Текст книги "Меньшиковский дворец[повесть, кубинский дневник и рассказы]"

Автор книги: Михаил Колесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

С чего начинается Родина…

Сергей стоял на широком карнизе пятого этажа старого ленинградского дома и знал, что сейчас он сделает шаг вперёд. Он был спокоен…

Самолёт ТУ‑114, завершивший рейс Гавана – Москва, произвёл посадку в аэропорту Шереметьево. Сергей Кольцов, вместе с другими пассажирами, прошёл пограничный контроль и увидел в глубине зала отца. Он не знал, что тот будет его встречать, но не удивился. Встреча была сдержанной, без объятий.

– Где часы? – задал отец свой первый вопрос.

На левой руке Сергея не было часов, подаренных ему отцом в день шестнадцатилетия. Это была знаменитая «Победа», служившая надёжно Сергею в течение почти девяти лет.

– Подарил, – коротко ответил Сергей.

Лицо отца передёрнулось, как будто он получил пощёчину.

Сергей хотел сказать ему сразу, что в чемодане нет и его любимого ФЭДа, фотоаппарата, полученного от отца в честь поступления в университет. Но не сделал этого. Он не мог сейчас объяснить отцу, что, когда расстаешься с людьми, с которыми ты провёл почти два года, когда голод и жажда, зной и пот и многое другое испытывают тебя на способность выживания, ты только в момент расставания понимаешь, что этим людям ты обязан тем, что называется жизнью. И когда ты понимаешь, что расстаешься с этой жизнью навсегда и никогда не увидишь этих ставших тебе близкими людей, тебя охватывает острое желание оставить о себе память навсегда, подарить им именно то, что тебе наиболее дорого. Поэтому Сергей знал, что его часы, вручённые кубинскому другу и наставнику Пепе, были для него неисполнимой мечтой, а фотоаппарат, о котором даже не мог помыслить его верный «Санчо Панса», мексиканец Хуан, сохранят о нём память не только для его друзей, но и для их детей. Объяснить сейчас отцу это было невозможно…

Наблюдая за отошедшим в сторону и присевшим на скамейку отцом, Сергей видел, что отец понял другое, что прежних отношений между ними уже не будет никогда.

Сергей снял с транспортной ленты свой чемодан. Это был огромный фибровый чемодан красного цвета, перехваченный деревянными рейками. Этот сундук Сергей приобрёл в Ленинграде в последние дни перед вылетом на Кубу два года назад. Заинтригованный необычным размером чемодана таможенник попросил открыть его. На внутренней стороне крышки красовался фотопортрет английской актрисы Рокуэл Ретчел, внутри лежали плотные стопки книг, между которыми разместились морские звезды, раковины, и пара маракас. Все это было прикрыто парой белья и рубашкой с короткими рукавами.

Таможенник с улыбкой взглянул на Сергея, у которого в руках был картонный пакет с двумя бутылками кубинского «Бакарди»:

– Закрывай, – коротко сказал он.

Сергей с отцом на такси добрались до центра Москвы. Здесь на улице Воровского, прямо напротив здания Верховного суда, жил старый друг отца, дядя Вася, которого Сергей знал ещё с детства. В Москве очень давно жили родители отца, теперь их уже нет. Сергей с отцом несколько раз навещали дядю Васю и тётю Олю в их подвальной комнатушке с окнами, выходившими на тротуар улицы. Сейчас дядя Вася со своей дочерью Лялей, его жена уже умерла, жили в одной комнате коммунальной квартиры на третьем этаже того же дома.

Сюда они и прибыли. За накрытым столом хозяйничала Ляля. Они с Сергеем были большими друзьями с тех пор, как она вместе со своей двоюродной сестрой Наткой нагрянули неожиданно летом к нему в Гурзуф, и, после весело проведенного месяца, увезли его в Москву. Тогда, семь лет назад, они трое пытались поступить в модный МЭИ, чтобы стать покорителями атома, как герои «Девяти дней одного года», но все трое «не прошли по конкурсу», очевидно – «по возрасту». После безуспешных поисков работы Сергею пришлось покинуть Москву. Затем – год работы на заводе в Брянске, после этого поступление в Ленинградский университет. Потом – неожиданная командировка на Кубу. Сейчас девчонки учились в МГИМО на экономическом факультете…

Сергей выставил на стол бутылку кубинского рома и предупредил отцов, что пить его надо, обязательно, со льдом и в небольших количествах. Старики от него отмахнулись: «яйцо курицу учит». И начали с родной «Московской».

После обеда, Сергей с Лялей отправились к Натке, которая жила рядом на этой же улице. Окна её большой комнаты в коммунальной квартире выходили прямо на церквушку на строившимся новом Калининском проспекте. Она жила одна. Отец оставил ей эту комнату, переехав к новой жене. Сергей подарил девчонкам пару кубинских раковин. Они прекрасно провели время под сухое вино и цыганскую музыку с грампластинок Рады Волшаниновой и Николая Сличенко, которые были очень модны сейчас в Москве. Вечером Ляля сбегала домой и позвонила оттуда.

– Серёга, – со смехом сообщила она, – наши отцы напились!

Сергей знал, что от бутылки «Московской» их старики, прошедшие войну, не могли напиться. И вообще он редко видел отца пьяным.

– А бутылка? – спросил он Лялю. – Бутылка рома на столе?

– Да, стоит, – ответила она. – Только почти пустая.

Сергей понял, что отцы пренебрегли его советом и пили ром, не разбавляя.

– Мне прийти, тебе помочь? – спросил он.

– Нет, я уже их разложила по кроватям и, похоже, они утихомирились, – ответила Ляля.

Ночевать они остались у Натки. Проговорили почти всю ночь. Девчонки требовали, что бы Сергей рассказал им всё. Но «всё» рассказать им он, конечно, не мог. Но даже то, что он рассказал, поколебало их романтические представления о революционной Кубе, как экзотическом рае.

– Что думаешь делать? – спросила Ляля.

– Ну, пока, если позволите, несколько дней задержусь в Москве. Надо кое с кем встретиться, поговорить. Потом на несколько дней съезжу домой, повидать мать. После этого – в Ленинград. Продолжать учёбу.

– Не трудно ли будет, – спросила Натка, – после двухлетнего перерыва?

– Да, и у тебя в Ленинграде друзей, наверное, уже не осталось, – добавила Ляля.

– Ладно, поживём – увидим, – закончил разговор на неприятную для него тему Сергей.

На следующий день Сергей забежал в Министерство и доложился по поводу своего прибытия. Здесь в уютном дворике его атаковали суетливые парни, которые назойливо предлагали обменять «сертификаты» на рубли «по очень выгодному курсу». Один из них, присев рядом с курившим Сергеем на скамейку во внутреннем дворике, открыл свой чемоданчик, в котором Сергей увидел аккуратно сложенные в стопки «десятирублёвки». Столько денег сразу он никогда не видел! Соблазн был очень велик. Но, к счастью, у него с собой не было «сертификатов». Его «сертификаты» хранились по одному из московских адресов, куда ему ещё надо было добраться.

Позвонив по телефону, Сергей отправился на встречу с Ритой, девушкой, работавшей переводчицей вместе с ним в университете в Сантьяго–де–Куба. Между ними установились дружеские отношения. И, когда Рита уезжала на месяц раньше Сергея в Москву, она увезла с собой его «сертификаты» с проставленной печатью, разрешавшей приобретение автомашины на её имя, так как студентам–стажёрам такого права не было дано.

Рита жила на одной из «Песчаных» улиц в небольшой двухкомнатной квартире с матерью–учительницей, которая встретила Сергея очень радушно. Когда они сидели за столом и пили чай, Сергей, между прочим, спросил Риту:

– Ну, как тебя встретил жених после длительной разлуки? Когда свадьба?

– Какой жених? – вскинулась Ритина мать, и уставилась на дочь. – Какая свадьба?

Рита покраснела и с отчаянием посмотрела на Сергея. Он понял, что никакого жениха не было и никакой свадьбы в ближайшее время не предвидится. Он ощутил легкое сожаление. Может быть, в далёком Сантьяго его жизнь сложилась иначе, если бы Рита, которая ему нравилась, не обманула его однажды из–за вполне понятной предосторожности. Сейчас сердце Сергея принадлежало другой, оставшейся на Кубе…

Вместе с Ритой они отправились во «Внешпосылторг», где представились чиновнику супругами, предъявив свои заграничные паспорта (Рита задержала специально обмен своего паспорта), и, объяснив, что брачное свидетельство они не успели получить, так как у них ещё нет советских паспортов. Чиновник сделал вид, что поверил им, лишь очень долго с удивлением смотрел на Риту. Он выдал Сергею чек–разрешение на покупку машины.

Встретившись с отцом у станции метро «Автозаводская», Сергей попрощался с Ритой.

– Ты мне позвонишь? – вдруг с грустью спросила она.

– Да, конечно, – бодро ответил Сергей. – Спасибо тебе за помощь.

Отцу Сергей опять ничего объяснять не стал. И, вообще, вряд ли кому–нибудь здесь в Москве можно было бы объяснить, как можно «просто так» доверить огромную сумму денег человеку, который тебе совершенно ничем не обязан, и с которым, может быть, ты никогда больше не увидишься…

Сергей с отцом зашли в обычный магазин «Берёзка», подошли к обычной кассе, и Сергей предъявил свой чек–разрешение. На кассовом аппарате ему выбили простой чек, как будто они купили бутылку водки. После этого кассирша небрежно кивнула на одну из дверей за её спиной:

– Вам туда.

Открыв дверь, они увидели перед собой автостоянку, на которой находились сотни новеньких автомобилей всех отечественных марок.

– Выбирайте, – сказал подошедший к ним мужчина и, забрав чек, ушел в свою будку.

Сергей с отцом растерялись. Они впервые покупали машину, и не знали, по каким критериям её выбирать. Наконец, посидев в салонах нескольких машин, они, не без колебаний, остановились на одной из них, хотя она ничем не отличалась от других. Сергей подозвал охранника, который вывел машину за ворота стоянки. Затем они вновь вернулись в магазин, где получили все необходимые документы на машину. От охранника они узнали о ближайшей платной автостоянке и отогнали машину туда.

– Всё, – сказал, вылезая из машины, отец, – сбылась мечта идиота!

Сергей ничего не чувствовал, кроме удовлетворения от выполненного долга. Он сделал подарок отцу к его пятидесятилетию, на праздновании которого он не смог присутствовать.

Отметить покупку они решили ужином в новом ресторане «Арбат» на Калининском проспекте. Сначала швейцар, в типичной «генеральской» униформе, не хотел пускать их: «у нас только по заказу». Но, увидев загранпаспорт Сергея, распахнул дверь со словами: «Ну, это другое дело, – пожалуйте».

Они сели за столик на втором уровне. Под ними находилась эстрадная площадка, на которой вскоре началась концертная программа. Судя по шумной реакции присутствующих, на эстраде выступали известные артисты. Сергей сделал заказ. Отец с некоторым удивлением наблюдал за уверенным поведением своего двадцатипятилетнего сына. Они впервые были вместе в ресторане, и вообще давно не виделись. Разговаривали они мало. Сергей спрашивал о домашних делах: о матери и о младшем брате, который окончил первый курс Ленинградского университета. Отец почти ничего не спрашивал, опасаясь затронуть опасную тему.

Оба покинули ресторан в хорошем настроении. Перешли проспект и прошли по улице Воровского к дому знакомых.

На следующий день отец покинул Москву на своей машине. Сергей остался, у него были ещё дела.

Проводив отца, он зашел в кинотеатр «Октябрь» на Калининском проспекте, привлеченный афишей нового фильма «Щит и меч». Книгу с этим названием Сергей читал, так как с детства увлекался военно–приключенческой литературой, гордясь своим отцом, прошедшим войну офицером «СМЕРШа». В кинозале погас свет, и зазвучали слова песни:

 
«С чего начинается Родина?
С картинки в твоём Букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А может она начинается
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять…»
 

В душе Сергея происходило извержение вулкана. Он чувствовал, что его сердце не выдержит. Оно разорвётся! Глаза неожиданно наполнились слезами. Он растеряно оглянулся в темноте на соседей, но они спокойно смотрели на экран. «Боже мой, – подумал он, – какие они счастливые люди! Они не знают, что такое Родина!» Фильм он смотрел, восторгаясь актерским мастерством Любшина, (которого он помнил по любимому фильму его юности «Мне двадцать лет»), столь удивительно тонко передававшему душевное состояние человека, оказавшегося вдали от Родины в тяжелое для неё время. Из кинотеатра Сергей вышел ошеломленный своим состоянием.

Он позвонил Павлу Ефимову и договорился о встрече.

Павел с женой Нелли и сыном, родившемся на Кубе, уже перебрались из Ленинграда в Москву и жили в новом доме под Останкинской башней. В их большой трехкомнатной квартире всё напоминало о Кубе: морские раковины, кораллы, маракас, маски, картины кубинских художников, фотографии знакомых Сергею мест. Ребята встретили его радушно. Правда, на вопрос, где сейчас работает Павел, он уклонился от ответа. Но Сергей уже догадывался, в каком ведомстве мог работать выпускник юридического факультета университета, выполнявший «особую миссию» на Кубе.

Вскоре подъехал Жора Кринкин, который теперь работал в ЦК комсомола. Ближе к ночи появился Виталий Макаров, оказавшийся в Москве в отпуске. С Виталием Сергей только недавно расстался в Гаване.

Хорошо посидели. Пили много, исключительно кубинское «Экстра секо». Нелли накрыла прекрасный стол, но сама, главным образом, занималась сыном в соседней комнате. Говорили о разном, вспоминая забавные эпизоды своей кубинской жизни. Говорили о Фиделе и о Че, о «наших» дипломатических отношениях, которые заметно изменились за последнее время. Разговор, по привычке, незаметно переходил на испанский язык. О многом, конечно, Сергей знал, но кое–что услышал впервые, так как сейчас его приятели вращались в информированных «кругах».

Из новенького телевизора звучал голос молодого певца:

 
Куба – любовь моя!
Остров зари багровый…
 

– Кто это? – спросил Сергей.

– Ты что? – удивился Жора. – Это же Иосиф Кобзон.

– Откуда ему знать, – напомнил Павел. – Сергей не был в Союзе два года.

– Иосиф получил недавно премию Ленинского комсомола, – сказал Жора. – Я с ним знаком: хороший парень. Помяните моё слово, он далеко пойдёт.

– Но, между прочим, на Кубе «зорь» не бывает, тем более «багровых», – заметил Сергей.

Потом зашел разговор о ребятах из группы Сергея, которые уже вернулись в Москву. Все они отлично устроились: кто–то пошёл в аспирантуру, кто–то был взят в аппарат ЦК комсомола…

– Ну, а что будет со мной? – наконец задал вопрос Сергей.

Наступила долгая неловкая пауза. Как будто в комнате выключили радиоприёмник.

Все трое были несколько старше Сергея. С Жорой Кринкиным он познакомился в то время, когда тот был секретарем Ленинградского горкома комсомола, а Сергей – секретарем комсомольского Комитета университета. Именно ему Сергей был обязан своей неожиданной командировкой на Кубу, где они встретились вновь. В Гаване Жора познакомил его с Пашей и Нелли, которые находились уже там два года. А Виталий Макаров в последний год был его «шефом», представителем ЦК ВЛКСМ на Кубе, которому Сергей подчинялся как секретарь комсомольской организации советских специалистов в провинции Ориенте. Никто из них ничем ему не был обязан, но их связывали особые дружеские отношения. Во всяком случае, так думал Сергей.

Первым молчание прервал Жора.

– Ты понимаешь, Серёжа, я могу взять тебя к себе в аппарат ЦК. Правда, сначала должность будет незаметная, но перспективу я тебе гарантирую.

– Спасибо, – сказал Сергей. – Но думаю, что это – вряд ли. Ты забыл, что я не член партии. Ты же помнишь ту историю, которая случилась в университете, при моём приёме в партию.

– Да, чёрт возьми, я забыл об этом. Как же ты так, до сих пор не решил этот вопрос?

– Времени не было, – ответил Сергей. – На Кубе меня никто о партийности не спрашивал.

Выпили. Помолчали. Через некоторое время Паша задумчиво произнёс:

– Слушай, Сергей, у меня есть возможность подыскать тебе место в вашем министерстве. Для начала на должность референта. А потом посмотрим.

– Ты что? – рассмеялся Виталий. – У него же нет диплома. Ему же ещё надо заканчивать пятый курс.

– Ну, да, – с сожалением согласился Павел. – Но ведь тебе самому не помешало отсутствие университетского диплома попасть на дипломатическую работу, – язвительно заметил он Виталию.

– Во–первых, – как всегда менторски, произнёс тот, – диплом я, наконец–то, сейчас получил. А, во–вторых, я бы мог посодействовать переводу Сергея в МГИМО. Со знанием в совершенстве двух иностранных языков и с опытом работы заграницей его возьмут туда с удовольствием. Правда, ему придётся начинать фактически всё сначала. Ну, возможно, с третьего курса…

– Ну, так в чём же дело? – воодушевился Жора.

– А дело в том, – спокойно продолжал Виталий, – что не хватает пустяка. У Сергея нет московской прописки, без которой он бесперспективен и никому в нашем ведомстве не интересен.

– Ты можешь, наконец, срочно жениться на москвичке? – неожиданно со злостью воскликнул Павел. – И мы тогда решим все твои проблемы!

Тут не выдержала, до сих пор молча слушавшая весь этот мужской трёп, Нелли:

– Ты что, Паша, Серёжу не знаешь? Он никогда этого не сделает. К тому же у него на Кубе осталась девушка. Ему сейчас не до этого. И я думаю, что для Серёжи «фиктивный брак» – это не приемлемый вариант. Посмотри на него, какая женщина его, такого красавца, после этого «брака» отпустит?!

Все засмеялись. Обстановка была разряжена.

– Ну, хорошо, – подвёл итог Жора, – сейчас мы ничего не решим. Ты, Серёга, отправляйся в Ленинград. Заканчивай свой университет. А мы пока здесь подумаем.

На этом разговор был закончен. У Сергея появилось предчувствие, что это – их последняя встреча. Он видел, что ребята живут уже своей новой жизнью. Куба, а вместе с ней и Сергей, остались, как удаляющийся берег, уже в прошлом, о котором приятно было вспомнить, но не больше того. Для Сергея Куба была ещё его настоящим…

Когда он кратко пересказал своим девчонкам этот разговор, Ляля воодушевилась.

– Слушай, Сергей, действительно, женись и переводись в Москву. Что тебе этот Ленинград!

– Ну, и на ком я могу сейчас срочно жениться? – съязвил Сергей и пожалел об этом, потому что знал ответ.

– Вот дурак! Женись на Натке. Ты же знаешь, что она в тебя уже давно влюблена.

Сергей знал это. Но к Натке у него было лишь дружеское отношение. Он посмотрел на неё. Она, молча, с напряжением, ждала его ответа.

– Это не серьёзно. Хватит об этом, – оборвал он разговор.

На другой день Сергей уехал в Крым. Встреча с матерью прошла спокойно, без, уже никому не нужных, разговоров. Между ними никогда не было доверительно–близких отношений. Сергей жил в семье всегда как–то сам по себе. Своей собственной жизнью, в которую мать не вмешивалась. Ей хватало забот о муже и младшем сыне. За старшего она была всегда уверена, что у него всё в порядке. В случае необходимости Сергей обращался за советом к отцу, авторитет которого для него был непререкаем.

Лишь однажды мать бесцеремонно вторглась в его личную жизнь, и это оказалось её роковой ошибкой. Она яростно воспротивилась намерению старшего сына жениться на кубинке. При этом, зная, что его это не остановит, обратилась за поддержкой к отцу. И Сергей вынужден был отступить, наперекор совести и чувству. Он впервые в своей жизни не выполнил данное обещание, обманул девушку, которая его любила и поверила ему…

Две недели прошли незаметно. Отец с младшим братом занимались машиной и гаражом. Сергей к машине не подходил. Она его не интересовала. Он проводил время с девушкой по имени Татьяна, которая жила в то время в их доме. Она окончила Московский педагогический институт и должна была, после отдыха, прибыть по направлению в какую–то далёкую подмосковную деревню. Таня была красивой девушкой с чёрными большими глазами и с такими же чёрными длинными волосами, напоминавшая портреты дворянских девушек пушкинской поры. Однако, несмотря на их близкие отношения и взгляды матери с надеждой на их продолжение, оба они понимали, что у них разные пути…

Сергей торопился в Ленинград на свадьбу своего друга Николая Варфоломеева, из–за которой он прервал свою кубинскую стажировку на два месяца раньше срока.

Когда Сергей появился в университете, занятия там уже начались. Его сразу же ошарашили: «А, Вы исключены из университета за непосещение занятий». Это был абсурд! Но он оказался фактом. Кто–то в министерстве два года назад забыл послать в университет соответствующую бумагу об отбытии Сергея на Кубу, и никто о нём за два года не вспомнил. Конечно, Сергей вскоре был восстановлен в своих студенческих правах, но неприятности для него только начинались.

Учебная программа на факультете радикально изменилась. Некоторые из предметов, которые пришлось сдавать ему, были отмены, а вместо них было введено немало новых, которые теперь предстояло ему сдать срочно до конца семестра как заурядному «задолжнику». К этому прибавилось безапелляционное суждение «шефа» Сергея о том материале по афрокубинской культуре, который Сергей собрал на Кубе для дипломной работы: «культура – это не философская тема». Это означало то, что, во–первых, ему нужно было писать дипломную работу на новую тему, а, во–вторых, место в аспирантуре ему не «светит», т. е., и это, в третьих, – ему предстояло отправиться по распределению, конкурируя с сотней своих новых однокурсников (курс Сергея, когда он уезжал на Кубу, был всего 25 человек). Никаких преимуществ перед ними он не имел. Его комсомольское прошлое новым руководством факультета было уже забыто, хотя младшекурсники смотрели на него, как на ожившую легенду. Но легенда принадлежит прошлому…

В Ленинградском отделении Академии наук, куда Сергей принёс некоторые из книг, вывезенных им с большим трудом с Кубы, главный, и единственный, «специалист» по Латинской Америке, со средневековой фамилией Кинжалов, занимавшийся изучением культуры Майи («со словарем», т. е., не покидая своего академического кабинета), заявил ему, что «это никому не интересно». Сергей понял, что Куба уже вышла из моды, и отнёс десятки своих книг в Салтыковскую публичную библиотеку, повергнув её сотрудников в шок от удивления.

В общежитии на «Мытне» никого из знакомых уже не осталось, хотя его ещё помнили старый комендант и вахтеры. Сергей когда–то, в той уже далёкой для него жизни, был здесь председателем студсовета. Здесь уже не было девушки, которая перед его отъездом на Кубу клялась ему в своей любви и забыла о своей клятве через несколько месяцев. Не было его венгерского друга, соседа по комнате, который, защитив диссертацию, уже вернулся к себе домой. Его старший друг и наставник, Валерий Воронин, переживал свой «чёрный период» в жизни. От него ушла жена с маленькой дочкой, и он запил. Другой его старый друг, ещё с первого курса, Олег Шереметев, после года пребывания в «Крестах», по делу Синявского и Денелия, стал человеком, побывавшим на другой, «оборотной», стороне жизни. Они теперь не понимали друг друга…

Так что Сергей вскоре понял, что он остался один. Заводить новых друзей уже было поздно.

Свадьба Николая, с которым они прожили буквально «бок о бок» два года на Кубе, прошла великолепно в модном ресторане «Нева» на Невском проспекте. Его друг денег не пожалел. Народу было много, но главным образом, со стороны невесты. Николай женился на ленинградке. Его родители, жившие где–то в провинциальном сибирском городке, на свадьбу приехать не смогли. Так что со стороны жениха были фактически только Сергей и Вадим Шевченко, который был вместе с ними в Сантьяго–де–Куба, но вернулся на год раньше, успел жениться, тоже на ленинградке, и поступить в аспирантуру. Новобрачная и её родственники встретили Сергея настороженно. И вскоре Сергей почувствовал себя «чужим среди своих». Он произнёс тост, в котором сказал, что мужская дружба укрепляется испытаниями, но не выдерживает последнего испытания – браком. Это многим присутствующим не понравилось.

Сергей пришел в себя в полупустом вагоне трамвая на окраине города. После этого ни с Николаем, ни с Вадимом он не встречался. В их новой жизни ему не было места. Прошлое уходит с прошлым. Правда, оно позже, ближе к концу жизни, возвращается. Но Сергей тогда не мог об этом знать. Сейчас для него черта была подведена не только под его прошлым, но и под его настоящим. Человек без прошлого и настоящего, Сергей ощущал себя так, как будто он воскрес, но не знает, зачем?

Сергей запил…

Это не мешало ему во время сдавать «задолженности» и готовить дипломную работу. Днём он сидел безвылазно, (занятия он уже почти не посещал), в библиотеке, а ночью напивался в своей комнате в общежитии, где он жил один (благодаря расположению коменданта). И вскоре он ощутил, что вокруг него образовалась пустота. Он остался один на один со своими воспоминаниями и со своей совестью.

До него никому не было дела, и никто ему был не нужен…

Но неожиданно появилась Людмила.

Людочка Городницкая была из той «прошлой» ленинградской жизни Сергея. Их дружбе было уже много лет. Они вместе работали в университетском комсомоле. Это была эффектная высокая блондинка, благосклонности которой безрезультатно добивались многие самонадеянные ребята. Когда–то и Сергей был влюблён в неё, но не допускал мысли, что между ними может быть что–то, кроме хороших дружеских отношений. На Кубе он получал от неё редкие, но подбадривавшие его письма. Она продолжала писать ему из Алжира, куда её направили на работу в качестве переводчика.

Вернувшись из Алжира, она нашла Сергея в общежитии. Поняв его состояние, она сразу же приняла меры. Теперь она старалась не оставлять его одно надолго, вытаскивая загород, в театры, в кино и прочее. Хотя у неё было немало собственных проблем.

Воспользовавшись днём рождения одного из старых друзей, она решила собрать всех, кто остался в Ленинграде из бывшей комсомольской «команды». Собрались на квартире близ станции метро «Площадь Восстания». Люда всё организовала: стол, музыку и прочее. Разговор шёл в жанре воспоминаний: кто, где, когда…

Сергей с Людмилой вышли покурить в просторную кухню. Высокое окно было открыто. Они неторопливо вели разговор. Девушка впервые рассказала Сергею о своей жизни в Алжире.

Многое ему было понятно и знакомо. За фасадом заграничного благополучия «советских специалистов» скрывается неизвестная отечественному обывателю «двойная» жизнь, перенасыщенная трудностями и испытаниями, подлостями и унижениями. Ежедневная ответственность за каждый шаг, за каждое слово, даже – за настроение и чувства. По сути, ты не на что не имеешь права, права быть самим собой. Ты должен вести себя только так, как это запрограммировано где–то в московских кабинетах теми, кто, может быть, никогда в этой стране не был. Поэтому ты ведешь себя за границей как идиот. Либо как подлец, который сознательно обманывает тех людей, которые принимают тебя за порядочного человека. Поведение твое не понятно тем нормальным людям, с которыми ты общаешься и работаешь. В отличие от дипломатических работников, которые живут в комфортной и огороженной от «чужой среды» высокими стенами «резервации», практически не общаясь с «аборигенами», подчас не зная их языка и не интересуясь их жизнью, ты выброшен во внешний мир, в реальную жизнь страны с её проблемами и с её живыми людьми. Именно от них зависит твоя жизнь в этой стране. Выживешь ты, выдержишь ты или сдашься и совершишь роковую ошибку, которая искалечит всю твою жизнь. Это не понять тому, кто не пропустил это испытание через себя, через свою душу…

С Людмилой в Алжире случилось то, что могло случиться с любой красивой девушкой, попавшей в западный «рай». Хотя Алжир – это ещё не Запад. Она влюбилась. Этот роман с её «шефом», богатым и красивым арабом, преподавателем университета был как в индийском кино. Прекрасен и трагичен. В конце концов, на него обратили внимание те, кому следовало блюсти нравственность советских людей за рубежами нашей Родины. И ближайшим рейсом она была отправлена «домой», и на этом её карьера переводчицы была закончена. В Минске её ждала заурядная школа. Сергей видел, что гордую Людмилу это сломало, хотя она не подавала вида. Он не выразил ей сочувствия, потому что знал, что она в нём не нуждается. Ей достаточно было его понимания.

Людмила закончила свой рассказ и вышла из кухни.

Выкурив ещё одну сигарету, Сергей вылез в окно и спокойно пошел по широкому карнизу к углу большого старого дома. Здесь он остановился и посмотрел вниз. Под ним было пять этажей и асфальт освещенного фонарями двора. Краем глаза он заметил, что из окна покинутой им, казалось уже давно, кухни высунулось несколько голов. Они что–то ему кричали. Но он ничего не слышал. Да, ему было всё равно. Он уже принял решение…

Вдруг он, скорее почувствовал, чем увидел, что из окна вышла высокая женская фигура и по карнизу направилась к нему. Она шла молча и смотрела только на него.

«Это Людмила», подумал с уверенностью Сергей…