355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Ребров » Советские космонавты » Текст книги (страница 11)
Советские космонавты
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 01:01

Текст книги "Советские космонавты"


Автор книги: Михаил Ребров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)

ТОЧКА НЕ ПОСТАВЛЕНА

Борис Валентинович Волынов

Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза полковник Борис Валентинович Волынов. Родился в 1934 году в городе Иркутске. Член КПСС. Совершил два полета в космос: первый – в 1969 году, второй – в 1976 году.

Ему скоро пятьдесят. Женат, двое детей. В Звездный пришел вместе с Юрием Гагариным. Он ладно скроен, высок, красив, сдержан, уравновешен, всегда предельно собран. Я никогда не слышал от него грубого слова, не видел, чтобы он сорвался, вспылил...

Ему выпал нелегкий путь в космонавтике. Хотя внешне, казалось, все обстояло хорошо. Подготовку к встрече с космосом он начал вместе с А. Николаевым и П. Поповичем.

– Борис был моим дублером,– говорит П. Попович,– когда готовился старт «Востока-4». Если бы он полетел тогда – я уверен в этом,– он сделал бы все, что предусматривалось программой. И наверное, лучше, чем я. У него мы многому научились, когда прыгали с парашютом. Он умел внести хороший настрой в наши тренировки... Человек он сильный. Отступать, киснуть – не в его характере...

В июне 1963 года Волынов прибыл на космодром как дублер Валерия Быковского. Когда ракета-носитель умчала на орбиту корабль «Восток-5», он сказал Валентине Терешковой:

– Так проводим и тебя, Валя.

Казалось, что следующим пойдет он, но... Стартовали в космос «Восход», потом «Союз», а он оставался в запасных экипажах. Оставался и ждал. Помните стихи Михаила Светлова:

Горизонт мой! Ты далек? Ну еще, еще, еще рывок!

Горизонт был впереди, и он рвался к нему.

Человеческая память – своеобразный фильтр; она пропускает все обыденное, малозначащее, но задерживает в своих ячейках что-то главное, связанное с различными вехами жизни, поворотными пунктами, что ли. У него они тоже были.

...обсудить олимпийские старты. Б. В. Волынов

Он не мечтал о небе. Наоборот, его тянуло под землю, как и многих других мальчишек, которые жили в городе шахтеров, где на каждом шагу, как гигантские часовые, высятся копры и терриконы, как бы охраняющие его родной Прокопьевск. Они маячили в степи, бросая длинные тени на улицы, степь, дома. По ночам на них загорались яркие огни и красные звезды – символ трудовой славы.

Бабушка говорила, что ночью весь город спит. Не спят только шахты. Они никогда не спят. Там, под землей, люди круглосуточно добывают уголь. Утром по улицам двигался людской поток – конец смены. Торопливо собиралась мать – она работала в горняцкой поликлинике хирургом. «Шахтерский доктор» – называли ее в округе.

Борис каждое утро провожал глазами этот рабочий поток, и его неудержимо тянуло влиться в него, спуститься в шахту. Глубина манила своей таинственностью. И вот первый спуск. Это было в школьные каникулы. Ребятам показали настоящую шахту. Сначала они были просто экскурсантами, потом ходили на субботники: помогали взрослым как могли, гордились первыми трудовыми рублями. На эти деньги Борис покупал книги. Одна из них поведала ему об удивительной судьбе летчика Анатолия Серова. В ней рассказывалось о войне в Испании, об испытаниях самолетов, о смелых и мужественных людях.

Мальчишку взволновала биография летчика, у которого отец был горняк и который вырос в таком же городке, как и Прокопьевск.

Вот ведь как бывает в жизни: ни разу не встречал человека, а он вдруг ворвался ураганом в твое сердце и повел за собой. И уже не земля, а небо звало Бориса, звало настойчиво. Решено: он будет летчиком. Так и объявил об этом дома.

– Летчиком? – удивилась мать. – Почему именно летчиком? Ты не представляешь, что это за профессия. Даже самолета вблизи не видел.

«Мальчишка еще, потому так легко смотрит на жизнь,– думала она. – Позавчера хотел быть шофером, вчера шахтером. Сегодня – в авиацию... Повзрослеет, во всем разберется...»

Но новое увлечение не было мимолетным. Борис увлекся авиамоделированием, строил самолеты с резиновыми моторами, пытался соорудить реактивную вертушку по собственным чертежам. Посмотреть на пробный запуск пришел весь класс.

Потом Борис мастерил реактивный снаряд и ракету. Как признанный авторитет выступал перед кружковцами с лекцией об авиации. Когда его принимали в комсомол, кто-то из работников райкома спросил:

– Книги читаешь, Волынов?

– Читаю.

– Какие?

– Как какие? Про летчиков, про Жуковского, про самолеты... В зале заулыбались. Секретарь определил: «Стойкий однолюб».

И окрестили его Борей-летчиком.

...Авиационная биография Бориса началась со школы первоначального обучения. Ехал туда поездом. Всю дорогу простоял у окна вагона. За пыльным стеклом плыла степь. И только внимательные глаза могли заметить пологие низины, извилистые овраги, одинокие, разросшиеся на свободе ветлы у низких колодцев и белые барашки облаков, бросающие тени причудливой формы... И над всем этим простором парил маленький самолет. «Откуда он взялся здесь? Наверное, почтовый...»

Ехал с тяжелым сердцем. Мысли путались: он находил и оправдание себе, и понимание тревоги матери, и жалость к бабушке... И только не было сомнений в правильности избранного пути. На первой же станции выскочил на перрон, подбежал к окошку вокзальной почты, попросил бумаги, конверт с маркой, торопливо написал:

«Дорогая мама! Ты должна понять, что я уже взрослый человек. Все будет хорошо, верь мне, мамочка. Я не хочу иной профессии. Я буду только летчиком и учиться буду хорошо...»

Сошел на вокзале степного города. Жара, духота. На перроне еще десяток таких, как он,– с чемоданчиками, рюкзачками. Встречающий собрал всех, переписал, посадил в старый грузовик. Машина запрыгала на ухабах, взметая столбы сизой пыли. Ехали долго. Остановились у палаток, раскинутых прямо на песке. Огляделись – пустыня.

– Это и есть школа летчиков? – удивленно спросил белобрысый парень со смешливым открытым лицом.

Это и будет школа,– ответил офицер в летной форме. – Тут будете жить. – И добавил: – Пока тут...

В палатках голые койки. Матрацы набивали соломой. Очень хотелось пить. А вода – привозная, по строгой норме. Каждая кружка на учете. Обещали пробурить скважину, но когда это будет... Зароптали: «Куда попали?»

На другое утро появился начальник школы. Присел на кровать – табуреток еще не было, – обвел всех взглядом:

– Доброе утро. С прибытием.

– Доброе... – нехотя ответили ребята. Лица у всех мрачные, разочарованные. Начальник же словно не замечал их настроения.

– Солнышко пригревает?

– Уж как греет! – вздохнули прибывшие. – Сил нет. Начальник тоже вздохнул:

– Верно. Сам еще не привык. Я ведь сибиряк. Кстати, мы, кажется, земляки? Так вот, земляки, утешать не буду. Поговорим па-чистоту. Согласны?

Борису по душе пришелся тон разговора – прямой и по-мужски серьезный. И больше всего подкупили почему-то слова: «Утешать не буду». Не маленькие, мол, и к тому же сибиряки. Борис уважал откровенность, пусть даже суровую. Ответил за всех:

– Согласны!

– Обстановка такая,– продолжал офицер. – Все начинаем с нуля. На голом месте создаем школу. Сами создаем: и я, и приехавшие летчики-инструкторы... И вы, стало быть. Первый год будет трудно. Даже очень трудно. Второй – легче. Основная трудность в том, что будем совмещать работу с учебой. Обещаю: здесь из вас сделают летчиков. Хороших летчиков. А пока... Запаситесь терпением, мужеством, дисциплиной... А если кто не уверен в себе, может уехать. Есть такие?

В ответ – молчание. Желающих уезжать не оказалось. Начальник школы встал, пожал каждому руку: «Спасибо, товарищи!» – и ушел.

Вытирая пот на лице, Борис проговорил:

– А, все-таки жарковато...

– Перестань со своей жарой,– огрызнулся сосед по койке. – Когда о ней не говорят – легче.

Борису понравился этот паренек. Внешне вроде бы неуклюжий, а на деле – ловкий, движения быстрые, руки сильные. Сергей Панов – так он назвал себя – хорошо бегал стометровку, лучше других играл в волейбол, умел ладить со всеми, не отказываясь от своих принципов. Главным из них он считал честность во всем и никогда не врал. При нем не решался «темнить» и «вилять» никто из ребят.

Перед вращением на центрифуге. Б. В. Волынов

Школа росла на глазах. Появился свой аэродром, свои мастерские, свои самолеты. Приехал и новый инструктор – старший лейтенант Григорий Шилов. При первом знакомстве, как говорили ребята, себя «не показал», старался быть строгим, грозился: «Семь потов сгоню!» А на деле оказался добродушным и мягким. Ругаться не умел. Тряхнет густым непослушным чубом, поведет остреньким носом, подмигнет задорно: «Слетаем?» Казалось, дай ему волю, будет летать и день и ночь без устали. Позавтракает прямо в кабине, пожует бутерброд – и опять в небо.

У инструктора не было любимчиков, ко всем он относился ровно. Бориса приметил в первый же день, подошел, оглядел с головы до ног оценивающим взглядом, потрогал за плечи, похлопал по спине: «Вынослив? Ну, ну! С тебя спросу больше». И спрашивал. А у Бориса, как назло, не получалась посадка: нет-нет да и «даст козла». Самолет прыгает, как на ухабах. При каждом ударе шасси о землю Шилов приговаривал: «Не рви, не рви...» А потом грозно: «Еще раз взлетай!» И тут же снова заставлял идти на посадку: «Смотри, до земли один метр. Смотри и учись». Казалось, машина уже касается колесами полосы, а инструктор в этот момент даст газ, уйдет на второй круг и все повторяет: «До земли один метр. Один! Заруби себе на носу этот рубеж. Зарубил? Теперь делай сам».

Инструктор и впрямь сгонял с него семь потов, зато «козлов» больше не было. Отучил. Через год написал в характеристике курсанта Вольтова: «Летное дело любит. Материальную часть самолета и мотор знает хорошо, эксплуатирует грамотно. Трудолюбив. Пилотаж в зоне освоил. Перегрузки переносит хорошо...»

Пролетела осень, за ней зима. Серые дни с холодными ветрами сменились солнечными, по-весеннему светлыми. Снег почернел, стал ноздреватым, низины досиня набухли водой. День и ночь летели над степью журавли, гуси, утки, и казалось, никогда не кончится этот перелет с радостно возбужденным криком и гомоном.

А в Прокопьевск пришло письмо:

«Вот и мы, мама, как перелетные птицы. Скоро разлетимся по строевым частям, кто куда...»

...В полку новое пополнение встретили приветливо. Дали время устроиться, осмотреться. Подробных расспросов поначалу не вели, но к прибывшим присматривались.

Широкоплечий, мускулистый, с тонким волевым лицом, лейтенант Волынов производил впечатление сильного и мужественного человека. Сказывалась закалка шахтерского детства. В полку все были уверены, что он станет неплохим летчиком. Но командир, подполковник Федорец, не привык судить о людях по первому впечатлению. Каждому из вновь прибывших он устраивал экзамен в воздухе. Наступила очередь и Бориса. Спарка вырулила на старт, раскатисто взревела двигателем и, промелькнув над взлетной полосой, решительно полезла вверх. Федорец сидел, откинувшись к спинке, не спуская взгляда с приборов. Волынов пилотировал уверенно, реагировал на малейшее отклонение заданного режима и вел машину строго по маршруту. За облаками Федорец несколько раз давал молодому летчику сложные вводные, по тот по терялся, действовал спокойно и хладнокровно, старательно демонстрировал свое умение, все, что познал и приобрел в училище. Весь полет командир молчал. Когда самолет зарулил на стоянку, удовлетворенно заметил:

– Неплохо. Учил вас в училище опытный инструктор. Так?

– Верно,– удивился Борис. – Вы знаете Шилова и Решетова?

– Нет. Не знаком с ними. Но почерк их чувствую.

Полеты, полеты, полеты... Учился Борис в небе, учился на земле, Комсомольцы части избрали его своим секретарем. Появились новые хлопоты, новые заботы. Днем – аэродром, занятия в классах, физподготовка. Вечером – университет марксизма-ленинизма, репетиции в клубе... Каждая минута на счету. Всюду успевать нужно. И он успевал.

На полках в холостяцкой комнатке теснились книги. На письменном столе фотография – улыбающееся девичье лицо. С Тамарой Савиной, дочерью шахтера, вместе учились в школе. Тогда и подружились. Потом она приехала к нему, стала его женой. Маленькая комнатка почти под крышей старого купеческого дома преобразилась – заиграла чистотой, согрелась уютом.

Однажды в Прокопьевск пришла телеграмма:

«Мама, Тамара уехала домой, береги ее. Ты скоро будешь бабушкой. Если родится сын, назовите Андреем. Я по-прежнему летаю. Все хорошо».

В тот год Борис Волынов вместе с первой группой будущих космонавтов приехал в Звездный. Начался новый этап и его жизни, жизни необычной, трудной, наполненной особым содержанием.

В дневнике Бориса есть такие строки:

«Почему мы стремимся в космос? В авиацию нас привело неудержимое желание летать, штурмовать скорости и высоты пятого океана. Если ты летчик, то небо и полеты для тебя главное, если хотите, вся жизнь. Небо... Оно бесконечно, как будущее. На него нельзя смотреть как на потолок планетария. Настоящий летчик все воспринимает гораздо глубже и тоньше.

А самолет... Теперь он пронизывает небо, словно артиллерийский снаряд. Крылья? Их нет. Маленький треугольник – вот и все. Огромнейшие высоты и скорости. Летчики знают небо от голубого до фиолетового. И как бы ни была сложна техника, она послушно подчиняется человеку.

Все мы немножко романтики, влюбленные в летное дело и небо, стремящиеся увидеть в труде поэзию жизни, ее смысл. Каждый из нас может припомнить свои промахи и горькие неудачи. Но если ты по-настоящему любил небо, то не отступал перед трудностями, шагал напрямую, а если и падал, то поднимался и снова шагал. А не мог шагать сам, опирался на руку товарищей и всеми силами, всей волей стремился в небо...

Те, кто собрался в нашей группе, пройдя через все преграды многочисленных отборочных комиссий, решили посвятить свою жизнь освоению космоса, стать «человеком, штурмующим черное небо». Нет, не ради простого любопытства. И честное слово, ни у одного из моих друзей – я-то их хорошо знаю – даже в самых отдаленных уголках души не таится жажда легкой жизни, стремление к славе. Таких людей космос к себе не подпускает...

Иногда я мысленно прослеживаю все наши тренировки и задаю себе вопрос: что же было самым трудным? Может быть, бешеное вращение центрифуги, когда на тебя наваливается жуткая тяжесть, глаза заволакивает туманом, а кровь пульсирует в висках? Или изнуряющая жара термокамеры, когда, облизывая языком пересохшие губы, чувствуешь всю соленость своего пота? Или тягостное одиночество первого пребывания в камере тишины? Проигрывание всего полета на корабле-тренажере или сдача государственных экзаменов?

Вспоминая пройденное, я останавливаюсь на том, что самое трудное – ждать возвращения из космоса своих товарищей».

«Союз-5» стартовал с Байконура морозным январским утром 1969 года. На борту космического корабля находились трое: командир, бортинженер и инженер-исследователь. Возглавлял экипаж Борис Волынов. Накануне на околоземную орбиту вышел космический корабль «Союз-4». Космонавты установили между собой прямую радиосвязь. Они управляли кораблями подобно тому, как управляют самолетами. Казалось бы, привычная для авиационных асов задача. Но как непривычны были условия ее выполнения! Невесомость, контраст света и тени, очень своеобразное ощущение скорости...

На 18-м витке «Союзы» сблизились. Штанга активного корабля зашла в приемный конус пассивного. Сработали автоматические устройства, которые самортизировали удар и произвели сцепку и «стягивание» кораблей. То, что произошло на орбите, чем-то напоминало сцепку пассажирских вагонов на железнодорожной сортировочной горке. Однако в космосе все было намного сложнее. Шутка ли, соединить корабли, летящие со скоростью 28 тысяч километров в час? Но стыковка была произведена безукоризненно. Корабли-спутники слились в одно целое, соединили свои штепсельные разъемы, объединив бортовые электрические цепи. Сигналы, вырабатываемые одним кораблем, стали проходить в аппаратуру другого. Два космических объекта превратились в единую систему. На орбите вокруг Земли стала функционировать первая экспериментальная космическая станция. Е. Хрупов и А. Елисеев перешли через; открытый космос из корабля в корабль.

Потом корабли разошлись. Какое-то время каждый шел по своей орбите. У Бориса появились минуты, чтобы присмотреться к космосу. Как гроздья, висели созвездия. Он ощущал бесконечную глубину пространства, понимал, как мала наша планета в этом грандиозном мире.

...По-разному приходит к людям слава, и по-разному складываются их судьбы. Одни останавливаются на достигнутом, другие идут дальше. Их влечет не слава, а новая техника, новые космические программы, новые знания. К таким относится и Борис Во-лынов.

Он продолжал работать, продолжал готовиться...

В июле 1976 года он вновь стартовал в космос. Корабль «Союз-21» доставил экипаж на орбитальную станцию «Салют-5». Борис Волы-пов и Виталий Жолобов провели в длительном сорокадевятисуточном космическом рейсе большую серию исследований, научных наблюдений и технологических экспериментов.

БАУМАНЕЦ

Алексей Станиславович Елисеев

Летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, доктор технических наук Алексей Станиславович Елисеев. Родился в 1934 году в городе Жиздра Калужской области. Член КПСС. Совершил три полета в космос: первый – в январе 1969 года, второй – в октябре 1969 года, третий – в 1971 году.

Когда стартовал многоместный корабль «Восход», в вестибюле Московского высшего технического училища имени Н. Э. Баумана был вывешен большой, наскоро написанный транспарант: «Первый бауманец в космосе!» А студенты шутили: «Первый, но не последний».

И точно – не последний!

...Москва проводила их ранним январским утром. На космодроме предстояло выполнить последние приготовления, провести последние тренировки. Там Государственная комиссия должна была принять окончательное решение, кто полетит. Назвали и его фамилию. Тогда ее знали немногие.

Кто он, инженер Алексей Елисеев? Родился в тридцать четвертом в городе Жиздре, недалеко от Калуги, той самой Калуги, которую называют сегодня «Меккой космоса». Войны особенно не помнит, она пришлась на раннее детство. Но и после войны люди жили не очень-то легко. Огород в Немчиновке был подспорьем семье.

В сорок шестом Елисеевы поселились в Москве. После десятого класса Алексей подал документы в Высшее техническое училище имени Баумана.

Почему именно туда? Может быть, потому, что училище тесно связано с историей воздухоплавания. В его стенах работал отец русской авиации Н. Е. Жуковский, знаменитый механик-теоретик В. П. Ветчинкин, среди выпускников училища – крупнейшие советские ученые-авиастроители академики А. Н. Туполев, Б. С. Стечкин, В. Я. Климов...

Так или иначе, но объясняет Алексей свой выбор тем, что поманила его автоматика, «мудрые», «все умеющие» системы. Учился с увлечением. Отметок ниже четверки в его зачетке не было, хотя и нелегко давались премудрости точных наук, инженерных дисциплин. Одно черчение чего стоило! Сколько листов ватмана надо было «изрисовать», сколько снять кроков, сколько сделать сборок и деталировок, прежде чем в графе зачетной книжки появлялась итоговая отметка. А сколько общих тетрадей исписано на лекциях, сколько выполнено лабораторных работ, сколько защищено курсовых проектов!

Были и периоды сверхнапряжения – многие часы, проведенные над домашним заданием, бессонные ночи перед экзаменом, многократные эксперименты... А утром – снова на студенческую скамью. Особенно полюбились физика и математика. Симфония цифр и формул привлекала своей строгостью, четкостью, лаконичностью, глубоким внутренним смыслом. Функции и биномы захватили юношу. Казалось бы, что в них особенного – интегральные закорючки, латинские буквы, значки. А вот нет! У этих значков была своя жизнь, свои строгие законы. Они не терпели вольности. Малейшая неточность – и все шло насмарку.

Решая задачи или разбирая основы теоретических положений, «вгрызаясь» в тома учебников, ему непременно хотелось докопаться до самого существа, и уж если что задумано, то обязательно довести до конца.

Было еще одно дело, которому он отдавал много сил и времени. Это – степная газета. Выпускалась газета не всегда регулярно, но когда вывешивался очередной номер, у стенда толпились ребята: «Кому сегодня досталось, кого разрисовали и пропечатали?»

Уважая за прямоту и принципиальность, комсомольцы выбрали Алексея комсоргом группы. Говорят, каков запевала, таков и хор. Студенческая группа, куда входил Алексей, считалась лучшей. И в этом тоже его заслуга. В награду за успехи вручили ребятам бесплатные путевки в Киев на зимние каникулы. Побывали на знаменитом «Арсенале», вымеряли шагами Крещатик.

Спортзал института стал для него вторым домом. Увлекся фехтованием. Смелость, быстрота реакции, ловкость, упругость, чувство боя – вот качества, без которых фехтовальщиком не станешь. Непросто воспитать их в себе. По у Алексея было другое завидное качество – упорство. Он становится мастером спорта и дважды завоевывает почетный титул чемпиона.

Учеба и спорт. Короткие летние каникулы, лагеря, экскурсии в Третьяковку, выступления в Лужниках, бесконечные споры о будущем науки и, конечно, об астронавтике. Зачитывались Толстым и Хемингуэем. Обсуждали, спорили. Таким было его студенчество.

Окончив МВТУ и защитив диплом инженера, он научился видеть поэзию в науке. Автоматика – это не только провода и датчики, чувствительные элементы и сложные схемы. Автоматика для Елисеева – это целый мир, полный мудрости, счастья и волнений.

Когда стартовал спутник № 1, Алексей уже работал инженером. Как и все, волновался, как и все, торжествовал. «Свершилось! Первый шаг сделан. Жди очередного». 12 апреля 1961 года, когда полетел Юрий Гагарин, он был среди тех, кто так или иначе был причастен к событию.

Тогда он сказал себе: «Буду космонавтом-испытателем». Сказать легко. А как это сделать?

«Лета Елисеев пришел к нам гораздо позже,– рассказывал Юрий Алексеевич Гагарин. – Разрешение тренироваться в отряде космонавтов он получил в 1966 году... К нам много приходит инженеров с предприятий, но никого так ребята не уважают, как Елисеена. Я не думаю, чтобы он специально искал возможности всем понравиться. Просто такой уж человек обаятельный. Очень скромен, тактичен. Долгое время у нас никто не знал, что он мастер спорта по фехтованию... Есть у Елисеева прекрасное качество – умение слушать собеседника. Он не перебьет тебя, даст изложить все аргументы и потом спокойно выскажет свою точку зрения...

Я знаю, что Леша увлекается 'живописью, собирает коллекцию репродукций, старается не пропускать выставок, в числе его любимых писателей Ильф и Петров, Гашек, Чехов. Это понятно: по складу своего характера он веселый, остроумный человек. Умеет иногда с каменным лицом устраивать розыгрыши...»

...Космонавт. Гордо звучит это слово. Подойти к рубежу, когда тебя назовут именно так, нелегко. Путь долгий, тернистый. Сколько испытаний нужно выдержать, сколько тренировок пройти, сколько сдать экзаменов и зачетов по теории и практике космического дела! Он прошел через все это, прошел с честью.

Сегодня Алексей Елисеев не новичок в космосе. За плечами три старта, три трудных полета на кораблях «Согоз-5», «Союз-8», «Союз-10». Добавлю: «Союз-4». Ведь в ходе одного полета ему довелось летать на двух кораблях и «гулять» в открытом космосе. Нет в стране человека, который бы не слышал о нем, дважды Герое Советского Союза, докторе технических паук. ФАЙ наградила его Золотой медалью имени Юрия Гагарина и почетной медалью де Ла-Во. Славы, как говорят, хватит на десятерых. Да и работы тоже. Углубляйся в науку и технику, анализируй, конструируй. Он не дает себе покоя ни днем, ни ночью. Работа в конструкторском бюро, участие LI управлении космическими полетами, как было, скажем, во время рейса «Союза-11» и других, научные конференции, симпозиумы... Дел много, упустить ничего нельзя, отложить на потом – тоже. Но только в этом режиме он признает жизнь. Он может быть строгим, порой даже резким и в то же время предельно внимательным. Эрудит. Человек слова. Обещания не раздаривает, но если скажет, то обязательно сделает.

Перед первым стартом я попросил его дать интервью для «Красной звезды», ответить на несколько вопросов: что такое романтика, подвиг, мужество, товарищество и что он больше всего ценит в людях? Он ответил так: «Романтика – это подвиг. Подвиг – наиболее яркое проявление мужества. Мужество – это воля, целеустремленность, и не в малом и личном, а в большом, общественно нужном деле. Антипод его – трусость. Товарищ есть товарищ. Этим все сказано. В людях больше всего ценю порядочность...»

О штурме звездных высот, о космической профессии он рассуждает увлеченно. Познание космоса, по его словам, началось, но мы только раскрыли глаза. Нам предстоит еще долго смотреть и анализировать, прежде чем мы поймем закономерности космической стихии, поймем механизм ее воздействия на земные явления. Мы уже многое знаем, но неизмеримо больше нам предстоит узнать. И для этого люди будут создавать лунные обсерватории, долговременные орбитальные станции, отправятся к далеким планетам.

Реальность полетов наших дней не застилает ему взгляд в будущее. Для пего оно тоже реально.

– Давайте попытаемся заглянуть вперед на десятилетия, попытаемся представить себе обязанности экипажей кораблей будущего, сроки путешествий которых будут увеличиваться от нескольких недель до нескольких лет. Некоторые тенденции уже прослеживаются сегодня.

Увеличение объема и сложности научных исследований, усложнение управления кораблем, большие длительности полетов, удаление на громадные расстояния от Земли – все это потребует еще более высокой подготовки космонавтов. Так считает Алексей. А еще он считает, что в зависимости от научных задач полета на корабле или орбитальной станции должны находиться еще и астроном, геофизик, метеоролог, механик, биолог и т. д. Каждый из этих ученых-космонавтов должен быть высококвалифицированным специалистом, и не только в своей области. В полете экипажу придется решать весьма сложные задачи, относящиеся к различным отраслям науки и техники.

Первая задача, утверждает Елисеев, – это космическая навигация. Уже современные ракеты-носители выводят корабль очень точно. Даже специалисты называют достигнутую точность фантастической. Однако и при такой точности выведения во время дальних и длительных полетов накапливаются значительные ошибки. При полете, например, к Марсу или Венере промах за счет накопления ошибок может составить десятки тысяч километров. С другой стороны, мы знаем, что для возвращения на Землю, скажем, космических аппаратов типа «Зонд» отклонение от расчетной траектории при входе в атмосферу Земли не должно превышать примерно десяти километров. Это значит, что в полете надо обязательно исправлять траекторию – проводить коррекцию. Отсюда следует, что необходимо прежде всего знать истинную траекторию полета, знать, насколько она отличается от расчетной. Для этого нужно будет систематически проводить измерения, а результаты наблюдений должны проходить сложную математическую обработку.

В рассуждениях он конкретен:

– В земных условиях штурман (моряк или летчик) определяет траекторию корабля относительно как бы неподвижной Земли и только в двух измерениях: широта и долгота той точки, в которой в данный момент находится морское судно или самолет. Космический штурман должен построить траекторию корабля во всех трех пространственных измерениях, пользуясь для этой цели более сложной системой координат. Штурман должен учесть движение планеты, к которой летит корабль, определить время прибытия, вычислить, как следует направить корректирующий двигатель, когда и на какое время его включить, чтобы обеспечить прилет в заданный район планеты.

Все это, по его убеждению, требует очень глубоких математических знаний, умения работать с оптическими визирами, с бортовой вычислительной машиной, анализировать результаты расчетов, применяя методы прикладной математики и прикладной небесной механики.

Вторая большая задача, стоящая перед экипажем,– управление кораблем. Так ее формулирует Алексей. Космический корабль в сравнительно небольшом объеме заключает целый комплекс сложнейших систем самого различного назначения. Достаточно назвать системы ориентации и стабилизации, терморегулирования, связи, обеспечения жизнедеятельности, контроля работы бортовой аппаратуры, медицинского контроля состояния экипажа.

Экипаж обязан непрерывно следить за работой всех этих систем, предупреждать возможные неисправности. Для этого нужно будет регулярно производить профилактические осмотры приборов, B03j можно, перенастраивать их и регулировать, а при длительных полетах и ремонтировать. Перед наиболее сложными и ответственными космическими экспериментами (как, например, посадка на другую планету или взлет с нее) экипаж должен уметь провести комплексные испытания всех основных систем. А уж если случилась какая неисправность, нужно уметь быстро и точно найти ее причины и с помощью имеющихся под рукой средств устранить.

– По существу, экипаж корабля, находящийся в дальнем полете, волей-неволей должен взять на себя те функции по анализу работы и профилактике бортовых систем, которые, например, в авиации выполняются высококвалифицированным инженерно-техническим персоналом наземных служб. Поэтому членам экипажа необходимы отличные знания в области электроники, электротехники, механики и т. д.

Слушать его интересно. Он логичен и каждое свое положение аргументирует:

– Еще одна из важных задач экипажа в дальнем космическом рейсе – это поддержание в кабине корабля нормальных условий для жизни. Необходимо следить за составом атмосферы в жилых отсеках, уровнем радиации, санитарно-бытовыми условиями. При длительном полете экипажу придется регенерировать питьевую воду, кислород.

Заболевание любого из членов экипажа космического корабля ставит под угрозу выполнение программы полета. Поэтому на борту должно быть хорошее медицинское обслуживание. Нужно, чтобы космонавт всегда, в любой момент мог рассчитывать на квалифицированную врачебную помощь. Таким образом, и к биологической, и к медицинской подготовке космонавтов тоже предъявляются высокие требования.

Совершенно ясно, что все эти задачи не под силу решить одному человеку. Экипажи дальних космических кораблей будут состоять из группы космонавтов, обязанности между которыми будут четко распределены, подобно тому, как, например, сейчас распределяются обязанности между членами экипажей воздушных лайнеров. Понятно, что одновременно космонавты должны обладать и определенным универсализмом для взаимозаменяемости в случае необходимости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю