Текст книги "Советские космонавты"
Автор книги: Михаил Ребров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
Как видите, у будущих космонавтов обязанностей будет более чем достаточно. И те, кто сегодня спрашивает нас, как стать космонавтами, кто собирается посвятить свою жизнь космосу, должны готовиться к тому, что им придется овладеть целым «спектром» профессий, и, по крайней мере, одной в совершенстве.
...Он уже наступил, этот новый этап в плане исследования и освоения космоса. На орбите действовала научная станция «Салют» (Алексей Елисеев причастен к этому событию), спустя два года эксперимент с орбитальной станцией (ее назвали «Скайлэб») повторили американцы, состоялся совместный полет кораблей «Союз» и «Аполлон». Алексей Елисеев был руководителем этого полета с советской стороны...
То, что происходит на космических орбитах сегодня, подтверждает его мысль, что космос становится не только исследовательской лабораторией, но и рабочим цехом для летчиков-космонавтов, инженеров, биологов, врачей...
СОЛЕНЫЙ ПОТ
Евгений Васильевич Хрунов
Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза полковник Евгений Васильевич Хрунов. Родился в 1933 году в деревне Пруды Тульской области. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1969 году.
Ветер, перемешанный с колючим снегом, ударил в лицо, щекотнул ноздри, присвистнул и умчался. Потом снова коснулся щек, похолодил шею. Было тихо. Небо искрилось снежинками, но казалось серым. А земля – белая. Дышалось легко. В холодном воздухе угадывались запахи земли, снега. Он набрал горсть снега, потер лицо и подумал: «Хорошо!» И еще он подумал, что очень светло. А ведь минуту назад не было этого слепяще-белого снега и небо было черным-черным... Из кабины вертолета виден город, дымящиеся трубы, железная дорога... Караганда! Работа закончилась. Сколько лет он готовился, ждал, и как быстро все завершилось!
...Деревенька Пруды, где родился и рос,– маленькая, глухая. Рядом Куликово поле, то самое, на котором сражалось против иноземных полчищ «железное» войско Дмитрия Донского. Женька любил приходить сюда и, усевшись на каком-нибудь бугорке, рисовал в своем воображении картины былых сражений, блеск кольчуг, скрежет металла. Мчались на гривастых конях всадники-богатыри с пиками в руках, громили врагов, и неслось над огромным полем громогласное, раскатистое «ура!». А может, в те времена не кричали «ура!»?
Женька ложился на траву и прикладывал ухо к земле. Бабушка говорила, что земля поет, нужно только уметь ее слушать. И он слушал. Долго, напряженно. И тогда начинало казаться, что откуда-то издалека приходят низкие, отрывистые звуки. Земля вздыхала под тяжестью конницы Дмитрия Донского. Ближе, ближе... Женька напрягал слух, а потом вдруг оказывалось, что это гонят табун колхозных лошадей. Тогда с досадой ворчал на бабушку и ее сказки.
В сентябре 1941-го Женька должен был пойти в первый класс. А тут война... Зарево боев полыхало где-то далеко. Но ветер с запада доносил и до Прудов гарь пожарищ, тревожные раскаты орудийного грома. Как-то сразу повзрослели вчерашние мальчишки.
Фашисты ворвались в деревню на мотоциклах, в лягушачьего цвета рубашках, с автоматами на груди... И деревня словно вымерла. В узкую прорезь чердачного окна Женька увидел кусочек пыльной улицы и их соседа Одноглазого – так звали в деревне бывшего кулака. Он был единственным, кто вышел встречать оккупантов с хлебом и солью.
Фашисты пришли в конце сентября, а в декабре конница генерала Белова гнала их на запад.
...Учился Женька хорошо. Подперев кулаками щеки, любил слушать рассказы учителя о далеких странах, древних животных, о жизненном пути крестьянского самородка Михаилы Ломоносова, восстании Пугачева, удивительных законах физики и математики, гражданской мужественности Пушкина и Чернышевского... Но больше всего любил историю,
В зимнюю стужу и осеннюю распутицу деловито меряли мальчишечьи ноги длинные километры из одной деревни в другую, от дома к школе, туда и обратно. В первые послевоенные годы жизнь была трудной. А вскоре умер отец. Осталось восемь ребятишек. Восемь! И всех мать должна накормить, одеть, обуть.
Тогда и решил Женя оставить школу и поступить в Каширский сельскохозяйственный техникум.
В техникуме была хорошая библиотека. Длинные полки пестрели разноцветными корешками: Пушкин, Толстой, Горький, Драйзер, Дюма... Пристрастился к книгам. Читал запоем. Попадались книги и о летчиках. В них рассказывалось о необъятном небе, о подвигах в пятом океане.
Когда после окончания техникума его взяли в армию, он попросился в авиацию. Это был его первый шаг к звездам.
В авиационной школе первоначального обучения новобранцев разместили в старых казармах. Пока ребята устраивались, Женя успел осмотреть все окрестности. Прослышал от кого-то, что во времена Отечественной войны 1812 года здесь были коновязи русских драгунских полков. Интересно. Вот и осматривал все углы, засыпал вопросами старожилов: что, где, как?
Евгений учился у тех же инструкторов, что и Владимир Комаров. Первым его командиром был лейтенант Василий Андреевич Баскаков, активный участник Великой Отечественной войны.
– Вы, ребята, рветесь к опасности, к подвигу. А что это такое, донимаете не все,– говорил он. – Мало любить небо. Надо, чтобы небо полюбило тебя. А оно любит людей смелых, знающих, трудолюбивых.
И еще он любил повторять: «Не надо оваций, нужно дело. Везде и во всем».
Слова инструктора запали в Женькину душу. В самом деле, почему одни говорят равнодушно, твердят заученные слова, другие осмысливают каждый шаг и готовы грудью стоять за то, что считают правильным и нужным. Немало таких было в их учебной эскадрилье. Но не все. Некоторые так и не пошли дальше «первоначалки». Их отчислили, списали с летной работы.
Когда его принимали в комсомол, он дал клятву быть верным долгу. Заветная книжечка с силуэтом Владимира Ильича постоянно напоминала об этой клятве, и не было для него выше критерия, чем честность во всем – в большом и малом. С этой меркой он подходил к себе и товарищам.
...Первый самостоятельный вылет. К нему Женька готовился упорно. Ночами снился этот полет. Разбуди, без запинки ответит на все вопросы: как взлетать, как разворачиваться, как заходить на посадку... Все вроде бы знал, все умел, а когда выполнял с инструктором последний «провозной», чуть не оплошал. А произошло это так. Маленький «як» проскользил лыжами по утрамбованному снегу и плавно начал набор высоты: 100, 200, 300 метров. Наконец заданный рубеж – 800 метров. Инструктор – в задней кабине, Евгений – впереди. Первый круг, второй...
Инструктор спрашивает:
– Аэродром видишь?
Глаза ищут справа, слева: нет ничего. Внизу бело, только прогалины черные кое-где. Дорогу нашел, деревушку тоже, а аэродрома нет. Потом отыскал все-таки, убрал газ, пошел на посадку.
Когда вылезли из самолета, инструктор буркнул:
– Ворон ловишь, парень.
Зато после первого самостоятельного полета хлопнул Евгения по плечу и, весело подмигнув, похвалил:
– Молодец! Будешь летать.
И он летал. Летал с упоением. Любил чуть приоткрыть фонарь – тугой ветер бьет, слепит. А внизу – черные перелески, желтые пятна болот, голубая холстина реки и похожие на лоскутное одеяло посевы...
Помнится, предстоял контрольный полет. Поверяющий, бывалый летчик Герой Советского Союза Б. Глинка, бросил на курсанта вопросительный взгляд и коротко резанул:
– Один полет. Только один. Второй не дам. Плохо – еще десять с инструктором...
И все. Взревел мотор, самолет вырулил на старт, разбежался – и вот он уже скользит в небе, ныряет за горизонт. Курсанты стоят на земле, задрав головы, и смотрят вслед: «Как там?» Евгений нарочито спокойно и несколько медленно выполнял все движения и коротко рапортовал. Сели. Поверяющий молчит. Курсант ждет. Бывалый ас поглядел на мальчишеское лицо, чуть расстроенное, виноватое, но упрямое, и, повинуясь неожиданному порыву, вдруг улыбнулся:
– Мешок в заднюю кабину! Хватит тебя катать. Давай самостоятельно!
Это была высшая похвала. И он запомнил ее на всю жизнь. Каждую свободную минуту он проводил с книгой. Устроится под плоскостью на чехлах, и зашелестели страницы. Товарищи называли его «ходячая энциклопедия». Подробности всех событий, даты, имена исторических личностей – все это он знал и помнил.
В 1958 году стал подумывать об академии. Но уйти на учебу значило оставить полеты. Подал рапорт с просьбой зачислить на заочное отделение. Командование обещало содействовать. Но однажды случилось то, что резко повернуло его судьбу. Его вызвали к замполиту. Вошел. Доложил. В кабинете – посторонние. Рассматривают внимательно, откровенно...
Первый вопрос:
– Как летаете, Хрупов?
Он удивился. Зачем это? Начальство знает, как он летает. Нет, тут что-то не то, просто так с предполетной подготовки перед ночными полетами не вызывают.
– Летаю, как и все, когда в плановую таблицу включают,– попытался отшутиться.
– Летать любите?
Пожал плечами: мол, не любил бы, так не был бы в авиации. И вдруг прямой и неожиданный вопрос:
– А на ракетах летать хотели бы?
«Конечно, хочу», – было в его глазах. А вслух, совершенно неожиданно для себя, сказал:
– Хотеть-то хочу, но смогу ли?
Отборочная комиссия, которая многих не пропустила, ему дала «добро». В Звездный он прибыл в составе первой группы. Вместе с Гагариным, Титовым, Николаевым, Поповичем, Леоновым и другими стал знакомиться с новой материальной частью. Начался долгий и сложный путь учебы и тренировок.
Диплом инженера и звание космонавта – это итог многолетнего и упорного труда, награда за соленый пот.
Если бы в апреле 1961-го его спросили, готов ли он первым шагнуть в космос, он без тени сомнения ответил бы: «Готов!» Эту готовность Евгений пронес через все годы. Он вместе с Алексеем Леоновым готовился к старту «Восхода-2», был дублером.
Хрупов сделал свой шаг к звездам, когда на околоземной орбите сошлись и состыковались в единый комплекс два пилотируемых корабля «Союз-4» и «Союз-5». Два космонавта – Евгений Хрунов и Алексей Елисеев – открыли люк и через открытый космос перешли в другой корабль.
В шутку друзья назвали его космическим почтальоном. И вот почему. Корабль «Союз-4» стартовал утром 14 января. А спустя сутки, 15 января, на орбиту вышел «Союз-5». На борту корабля были свежие газеты, в которых публиковались сообщения ТАСС, репортажи с Байконура. Евгений Хрунов захватил с собой эту почту, а также корреспонденцию для Шаталова. Так и стал первым космическим почтальоном.
Но главное не это. Полет двух «Союзов» (четвертого и пятого) имел большое значение для будущего космонавтики. Был сделан еще один практический шаг на пути создания «эфирных поселений» (так их называл К. Э. Циолковский) – орбитальных комплексов рабочих площадок вне Земли.
'Человечество не останется вечно на Земле...' Памятник К. Э. Циолковскому в Калуге
И снова выступал соленый ног, снова бессонные ночи над учебниками, расчеты, консультации с учеными, поиски... И как итог всего этого – диплом Военно-политической академии имени 13. И. Ленина, которую он заочно окончил с золотой медалью, ученая степень кандидата технических наук.
И снова работа.
«АНТЕЙ»
Георгий Степанович Шонин
Летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Георгий Степанович Шонин. Родился в 1935 году в городе Роведьки Луганской области. Член КПСС. Совершил полет в космос в 1969 году.
Каждому из нас приходилось излагать свою биографию на листе бумаги. Ему тоже. И всякий раз первая строчка была одна и та же: «Я, Шонин Георгий Степанович, родился 3 августа 1935 года в городе Ровеньки Луганской области...»
А дальше задумывался. Надо писать самое главное. А где оно, это главное, где второстепенное? Несколько дат, несколько слов. Вот и все его жизнеописание. О друзьях в автобиографии не пишут, о сокровенном не рассказывают. Там лишь перечень основных дат, этапов. Коротко, сжато.
И все-таки за этими скупыми строчками скрыт человек. Есть семья, где он рос, школа, где делал первые шаги в мир знаний, авиационное училище, полк, где познавал летное искусство. Ведь все, что было видано, пережито, прочувствовано, и сделало его таким, какой он сейчас. Его глаза смотрят на мир весело и чуть изумленно. Он любит украинские песни, любит бродить по лесу, вслушиваться в его тишину...
...Его детство кончилось в 1941-м. Отец ушел на фронт в первые дни войны. Не из дома, а с далекой стройки. В коротком письме попрощался с женой и детьми. И все... Мать плакала по ночам, уткнувшись в подушку. Фашисты пришли в Балту через месяц после начала войны. Нескончаемый поток беженцев застревал на забитых дорогах. Куда податься, куда идти? Всюду огонь пожарищ, всюду стрельба, ухают взрывы. Гитлеровцы на мотоциклах врезались прямо в колонны людей, давили, хохотали, а то водили автоматными стволами, изрыгающими горячий свинец. Стоны и плач повисали над дорогой, заглушая чужую лающую брань и рокот моторов.
Те, кто начинал войну в июне сорок первого где-то у границы, видели, как много среди первых жертв было женщин и детей, и учились ненавидеть врага, который был бесчеловечен.
Дни оккупации тянулись долго: гулять, играть нельзя. В доме – не крикни, не ступи. У бабушки, которая приютила его с матерью и братишкой, поселился эсэсовец. Худющий, злой, с редкими желтыми зубами. Вечерами он приходил пьяный, ругался, угрожал.
Жора называл его гадом. Произносил это слово громко, отчетливо. Бабушка хваталась за голову: «Убьет он тебя, молчи!» – и старалась быстренько увести мальчика в другую комнату, подальше от беды. А он все время думал, как бы насолить гитлерюге. В комнате, где жил эсэсовец, на подоконнике лежали гранаты. Жора ухитрился утащить несколько штук и спрятать. Гранаты попали в надежные руки. По селу ходила молва о некоем Казанчике. Много хлопот он фашистам доставлял. Взорвался склад, горели автомашины, на площади находили убитых полицаев с запиской на груди: «Смерть гадам!» Ночами фашисты устраивали облавы. Лаяли собаки, громыхали глухие выстрелы. Искали того самого Казанчика.
...И снова гремела канонада. По ночам в небе гудели тяжелые самолеты. Гулкие взрывы, стрельба, обозы на дорогах. Это война катилась в обратную сторону, на запад... Дом, где жили Шонины» стоял на пригорке, почти самый крайний. Далеко видно в низкие окошки. Фашисты ушли, набив мешки всяким добром. Хотели спалить дом, но не успели. Стрельба вдруг стихла, и казалось, что все вымерло вокруг. Жорка садился у окна и, прижавшись лбом к холодному, запотевшему стеклу, подолгу смотрел на дорогу. Ждал: вот-вот покажутся бойцы в краснозвездных шапках с винтовками в руках. И с ними его отец. Но отец так и не пришел с фронта.
Еще не кончилась война, а в селе открыли школу. Поначалу отметки были не блестящие, все больше тройки. Мать сокрушенно качала головой: «Разве можно так?» Он давал обещания, а утром забывал о них. Мальчишки доставали где-то порох, делали самопалы и бомбы, в полузасыпанном окопе откопали станковый пулемет. Где уж тут уроки учить...
В седьмом классе Жора, как говорят, взялся за ум. Перестал лазить в чужие сады, участвовать в шумных играх в войну. Тот год, сломав привычный бег времени, стал для него началам нового пути. Мать все чаще видела его за книгами и, хотя трудновато было, деньги на покупку новых книжек давала каждый месяц.
Больше других полюбились ему истории про моряков. И родилась мечта о море. Ах как хотелось увидеть это самое море, бороздить его на красивом корабле, часами стоять на капитанском мостике и смотреть в бинокль на тающие в дымке, уходящие вдаль берега»
И вдруг маленькая заметка в газете о наборе в Одесскую спецшколу ВВС.
...На приемной комиссии женщина-врач осмотрела его, повертела из стороны в сторону и тихо, совсем как мать, сказала:
– Ты бы подкормился годочек...
Он чуть не разревелся. Губы дрогнули, брови сошлись у переносицы. Но смолчал. Другие члены приемной комиссии тоже засомневались:
– Хрупковат мальчик, тяжело ему будет. Тогда Жорка вдруг выпалил:
– Я в футбол играю. Женщина-врач спросила мягко, но серьезно:
– Твердо решил?
Насупленный и хмурый, он только пожал плечами в ответ. В этом жесте чувствовалась горделивая уверенность, что все равно он сюда попадет. Его приняли.
Судьба не обидела Георгия. Свела две его мечты воедино. Он стал морским летчиком. Не сразу, конечно. Это только в автобиографии так коротко записано: «Ейское авиационное училище летчиков...»
Когда летал над морем, душа замирала. Никто, наверное, не знал, как ему в эти минуты было хорошо, какое это счастье – чувствовать, что самолет послушен каждому твоему движению. Тогда-то он, наверное, и понял, что полет – это не только гул мотора, не только голубая безграничная высь и земля, плывущая под крылом. Полет – это целый мир, полный счастья, мудрости и волнения, мир, в котором человек ощущает свою силу.
В училище Георгий стал комсомольским вожаком. ЦК ВЛКСМ наградил его Почетной грамотой.
В двадцать один год вручил партийному секретарю заявление. Не потому, что время пришло или решил не отстать от других. В его решении не было колебаний или сомнений. Просто он должен стать под знамя партии коммунистов.
Прошла зима. Потом опять было лето и опять были полеты над морем. Училище стало для Георгия вторым домом. Когда начались экзамены, в аттестационном листе против каждой дисциплины появлялись пятерки.
– На первый разряд тянешь,– говорили товарищи.
Но выпустили его по второму. Перед экзаменами по физподготовке сорвался с перекладины, растянул связки. Рука болела, кулак сожмешь, а он как ватный. Перетянул потуже бинтом. Ему бы пойти к врачу, а он утром пошел сдавать со всеми. Четыре балла в графе по физкультуре и стали причиной второго разряда.
Он и его друг Алик Разумов в числе других выпускников получили назначение на Балтику. Прибыли, представились, устроились с жильем и сразу – за дело. Летать начали с первых дней. Его самолет – серебристый истребитель с огромной цифрой «52». Боевой самолет – боевая учеба. Сначала полеты парами, потом звеном. Мощные турбины будили небо даже тогда, когда землю и море закрывали липкие серые облака.
На Балтике погода неустойчивая. Взлетаешь – видимость до горизонта, а возвращаешься – начинаешь искать «окошко» в хмурой пелене, чтобы проскочить через него на аэродром. Помнится, и он попал однажды в непредвиденные сложные метеоусловия. Командир приказал набрать высоту. В ответ скупое: «Вас понял». Земля запрашивает: «Как дела?» В ответ одно лишь слово: «Нормально». Волновался? Пожалуй, нет. Смотрел на приборы. Да больше и некуда было смотреть – фонарь словно ватой облеплен. Ня земли не видно, ни неба. Самолет будто висит. И вдруг показалось, что он заваливается набок. Защемило сердце. Не завалить машину на крыло, не дать ей клюнуть носом, выдержать курс.
Потом посветлело. И снова серая мгла. Стрелка подошла к одиннадцати тысячам. С земли снова: «Как дела?» В ответ: «Нормально».
Когда истребитель зарулил на стоянку, Георгий не торопился вылезать из кабины. Стянул мокрый шлемофон, расстегнул ворот куртки, а из-под нее пар валит. Жарковато было на высоте, хотя за бортом и минус пятьдесят.
...Семьи военных часто переезжают. Получил приказ – собирай нехитрые пожитки и шагай через параллели и меридианы. Таков закон службы.
Четверо закадычных друзей – Алик Разумов, Леонид Линник, Виктор Качалов и Георгий Шонин – отправились на Север, в Заполярье, в тот суровый край, в котором в годы войны служил знаменитый летчик дважды Герой Советского Союза Сафонов. Там Георгий узнал много других славных имен. Герои войны, они оставались героями и в мирном небе. О них говорили не только как об асах, не знающих преград, но и как о хороших товарищах, готовых всегда прийти на помощь.
В те годы посчастливилось Георгию служить вместе с Юрием Гагариным. Вспоминая ту пору, Юрий Алексеевич рассказывал:
– Он прибыл в соседнюю часть чуть позже. Летали с ним вместе. Но ближе узнал Жору, когда сюда приехал, в Звездный. Он прибыл в числе первых. В обращении прост. Волевой, прямой, честный. Что думает, в себе не таит. Если не нравится, рубит напрямую. Уважают его у нас. Летал хорошо и в простых и в сложных условиях, а случится – другу тяжело, последнюю рубашку отдаст...
Там, на Севере, была у них своя тайна. Обоих вызывали на беседу, обоим предложили испытательную работу. Но предупредили: до поры до времени об этом молчок. И они стали ждать вызова. Первым уехал в Москву Юрий, а вслед за ним и Георгий.
...Прошло время, провожали в полку и Георгия Шонина. Куда? Зачем? Этого почти никто не знал. Недавно куда-то уезжал, потом вернулся назад, а вот теперь снова отъезд. Наверное, навсегда.
Георгий Шонин из числа тех, о ком говорят, что он гагаринского набора. В 1960 году он пришел в Звездный. Пришел, когда такового, собственно, и не было. Только фундамент закладывался. Но подготовка уже началась. Не имея достаточно четкого представления о космосе, все они торопили время. Академик Королев сдерживал:
– Все будете в космосе. Кто-то пробудет в нем сутки, кто-то неделю, кто-то выйдет из корабля в открытое космическое пространство, кто-то смонтирует космическую станцию, кто-то ринется к планетам Солнечной системы. Космос велик, в нем для всех найдется дело...
Первый отряд тренировался, учился, работал. Первый отряд готовился.
Вместе прыгали с парашютом. Вместе летали в самолетах-лабораториях, привыкая к перегрузкам и невесомости. Вместе ездили на завод, где создавались космические корабли, на космодром – место будущих стартов. Вместе учились в академии. Вместе с Юрием Гагариным, Германом Титовым и Евгением Хруновым Шонин получил диплом с отличием. Товарищи его один за другим уходили в космос, он ждал. И вот наконец...
...Идет по городу человек. Шагает по проспектам и площадям. Идет, улыбается, думает. Вот новые дома – светлые, радостные, деревья, чуть тронутые осенью. Кто-то засмеялся рядом – идет пара обнявшись.
Отчего это так хорошо сегодня на душе? Оттого, что похожи проспекты Москвы на улицы будущего. Простор, свет, мигающие неоновые огни. Эти проспекты – как магистрали его жизни. Он добился всего, чего хотел: он летал и будет летать, он работал – впереди еще большие работы, он постиг сложную технику – техника будет еще сложнее. Он космонавт. Его и Валерия Кубасова включили в экипаж «Союза-6». Завтра отъезд на космодром. Скоро полет, трудный и сложный.
...Бьют куранты на Красной площади. Длинная вереница людей у Мавзолея. Он встанет в ее конец и пройдет к Ильичу вместе со всеми. Это не просто традиция. Это потребность. Потребность души.
«Каждый полет советского человека в космос венчает собой огромный творческий труд ученых, конструкторов, инженеров и рабочих – создателей звездных кораблей. Мы счастливы, что нам выдала высокая честь – осуществить новый полет на корабле «Союз-6».
Заверяем Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза и Советское правительство, что возложенные на нас Родиной ответственные задачи мы выполним».
Это его слова перед стартом. А потом над миром звучал его позывной – «Антей». И было что-то символическое в том, что имя древнегреческого героя, черпавшего свои силы от прикосновения к земле, стало его космическим именем.