Текст книги "Супермодель в лучах смерти"

Автор книги: Михаил Рогожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц)

– Ну, это вряд ли, – призналась девушка.

– В таком случае не тревожьте меня.

Он косолапо зашагал к лифту мимо выстроившихся в шеренгу сотрудников и просто зевак.

Когда Апостолос открыл номер, на полу лицом вниз, рядом с оттоманкой, обтянутой голубым бархатом, лежало двое парней. Янис, развалясь, сидел на низком антикварном диване и поигрывал пистолетом. На овальном столе в беспорядке валялись бумаги, вытряхнутые из дипломата Апостолоса.

– Кто они? – кивнул он на парней.

– Выясняю. Пока врут. Говорят, залезли с желанием ограбить тебя. Случайно попали в этот номер. Хотят убедить в банальной краже, – Янис помолчал и обратился к лежавшим по-русски. – Нет, ребятки… так не получится. Не хотите признаваться, я приглашу сюда охрану Маркелова. Пускай Лавр с вами разбирается. Он сумеет вытряхнуть из вас правду. Согласны?

Один из лежавших дернулся, словно его руки свела судорога.

– Мы Маркелова не касаемся.

– Врете! Кто вас прислал сюда?

– Сами…

Апостолос подошел к сервантику, открыл инкрустированную дверцу встроенного в него холодильника, вытащил оттуда бутылку с названием «Узо» и минералку без газа. Не спеша достал из горки хрустальный стакан, налил туда немного «Узо» и разбавил водой. Жидкость приобрела мутновато-белесый цвет. После этого он со стаканом в руке уселся рядом с Янисом.

– О чем говорите? – спросил его.

– Выясняю, кто послал?

– Выяснил?

– Пока нет. Одно ясно – они не из государственных органов. Посланы либо Маркеловым, либо его конкурентами.

Апостолос сделал несколько глотков. Он всегда в критических ситуациях предпочитал «Узо». Крепость напитка стабилизировала его внутреннее состояние. Поставив стакан на пол, закурил тонкую сигару. Выпустив несколько клубов дыма, спросил: Что будем делать?

– В милицию сдавать их нет смысла. К чему нам эта огласка? Что касается Маркелова, то какой ему смысл посылать их рыться в копиях бумаг, которые сегодня мы вместе изучали. Скорее всего это конкуренты. В таком случае, зачем нам влезать в эти разборки. Достаточно того, что нам известно.

Апостолос покусывал нижнюю губу и глядел в пол.

Янис подошел к лежащим на полу.

– Значит так. Либо, как на духу признаетесь, либо мы сдаем вас Маркелову?

– Все равно сдашь… – выдавил из себя парень. Второй лежал молча, совершенно не реагируя на вопросы.

– Нам нет смысла устраивать скандал. Вызывать сюда милицию, охрану Маркелова, выяснять ваши личности. Но и просто так отпускать, сам понимаешь, – не резон.

– Ладно. Скажу. Нас послал Воркута. Он отслеживает связи Маркелова…

– Зачем?

– Хрен его знает. Он не докладывает. Кто-то, по-всему видать, имеет на него зуб. Скажи, Леха, – говоривший обратился к своему напарнику.

– Да, падло, – прохрипел тот.

Янис снял трубку телефона и набрал номер мобильною телефона, данный ему Лавром.

– Алло… алло! Лавр? Да, я. Слушай, встретился тут со старыми дружками… да нет, они отошли от дел. Вашу фирму уважают. Оказывается, какой-то Воркута на хвост вам наступает? Откуда знают? Ха… все равно не скажут. А… понятно.

Янис замолчал и лишь изредка поддакивал объяснявшему что-то Лавру. Потом попрощался и заверил его, что про Воркуту разговор зашел случайно. Положил трубку и вернулся на диван. Апостолос допил свое «Узо».

– История интересная, адмирал, – начал он. – У Маркелова действительно возникли какие-то неприятности, связанные с тем, кто этих послал.

Янис не хотел произносить кличку «Воркута», чтобы лежавшие парни не поняли, о чем речь.

– Но Лавр почему-то считает, что Воркута недавно погиб, и конфликт исчерпан. Он, оказывается, преследовал группу Маркелова в Брянской области.

– Погиб, говоришь? – повторил Апостолос. – Лучше бы остался жив. Спроси-ка их о нем.

– Эй, парни, – прикрикнул Янис. – Говорят, Воркута ваш подох где-то под Брянском.

– Да, не… там ребят постреляли. Попали на маркеловскую засаду. А Воркута ушел. Он не дурак под пули хайло подставлять. Придет время, рассчитается. И в первую очередь с Лаврентием Павловичем.

Парни вскочили как по команде. Не глядя на сидящих греков, схватили свои куртки и скрылись за дверью.

Апостолос задумчиво прошелся по зале. Подошел к окну и выглянул во двор. Трейлера, на брезент которого упала шуба, во дворе не было.

– Как пришла шуба, так и ушла, – констатировал он.

– Какие проблемы, подберем другую, – усмехнулся Янис.

– Нет уж. Я завтра утром встречусь с Маркеловым, поставлю подписи и первым же рейсом отсюда. А ты проверь этого самого Воркуту. Выясни, что за конфликт и что они здесь искали. Мы должны обладать большей информацией, чем господин Маркелов.

– Элементарно. Вопросов нет. Повстречаюсь со старыми корешами, друзьями по-нашему. Нам на руку, что у Маркелова есть беспощадные враги.

– Главное, чтобы они его до времени не грохнули.

– Постараюсь, чтобы это зависело уже от нас.

Апостолос протянул свой стакан, и Янис поспешил наполнить его «Узо» и водой.

Сделав несколько глотков, грек задумчиво произнес:

– Ужасная страна. Одно радует – на место Маркелова всегда найдется какой-нибудь Воркута.

Они пожали друг другу руки и простились до утра. Следующий день прошел в нервных переговорах в офисе Маркелова. Тот пытался выяснить, с чем связано внезапное решение Апостолоса возвращаться в Афины. Лавр со всех сторон обрабатывал Яниса в надежде прояснить вчерашний телефонный разговор.

Но взаимные недоговоренности закончились проводами Апостолоса в Шереметьево. Янис остался в Москве полномочным представителем своего патрона.

Глава десятая

Павел долгое время не выходил из своей квартиры. Пистолет постоянно сопровождал его из комнаты в комнату. Телефон был отключен. Он, по классическому выражению, «лег на дно». Предстояло осмыслить происшедшее. Банальное предположение, что он стал жертвой своего выигрыша, отпало сразу. Откровенность бандитов, везших его убивать, не оставляла сомнений. Кому-то из уголовных авторитетов он перешел дорогу. Но кому? Павел всегда был предельно осторожен с этой публикой.

Целыми днями он просиживал на кухне с бутылкой водки и тарелкой любимой тюри – черного хлеба с подсолнечным маслом и луком. Раненная Лорой-гестапо нога постоянно болела. Очевидно, было задето сухожилие. Граф ходил, прихрамывая, и часто хватался за мебель. Единственный человек, способный пролить свет на окруживший его мрак, – Воркута, находился неизвестно где. Павел не мог представить себе, где его искать.

На улицу он выходить боялся. Неудавшееся покушение могли повторить в любой момент. Лучше всего было бы улететь в Баден-Баден. Но при желании, его найдут и там. Значит, придется сидеть в Москве и выяснять причины, толкнувшие кого-то на его физическое уничтожение. Все чаще он возвращался в своих размышлениях к Татьяне и Маркелову. Ему ее ужасно не хватало.

Сколько раз хватал себя за руку, чтобы не набрать ее номер телефона! Неужели она вернулась к Маркелову?

Чем больше он думал о Татьяне, тем неотвязнее представал перед ним образ Маркелова. Он даже стал преследовать Павла во сне. Являлся в кошмарах. Молча глядел из-под густых бровей. В других ночных видениях, терзавших его, возникала Лора-гестапо. Вернее, его «fatale monstrum». Павел никак не мог отчетливо вспомнить ее внешность. Лик Клеопатры, отдававшейся ему на ложе со змеями, настолько совместился с лицом садистки, что никаким напряжением памяти он не в силах был представить ее себе. Помнил ярко накрашенные огромные губы, влажные от его крови. Длинные, хищные ногти. Жидкие, безжизненные волосы крашеной блондинки. Мясистый нос царицы, ее острый выдвинутый подбородок так и маячили перед глазами. Оказалось, наркотическое видение запечатлелось гораздо сильнее, нежели реальный образ его мучительницы. Единственное, что совпадало, – чувственный ненасытный pot.

Павел отдавал себе отчет в том, что Лора-гестапо не успокоится до тех пор, пока он жив. Ведь за ней стоит двенадцать трупов. И он – единственный, кто может вынудить ее сознаться. Не случайно при их расставании она улыбнулась презрительной улыбкой и прошипела: «Спеши жить, граф, все равно ты не жилец».

В тот момент он не придал значения ее угрозе. Слишком неожиданным казалось счастливое спасение. Воркута исчез так же внезапно, как и появился. Милиция исследовала разнесенный в клочья желтый «мерседес», а Лора рыдала над трупом оскалившегося Адика.

Милиционеры не спешили расследовать теракт по горячим следам. Лора переоделась и сама вышла на улицу. Походив вокруг окровавленных тел своих охранников, она с глухими рыданиями вернулась домой в сопровождении следователя. Показала застреленного Адика и красочно рассказала, как после взрыва ворвались бандиты и только благодаря собаке она и ее друг остались живы.

Павел лежал в спальне, изнемогая от боли и слабости. У него не было сил и желания рассказывать правду заглянувшему к нему следователю.

Тот решил, что граф ужасно напуган, и постарался не утомлять его вопросами.

После того, как милиционеры закончили свою работу, а следователь попросил подписаться под протоколом, Лору оставили в покое.

Первым делом она связалась с офисом и вызвала машину.

Потом, порывшись в шкафу, бросила Павлу на кровать чьи-то мужские вещи, явно не его размера и попросила побыстрее исчезнуть, если он не хочет получить пулю в лоб в соседнем дворе.

Ее красный с размазанной по губам помадой рот источал грязные ругательства. Ощущая свое бессилие, она была готова кататься по испачканному кровью ковровому покрытию.

В машину вместе с доковылявшим до нее Павлом положили труп Адика. На этом кровавое пиршество Лоры-гестапо закончилось.

Однако не исключено, что по Москве бродят киллеры, поджидая удобного случая, чтобы расстрелять Павла в упор…

«Ничего не скажешь – веселенькая ситуация», – сказал себе граф и кисло улыбнулся.

Он покрошил в тарелку черный «Бородинский» хлеб, запасы которого всегда лежали в огромной морозильной камере. Обычно Павел доставал его и доводил в микроволновой печи до горячего состояния. Он залил кусочки хлеба пахнущим семечками подсолнечным маслом из пятилитровой бутыли, посыпал сверху тонко нарезанный лук и налил себе стопку водки. Так в его родном Прокопьевске закусывали вернувшиеся из забоя мужики в ожидании наваристых щей.

У Павла мелькнула спасительная мысль. А не мотнуть ли мигом в Прокопьевск? Уж там его никто искать не будет. Ностальгические воспоминания и водка рисовали милые сердцу картины детства. Он не спеша опорожнил бутылку и окончательно уверил себя в разумности такого вояжа.

Без колебаний подключил радиотелефон и принялся дозваниваться до справочной, чтобы узнать, когда ближайший рейс в Новокузнецк. Оказалось, только через два дня. Расстроенный этим сообщением, он забыл отключить телефон и поковылял за новой бутылкой. На полпути к кладовке, где стояли коробки с напитками, его тормознул неожиданный телефонный звонок. Павел замер. У него не было никакого желания давать о себе знать. Но и любопытство брало свое.

Столько времени скрываться и при этом беседовать исключительно с самим собой – поневоле захочешь услышать чей-нибудь голос. Павел почему-то решил, что звонит Татьяна. Он был просто уверен в этом. Кому еще нужен затерявшийся в Москве граф? Эта уверенность и заставила его поковылять назад к радиотелефону.

На всякий случай Павел решил первым разговор не начинать, пока не узнает голос звонившего. В трубке не замедлило раздаться:

– Родион? Ты меня слышишь?

Телефон чуть не выпал из ослабевшей руки графа.

– Узнал или представиться? – продолжались вопросы.

Павел провел одеревеневшим языком по пересохшим губам.

Он, разумеется, узнал этот голос. Но был не в состоянии отвечать.

– Да, да… слышу, что узнал. Александров беспокоит тебя.

– Виктор Андреевич… – выдавил из себя Павел.

– Молодец, говоришь. Я-то решил, что ты с перепуга окончательно потерял дар речи. Сколько дней сидишь взаперти? Подсчитал?

– Не помню, – признался Павел.

– Ну и дурак! Мы тебя взяли под охрану. Можешь спокойно идти за пивом.

– У меня есть…

Павел добрался до кожаного дивана, стоявшего в холле, и с облегчением сел.

– Короче, думаю, нам пора поговорить. Как я понимаю, каникулы Бонифация закончились?

Граф молчал. Он знал, что рано или поздно этот звонок раздастся и найдет его в любой стране мира. Даже на необитаемом острове. Как они умеют вовремя звонить… Словно прочитав его мысли, голос Александрова повторил:

– Хватит размышлять. На этот раз я позвонил вовремя. Собирайся, высылаю машину.

– Я много выпил, – заупрямился Павел.

– Ничего, протрезвим. Возле загса будут стоять белые «жигули» с желтыми фарами. Садись в них. Ровно через сорок минут.

Это был приказ, который не подлежал обсуждению. Павел бросил радиотелефон на диван. Он почувствовал себя загнанным зверем. Какого чёрта возвращался в Россию? Нужно было ехать куда-нибудь в Австралию. Купить себе ранчо и разводить страусов.

Звонивший был не кто иной, как генерал ФСК, начальник одного из подразделений, занимавшихся организованной преступностью и коррупцией в высших эшелонах власти. Виктор Андреевич Александров. Старый приятель и наставник, когда-то превративший застенчивого паренька из Прокопьевска в удачливого и беспечного прожигателя жизни – графа Павла Нессельроде. Только он один позволял себе произносить забытое имя Родион.

Павел, держась за попадавшуюся на пути мебель и едва не опрокинув буль, стоящий в коридорчике, добрел до ванной комнаты. Лег в ванную-жакузи и пустил воду. Струи, ударившие со всех сторон, обжигали его расслабленное тело. Самое время поспать. Мысль о поездке в Прокопьевск казалась уже невыполнимой, да и ненужной.

Граф долго массировал лицо, тщательно сбрил выросшую щетину. Уложил феном волосы. Александров не поощрял расхлябанности. В любом состоянии его воспитанники должны были быть подтянутыми и элегантными.

Вообще этот генерал раньше казался белой вороной в коридорах КГБ. Он играл на фортепьяно, собирал русскую живопись начала века, прекрасно разбирался в поэзии, владел несколькими языками и потрясающе играл в карты. Его воспитанники работали во многих странах мира. Он сам отбирал людей для обучения. Занимался с ними долго и упорно. Имел нескольких ассистентов. Подготовленные им агенты относились к самой засекреченной элите. Несколько раз Александров был на краю пропасти из-за наветов тупых недоброжелателей. Но сам Андропов, покровительствуя ему, не давал его в обиду.

Павел надел строгий однобортный костюм, белую рубашку и яркий галстук. Еще раз взглянул на свое изможденное лицо с торчащим, как у Буратино, носом. Накинул пальто и со шляпой в руке вышел из квартиры. На втором этаже ему попался плохо одетый человек, читавший газету и опиравшийся на палку.

Павел понял, что его покой действительно оберегали. Он протянул руку и попросил этого мужчину:

– Будь другом, дай палку, а то не доберусь до машины.

Тот молча протянул ее и продолжил чтение газеты.

На улице вовсю светило солнце. Высокий снег, лежавший на клумбе посреди дворика, искрился разноцветными бликами. Дети с пронзительными криками играли в снежки. Мир казался добрым и беззаботным. «Жигули» с желтыми фарами стояли у особняка, занимаемого загсом. С палкой было идти значительно удобнее. Павел поглядел по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, быстро сел в машину.

Водитель молча кивнул головой в знак приветствия, и они поехали. Голова у Павла работала плохо. Многодневное пьянство и прострация, в которой он находился, давали о себе знать. К тому же неожиданность звонка не дала возможности настроиться на агрессивный лад. Разговор будет не из легких. Павел понимал, что от него не отстанут, все эти бесконечные реорганизации Комитета безопасности не касались досье агентов, подготовленных Александровым. Однако единственное, на что надеялся Павел, так это на самого Виктора Андреевича. Генерал был человеком совестливым и понимал: после того, что случилось с Павлом, нельзя настаивать на продолжении их сотрудничества. Но ведь и генерал себе не начальник!

Павел глядел в окно на грязный солнечный город и жалел, что находится здесь, а не в другом полушарии. Годы, проведенные в Прокопьевске, навсегда отбили у него любовь к зиме. Он ее ненавидел, но любил в воспоминаниях. Особенно за границей.

Удачно миновав пробки, они добрались до Беляева и поехали по улице академика Варги. Возле одного из многоэтажных домов водитель остановился. Не поворачиваясь в сторону Павла, четко произнес:

– Подъезд перед нами, код 273, этаж 8, квартира 214. Вас ждут.

Павел поблагодарил и, опираясь на палку, скрылся в подъезде. Он шел на обычную конспиративную квартиру. Генерал никогда не встречался с ним в официальных кабинетах.

Дверь открыл сам Александров. Седой, с военной выправкой красавец. Ростом чуть ниже Павла, но шире в плечах и вообще поплотнее. Он был заядлый теннисист. Всегда загорелый, тонкогубый, с волевым решительным лицом и шрамом над левой бровью. Когда они виделись в последний раз, генерал очки не носил. Сейчас же в полумраке прихожей поблескивал стеклами в тонкой золотой оправе.

– Ну-ка, ну-ка, дай на тебя, граф, посмотреть!

Он взял Павла под локоть и повел в комнату, залитую солнцем. Тот не успел даже снять с головы широкополую белую шляпу, которую носил в сочетании с белым шелковым шарфом.

– Значит, я уже нацепил очки, а ты вооружился костылем. Да… «а годы летят, наши годы как птицы летят». Ну, раздевайся, граф. Прислуги здесь нет. Хотя кое-что я для тебя приготовил.

Павел снял черное пальто и бросил его на спинку кресла. Шляпу пристроил на торшер и побыстрее сел, чувствуя слабость в коленках.

Александров отправился на кухню. Пока его нс было, Павел от нечего делать скользил взглядом по убранству комнаты. Югославская стенка, мягкая велюровая мебель, торшер, телевизор «Сони», письменный стол с крутящимся клетчатым креслом, ковер на полу – все это казалось казенным. Лишено аромата домашнего уюта. С первого взгляда становилось ясно, что здесь среди этой добротной, со вкусом подобранной обстановки никто не живет. На стенах висели какие-то эстампы. Явно выписанные в хозяйственном управлении.

На кухне что-то разбилось, потом полилась вода и, наконец, появился генерал с подносом в руках. На подносе стояли чашки с кофе, бутылка коньяку, печенье и высокий стакан с каким-то желтоватым пузырящимся напитком.

– Это выпей сразу, – приказал Александров и поставил стакан перед ним. – А я – рюмочку коньяку за встречу.

Павел покосился на напиток, поднес стакан к носу, вдохнул резкий затхлый запах.

– Что это?

– Последняя разработка наших химиков. Коктейль на основе янтарной кислоты. Выпиваешь, и весь алкоголь в организме мгновенно расщепляется. Быстрое очищение, и ты как огурчик. Только давай залпом и по коридору налево.

Павел последовал его совету. Напиток оказался гадким. Но прошел легко. Поставив пустой стакан на стол, он вопросительно посмотрел на генерала. Тот, в свою очередь, с интересом наблюдал за реакцией Павла. Наверное, сам ни разу не видел действия предложенного коктейля.

– Ничего, кроме гадкой отрыжки, – сообщил Павел.

– Бывает, – сочувственно пожал плечами генерал. – За что ж тогда их наградили, подлецов?

Эти слова оказались несправедливыми, так как Павел подскочил и, забыв про палку, метнулся из комнаты. Широко расставляя руки и придерживаясь за стены, он влетел в ванную комнату.

Всего через десять минут, умытый, благоухающий зубной пастой «Крест» и французским парфюмом, обнаруженным на полке, Павел с чистой и светлой головой сидел напротив терпеливо ожидавшего его Александрова.

– Ну, подлецы! Умеют все-таки делать, когда захотят! – заочно похвалил генерал химиков.

– Да уж, вывернуло наизнанку, – признался Павел.

Виктор Андреевич налил себе рюмку коньяку. Он считался тонким психологом и, пригласив на беседу Павла, прекрасно понимал, что груз накопившихся обид не даст тому возможности спокойно принять нужное решение. Поэтому решил сам подробно напомнить своему ученику все происшедшие с ним перипетии. Ведь, одно дело, когда человек рассказывает сам о своих горестях. Волей-неволей, он начинает по-новому переживать и заводиться. А когда то же самое слышит из чужих уст, то становится просто собеседником и отстраняется от сути происходящего.

– Мне все эти годы очень грустно вспоминать твою историю, – начал генерал, пригубив коньяк. – Я сам оказался в глазах многих опороченным. Поди, докажи, что начальник ничего не знал о спецзаданиях своих подчиненных. Ну, про меня сейчас не будем. Пережил, перемучился, перетерпел и, как видишь, продолжаю служить своему отечеству. Ты… другое дело. Помню, когда привезли тебя из Прокопьевска желторотым юнцом, мне в отличие от комиссии, не уникальные таланты твои пришлись по нутру, а полнейшая неиспорченность. Душа в тебе была звенящая. За такую бороться – одно удовольствие. После нашей первой беседы я сомнений не испытывал. Это потом остальные стали говорить о твоей феноменальной памяти, способности к языкам, музыкальности и прочих достоинствах. Но поверь, если бы в тебе был хоть миллиграмм дерьма, я бы тобой не занялся. С такими способностями, как у тебя, в любом цирке фокусников навалом. Согласен?

– О чем речь? Я всегда был вам благодарен, – вяло пробормотал Павел, приготовившись к долгой и нудной обработке.

– Ну, дурак ты! Разве дело в твоей благодарности? Я хочу выяснить, что в тебе осталось настоящего, кроме фокусов?

Пять лет я делал из тебя российского графа, наследника замечательной фамилии. Ты получил образование, которое с семнадцатого года в нашей несчастной стране никто не получал. Вспомни, единственное, во что ты умел играть, так это в подкидного дурака. И то, сам же в дураках оставался. Сегодня лучше тебя в мире играет всего несколько человек. Ты можешь заработать любые деньги, жить в любой стране мира. Благо мы тебя выучили языкам и местным диалектам. У тебя вилла в Баден-Бадене и счет в швейцарском банке. А знаешь ли ты, голубчик-граф, сколько завистников периодически предлагают все это у тебя конфисковать в пользу государства?

– Все мало? – запальчиво встрепенулся Павел.

– Мерзавцам всегда мало. Думаешь, я тебя готовил для того, чтобы ты выигрывал тысячи и отправлял их на тайные счета кэгэбэшной верхушки? Я тебе дал мощную крышу, под которой ты мог бы принести родине немало пользы. Кто виноват, что нашлись подонки и стали использовать твой талант ради собственной наживы!..

– Мне все время говорили, что эти деньги нужны для наших резидентов, для расширения разведывательной сети. Я казался себе значительной фигурой, а выяснилось, что просто-напросто на мои выигрыши прыщавые отпрыски генералов и начальников отделов ездили отдыхать на средиземноморские курорты!

Александров закурил. Павел вспомнил, что раньше шеф курил, не переставая, прикуривая сигарету от сигареты. Сейчас не то. Постарел. С какой стати он решил опять возвращаться к старому и бессмысленному разговору? После развала КГБ, когда вскрылись многие тайные аферы, Павлу сообщили, чтобы он впредь не пользовался счетами в банках, переданных ему шифрограммой из Москвы. Он терялся в догадках, но потом ему дали копию доклада, где между прочим фигурировала и его фамилия. Поначалу кое-кто хотел и его записать в сообщники. Только благодаря принципиальности Александрова его оставили в покое. Но гак и не извинились. Павел затаил глубокую обиду и написал рапорт. В суматохе перетрясок ему без лишних разговоров подмахнули увольнение и «будь здоров на все четыре стороны». Так он оказался безработным. С пятном на биографии. И с германским паспортом на имя графа Павла Нессельроде.

После этого он решил, что раз и навсегда порвал с ГРУ и прочими секретными службами. Некоторое время напряжение не отпускало его. Он ждал звонка или иного сигнала о встрече. Но время шло. В новой России задело взялись новые люди. Павел плюнул на все и приехал в Москву. Он всегда рад встретиться с Александровым, только зачем возвращаться к перевернутым страницам жизни?

Однако генерал думал иначе.

– Павел, своя обида частенько закрывает горизонт. Кроме тех нескольких человек, вокруг было много прекрасных товарищей. И все они остались. Шваль всякая отсыпалась. Не будем о ней вспоминать. Нельзя делить родину на ту, которая была до девяносто первого года, и нынешнюю. Тогда не дали послужить отечеству, послужи сейчас.

Павел нервно отхлебнул кофе и налил себе коньяку.

– Виктор Андреевич, давайте без политучебы. Я ни в разведку, ни в ФСК не вернусь. Тем более совсем не уверен, что сегодня они служат отечеству.

– Значит, по-твоему, я служу «Анклу Бенсу»?

– Вы – нет.

– Поверь, голубчик-граф, все мои друзья служат со мной.

– Вы заблуждаетесь.

– Пусть. Но что бы ни случилось, мы будем служить России. Это мужская позиция. А ты поступаешь как дешевый фраер. Тех, кто тебя обидел, уже нет. Получается, что плюешь в лицо не им, а нам.

– Никому я не плюю. Живу себе спокойно.

– Спокойно? – генерал громко рассмеялся. Ему даже пришлось снять очки, чтобы не свалились с носа. Махнул ими в сторону Павла и, немного отдышавшись, налил коньяк в обе рюмки.

Павел молча выпил, а Виктор Андреевич водрузил на место очки и, сделав маленький глоток, продолжил:

– Спокойно, говоришь. Поначалу устроил драку в театре. Если бы не мои ребята, там тебя бы отделали под первое число.

А добавили бы уже в милиции. И сидел бы ты как миленький по 206-й.

– Я понял, когда они мне ключ от наручников в карман сунули. Спасибо.

– Ишь ты какой. Мне больше делать нечего, как за твое спасибо вытаскивать тебя из переделок. Ребята должны были в тот вечер взять Воркуту. А тут ты со своей дурацкой ревностью. В результате Воркута до сих пор на свободе и продолжает свои разбои. Недавно в Брянской области перестрелку устроил. Несколько человек погибло.

Павел посерьезнел. Тогда, в театре, он понял, что прикрывают свои. Но решил – так, по дружбе, случайно встряли. А теперь все упирается в Воркуту, который недавно спас ему жизнь.

– Чего молчишь? Спокойную жизнь вспоминаешь? Имеешь какие-нибудь сведения о Воркуте?

– Никаких, – слукавил Павел и внутренне напрягся, ожидая разоблачения. Но, видать, генерал не знал о появлении Воркуты у Лоры-гестапо.

– А кто взорвал «мерседес» цветочной дамы, в спальне которой тебя нашел наш сотрудник?

– Ваш? – удивился Павел.

– Наш, наш, иначе сидел бы ты, голубчик-граф, в СИЗО, как организатор покушения.

Павел вскочил. Только этого ему еще недоставало.

– Сядь. Не люблю когда мельтешат перед глазами, – приказал Александров. – Беда твоя в том, что долгая, безоблачная жизнь в Баден-Бадене привела тебя к полной профессиональной дисквалификации. Ты потерял оперативный нюх. Я веду тебя постоянно. Готов признаться, мой единственный прокол – в том, что не знаю, каким чудом ты очутился в постели этой самой Ларисы, президента фирмы «Орхидея» на Таганке. Зализывал раны, полученные в театре?

– Случайно оказался.

– Ладно, – вдруг мягко согласился Александров. – В интим лезть не собираюсь. Случайно так случайно. Расскажи-ка мне лучше про своего друга – бизнесмена Маркелова Илью Сергеевича.

Павел протянул руку к генеральским сигаретам. Тот предупредительно пододвинул пачку. Чиркнул зажигалкой, дал прикурить. Граф глубоко затянулся и с шумом выпустил дым. Ему совершенно не хотелось откровенничать с бывшим шефом. Но его уровень информированности сбивал с толку. Он чувствовал, что Александров не просто раскрывает карты, а заманивает его в капкан, из которого выбраться будет непросто. Поэтому, сделав еще несколько глубоких затяжек, полюбопытствовал:

– А что, на него компромат имеется?

– Никакого. Кроме того, что сидел по делу Госцирка. И то, там история темная, скорее политическая, чем уголовная.

– К чему ж тогда вопросы?

Пришло время помолчать генералу. Он находился в выигрышном положении. Павел гадал, какую часть правды стоит открыть. А Виктору Андреевичу нужна была вся правда. Он решил ответить вопросом на вопрос.

– Ты, конечно, знаешь, что цветочная дама приказала тебя убрать?

– Не исключено.

– Каковы причины? Надеюсь, не за мизер в постели?

– Сам не знаю. Но Маркелов здесь совершенно ни при чем. Говорю же, случайная встреча.

– Смотри, голубчик-граф, еще пару таких случайных встреч, и даже мы ничем помочь не сможем.

Павлу начинала надоедать игра, в которую его вовлек Александров. Его явно используют в виде наживки и к тому же отслеживают все связи, что является вмешательством в личную жизнь без всяких необходимых санкций. Он внимательно посмотрел на отсвечивающие очки бывшего наставника и шефа.

– Короче, Виктор Андреевич, каково мое назначение в вашей схеме?

– А никакой схемы, голубчик-граф, нету. Но есть странные совпадения. Их-то и настало время прояснить.

– В таком случае, я готов. Как частное лицо.

Генерал снова снял очки, но ответил уже без всякого смеха.

– Если бы ты был для меня частным лицом, я бы из тебя давно всю правду выбил. А так пока предлагаю обратиться к фактам. Они сообщают нам следующее. Ты устраиваешь драку с Воркутой из-за артистки. Потом выясняется, что эта самая артистка является любовницей бизнесмена Маркелова…

– Нет! – воскликнул уязвленный Павел. – Тогда она была со мной!

– А к кому Маркелов приходил за кулисы?

– У них были дружеские отношения.

– О, прости. Я не знал, что дело обстоит так серьезно. Ладно, опустим. Воркута в том же театре возник также не случайно. Ну, посуди сам, откуда в его голове возникли бы глупости по отношению к Татьяне? Нет, он выслеживал Маркелова и хотел от Татьяны получить интересующую его информацию. А тут, как на грех, свалился с колосников Отелло…

– Я своими глазами видел, какую информацию он от нее получал. Ерунда на постном масле, уважаемый Виктор Андреевич. Вам везде мерещится мафия, а на самом деле элементарный разврат. Татьяна способна на такие случайные связи.

– Не кипятись. Я же не о ней, – развел руками генерал. – Я о Воркуте. После вашего удачного побега получается, что он твой должник. А ты в это время проводишь время в одной компании с Маркеловым. И вдруг Татьяна возвращается к нему, а на тебя совершают нападение. Мы подняли весь город на ноги и не нашли. А Воркута нашел. И взорвал «мерседес» цветочной дамы. Кого он хотел запугать? Тебя или ее? Естественно тебя.

– Почему же вы его не арестовали? – не выдержал генеральского напора Павел.

– Ну, голубчик-граф, нынче арестовывать не модно. Я хоть завтра могу в одну камеру собрать огромное количество известных всем бандитов. И что? Похлебают они казенную баланду. Поваляются месяц в двухместных камерах и адью – на волю. Воркута сам ничего не взрывал. Его просто засекли рядом. Сразу после взрыва… Хорошо, поехали дальше. Раз ты уверен, что Лариса всего лишь случайная связь, значит, теперь она ищет возможность убрать тебя не по своему желанию, а по приказу Воркуты. А его, как мы уже выяснили, более всего волнует Маркелов и все, что с ним связано. Вот и замкнулся круг. Посему выкладывай, какие-такие у вас с Маркеловым дела, что на обоих уже совершены покушения.