Текст книги "Дуэль в Кабуле"

Автор книги: Михаил Гус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

16

Макнил с чинами посольства в Лондон направился через Россию. В Петербург он прибыл в конце февраля.

Маркиз Кланрикард познакомил Макнила с нотой Пальмерстона и русским ответом.

– Великолепно! – воскликнул Макнил. – Лорд Пальмерстон писал мне, что мы прижали Россию к стене. Я вижу, что здорово прижали… И жать, жать, жать!

Рассказывая Кланрикарду о событиях в Персии и Афганистане, Макнил упомянул о Виткевиче.

– Этот поляк – опасный и зловредный противник. Симонич – хвастун, а Викович – человек дела. Он переиграл Бернса в Кабуле, и мы еще будем иметь с ним немало хлопот.

– Нессельроде показал мне депешу Дюгамеля об отзыве этого поляка.

– Что ж из того! Не будет его сегодня в Афганистане – завтра появится еще где-нибудь, чтобы пакостить нам. Нет, повторяю, – он опаснейший враг.

Вице-канцлеру Николай приказал обязательно встретиться с Макнилом.

– …Замыслам англичан против нас нет меры, хоть мы и сделали все, чтобы не могли придираться к нам… Этот Макнил, видно, тоже большой задира… Так надобно охладить его пыл, чтобы он в Лондоне не подливал масла в огонь.

Разговор этот происходил после того, как Нессельроде передал царю перевод письма Дост Мухаммеда к Симоничу с просьбой о защите и депешу нового русского посла в Тегеране Дюгамеля, в которой он предупреждал, что Россия потерпит большой ущерб, если оставит Дост Мухаммеда на произвол судьбы и допустит Англию завладеть Афганистаном.

Прочтя эти документы, Николай с досадой отбросил их. Он отлично понимал, что Дюгамель прав… Но что же было делать? Чтобы не уступить на берегах Босфора, пришлось уступить в Афганистане.

И он приказал Нессельроде обласкать Макнила.

Вице-канцлер принял британского дипломата с утонченной вежливостью, познакомил его со своими депешами в Лондон, заверяя, что недоразумения – а это только недоразумения, не больше! – окончились, выразил убеждение, что мир и согласие между Россией и Англией выгодны обеим державам.

Макнил на это сказал, что у Англии достаточно средств, чтобы самой отстоять свои интересы.

– Мы как щепку отбросим со своего пути этого жалкого кабульского эмира! Силы Великобритании безграничны, и не Дост Мухаммедам с нею тягаться…

Вице-канцлер выразил надежду, что британское правительство освободит остров Карак и восстановит дипломатические отношения с Персией, поскольку шах отступил от Герата.

– Герат тут ни при чем, – запальчиво возразил Макнил, к большому удивлению Нессельроде. – Шах, этот тупой, невежественный дикарь, осмелился задержать британского курьера! Покуда не будут принесены должные извинения, мы не простим столь неслыханного оскорбления.

Вице-канцлеру очень хотелось напомнить, что Пальмерстон именно осаду Герата выставляет важнейшей причиной конфликта с Россией, и Персией. Но, памятуя наказ Николая, Нессельроде промолчал.

Макнил счел наиболее подходящим заключить беседу с главой русской дипломатии упоминанием о Виткевиче.

– Я видел этого вашего Виковича в шахском лагере… Итак, он во всем виноват? Я правильно понял вашу депешу лорду Пальмерстону?

Нессельроде не оставалось ничего иного, как утвердительно кивнуть… На том они и расстались…

Перед отъездом из Петербурга Макнил имел беседу с. купцом Эшли.

Мистер Эшли выразил радость, что имеет честь пожимать руку доблестному защитнику чести и интересов Великобритании.

– Вы, сэр Джон, поставили Россию на колени! Мы восхищены вами.

– Но я не в восхищении от вас! Какого дьявола вы не известили меня вовремя об отъезде Виковича в Персию? Вы прозевали, а я из-за вас был до последней минуты в неведении…

Эшли забормотал, что послал по следам Виткевича своего человека, но он таинственно пропал.

– Тем хуже для вас, – грубо оборвал Макнил, – если ваши агенты исчезают! Такая работа ни к черту не годится. А Викович нам сильно навредил. Не без вашей помощи, дорогой сэр, – ядовито прибавил Макнил.

Эшли молчал… Макнил сказал многозначительно:

– Викович вызван в Петербург и вскоре будет здесь. Могу ли я сказать в Лондоне, что на этот раз вы не окажетесь простофилей?

ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ

1

16/23 февраля 1839 года Виткевич возвратился в Тегеран. Дюгамель немедленно сообщил Нессельроде, что, как только Виткевич отдохнет от длительного и тяжелого путешествия, он будет отправлен в Петербург.

«Этот офицер, – писал Дюгамель, – не получил писем, которые я ему писал со времени моего прибытия в Тегеран; они были посланы на Мешед, а Виткевич направился в Тегеран через Феррах, Большую Соляную пустыню, Тебес и Кошан. Он избег тысячи опасностей, так как эта дорога столь изобилует разбойниками, что ни один караван, из боязни быть ограбленным, не избирает ее. Этот офицер составил в целом очень печальную картину провинций Персии, по которым проехал… В Афганистане еще хуже, там царит общественная дезорганизация, и эта страна сегодня являет картину нравов Европы в средние века».

23 февраля (7 марта) Виткевич закончил в Тегеране подробный отчет о событиях в Афганистане после 24 ноября.

6 декабря 1838 года, писал он, в Кандагар из Кабула вернулся курьер Абдул Вегаб, доставивший эмиру высочайшие подарки. С ним прибыл сандукар эмира с ответом на грамоту императора. Из частных писем стало известно, что в половине ноября Шуджа оставил Лодиану и направился в Синд. Два экземпляра прокламации Окленда подтвердили слухи, что в Шикарпуре англичан не готовятся к походу в Афганистан.

13 декабря Виткевич выехал из Кандагара в Феррах, куда ежедневными письмами звал его Кохендиль-хан. 26 декабря Виткевич с Аллахдад-ханом прибыл в Феррах и застал войска в совершенном расстройстве из-за недостатка провианта и необыкновенной суровости зимы. Убедившись, что кандагарцы не в силах овладеть Гератом и даже удержать Феррах и другие части Гератской провинции, он решил вернуться в Тегеран для получения инструкций. Мехардил-хан в Кандагаре действовал неискренне, невзирая на все усилия Виткевича, и не выполнял поручений Кохендиль-хана о сборе провианта. Он ничего не делал, чтобы воспрепятствовать переписке британских агентов с Гератом. Из сведений, доставленных курьером, явствовало, что Англия намерена действовать не только из Шикарпура, но и из Пешавара. Англичане послали туда Лорда с сыном Шуджи, и Ранджит Синг разрешил им набрать войско из горцев для вторжения в Кабул. Султан Мухаммед-хан, ранее владевший Пешаваром и ныне состоящий на службе у магараджи возглавит эти войска. Из Пешавара англичане разослали прокламации о том, что Ост-Индская компания поможет Шудже восстановить свою власть в Афганистане.

Дост Мухаммед наказал Мурад-бека Кундузского за грабежи и нападения на караваны из Бухары. Однако в Кундузе остались зимовать 6 тысяч солдат и в их числе единственный батальон регулярной пехоты под командованием американца Алена, что сильно ослабило силы Дост Мухаммеда в Кабуле.

«Дальнейшие меры и значительные издержки, – писал Виткевич, – которые Ост-Индская компания не перестает делать в Афганистане, не позволяют думать, чтобы они без особенной причины оставили намерение отдать сию страну во владение семьи Саддозаев, под именем которой надеются управлять Афганистаном. В отношении Кандагара и всей страны, лежащей между сим городом и Гератом, по настоящему положению дел никто не может остановить успеха англичан… За исключением племени Баракзаев, состоящего из 12 тысяч семейств, прочие жители персидского и афганского происхождения с нетерпением ожидают давно возвещенного письмами и прокламациями англичан прихода Шуджи уль-Мулка, чтобы с ним; соединиться… Дост Мухаммед-хан не будет в состоянии подать помощь кандагарцам. к тому же все предприятие ведется английскими офицерами, знающими хорошо дела Афганистана и имеющими связи со всеми лицами, приобревшими какое-либо влияние на племена, составляющие народонаселение сей страны.

Путь от Шикарпура до Кандагара идет по хорошей дороге, и англичане могут его пройти в 30 дней. Кандагар не устоит против правильно веденной атаки. Все усилия сардаров совершенно тщетны, и, как мне кажется, за появлением войск шаха Шуджи они будут искать спасения в бегстве, за исключением Мехардил-хана, который за посредничеством англичан, вероятно, перейдет на сторону Шуджи в надежде занимать при нем значительное место… Со стороны Кабула успехи англичан не могут быть столь легки, хотя я выше упомянул, что отсутствие 6 тысяч лучшего войска значительно ослабило силы эмира, но личные его качества, единство власти, любовь жителей л самое гористое расположение Кабула подают надежду, что он некоторое время будет противостоять усилиям врагов своих. Во всяком случае, недостаток в деньгах не дозволит ему держаться слишком долго, тогда он предпочтет удалиться в неприступные ущелья Гиндукуша с приверженцами и родственниками и оттуда набегами и грабежами беспокоить новых обладателей Кабула».

В привезенном Виткевичем письме эмира императору Николаю подробно изложена была история переговоров с Бернсом от его прибытия до отъезда и начала открытых враждебных действий Англии против Афганистана.

Эмир закончил свое обращение к императору так: «Так как весь мир знает теперь, что Афганистан целиком препоручил свое дело в руки России, и если (да сохранит от этого бог!) с ним причинится беда, причиной тому будет его преданность России». Поэтому эмир просит помощи у могущественного повелителя, императора Российского.

Дюгамель, ознакомившись с рапортом Виткевича, пригласил его к себе.

– Картина, вами нарисованная, столь грустна, что я не вижу никакого выхода… Без нашей помощи эмир погибнет. Но помочь ему мы не в состоянии… Не так ли?

– Отправляя меня сюда, господин вице-канцлер сказал, что мне поручается выяснить, что можно сделать для эмира. Вы знаете, ваше превосходительство, что гарантия России на договоре с шахом вселила в эмира надежду и решимость сопротивляться англичанам. Останется ли сия гарантия в силе?

– Шах чрезвычайно опечален привезенными вами новостями. Он сказал мне, что победа англичан в Афганистане нанесет смертельный удар и его державе и в первую очередь приведет к отпадению Хорасана от Персии. Шах, ваше превосходительство, обязался помочь афганским владетелям. Пусть пошлет немедленно 10 тысяч человек на помощь сардарам.

– Да, дорогой Виткевич, это было бы хорошо. Но у шаха нет ни солдат, ни денег. Сверх того, подобный демарш сорвал бы переговоры в Лондоне об улаживании англо-персидских споров. Англичане все еще на острове Караке.

– Достоинство России требует, чтобы не были оставлены па произвол судьбы те, кто положились на обещание России…

Дюгамель сказал Виткевичу, что немедленно отошлет его рапорт в Петербург с официальной депешей и напашет подробное частное письмо Сенявину.

В официальной депеше Дюгамель написал о Виткевиче:

«В инструкциях, полученных в министерстве, этот офицер имел приказ, – это так, – заверить сардаров, что Россия употребит все свое влияние на Персию, дабы заставить эту державу действовать в их пользу, если обстоятельства того потребуют. Но, с другой стороны, господин граф, ваше превосходительство обязали меня депешей от 23 октября 1838 года № 2670 приостановить все действия за пределами Персии и ничего не предпринимать».

Свое откровенное мнение Дюгамель изложил в личном письме преемнику Родофиникина Сенявину:

«Если бы можно было все переиначить сызнова, я был бы того мнения, что Россия никогда не должна мешаться в дела Афганистана. Эта страна так отдалена от сферы нашего политического влияния, что нам нечего вести с ней постоянные сношения, и мы не можем с успехом поддерживать царствующих в ней монархов. Но, несмотря на эту невозможность, наше собственное достоинство не позволяет оставлять беззащитными тех, кто просил нашей помощи и положился на наше покровительство.

Граф Симонич был опрометчив и делал ошибки, я этого не отвергаю, но в сущности он держался того направления, которое ему было указано императорским министерством. Помимо того, что покойный Родофиникин передал на словах Виткевичу (он, между прочим, дал ему понять, что наше правительство было расположено ссудить Дост Мухаммед-хану два миллиона наличными деньгами и два миллиона товарами), достаточно пробежать инструкции, данные министерством Виткевичу, чтобы убедиться, что мы в ту пору намеревались принять деятельное участие в афганистанских событиях. Зачем было отправлять офицера в Кабул, если эта миссия не должна была привести ни к каким результатам? Ведь вы согласитесь, что наши торговые интересы только могли служить предлогом, в сущности же они ничтожны и еще долго будут оставаться ничтожными.

Поверьте, мой дорогой Сенявин, что этот вопрос более важен, чем как вам кажется в Петербурге, и что он отзовется на восточных провинциях Империи. Когда англичане упрочат свое влияние в Хиве и в Бухаре, они станут посылать оттуда мулл, чтобы фанатизировать наши мусульманские племена; тогда мы придем, быть может слишком поздно, к сознанию, что было ошибкою дозволять англичанам переходить Инд и было ошибкой не поддержать вовремя братьев Баракзаев.

Если бы спросили моего совета, я сказал бы, что прежде всего надо овладеть Хивой. Надо уничтожить это гнездо хищников и обратить его в русский передовой пост. С 13 или 15 тысячами человек такая экспедиция непременно имела бы успех и произвела в Азии громадное впечатление. В то же время я высадил бы в Астрабаде отряд из 6 или 8 тысяч пехоты с соответствующим числом пушек для того, чтобы можно было употреблять эти силы в дело, смотря по обстоятельствам. Эта демонстрация ободрила бы персов и афганцев, а если бы англичане удержали Карак – что они, по-видимому, и намерены сделать, – мы удержали бы Астрабад. Наконец в виде первоначальной помощи можно было бы выдать субсидии сардарам кабульскому и кандагарскому. Вы скажете, что все это тоже, что объявление войны. Я не того мнения. Напротив того, я думаю, что англичане сделаются более сговорчивыми, когда увидят, что мы приняли такой тон, и что они поспешат очистить Карак и оставят в покое сардаров кабульского и кандагарского, лишь бы только мы с нашей стороны очистили Астрабад.

Издали Афганистан может казаться очень интересным со своими сардарами, со своим Шуджа уль-Мулком и со своей англо-индийской армией; но вблизи, на том расстоянии, на котором я его вижу, это положение вещей в высшей степени печально, и мне очень бы хотелось знать, чем должен я руководствоваться в наших сношениях с Афганистаном».

В первых числах марта (по ст. ст.) Виткевич покинул Тегеран. Он еще не знал, что 21 февраля (5 марта) Нессельроде поручил Поццо ди Борго передать. Пальмерстону, что договор России и Персии с афганскими сардарами не утвержден императором и он, Виткевич, отозван в Россию.

3

Нессельроде по приказанию Николая пошел на полную капитуляцию перед Пальмерстоном не столько потому, что последний не был удовлетворен нотой от 20 октября (1 ноября) – недовольством Пальмерстона Николай умел пренебрегать! – сколько в силу общей политической ситуации.

Николай исходил – и исходил правильно – из того, что Пальмерстон все более убеждается в необходимости выбирать между Россией и Францией. И царь желал обеспечить, чтобы выбор Англии был в пользу России. Уступая в силу таких соображений натиску Пальмерстона в Персии и Афганистане, Николай замышлял отыграться в сопредельных с Россией странах в Средней Азии.

16 февраля, в тот день, когда Виткевич прибыл в Тегеран, Чернышев передал Нессельроде записку Перовского с планом экспедиции в Хиву. Перовский приехал в столицу в начале февраля и записку привез с собой.

Неделю спустя царь утвердил журнал совещания Чернышева, Нессельроде и Перовского о походе на Хиву. В журнале было сказано, что важнейшая цель экспедиция «восстановить и утвердить влияние России в Средней Азии, ослабленное долговременной ненаказанностью хивинцев, в особенности тем постоянством, с которым английское правительство во вред нашей промышленности и торговле стремится к распространению своего господства в тех краях».

Вместе с тем, Чернышев, Нессельроде и Перовский сочли «удобнейшим отложить поиск на Хиву до окончания экспедиции, предпринятой генерал-губернатором английских владений в Индии против владетеля Кабула Дост Мухаммед-хана и до обратного выступления войск Ост-Индской компании из Афганистана».

В журнале совещания было указано на необходимость соблюдать в строжайшей тайне приготовления к экспедиции, дабы помешать враждебной деятельности английских агентов, которая могла бы затруднить осуществление похода.

– Пора уничтожить у меня в Оренбурге осиное гнездо британских соглядатаев, – сказал Перовский. – Они уже немало повредили, и я прошу вас, Карл Васильевич, испросить у государя разрешение выдворить из Оренбурга мистера Джеймсона и его коллег…

– Удобно ли теперь? – усомнился Нессельроде. – Мы не хотели больше ссориться с Лондоном.

– Вот потому и нужно прикрыть Евангелическую миссию в Оренбурге! Если угодно, я сам попрошу об этом государя, – возразил Перовский.

Он предложил после захвата Хивы сменить хана Аллакули и заменить его кем-либо из киргизских (казахских) султанов. Чернышев и Нессельроде согласились, и было постановлено: «Мера сия, не противная обычаям азиатцев, совершенно была бы соответственна действиям англичан в настоящей их экспедиции против Дост Мухаммед-хана, объявленная цель коей состоит, между прочим, в низвержении этого властителя…»

– Посадив опять в Кабуле Шуджу, – говорил Перовский, – англичане усилят власть и влияние во всей Средней Азии. Очень прискорбно, что все старания Виткевича пошли прахом. Мы многого могли бы достичь там, если бы не отступили…

Нессельроде с укором посмотрел на Перовского, но он обратился к военному министру Чернышеву.

– Виткевич – мой адъютант, я его высоко ценю и прошу вас, Карл Васильевич, и вас, Александр Иванович, вернуть этого отличного офицера в Оренбург, он очень понадобится мне. Что же касается Афганистана, то мы, повторяю, многого могли бы там достичь… Но теперь дело прошлое, и надлежит нам так ответить англичанам в Хиве, чтобы испортить их успех в Кабуле…

Перед отъездом в Оренбург Перовский получил разрешение закрыть английскую Евангелическую миссию…

Что касается Виткевича, то Чернышев оставил на рассмотрение Нессельроде – отпустить ли Виткевича к Перовскому или удержать при Азиатском департаменте. А Нессельроде заявил Перовскому, что примет решение, когда Виткевич прибудет в Петербург и представит полный отчет о своей миссии.

4

5 марта н. ст. в Лондоне вышла в. свет «Синяя книга. Корреспонденция, относящаяся к делам в Персии и Афганистане». Пальмерстон опубликовал ее, чтобы доказать парламенту и публике правильность своей политики в Афганистане и Персии. А для этого он совершил подлог: из депеш Бернса и других документов выкинул все места, где говорилось о расположении эмира к Англии, о его желании договориться с Англией. Все, что Бернс писал о необходимости и возможности удовлетворить справедливые требования Дост Мухаммеда, было изъято; действия эмира были представлены как непоколебимо враждебные Англии, а действия Окленда как единственно правильные и необходимые… Виткевичу были приписаны поступки, которых он не совершал.

Когда «Синяя книга» дошла до Калькутты, где находился Бернс, он с изумлением увидел, что его депеши искажены, и сказал Окленду, что желает в печати исправить грубые ошибки.

– Теперь, когда наша страна вовлечена в важные предприятия, – услышал он в ответ, – было бы не патриотично конфиденциальному агенту правительства сеять сомнения в порядочности и добросовестности правительства. Ведь не думаете же вы, что это сделано преднамеренно? Все хорошо, что хорошо кончается… Потому, дорогой Бернс, не тревожьтесь понапрасну, а готовьтесь вновь отправиться в Кабул, который вот-вот будет занят нашими войсками.

Бернс подчинился, но все же скопировал свои депеши без искажений и пропусков и отослал в Англию своим друзьям… Когда они прибыли в Лондон, было уже поздно… «Синяя книга» сыграла свою роль. Пальмерстон и Гобгауз не обратили никакого внимания на то, что в Лондоне распространились слухи: в книге с афганской корреспонденцией сделан подлог…

Русский посол, уже ознакомившийся с «Синей книгой» и содержавшимися в ней обвинениями против России, обратился к Пальмерстону с письмом, прося немедленного свидания.

Прошел целый день без ответа…

Наутро Поццо ди Борго поехал на Даунинг-стрит в Форин-оффис.

Пальмерстона там не было. Посол поехал к министру на дом. Пальмерстон был дома, но отказался принять посла под предлогом, что он спешит в парламент. А в парламенте и был поднят вопрос о войне в Афганистане. Через камердинера он просил прибыть Борго в Форин-оффис на следующий день, в 4 часа.

В палате лордов оппозиция резко критиковала действия Пальмерстона и требовала приостановить военный поход в Афганистан. Пальмерстону было брошено обвинение в подлоге депеш Бернса.

Когда Поццо ди Борго явился в Форин-оффис в назначенное время, Пальмерстон два часа продержал его в приемной. Наконец открылась дверь кабинета, и Пальмерстон пригласил посла войти.

С трудом сдерживаясь, Поццо ди Борго вручил министру копию депеши Нессельроде от 21 февраля (5 марта).

– Вы отозвали этого Виткевича, не утвердили договора Симонича с эмиром? Прекрасно! Но мы примем меры, чтобы навсегда устранить угрозу Индии и устраним нашего врага из Кабула.

Поццо ди Борго пожал плечами и не вступил в бесполезные пререкания. Покинув Форин-оффис, он написал возмущенное письмо Мельбурну.

Премьер сам приехал в русское посольство и откровенно сказал Поццо, что и по его мнению поход в Афганистан излишен и даже опасен, но остановить его он не в силах.

– Эти дела в руках Пальмерстона, а вы сами знаете…

Мельбурн развел руками, вздохнул.

Но все же он побудил Пальмерстона еще раз принять Поццо ди Борго и вручить ему ноту, в которой выражалось удовлетворение новыми разъяснениями из Петербурга…