Текст книги "Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]"

Автор книги: Михаил Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Юрка Сталин

Я познакомился с ним при совершенно фантастических обстоятельствах. В то время мы жили в гарнизонном городке под Симферополем. И вот однажды летом 1955 случилось так, что вместо обычного пионерского лагеря под Евпаторией, я попал в Гурзуф.

Южный берег Крыма мне казался тогда где–то там очень далеко за грядой Крымских гор. И, действительно, попасть туда в то время было не так просто. Старая дорога из Симферополя на Ялту была тяжелой и крутой. Две машины на многочисленных закрытых поворотах не могли разойтись. Предупреждая сигналом друг друга, ехавшая сверху машина должна была остановиться, пропуская ехавшую снизу. Внизу повороты, казалось, обрывались в пропасть. Война закончилась не так давно, многое еще в Крыму напоминало о ней. Машины были только военные, так что поездка на Юг была большим событием, тем более для двенадцатилетнего мальчишки.

В тот день стояла прекрасная солнечная погода. Когда, после утомительных подъемов и спусков, «виллис» преодолел перевал, я сначала не понял, почему корабли плывут по небу. Это было море, сливавшееся с небом на горизонте.

Гурзуф открылся неожиданно, утопавший в виноградниках маленький поселок вблизи величественной Медведь–горы. Узкие и извилистые улицы, низкие дома из бутового камня с нависавшими деревянными балконами и закрытыми за глухими стенами двориками – все это казалось декорацией к какой–то восточной сказке.

Здесь мне предстояло прожить несколько дней в семье бывшего сослуживца отца «дяди» Саши Чуносова.

…Встав рано утром, я сбегал вниз на «чеховку», закрытый для «посторонних» между скал пляж у дачи Чехова. Купался в чистейшей, прозрачной и еще прохладной воде вместе с маленькими «бычками», шнырявшими у кромки берега. Высыхал на камнях, разгоняя шмыгавших по своим делам крабов. Затем шел на рыбацкий причал встречать вместе с гурзуфскими мальчишками шаланду, возвращавшуюся с утреннего лова. Если улов был удачным, то я приходил к завтраку с несколькими рыбешками. Целыми днями лазил по окрестностям Гурзуфа и был счастлив. Что для мальчишки может быть прекрасней свободы и моря!

Однако судьба преподнесла мне еще один подарок. Да, еще какой!

Родители сообщили, что они уезжают в санаторий в Сухуми, и мне предстоит задержаться в Гурзуфе еще на месяц. Я, конечно, не возражал…

И тогда я неожиданно попал в знаменитый пионерлагерь «Артек», в котором работал «дядя» Саша.

Это был особый – «пятый» – лагерь. Здесь собрались ребята, родители которых были сотрудниками «Артека», или ребята из крымской «глубинки», из городов и поселков степного Крыма, то есть те, кто никогда в то время не попал бы в «Артек» иначе. Наш лагерь был во всем необычным. Жили мы в обычных больших армейских палатках, спали на армейских походных койках. Умывались на ручье и вечерами жгли костры, – лагерь находился в лесу у подножья Медведь–горы. Конечно, никакого электричества и водопровода не было. Кухня и столовая тоже были «полевые». Но мы носили ту же «артековскую» форму, пели те же «артековские» песни, участвовали во всех спортивных и культурных мероприятиях в «нижнем» лагере. Но чаще ходили в горные и морские (на шлюпках) походы и пользовались значительно большей свободой. Наши «пионервожатые» не очень–то отличались от нас по возрасту. Так что вокруг были только «свои».

Часто бывали на экскурсиях по городам южного побережья. Особенно сильно впечатление произвел на меня Севастополь, куда мы прибыли на артековском катере. Тогда город был еще полуразрушенный, только начинавший восстанавливаться. Здесь все еще дышало войной. И все–таки это был большой красивый город.

Тем контрастнее было впечатление от совершенно сохранившихся дворцов Алупки и Ливадии, в которых мы побывали тоже. В ливадийском дворце тогда был военный госпиталь или санаторий, нас пустили лишь в «парадную столовую», где проходило заседание знаменитой «ялтинской» конференции, и атмосфера которой как бы хранила память об этом не столь уж далеком событии. Мне легко было представить, что за этим столом сидели Сталин, Рузвельт и Черчилль, которые только что вышли в другую комнату.

В «Артек» тогда приезжали знаменитые писатели, артисты и другие интересные люди. На празднование тридцатилетия «Артека» из Севастополя пришли военные корабли, и на крейсере «Киров» прибыл В. М. Молотов, чье имя тогда носил «Артек». Вел он себя довольно просто и охотно фотографировался с пионерами. Каждый «артековец» этой смены получил эту фотографию на память.

«Артек» – это был особый, замкнутый в себе, как бы огражденный самой природой, морем и горами, ребячий мир, насыщенный сильными впечатлениями.

Среди ребят в моем отряде был мальчик, обычный и хороший парень с добрыми рыжеватыми глазами. Мы с ним подружились, хотя приятелей у него было немного. Он ничем особым не выделялся среди других ребят, был таким же, как все в играх и походах. Он был необычайно доверчив и по этой причине часто попадался на мальчишеские розыгрыши. Он всегда воспринимал их с улыбкой, но никогда не смеялся вместе со всеми над другими жертвами этих розыгрышей. В ссоры не ввязывался, но и не трусил. Когда я взялся учить его плавать, он чуть не утонул, наглотавшись воды от накрывшей его большой волны, но не испугался и не отступил, и к концу смены плавал вполне прилично.

По моему впечатлению он был достаточно начитан для нашего возраста. Он часто нам рассказывал разные «истории», которые потом оказывались сюжетами знаменитых литературных произведений. Пожалуй, любовь к книгам и склонность к фантазии нас и сблизили. Послевоенные ребята были больше жесткими и реалистичными, поэтому романтики и фантазеры воспринимались как «белые вороны», хотя к ним относились не без уважения.

Отношение к Юрке со стороны ребят и вожатых было обычным, В особой среде лагеря очень быстро становится ясно, «что» ты есть, и никому не интересно, кем ты был в той «другой», семейной жизни. Но я знал о Юрке очень мало. Жил он с матерью где–то в степном Крыму. О своем отце никогда ничего не говорил, кроме того, что отец его был военным летчиком. И все–таки Юрка был необычно скрытен, будто все время помнил о какой–то своей тайне, которую боялся невольно выдать.

Дело в том, что у Юрки была удивительная фамилия – С Т А Л И Н!

Прошло два года, как умер Иосиф Сталин. Я видел его в мавзолее, когда мы с отцом были в Москве в прошлом году. Меня тогда поразило то несоответствие между знакомым по портретам образом Великого Вождя и лежавшим рядом с Лениным стариком небольшого роста с редкими седыми волосами и явно укороченной одной рукой. Никакого благоговения у меня этот человек не вызвал, что меня очень удивило и даже расстроило…

Юрка никогда не говорил, что он имеет какое–то отношение к Сталину. Но это и так было ясно, потому что он совсем не был на него похож. Но ведь мы знали, что у Сталина не могло быть однофамильцев! Это – псевдоним. Так почему у Юрки была такая фамилия?!

…Расставаясь, ребята обменивались адресами. Мы с Юркой тоже обещали писать друг другу. Но дома меня ждал еще один сюрприз! Отца переводили по службе на Дальний Восток, куда мы вскоре и уехали. Тогда, это был, действительно, «дальний» Восток, – почти «заграница». На несколько лет я расстался с Крымом и, конечно, растерял своих друзей детства…

Через много лет, во времена «перестройки», я прочитал в «Огоньке» Коротича статью о Василии Сталине и впервые увидел его фотографии.

…На меня смотрел человек, очень похожий на Юрку Сталина!

Глядя на фотографию Юрки, я подумал: интересно, как сложилась судьба этого обычного мальчишки с такой необычной фамилией?!

«Красная казарма»

Товарный состав подходил к станции «Угольная».

Сережа стоял так, чтобы оказаться в конце состава. Вдалеке он видел своего друга–однокашника Вадима Иванова, который стоял там, где должен быть первый вагон. Как только поезд остановился, мальчишки побежали друг к другу. Нужно было за несколько минут остановки найти единственный не запломбированный вагон, у которого задвижка была бы не закрыта. Сережа увидел, что Вадим остановился, и ускорил бег. Когда он подбежал, приятель уже открывал тяжелую дверь. Мальчишки впрыгнули в вагон, и состав тронулся.

В полутемном вагоне ребята быстро разглядели, что они не одни.

– Добро пожаловать, – раздался веселый голос.

Они оказались в «теплушке». Справа от двери были встроены в три яруса деревянные нары, на которых расположился целый табор: старики и дети, торговки и цыгане, прочие интересные люди. Слева было наброшено сено и стояли какие–то ящики. Кто–то предложил им закусить. На импровизированном столе–ящике появились сало, домашняя колбаса, огурцы, помидоры и прочее. Приятели с удовольствием налегли на еду.

Одна из женщин предложила:

– Выпейте молока, – и налила из большого бидона две алюминиевые кружки.

Ребята взяли кружки и сели на пол вагона у вновь открытой двери, свесив ноги вниз и наслаждаясь ветром. Поезд мчался вдоль залива, никаких остановок до Владивостока уже не должно быть.

Сережа вспомнил, как он с семьей почти два года тому назад ехал на поезде «Москва – Владивосток». В течение двух недель, пока поезд добирался до конечного пункта назначения, постоянно пропуская товарные и воинские эшелоны, обитатели купейного вагона, – офицеры и их семьи, – ехали как в коммунальной квартире на колесах. Мужчины расхаживали по вагону в майках и в галифе на подтяжках, в домашних тапочках, женщины – в расписных («китайских») и простеньких ситцевых халатах, дети всех возрастов бегали по коридору, затевая шумные игры. Сереже все было интересно, он редко отрывался от окна. За Волгой война не коснулась городов и сел. Вокзалы и станции были целы и на них бурлила рыночная жизнь. Остановки иногда были долгими. Нередко поезд останавливался вообще посреди поля или леса. Стояла ранняя осень, и можно было погулять, нарвать цветов или набрать грибов. Когда московский поезд шел вдоль берега Байкала, после выхода из длинного туннеля он вдруг остановился. Машинист дал длинный гудок. Высоко на скале, над выходом из туннеля, был хорошо виден огромный барельеф Сталина, который высекли из камня заключенные, строившие туннель. Долгий путь из Крыма на Дальний Восток воспринимался тогда Сережей как путешествие на другой конец Земли…

Товарный состав, проскочив пассажирский вокзал, остановился на «Товарной». Все обитатели, не торопясь, высыпали из вагона и разошлись по своим делам. Было еще утро, день только начинался. Ребята, прежде чем отправиться в город, уточнили у осмотрщиков вагонов, когда и какой именно состав уходит вечером.

Весь день они гуляли по городу, ели мороженое и пили «газировку», зашли в кинотеатр. Посмотрели новый «шпионский» фильм «Тень у причала», из–за которого, собственно, они и предприняли это рискованное путешествие. О новых фильмах они узнавали заранее из программок, которые выдавались перед сеансами.

Когда ребята вышли на центральную улицу им. «25-летия Октября», Сережа показал на балкон третьего этажа одного из домов.

– Здесь живет семья папиного друга. Они вместе служили матросами в Макаровском военно–морском училище в начале войны. Тогда же и я появился на этом свете. Потом отца отправили под Ленинград, где он и начал войну. А мы с ним встретились уже в Будапеште после победы. Потом был Крым. Когда мы вернулись во Владивосток, несколько дней жили на этой квартире. У них такие замечательные книги! Джек Лондон, Жюль Верн, Майн Рид, – целые собрания сочинений.

– А почему ты сейчас не хочешь к ним зайти? – спросил Вадим.

– А как я им объясню свое появление? И завтра мои родители будут знать, что мы с тобой были в городе.

– Да, и мои тоже, – согласился приятель.

К вечеру ребята вернулись на «Товарную», нашли свой состав, но «пассажирского» вагона в нем не оказалось. Пришлось ехать на открытой тормозной площадке. Здесь уже не было комфорта, но летом было вполне терпимо. Когда поезд стал набирать скорость, вырвавшись из города, Вадим спросил:

– Ну что, тебе понравился фильм?

– Да, так себе, – ответил Сережа. – Вот, «Они были первыми» с Юматовым – это фильм! В нем, помнишь, была такая хорошая песня: «За Рогожской заставой…»

– А вот мне больше понравилась «Тревожная молодость», которую мы смотрели с тобой прошлый раз, – сказал Вадим и запел:

– «И снег и ветер, и звёзд ночной полёт»,

– «Меня мое сердце в тревожную даль зовёт»! – подхватил песню Сережа.

Так, под стук колес распевая во все горло любимые песни, они благополучно доехали до своей станции. На обратном пути состав здесь уже не останавливался, но, заходя в этом месте на крутой поворот, замедлял ход. С лестницы тормозной площадки прыгать на ходу было намного легче, чем прямо с вагонной платформы. Поэтому и на этот раз все прошло, как всегда.

Уже вечерело. Ребята быстро прошли небольшое село Угловку и подошли к КПП гарнизона. Здесь располагался полк морской авиации. Вадим жил в центральном городке, где находилась десятилетняя школа, в которой ребята закончили седьмой класс. Сережа жил в другой части гарнизонного поселка.

– Пойдёшь пешком через лес, – спросил Вадим, – или будешь ждать «попутку»?

– Да, нет – подожду немного. Пока! Завтра я жду тебя.

– До завтра, – и Вадим прошел в проходную…

Вдали показались огни приближавшейся машины. Когда машина, это был грузовик, подошла к КПП, она, как положено, притормозила. Военным машинам было категорически запрещено подбирать по дороге «посторонних». Поэтому Сережа догнал машину и быстро забрался в кузов. Он проделывал это часто и знал, что, через три километра машина будет вынуждена вновь притормозить у заброшенного железнодорожного переезда. Этого было достаточно, чтобы спрыгнуть. Через несколько минут он уже был в «Красной казарме».

Здесь у самого леса стояли два двухподъездных трехэтажных кирпичных дома для офицерских семей. И вдалеке от них через пустырь, на котором было устроено футбольное поле, – большая четырехэтажная казарма из потемневшего от времени красного кирпича, которая и дала название этой части военного городка. Эта казарма была, очевидно, построена еще в дореволюционное время, но хорошо сохранилась. В ней, кроме матросских «кубриков» и большой столовой, на первом этаже находился оснащенный спортивными снарядами спортзал, где Сережа часто занимался гимнастикой. Здесь же были матросский клуб, где постоянно крутили военное или «трофейное» кино, и великолепная библиотека!

Сережа стал постоянным читателем этой библиотеки. Он находил и брал домой интереснейшие книги по истории русского флота, труды и записки русских мореплавателей, морские журналы и справочники. Он составил для себя морской словарь истории и терминологии русского флота. Завел папку чертежей и рисунков знаменитых русских кораблей…

Их квартира была на втором этаже и состояла из двух комнат и кухни. На кухне стояла большая печь, которая отапливала квартиру и на которой зимой мать готовила еду. Все «удобства» находились во дворе…

Сережа открыл дверь.

– Мам, привет, – сказал он. – Папы еще нет?

– Сейчас отец должен быть. Раздевайся. Ты где был весь день? – спокойно спросила мать.

– Он опять был у своего Вадьки, – встрял, высунувшийся из комнаты младший брат–первоклассник Сашка.

Сережа промолчал и прошел в комнату. Когда он уже умывался, вошел отец.

– Надо же, все дома, – иронично произнес он.

В руках у него были газета «Правда» с портретом Хрущева на первой странице и журнал «Советский воин», который он передал Сереже.

– А письма мне нет? – спросил Сережа.

– От кого? – удивился отец.

– От Татьяны, конечно, – прокомментировала мать.

– Да, ты что, парень? Я же тебе позавчера принес письмо от нее!

– Я так, на всякий случай спросил, – промямлил Сережа.

– Он у нас, оказывается, стихи пишет, – вдруг сказала мать. – Видел бы ты, отец, какое письмо в стихах он отправил Татьяне.

– Мам, ты зачем читаешь мои письма? – с обидой спросил Сережа.

– А не надо их прятать в книги. Я случайно натолкнулась на него, убирая твою комнату. Ладно, садимся за стол, – скомандовала мать.

За столом отец спросил Сережу:

– Ты на аккордеоне сегодня занимался?

У Сережи был великолепный немецкий аккордеон, который отец выписал по «Внешпосылторгу» из Москвы. Раньше у него был трофейный аккордеон – «четвертинка», играть на котором его научил один из матросов отцовской команды. Музыкальной школы в гарнизоне не было. Из Москвы были выписаны «Самоучитель», и регулярно, по подписке, поступали новые ноты. Отец строго следил за музыкальными занятиями старшего сына, которому эти занятия нравились, но времени на них всегда не хватало.

– Нет, – опять встрял Сашка, – его весь день не было дома.

– Завтра позанимаюсь, – пообещал Сережа.

Отец подозрительно посмотрел на него и спросил:

– А кстати, что ты собираешься делать завтра?

– Мы договорились с Вадимом сходить в лес, – ответил Сережа. – Да, можно я возьму мою винтовку?

– Возьми, только случайно кого–нибудь не подстрели, – иронично ответил отец.

Сережа имел в виду мелкокалиберную винтовку, которая была у отца, но считалась его, потому что у отца еще было тульское охотничье ружье. Отец был страстный рыбак и охотник и пытался приобщить старшего сына к этому. Он несколько раз зимой брал его на охоту. По заснеженным сопкам они проходили на лыжах, которые одевались прямо на валенки, не один десяток километров. Отец научил его различать следы зверей. Он видел вблизи косуль, зайцев, кабанов и даже однажды вдалеке на сопке тигра. Но выстрелить в какого–либо зверя он так и не смог. Отец пытался приучить его и к рыбалке. Рыбы, в том числе и любимой для отца форели, было полно в маленьких быстрых речках. Но и здесь он никак не мог понять удовольствия рыбалки. У него никогда не хватало на это терпения. Вскоре отец перестал брать его с собой, поняв окончательно, что ни охотника, ни рыболова из сына не получится. И оказался прав. Зато Сережа привык чувствовать себя в лесу уверенно. Кроме этого, отец научил его хорошо стрелять.

– Завтра съездишь на огород и привезешь картошки, – сказал отец. – Вечером у нас будут гости.

– Да, и подбери там помидоры и огурцы, какие созрели, – добавила мать.

– Ладно, завтра мы с Вадимом туда съездим.

После ужина Сережа ушел в свою комнату. Здесь он лег на кровать, включил настольную лампу и начал читать продолжение похождений «майора Пронина» в «Советском воине». Когда в квартире все затихло, и Сашка успокоился рядом на своей кровати, Сережа выключил настольную лампу и уснул.

Ему приснилось, как будто он опять в том маленьком домике, куда их поселили сразу по приезду в гарнизон. Домик находился у взлетной полосы, рядом стояли реактивные самолеты, рано утром шумно «прогревавшие» свои двигатели. За окном были большие сугробы снега. В единственной комнате, где они размещались, Сережа увидел мать, склонившуюся над «буржуйкой», труба которой выходила прямо в форточку. Он чувствовал себя заброшенным на край света и плакал от чувства тоски. Потом он увидел себя, бегущим темным утром по заснеженной взлетной полосе в школу, которая находилась на той стороне. Над ним с ужасающим ревом заходил на посадку реактивный самолет. Надо было бежать быстро, очень быстро, пока самолет не коснулся колесами взлетной полосы. Но быстро бежать мешали большие армейские валенки…

Когда Сережа проснулся, отца уже не было. Он сбегал на «колонку», принес несколько ведер воды. Для него это было обычное дело…

Когда пришел Вадим, они пошли за велосипедом в сарай. Велосипед был гордостью Сережи и предметом зависти его приятелей. В сараях зимой и летом проходила жизнь гарнизонной детворы. Первой обязанностью ребят было обеспечение своих домов дровами. Разумеется, дрова завозили машинами, но распиливать и раскалывать их должны были мальчишки. В своем сарае Сережа оборудовал настоящую мастерскую с большим набором столярных инструментов. «Столярное дело» он осваивал в школе на уроках «труда». Отец говорил, что он пошел в деда, который был известным в Питере «краснодеревщиком»…

Ребята сели на велосипед, один на седло, другой на багажник, и двинулись по лесной тропе.

В то время было запрещено ведение какого–либо «подсобного хозяйства». Да, и для боевых офицеров «возиться в земле» считалось зазорным. Но прожить на одну небольшую зарплату семье было нелегко. Поэтому у многих в лесу были спрятаны «огороды». Такой «огород» в двух километрах от дома был и у них. Отец вначале раскорчевал поляну и больше там не показывался. Мать приходила на посадку. Все остальное – это была забота Сергея.

Через некоторое время они добрались до места. Накопали картошки с полмешка. Перекинули мешок через раму велосипеда и к багажнику привязали корзинку с помидорами и огурцами. Двинулись обратно, ведя велосипед. Торопиться было некуда.

– Тебе Татьяна пишет? – спросил Вадим. – Ты после ее отъезда стал какой–то задумчивый. Влюбился что ли?

– Да, брось ты! Просто она хорошая девчонка, – ответил Сережа. – Ты же знаешь, что здесь, на «Красной казарме», она была единственной из нашего класса. У нее дома была «радиола» и набор грампластинок с классической музыкой. Мы, иногда, слушая какую–нибудь оперу, представляли себе, что когда–нибудь мы услышим, может быть, это в настоящем театре. С ней можно было говорить о музыке, о книгах и, вообще, обо всем. Конечно, мне жаль, что она так неожиданно уехала.

Ребята помолчали, продвигаясь по тропинке. Кругом стояла лесная тишина, слегка нарушаемая легким ветром, шевелившим листвой деревьев и щелканьем птиц.

– Позавчера получил письмо, – продолжил Сережа. – У нее завтра день рождения и я хочу сделать ей сюрприз.

– Какой? – спросил приятель.

– Я узнал, что по воскресеньям в ту сторону, где находится их гарнизон, идет мимо нас грузовое «такси». Завтра, как раз воскресенье.

– Ты что? Это сколько же километров будет, да еще вглубь тайги? – удивился Вадим. – И как ты вернешься?

– Ну, я думаю, километров пятьдесят, – ответил Сережа. – Это ерунда. На этом же «такси» вечером вернусь обратно.

– А где ты возьмешь деньги? – спросил Вадим.

– Вот это и есть самое главное. У отца просить нельзя, он сразу спросит – зачем, и не отпустит. Надо что–то придумать.

– Да, – подвел итог разговора Вадим, – все–таки ты влюбился.

Ребята подошли к знакомому лесному ручью. На противоположном берегу ручья в метрах пятидесяти у подножья небольшой сопки лежал большой покрытый мхом валун, в центре которого была хорошо видна черная впадина.

– Здесь, самое подходящее место, – сказал Сережа и вытащил из чехла винтовку, которая была привязана к раме велосипеда.

Сначала стрелял Вадим, но явно мимо. Затем винтовку взял Сережа. Положив винтовку для упора на рогатку разветвления дерева, он подвел «мушку» под вмятину и выстрелил. Тут же он услышал, как пуля с писком пролетела… мимо его уха! Приятель стоял рядом, но ничего не понял.

Мальчишки подбежали к валуну и увидели, что впадина в нем оказалась круглой лункой, на поверхности которой пуля оставила четкую линию своего рикошетного полета.

– Вот это да, Серега! Считай, что смерть пролетела мимо, – ошарашено произнес Вадим.

– Кто знает, может быть, это тебе повезло, – пробормотал едва слышно Сережа.

Когда ребята подошли к дому, то у подъезда они увидели черную «эмку». Теперь Сергей догадался, о каких «гостях» говорил отец вчера вечером. Это приехали его друзья из Владивостока. Вадим помог ему поднять мешок и корзинку с овощами в квартиру и ретировался.

– Наш интендант прибыл, – весело приветствовала Сергея мать.

– Как дела, молодой человек? – с улыбкой подошел к нему Александр Саныч. – По Владивостоку ходят слухи, что в городе иногда появляются партизаны, которые избегают заходить в гости к друзьям.

– Какие партизаны? – настороженно спросил отец.

– Да это так, у нас свои дела, – быстро сказал дядя Саша. – Я привез новый том твоего любимого Жюль Верна. Только что получили. Почитаешь, потом привезешь, когда случайно опять будешь в нашем городе, – улыбнулся он.

У накрываемого стола стояла жена дяди Саши, которая кивнула Сереже издалека:

– Книга у тебя на столе, – сказала она.

– Я сейчас вернусь, – Сережа быстро развернулся и выскочил в дверь.

Он помчался назад в лес, на хорошо знакомую поляну. Нарвав огромную охапку лесных цветов: здесь были большие лилии, ирисы и другие цветы, – он притащил все это к машине и к удивлению шофера вывалил цветы на заднее сидение…

Вообще он понял значение цветов совсем недавно. Они естественно сопровождали его всегда, и он считал их такой же принадлежность леса или поля, как трава. Здесь цветы были повсюду. У домов, за сараями, находились заросли черемухи, от сильного запаха которой весной кружилась голова. Стоило только углубиться в рядом начинавшийся лес, как раскрывались целые поляны красивых лесных цветов. Он иногда приносил цветы домой, зная, что мама особенно любит первые лесные ландыши и фиалки. Но он был потрясен, когда увидел впервые, как эти цветы продаются на улицах Владивостока. Для него это было столь же удивительно, как продавать чистую воду!

Когда после затяжного застолья поздно вечером гости подошли к машине, эффект был потрясающим. Валентина Федоровна была в восторге.

– Сережа, ты, где успел собрать такую красоту? – воскликнула она.

Александр Саныч подошел к нему и пожал руку:

Сережа почувствовал, что он что–то вложил в его ладонь. Когда машина уже тронулась, он услышал:

– Большое спасибо. Будь здоров!

Он разжал ладонь и увидел на ней бумажку. Двадцать пять рублей! Это было целое состояние! Проблема решилась. Теперь он может ехать!

Перед сном он сказал родителям, что завтра весь день будет у Вадима.

Утром Сережа вышел к нужному месту на трассе, где, действительно, вскоре остановилось «такси», представлявшее собой обыкновенный грузовой «газик», покрытый брезентом, на котором черной и желтой краской были нанесены «шашечки». Внутри на положенных поперек кузова деревянных досках разместились пассажиры. По лесной дороге на таком «такси» ехать было тряско, но вполне терпимо. Примерно через час шофер, которого он предупредил заранее, остановил машину и объяснил:

– Итак, парень, тебе топать до гарнизонного городка еще километров восемь. Иди по этой автомобильной колее и прямо упрешься в шлагбаум. Но учти, я буду возвращаться через четыре часа и ты должен быть на этом перекрестке. Не опаздывай! Часы у тебя есть?

Часов у Сережи не было.

Погода была прекрасная. Дорога – сухая. Ее окружал глухой таежный лес. В великолепном настроении он явился перед глазами дежурных по КПП гарнизона.

– Пацан, ты как сюда попал? – изумленно спросил его офицер.

– Да так, проходил мимо и решил заглянуть к вам, – попытался сострить Сережа.

Но тут же понял, что зря. Офицер был лишен чувства юмора и никак не мог поверить в то, как мальчишка здесь оказался. Документов у него при себе никаких, естественно, не было, и его не хотели пропускать. Время шло. Тогда Сережа вынужден был назвать фамилию отца Татьяны, чего ему делать очень не хотелось. Оказалось, что он здесь командир части и Сережу сразу пропустили. Но нет худа без добра, – зато понятно объяснили, как найти нужный дом. И через несколько минут он уже стучал в окно одноэтажного деревянного дома. Таня сама выглянула в окно и чуть из него не выпала. От удивления она долго не могла произнести ни слова.

Таня была симпатичной девчонкой с большими карими чуть раскосыми глазами и с двумя длинными русыми косами, лежавшими у нее на груди. Сережа заметил, что в раме открытого окна она казалась красивой, как на рисованном портрете.

Он несколько минут наслаждался произведенным эффектом.

– Вот решил поздравить тебя лично с днем рождения, а то почта – вещь ненадежная, – сказал он, протягивая ей через окно книгу Фраермана «Дикая собака Динго». – Может быть тебе понравится.

– Ну, ты даешь! – наконец смогла произнести Таня. – Что ж, проходи в дом. Сейчас я тебя напою чаем.

– Вообще–то мне некогда, меня машина будет ждать, – важно заявил Сережа, но в дом все–таки вошел. Он увидел на столе, очевидно, приготовленные к празднику печенье и всякие сладости.

– Чашку чая я все–таки выпью. А где твои родители?

– Отец – на службе, мать вышла к соседке. Скоро придут, – ответила Татьяна.

Разговор был короткий. Взглянув на настенные часы, Сергей заторопился.

– Мне пора бежать, а то могу опоздать, – сказал он, уже понимая, что действительно опаздывает.

– Подожди минутку, – попросила Таня и выскочила в другую комнату.

Почти тут же она вышла и подала свою фотографию:

– Вот, возьми. И спасибо за подарок, – сказала она.

Оглянувшись на улице, Сережа увидел ее, стоявшую у открытого окна. Она махнула ему рукой и что–то сказала. Но он уже не расслышал. Он перевернул фотографию и на обороте прочитал: «Сумасшедшему Сережке от его верного друга. Таня».

Выскочив за шлагбаум КПП, он бегом помчался по дороге. Но всю дорогу бегом не пробежишь. И когда он уже чувствовал, что до перекрестка оставалось несколько десятков метров, услышал длинный гудок машины. Подбежав к перекрестку, он увидел, что машины не было…

Так, теперь торопиться было некуда…

Сережа понимал, что по этой глухой лесной дороге сегодня не пройдет ни одна машина. Не будет, возможно, машин ни завтра, ни послезавтра. Это значит, что ждать было нечего. Тем более, что через несколько часов настанет ночь. Надо было идти. Других вариантов не было.

И он пошел.

Шел долго. В лесу уже начинало темнеть. Неожиданно лесная дорога вышла на асфальтированное шоссе. Это была дорога: Хабаровск – Владивосток, по которой до их гарнизона могло быть, примерно, километров тридцать–тридцать пять. Сережа присел отдохнуть на склоне обочины и чуть не прозевал машину, которая вдруг появилась из–за поворота. Он слишком поздно выскочил на дорогу и шофер, вероятно, не заметил его. Но машина притормозила, потому что на пути у нее оказался небольшой деревянный мостик. Это была машина–фургон, похоже, военная радиостанция. Сзади к двери была прикреплена небольшая железная лестница с железной скобой с одной стороны. Сережа быстро догнал машину и вскочил на лестницу, схватившись одной рукой за скобу.

Машина набрала скорость. Шоссе было пустынным. Сумерки сгущались. Сережа почувствовал холод, рука, державшаяся за железную скобу, занемела. Наконец, он догадался, что машина подъезжает к «Красной казарме» и вот–вот должна притормозить у знакомого переезда. Но либо в темноте он не заметил переезда, либо машина проскочила его, не притормозив. Сережа увидел огни домов, когда машина на большой скорости пронеслась мимо городка и приближалась к «Красной казарме».

В отчаянии он свободной рукой стал стучать в дверь. Внутри послышались голоса, и Сергей обрадовался, что сейчас машина остановится. Но вместо этого он почувствовал сильный удар, вероятно, ногой в дверь и в следующее мгновение понял, что летит над дорогой…

Последнее, что он увидел, это огоньки удалявшейся машины. Удара о землю он уже не почувствовал. Наступила темнота…