355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Ребров » Советские космонавты » Текст книги (страница 21)
Советские космонавты
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:01

Текст книги "Советские космонавты"


Автор книги: Михаил Ребров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

МОРСКАЯ ДУША

Валерий Ильич Рождественский

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник-инженер Валерий Ильич Рождественский. Родился в 1939 году в городе Ленинграде. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1976 году.

«Союз-23» покидал космодром, когда на Байконуре была ночь. В соответствии с графиком подготовки к старту экипаж в составе Вячеслава Зудова и Валерия Рождественского занял свои места в корабле за 2 часа 40 минут до главной команды «Пуск!». Выполнены все предстартовые проверки на борту. Пункт за пунктом «пройдены» все указания инструкции. Приняты все уточнения, переданные с Земли. По внутренней связи включили музыку – для разрядки...

Космодром Байконур. Стела в честь советской науки

Экипаж ждал старта ракеты.

Космонавты должны были выйти на заданную орбиту и начать работать совместно со станцией «Салют-5». Старт прошел успешно, вывод на орбиту – тоже. Однако из-за работы в нерасчетном режиме системы управления корабля на дистанции дальнего сближения стыковка со станцией была отменена и «Союз-23» вернулся на Землю.

Вот тут-то все и началось. Посадка спускаемого аппарата проводилась глубокой ночью. Условия в районе приземления сложились очень трудные. Разразился сильный снежный буран, температура воздуха достигала минус 20 градусов. Сильные порывы ветра сносили спускаемый аппарат, удерживаемый огромным парашютом. «Союз-23» опустился не на сушу, а на поверхность большого озера Тенгиз, в двух километрах от берега.

Поисково-спасательная группа была готова к любым неожиданностям (по программе подготовки отрабатываются разные варианты спусков). Даже в таких трудных условиях вертолеты подошли к месту предполагаемой посадки своевременно, и поисковики наблюдали за спуском корабля.

– Есть касание! – передали в Центр управления.

В Центре управления полетом

После этого в передаче информации наступил перерыв. Подобраться к спускаемому аппарату оказалось делом весьма и весьма сложным. На пути спасателей, облаченных в специальные костюмы и вооруженных различными плавучими средствами, встали наледи. Толщина льда местами достигала 10-15 сантиметров. Ураганный ветер все время перемещал льдины. Продвижение спасательной группы затруднялось.

Озеро Тенгиз издавна пользуется недоброй славой. Казахи называют его «сором» – трясина. Густое месиво притормозило движение людей, спешащих на помощь космонавтам.

Нелегко было и тем, кто находился в «Союзе-23». Однако, несмотря на всю суровость испытания, экипаж не потерял присутствия духа и чувства юмора. Когда подоспевшие к месту посадки журналисты спросили Зудова и Рождественского, как это они ухитрились в казахстанской степи сесть в озеро, оба дружно рассмеялись и ответили: «А как могло быть иначе, если в составе нашего экипажа есть моряк, единственный из всех космонавтов, к тому же еще и водолаз».

Мой коллега из АПН пошутил:

– Первый, и пока единственный, член Союза художников СССР, побывавший в космосе,– участник исторического совместного полета Алексей Леонов. Первый, и тоже единственный, космический Дед – бортинженер пятнадцатого «Союза» Лев Демин. Совершили орбитальные путешествия первые врачи, инженеры-механики, геологи... И вот – водолаз. Первый!

Когда в семье курсанта Ленинградского военно-морского училища имени М. В. Фрунзе Ильи Александровича Рождественского родился сын, он про себя подумал: «Моряком будет крепыш, не иначе». А через два года началась война. Рождественский-старший ушел на фронт, воевал на Балтике, ходил на боевом лидере «Ленинград» и не знал, что семья его чуть не погибла в суровые годы блокады, что помогли добрые люди, вывезли по Дороге жизни в Казахстан...

Встретились в Ленинграде, в победном 45-м. Через год Рождественский-младший переступил порог школы, а в 1956 году стал курсантом Высшего военно-морского инженерного училища имени Ф. Э. Дзержинского. Так хотелось отцу. Так хотелось и ему самому.

Учился хорошо. Увлекался спортом. Третье место в Союзе среди четверок распашных без рулевого но так-то легко завоевать! Отлично плавал, отменно нырял. Мечта отца сбылась. Его, Валерия, тоже.

Море... Разве можно рассказать о нем словами. Нет таких слов, которые передали бы всю красоту и мощь бескрайней стихии, будь то часы покоя или величавых буйств. Он видел море разным, видел Балтику и южные широты, Атлантику и Средиземное, прошел через штормы и штили, познал глубину. Это уже после того, как закончил курсы подготовки водолазов.

Работа глубоководников нелегкая и опасная. Она требует от человека многого: сильного духа, крепкой воли, физической закалки, железных нервов. Немыслима она и без чувства локтя. Глубоководники обычно работают ларами. Принцип такой: «Тот, кому ты доверяешь, доверяет и тебе». Эту формулу жизни раскрыл перед Валерием старший товарищ В. Солобко – опытнейший водолаз, фронтовик.

Разное случалось. Помнится, поднимали затонувшую еще в первые годы революции императорскую яхту «Полярная звезда». Пусть прошло много лет, но народное добро должно быть возвращено народу. И возвратить его должны были водолазы-глубоководники, среди которых был и Валерий Рождественский.

Долго возились: мешала погода. На подъеме Валерий почувствовал, что трудно дышать. Делал большие глотки, а воздуха не хватало. Сердце билось учащенно, на лбу выступил пот, в горле першило. Глаза заволакивала серая пелена.

Подумал: «Заела пружина золотника. Наверное, придавило чем-то».

Дышать становилось все труднее. «Так можно и сознание потерять, тогда...» Нет, он не струсил, не растерялся, спокойно дал знать другим, и товарищи помогли, выручили из беды.

Потом – новое задание: поднимали потопленный в годы войны немецкий транспорт «Шивбск». Лежал он у входа в испанскую бухту, на самом фарватере. Это усложняло движение в порту, к тому же – это металлолом, который всегда нужен стране. Спустили водолазов. Через какое-то время – доклад наверх: – В трюмах боеприпасы, капсулы с порохом... Как быть? Рванули торпеду – не детонирует. Попробовали еще раз спровоцировать на взрыв – результат прежний. Вот и пришлось водолазам «колдовать» под водой. Сложнейшая это была эпопея. Много долгих часов под водой рядом со взрывоопасной громадой. Одно неверное движение, одна ошибка, неосторожность и... Да только не думали они тогда об этой опасности. Думали о другом, как быстрее и лучше выполнить приказ.

У морской работы неотступные законы: у каждого – свой круг обязанностей, каждый ценит чужой труд, каждый сам идет на помощь товарищу, а не ждет, когда его позовут. В среде моряков Валерий познал и усвоил такую заповедь: ты можешь служить на большом красивом корабле и на маленьком обшарпанном временем спасателе, можешь ходить в море или служить в базе, быть водолазом, сигнальщиком, коком, мотористом, штурманом, командиром боевой части, но для всех есть единственный критерий – порядочность. Что ты делаешь, какую выполняешь работу, на какой должности состоишь, не имеет значения, по порядочным ты обязан быть.

Верность слову и делу, друзьям, своей работе. Целеустремленность... Всему этому учила Валерия Рождественского служба на море.

Наверное, море и осталось бы его первой и последней любовью, если бы не случайно попавшая в руки книга о космонавтах. Даже не сама книга. О космосе он многое знал после стартов Юрия Гагарина и Германа Титова, Андрияна Николаева и Павла Поповича.

А вот абзац о том, что условия работы космонавтов сродни тем, с которыми встречаются подводники, заставил задуматься: «Может быть, стоит попробовать?»

Подумал и вроде бы забыл. Но нет! Мысль эта стала приходить все чаще и чаще. И все дольше оставаться с ним, не просто быть рядом, а тормошить, терзать, рождать дерзкие желания и сомнения, будить страсть к переменам... Словом, вселилось волнение в морскую душу. И задавал Валерий себе зовущий и тревожный вопрос: «Может быть, стоит?»

Шли месяцы, годы. Были другие плавания, другие работы, В 1965 году, когда он находился в море, на корабль пришла телеграмма. Смысл ее в одном коротком, но многозначительном слове: «Отозвать».

– Я поменял море на небо,– признался он как-то. Может быть, найдутся люди, которые осудят меня за это. Но мне кажется, человек всегда должен быть не удовлетворен тем, что он имеет, что делает, иначе нет движения вперед. Я не понимаю людей, равнодушных к космонавтике, как не понимаю и фанатиков, готовых лететь чуть ли не на беспилотном спутнике. Это серьезное дело, и относиться к нему надо серьезно...

Перед стартом «Союза-23» он был собран:

– Волнения нет. За годы подготовки от него отвыкаешь. Привыкаешь к новой работе с ее необычностью и сложностью. Многое становится привычным. Самое же главное то, что мы с Вячеславом Зудовым верим друг в друга. Значит, можно в огонь и в воду. – Он подумал и добавил: – Ну и в космос тоже... В выборе товарища по экипажу у космонавта меньше возможностей, чем в выборе жены, а времени с ним он проводит больше, чем в семье. И «разводов» здесь быть не может. При подготовке к нашему полету только за последние полтора месяца в тренажере мы провели двести девяносто часов – получается около двенадцати суток. То есть мы «совершили» двенадцатисуточный космический полет... На Земле. А если к этому добавить остальные стенды, то получится, что провели около трех месяцев наедине друг с другом и техникой. В таких условиях, конечно, для хорошего экипажа нужны хорошие «семейные» отношения. Нужно понимать состояние друг друга, помочь в невзгодах, разделить радость – нужна чуткость и бережное отношение к товарищу.

Так он сказал о себе и о своем командире. Испытание, через ко« торое они прошли в своем полете, подтвердило правоту этих слов.

НА РАБОТУ

Юрий Николаевич Глазков

Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник-инженер Юрий Николаевич Глазков. Родился в 1939 году в Москве. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1977 году.

– Идем на работу... Какой она будет? Об этом поговорим после возвращения...

Вот, собственно, и все, что он сказал перед посадкой в «Союз-24». А когда речь зашла о том, что ему лично более всего хотелось бы увидеть в иллюминаторе и ощутить на орбите, он тоже не мудрил с ответом.

– Я слышал столько восторженных рассказов своих товарищей, что с нетерпением жду момента, когда смогу сравнить их ощущения со своими собственными.

У него свои суждения о профессии: «Космонавт – прежде всего испытатель. Это стержень профессии. Конечно, требуются отменное здоровье, смелость, мужество, но главное, на мой взгляд,– это отличное знание техники. Надо понимать суть процессов, которые могут привести к тому или иному отказу, найти возможность устранения неисправности «подручными средствами»... Человек испытателем не рождается, а становится. И вся система подготовки космонавтов, работа на тренажерах, участие в управлении полетами направлены на то, чтобы помочь ему в этом становлении».

Как складывалось его становление?

Анкетные данные скупы. Анкета – это хроника: родился в Москве в 1939 году. До седьмого класса учился в 623-й школе Пролетарского района столицы, затем – Ставропольское суворовское училище. По окончании – Харьковское высшее авиационное инженерное военное училище (он поступил в него в тот самый год, когда на околоземной орбите появился первый в истории искусственный спутник Земли), потом – работа инженером в авиационных частях...

Что дальше?

А быть может, правильнее спросить; «Что было до?»

Еще в школе он полюбил физику и математику. Тогда впервые и пришло решение стать инженером. Но была и другая страсть, другое желание – пойти по стопам отца, стать военным. Юрий сумел объединить эти два «начала».

12 апреля 196] года – четверг как четверг. Курсанты слушали лекцию. Обычную лекцию, каких в программе курса Харьковского авиационного были сотни. Но тот день можно считать самым волнующим. Старт Гагарина сломал привычный бег времени и заставил говорить и думать только о нем.

Трудно сказать, тогда ли пришло новое решение. Но так или иначе, а через несколько лет, став уже инженером, он подал рапорт с просьбой зачислить его в отряд космонавтов.

С 1965 года начался его путь к орбите. Что было самым трудным на этом пути? На этот вопрос он отвечает так:

– Ожидание полета. Оно затянулось на двенадцать лет. Ведь ждешь не поезда. Все время ладо работать с полной отдачей, держать себя в форме. А когда переходишь на непосредственную подготовку к полету, то начинает давить «пресс ответственности» – на космонавте замыкается труд очень многих людей, и подвести их нельзя...

Он не был летчиком и чувствовал, что этих навыков и знаний ему недостает. Но чувствовал не пассивно, работал.

– Мне каждый день ожидания давал крупицу нового, нужного для встречи с космосом. Прежде всего нас, инженеров, учили летать. Полеты мы совершали на самолете Л-29. Это учебно-тренировочный самолет, выпускаемый в ЧССР, который чрезвычайно удобен для пилотирования. Для нас он еще хорош и тем, что при выполнении фигур высшего пилотажа на нем можно достигать значительных перегрузок. А выработка умения работать при перегрузках – один из важнейших элементов нашей общефизической подготовки.

Осваиваем мы в процессе подготовки и водолазное дело – в воде хорошо имитируются условия невесомости. И конечно же, много времени уходит на теорию, на изучение технических устройств и научных приборов...

В Звездном его называют «упрямым романтиком». Сочетание вроде бы странное, но есть в нем глубокий смысл. Он обожает научную фантастику, много читает, а попросите назвать его любимую книгу – ответ будет неожиданным: «Моби Дик» (или «Белый кит») Германа Мелвилля. Почему вдруг? Юрий считает, что в этом социально-философском романе отлично показаны мужество человека, романтический порыв бунтаря.

– Это одна из самых ярких картин противоборства человека и стихии. Чистая воля. Чистое мужество... Такой книгой нельзя не восхищаться. Раз в год я ее обязательно перечитываю.

Когда он проходил испытания в сурдокамере, в этом мире безмолвия, где человек остается наедине с собой, у него был деревянный чурбан («Взял, чтобы но скучать, попробовать повырезать»). Так вот, не склонный к искусству (если не сказать большее), он превратил «полено» в удивительное панно с тонким рисунком и глубоким сюжетом, объяснив это коротким: «Так, подспудные течения души...»

Его приобщение к космическим полетам началось с участия в работе наземного комплекса. Бывал он и на академическом научно-исследовательском судне «Космонавт Юрий Гагарин». Корабль стоял в Саргассовом море, о котором ходят легенды самого разного толка. Хотелось докопаться и до тайн моря и загадок «Бермудского треугольника», но напряженный рабочий ритм исключал все побочные интересы. Однако было время для сна, часы отдыха после вахты, и тогда он выходил на палубу, чтобы «понаблюдать, посмотреть, приметить что-либо невероятное». Но море уберегло от него свои тайны. Возвратившись из плавания, перечитал все, что было в библиотеке на эту тему. После этого интерес к «бермудским загадкам» пропал.

Есть еще одна любопытная деталь в его биографии: он кандидат технических наук. Но суть не в самом факте, а в том, как он пришел к защите диссертации. Тема ее – «Работа космонавта в безопорном пространстве», то есть профессиональная деятельность человека вне корабля, в открытом космосе. Работал он над этой проблемой в свободное время – по вечерам, в выходные дни, в отпуске. Привыкнув к тому, что Глазков всегда чем-то занят, всегда «при деле», никто из окружающих не обращал внимания на его постоянные задержки в лабораториях Центра после окончания рабочего дня.

Однажды он спросил руководство: «Можно я завтра не выйду на работу?»

Все удивились и даже встревожились:

– У тебя случилось что-нибудь?

И вот тогда он смущенно признался:

– Да нет, все нормально, просто я защищаю диссертацию... Когда формировался экипаж космического корабля «Союз-24», первым назначили командира. Им стал Виктор Горбатко. Ему предоставили право подобрать бортинженера. Вот тут без долгих раздумий и колебаний он назвал Юрия Глазкова.

…занятия с фото– и киноаппаратурой. В. В. Горбатко. 1969 г.

– Во-первых,– объяснял Виктор,– он досконально знает космическую технику, специалист думающий, причем быстро и точно. Во-вторых, способен самостоятельно разобраться в любой сложной ситуации. И здесь я доверяю ему, пожалуй, больше, чем самому себе. И наконец, в-третьих, он очень надежен. Свою вину он никогда не свалит на другого... – Подумав, Горбатко добавил: – Он хороший товарищ, а это так важно в нашей работе.

«Работа» – это не просто слово. Для Глазкова оно полно определенного смысла.

– Эффективность работы космонавтов на станциях «Салют» уже оценивается в десятки миллионов рублей. И с каждым годом эта отдача будет возрастать. Кроме того, только на борту орбитальных станции можно провести исследование по воздействию на человека длительных полетов, а значит, и определить пределы его возможностей пребывания в космическом пространстве. Пребывания и работы...

Юрий стартовал на «Союзе-24». Через сутки после старта экипажа перешел на борт орбитальной станции «Салют-5» и проработал на ней более двух недель. «Весьма плодотворно» – такова оценка ученых. После полета его спросили: как он относится к тому ореолу славы, которым окружена сегодня профессия космонавта? Юрий ответил:

– «Бремя славы» каждый несет по-разному. Космонавты и после полета остаются такими же, какими были до него. Ведь полет это испытание и ума, и знаний, и культуры человека... Он «проявляет» то, что уже было в тебе.

В отряде космонавтов существует хороший обычай: после каждого полета все собираются, а вернувшиеся из космоса рассказывают о том, как они работали. Затем коллективно дается оценка их работе. Экипажу «Союза-24» единогласно поставили «отлично».

О планах на будущее он говорит сдержанно, чуть мечтательно, но с твердой внутренней убежденностью, что должен осуществить задуманное:

– Мои планы? Они и просты, и сложны. После полета, после всего, что предшествовало ему, хочется обратиться к педагогической деятельности. За годы пребывания в Центре подготовки у меня, естественно, сложились определенные представления о системе подготовки экипажей, о ее планировании и целенаправленности. Поэтому я мечтаю «провести» два-три будущих экипажа от начала подготовки до самого космического полета.

Жизнь каждого человека – вереница дел, событий. Но все вместе они должны вести к какому-то большому деянию, ради которого стоит трудиться долгие годы... Я бесконечно счастлив, что для меня наступил такой момент. Это – полет с его многотрудной и интересной работой. Испытать аналогичное чувство – своего рода чувство полета я хочу пожелать каждому, кто сегодня сидит за школьными партами...

ПРОХОДНОЙ БАЛЛ

Владимир Васильевич Коваленок

Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник Владимир Васильевич Коваленок. Родился в 1942 году в деревне Белое Минской области. Член КПСС. Совершил три полета в космос: первый – в 1977 году, второй – в 1978 году, третий – в 1981 году.

Должен ли космонавт иметь железные нервы, быть несгибаемым?

Казалось бы, что за вопрос? Какие могут быть сомнения? Чем могут в трудном испытании помочь неуверенность, волнения, а то и трусость?.. Однако этот вопрос мучал его все последние недели тренировок.

Гагарин не был трусом. Мужества и выдержки этого человека хватило бы на многих. Но то были иные времена. Первые шаги...

Он готовился ко второму старту и уже ехал туда, где и ракета, и корабль ждали его. Точнее – их двоих. Нет, никаких сомнений у него не было: ни в себе, ни в технике, ни в напарнике. Но вот снова эта неожиданная мысль.

Впереди мелькнул дорожный знак – голубой квадрат, белая стрелка и слово «Байконур».

– Меньше часа езды... – Он повернул голову в сторону борт инженера.

Иванченков смотрел через автобусное стекло на застывшую степь, бугристую, коричнево-зеленовато-серую землю, которая чем-то напоминала кожу крокодила, усеянную бородавками. Губы сжаты в легкой улыбке. «Интересно: а он о чем?» Не успел подумать, как Саша сказал:

– На аргентинском футбольном чемпионате сегодня игровой день...

Коваленок хмыкнул про себя: «Сашка молодец! Железный человек». А вслух произнес:

– Не переживай. Я же говорил: космонавтика требует жертв... Каждый, наверное, сравнивает свое дело, свою профессию с еще более трудной и ответственной. «А что может быть труднее космонавтики?» Вопрос ставит его в тупик.

– Пожалуй, сама жизнь. – Владимир отвечает задумчиво и вдруг заключает: – Впрочем, космонавтика – это тоже жизнь...

И тогда мы начинаем говорить о жизни. Вообще и в частности. У каждого человека в его «календаре» есть даты, которые как площадки на лестнице. На одних останавливаешься, чтобы оглянуться назад, в прошлое. А есть и другие. Они – словно крутые порожки, на которые поднимаешься, чтобы взобраться наверх. Каждый год нужно быть на порожек выше, иначе...

Он сжимает пальцы крепких рук, так что они хрустят, и смотрит испытующе. Я уже потом понимаю, почему он так смотрит, и откуда у него налет усталости на лице, и почему такие острые, чистые глаза. Утомление – от перегрузки: подготовка к старту, многочасовая ежедневная работа – в разных местах, по разным программам. Удивительная открытость взгляда – от жизни, от счастливой удачливости: повезло на товарищей, на учителей, на работу, на семью. А может, от драгоценного чувства сопричастности ко всему: к каждому делу, к каждому событию, от умения быть ответственным за все. Но эти черты его характера я узнаю и пойму много позже.

Первая его ступенька, первый прыжок – школа. Обычная, сельская. Родился он в белорусской деревне Белое.

– Маленькая, вдали от больших дорог. До села, где школа, – семь километров через болота и низкорослые перелески. Каждое утро в любую погоду топаешь туда, в полдень – обратно. Когда осень сбросит с деревьев лист и небо станет серым – журавлиное курлыканье под самыми тучами, рвущий душу крик птиц и недоумение: почему им печально в небе? Ведь там такой простор...

И ведет он неторопливый рассказ о своей жизни, о родных местах, о героических людях, о том, как отец и дядя партизанили в годы войны, как мать и бабушка помогали отряду, как лютовали полицаи и мать пряталась в болотах, как расстреливали и вешали тех, на кого указывал «староста-подлец»... Все это он знает понаслышке – родился в марте 1942-го, – но сердце сумело прочувствовать прошлое. Почему-то его негромкие, неторопливые слова оттеняет какая-то внутренняя ясность задумчивого, глубокого взгляда.

В деревне у всех мальчишек были свои прозвища. С чьей-то легкой руки его стали называть «летчиком». А сам он в планах на будущее был сначала моряком, потом геологом. Перечеркнул затаенные мечты о странствиях первый спутник.

До той осени 1957 года путешествия в космос совершали лишь фантасты. И когда школьный учитель Николай Прокофьевич Тихонович, преподававший астрономию, рассчитал время, когда спутник будет пролетать над их местами, весь класс, запрокинув головы, искал в ночном небе «живую звездочку». Искал и Владимир. Долго провожал взглядом. А потом подумал: «Когда-то ведь должен полететь и человек...»

Подумал про себя, а сказал вслух.

– Кто должен полететь? – не понял Николай Прокофьеви

– Че-ло-век, – произнес Владимир по слогам.

– Какой человек? – не унимался учитель.

– Я вам потом скажу, – смутился Володя.

Да, то был 1957 год. Мир еще не знал имени Юрия Гагарина, и очень немногие представляли, когда может состояться первый пилотируемый полет, а Владимир Коваленок в неполные шестнадцать лет собрался в космос.

Это тоже его жизненный порожек.

Серебряная медаль и аттестат с отличием за десятилетку давал преимущества при поступлении в вуз. Выбрал Ленинградскую военно-медицинскую академию, подводный факультет. Считал, что это самый верный путь в космос. Но потом засомневался: «Как связать воду в космос? Одно вверху, другое – внизу».

– Я скорее почувствовал, нежели понял, – объясняет он сейчас,– что надо летать, обязательно летать...

В Балашовское высшее военное авиационное училище летчиков его приняли сразу. Первым из сокурсников вылетел самостоятельно. В его личном деле отражены все этапы учебы. Записи не очень пространны, но и за ними виден характер человека: «...дисциплинирован, трудолюбив, требователен к себе, честен, правдив, продолжительные полеты переносит отлично, приобрел твердые навыки работы борттехника, курсантом принят в ряды КПСС, имеет ряд поощрений от командования».

Небо для Владимира стало родным, удивительно близким. В нем он находил упоение работой. Что у него кроме неба было? Всем в своей жизни был обязан ему. Профессия летчика, признание товарищей, налет – все было добыто там. И мечта его тоже проходила через небо.

У военно-транспортной авиации свои маршруты, свои задачи, свой напряженный ритм. Сегодня – здесь, а завтра – за многие тысячи километров. Под крылом чего только не увидишь: темные массивы тайги, бесчисленные озера, похожие на звезды Млечного Пути, горные вершины и бескрайние просторы равнин. Страна огромная, и небо огромное тоже.

Следующий порожек – должность командира корабля. Это не просто переход с правого сиденья на левое. Это – старший в экипаже, хотя по возрасту и налету ты много уступаешь тем, кто называет тебя «товарищ командир». Так положено по уставу. Но ведь право на уважение и доверие определяется не только этим.

Всякое может случиться в воздухе. Небо – это проба для людей. И проба не только на силу и выносливость, терпеливость и собранность. Это, пожалуй, каждому доступно, нужны лишь тренировки. Проба на то, чтобы стать ответственным и за машину, и за тех, кто на ее борту, чтобы научиться находить единственно правильный выход в сложной ситуации, не терять самообладания, уметь опыт лет спрессовать в минуты действий, чтобы постоянно помнить, что ты, именно ты, а никто иной, в ответе за все.

...Тяжелый «ан» ревел двигателями уже который час. За остеклением кабины – серое зимнее небо. Пора менять высоту и выходить на курс посадки. Но синоптики, которые все время давали «добро», вдруг «закрыли аэродром».

Снова ползет по кругу стрелка высотомера. Разворот на запасный аэродром. Штормовое предупреждение обогнало самолет. Они оказались в мешке. Но выход из него был только один: вниз, к земле. На приборной доске строгим предупреждением горела желтая лампочка – горючее на пределе, лишь бы до посадочной полосы дотянуть.

– Запрещен вход в зону, – передают с аэродрома. – У нас снежный заряд и туман.

«Что будем делать, командир?» – молчаливо вопрошают члены экипажа. А время идет, время торопит с решением. Желтая лампочка не хочет понимать, что полосу занесло снегом, что видимости нет, что остекление обледенело...

Руки сжали штурвал и отдали от себя. «Аи» пошел вниз. Взгляд только на приборы. Только они могут видеть в этой кромешной мгле. Видеть могут, но нет у них того, «шестого», чувства, которое должно быть у пилота. Того необъяснимого чувства, которое в трудную минуту поднимает человека над гранью возможного...

В глаза ударил сноп света. Это прожектор, который успели вытащить на полосу, чтобы хоть как-то обозначить место посадки. Колеса после короткого пробега увязли в снегу. Стало тихо. И только тогда он понял, что двигатели не тянут, что «аи» его уже давно не самолет, а планер...

Приход в Звездный – тоже ступенька и новая страница в его биографии. Страница, которая вместила в себя более десяти лет жизни. Совсем не простой. Ведь чтобы пришел он, день старта, который, как в фокусе, соберет и проявит человека, нужно было каждый день из этих более чем десяти лет прожить с высокой требовательностью к себе.

– Проходной балл в космонавты – это тяжелый труд, – говорит он, оглядываясь на прошлое. И добавляет: – Никто не неволит, ты сам...

Не все и не всегда заканчивается гладко. Так вышло при первом полете Владимира Коваленка на «Союзе-25». Подвела техника: из-за нерасчетного режима причаливания стыковка корабля с орбитальной станцией была отменена и экипаж через двое суток вернулся на Землю.

Понимал: вина не его, но досада и обида все равно отдавались горечью в сердце. Нужно было обладать завидным мужеством и твердой волей, чтобы не опустить руки, не сломаться, как говорят в отряде.

Он выдержал это испытание. Детальный разбор полета с техническим руководством, беседы со специалистами, товарищами поддержали его.

– Я очень обрадовался, когда вскоре после завершения полета «Союза-двадцать пять» мне предложили дублировать работу Романенко и Гречко. Это было доверие. И так хотелось eго оправдать.

Он это доверие оправдал. Его суммарное пребывание на орбите составило 217 дней и ночей. Владимир стыковал с «Салютом-6» космические корабли «Союз-29» и «Союз Т-4».

– Там, на орбите, работаешь до седьмого пота, – сказал он мосле завершения третьего рейса. – Но сегодня мы радуемся встрече с Землей, а завтра нас снова поманит космос.

В. В. Коваленок и В. П. Савиных в первые минуты приземления


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю