Текст книги "Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]"

Автор книги: Михаил Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Сергей быстро набросил свою одежду.

– Ты извини, – сказал приятель. – Я допил оставшуюся водку. Ты все равно ее сейчас пить бы не стал.

– Да, ладно, пошли, – отмахнулся Сергей.

Они вышли в утренний заводской двор, Навстречу им шли рабочие первой смены…

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Время летело стремительно. По радио передали о выходе в открытый космос Алексея Леонова.

По утрам вместе с другими обитателями «Мытни» Сергей выскакивал из общежития, пробегал через продуваемый весенним ветром Тучков мост, затем мимо Биржи (Военно–морского музея), к зданию в античном стиле. Пройдя по галерее с колоннами, входил в просторный вестибюль и, сбросив пальто на руки знакомой гардеробщице, он влетал по широкой лестнице на третий этаж. Здесь располагался философский факультет.

Обстановка на факультете была необычная. На курсе Сергея было всего 25 человек, почти все – мужчины, прошедшие «огни и воды». Отношения преподавателей и студентов, которые, в большинстве своем, по возрасту, не намного разнились друг от друга, были доброжелательно–уважительными. Преподавателями нередко были аспиранты или только что защитившиеся «кандидаты». Учебников по философии еще не было, так что приходилось вести конспекты. На лекции некоторых из преподавателей аудитория набивалась битком. Приходили не только студенты с других курсов, но и с соседних факультетов. Слушали, открыв рот, забывая о конспектах. Это были настоящие «авторские» курсы, которые уже не повторялись. Занятия по специальным дисциплинам проходили на соответствующих факультетах: высшая математика – на математическом, физика – на физическом, физиология – на биологическом и т. д. Здесь альтернатива была проста: либо ходи на занятия, либо по ночам сиди за учебниками. И все–таки главная головная боль всех студентов курса была сдача текстов по английскому языку. Здесь Сергею «повезло». Интеллигентная, чудом выжившая в ленинградскую блокаду, Цецилия Марковна, знавшая его еще с вечернего отделения, обожала его за то, что он вполне прилично знал английский. И в школе, и в университете он занимался языком с удовольствием. А вот со стороны других преподавателей Сергею не было никакого снисхождения. Накапливались пропуски занятий, так как комсомольская работа затягивала его в себя все больше…

Сегодня, отсидев одну пару по немецкой классической философии, которую читала уникальная женщина–профессор, знавшая в свое время лично Луиджи Лонго и Мориса Тореза, Сергей выскочил из здания факультета. Он пересек небольшую площадь и направился к университетской столовой, обычно битком набитой студентами и преподавателями. Но пока народу было немного и он наскоро перекусил «комплексным», но вполне сносным, обедом.

Затем он прошел через двор главного корпуса и вышел на набережную. Подошел к Меньшиковскому дворцу. Открыл массивные деревянные двери подъезда По мраморной лестнице поднялся на второй этаж и вошел в «комнату заседаний».

Посреди большой комнаты, чуть влево от двери, стояли два массивных стола буквой «т». За ними у трех широких и высоких окон размещались два «секретарских» стола, один из которых был его. Между столами в простенке стояло незачехленное комсомольское знамя под фотографическим портретом Ленина. На нем, сделанном в последние годы его жизни, Ленин выглядел необычно, не как восковая маска на официальных портретах, а как «живой». Это была фотография умного, но очень уставшего человека, чем–то напоминавшего Сергею отца.

У противоположной от стола для заседаний стене стоял большой старый диван из черной кожи, который все называли штрафным, так как на нем располагались приглашенные на заседания комитета представители факультетских бюро. Этот диван комитету на «новоселье» подарил партком. Здесь же вдоль стены стояли шкафы со стеклянными дверцами, набитые папками с «документами». Везде по комнате были расставлены простые канцелярские стулья. Но на «председательском» месте во главе стола для заседаний стояло почерневшее деревянное кресло с подлокотниками, которое явно пережило, по крайней мере, революцию, но вполне прилично сохранилось. Это кресло неофициально называлось «троном».

Сейчас на этом «троне» восседал дежурный по Комитету Володя Огородников. Он был, на первый взгляд, простой, из тех «своих» парней, которых всегда можно встретить в комсомольских кабинетах. Общителен, услужлив, исполнителен и всегда в хорошем настроении. Он с готовностью брался за любое поручение, был незаменим и торчал в Комитете почти безвылазно, хотя числился второкурсником исторического факультета. Огородников был ленинградцем и, похоже, комсомольская работа его привлекала больше, чем учеба.

– Привет, – сказал Сергей дежурному. – Как дела? Где Марк?

– Привет. Марк уехал в Смольный, в обком. Просил, если ты появишься, быть на связи. Он будет звонить.

– Хорошо, я подожду, – Сергей прошел к своему столу и начал разбирать лежавшие на нем бумаги.

– Тебя разыскивает твой «тезка», – не оборачиваясь к нему, сказал Володя. – Просил тебя срочно ему позвонить.

– Что стряслось? – насторожился Сергей. Секретарь парткома университета просто так к себе не вызывал.

– Не знаю, – буркнул Огородников.

Сергей набрал номер телефона парткома.

– Слушаю, у телефона Кольцов, – раздалось в трубке.

– Это – Кольцов–младший. Здравствуйте, Николай Дмитриевич.

– А, Сергей. Здравствуй. Ты что сейчас делаешь? Можешь ко мне зайти?

– Да, конечно. Сейчас буду, – ответил встревоженный Сергей.

– Ну, вот и хорошо. Жду, – и в трубке раздались гудки.

Николай Дмитриевич Кольцов – профессор экономического факультета, был однофамильцем Сергея.

Сергей, проходя по Университетской набережной к главному корпусу университета, ломал голову, что же могло произойти? Об обычных делах можно было поговорить по телефону.

Сергея в партком вызывали довольно редко. Помещение парткома располагалось на втором этаже рядом со знаменитым «Петровским залом» Ученого Совета, где Сергей, как и другие смертные, никогда не был. Дальше простирался хорошо известный по многим кинофильмам длинный коридор с большими окнами с одной стороны, и рядом высоких, до потолка, шкафов, в которых за стеклянными дверцами на полках возлежали реликтовые фолианты, с другой, в простенках между окон, стояли мраморные бюсты знаменитых учеников и преподавателей университета, мимо которых Сергей всегда проходил в главную университетскую библиотеку, как сквозь строй молча вопрошавших его олимпийских богов: «А ты что здесь делаешь?»

Сергей открыл дверь парткома и поздоровался с секретаршей.

– Проходи. Николай Дмитриевич о тебе спрашивал, – приветствовала его миловидная женщина среднего возраста.

Секретарь парткома сидел за длинным столом заседаний и беседовал с кем–то. Повернув голову и увидев Сергея, он махнул ему рукой издалека и негромко сказал:

– Заходи, Сергей. Присядь. Мы сейчас с товарищем закончим разговор.

Беседа, действительно, быстро закончилась. И, провожая посетителя к двери, Кольцов подошел к Сергею, привставшему с дивана.

– Ничего, садись, – сказал, пожав ему руку, присаживаясь рядом, секретарь. – Ну, как дела?

– Нормально, – ответил Сергей.

– У меня к тебе разговор.

– Слушаю, Николай Дмитриевич, – напрягся Сергей.

– Вчера состоялось заседание парткома, на котором обсуждался вопрос о подготовке к летнему трудовому семестру, – секретарь пристально посмотрел на Сергея. – Так вот, Бушмакин рекомендовал тебя на должность начальника Объединенного штаба университетских строительных отрядов.

Кольцов замолчал. Молчал и Сергей. Он, конечно, знал, о чем речь. Этот вопрос не раз обсуждался в Комитете. Подбирались командиры и комиссары отрядов. Он, фактически, уже втянулся в подготовительную работу. Но чтобы… начальником университетского штаба? Нет, ему это в голову не могло прийти! Он был не готов взять на себя ответственность за несколько сот, больше тысячи, людей!

– Ну, что молчишь? – вывел его из состояния задумчивости секретарь парткома.

– А что я могу сказать? – вдруг неожиданно для себя резко ответил Сергей. – Вы все и сами знаете. В комсомоле я работаю меньше двух лет. У меня нет опыта руководителя. Да еще в таком масштабе! Здесь нужен авторитетный человек. И самое главное, я – не член партии, улыбнулся Сергей. – Так что, это нереально.

– Вот здесь ты прав. Именно это и говорили члены парткома. Но Бушмакин, хитрый лис, выложил после обсуждения свой козырь. «Это, – заявил он, – рекомендация Областного штаба и горкома комсомола». Я даже не подозревал, что ты у нас такой авторитетный. Может быть, и меня в горкоме партии знают лишь потому, что я твой однофамилец?

Сергей понимал, что профессор шутит. Но в этой шутке была доля правды. Сергей иногда, в интересах дела, не очень старался разубеждать свое городское и обкомовское комсомольское начальство в том, что они не родственники

– Имей в виду, – продолжил секретарь, – при обсуждении твоей кандидатуры я воздержался. Я решил сначала узнать твое мнение. И правильно поступил. Сейчас я вижу, что ты понимаешь всю степень ответственности, которая на тебя возлагается.

– Пока еще не понимаю, но уже догадываюсь, – пробормотал Сергей.

– Но времени на долгие размышления мы тебе дать не можем. Бушмакин сейчас в обкоме комсомола и вот–вот должен позвонить. Что мне ему сказать? Согласен я или нет? Что посоветуешь? – улыбнулся Кольцов.

– Николай Дмитриевич, я понимаю, что Вы уже приняли решение. Я согласен. Но, опять же, я – не член партии, поэтому без поддержки парткома вряд ли что–либо получится.

– В этом можешь не сомневаться. С нашей стороны ты получишь полную поддержку. На следующей неделе утвердим твою кандидатуру на парткоме. И действуй, не оглядываясь ни на какие авторитеты. Мне можешь звонить в любое время. Но главное придется делать самому.

Кольцов поднялся с дивана, дав понять, что разговор окончен.

– Я рад, что в тебе не ошибся. А что касается партийности, то это дело поправимое. Вот выполнишь задание партии, я сам буду тебя рекомендовать. Это мы решим. Удачи тебе, секретарь! – и он проводил Сергея до двери кабинета.

Сергей вышел из здания и посмотрел на ручные часы. На весь разговор ушло пятнадцать минут. Но тогда он не мог знать, что эти пятнадцать минут круто изменят его судьбу…

1 МАЯ

Через несколько дней после поездки в Гатчину, в перерыве между парами, к Сергею подошла Римма.

– Слушай, Сережа, ты знаешь, что в Питер приезжает Рихтер?

– Какой Рихтер?

– Ты, что? Святослав Рихтер – известный пианист. В Большом зале Филармонии будет только один концерт. Нам обязательно надо на него попасть.

– Нам – это кому?

– Привет. Мне с Ворониным и тебе с Галкой. Что непонятно?

– Теперь понятно. Ну и что?

– Какой ты сегодня несообразительный! Как что? Надо достать билеты.

Он уже давно понял, к чему этот разговор.

Сергей нередко посещал музыкальные концерты и слышал многих известных музыкантов и оркестры с еще мало известными в то время дирижерами. Попасть на такие концерты было нетрудно, так как издавна существовала традиция так называемых «студенческих билетов». Это были «входные» билеты по одному рублю на балкон, куда вел еще с театрального подъезда отдельный вход с глухой лестницей. Но продавались эти билеты только в день концерта и обязательно в «одни руки». Сергей не помнит случая, чтобы кто–то перепродавал такие билеты. Похоже, это было неприлично. В случае гастролей знаменитостей очередь в кассу за такими билетами надо было занимать с ночи. Это тоже была своеобразная студенческая традиция. Сергей уже ночевал в таких очередях. Так он побывал на концертах Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса и других знаменитых музыкантов…

Но он был удивлен предложением Риммы, так как знал, что его друг совершенно равнодушен к классической музыке. У него были другие художественные пристрастия. Валера любил поэзию, наизусть читал классиков. Особенно любил Булата Окуджаву. Однажды он затащил Сергея на встречу в Актовом зале университета с молодыми поэтами Вознесенским, Рождественским и Казаковой. Их имена тогда были у всех на слуху. Но их произведений почти не печатали. Поэтому Сергею было интересно послушать их «живьем». Зал был набит битком, люди стояли даже в вестибюле перед открытыми настежь дверями. Молодые поэты читали со сцены с большим энтузиазмом. Роберт иногда заикался от волнения, потому читал свои стихи нараспев, с ударениями. Андрей, напротив, читал монотонно, при этом много жестикулировал. Римма читала спокойно и тихо. Как будто рассказывала что–то, для нее очень важное. Все это произвело на Сергея большое впечатление, но фанатом поэзии он так и не стал, хотя любил поэзию Сергея Есенина. Ему нравились песни Визбора и Клячкина, без которых не обходилась ни одна студенческая вечеринка…

– Я уже сказала Воронину, – прервала его размышления Римма. – Вы занимаете очередь, а мы с Галкой к вам присоединимся утром. И принесем перекусить.

– Хорошо, – смирился Сергей. – Когда выходить в «ночное»?

– Сегодня. Концерт завтра.

– Побойся бога! – взмолился Сергей. – Я сегодня отработал в ночь, еще не спал.

– Вот и хорошо! Воронину хуже, он заступает на дежурство сразу после концерта. Днем отоспишься. А ночью подышать свежим воздухом – для здоровья вашего полезно.

Римма поняла, что сопротивление сломлено и исчезла…

На концерт Рихтера они попали. Все остались очень довольны, кроме Валеры, который откровенно скучал.

После этого вечера Сергей стал часто встречаться с Галиной. Римма теперь все больше пропадала в Гатчине. Дело у них с Валерой явно шло к свадьбе, хотя ее отношения с будущей свекровью как–то не складывались. Галя фактически перебралась в ее комнату на «Мытне», чтобы быть рядом с Сергеем. Уединиться им в общежитии было трудно. Вокруг всегда были люди. Только сейчас Сергей ощутил, что он живет в каком–то человеческом муравейнике, от которого некуда скрыться. Они могли остаться одни только, когда ребята уходили на занятия…

Сергей и Галина теперь почти не расставались. Он показал девушке город и его пригороды, Петергоф, Пушкин, Павловск, которые хорошо знал. Они ходили в кино, в театры. Часто посещали «Синематограф», который открылся во Дворце культуры им. Кирова на Васильевском острове. Здесь, по заранее объявленной программе, демонстрировались одним сеансом старые известные киноленты, в основном «трофейные». Фильмы шли на языке оригинала с русскими субтитрами. Они впервые увидели «Мост Ватерлоо» с Вивьен Ли, «Газовый свет» Хичкока, «Большой вальс» и многое другое… Посмотрели в театре Ленинского комсомола, который находился рядом с общежитием на Горьковской, пользовавшийся огромным успехом новый спектакль «До свидания, мальчики!» по мотивам песен Булата Окуджавы с Виторганом и Немоляевой. Побывали в «Мариинке» на балете «Спартак», о котором говорил весь город.

В Кировский театр они попали по «контрамаркам», благодаря Виктору Склярову, однокурснику Сергея и соседу по комнате, который подрабатывал в театре статистом. В «Спартаке» он был занят в массовке, постоянно находясь на сцене то в костюме воина, то раба. Он был счастлив и приглашал всех на «свой» спектакль. Это был высокий худой парень с «римским профилем». Он мечтал о театре, но понимал, что ему там ничего «не светит» по причине полного отсутствия дарования. У него был проигрыватель и большая коллекция грампластинок оперной музыки, которую обитатели комнаты слушали почти каждый день и знали уже наизусть самые известные арии и хоры…

Праздничное утро началось под марш из оперы «Аида». Обычно этот марш гремел в комнате по воскресным утрам, означая «генеральную уборку». Но на этот раз – праздник 1 мая. В окна ярко светит весеннее солнце. У всех бодрое приподнятое настроение.

– Так, быстро приводим комнату в порядок, – командует «староста» Саша Георгиевский. – Кто сегодня дежурный? Бегом на кухню, занимать чайником камфорку. Коллективный выход вниз через час…

Сергей вышел из общежития вместе со всеми и направился к главному корпусу университета, где собиралась праздничная колонна. Издалека уже слышался шум разговоров, смех, музыка. Студенты и преподаватели заняли всю набережную. Он подошел к головной группе, где собиралось руководство. После приветствий Марк спросил:

– Ты идешь с нами?

– Нет, – ответил Сергей, – я до площади пройду с ребятами. И там присоединюсь к вам.

Он вернулся к группе своего факультета. Через некоторое время, когда с Васильевского подошли группы других факультетов, колонна тронулась под звуки оркестра к мосту лейтенанта Шмидта. Пройдя через него, колонна прошла площадь Труда и свернула на улицу Невельского. На пересечении с улицей Дзержинского, которую питерцы называли по старому Гороховой, колонну остановили. Здесь к ним присоединились Валера с Риммой, они добирались с Витебского вокзала.

– Ну что? – спросил Валера. – Это надолго, как всегда. Пора бы и согреться.

От пронизывающего ветра с Невы было действительно прохладно. Сергей с Валерой и несколько факультетских ребят, отойдя от колонны, зашли в уже знакомый подъезд старого ленинградского дома. Гранитная лестница с дубовыми почерневшими перилами освещалась скупым светом из высоких окон, выходивших на дворовый «колодец». На широком подоконнике одного из них была расстелена газета и выложена незамысловатая закуска.

– Ну, за нашу солидарность с мировым пролетариатом! – провозгласил Валера.

Единственный стакан пошел по кругу. Две бутылки портвейна «777» разошлись быстро.

Повеселевшие ребята вернулись на улицу, где под звуки оркестра вовсю шло веселье.

– Где Галка? – спросила Римма.

– Она со своим факультетом, – ответил Сергей. – Подойдет после прохождения Дворцовой площади.

– Ладно, встретимся в сквере у Зимнего, – сказал Валера.

Вскоре колонна двинулась вперед. Затем все побежали. Остановились. Опять побежали. Так перебежками прошли мимо Адмиралтейства по Профсоюзной улице и вышли к Дворцовой площади. Здесь Сергей перешел во главу колонны.

Колонна прошла мимо арки Главного штаба и, повернув у Жандармского корпуса, подошла к трибуне у ворот Зимнего дворца. Покричав приветствия и помахав флажками, университетская колонна стала распадаться при выходе с площади. Сергей зашел в многолюдный скверик и подождал своих. Сначала подошли Валера с Риммой, затем подбежала веселая и возбужденная Галя. После объятий и поцелуев Валера сказал:

– Ну что, двинулись?

Им предстояло пешком пройти Дворцовый мост, так как Невский проспект был закрыт. Затем от Василеостровской стрелки ехать на трамвае до станции метро «Петроградская». Оттуда на «Пушкинскую».

На электричке добрались до Гатчины.

Мать Валеры опять была в городе. Но на ее спирт не посягали. Вина было достаточно. Пели песни, танцевали под патефон и опять играли в карты. Праздник был отмечен хорошо.

Вечером вышли на улицу. Погода была теплая, хотя загородом все–таки было еще прохладно. Но весной, в зелени распускавшихся листвой деревьев, Гатчина стала намного привлекательней. В парке было вообще здорово. Здесь гуляло много народа, группами бродили курсанты училища. Играла музыка. Настроение было прекрасное.

Римма взяла Сергея под руку и замедлила шаг.

– Мы с Ворониным решили пожениться. Что ты на это скажешь?

– Давно пора, – с энтузиазмом воскликнул Сергей. – Какие вопросы? Я только за. Когда свадьба?

– Подожди, не кричи, – тихо сказала Римма. – До свадьбы еще далеко. На нее у нас нет денег. А хочется, чтобы свадьба была настоящая. Воронин говорит, что свадьбу сыграем осенью, когда заработаем денег в строительных отрядах. Он собирается ехать на Север. Я хочу поработать летом проводником. Ты нам поможешь?

– Конечно, помогу, – Сергей обнял Римму за плечи. – У вас будет отличная свадьба.

Но Римма оставалась сосредоточенной. Сергей чувствовал, что она еще что–то хочет ему сказать.

– Так, – приостановился он. – Выкладывай, что там мой друг еще натворил?

Римма подтолкнула его, и они вновь медленно пошли вперед. Валера и Галка виднелись в конце уже темневшей аллеи. Сергей только сейчас заметил, что Галя ни разу не обернулась.

– Сережа, я не знаю, как тебе сказать, – замялась Римма. – Но я тебя прошу, выслушай меня до конца и не психуй.

– Ну, начинай, – с настороженной улыбкой произнес Сергей.

– Это, конечно, я виновата во всем, – торопливо начала Римма. – Я должна была тебе сказать сразу. И, может быть, вообще не надо было вас знакомить. Но я не думала, что у вас так быстро все пойдет, – Римма сделала паузу. – И что ты влюбишься в нее, как мальчишка.

Сергей молчал, но внутренне напрягся. В его короткой жизни так иногда бывало. Когда он чувствовал себя на каком–то душевном подъеме, когда появлялось ощущение полной гармонии с самим собой, когда мир виделся прекрасным и его окружали только великолепные люди, вдруг почва начинала уходить из–под ног. Он неожиданно физически ощущал, что на какое–то мгновение зависает над бездной, которая разверзается под ним…

– Что с тобой? – услышал он встревоженный голос Риммы. – С тобой все в порядке?

– Нормально, – тихо ответил Сергей. – Продолжай.

– Может быть, не надо? – неуверенно, скорее самой себе сказала Римма.

– Так, ты уже почти все сказала. Заканчивай.

– Ну, в общем, Галка – замужем. У нее есть ребенок. Девочка. Ей уже скоро два года.

Они продолжали идти по темной аллее. Ребят впереди уже не было видно. Теперь Римма говорила без остановки, будто опасалась, что Сергей начнет задавать вопросы. Но он слушал молча.

– Они поженились, когда были на первом курсе. Он на два года ее старше. Отслужил в армии. Учится тоже на филологическом. Рожать она уехала к родителям в Семенов. Там и оставила ребенка. А Валера, его тоже зовут Валера, перевелся на заочное отделение, и уехал в Семенов. Сейчас он там. Преподает в школе. И, конечно, ничего не подозревает….

– Понимаю, – тихо произнес Сергей, – скоро ему приезжать на сессию, и тогда он все узнает. Поэтому ты мне все это рассказываешь.

– Да нет, тебя должен был предупредить Воронин. Но он не смог. А потом у вас с Галкой все так закрутилось. Кто мог подумать? Она говорит, что сама этого не ожидала…

Дальше они шли молча. Вдруг Сергей увидел Валеру и Галю, сидевших на скамейке, и, как ему показалось, спокойно разговаривавших.

– Что ты молчишь? – взяла его за руку Римма.

– Тебе следовало сказать это мне раньше, – жестко проговорил Сергей. – Хотя вряд ли это что–то бы изменило. Не знаю…

Они подошли к ребятам. Присели. Сергей взял у Валеры сигарету, и они закурили. Все молчали… Потом встали и пошли домой… Римма завела какой–то разговор. Валера и Галя пытались его поддержать. О чем они говорили, Сергей не слышал. Ни о чем не думал. Во всяком случае, никаких определенных мыслей в голову ему не приходило. Он даже ничего не чувствовал. Двигался в какой–то пустоте. Конечно, он был давно не мальчик. И случившееся не было его первым разочарованием. Это нельзя было считать обманом. Ему никто ничего не обязан. Сам должен был видеть и понимать. Сейчас он вспоминал отрывками некоторые странности в поведении и в разговоре Гали. Но это уже не имело значения. И он осознавал, что их отношения уже не могут быть прежними.

Ночью он ничего не сказал Геле, понимая, что разговор с Риммой произошел по ее просьбе. Лишь под утро спросил:

– Почему сейчас?

– Потому что я беременна, – спокойно ответила она.

Это был удар, к которому Сергей не успел подготовиться. У него перехватило дыхание…

Теперь он все понял и сразу все простил. Он почувствовал страшную жалость к ней.

– Что же ты будешь теперь делать? – глупо спросил он.

– Аборт. Что же еще? – спокойно ответила Галя.

– Как? Это ведь запрещено!

– Глупый, не волнуйся. Я все продумала. Как замужняя женщина я имею право сделать аборт… платно. Все пройдет нормально. Ты ведь мне поможешь?

– Конечно, – Сергей стиснул зубы, чтобы не выругаться.

Он знал, что она права. Другого выхода не было. Он ничего изменить не мог. И все–таки почувствовал со всей остротой свое мужское унижение.

Больше они об этом не говорили…

Утром за столом во время завтрака ощущалась какая–то неловкость. Сергей и Галя быстро собрались и побежали на электричку. В вагоне она спала у Сергея на плече до самого города. Они расстались в метро…

Когда Сергей вошел в свою комнату, он замер на пороге.

Была уже почти середина дня. Яркое солнце через окна освещало следы большого кутежа. Ясно, что ребята накануне хорошо отметили праздник. Это было не впервой. Но всегда неукоснительно выполнялось святое правило: прежде чем разобраться по кроватям, нужно было навести порядок в комнате. Даже если на ногах оставался только один человек. Никто никогда не осмелился нарушить этот закон. Сейчас Сергей видел невероятное!

На большом столе, стоявшем посреди комнаты, была натуральная помойка: грязные стаканы и тарелки, мятые листы газетной бумаги с валявшимися на них остатками «закуски». Окурки, спички, пепел. Некоторые стулья валялись опрокинутыми на полу. В воздухе висел необычный тяжелый запах…

Все это Сергей увидел сразу и тут же услышал стоны. Оглядев комнату, он к огромному своему удивлению увидел многих своих сожителей на кроватях в самых невероятных позах. Кто–то завалился одетый поперек кровати, кто–то, полураздетый скорчился на боку, один лежал наполовину на кровати, наполовину на полу. Странно, что все они уже не спали, но не пытались изменить свое неудобное положение.

Сергей увидел Славу и не мог удержаться от улыбки. Его приятель стоял на своей кровати «раком», на коленях и локтях, уткнув голову в подушку. Время от времени он предпринимал попытку изменить позу, но у него это не получалось. Он только мог двинуться вперед и вернуться к исходной позиции. При этом он глухо произносил: «Ух». Видеть это было невозможно!

– Отравились, идиоты, – услышал Сергей за спиной и обернулся.

Это зашел с полотенцем в руках «артист» Виктор. Он не пил вообще из–за любви к искусству.

– У меня вчера вечером был спектакль. Вернулся поздно ночью. А они тут, видишь, в скотском состоянии. Пытался их вразумить, но уже было поздно. Ночь была кошмаром. Сейчас они придут в себя. Не обращай на них внимания. Давай наводить порядок. Из под них я уже убрал…

Сергей заметил у дверей ведро с водой и швабру.

– Чем они отравились? – спросил Сергей, переодеваясь у своей кровати.

– Ну, ты же знаешь, что Слава накануне получил большую посылку из своей белорусской деревни. Они тебя вчера ждали, когда я уходил в театр. Но, видимо, не дождались.

– Ну и что?

– Да ты посмотри, что эти идиоты пили? – Виктор поднял с пола резиновую медицинскую грелку, в которой что–то булькало. – Ты только понюхай!

В нос Сергея ударил сильный запах самогона. Но было еще что–то.

– Вот–вот, – сказал Виктор, – самогон разъел резину, и они лакали резиновый коктейль. Отметили ребята День солидарности. Чудо еще, что они дуба не врезали! Ну, ладно, давай работать! – закончил соболезнования Виктор…