Текст книги "Росские зори"

Автор книги: Михаил Маношкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Когда обоз поравнялся с караваном, Лавр Добромил поднял руку – в знак мирных намерений. Весла опустились в воду, замедляя ход судов. Эллин на головном судне тоже поднял руку.

– Откуда идете? – загремел голос воеводы. – Куда? Кому принадлежит караван?

Он говорил по-росски, чтобы дружинники понимали, о чем шла речь, а Фалей повторял его слова на языке эллинов.

– Из земель, соседствующих с росскими! – ответили с корабля. – Направляемся в Танаис[20]20
  Танаис – река Дон, а также одноименный город, располагавшийся недалеко от устья Дона.


[Закрыть]. Караван принадлежит мне, Деметрию, сыну Аполлония! Кто ты?

– Я – воевода Лавр Добромил, возвращаюсь домой из-под Ольвии. Деметрий, сын Аполлония, есть ли у тебя люди одного с нами языка? Если есть, то отдай их мне!

Сарматы на берегу молча прислушивались к малопонятным для них переговорам.

– Я купил их, они принадлежат мне!

– То, что куплено раз, может быть куплено снова!

– Что даешь за них, Лавр Добромил?

– Есть кожи, меха, мед, хлеб. Что возьмешь?

– Мне нужны женщины!

– Даю коней, коров, овец!

– Мне нужны женщины!

– Сколько у тебя людей росского языка?

– Пять женщин!

Воевода посоветовался с помощниками, потом крикнул:

– Даю двух сарматских и трех эллинских женщин!

Эллины на борту оживленно заговорили между собой. Россы ждали исхода торга. Наконец, эллин согласился: пятеро молодых славянок показались на палубе. Их спустили и лодку, туда же сели пятеро воинов. Двое взялись за весла, остальные держали оружие наготове.

Oт россов также отделилась группа из пяти женщин и пяти воинов, спустилась к реке и стала на некотором отдалении от воды.

Лодка ткнулась в берег. Трое эллинов направились к россам, им навстречу вышли три росских воина. Сблизившись, они поприветствовали друг друга и проследовали дальше, чтобы осмотреть и принять обмениваемых женщин. Потом славянки торопливо поднялись на берег, а сарматок и эллинок переправили на судно.

Когда обмен завершился, купец крикнул:

– Беру кожи, шкуры, мед, хлеб! Даю ткани, украшения, чаши, соль!

– Беру соль, чаши, украшения, железо, ткани! – ответил воевода.

Торг начался. От судов, ставших на якоря, отчалило более десятка лодок. Гости яростно торговались, россы не уступали им в темпераменте, но в конце концов обе стороны были удовлетворены.

Деметрий выменял за товары пленных эллинов, мужчин и женщин, но Аста и Фалей остались с россами, хотя он упорно торговался за них, когда узнал, что они – дети знакомого ему купца Стратоника, погибшего от рук пиратов. Деметрий обещал им помощь и покровительство, однако брат и сестра не пожелали вернуться к прежней жизни, в которой было много бед и мало радости.

Так Фалей и Аста обрели пристанище среди россов.

Обоз и караван судов двинулись каждый в свою сторону.

С Фалеем многие россы познакомились еще в пути. Они охотно заговаривали с ним, подшучивали над его блестящими доспехами, а особый интерес к нему проявил воевода Лавр Добромил. Фалей искусно владел мечом: это был мастер, прошедший суровую школу в ромейских легионах и одержавший в рукопашных боях множество побед. Воевода подолгу беседовал с эллином – речь у них шла о военном искусстве эллинов и ромеев. Воевода знал, что даже самая сокрушительная лавина степняков бессильна против эллинской фаланги и ромейских легионов. В боевом построении эллинов и ромеев он угадывал тщательный расчет, предусматривающий различные варианты тактики противника, и теперь с интересом слушал пояснения многоопытного эллина. Постоянным и внимательным слушателем Фалея был Ивон.

– Чем сильны ромеи? – говорил Фалей. – Строем, дисциплиной и мечом! – Он выхватывал из ножен меч и с неуловимой быстротой вращал его перед собой.

– А что, эллин, устоишь против самых искусных росских воинов? – полюбопытствовал воевода, взволнованный пришедшей ему в голову мыслью – сравнить мастерство ромейского рукопашного боя с росским. Россы издавна умело владели топором и копьем. Лесная жизнь довела эти их навыки до совершенства: топорами они валили деревья, рубили дома и грады, с копьями-рогатинами ходили на медведя и кабана; и в битве топор и копье были им сподручнее меча, хотя в рукопашной меч удобнее. Почему бы не перенять у ромея умение владеть мечом? Россам оттого будет только польза.

– Ты хочешь гладиаторского боя? – нахмурился Фалей.

– Деревянными мечами, Фалей, сын Стратоника! У россов быстрый ум – покажи им, что можешь! Пусть учатся!

Лицо у Фалея просветлело:

– К твоим услугам, воевода!

Первый урок фехтования провели во время однодневного привала. Площадку, на которой состоялись бои, окружило множество россов. По знаку воеводы Фалей вошел в круг, а напротив него стал один из лучших росских бойцов, оба с деревянными мечами. Бой начался быстрым выпадом росса и таким же мгновенным ответом эллина. Росс изобретательно нападал, а эллин легко, даже изящно парировал его выпады, пока не нанес противнику стремительный удар в живот. Воевода хлопнул в ладони – против Фалея тут же стал другой боец, но и он продержался недолго: меч эллина так же уверенно поразил его. За вторым стал третий, четвертый, пятый, и все уходили побежденными, а эллин, фехтовавший без отдыха, даже не утратил пружинистой легкости. Он напоминал рысь, которая никогда не промахивается, бросаясь на свою жертву. Победив пятерых воинов, он только чуть-чуть чаще дышал.

– А теперь – со мной! – воевода выступил вперед. – Только на двух условиях: настоящими мечами и не наносить друг другу ран.

– С тобой не буду ни деревянным, ни боевым мечом!

Тогда воевода, положив на плечо эллина руку, сказал, обращаясь ко всем:

– Лучше учиться владеть мечом у друга, чем у врага!

Он подозвал воинов, побежденных Фалеем – среди них был и Ивон, – и распорядился:

– Он научит вас ромейскому бою, а вы научите других!

Вскоре молва о непобедимом эллине широко распространилась среди россов, а сам он стал желанным гостем у их костров.

За Вежей дружина распалась, воины разъезжались по своим селениям. Аста и Фалей вместе с воеводой приехали в Вежино.

В первые дни брат и сестра жили в доме Добромила. Аста помогала хозяйке дома, Фалей работал с мужчинами и подолгу беседовал с воеводой – на языке россов он изъяснялся все лучше. Вечерами он рассказывал гостеприимным хозяевам об Италии, Греции, Риме, о походах императора Максимина, о нравах и быте эллинов и римлян. Послушать его приходили сельчане, для которых дом Лавра Добромила был всегда открыт. А днем во дворе, окруженном тыном, он учил своих новых друзей ромейскому бою. Трудились до седьмого пота – суровый эллин не давал поблажки никому, в том числе и самому Добромилу, пока не убедился, что отец и оба его сына – Ивон и Останя, уже входивший в возраст воина, не научились всему, что умел он. Особенно легко усваивал его уроки Останя. Он обладал мгновенной реакцией, достойной лучших ромейских бойцов. От Фалея и Асты Добромилы понемногу перенимали и эллинскую речь.

Потом новые друзья Фалея срубили для него дом, где он поселился вдвоем с Астой.

Некоторое время жизнь в Вежине текла размеренно и упорядоченно – до тех пор, пока драматические события не нарушили ее привычный ход. А началось все с того дня, когда в село возвратился со своими людьми воевода Бронислав.

Трудно было найти двух таких непохожих людей, как Добромил и Бронислав. Оба – россы, оба родились в селе на берегу Вежи во время зимних святок[21]21
  Зимние святки приходились на период от 26 декабря до 6 января.


[Закрыть], когда по ночам за стенами домов беснуется злая нечисть, а в домашних очагах непрерывно горит бадняк – дубовая колода, отпугивающая от человеческих жилищ силы зла. Оба выросли здесь, на берегах Вежи, только одного родная земля радовала, а другого тянуло от нее прочь. Юному Лавру по душе были росские божества, а юному Броне не терпелось взглянуть на чужие – оттого, быть может, что бабка и мать Брони водили дружбу с упырями[22]22
  Упыри (вампиры) – древнейшие праславянские, даже протославянские духи зла – в противоположность берегиням, духам добра.


[Закрыть], подкарауливающими заблудившегося в лесу человека, чтобы завлечь его в гибельную топь, и со злобными навьями[23]23
  Навьи – души мертвецов-врагов, чужих людей, недоброжелателей, а также погибших неестественной смертью (утопленников, убитых молнией, съеденных волками и т. п.).


[Закрыть], которые витают вместе с ветром над землей, высматривая, где и кому бы причинить зло. Видно, огонь святочного очага был слишком слаб, чтобы отпугнуть злых навий, и они вошли в новорожденного Броню и наделили его неуемным стремлением в неведомые края.

Лавр, сын Святозара, жил, не покидая родных мест, и был счастлив этим. Синеглазая красавица Васена стала его женой. Он возделывал землю, растил скот, объезжал коней, бортничал, ходил с рогатиной на зверя, варил и ковал железо, ставил сети в Веже, а за оружие брался, лишь когда надо было отстоять свободу, жизнь и честь. Тогда в нем проявлялась властность воеводы, которая в сочетании с умом и справедливостью приносила благо россам. Он был крепок телом, не терял присутствие духа, умел держать себя в руках и свои преимущества перед другими не обращал во зло им. За то его неизменно выбирали воеводой, за то и прослыл Добромилом, как человек, живущий по правде и совести.

Броня, сын Будимира, был невоздержан, упрям, свои личные желания считал важнее чьих-либо иных. Задиристый, самолюбивый, он часто пускал в ход кулаки, а силу ставил выше всех других людских достоинств. Его смелость привлекала к нему сверстников – собравшись в ватагу, они представляли собой буйную, плохо управляемую массу, подчиняющуюся только силе. Само собой получилось, что в Вежине, разделенном пополам ручьем, образовались два постоянно соперничающих между собой лагеря. Ни один праздник не обходился без стычек между ними, заканчивавшихся с переменным успехом. Но чаше побеждала Добромилова сторона – как более организованная и разумная.

Стычки молодежи – а нередко и зрелых мужчин – будоражили округу, вносили в повседневную жизнь неизбежное напряжение. Так было до тех пор, пока не появились степняки. Перед обшей опасностью разом погасли внутренние распри, и все мужчины взялись за оружие, чтобы отразить вражеское нападение. Лавр и Броня действовали сообща, при этом хладнокровие и здравомыслие одного дополнялись буйным темпераментом другого. В битвах с сарматами полегло немало вежинцев, но враг был отбит.

Случались и другие схватки с чужаками – после них Лавр неизменно возвращался домой и продолжал привычную жизнь, а Броня все сильнее тяготился повседневностью, и даже женитьба и рождение детей не удержали его в родном селе. С торговым обозом он уехал в Ольвию, оттуда со своими людьми направился в Италию, там вступил в римское войско и начал свой долгий солдатский путь. Он участвовал во множестве битв и прославился силой и храбростью. При императоре Александре Севере[24]24
  Александр Север, Марк Аврелий (208–235 г.) – римский император (с 222 г.), последний из династии Северов. Убит солдатами Максимина, ставшего после этого императором.


[Закрыть] он командовал отрядом преторианской гвардии[25]25
  Преторианская (императорская) гвардия использовалась как для личной охраны императоров, так и для полицейской службы.


[Закрыть], известной своей разнузданностью. Жизнь солдата, которому дозволялось все, пришлась по душе неистовому Брониславу. Он убивал, обогащался, участвовал в заговорах и оргиях, давая своим подчиненным – а среди них были и его односельчане – пример безграничной распущенности.

Потом был сирийский поход.[26]26
  Сирийский поход Александра Севера приходился на 230–231 гг.


[Закрыть] Бронислав оказался в Малой Азии, откуда после поражения римского войска попал на Истр и несколько лет провел на границах Империи, где тоже не скучал. При императоре Максимине он был одним из его приближенных и исполнял любые приказы жестокого фракийца. В конце концов однообразие солдатской жизни стало надоедать Брониславу. После убийства Максимина взбунтовавшимися солдатами он оставил службу и с богатой добычей отправился на родину. Пережив во время долгого пути немало приключений, он добрался до Вежина. Он был уже немолод, минувшие годы заметно охладили его, он пресытился войной, кровью, добычей, оргиями и неожиданно для самого себя его потянуло к домашнему уюту и покою. Те, кто помнил Бронислава молодым, не узнавали его. Пока он был солдатом, выросли сыновья, унаследовав от отца необузданный нрав, а жена, и в девичестве не отличавшаяся добродетелями, превратилась в мегеру[27]27
  Мегера – здесь: злая, сварливая женщина. В греческой мифологии богиня гнева и мстительности.


[Закрыть], воспитавшую сыновей по своему образу и подобию. Бронислав только посмеивался над ее злобностью, его закаленное сердце было неуязвимо для всяких чувствований. Хотя он и прибыл в тихую жизненную гавань, где отдыхал от излишеств солдатского ремесла, на людей он по-прежнему смотрел глазами солдата. Заботы жены и повседневные сельские конфликты представлялись ему забавой, которую не следовало принимать всерьез.

Однако само его возвращение домой придало местным конфликтам дополнительную остроту, и теперь не так-то просто было предсказать, как они будут развиваться. Вежинцы не сомневались: рано или поздно две могущественные семьи непременно столкнутся между собой, и тогда быть беде.

Но драматическое столкновение удалось предотвратить. Здравомыслящий Добромил сумел сохранить мир в селе.

Нарс и Ивон, старшие сыновья Бронислава и Добромила, соперничали из-за девушки. Агна избрала Ивона, в доме Добромила уже шли приготовления к свадебному пиру, но Нарс умыкнул Агну в день Лады, увез к себе, и когда Ивон опять увидел ее, на ней уже был брачный наряд, она стала засеянным полем…

Нарс сорвал сговор двух семей, расстроил свадьбу, овладел Агной, а свадебный пир состоялся не в доме Добромила, а на другом краю села, в доме Бронислава.

Вспылил было воевода, лик его потемнел от гнева, рука потянулась к мечу, чтобы отомстить за нанесенное оскорбление, и уже стояли рядом с ним его воины, не раз ходившие с ним в битвы, но сдержал себя Добромил, всеми силами своей души обуздал гнев, вложил меч в ножны, потому что, если бы он не сделал этого, то беда в стократ худшая обрушилась бы на всех вежинцев, и их земля обагрилась бы кровью. Тяжелый перенес удар – не каждому такое по плечу…

Ивон пришел к дому Бронислава, где шел свадебный пир, увидел Агну в брачном наряде, постоял, глядя на нее, молча повернулся и пошел прочь. Все видели, как он шел, – побледневший, с опущенной головой. Никто не остановил его, все видели: беда у человека, и ничем ему не помочь. Одна Аста пошла за ним, – молча, как он. Он оседлал коней, навьючил, помог сесть в седло Асте, сам повел своего коня на поводу, а когда Вежино осталось позади, вскочил в седло и повернул в лес. На опушке их догнал Фалей. Эллин вернулся в село через два недели, а Ивон и Аста больше не показывались в Вежине.

Этот случай взбудоражил сельчан, оставил в их сознании глубокий след. Люди Бронислава не скрывали своего злорадства – пусть хоть так, но они восторжествовали над своими соперниками. А Добромил молчал, молчали и его люди, хотя никто не забывал об оскорблении, оставшемся неотмщенным.

Один Останя не лез за словом в карман, а слово у него подкреплялось делом. Где только мог, он дерзил людям Бронислава и, едва они начинали отвечать ему тем же, ввязывался в драку, из которой обычно выходил победителем. Понемногу они стали считаться с ним, как с серьезным противником, к тому же его постоянно сопровождал Меченый. Сам эллин не ввязывался в сельские распри, но его побаивались – острого взгляда его темных глаз и меча, с которым он никогда не расставался.

А больше всех от Остани доставалось Акиле. Насмешливая дерзость Остани выводила его из себя, но посрамить соперника Акиле не удавалось. Останя одинаково ловко владел и кулаками, и палкой, и мечом, а в искусстве верховой езды в Вежине ему не было равных.

Соперничество сыновей двух воевод таило в себе грозу, вот-вот готовую разразиться над Вежином. Так и случилось.

Останю пленила звонкоголосая красавица Даринка из Загорья, он зачастил к ней. Немало парней потеряли из-за нее голову, но сын Лавра Добромила оказался счастливее их: Даринка, дочь Урбана и Любавы, открыла ему свое сердце и при всех позволила поцеловать себя, после чего уже никто не сомневался в их скорой свадьбе. Даже загорьевские соперники Остани приутихли, понимая, что таково решение самой Даринки.

Но за несколько дней до праздника Лады Темная Вивея встала между Останей и Даринкой. То ли Урбан польстился на предложенное ему золото, то ли мягкосердечная Любава смутилась под мрачным взглядом Вивеи, способным настать на человека беду, – Брониславы сговорились с Урбаном, и их сговор скрепило множество свидетелей из Вежина и Загорья, а где в дело вступают отцы и при всех обязуются выполнить сговоренные условия, там начинают действовать могущественные силы, влияющие на человеческую судьбу. Попробуй лишь ослушаться родителей – эти силы тут же обрушатся на непокорного и отнимут у него если не жизнь, то радость жизни. Властные, древние, они родственны упырям и злым навьям, выпивающим кровь у обреченного на гибель человека. Кто решится пойти против них? Кто ослушается грозного приказа отцов? Кто устоит перед пронизывающим взглядом Темной Вивеи?

Весть о сговоре между Брониславом и Урбаном облетела округу, ее передавали из уст в уста, о ней говорили, как о предвестии беды: ведь за нею стояли Бронислав и Добромил – у каждого свои люди, у каждого – дружина. Все понимали, что сговор между Урбаном и Брониславом – это новый удар по Добромилу, новое оскорбление, которое смывается только кровью…

Люди ждали беду и готовились к ней. Вежино напоминало теперь два вражеских лагеря, стоящих впритык друг к другу. Соглядатаи день и ночь были настороже, никто не расставался с оружием. Один Фалей казался невозмутимым и свободно разъезжал по селу. Никто не задерживал его – одни из опасения перед ним, другие – оттого что он был эллин и, следовательно, стоял вне местных обычаев. А Фалей все видел и тоже приготовился к неизбежной драматической развязке. Он понимал, почему воевода сдержал себя, когда Нарс разрушил брак Ивона и Агны, и почему теперь сдержанность была бы равнозначна позору: тогда поздно было действовать, а теперь нельзя было упускать момент…

Жил Фалей одиноко, он так и не женился, хотя и не чуждался женщин. В селе были вдовы, потерявшие мужей на войне или на охоте. У одной из них он бывал нередко, помогал ей по хозяйству. Охотно трудился он и на своем земельном участке, огороженном аккуратным плетнем. Одевался он по-росски, но не расставался с эллинским плащом, давно не новым. К Добромилам он относился неизменно уважительно, особенно же сдружился с Останей. Они вместе рыбачили, охотились, бортничали. Время от времени он уезжал в лес, чтобы повидать Ивона и Асту. Он отсутствовал по неделе и дольше, но непременно возвращался в Вежино.

Новое оскорбление, нанесенное Брониславом Добромилу, Фалей воспринял как свое личное, но ничем не выдал себя. Он спокойно встречался с людьми Бронислава и с ним самим. Бронислав питал к Фалею нечто вроде уважения, охотно заговаривал с ним. Оба лично знали императора Максимина и участвовали в рейнском походе, им было о чем вспомнить. Люди Бронислава, видя приятельское отношение своего воеводы к Фалею, относились к эллину соответственно. Только Вивея яростно ненавидела его: Фалей был неуязвим для ее злобы, и это ее бесило. Фалей хорошо понимал, какую неблаговидную роль играла эта женщина в создавшейся обстановке, и его проницательный взгляд выводил ее из себя, лишал привычного самообладания. Бронислав посмеивался, видя, с какой злобой жена смотрит на эллина. Фалей был для него своим – с ним Бронислава связывало солдатское прошлое. Он со снисходительной улыбкой поглядывал на жену: пусть злится баба – солдата от того не убудет!

Так же он воспринял и дерзкую выходку Остани – снисходительно и беззлобно: что ни говори, а сынок у Добромила ловок и смел. Солдат по натуре, Бронислав оценил отвагу парня и риск, на который тот шел: не удалась бы выходка, и Останя крепко поплатился бы за свою дерзость. Конечно, сочувствие смельчаку вовсе не означало, что Бронислав был на его стороне, – случись у парня неудача, Бронислав первый поиздевался бы над ним. Но удачливость служила парню щитом, и Бронислав остановил своих людей, готовых учинить расправу. Правда, он не стал препятствовать жене и сыну, когда они послали отряд конных в сторону Загорья: сговор сговором, а ухо надо держать востро!

Фалей выехал на открытое место, ведя за собой навьюченного коня; через седло были перекинуты кожаные сумки, к одной приторочен топор. Останя принял повод, привязал к своему седлу. Фалей передал Остане меч в ножнах, лук со стрелами, копье и доспехи.

Говорить им ни о чем не надо было, они заранее обо всем договорились.

– Поехал! – сказал Останя.

Фалей тепло смотрел ему вслед.

Останя свернул с тропы в гущу леса, а Фалей не спеша отправился в село.

Останя долго ехал лесом, упавшие от старости деревья затрудняли путь. То и дело приходилось обходить препятствия и искать проход для коней. Останя спешил: дорога была неблизкая, а времени в обрез. Наконец, лес посветлел, стал чище: здесь часто бывали люди – брали дрова, рубили сухостой. До Загорья было уже недалеко. Еще с версту – и будет Вежинка, впадающая в глубокую Вежу, а за Вежинкой, на Красной горке, скоро начнется праздник Лады. Только бы не опоздать!

Он спустился к Вежинке, прислушался. Издалека доносились голоса людей, лай собак и мычание коров. Самый полдень. Загорьевские женщины доили коров. Не опоздал, успел в самый раз!

Он напоил коней, напился сам, потом отыскал укромное место, завел туда лошадей, привязал. После этого он срубил несколько березок и воткнул в землю так, что они надежно скрыли лошадей от посторонних взглядов. Потом он дал лошадям овса и оставил их здесь – пусть отдыхают, вскоре им предстоит нелегкий труд.

Через Вежинку он перебрался по ветле, низко склонившейся над водой; укрывшись в кустах, он осторожно выглянул в поле. Людей Бронислава не было видно. Как он предполагал, они подстерегали его за Загорьем, а здесь, из-за Вежинки, где не было ни дорог, ни тропинок, его не ждали. На Красной горке темнело изваяние Лады – она стояла здесь, когда Остани еще и на свете не было. Вскоре к ней начнут сходиться жители окрестных селений. Девушки будут в сапожках, в ярко расшитых кофтах и сарафанах, с украшениями, парни – в вышитых подпоясанных рубахах и штанах, заправленных в легкие сапоги, женщины и мужчины тоже во всем праздничном; день Лады – торжество жизни, любви и веселья. Сначала все образуют три кольца вокруг Лады: внутреннее – девичье, среднее – из парней, внешнее – из замужних женщин и женатых мужчин, – и закружатся, каждое в свою сторону.

 
Ой, диди-Ладо,
Ой, мамо-Ладо,
Все, что на свете,
От тебя, Ладо!
 
 
От тебя дождик,
От тебя травы,
От тебя мы,
Ой, диди-Ладо!
 
 
Ты всех сильнее,
Семена твои всхожи!
Приди, диди-Ладо,
Соедини нас…
 

Потом кольца рассыплются, и зашумит, засмеется, заговорит поле – вот начнется кутерьма вокруг Лады! Вспыхнут румянцем девичьи лица от соленых мужских шуток, засмеются женщины от ядреных словечек и всем понятных намеков, а потом девчата с веселым смехом убегут от парней, разбредутся по цветущему лугу и назад вернутся уже с венками вокруг светло-льняных волос. После этого они опять возьмутся за руки и поплывут мимо Лады, будто один большой яркий венок.

 
Ой, диди-Ладо,
Приди к нам, Ладо,
Мы твои поля,
Осемени нас, Ладо…
 

А потом Красная горка станет местом завершающей свадебной игры. Выстроятся две шеренги – парней и девчат – и попеременно пойдут навстречу друг другу.

 
А мы просо сеяли, сеяли!
Ой, диди-Ладо, сеяли, сеяли! —
 

двинется вперед одна, а другая соответственно отступит, чтобы тут же, в свою очередь, пойти вперед.

 
А мы просо вытопчем, вытопчем.
Ой, диди-Ладо, вытопчем, вытопчем!
 

Первая перестанет отступать и снова двинется вперед:

 
Да чем же вам вытоптать, вытоптать?
Ой, диди-Ладо, вытоптать, вытоптать?
 

Другая ответит:

 
А мы коней выпустим, выпустим!
Ой, диди-Ладо, выпустим, выпустим!
 

Первая дружно возразит:

 
А мы коней переймем, переймем!
Ой, диди-Ладо, переймем, переймем!
 

Вторая еще дружнее ответит ей:

 
А мы коней выкупим, выкупим!
Ой, диди-Ладо, выкупим!..
 

Но если игрище дойдет до этого момента, Остане уже не на что будет рассчитывать: коней выкупят девушками-невестами, и когда одна сторона споет: «А в нашем полку прибыло, прибыло!» – все будет кончено. Девушки, предназначенные к выкупу, выйдут из общей шеренги, выйдут и кони-женихи. Женихи должны будут снять со своих избранниц венки и сложить к подножию Лады. Если девушка отдаст венок, она тем самым согласится стать женой парня, принявшего у нее венок. Если не отдаст, брак не состоится, и отвергнутый ею парень уйдет ни с чем. Но Даринка не ослушается отца, не отвергнет Акилу, хотя тот ей не мил. Редкая славянка поступит наперекор родителям, когда между ними сговор. Нет, Остане нельзя было во всем полагаться на Даринку, он должен действовать сам, а с ним ей бояться нечего, он оградит ее от всех бед и зол! Он должен перехватить ее у Вежинки, на лугу, когда девчата будут плести венки. Но подойдет ли она к реке? Догадается ли спуститься к месту, где они не раз бывали вдвоем, – к дереву, низко склонившемуся над водой?

Расставшись с Останей, Фалей не торопясь въехал в село и направился к дому Бронислава. Здесь он придержал коня, глядя на приготовления к свадебному пиру. Его, конечно, сразу заметили, но он не обращал внимания на любопытные взгляды. Быстроглазая Боянка тоже была здесь – на девчат, особенно таких маленьких, как Боянка, сельские конфликты не распространялись: стайки девочек беспрепятственно бегали по селу.

Боянка торопливо сообщила Фалею о том, что здесь недавно произошло. Узнав подробности, довольный, он поднял голову и столкнулся взглядом с Вивеей. На бледном лице у Вивеи горели темные глаза – казалось, они вот-вот испепелят эллина. Но он только улыбнулся и отвесил Вивее элегантный поклон. Так мог поступить лишь эллин или ромей: вежливо улыбнуться и ответить невозмутимой насмешливостью на яростный взгляд. Вивея прикусила тонкие губы, резко повернулась и скрылась в доме. Вскоре от двора Бронислава отъехали десятка два вооруженных всадников. Они к повернули к Загорью, а Фалей направился на другой край села.

У дома Добромила он спешился, пустил коня. На том краю села царило оживление, а этот затаился, и в его тишине эллин ощутил знакомое ему напряжение – так тянутся минуты ожидания перед битвой. И здесь, среди лесов и полей, таких тихих и мирных, бурлили и искали себе выход людские страсти. Человеческая жизнь всюду такова…

Фалей взглянул на Вежу: возвращались рыбаки.

Челн воеводы ткнулся носом в берег, воевода ступил на землю, пошел, не оглядываясь, вверх по тропе; его люди привязали челны, вынесли корзины с рыбой и двинулись следом. Апрелька выбежал к отцу, сообщая ему сельские новости. Воевода слушал нахмурясь: вести малоприятные.

– Что будем делать, воевода? – спросил Фалей.

– Обедать.

Из кустов Останя следил за празднеством. Общий хоровод распался, девушки группами разбежались по лугу. Останя смотрел только на Даринку. Он всегда узнавал ее среди множества девчат – по голосу, смеху, плавной походке, длинной льняной косе, изящным линиям шеи, груди, тела и рук. Но теперь узнать ее было нелегко: вся она сникла, будто и не она это была, а другая, незнакомая ему. У него тревожно забилось сердце: неужели забыла о нем, смирилась со своей судьбой? Неужели готова отдать себя в руки Акилы? От волнения он чуть было не выдал себя, но вовремя спохватился, заметив людей Бронислава – они следили за Даринкой, не спускали с нее глаз. Он остро ощутил отчаянность своего положения и опасность, нависшую над Вежином. Если ему удастся умыкнуть Даринку, Бронислав наверняка устроит в селе побоище, а не удастся – битву начнет отец: не отомстить за новое оскорбление нельзя… Останя чувствовал себя одновременно и охотником, затаившимся в засаде, и дичью, которую тщательно высматривали люди Бронислава. В этой сложной охоте, где стирались границы между охотниками и дичью, самой несчастной была Даринка, сердце которой разрывалось между необходимостью подчиниться родительской воле и любовью к Остане. Бедная девушка не знала, как поступить, и со страхом ждала развязки. Она безучастно собирала цветы и медленно приближалась к реке, к тому месту, где она не раз встречалась с Останей, – к дереву, низко склонившемуся над водой. Подруги пытались развлечь ее, заставить улыбнуться, но она молчала, будто замороженная. Вдруг она заметила Останю и без сил опустилась на траву. Девушки засмеялись, принялись утешать ее, а потом уселись рядом и принялись плести венки. Но пальцы не слушались Даринку, цветы падали из дрожащих рук, а это была недобрая примета. Подруги утешали ее:

– Не волнуйся, мы закончим свои и сплетем тебе!

– Пойду… напьюсь, – с трудом выдавила Даринка, и с лица у нее схлынули последние краски.

Люди Акилы следили за ней, находясь в некотором отдалении – подходить к девчатам, плетущим брачные венки, запрещалось законами Лады.

Даринка неуверенно шла к реке. Ноги у нее подгибались, ей казалось, что она вот-вот упадет. Едва она скрылась под берегом, Останя подхватил ее и понес – с этой минуты он почувствовал себя во много крат сильнее, так как взял на себя ответственность за жизнь любимой. Он теперь мыслил ясно и трезво: «Быстрее добраться до лошадей, а потом лесом к Ивону, дорогу к нему им не найти… Брат обрадуется, ведь я мщу Брониславам и за него!»

Он спешил к лошадям, не чувствуя тяжести Даринки. Она обвила руками его шею и нервно всхлипывала. Сговор отца с Брониславами, предполагавшаяся свадьба с нелюбимым человеком, а теперь бегство с Останей отняли у нее слишком много сил. Останя понимал это, и единственное, чего он сейчас хотел, – это поскорее обеспечить ей покой и безопасность.

Вот, наконец, и лошади – путь до них показался Остане бесконечно долгим. Он спросил:

– Сама ехать сможешь?

Но она еще плохо владела собой. Он вскочил в седло, подхватил Даринку на руки и заторопил Лося, направляя его в глубь леса, к тропе, ведущей в становище брата. «Помоги, Лада!» – проговорил про себя.

Шум и голоса позади отдалялись, отсеченные от беглецов стеной леса.

Даринку хватились вскоре после того, как она спустилась к реке. Девушки поспешили вниз, но Даринки нигде не было. Они подняли испуганный крик, решив, что она бросилась в воду, предпочтя смерть свадьбе с Акилой. Начался общий переполох, который дал беглецам крайне нужный выигрыш во времени, достаточный для того, чтобы Останя вывел лошадей из укрытия и скрылся в лесу. Но предположение о том, что Даринка утопилась, единодушно отвергли, когда промерили глубину реки: утонуть в этом месте было трудно. И тут всем открылась причина исчезновения Даринки: Останек! Она бежала с Останеком! Он умыкнул ее! Как же это удалось ему – ведь всюду здесь настороже люди Бронислава!

Весть о поступке Остани распространилась, как пожар. Одни откровенно восхищались: ай да парень! Другие – из тех, кого Даринка отвергла, – так же открыто осуждали его и ее. Их уязвленное самолюбие было почти удовлетворено, когда они узнали, что она достанется Акиле, – поделом ей! Не будет больше смеяться над парнями! А теперь их самолюбие опять заныло: все-таки Останя, все-таки вышло по ее… В порыве недоброжелательности некоторые готовы были добровольно помогать взбешенному Акиле ловить беглецов. Но таких недобрых и мстительных было немного. Остальных бегство Даринки с Останеком только развеселило. Ой, диди-Ладо, ты всех сильнее и только что доказала это! Слава Ладе, честь Остане и Дарине – лови их теперь, как ветер в поле!