Текст книги "Чехия. Биография Праги"

Автор книги: Михаил Ахманов

Соавторы: Владо Риша
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 7
Немного истории. Славное Чешское королевство

Бесспорно, история города – это не только камни и башни, дома, соборы и мосты; это, в первую очередь, люди, которые в нем обитали. Мысль банальная, но верная, как большинство банальных мыслей. Однако – увы! – как часто люди власти, наши современники, забывают эту истину! Пройдут десятилетия, и скажут наши потомки: вот мост, воздвигнутый императором Карлом, вот великолепные дворцы, свидетельство гения Растрелли, вот картинная галерея, созданная братьями Третьяковыми. А вот место, где был старинный дом, церковь или иное чудное строение, но снесли их по воле мэра либо другого «слуги народа», и теперь тут мозолит глаза торговый центр или, хуже того, парковка. Как известно, любой город украшают творцы, а уродуют разрушители; к счастью, в истории чешской столицы первых было много больше, чем вторых. Сменяли друг друга князья, короли и императоры, рождались в Праге или приезжали туда гении наук и искусств, и каждый что-то привносил в плоть и ауру города, что-то добавлял к его блеску: сколько выдающихся людей создавали здесь книги и симфонии, читали лекции, строили дома и костелы, пролагали улицы и разбивали сады и, наконец, даровали Праге вольности и привилегии. Случалось, конечно, что и здесь что-то разрушали, но – удивительный факт! – на руинах возводилось нечто еще более прекрасное. Хотя куда им было деваться, этим королям и архитекторам прошлого? В медиевальную эпоху еще и понятия не имели о парковках, торговых центрах и связанных с ними выгодах; на месте дома строили дом, на месте церкви возводили церковь. Так давайте же вернемся в те благословенные времена.

Ну, скажем прямо, не такие уж они были и благословенные – владыки из рода Пршемысловичей попортили друг другу крови ничуть не меньше, чем русские князья, потомки Владимира Красно Солнышко и Ярослава Мудрого. Сын злоумышлял на отца, брат убивал брата, а если и не убивал, то ослеплял его, ввергал в узилище, изгонял из страны. На Руси до того доигрались, что, когда пришли монгольские орды, легла Русь под них, как рожь под серпом. В Чехии тоже не обошлось без иноземной указки: князья спорили и враждовали, а судьей был немец-император; русские князья платили дань монгольским ханам, а чешские – германским королям и императорам. И правильно заметил Игорь Можейко (более известный широкой публике как Кир Булычев), что судьбы западных и восточных славян в те далекие времена были во многом сходны, с той только разницей, что первым приходилось ограждать славянский мир от давления со стороны западноевропейских государств.

Иноземцы не просто взимали с чехов скот и серебро, но брали в плен их души. В IX веке пришли в славянские земли Кирилл и Мефодий (этих выдающихся братьев, впоследствии провозглашенных святыми, сейчас почитают и в России, и в Чехии), пришли они туда из Византии по зову чешских князей. Мефодий крестил в 870 году Борживоя и супругу его Людмилу (Кирилл к тому времени уже умер), вел богослужения на славянском языке и оставил после себя немало учеников, достойных пастырей. Но, тем не менее, росло в Чехии германское влияние, а вместе с ним усиливалась и власть католической церкви, полагавшей, что служить Господу нужно на латинском или, в крайнем случае, на немецком языке. Изгонялись отовсюду ученики Мефодия, и к началу XI века стала чешско-моравская церковь католической, подчиненной римскому духовенству. Не сложилась здесь православная традиция, как на Руси и у южных славян, сербов и болгар, и стали братья-славяне, некогда вместе поклонявшиеся Перуну, людьми разной веры.

В XI–XII веках Чехия все более приобретает черты феодального государства, подобного герцогствам и королевствам немецких земель. Военнослужилые люди становятся рыцарями-земанами, а самые богатые из них – высшей знатью, панами-землевладельцами со своими дружинами; растет могущество духовенства, подчиненного папе римскому. Все громче слышен голос горожан, и все эти люди, паны и рыцари, священники и простые жители Праги, далеко не всегда и во всем готовы поддерживать князя. Народ бунтует против неугодных владык и свергают их, часто с иноземной помощью. Вот типичная история тех лет, случившаяся с Болеславом III Рыжим и его братьями, Яромиром и Ольдржихом, о которых мы уже упоминали в четвертой главе. Болеслав выгнал братьев из страны, но и его чешская знать дважды лишила княжения (в первый раз при содействии немцев, а во второй – поляков). Наконец император Генрих II, недовольный тем, что в богемских землях творилось такое безобразие, посадил на престол Яромира. Однако ничего не изменилось: то Ольдржих свергал Яромира, то наоборот, причем Яромир в этой сваре опирался на германского императора, а Ольдржих – на могущественный род панов Вршовичей и их союзников. Дело кончилось тем, что Ольдржих ослепил Яромира, и тот умер в 1012 году. Невольно вспомнишь роман братьев Стругацких «Трудно быть богом»: нормальный уровень средневекового зверства… На Руси, между прочим, наблюдалось то же самое, только не рыцари были у нас, а витязи-дружинники, и наших панов называли боярами.

Но постепенно ситуация улучшалась. Богемия, то есть западные земли, объединились с Моравией, что лежала на востоке, чешские государи стали князьями Священной Римской империи, получив право избирать императора: возникло местное самоуправление – съезды (сеймы) панов, появились чиновные лица: судьи, сборщики налогов, лесничие, – все из местных дворян. Конечно, это ущемляло власть верховного правителя, зато укрепляло державу, и двигалась она полным ходом к славным временам, от княжества к королевству. Надо сказать, что в Священной Римской империи достичь согласия тоже удавалось нечасто, и всякий немецкий король или герцог тянул одеяло в свою сторону и прикидывал, как бы взобраться на имперский трон. Случалось, что помощь чешского князя была для императора не лишней, особенно когда бунтовали итальянские города. Ведь империя-то, напомним, была не только Священная, но еще и Римская! А это значит, что Северная Италия тоже входила в ее состав, и выпускать из рук эти земли, эти непокорные, но такие богатые города было бы полной глупостью. Так что время от времени императоры посещали итальянцев с многочисленным войском, напоминая им старую истину: Богу – Богово, а Цезарю – Цезарево.

Для императора Фридриха I Барбароссы Италия стала настоящей головной болью – два с лишним десятилетия он то ссорился, то мирился с римскими папами и воевал с лигой итальянских городов, возглавляемых Миланом. Сражения и осады шли с переменным успехом; Фридриху даже удалось захватить и едва ли не разрушить Милан, но весной 1176 года ломбардцы все же разбили его войско. В начале этой затяжной войны в имперскую армию входил отряд чешского князя Владислава II, снаряженный на личные княжеские средства, так как сейм отказался выделить Владиславу деньги на этот поход. Труды князя не были забыты: в 1158 году император высочайше пожаловал Владислава, сделав его королем, причем этот титул мог передаваться по наследству. Так в середине XII века Прага сделалась столицей уже не княжества, а Чешского (Богемского) королевства.

Тут мы должны заметить, что вообще-то чехи совсем не воинственный народ, но это относится лишь к современным чехам. В минувшие времена они славились как умелые и неистовые воины; осажденные жители Милана буквально тряслись от ужаса, глядя на бойцов Владислава и внимая слухам об их свирепости. В эпоху гуситских войн от страха перед Жижкой и его таборитами трепетала уже вся Центральная Европа, однако разговор об этом еще впереди. В те давние годы с кем только чехи не воевали! С немцами и поляками, с итальянцами и австрийцами, с венграми и даже с монголами, когда те вторглись в Польшу и Чехию. Однако столкновение с Русью – точнее, с войсками Даниила Галицкого – случилось лишь единожды, в XIII веке, когда Даниил поддержал венгерского короля Белу IV в его борьбе с Пршемыслом Отакаром II. Разумеется, друг с другом чехи дрались с особой яростью, сначала в период княжеских усобиц, а затем во время религиозных войн.

Но до этих войн, как мы уже говорили, еще далеко, а усобицы к началу XIII века, самой славной эпохи из всего правления Пршемысловичей, постепенно стихли. В 1197 году королем стал Владислав III, младший сын Владислава II, но почти сразу же права на трон были заявлены его старшим братом Пршемыслом Отакаром. И что вы думаете? Владислав уступил ему королевскую власть, согласившись на титул моравского князя, и дело обошлось без крови и побоищ.

Да, XIII столетие оказалось для Чехии воистину славной эпохой! Четыре государя правили тогда державой – Пршемысл Отакар I, Вацлав I, Пршемысл Отакар II (которого называли Золотым и Серебряным королем) и Вацлав II: сын сменял на престоле отца, и каждый носил корону примерно четверть века. То были великие владыки!

Чехия – небольшая страна, ее территория невелика, материальные и людские ресурсы ограничены. Но и для таких стран бывает миг величия, когда маленькое княжество или королевство вдруг начинает расширяться, превращаясь в державу «от моря до моря», в могучую силу, перед которой трепещут враги. Были и у Чехии такие славные времена. Обычно их связывают с императором Карлом, что, на наш взгляд, не совсем справедливо: Карл IV правил Священной Римской империей, в которую Чехия входила всего лишь как одна из составляющих ее земель. В какой-то степени мощная фигура Карла заслоняет последних Пршемысловичей, а ведь их деяния были столь поразительны, что могли изменить судьбы западных славянских государств.

Хотя Чешская держава по-прежнему оставалась частью Священной империи, но Отакар I и Вацлав I сумели сделать многое: укрепили страну, добились наследственного права на королевский титул, сделав Чехию наследственной монархией, увеличили доходы казны, привлекли колонистов из немецких земель, купцов и мастеров, составивших значительную часть городского населения. В Чехию переселялись и немецкие дворяне, так что германский modus vivendi[4]4
  Образ жизни (лат.).


[Закрыть] (рыцарские обычаи и вооружение, связь между сеньором и вассалом, права людей благородных и горожан) постепенно становился общепринятым среди знати и верхушки городского населения. Вместе с обычаями чешские дворяне перенимали и немецкий язык; они роднились с немцами, и случалось так, что знатные паны изменяли свои славянские прозвания на немецкий лад. Двор короля Вацлава I в Праге был великолепен, поражал роскошью и привлекал рыцарство со всех земель Священной империи. Что же до самого короля, то немецкая речь была для него более привычна, чем чешская; известно, что Вацлав I слагал стихи на немецком языке и даже прославился как миннезингер. Словом, процесс сближения с империей германцев шел полным ходом.

А что же Прага? Что происходило с нею? Здесь следует напомнить, что в X веке той Праги, что описана в предыдущей главе, еще не существовало: были две крепости (Вышеград и Пражский Град на разных берегах Влтавы) и поселения вокруг них. Князь держал двор в Граде (очень скромный по сравнению с будущим королевским), а при нем находились княжьи слуги, дружина и кое-кто из знатных людей. Простые горожане селились общинами, чешскими и немецкими, а с конца X столетия появились в этом зародыше Праги еще и евреи. Но в те далекие времена они еще не жили компактным поселением к северу от Староместской площади (район Йозефов), так как не было тогда ни площади, ни самого Старого Города.

Чешские князья, а затем – короли, привлекали в свой стольный град переселенцев из германских земель, даруя им всевозможные льготы, и в XII веке здесь появилась самоуправляющаяся немецкая община. При Вацлаве I, который правил в 1230–1253 годах, на правом берегу Влтавы, напротив Града, возник уже настоящий город – Старе Место, как назовут потом этот район. Но тогда именовать его «Старым» было бы нелепостью: во-первых, появился он недавно, а во-вторых, никакого «Нового» города не существовало. Зато через несколько лет, уже при Отакаре II, стал активно заселяться левый берег Влтавы под Пражским Градом: так возникла Малая Страна (в отличие от более крупного и раньше образовавшегося города на правом берегу реки). Евреи вскоре начали селиться отдельно от иноверцев, чтобы иметь от них защиту за стенами собственного городка; так появился еще один район древней Праги, расположенный под самой речной излучиной.

Что же являла собой столица Чехии в середине XIII века? Собственно город состоял из трех частей: поселение на правом берегу и отделенные от него Влтавой Пражский Град и Малая Страна. Кроме того, к северу, рядом с правобережным городом находился еврейский городок, а на юге, в трех километрах выше по течению, красовалась Вышеградская крепость, которую также окружали слободки. Словом, кусочек здесь, кусочек там… Какой же из них считать Прагой? Все вместе?.. Но они пока что разъединены землей и водой, хотя лесов, на которые взирали некогда Либуша с Пршемыслом, к тому времени поубавилось. В сущности, это была еще не Прага, а пражские города, каждый со своим названием и своей ратушей. Впрочем, пройдет какая-то сотня лет, наступит время великого Карла-Вацлава, и все соединится, сольется в единое целое: свяжет берега реки каменный мост, встанут дома и храмы вдоль новых улиц и площадей, и название Старе Место уже не будет казаться нелепым, ибо возникнет Новый Город. Но все это будет век спустя, а пока мы еще в XIII столетии, в эпохе королей из династии Пршемысловичей. Славянских королей, хотя носят они рыцарские доспехи и по-немецки говорят не хуже природных немцев.

В 1253 году на чешский престол взошел Пршемысл Отакар II, сын Вацлава I. Он оказался монархом воинственным и очень деятельным: именно при нем, как говорилось выше, начала застраиваться и заселяться Малая Страна. Чешские короли привлекали немецких колонистов с целью повысить доходы казны: крестьянам жаловались земли, торговцы и ремесленники оседали в Праге, Брно, Оломоуце и других городах: все усердно трудились и платили налоги. Вместе с немцами появляются привычные для них городские суды и возглавляемые бургомистрами городские советы, а пейзаж городов украшают первые ратуши. Возможно, ратуша на Староместской площади была построена еще в XIII столетии (или под нее приспособили какой-то уже существовавший дом), но так или иначе от этого здания сейчас не осталось ничего. Нынешнюю ратушу возвели позже, уже во времена короля Карла.

Еще будучи наследником престола, Пршемысл Отакар проявил свой воинственный нрав, захватив Австрийское герцогство и Вену. Случилось это после смерти бездетного герцога Австрии и Штирии, вслед за которым в 1250 году скончался император Фридрих II, и в Германии начались смутные времена, как всегда случается, пока не выберут нового владыку. Рассудив, что время для расширения своих владений самое подходящее, молодой Пршемысл вступил с войском в Австрию, а дабы его притязания обрели законность, женился на сестре покойного герцога, которая была вдвое его старше. Австрийцы признали Пршемысла Отакара своим владыкой, но вот за Штирию ему пришлось повоевать с венгерским королем Белой IV и его союзниками, среди которых был и Даниил Галицкий. Штирию Пршемысл занял в 1262 году, выиграв сражение с венграми, а спустя семь лет ему достались также задунайские земли: Хорватия, Истрия и так далее. Их он получил в наследство после смерти герцога Ульриха, своего кузена. К тому времени Пршемысл Отакар уже расстался с первой супругой, дамой почтенного возраста, и взял в жены юную внучку венгерского короля. Это доказывает, что он был не только хорошим полководцем, но и искушенным дипломатом, расширявшим свою державу при помощи как военной силы, так и брачных уз и политических союзов.

Подвластные Пршемыслу земли простирались от Моравии до Адриатики. Как уже упоминалось, двор его был великолепен, там говорили на немецком и латинском, и многие западные рыцари стремились служить богемскому королю. В Священной империи Пршемысл, безусловно, был самым могущественным государем, а потому, когда в 1272 году умер император, он вполне мог претендовать на высочайший престол. Однако не получилось: похоже, немецкие князья не желали императора-славянина, а может, они просто завидовали Пршемыслу, боялись его могущества и крутого нрава. Его даже не допустили к выборам, и императором стал Рудольф Габсбург, далеко не самый знатный и могущественный среди немецких курфюрстов. Мало того, Пршемысла вызвали в имперский суд, где ему следовало доказать законные права на все свои земли, включая Чехию. В суд он не явился и нового императора не признал. Тогда Рудольф вторгся в Австрию, осадил Вену, и началась война. Решающее сражение, случившееся 26 августа 1278 года, Пршемысл Отакар проиграл, и сам, израненный, погиб в бою.

Как же так получилось, что столь могущественный государь лишился жизни и трона? Конечно, Рудольфу и немецким князьям оказали помощь венгры, но ведь и у Пршемысла армия была не меньшей, и он вполне бы мог победить, если бы в войске его царило полное единодушие. Но, увы, чего не было, того не было. Чешский король был не угоден знатному панству, чью власть усекал железной рукой, как не угоден был и знати помельче, ибо предпочитал ей горожан. Этого Пршемыслу не простили, и проиграл он свою последнюю битву из-за предательства дворян.

Как известно, история не знает сослагательного наклонения, однако, пока течет она из прошлого в будущее, великим людям выпадают шансы для свершения великих деяний. И очень редко бывает так, что какой-то стране либо властительному роду шанс дается дважды на протяжении немногих лет. Держава Пршемысла Отакара не состоялась, но Чешским королевством стал править его сын Вацлав II, оказавшийся, несмотря на молодые годы, мудрым государем. Он помирился с императором Рудольфом, поддержал его притязания на Венгрию и получил за это награду: в 1290 году к Чехии был присоединен Силезский край. Дальше – больше: начались смута и междоусобица в польских землях, и княжество за княжеством стали переходить под крепкую руку Вацлава. Наконец в 1300 году он прибыл в Польшу, был провозглашен польским королем и отстоял этот титул в борьбе с конкурентами. Казалось бы, вот он, второй шанс! Два народа, произошедших от легендарных братьев Чеха и Леха, родственные по языку, обычаям и религии, могли сплотиться в мощную славянскую державу, и вся история Европы, как Западной, так и Восточной, пошла бы другим путем. Не стала бы Чехия на века пасынком Австро-Венгерской империи, не случилось бы раздела Польши, да и, вероятно, экспансия немцев и шведов получила бы достойный отпор… Но, увы, в 1305 году, еще молодым, умер Вацлав II, а затем и его сын, юный Вацлав III, погиб, едва успев войти во власть. Так пресеклась в 1306 году династия Пршемысловичей, словно бы Рок, Господь или иные Высшие Силы решили: у тех, кто не использовал свой шанс, нет будущего.

Близились другие времена – эпоха императора Карла.

Глава 8
Сказания о старой Праге

Думаем, пора развлечь читателя сказками, чтобы не наскучила ему суровая реальность: довольно рассказов о княжеских и королевских трудах по устроению державы и ее стольного града. Сказок в Праге великое множество, ведь недаром написано во всех путеводителях: Прага – город таинственный и мистический. С другой стороны, в российских городах и весях свои сказки тоже имеются, и мы их при случае упомянем. Что же до пражского фольклора, то, к счастью для нас, Алоис Ирасек еще в конце XIX столетия собрал и записал все эти истории, и сейчас мы последуем за ним в глубину веков, в романтический мир Средневековья.

Многие пражские легенды связаны с древними зданиями, костелами, соборами и их замечательным убранством. Вот перед нами ратуша на Староместской площади, а на ее высокой башне – знаменитые куранты, одна из главных пражских диковин. Три искусника трудились над ними: первым, в 1410 году, Микулаш из Кадани, потом, через восемь десятилетий, их переделал и усовершенствовал мастер Гануш, а во второй половине XVI столетия мастер Ян Таборский превратил часы в настоящее чудо. Такова действительность, однако легенда из «Старинных чешских сказаний» Ирасека приписывает сотворение часов исключительно мастеру Ганушу:

«Не съезд земанов и городской знати начался в Староместской ратуше, не народное собрание было созвано, не важный суд заседал, а все же народ валом валил на площадь к ратуше и толкался там с утра до позднего вечера. Те, кто пришли, ни за что не хотели уходить, а мужественно терпели, хоть и приходилось им стоять долгие часы не на воле и просторе, а в тесноте и ужасной давке. Все старались протиснуться поближе к башне ратуши, туда, где находилось чудо чудное – новые куранты. В городе только и разговоров было, что об этих дивных башенных часах. При королевском дворе, в домах знати, в жилищах простого люда, в корчмах и на улицах – везде толковала про новые куранты, самые диковинные на всем белом свете.

Мещане, ремесленники, женщины, старые и молодые пражане, студенты в своих мантиях – все толпились перед башней ратуши, вставали на цыпочки, вытягивали шеи и во все глаза смотрели на огромный циферблат с двадцатью четырьмя делениями, разрисованный золотыми кругами и линиями, цифрами и диковинными знаками; разглядывали круглый диск под циферблатом, где были изображены символы двенадцати знаков Зодиака, взирали на выточенные фигурки в обрамлении резной листвы, а более всего – на фигурки Смерти, диковинного Турка и на Скупца с мешком денег. Вокруг ратуши стоял многоголосый шум, напоминающий неутомимое течение бурного потока.

Но толпа мгновенно затихала, как только сверху доносился звон новых башенных часов. Лишь изредка, то тут, то там, слышались одиночные возгласы, или взлетала чья-то рука, показывающая на фигурку Смерти, что звонила в колокол. Перед изумленной толпой открывались два оконца над часами, и в них появлялись фигурки апостолов. Они двигались друг за другом, все двенадцать, шли с запада на восток, лицом к людям, а замыкал шествие сам Христос, благословляющий толпу. Многие обнажали головы, многие крестились, иные показывали на Смерть, которая скалилась на Иуду и Скупца, беспокойно крутящегося на месте, и на Старца рядом со Смертью, что качал головой, словно не соглашаясь с тем, что Костлявой уже пора звонить. Но лишь только выше, над оконцами, раздавался крик Петуха, все менялось, и в толпе наступало оживление. Люди смеялись, кричали, и снова гудел и бурлил поток человеческих голосов.

И повсюду в толпе только и разговоров было, что о мастере, сотворившем куранты, о его Божьем даре и таланте, и называли его имя – магистр Гануш. Именно он создал столь диковинное и хитроумное творение».

Надо заметить, что и в наши дни народ валом валит к ратуше и стоит там «не на воле и просторе», а в плотной толпе, где жителей Праги не так уж много, зато гостей с разных континентов и из всех стран мира не перечесть.

Как мы уже сказали, в первоначальном виде часы создал мастер Микулаш, а магистр Гануш их усовершенствовал в 1490 году. Именно тогда были добавлены фигурки двенадцати апостолов, а под ними – еще четыре, изображающие Мирскую Суету, Скупость, Смерть и Турка. Мирскую Суету символизирует щеголь, который смотрится в зеркало, Смерть представлена в виде скелета с песочными часами в руке. Скупость первоначально изображал еврей, служивший вместе с Турком напоминанием о врагах христианской веры. Но после Второй мировой войны восторжествовала европейская политкорректность, и фигурку Скупости переделали, лишив ее характерных иудейских черт. Зато Турок остался в натуральном виде.

Согласно легенде, мастер Гануш, творец этого чуда, был заподозрен в том, что принял заказ на создание таких же или еще лучших часов в другом городе – то ли в Германии, то ли в Испании. Разбираться с этим члены пражского магистрата не стали, а просто подослали к мастеру лихих людей, и те выжгли ему глаза раскаленной кочергой.

Тема жертвенности и кары за содеянное чудо вообще характерна для Праги. У Ирасека есть и другое сказание, в котором зодчий, возводивший собор в эпоху Карла IV, поклялся отдать душу дьяволу, если необыкновенный свод (строительная, как мы бы теперь выразились, новация этого зодчего) не обрушится, когда снимут леса. Рабочие наотрез отказались это делать, поскольку боялись, что свод и впрямь может рухнуть, и тогда зодчий поджег леса: деревянные балки упали, похоронив его под обломками, а чудесный свод устоял. Увы, строителям часто выпадает совсем не та награда, на которую они надеялись!

Истинна ли эта история или нет, неизвестно, а вот то, что случилось с чешским земаном Далибором из Козоед – правда. Этот молодой рыцарь приютил сбежавших от помещика крестьян и поддержал их мятеж, за что заключили Далибора в тюремную башню в Граде, а затем казнили. Было это около 1498 года, и башня, которая до сих пор сохранилась, называется Далиборкой, а сам Далибор стал героем легенды, а впоследствии и одноименной оперы Бедржиха Сметаны. Рассказывают, будто бы рыцарь, сидя в темнице, научился играть на скрипке так искусно, что пражский люд, собравшись у башни и слушая те жалобные мелодии, лил слезы и упрашивал судей помиловать музыканта. Какое там, не помиловали – ни в легенде, ни в реальности. И, боимся, реальность много страшнее: надо думать, не чудесная музыка неслась из башни, а крики и стоны пытаемого Далибора. И тут на ум невольно приходит пример из российской истории: вспоминается башня в кремле древнего города Смоленска. Башня, эта, граненый столб из красного кирпича с зубчатой вершиной, сохранилась неплохо и возвышается возле городского парка. В старину заключали в нее узников и пытали их так, что вопли несчастных были слышны далеко окрест, хоть стены у башни и очень толстые. На жаргоне палачей это называлось «петь», а смоленские жители в ужасе слушали те устрашающие «песни» страдальцев. И прозвали в народе ту башню Веселухой.

Свои палачи были в Праге, свои – в Смоленске… Но эти жестокости творились людьми, а вот Прагу, оказывается, еще и дьявол посещал, оставив свой след в Доме Фауста, что на Карловой площади. Вот как описывает его Ирасек:

«Этот старинный дом стоял на Скалке в конце скотного рынка, как раз напротив монастыря „На Славянах“. Никто не жил в нем уже много-много лет, поэтому дом выглядел запущенным и мрачным. Потемнела его крыша, которая когда-то была красной, облупились стены, а окна, залепленные грязью, забитые досками, затянутые паутиной, казались слепыми. Тяжелые дубовые ворота, подбитые большими гвоздями, давно никто не открывал, как не открывал и маленькую калитку в них, никто не останавливался у этих ворот, чтобы дотронуться до кованного железного молотка, что висел над ними.

За воротами было пустынно и тихо. Не лаял пес, не кричал петух. Давно заросли травой камни перед воротами. Мрачно и печально выглядел сад, который тянулся за домом и по бокам от него в сторону монастыря. Сад был заброшен – ни изгороди, ни грядок с овощами, ни клумб с цветами, ни дорожек, – все здесь заросло травой. Везде была трава, одна трава, буйная и высокая. В ней тонули стволы старых яворов, лип и фруктовых деревьев, давно поросших лишаем и мхом. Только по весне, когда деревья цвели, когда золотились одуванчики, мелькали в траве первоцвет и болиголов, все здесь выглядело чуть-чуть повеселее. А осенью, когда опавшие листья устилали сад, когда хмурое небо опускалось ниже и под порывами ветра качались голые ветви, когда вслед за ранними сумерками наступала темнота под деревьями и во всем доме, из сада и дома веяло тоской и тревогой. И эта тоска передавалась людям.

Это место считалось проклятым. По ночам бродил по дому дух доктора Фауста, который и после смерти не нашел себе покоя. В давние времена старый Фауст жил тут, занимался магией и чернокнижием, водился с нечистой силой и продал дьяволу свою душу. За это бес ему служил, выполняя все поручения и желания Фауста, но однажды пришел час расплаты, и нечистый явился за доктором.

– Все, хватит! – сказал бес. – Настала пора тебе пойти со мной!

Не хотелось доктору Фаусту уходить, ибо думал он, что не пришло еще время расплаты, а потому принялся сопротивляться и читать заклятия, но ничего поделать не смог. Перехитрил его бес, зажал в своих когтистых лапах и выскочил вместе с доктором из дому, но не через дверь, а прямо сквозь потолок и крышу. Так доктор Фауст получил по заслугам: он продал душу нечистому, и нечистый его и уволок.

Дыра, через которую бес утащил Фауста, так и осталась зиять в том самом месте. Несколько раз пытались ее заделать, и каждый раз наутро штукатурка осыпалась, а дыра была точно такой же, как прежде. Наконец перестали заделывать дыру, да и жить в доме стало страшновато – тем более, когда там начал появляться дух Фауста. Дух бродил по дому каждую ночь, наводя ужас на его обитателей, и вскоре ни один, даже самый смелый из них, не пожелал тут жить дальше. Вот и стоит старый дом с тех пор пустым и заброшенным».

Дальше легенда повествует о нищем пражском студенте, который рискнул поселиться в Доме Фауста и даже там прижился. А что ему не прижиться, если кроме крыши над головой, волшебной мебели и чародейных манускриптов досталась юноше чаша из черного мрамора, и каждое утро он находил в ней серебряный талер! Большие деньги по тем временам! Студент обленился, начал пить и гулять, потом стал почитывать Фаустовы колдовские книги и кончил плохо – дьявол и его унес, через ту же самую дыру.

Но если вы сегодня приблизитесь к дому Фауста, то увидите светлый чистенький особняк о трех этажах с мансардами и угловыми башенками – дворец семейства Младотов. Здесь в середине XVIII века жил известный химик граф Фердинанд Антонин Младота, и никакие черти его не тревожили. В здании теперь находится аптека, и вы можете в нее заглянуть. Что же касается нехорошей славы, то ею дом обязан англичанину Эдварду Келли, придворному алхимику императора Рудольфа II, известному авантюристу и проходимцу. Он владел этим домом за двести лет до графа Младота, и дьявол над ним как следует покуражился: еще в Англии лишился Келли ушей за подделку документов, а в Чехии со временем и ноги потерял.

Рядом с Карловой площадью – Вышеградский холм, с ним связаны свои легенды, – например, о знатном владыке Горимире Неуметельском и его верном коне Шемике. Эта история случилась еще в языческие времена, в правление полулегендарного князя Кршесомысла, потомка Пршемысла и Либуши. В те дни увлекся народ чешский добычей серебра, многие землепашцы превратились в рудокопов, и страна оскудела хлебом и скотом. Горимир и другие владыки стали жаловаться князю, советовать, чтобы требовал он от своих подданных больше зерна и меньше металла. Но князю это не понравилось – ослепил его блеск серебра. Не понравилось и рудокопам, а они были парни лихие, безбашенные, истинный древний пролетариат. Собрались они компанией и сожгли поселение Горимира, еле-еле тот успел ускакать на своем могучем жеребце. Затем собрал Горимир своих уцелевших людей и добрых соседей и начал мстить: сжег поселение рудокопов, побил их самих, а шахты порушил. Отправились рудокопы искать управу на Горимира у князя, и призвал Кршесомысл их обидчика на княжий суд, и осудил его на смерть – так жаль было князю серебряных копей. Видит Горимир, что дело плохо, и попросил выполнить его последнее желание – а пожелал он проехаться на любимом коне по двору, окруженному тыном. Князь согласился, а Горимир, сев на Шемика, шепнул что-то ему в ухо, и перескочил жеребец через бревенчатую стену княжьей крепости. По одной версии, прыгнул конь с Вышеградской скалы прямо в реку, по другой – на сухую землю, но, так или иначе, сумел он унести хозяина от погони, а сам после того прыжка погиб. Горимира же князь простил.