Текст книги "Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]"

Автор книги: Михаил Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

ВСТРЕЧА

В общежитии его ждало письмо от Галины. «Здравствуй, мой дорогой!» – начиналось письмо. Дальше Галя описывала, как она проводит время в кругу семьи. Особенно подробно был описан поход в лес за грибами и ягодами. Какие были прекрасные грибы! Какие были чудесные ягоды! Но ни слова о болезни дочери! И ничего о разговоре с мужем. И, наконец, ни слова о возвращении. Сергею стало не по себе. Он понял, что Гале хорошо… без него.

Он написал ей письмо, задав конкретные вопросы…

Комсомольские дела не очень обременяли Сергея. Все шло своим путем.

Как вдруг однажды раздался звонок из горкома.

В Ленинград нагрянула молодежная делегация, которая состояла из работников Союза молодых коммунистов Югославии. Это случилось впервые. Горком брал на себя их размещение и обеспечение. Их времяпровождение и развлечение возлагалось на университетский Комитет, т. е., фактически, на Сергея.

Сергей позвонил секретарю комбюро восточного факультета Володе Севастьянову, и они вдвоем взялись за это дело. Группа состояла из пятнадцати мужчин и женщин в возрасте 25–30 лет во главе с двумя руководителями со странными именами Володимир и Ягода. Севастьянов сразу же влюбился в Ягоду, девушку небольшого роста с короткой стрижкой каштановых волос и с голубыми глазами. Она была явно старше Володи, еще недавно закончившего школу, и не проявляла к нему особого внимания. Но этот домашний мальчик ничего не замечал.

Ребята показали гостям город, Эрмитаж, Русский музей и Исаакиевский собор. Свозили их в Петергоф и Пушкин, где уже заканчивались реставрации дворцов. В общем, проводили с ними все дни. Наконец, югославы запросились в строительные отряды. Оказалось, что это была главная цель их приезда.

Сергей, с удовольствием, отвез их в один из студенческих отрядов в Сясьстрой Ленинградской области. Там он провел пару дней, купаясь и загорая на речке Сясь. Это был единственный его отдых за все лето. Затем вернулся к своим делам в Ленинград. Вскоре предстояла встреча целинных отрядов.

Накануне Сергею позвонил Кринкин.

– Университет награжден двумя медалями «За освоение целинных земель». Одна медаль, понятно, – университетская. Как думаешь, кому мы вручим вторую медаль?

– Пушкареву, – не задумываясь, ответил Сергей.

Кринкин помолчал. Потом, как бы нехотя, сказал:

– Правильно мыслишь, секретарь. Ты, конечно, прав.

И вдруг зло добавил.

– А я бы эту медаль отдал тебе!

Университетский отряд встречали на той же платформе, с которой провожали его два месяца назад. Вся платформа была забита друзьями и близкими. Вылезавшие из вагонов загоревшие и лохматые ребята падали прямо в объятия встречавших. Игравший оркестр с трудом перекрывал шум и гам.

К группе стоявших чуть в стороне руководителей, среди которых был и Сергей, пробились Пушкарев и Габрилян, оба веселые и счастливые. Пушкарев доложил Кринкину:

– Университетский объединенный студенческий строительный отряд прибыл в полном составе. Задание комсомола выполнено. Больных и отставших нет.

Кринкин пожал руки ему и комиссару. Пушкарев подошел к Сергею.

– Здорово, Серега! Я рад тебя видеть!

Они обнялись.

– Давай команду ребятам на посадку в автобусы, – сказал Сергей и подал ему мегафон.

Пушкарев передал несколько раз команду по мегафону. Постепенно ребята двинулись к выходу с платформы и, выйдя через арку, стали рассаживаться в стоявшие автобусы. Колонна автобусов проехала по Невскому проспекту. Из открытых окон ребята весело приветствовали прохожих. Через Дворцовый мост въехали на Университетскую набережную и стали высаживаться у Главного корпуса университета. Отряд выстроился на Менделеевской улице перед главным входом «Двенадцати коллегий». На балкон над парадным входом вышло руководство комсомола и университета. К Сергею подошел секретарь парткома.

– Открывай, Сережа, митинг. Это – твой день.

Сергей растерялся. К этому он не был готов. Он посмотрел на Кринкина и Марка. Они одобряюще улыбались. У Сергея ком подкатил к горлу. Не от страха, а от осознания значимости происходившего, и он сделал шаг вперед к микрофону:

– Друзья, – преодолевая волнение, начал он.

Строй замер. Сергей видел знакомые лица. Бледного Пушкарева во главе колонны, улыбающегося Габриляна и многих других. Почему–то в этот момент он вспомнил «Новую Голландию», те старые форменки и сапоги…

Теперь он знал, о чем он будет говорить.

Он говорил о том, что они были первыми… Что они выполнили задание партии, несмотря на трудности, на тяжелые условия казахских степей. Никто не дезертировал. Никто не отступил.

– Пусть дружба, сплотившая вас, останется с вами на всю жизнь, – заключил свою короткую речь Сергей. – Эта медаль, которой наградила Родина университет, достойная награда вашего мужества и труда.

Медаль была торжественно прикреплена Кринкиным к знамени комсомола университета, которое держал Сергей. Затем Сергей передал слово Кринкину, который в конце своей речи сообщил о награждении Пушкарева под гром аплодисментов.

Митинг продолжался недолго.

– Давайте, ребята, заглянем ко мне, – предложил после митинга Марк.

– А что? Давай, – согласился Кринкин. – А ты как?

Вопрос был обращен к Сергею. Тот ответил:

– Я – за.

Они доехали до Московского вокзала. Зайдя в гастроном и отоварившись всем необходимым, комсомольские секретари вышли на Суворовский проспект. Через несколько минут они были в квартире Марка.

Марк жил с матерью в одной комнате коммунальной квартиры старого ленинградского дома, в которой пребывали еще три семьи. Но квартира была такая большая, коридор длинный, кухня просторная, а двери массивными, что присутствие соседей не ощущалось. Мать Марка, еще не старая женщина, типичная ленинградская школьная учительница, встретила гостей радушно. Быстро был накрыт круглый стол, стоявший посреди комнаты. И мать незаметно исчезла.

Марк пил мало. Жора имел оригинальную манеру пить. Он наливал полный граненный стакан водки и отпивал от него глотками, как чай. После того, как стакан пустел, он наполнял его вновь. За крепкой выпивкой и хорошей закуской постепенно завязался разговор.

– Как ты думаешь, – спросил Марк Кринкина, – Сергей Павлов удержится на посту первого секретаря ЦК комсомола после отставки Хрущева?

– Я думаю, удержится, – ответил Жора. – Он – ставленник Семичастного и с Хрущевым был мало связан.

– А почему, все–таки, сняли Хрущева? – обратился к обоим собеседникам Сергей.

– Видишь ли, – начал рассудительно Марк. – Хрущева надо было остановить. Своей авантюристкой политикой он привел бы страну к экономическому краху и к порогу новой мировой войны.

– А я считаю, – попытался высказать свое мнение Сергей, – что его сняли за Сталина. Ему не простили развенчание его культа личности. Народ продолжает боготворить Вождя.

– Вы оба правы, как говаривал Ходжа Насредин, – изрек Жора, сделав глоток из своего стакана. – Но истина заключается в другом…

– Ну, и в чем же? – спросил Марк.

Кринкин помолчал, как бы раздумывая, продолжать ли разговор.

– Какая тут может быть третья точка зрения? – удивился Сергей. – Все ясно, как день.

– Нет, молодой коллега, – начал менторским тоном Кринкин, – в жизни самое ясное, оно, как правило, и не есть истина. Понятное – это иллюзия. Жизнь – штука непонятная. А политика – это та же жизнь, только вывернутая наизнанку. В ней, как и в жизни, нельзя доверять простому объяснению.

– Допустим, – иронично прореагировал Марк, – а при чем здесь Хрущев? Даже если его сняли в результате каких–то сложных личных интриг, какая нам разница? Решение было правильным! И все вздохнули с облегчением.

– «Облегчаться» еще рано, – подхватывая иронию, ответил Жора. – Посмотрим, кто придет к власти. И тогда поймем, зачем это было сделано. Просто так ничего в политике не бывает: заменили одного человека на другого и все осталось по–прежнему.

– И все–таки, – встрял в разговор Сергей – почему, как ты думаешь, был снят Хрущев?

– Потому что он – д у р а к! – вдруг резко сказал Жора. – Голый король! Десять лет страной правил полуграмотный «пролетарий». Не понять, то ли деревенский свинопас, то ли шахтовый «коногон». Не даром Сталин называл его, как личного шута, «Микитой».

– Но он же убрал Берию, – перешел на серьезный тон Марк.

– Берию, допустим, убрал не он лично, а те, которых Берия вскоре бы убрал сам. И это, прежде всего, Микоян и Жуков. Маленков и Хрущев просто предали Берию, с которым они были друзья. Потом Хрущев предал Маленкова и Жукова, а затем Микоян сдал его.

– Хорошо, – сказал, ошеломленный услышанным, Сергей. – А реформы? А международная разрядка?

– Все его реформы закончились крахом. Ты знаешь, что сейчас творится на целине? Почему туда сейчас направляются студенческие отряды со всей страны? Потому что целина оказалась блефом! А международная разрядка закончилась «Карибским кризисом», когда американцы нам просто дали оглушительную на весь мир оплеуху.

– Да, – задумчиво произнес Сергей, – я помню в Брянске ночные очереди за хлебом. На нашем заводе рабочие готовы были выйти демонстрацией на улицу.

– Ладно, – резко произнес Марк. – Но ведь заслугу Хрущева в реабилитации жертв сталинских репрессий и создании того, что называют «оттепелью», ты не можешь отрицать.

– А я и не отрицаю, – неожиданно согласился Жора. – Хрущев сделал то, что нужно было сделать. Вместо него это сделал бы кто–нибудь другой. Берия, например, или Маленков. Массовые репрессии стали бессмысленны. Но хрущевская реабилитация была похоже больше на амнистию, так как никто по существу в этих репрессиях разбираться не стал. И многие до сих пор не реабилитированы. Не понятно, почему? Троцкий, например. Он, что – «враг народа»? Он был личным и непримиримым врагом Сталина. Может быть, единственным. За что и был убит. Но, если реабилитировать Троцкого, то тогда вся политическая биография Хрущева и других превратится в пыль. А хрущевская «оттепель» закончилась травлей Бориса Пастернака…

– Полет Гагарина, наконец, это что? – сникнув, спросил Сергей. – Между прочим, я видел Гагарина и других космонавтов в Гурзуфе, где они отдыхали в военном санатории. А Германа Титова после его полета встречал вместе с демонстрацией на Красной площади в Москве. Кстати, там видел на мавзолее и Хрущева. Это то же блеф?

– Нет, не блеф, – успокаиваясь, ответил Жора. – Это, действительно, великое достижение советского народа, которое Хрущев бесцеремонно приписал лично себе. Вспомни, когда мы узнали имя Сергея Королева? И что мы знаем вообще о тех людях, которые создали эту фантастическую технику? На Западе их знают, а мы не знаем! Почему? «Спасибо, дорогому Никите Сергеевичу?!»

В это время в комнату заглянула мать Марка узнать, не надо ли сменить посуду.

Разговор прервался, и больше никто не возвращался к этой теме до окончания вечера.

Сергей был удивлен откровенностью Кринкина, хотя ему было понятно, что в комсомольских верхах грядут перемены, которые неизбежны после партийных кадровых перестановок…

Через несколько дней раздался звонок из горкома комсомола. Сергею поручили срочно сформировать группу для ответного визита в Югославию. На сборы дали несколько дней. В конце концов, группа была сформирована из двадцати человек, в нее вошли, кроме университетских комсомольских активистов, еще комсомольцы из Политехнического института. Официально группу возглавлял секретарь Пушкинского райкома комсомола, Виктор Смоляков, который был старше всех по возрасту. Ему было двадцать пять лет. Все впервые выезжали заграницу. Конечно, в группе оказался и один «товарищ», который представился как «рабочий» с Кировского завода.

СПЛИТ

В конце августа группа отправилась в Москву. Здесь, получив необходимые инструкции у заведующего отделом по связям с международными молодежными организациями ЦК ВЛКСМ Янаева, благополучно загрузились в поезд «Москва – Будапешт». Вагон оказался «международным», т. е. с двухместными купе, в которых был свой туалет на два купе и прочие «удобства». Так прибыли на границу в Чоп, которую миновали благополучно. Вечером были в Будапеште.

Высыпались с вещами на платформу. И здесь столкнулись с первой проблемой. Не зная мадьярского языка, невозможно было разобраться, от какой платформы и когда отходит поезд на Белград. Наконец, кто–то обратил внимание на световые табло на платформах. Решили рассредоточиться у каждого из этих табло и дожидаться, когда появится объявление о нужном поезде.

Затем появилась вторая проблема.

– Серега, – подошли к нему девчонки, – туалет здесь платный, а денег у нас нет. Что делать?

Посовещались. Отправили на «дипломатические переговоры» со смотрителем туалета Ковалева, тезку и однокурсника Сергея, знавшего неплохо немецкий язык. Переговоры закончились успешно. Смотритель разрешил пользоваться привокзальным туалетом бесплатно, но так и не понял, что оказал любезность русским.

Третьей проблемой оказались билеты, которые были у Сергея. В них стояла цифра 1, которую сначала приняли за номер вагона. Но когда подошел поезд и толпа пассажиров, ринулась в вагоны, заметили, что «первых» вагонов несколько и запоздало поняли, что это номер класса. Поэтому, когда поднялись в один из таких вагонов, с трудом рассредоточились по свободным местам, которые были предназначены только для сидения. Так предстояло провести ночь. Пришлось располагаться на полу и на багажных металлических полках. Пограничники были очень удивлены, посреди ночи открывая затемненные купе.

К середине дня были в Белграде. Здесь никто не встречал. Простояв на пустынной платформе больше часа вместе с местными крестьянами, которые целыми семьями, похоже, расположились здесь надолго, решили звонить по телефонным номерам, которые были даны в Москве. Звонить отправился Виктор Смоляков как руководитель группы.

Дозвонились. Приехала совсем молоденькая девушка, которая на ломанном русском языке объяснила, что сегодня выходной день и в «аппарате» никого нет. О времени приезда группы их никто не предупредил.

Девушка посадила всех в поезд на Загреб. Это оказалась обычная электричка из нескольких вагонов, набитых битком самым разным простым людом с собаками, поросятами, курами. Естественно, немногим ребятам повезло с сидячими местами, остальные оставались в проходах. В тамбуре было невозможно повернуться от громоздящихся мешков, тут же спокойно стояла привязанная к ручке двери коза.

В Загреб прибыли поздно вечером. Здесь их уже встречали. Тут же отвезли в вполне приличную гостиницу. После того, как ребята разбросали свои вещи и привели себя в порядок, их пригласили в ресторан гостиницы. Столы были сдвинуты, и состоялось нечто вроде официального приема. Хозяева представились как местное руководство Союза молодых коммунистов. Их было трое, среди них одна девушка, прилично говорившая по–русски. Прежде всего, объяснили, что группу ждали значительно раньше, так как предполагалось, что ребята должны были быть направлены в международные студенческие отряды, строившие большую автомагистраль по призыву президента Тито. Но группа прибыла слишком поздно. Строительство дороги заканчивалось и скоро должно произойти ее торжественное открытие. Так, что делать теперь с группой, они не знали. Предложили пока отдыхать.

– Кажется, мы приперлись не во время и никому здесь не нужны, – заключил Виктор.

На следующий день осматривали Загреб, который оказался красивым современным городом. В центре, рядом с двухбашенным готическим собором (Хорватия – католическая страна) высился стеклянный небоскреб и были расположены современные здания торговых центров и офисов. На улицах обращали внимание на себя регулировщицы дорожного движения в элегантной форме и в белых перчатках. Но больше всего поразили попадавшиеся на пути группы оборванных малолеток, которые выпрашивали сигареты и деньги.

– Вот тебе и заграница! – воскликнул в досаде, оставшийся без сигарет, Ковалев.

Утром сообщили, что группа выезжает в Сплит.

– Это курортный город на берегу Адриатического моря, – объяснила переводчица Мария. – Там вы пробудете несколько дней до открытия автомагистрали. Я еду с вами.

До Сплита добрались вполне комфортно, в вагоне второго класса. В середине дня Мария пригласила в вагон–ресторан, где накормили вполне прилично.

В Сплите ребят разместили в пустующем, по случаю каникул, студенческом общежитии. Комнаты на четырех человек, с поднимавшимися к стене на день кроватями, простыми и удобными. На окнах, вместо стекол, жалюзи, затемнявшие комнату от яркого солнца. На две комнаты – туалет с душем. Но горячая вода отключена. Нагреть воду в общежитии было негде. Это затрудняло бритье и, прежде всего, стирку белья. Столовая закрыта.

На кормление определили в небольшой ресторанчик неподалеку. Хозяин был очень рад. Это был мужчина среднего возраста, среднего роста и средней комплекции. Вскоре он освоил несколько русских слов, хотя русских видел в своем ресторане впервые. Сразу же после первого завтрака, состоявшего из малюсенькой чашечки крепкого черного кофе и небольшой булочки, которую можно было намазать маслом или джемом, ребята поставили вопрос об увеличении рациона. Был достигнут компромисс: со следующего дня подавали яичницу из одного яйца и кофе разрешалось пить без ограничения. Обед был вполне приличный с мясом или рыбой, и обязательно на столе стоял литровый графинчик с сухим вином. Очень скоро ребята заметили, что хозяин заменял графинчик, как только его опорожняли. Это понравилось, и этим стали злоупотреблять. Два графинчика за обедом на четверых стало нормой. Хозяин не возражал.

Вечером можно было всегда зайти в «свой» ресторанчик и выпить чашечку кофе или рюмочку «сливовицы». По вечерам все ресторанчики и бары города были забиты людьми. Они превращались в особые клубы, где проводили время знакомые друг другу люди и бурно обсуждали волновавшие их проблемы. Особо популярной темой был, конечно, футбол. Во время значимых матчей люди выходили на улицы с огромными оплетенными бутылками сухого вина. Не обращая внимания на транспорт, рассаживались прямо на тротуары и вели бесконечные жаркие споры. Вскоре и ребята освоили этот местный обычай, который очень скрасил их по началу однообразную жизнь.

Сплит осмотрели в первые дни. Он оказался небольшим приморским городком, разбросанным на холмах вдоль узкой полосы побережья, чем–то напомнившим Сергею Ялту. Это был старинный город, ведущий свою родословную еще с римских времен. Поразительно было ходить по булыжным мостовым, построенным римскими рабами, и видеть старинные крепостные, сегодня обитаемые, постройки первых веков нашей эры, на окнах которых на веревках сушилось семейное белье. Двух–трехэтажные современные дома стояли рядом с дворцами XVIII–XIX веков. В центре города, недалеко от «рыбного» рынка в средневековом стиле, высился большой Кафедральный собор. Улочки городка между высокими глухими стенами зданий были настолько узкими, что на них постоянно сохранялась прохлада и тень.

В один из первых же дней Сергей неосторожно вышел из такой затемненной улочки на открытую площадь, и сильное солнце буквально ударило по глазам. Его пронзила резкая боль, и он ослеп. Ребята проводили его в общежитие и там закрыли в темной комнате. Зрение к нему стало возвращаться постепенно только на следующий день. Все ребята сразу же приобрели самые дешевые защитные очки.

Набережная, украшенная пальмами и цветовыми газонами тянулась от холма Марьян, где находился городской парк, и завершалась морским пассажирским портом. Вся бухта, которую ограждали небольшие острова, была забита десятками яхт и катеров. Это был город моряков и рыбаков.

Вскоре выяснилось, что все пляжи в городе – платные, а подходы к морю – частные, то есть, огорожены с предупреждающей надписью «private». Пришлось проявить хитрость. Было замечено, что охранник пляжа, который находился недалеко от общежития, приходил на работу и уходил в строго определенное время. Ребята стали приходить на пляж либо до него, либо после него. Перелезали через забор и нагло располагались на досках пляжного помоста (здесь никто не входит в воду прямо с берега). Сторож вскоре заметил эту уловку и перестал закрывать калитку на ночь. Так что, уходя утром, или приходя вечером, ребята вежливо с ним здоровались и иногда обменивались сигаретами.

Сергея сразу же поразило море. Оно было неправдоподобно синим. Вода оказалась очень соленной. При нырянии нельзя было открывать глаза. Но зато было легко плавать. Можно было лежать на спине, не напрягаясь. Температура воды была, наверное, не меньше температуры тела. Во всяком случае, разница никак не ощущалась. А ведь было уже начало сентября. Днем можно было загорать на плоской крыше общежития, но вскоре это надоело. Ребятам больше нравилось сидеть на крыше по вечерам, наблюдая панораму освещенного города и моря, с «плетенкой» вина и с гитарой. Любимой песней всех была: «Над Канадой небо синее…», которую переделали на: «Над Сплитом небо синее…»

Сергей, с кем–нибудь из друзей или один, часто бывал в двух местных кинотеатрах. Один был современный с мягкими креслами и кондиционером в зале, с широким экраном. В этом кинотеатре демонстрировались новые зарубежные фильмы. В старом дешевом кинотеатре, где собиралась простая публика с кульками жареной кукурузы и семечками, где в зале курили и занимались любовными делами, не обращая внимания на соседей, можно было посмотреть старые классические киноленты. Конечно, качество кинопленки и звука были ужасны, но это не имело значения. Выбирали, по возможности, англоязычные фильмы, которые были понятны.

Вообще языковой барьер был преодолен быстро. Хорватский язык, по мелодике произношения, очень похож на украинский. Схватив несколько ключевых слов и фраз, можно было уже понять смысл сказанного. А времени и возможности для общения было более чем достаточно. Когда местные мужики узнавали, что они – русские, отвязаться от них было невозможно, и редко ребята уходили трезвыми. Поэтому приходилось избегать слишком частых знакомств.

Своих соотечественников встретили лишь однажды. Как–то вечером Сергей со своим тезкой сидели в баре и к ним подсели двое немолодых людей и завели разговор на русском языке. Вначале ребята очень обрадовались. Но вскоре заметили некоторую странность в их поведении. Слишком явно чувствовалось недружелюбие к родной стране. Это насторожило, и ребята постарались быстрее покинуть бар.

– Эмигранты, – презрительно изрек Ковалев. – Наверное, власовцы.

Вторая встреча с уже настоящими соотечественниками произошла на советском пароходе «Аджария», который зашел с туристами в Сплит. Сергей с Ковалевым, который до университета плавал «капитаном» на Енисее, поднялись на борт, приведя в смятение вахтенного офицера. Ковалев потребовали капитана или старшего помощника. «Старпом», сам бывший комсомольский работник, быстро разобрался, кто такие «гости» и пригласил к себе в каюту. На следующий день он устроил всей группе экскурсию по пароходу и торжественный обед в кают–компании. Несколько часов ребята побывали «дома». Высыпавшие на палубу туристы завидовали им, а ребята – туристам, которые через несколько дней будут на Родине. Им уже стала надоедать однообразная заграничная жизнь. Это – как задержаться в гостях надолго.

Казалось, хозяева о них забыли. Но вскоре все изменилось. В Сплит нагрянули Ягода и Володимир, которые были в полном восторге от своей поездки в Ленинград. Они сообщили, что руководство решило продлить их пребывание еще на две недели. Но присутствие советских студентов на торжественном открытии автомагистрали им. Броз Тито сочли неуместным.…

На следующий день Володимир вернулся в Загреб, а Ягода осталась. Теперь группа почти каждый день куда–нибудь выезжала.

Сначала осмотрели северо–западное побережье от Сплита. Посетили развалины античного города Солин, напоминавшие Сергею севастопольский Херсонес. Поднялись на гору к средневековой крепости Клиш, похожую на крепость в Судаке. Побывали в прекрасном городке Трогир со средневековой крепостью и замковой архитектурой. Затем был Примоштен, который располагался на крошечном полуострове, выдававшемся в море и соединявшимся с берегом узкой полоской суши. Это был красивейший курортный городок. На юго–восток от Сплита осмотрели городки Омиш и Писак. Это – большие приморские поселки…

Вообще восточное побережье Адриатического моря, которое в Югославии называлось Далмацией, очень напоминало Сергею Южный берег Крыма. Только здесь было много островов и прибрежные горы значительно ниже крымских.

Везде пребывание начиналось с приема в местной мэрии. Ритуал был одинаковый: та же чашечка кофе и непременная рюмочка «сливовицы», которую при желании можно было повторить. Таких приемов иногда за день было по два–три. Поэтому ребята ходили под палящим солнцем пьяненькие и голодные.

В связи с этим однажды случился комичный случай.

Как–то после трудного экскурсионного дня ребят повезли на автобусе в горы, где в лесу находился очень уютный ресторан. Здесь расположились надолго. Обед плавно перешел в ужин. В перерыве пели русские песни, гуляли по лесу. В общем – отдыхали. Конечно, как всегда, молодого вина на столе было без ограничений, и никто не считал, сколько он выпил. У всех было прекрасное настроение, с которым под вечер собрались возвращаться. Но когда уже рассаживались в автобусе, кто–то крикнул:

– Ковалева нет!

С Сергея моментально слетел хмель.

Это надо себе только представить, как в горном лесу найти в начинавшихся сумерках человека, если он прилег где–нибудь под кустиком отдохнуть!

После получаса бесплодных поисков и криков Виктор принял решение.

– Все искать бесполезно. Спускаемся вниз в город и сообщим полиции о случившемся.

Настроение у всех было, конечно, испорчено. Ехали медленно, внимательно выглядывая в открытые окна по сторонам лесной дороги. И вот через некоторое время шофер спокойно произнес:

– Вот он.

Автобус остановился. Все высыпали из него и то, что увидели, вызвало у них гомерический хохот. Недалеко впереди парень спокойно топал по дороге… на четвереньках. Когда к нему подбежали и подняли, он вполне спокойно спросил:

– Чего вы так долго ехали?

Уже в автобусе на вопрос Сергея:

– Ты, почему шел на четвереньках?

Ответ приятеля его сразил:

– Я устал, а надо было идти.

Он, оказывается, вышел «прогуляться» и подождать автобус впереди…

Однажды утром всех погрузили на небольшой теплоход и вместе с другими пассажирами вывезли из Сплита. На пароходе было много туристов, главным образом, говоривших по–немецки. Ребята расположились прямо на палубе среди местного населения и его груза. Пароход вышел в море между двумя островами и взял курс на юг вдоль побережья среди Далматинских островов. Море было спокойно, прибрежные виды и ландшафт островов великолепны.

Неожиданно в вечернем свете приближавшегося к морскому горизонту солнца Сергей увидел впереди необычный город. Он уже стал привыкать к красоте приморских городов, но то, что предстало перед ним, поражало его воображение.

Это был Дубровник!

Прямо от кромки прибоя, как единая глыба камня, поднимался город–крепость. Мощные оборонительные башни с бойницами охраняли подход к причалам пристани, от которой в город можно было попасть только через арочные ворота в крепостной стене, опоясывавшей весь город. На одном из прибрежных утесов возвышался над морем средневековый замок. За крепостными стенами в центре города были видны купол большого кафедрального собора и высокая квадратная башня с часами городской ратуши.

Пароход подошел к пристани, которая напомнила Сергею картины итальянских мастеров. Ребята, вместе с другими туристами, спустились по деревянному трапу и вошли через крепостные ворота в город. Они медленно прошли по центральной улице мимо собора и ратуши, и вышли к замку. Здесь его называли «замком Гамлета». Он оказался мощной крепостью, стены которой возвышались над морем на пятнадцать–двадцать метров. Ширина стен со сторожевыми башнями на верху позволяла разминуться сегодня двум небольшим автомобилям. С берега крепость была окружена глубоким, сейчас заросшим травой и кустарником, рвом, через который был переброшен подъемный мост.

Ночевать ребят распределили по частным домам. Сергея с двумя приятелями хозяева встретили как родных и ни как не могли поверить в то, что они настоящие «русские» и что они недавно видели Красную площадь и Кремль. Потом начались воспоминания о войне. Хозяин с большим уважением отзывался о советских солдатах, воевавших в Югославии, потому что сам партизанил у Тито. За бутылочкой «сливовицы» прошла почти вся ночь.

На следующий день, после прогулки по городу и купания на отличном пляже, ребята покидали этот город с чувством сожаления.

После этого была Черногория. Они посетили родной город Броз Тито – Титоград. Сам небольшой современный город не произвел на Сергея особого впечатления. Больше запомнилось посещение судостроительной верфи Котор. Это была первая встреча с «рабочим классом». Принимали их в профсоюзном комитете завода. Как понял Сергей, партийных организаций на предприятиях в этой стране не было. Председатель профкома показал им в окно своего небольшого кабинета на стоящее против завода на площади здание и сказал:

– Там хозяева – коммунисты, а здесь – мы.

Им терпеливо объяснили, что такое «югославский социализм». Например, собственником завода, на котором они находились, было не государство, а производственный коллектив, чьи интересы выражал профсоюз. Уважение к Тито, как личности, было безгранично. После традиционного кофе главный инженер завода показал стапеля, на которых стоял почти готовый танкер для советской страны.

Затем их повезли в горы, на Динарское нагорье, где в последний год войны шли тяжелые партизанские бои. Сейчас здесь был праздник. Нарядно одетые в национальные костюмы люди с музыкой, песнями и танцами веселились прямо на зеленных склонах холмов. Здесь же была устроена ярмарка народных ремесел. Но к приезду иностранцев люди отнеслись настороженно. И ребята постарались быстрее покинуть чужой праздник.

Пребывание в Югославии приближалось к концу. Группа покинула гостеприимный Сплит и переехала в Загреб. Здесь их разместили в приличной гостинице и предоставили самим себе.

Вечер Сергей провел в гостях у Ягоды. Она жила в маленькой однокомнатной квартирке в центре города. Комната была очень скромно обставлена. Его удивило отсутствие книг, и поразила миниатюрная кухня, совмещенная с ванной, которая была отделена только полиэтиленовой занавеской. Ягода объяснила:

– Так живут многие в Загребе, потому что квартиры здесь очень дорогие.

Время прошло за разговором обо всем. Она вернулась из Союза с сильными впечатлениями и засыпала Сергея вопросами. Ее многое восхищало, но многое было непонятно.