в чем не виновным и радостно умирает за истину. Палач зажег костер. Пламя охватило со всех сторон Гуса, который со взором, устремленным на небо, пел псалмы. Порывом ветра отнесло пламя ему в лицо, и он задохся в одно мгновение. Когда костер прогорел, собрали золу и обуглившиеся кости Гуса и бросили их в Рейн, чтобы почитатели ничего не могли взять на память с собой в Чехию».

Так умер один из самых могучих духом людей, когда-либо живших на Земле. Но искры от его костра разожгли огонь гуситских войн, а затем и пламя Реформации.

Весть о казни Гуса привела Чехию в ярость. Говоря об этом, мы имеем в виду все сословия: высшую знать, которая фактически правила страной при слабом короле; рыцарей, то есть мелкопоместное дворянство; последователей Гуса среди священников; профессоров и студентов Пражского университета; крестьян и значительную часть горожан. Последовали гневные петиции Вселенскому собору, а в ответ на них все сторонники Гуса были объявлены еретиками.

Однако нельзя сказать, что среди чехов царило полное единомыслие, его-то как раз тогда и не было. Знать, опасавшаяся крестьянских мятежей, составила умеренное крыло гуситов, готовое пойти на переговоры с католиками: паны требовали только свободы вероисповедания и причастия под обоими видами, «sub utraque specie», именно поэтому, как уже говорилось выше, их и называли утраквистами (или чашниками). Тогда как табориты, более радикальное крыло гуситов, объединявшее крестьян, бедных горожан и часть рыцарства, желало социальных перемен и предельной чистоты веры. Кроме того, в Праге и других городах имелось немецкое население, преданное католической церкви: бургомистры, городские судьи и другие члены магистратов были, как правило, немцами. Таковы истоки розни, что привела вскоре к кровавым побоищам, зачинщиками которых часто являлись студенты. В 1419 году разъяренная толпа ворвалась в ратушу Нового Города, находившуюся в руках немцев, и выбросила из окон членов магистрата. Осуществленная таким способом расправа положила начало своеобразному пражскому обычаю – дефенестрации, когда неугодных народу чиновников вышвыривали из кресел прямо на камни мостовой. В самый разгар этого мятежа умер король Вацлав. Как всегда бывает, междуцарствие оказалось чревато потрясениями: народ стал рушить католические церкви и монастыри, духовенство из которых в ужасе бежало.

У таборитов нашелся грозный предводитель – великий полководец Ян Жижка (1360–1424). Глядя на его огромный монумент в Жижкове, невольно вспоминаешь такого воителя, как Ганнибал, но Жижка, в отличие от него, умер непобежденным. Он был человеком мрачным и суровым по характеру, опытнейшим боевым вождем, всей своей жизнью подготовленным к выпавшей ему роли лидера. Происходивший из семьи обедневших дворян, Жижка провел молодость при дворе короля Вацлава, а в зрелые годы много сражался, участвуя во всех знаменитых битвах той воинственной эпохи: при Грюнвальде (где лишился левого глаза), при Азенкуре, в войнах венгров с турками и в иных схватках, – словом, повсюду, где рыцарь может показать свое умение и удостоиться славы. Очевидно, славы и денег он так и не нажил, зато боевой опыт приобрел богатейший. Примкнув к радикальному крылу гуситов, Жижка быстро сделался его лидером, создал из разрозненных отрядов грозное войско и выстроил укрепленный лагерь на горе Табор.

Сигизмунд, объявивший себя наследником чешского престола, но чехами не признанный, выступил против еретиков и мятежников в крестовый поход. Трудно сказать, сколько всего бойцов насчитывала его армия (некоторые источники называют огромные цифры, до ста тысяч), но войско, подошедшее к Праге, тоже было изрядным и составляло тридцать тысяч солдат. Жижка разбил крестоносцев, имея всего четыре тысячи, и случилось это на холме Витков на подступах к Праге в 1420 году. Теперь это место называется Жижков, и памятник гуситскому полководцу стоит примерно там, где он выиграл сражение. В одной из последующих схваток Жижка лишился и второго глаза, что не помешало ему успешно командовать армией: в 1422 году, во время второго крестового похода, он нанес Сигизмунду сокрушительное поражение при Немецком Броде. Потом войско Жижки заняло Прагу, но вскоре сам он умер от чумы. Таборитов возглавили другие вожди, но среди них уже не было столь талантливых и грозных, как Ян Жижка.

Кажется просто невероятным, что этот человек умудрялся побеждать армии врагов, имевших огромное численное превосходство. Разумеется, много значили правильный выбор позиции, внезапность нападения, энтузиазм и стойкость воинов, их железная дисциплина и непоколебимая вера в своего вождя. Но имелась у Жижки и особая, как мы бы сейчас выразились, новация – тяжелые боевые возы, экипажи которых были вооружены арбалетами, копьями и палицами, – своеобразный прообраз танков. Их использовали разными способами: например, при атаке возы могли проломить и рассеять вражеский строй, а в случае обороны их соединяли цепями, превращая в укрепление. Да уж, в военном деле Жижка несомненно был новатором.

Следующие десять лет после его смерти прошли в борьбе двух гуситских партий друг с другом, с католиками и с крестоносными полчищами императора. При этом совершались страшные жестокости; страна истощилась и обезлюдела. Наконец утраквисты заключили мир с Сигизмундом, составив и утвердив у него так называемые Пражские компактаты – соглашение, гарантирующее свободу вероисповедания. Недовольные этим табориты взялись за оружие, но потерпели поражение в битве под Липанами в 1434 году. Сигизмунд был признан чешским королем и торжественно въехал в Прагу, но вскоре умер в весьма почтенном возрасте, ибо ему к тому времени уже исполнилось шестьдесят девять лет. Чехия опять осталась без правителя, погрязнув в смуте и междоусобицах.

Они длились почти целый век, вместивший в себя недолгое владычество Альбрехта Австрийского и его сына Ладислава, разгром таборитов, правление «гуситского короля» Иржи из Подебрад, войны с венграми и борьбу за чешский трон между венгерским властителем Матвеем Корвином и польским принцем Владиславом. Последнего избрали паны, и он все же стал чешским королем после Иржи Подебрадского, был коронован в Праге и правил довольно долго, с 1471 по 1516 год. Но большого счастья это Чехии не принесло; король был слаб, а высшее дворянство – сильно, так что знатные паны фактически сами управляли страной, собираясь время от времени на сеймы. До гуситских войн основная часть земель принадлежала королю и духовенству, но теперь ситуация изменилась – земельные угодья были сосредоточены в руках высшей аристократии, владевшей огромными поместьями. Это было завоеванием и победой панства, народу же достались только свобода веры и причастие «под обоими видами». В наши дни Чехия – католическая страна, но в том далеком прошлом подавляющая часть населения исповедовала протестантизм гуситского толка.

После Владислава на престол взошел его сын Людовик, но и с ним чехам не повезло: он процарствовал только десять лет и погиб в битве с турками. Новым королем избрали Фердинанда I Австрийского, и с 1526 года Чехия прочно вошла в состав монархии Габсбургов. В этом пестром конгломерате народов и стран она проделала скорбный путь от независимой державы до провинции, не слишком любезной сердцам верховных властителей.

Но Прагу еще ждал краткий миг величия.

Глава 12
Славный пражский грош

Почему грош «пражский», понятно, а вот что значит в данном случае эпитет «славный»?

Когда в далеком 1967 году чешские студенты знакомили гостей из Ленинграда с окрестностями Праги, то одна из экскурсий была в городок под названием Кутна-Гора, где находятся старинные серебряные рудники и монетный двор, ныне превращенный в музей. Михаилу Ахманову запомнилось, как молоденькая девушка-гид, рассказывая историю городка, рудников и монетного двора, с большим уважением отзывалась о монете, именуя ее «славный пражский грош». Вот почему мы именно так и назвали эту главу.

Хотя понятие «славный» имеет в русском языке два значения – «обладающий славой» и «добрый, хороший», экскурсовод несомненно имела в виду «прославленный». Это и в самом деле так, ведь в былые времена пражский грош славился по всей Европе. Но прежде чем говорить о нем, потолкуем о серебре, а точнее – о серебряных залежах, которыми Чехия весьма богата. Как гласит легенда, однажды пришли к Пршемыслу жители Чешской земли и стали просить, чтобы вещая Либуша поведала им, где в недрах земли спрятаны металлы. А дальше дело было так:

Выслушав просьбы владык и старейшин, Пршемысл велел им идти обратно в свои селения, а через пятнадцать дней снова явиться в замок. Когда в назначенное время посланцы родов опять прибыли в Вышеград, то увидели они князя, сидевшего на престоле, а рядом с ним – Либушу на деревянном троне, помеченном ее знаками.

– Слушайте, доблестные владыки и мужи чешской земли! – обратился к гостям Пршемысл. – Слушайте речи своей матери! И вас, и ваших потомков обогатит она теми словами.

Все обратили взоры на княгиню. Она же, охваченная вещим Святым Духом, встала и направилась через двор к самому краю стены. Пршемысл шел рядом с нею, за ним следовали владыки и девичья дружина. Остановившись на высокой скале над Влтавой, Либуша заговорила:

– Все, что скрыто в скалах и в глубинах земли, явят вам боги моими устами. – Она протянула руки к западу, туда, где заходит солнце, и молвила: – Вижу гору Бржезову, а в ней – жилы серебряные. Кто будет искать, тот найдет там богатство. Но соседи с запада, званые и незваные, захотят этим богатством завладеть. Вы же берегите все, что даровано вашей землей, чтобы из этих сокровищ не сковали для вас оковы недруги ваши.

Потом, обратив свой взор на юг, произнесла княгиня:

– Гору вижу Иловую, полную золота. В нем кроется великая власть и мощь. Но разорит она вас и быстро истает, если погаснет в вас огонь святой любви.

Повернулась Либуша налево, к восходу солнца, и стала так вещать:

– Стоит там гора с тремя вершинами, луну собою заслоняет, и сокрыт в недрах ее великий клад серебра, в трех хребтах горы трижды иссякнет металл и трижды появится вновь. Будет она манить чужеземцев, как липа в пору цветения манит пчел. Но не под силу трутням завладеть ее богатствами. Только трудом пчелы из серебра появляется золото.

Договорила Либуша и, обратившись на север, продолжила:

– Гору вижу Кржупнутую, а в ее глубине – олова и свинца тусклый блеск. Места эти охраняйте бдительно, и да будет так на вечные времена. Если ослабите силу хоть на пядь, потеряете навсегда великую долю своих богатств.

Открыла Либуша тайны металлов, а затем обратилась к владыкам и старейшинам, которые слушали ее почтительно и молча:

– Блеск семи металлов светит в ваших землях, колосятся золотом ваши поля. Роду вашему жить тут веки вечные, и будет он силен и богат, если святыми вам станут земля отцов, их кровь и труд, если перед чужеземцами вы не склонитесь, если, помня старинные обычаи предков, братьями будете братьям своим.

Город Кутна-Гора находится на востоке, в шестидесяти километрах от Праги. Основан он в первой половине XIII столетия при серебряных копях, столь богатых, что давали они в тот век третью часть всего серебра, которое добывали тогда в Европе. Так что не зря Пршемысла Отакара II называли Серебряным королем! При его сыне Вацлаве II начали чеканить монету, и стала Кутна-Гора вторым по богатству и значению городом в Чешском королевстве после Праги. В середине XVI века серебряные залежи истощились, город сильно пострадал во время гуситских войн и постепенно пришел в упадок. Но от эпохи величия остались в нем прекрасный готический собор святой Барбары (Варвары), несколько других костелов и Влашский монетный двор.

В переводе с чешского «влашский» значит «итальянский». Когда Вацлав II решил в 1300 году начать чеканить собственную монету, в Кутну-Гору были приглашены итальянские банкиры и мастера, потому и сделался монетный двор «влашским». Славный пражский грош короля Вацлава II весил примерно 4 грамма, и серебра в нем было много. На одной стороне монеты изображались корона, титул и имя государя, на другой – лев, герб Чехии. Гроши чеканили вплоть до 1547 года, но весить они стали меньше: сначала 3,5–3,7 грамма, а в XV веке, при Вацлаве IV, – 2,4 грамма, причем серебра в этой монете было уже чуть больше половины. Тем не менее пражский грош на протяжении нескольких веков не только являлся главным платежным средством в Австрии, Венгрии, Германии, Польше, но и был хорошо известен в других странах, в том числе и на Руси. Торговцы нуждались в звонкой монете, а пражских грошей изготовили много, так как Вацлав II обязал владельцев рудников сдавать все добытое на монетный двор. Обращение серебра в торговле и его вывоз в другие страны разрешались только в виде монет.

Теперь разберемся со словом «грош», прочно вошедшим в русский язык как синоним дешевизны. Мы говорим «грошовое дело», «цена – медный грош», потому что в России во второй половине XIX века медный грош составлял всего-навсего половину копейки. Слово «грош» не русское и не чешское, оно происходит от латинского «grossus» и итальянского «grosso» – «большой». Впервые гроссо, то есть «большой грош», начали чеканить в торговых городах Северной Италии: Генуе, Флоренции, Венеции и других примерно в 1170–1200 годах. Монета весила всего 1,5 грамма, но по сравнению с находившимся уже в обращении генуэзским денарием была в четыре раза тяжелее, потому и стала считаться «большой». В Средние века монету с таким названием чеканили не только в Италии и Чехии, но также в Германии, Франции, Англии, Польше и других странах: кое-где грош дожил до нашего времени как мелкая разменная монетка. Но самый знаменитый грош – несомненно пражский.

Возникает вопрос: какая монета стала ходить в Чехии, когда в 1547 году иссякли кутногорские залежи? Тут стоить вспомнить, что к этому времени чешскими землями управлял Фердинанд I Австрийский, и Чехия вот уже лет двадцать входила в состав монархии Габсбургов. В Австрии же имелась своя национальная монета, серебряные талеры весом в 29 граммов, которые начал чеканить в 1484 году эрцгерцог Тироля Сигизмунд. Талер был равен по стоимости золотому гульдену или флорину (2,5 грамма золота), и поначалу его называли гульденгрош, а потом – просто серебряный гульден. Потребность в такой крупной монете была вызвана расширением торговли, и талер быстро распространился по Европе. В несколько измененном виде слово «талер» фигурирует в названиях денежных единиц многих стран; самый известный наследник талера – доллар. Иногда названия менялись до неузнаваемости: например, испанский талер был известен как песо или пиастр, а австрийский – как гульден. Талер – гульден чеканили из тирольского и чешского серебра, причем не только в Тироле, но и в Чехии начиная с 1518 года. Талер состоял из более мелких разменных монет: в Австрии и Южной Германии это были крейцеры, а в Северной Германии – гроши.

Хотя история чешских монет интересна и сама по себе, но сейчас, на наш взгляд, самое время вспомнить легенду, упомянутую нами в восьмой главе. Помните бедного пражского студента, который вселился в «Дом Фауста»? Скорее всего, это случилось уже после окончания правления императора Рудольфа II (1584–1612), при котором чудотворец Келли, прообраз доктора Фауста, появился в Праге. Поэтому наш студент ежедневно находил в мраморной чаше не пражский грош, а талер, который весил раз в десять больше. Много это было или мало? Покупательную способность талера наглядно иллюстрирует такой пример. Управлявшая Флоренцией Синьория наняла мастера Ринальдо ди Вилламагна для отливки пушек и производства пороха. Жалование этому, как мы бы сейчас выразились, дефицитному специалисту было положено тридцать золотых дукатов год, что в пересчете на серебро дает четыре талера или сорок пражских грошей в месяц. У нашего студента денег было в семь раз больше.

К XX веку никаких грошей, талеров или гульденов в Чехии уже не осталось, и денежной единицей стала крона. Эта монета не менее почтенное изделие, чем талер; вероятно, впервые крона появилась во Франции в 1340 году в правление короля Филиппа VI. Это была золотая монета весом примерно 5,44 грамма. Ее название происходит от латинского «corona», французского «courone» или английского «crown» – корона. Королевская корона являлась излюбленным сюжетом для изображения на монетах, так что золотые и серебряные кроны выпускались многими странами и до сих пор сохранились как денежная единица в Чехии, Дании, Исландии, Швеции, Норвегии и на Фарерских островах. Свою крону (по-чешски она называется «коруна») Чехословакия унаследовала от Австро-Венгерской империи, где в 1892 году была проведена реформа: в основу денежной системы положили крону, в которой содержалось 0,3 грамма золота. Чеканились золотые монеты достоинством в двадцать и десять крон, а также серебряная в одну крону, а прежний гульден приравнивался к двум кронам. Чеканку монет из драгоценных металлов вскоре свернули, вместо них ввели банкноты, которые просуществовали до 1924 года, а затем были заменены шиллингами. Но в Чехословакии, получившей независимость после Первой мировой войны, крона осталась и отлично себя чувствует в Чехии до сих пор. Бывало, конечно, что старые банкноты и монеты заменяли на новые, но на памяти авторов этой книги крона неизменно сохраняла стабильность, и ее курс по отношению к доллару менялся незначительно.

Вообще нам очень нравятся кроны, хорватские куны, английские фунты и другие национальные европейские валюты, устоявшие под напором безликих евро. И мы искренне сожалеем о почивших в бозе французских франках, немецких марках и прочих лирах с песетами. Ведь с ними от нас и наших потомков ушла частица истории.

Глава 13
Рассказывает Владо Риша: Прага моей юности. Комедии и драмы

Алоис Ирасек поведал миру старинные чешские сказания, но есть в нашем фольклоре и новые, столь же занимательные. Вернусь снова во времена своего детства и расскажу вам одну историю, которая лет через двести наверняка превратится в легенду. А на самом деле – это чистая правда!

Моя матушка была актрисой, и случилось ей в пятидесятые годы играть в театре городка Колин, что в шестидесяти километрах от Праги. Артистическую уборную она делила с Кветой Фиаловой, в будущем знаменитой актрисой театра и кино, ставшей в СССР очень популярной после выхода на экраны фильма «Лимонадный Джо». В этой остроумной пародии на американские вестерны Фиалова сыграла Торнадо Лу, певицу из салуна. Помню, мама говорила мне, что роль эта подошла пани Квете как платье, сшитое точно по ее мерке. Без сомнения, пани Фиалова – женщина незаурядная, и недаром ее загадочная улыбка и мечтательный, немного отсутствующий взгляд еще долго помнились моей матери.

Да и вообще, Квета Фиалова безусловно является одной из живых пражских легенд. 1 сентября 2010 года ей исполнился восемьдесят один год. Она живет в чешской столице и до сих пор продолжает активно работать – в последнем фильме пани Фиалова снялась в 2009 году, а всего за время своей артистической карьеры сыграла в шестидесяти пяти фильмах. Три картины с ее участием: «Лимонадный Джо» (1964), «Призрак замка Моррисвиль» (1966) и «Адела еще не ужинала» (1978) (причем в первых двух Фиалова снималась вместе с известным чешским певцом и актером Вальдемаром Матушкой) – стали у советского зрителя культовыми.

Так вот, тогда, в далекие пятидесятые, в Колине пани Квете негде было жить. Но она не стала снимать квартиру, а с присущим ей небрежно-легким отношением к жизни поселилась на местном кладбище, обосновавшись в одной из роскошных гробниц. Тут, в склепе, рядом с покойником, она поставила раскладушку и газовую плитку. Было лето, и при таком образе жизни никаких бытовых сложностей не возникало.

Проблемы возникли тогда, когда пани Фиалова решила воспользоваться теплыми летними днями для обретения здорового красивого загара. Загорала она топлесс, непринужденно устроившись на пригорке, доступном взглядам посетителей и посетительниц кладбища. Некоторых дам это раздражало (хотя вообще их мало чем можно было удивить), и они пожаловались в городской Народный совет.

Через некоторое время пани Фиалову повесткой вызвали к председателю местного совета.

– Товарищ Фиалова, вы не можете жить на кладбище! – сказал ей председатель.

Пани Квета нежно ему улыбнулась и спросила, могут ли ей предложить взамен хоть какое-то жилье. Увы, ничего подходящего для молодой артистки не нашлось. Поэтому председатель без обиняков перешел к следующему пункту:

– Товарищ Фиалова, раз уж вы сейчас временно живете на кладбище, то должны понимать: вы не имеете права загорать там в полуголом виде!

Пани Квета опять улыбнулась, устремила на председателя свой мечтательный взгляд и расстегнула блузку. А грудь у нее, надо сказать, была роскошная.

– Неужели вам не нравится?.. – поинтересовалась она.

Председатель смешался, потерял дар речи и только глядел на нарушительницу порядка как зачарованный: зрелище и впрямь было восхитительное. Наконец он все же очнулся и, тяжело вздохнув, выдавил:

– Наверное, будет лучше, если мы предоставим вам жилье.

На следующий день пани Квета получила ключ от однокомнатной квартиры.

Но давайте вернемся из Колина в Прагу. Наша семья переехала туда во второй раз, когда отец начал работать в Министерстве обороны, а я уже ходил в среднюю школу. Наша школа считалась в Дейвице (это район, расположенный на левом берегу Влтавы, неподалеку от Градчан) одной из лучших, поскольку давала хорошее образование, и большинство выпускников успешно поступали затем в вузы. Можно сказать, школа наша даже была элитной, поскольку в Дейвице в то время жили семьи министров и других высокопоставленных чиновников. Впрочем, и сейчас ничего не изменилось: здесь, кстати, находится вилла экс-президента Чешской республики Вацлава Гавела.

Здание моей бывшей школы построили в 1937 году, и ее до сих пор называют Французской гимназией: ведь перед Второй мировой войной занятия в ней велись на французском языке. После войны начались разнообразные пертурбации: сначала в здании разместилась средняя школа, затем медицинское и, наконец, педагогическое училище. Школа наша была знаменитой, и среди ее выпускников встречались весьма известные личности: например, Владимир Тесаржик, сын героя Советского Союза Рихарда Тесаржика. Владимир, в будущем популярный певец и музыкант, тогда уже начал заниматься музыкой, однако в школьные годы у него иной раз возникали проблемы с поведением: до образцового пай-мальчика Тесаржику было далеко.

Но самые яркие мои воспоминания о школьных годах относятся не к одноклассникам, а скорее к моим учителям. Вот, например, наш преподаватель биологии и химии, имевший кличку Пижи. Как сейчас вижу этого невысокого, широкоплечего и на редкость злобного типа, который круглый год ходил в одном и том же пиджаке, порванном под мышками, и считался непримиримым, я бы сказал, даже воинствующим трезвенником, ибо Пижи был свято убежден: необходимо срочно принимать меры по искоренению пьянства. В день получки он всякий раз направлялся в ближайший винный магазин и на половину своей зарплаты закупал спиртное. Потом начиналось самое интересное: покинув магазин, Пижи одну за другой раскупоривал бутылки и выливал их содержимое в канаву. Прохожие с недоумением наблюдали за этим кощунством, а мы, мальчишки, ходившие в такой день за Пижи по пятам, от души развлекались. Хотя, признаться, вылитых зря напитков нам было очень жаль.

Другая история связана с русским языком. Надо заметить, что я всегда был заядлым читателем, а к писательству меня подвигла нехватка книг любимого жанра, которым, само собой, является научная фантастика. Раз читать было нечего, я стал писать сам, и со временем обнаружил, что издатели готовы напечатать мои истории, а поклонники фантастики с интересом их читают. Но в то время, о котором я сейчас веду речь, до этого было еще далеко. Увлекшись фантастикой, я вскоре выяснил, что в Чехословакии ее издают в очень скромном количестве, но зато в Праге есть магазин русской книги, где можно кое-что приобрести. Помните слова поэта: «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин»? Однако нормальные люди Ленина не читали, они читали Ивана Ефремова и братьев Стругацких. Вот почему я стал усердно заниматься русским языком, а отнюдь не благодаря школе и нашей преподавательнице! Со временем я знал русский лучше нее и в глубине души испытывал настоящее торжество. Много позже, когда мне самому пришлось учительствовать, я на собственной шкуре прочувствовал, как противны и несносны ученики, полагающие, что они знают больше преподавателя. Такой вот бумеранг!

Когда дело дошло до выпускных экзаменов, я был спокоен, так как считался одним из лучших учеников в классе. В то время в обязательном порядке сдавали три предмета (чешский язык, русский язык, математику) и еще один по выбору. Я выбрал химию, поскольку собирался дальше учиться по этому профилю.

И все бы ничего, да вот только подвел меня длинный язык – не русский и не чешский, а мой собственный. В нашей школе на верхнем этаже был оборудован специальный лингафонный кабинет, где при помощи наушников, магнитофонов и других технических новинок, которыми ни учителя, ни ученики пользоваться не умели, можно было изучать иностранные языки. К тому же крыша в этом помещении протекала, и в дождь там набиралось на полу несколько сантиметров воды. На экзамене по русскому мне пришлось несладко: «русистка», как мы ее называли, всячески терзала меня, желая наказать за былую самонадеянность. Под конец она придумала такое задание – я должен был выступить в роли экскурсовода: провести по школе советского гостя-комсомольца и все ему показать. Я принялся старательно описывать нашу школу, один этаж за другим, давая подробные пояснения. Члены комиссии, слушавшие меня, одобрительно кивали, и только у «русистки» был кислый вид, словно она жует лимон. Так мы добрались до гордости школы – суперсовременного лингафонного кабинета, оснащенного магнитофонами и наушниками. И здесь черт дернул меня за язык: я назвал его «бассейном для изучения иностранных языков». «Русистка» рассвирепела, и дело кончилось плохо – по русскому я схлопотал тройку (кстати, единственную в аттестате). Меня примерно наказали за то, что я пытался сделать посмешищем экзамен и наше учебное заведение.

Распрощавшись с родимой школой, я перебрался на сотню метров севернее: поступил в институт, в Высшую химико-технологическую школу. Начались студенческие годы.

Как известно, Чехия – страна пива, и здесь на каждого жителя, включая стариков и младенцев, приходится в год сто шестьдесят литров этого напитка. Но я к пиву равнодушен – возможно, потому, что родился в Словакии, где популярны более крепкие напитки. Впрочем, с ними я тоже не особенно усердствую.

Я люблю спорт и до сих пор играю в баскетбол. И вот случилось так, что мои неприязнь к пиву и страсть к спорту соединились самым причудливым образом: мне, как спортсмену и человеку непьющему, доверили проводить состязания, где пиво было одной из главных составляющих. Наш институт находится в Дейвице, рядом с Градчанами, да и до Малой Страны и Старого Города оттуда тоже недалеко. Здесь, как выяснил Михаил Ахманов еще в первый свой визит, настоящее изобилие пивных и пивнушек. С учетом этого я проложил маршрут длиною примерно шесть километров, который начинался у здания института, затем вел по Кларову в Старый Город, а оттуда по Нерудовой улице к Граду и обратно в институт. Это состязание я назвал бегом по пивной кривой (на чешском – по «пивокршивке»). Команде из трех человек (два парня и девушка) полагалось пробежать вдоль всего маршрута и по дороге выпить пива в каждой пивной, что подтверждалось свидетельством официанта. Девушка не пила, ей нужно было довести парней до цели (на тот случай, если ноги им изменят). Непростая задача, если вспомнить, что только на Нерудовой улице семнадцать пивных! Многие участники финишировали очень утомленными, а некоторые и вовсе падали на маршруте. Но «пивокршивка» прижилась, и впоследствии студенты-химики проводили это состязание дважды в год не меньше десяти лет подряд. Конечно, химики в основном занимаются наукой, однако не отказывают себе и в скромных развлечениях.

Но как часто, как тесно комическое переплетается в жизни с трагическим! Наступил 1968 год, и 21 августа в Прагу вошли советские танки.

До этого дня нам казалось, что социализм может превратиться во что-то иное, в то, что стали называть «социализмом с человеческим лицом». «Пражская весна»… Я, далекий от политики девятнадцатилетний мальчишка, поначалу вроде бы и не заметил особых изменений, ведь химия одинакова при любом политическом режиме. Правда, появились более интересные книги и фильмы, в театрах шли спектакли, каких прежде не было, и люди говорили, что грядет новое время…

А потом все мы испытали шок. Оккупация!

На одной стороне той небольшой улички в Дейвицах, где мы тогда жили, размещался Генеральный штаб, тогда еще не чешской, а чехословацкой армии, а на другой – воинские казармы. Везде стояли советские танки, и их орудия были нацелены прямо в эти здания. Зрелище, прямо скажем, страшное, но чувствовалось, что сами русские солдаты пребывали в смятении, иной раз толком не понимая, что же такое происходит. Жители Праги, разумеется, не испытывали к ним дружеских чувств: либо игнорировали их, либо обзывали оккупантами. Так длилось два или три дня, потом все как-то поутихло, словно по бурной воде разлилось масло.