Текст книги "Дочь лесника (СИ)"

Автор книги: Михаил Казьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 37

– Ты, Федор Михалыч, совсем охренел или как?!

Как и всякий нормальный человек, я терпеть не могу, когда на меня орут, да еще и вот так – с ходу, вместо приветствия, едва только порог переступаю. Хотя, справедливости ради, Петров пока еще не орал, но это, похоже, начнется уже вот-вот.

И вообще, я и так после известия о лоркиной беременности все эти дни пребывал в состоянии, причудливо сочетающем в себе радость, легкое обалдение, суетливую деловитость (или деловитую суетливость?) и некоторое неверие собственному счастью. Если еще учесть, что незадолго до того мне более чем хватило эмоций с возвращением домой Демидовых, то психика моя была, мягко говоря, несколько разбалансирована, а тут еще и Петров...

Павел Андреевич перешел к матюгам, пока что не персонально в мой адрес, а так, вообще, показывая мне, насколько сильно он расстроен. Честно говоря, уже очень хотелось самому и наорать на него, и волшебными словами обложить, но, черт, надо ж узнать, с чего это он так взбесился! Поэтому я вздохнул, мысленно сосчитал до десяти (вру, конечно, на четырех уже остановился) и прокрутил в памяти все то, что так взволновало меня за последние дни.

...В перерывах между сеансами интенсивного самокопания мне неожиданно удалось выяснить, что же происходит с Сергеем. Хотя 'удалось выяснить' – это наглая ложь и пустое хвастовство. Ничего мне не удалось, Сергей сам со мной заговорил и сам все рассказал. М-да, как все, оказывается, просто... В общем, наш спортивный молодой человек воспринимал свою жизнь на Эрассе как некий отпуск. И, соответственно, грустил из-за того, что такой увлекательный отпуск заканчивается. Да, он понимал, что Алинка переносит попаданчество намного хуже, да, он был рад тому, что скорое возвращение удержит ее от вполне возможных нервно-психических проблем, и будущему ребенку (про двойню я им не стал говорить, сами еще узнают) тоже был рад, но вот сам, лично для себя, скорому концу отпуска радовался, прямо скажем, не шибко. Да уж, отпуск, это он правильно сказал. Уж кто-кто из нас, а Серега жил в свое удовольствие – тягал любимые железки, тренировал таких же любителей перемещения тяжестей, конструировал тренажеры, писал инструкции, а в перерывах между этими увлекательными занятиями предавался радостям, известным всем молодоженам. А тут перед ним замаячила перспектива вернуться к продаже автозапчастей, которые, как я подозревал, надоели ему хуже той самой горькой редьки.

К чести Сергея скажу, что сам он некоторую неуместность своих переживаний по этому поводу прекрасно понимал. Он, собственно, потому и разговор тот со мной начал, чтобы как-то оправдаться. Ну да и ладно. Сказал я тогда Сереге, что я ему не начальник и не судья, и раз уж так получилось, то и пусть. Раз человек сам все понимает, зачем его еще чем-то грузить? Добавил на правах старшего товарища, чтобы Алинку берег, да и хватит с него – надеюсь, по возвращении он за ум возьмется.

Алинке я передавать все это тоже не стал – сами разберутся, без меня. Лорка, правда, с ней поговорила, так, чисто психологически настраивая барышню на позитив. Хотя, конечно, на позитив Алину больше настраивала ее беременность, сама природа да обстановка на лесном хуторе, особенно общение со старой знакомой – ручной рысью Мисси. В общем, к моменту возвращения домой настрой у Алинки был самый что ни на есть положительный. На ее лице легко читались радость, предвкушение и умиротворение. Аж завидки брали...

Время на сборы у нас было – о подходе срока, в течение которого возможен переход, Шель предупредил заранее. Да и много ли того времени на сборы было надо? Правильно говорят: 'Голому собраться – только подпоясаться'. Ту самую ювелирку зашили в матерчатый пояс, который Алинка закрепила на себе под одеждой, все, что у Демидовых имелось при переносе сюда – паспорта, часы, мобильники – поместили в аналогичный пояс, надетый Сергеем, в сумку, дожившую до этого исторического момента, положили местную колбасу. Шель утверждал, что перенесет наших молодых друзей в точку времени на несколько минут позже того переноса, так что раз уж несли с собой колбасу тогда, пусть принесут и сейчас. Колбаса, конечно, совсем другая, зато куда лучше той, что не донесли тогда. До кучи Серега с Алинкой надели оставшиеся с того приснопамятного события джинсы и ветровки, прямо скажем, изрядно поношенные, а вот вместо не доживших до нынешнего времени кроссовок пришлось надеть местные мягкие ботинки. Да уж, вопросов у алинкиной мамы будет... И ладно, впрочем, главное, чтобы только у нее.

Провожать Демидовых пошли мы с Лориком, Николай, Корнат и Фиарн. Честно говоря, если бы Шель не подсказывал, когда и куда свернуть, сами бы мы вряд ли нашли нужное место, но с таким навигатором хрен заблудишься. Что интересно, на дорогу мы затратили всего-то около шести часов, хотя в прошлый раз шли куда дольше. Вот что значит правильная прокладка маршрута! Кстати, могли бы и еще быстрее добраться, но Демидовы ездить верхом не умели, а Николай говорил, что когда-то умел, но давно не практиковался, и потому шли мы пешком, ведя коней в поводу. Ничего, обратно верхом двинемся...

– Ты, значит, один тут в белом смокинге, а мы все в дерьме, что ли?! – надрывался Петров.

– Я вообще-то в сером костюме, если ты еще не заметил, – с моей стороны это был замах на изящное хамство, но получилось не очень.

– Ты мне давай зубы не заговаривай! – дурным голосом рявкнул Петров. Надо же, все-таки зацепило! Черт, что же его взбесило настолько, что он даже на безобидную подколку так реагирует?

...Мы вышли на небольшую полянку, с которой когда-то начались наши передвижения по Эрассу. Впрочем, так утверждал Шель, из нас никто это историческое место не узнал. Но ладно, Шелю в данном случае виднее. Однако уже через пару минут и у нас никаких сомнений не осталось – из ниоткуда прямо посреди полянки появился до боли знакомый бревенчатый мосток, на этот раз даже без маскировки в виде речки-переплюйки. Алинка аж вскрикнула и обеими руками схватилась за Серегу. Тот, слегка переменившись в лице, аккуратно освободился от захвата и, обняв жену, зашептал ей что-то на ушко.

Все уже давно было говорено-переговорено, да сказано-пересказано, и потому прощание стало недолгим. Сергей обнял Алину и они медленно пошли к мостку. Помня, как все происходило в тот раз, я предложил провожающим отойти назад и, черт возьми, не ошибся. Перед самым мостиком Демидовы остановились, оглянулись, а потом шагнули – и грохнуло.

Видимо, отойти мы успели на нужное расстояние – никто из нас никуда не полетел и даже не упал, хотя лошадок еле удержали, а потом еще долго успокаивали. Ни Сереги с Алинкой, ни мостка уже не было, как не было и никаких следов взрыва, на который так походила эта самая вспышка с грохотом. И хорошо – без таких следов Лааму, если что, проще будет отбрехаться. Теперь бы еще мне отбрехаться от Петрова, да попутно выяснить, с чего это он так взбеленился...

– Пал Андреич, ты вообще с какой цепи сорвался? – перебил я очередной поток изрыгаемых господином Кройхтом ругательств.

– Я сорвался?! – возмутился Петров. Похоже даже, что возмутился искренне. – На себя посмотри!

– И что, по-твоему, я должен увидеть, если посмотрю на себя?

– Ты еще спрашиваешь?! – нет, так я никакого конструктива, похоже, не дождусь.

– Ну да, спрашиваю.

– Это я тебя спросить должен! – на Петрова было страшно смотреть. Морда красная, глаза налиты кровью, рот ощерился в каком-то зверином оскале, даже слюна капала. Этак с ним инфаркт случиться может, блин... Если, конечно, раньше не успеет на меня с кулаками броситься. – Это я, мать-перемать, должен тебя спросить: ты какого хрена себя выше других ставишь?

– Да? И как я это делаю, если не секрет?

– Кончай, Михалыч, придуриваться! Думаешь, не знаю, куда ты жену вчера возил?!

О-о-о, как все запущено... Мне-то казалось, что присмотр за мной закончился с принятием меня в славные ряды 'золотых орлов', а ни фига, как выясняется, подобного не произошло.

Это к тому, что Лорку я вчера возил к матушке Кардесс, популярной среди верхней прослойки столичного среднего класса специалистке по женским делам. Точно определить ее статус – как акушерки или как повивальной бабки – у меня из-за особенностей здешних установлений, касающихся медицины, не получилось, хотя наличие у названной матушки патента вельгунденской лекарской гильдии внушало некоторый оптимизм. К матушке Кардесс я возил жену на предмет точного установления факта беременности, каковое установление мы с Лориком и получили. Кое-какие соображения насчет скрытия данного визита от посторонних глаз у меня были, но, как выяснилось, их не хватило. Интересно, как это дошло до Петрова – за моими передвижениями следили или наша домовладелица достигла в искусстве подслушивания успехов куда больших, чем мне того хотелось бы? Кстати, были у меня и мысли по поводу того, как преподнести лоркину беременность 'золотым орлам', но теперь это никакого значения уже не имело.

– Ну и? – как можно более спокойным голосом спросил я.

– Ты что, правда, не понимаешь или издеваешься? – мне показалось, что Петров начал успокаиваться. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! – Мы все, значит, тут бездетными остаемся, а ты будешь счастливым папашей?! Как тебе вообще это удалось?!

– Как-как... – я попытался отшутиться. – Как у всех, тут ничего нового не придумали.

– Ты мне, Михалыч, мозги не компостируй, – угрожающе тихо начал Петров и тут же врезал кулаком по столу с такой силой, что монументальное изделие столичных мебельщиков жалобно скрипнуло, и скрип этот был слышен даже на фоне грохота от удара. – Ты, бл..., отвечай!

– С Шелем договорился, – на мой взгляд, скрывать это не имело смысла, будь Петров не такой разъяренный, уже догадался бы и сам. – Потребовал от него в уплату за представление его интересов на переговорах.

А вот тот факт, что Шель предложил эту плату сам, я предпочел не обнародовать. Так, для подстраховки.

– Потребовал, значит? В уплату?! А какого, спрашивается, черта?! Ты, мать твою, в какие игры играешь, а?!

– Мать мою не трогай, Пал Андреич! – я сам перешел на повышенный тон. Материть он меня еще будет, старый пердун! – Любая работа должна быть оплачена! И если посредничество принято, то и оно тоже!

– Посредничество?! Спекулянт недорезанный! На наших переговорах бизнес свой сделать захотел?!

– Слова выбирай, Павел Андреич! Спекулянт, блин... Чем я спекулировал?! Что купил у Шеля и тебе продал с наценкой?!

– Спекулянт и есть! Переговоры с нами ведешь, а платит тебе этот хренов Шель?! Может, и на переговорах ты за него играешь, а не за нас?!

– А ты протоколы переговоров почитай еще раз. Мы получаем то, что надо нам, Шель получает, что надо ему. Все по-честному, мы у него покупаем возможность влиять на дальнейшее развитие Империи, он покупает у нас лишние годы жизни. И странно, что такие простые вещи приходится тебе объяснять, – неужели разговор переходит хоть к какому-то конструктиву?

– А ты получаешь беременную жену! А мы, – тут Петров выругался особенно грязно, – смотрим на тебя и сосем... лапу, – в последний момент он явно назвал не ту часть тела, которую, по его мнению, они сосут. Ну и то хорошо, что за словами стал следить.

Вот только что мне теперь с этим делать? По уму, после такой перебранки надо либо хлопнуть дверью, либо мириться с непременным распитием спиртного. Опыт такой имелся, после дуэли я же на Петрова сам наорал с матюгами, и ничего, помирились. Правда, я тогда извинился для начала, а от Пал Андреича сейчас извинений уж точно хрен дождешься. Да и трудно мне будет выпить столько, чтобы после сказанного помириться, даже если таковые извинения и последуют. Хлопнуть дверью и уйти – тоже не пойдет, это не решение проблемы, а отсрочка, причем отсрочка, скорее всего, недолгая.

Остальные варианты смотрелись еще хуже – дать Петрову в морду или вызвать его на дуэль. Дуэль? Хм, а это мысль... На самом деле, стрелять в Петрова мне ни разу не хотелось, а уж чтобы он стрелял в меня, не хотелось еще больше, но... Он же, как госчиновник в генеральском ранге, имеет полное право от дуэли отказаться. И почти что наверняка, если я хоть что-то в людях понимаю, этим правом воспользуется. Зато я в таком случае имею право обратиться к его непосредственному начальству с требованием расследования инцидента с выявлением и наказанием виновного. Пришить мне криминал с получением услуги от Шеля хрен у кого выйдет, а любое расследование нашей ссоры однозначно покажет вину государственного лейтенанта-советника Кройхта, ибо он и начал первым, и использовал слова и выражения, унижающие честь и достоинство заявителя.

После такого, конечно, на нормальных отношениях с Павлом Андреевичем можно будет поставить жирный крест, но они и так испорчены изрядно и надолго. По работе, надеюсь, у Петрова ума хватит мне палки в колеса не вставлять, а не хватит... Ну, значит, еще придется к его начальству обращаться. Кстати, а кто у Кройхта начальство? Барон Ланкругг, не иначе? В общем, на дуэль я господина Кройхта вызвал, ожидаемый отказ получил, а вот дальше начались накладки.

Началось с того, что отказался от вызова Петров в исключительно грубой и оскорбительной форме, и большого труда стоило не дать ему в морду.

– Ты офонарел?! Я, считай, что генерал, буду стреляться с отставным майором?! Не до хрена ли чести такому сопляку?!

– Ну не будешь, так не будешь, мне, в общем, по фиг. Напишу рапорт фон-барону, пусть он разбирается, – хм, а может, и правда, лучше было бы дать в морду?

– Что-о-о-о?! – взревел Петров.

– Что слышал! Думал, ты один тут в аппаратные игры играть умеешь?! Пока!

Я развернулся к двери, но не успел сделать и пары шагов, как Петров заорал мне в спину:

– Стоять!!!

Ну ни хрена ж себе! Совсем, что ли, ошизел?! Я уже приготовился обматерить Петрова, не сдерживаясь никакими ограничениями, но когда повернулся, мне едва не поплохело: Петров наставил на меня небольшой, но вполне себе настоящий револьвер. Не армейский, конечно, но на комнатных дистанциях оружие более чем эффективное.

– Стрелять собрался? В отставного майора? – я попытался уязвить Петрова его же словами. – Не много ли чести?

– Ты меня еще в мои же слова тыкать будешь?! – рука Петрова вздрогнула. Похоже, стрелять он не рискнет...

– Не буду, Пал Андреич. Я просто пошлю тебя, – я уточнил, куда именно. – А револьверчик свой засунь себе в задницу.

Не стоило мне так говорить, честное слово, не стоило. Вспышку выстрела я увидел, грохот услышал. Боль в груди почувствовал, а как и куда упал – уже нет.

Глава 38

Это я где? Это местный 'тот свет', что ли, так выглядит?

Как, говорите, выглядит? Да никак. Какая-то сероватая хмарь, буквально обволакивающая со всех сторон, и ничего сквозь нее не видно. Руку вперед вытянешь – не видишь даже собственный локоть, не то что кисть. Стою вроде бы на чем-то твердом и ровном, уже лучше. Но это пока единственное, что можно более-менее определенно сказать.

Грязно выругавшись, я тут же умолк. Хватит уже, поругался... Вот кто меня за язык тянул посылать Петрова по общеизвестному адресу? Психанул мужик, сжал пальцы – и вот результат... Ладно, я за собственную дурь пострадал, а Лорке за что вдовой оставаться, в ее-то положении?

– Лорка! – позвал я на всякий случай. – Лорик! Лоари!

– На том уровне существования, где сейчас пребывает ваша супруга, она вас не слышит, – раздался хорошо знакомый голос.

– Шель?

– Да, это я.

– Где я?

– В пограничной зоне между двумя уровнями существования.

– То есть между обычной и загробной жизнью?

– В привычной для вашей культуры терминологии можно и так сказать, – голос Шеля звучал не очень уверенно, да и с ответом он малость затянул.

– А можно и по-другому? – попробовал я задать наводящий вопрос.

– Можно... – Шель снова не показал уверенности, да и задержка с ответом продлилась несколько больше.

– И, как я понимаю, здесь находится только мое сознание, а не тело? – что-то наш разговор становится похожим на игру в угадайку. По крайней мере, с моей стороны.

– Да, – на этот раз Шель ответил сразу. Так, значит, я угадал. Только вот станет ли мне легче от этого?

– А оптимизация состояния организма в таком случае возможна? – задал я вопрос, который волновал меня по-настоящему.

– Оптимизация возможна почти всегда, – Шель вернулся к привычному назидательному тону, – за исключением одномоментного и полного разрушения организма. В вашем случае такового разрушения не имеется.

Так, и чем же теперь Шель захочет получить оплату за медуслуги? Черт, а мне-то ему предложить практически нечего... Разве только неизбежные проблемы в моих взаимоотношениях с 'золотыми орлами', блин... Вот же неудачно как все вышло... Действительность, впрочем, сразу же и намного превзошла мои представления о неудачах.

– Видите ли, Миллер... – хм, а раньше 'господином Миллером' именовал, – есть некоторые затруднения...

Задавать наводящие вопросы уже и не хотелось. Черт с ним, с Шелем, сам продолжит. Лишь бы только вытащил!

– Нынешнее состояние вашего организма крайне неудовлетворительное. Чтобы его оптимизировать, мне придется пойти на такой же расход энергетического ресурса, как и при оптимизации состояния ротмистра Киннеса, – черт, если Шель начал ссылаться на расход энергоресурса, значит, ждет меня какая-то подлянка...

– Проблема в том, – ага, вот и слово 'проблема' произнесено – значит, точно ничего хорошего, – что я не смогу одновременно оптимизировать состояние обоих ваших организмов.

– А поочередно? – утопающий хватается за соломинку, и я не собирался становиться исключением из этого правила. А вдруг?..

– Тоже невозможно. Я смогу вернуть к нормальной жизнедеятельности только одного из вас.

Черт! Вот это засада! Умирать-то не хочется...

– Есть еще две проблемы, – проникновенно начал Шель. Блин, можно подумать, мне имеющихся не хватает!

– Одному из вас придется умереть, а другому – принять мое сознание на половину оставшегося ему срока жизни, по двенадцать часов ежесуточно, как я раньше уже говорил. Я бы хотел, чтобы это были вы, но вмешиваться не буду согласно принятым в вашей культуре этическим нормам. Решите это между собой. Либо вы уговорите Киннеса отказаться от дальнейшей жизни, либо он уговорит вас.

– С чего бы так жестко? Мы же договаривались только о том, что я ищу реципиента для вашего сознания?

– Когда мы об этом договаривались, вы были живы, а я не расходовал энергетический ресурс на поддержание и частичную оптимизацию жизнедеятельности Киннеса, – вот гад, умеет переговоры вести! Ладно, попробую с другого бока зайти...

– Вы говорили о двух проблемах, – пусть Шель выложит все карты на стол.

– Да. Дело в том, что с Киннесом я уже общался и предложение о переносе ему своего сознания озвучил. Вам могу предложить те же условия.

– Мне они не подходят. Я могу дать вам не более трети своего времени.

– И вы упрекаете меня в жесткости? – Шелю почти удалось изобразить искреннее удивление.

– Да ладно! Вы же сами высказали мне предпочтение, – я старался, чтобы мой голос звучал максимально безразлично. – А раз предпочитаете, то и платить придется больше.

– Если вы сумеете убедить Киннеса, я приму ваше условие.

Примет он, мать его... Примет, конечно, никуда не денется. А самую грязную работу делать буду я.

Это ж надо было додуматься – поставить нас с Киннесом напротив друг друга и смотреть, как один уговорит другого умереть! Сука, ненавижу!

– Поймите, Миллер, – тихо сказал Шель. – Я чувствую и понимаю ваше негодование, но в имеющихся условиях вынужден поступить именно так. Максимальная этичность, которую в данном случае я могу проявить – не сказать Киннесу, что предпочитаю вас, и не наблюдать за ходом ваших переговоров.

Ну да, в имеющихся условиях такое поведение можно и этичным назвать. Но только что назвать, да и то с большой такой натяжкой... Хотя в определенной честности Шелю не откажешь – хотя бы объяснил, в чем дело и почему. Единственная проблема в том, что проверить его объяснения никакой возможности у меня нет. Ну не имею я достаточной и достоверной информации о его энергоресурсе! Впрочем, ни хрена эта проблема не единственная, есть и еще одна. Точнее, не столько проблема, сколько некоторое непонимание мной одного момента... Когда Шель говорил об этом первый раз, я не удосужился уточнить, и, пожалуй, пришло время это исправить.

– Скажите, Шель, – я старался говорить таким тоном, будто кстати вспомнил не самый существенный вопрос. – А почему вы не стремитесь полностью заменить чье-либо сознание на ваше? У Киннеса вы просили половину его жизни, со мной договорились не более чем на треть... Не проще ли было бы подобрать для вас, скажем, приговоренного к смерти преступника, чтобы вы заменили его сознание целиком?

– Не проще. Подсознание в таком случае осталось бы чужим, причем недружественным. Вы же лучше меня должны понимать, к чему это могло бы привести.

Да понимал уж, чего тут не понять... Шизофрения у искусственного интеллекта – это было бы слишком. Ну ее на хрен!

Поймал себя на мысли, что на самом деле пытаюсь оттянуть встречу с Киннесом. Хм, встречу... Хорошо, что видеть друг друга не будем – было бы не очень приятно вести беседу на такую тему, глядя Киннесу в глаза. Ладно, хватит тянуть.

– Да, Шель, я понимаю. Когда и как мы встретимся с ротмистром Киннесом?

– Вы готовы?

– Готов.

– Хорошо. Вы почувствуете присутствие ротмистра. Когда закончите, просто позовите меня.

...Как ко мне пришло ощущение того, что я тут не один? Не знаю, просто пришло – и все. Да, ничего и никого я по-прежнему не видел, но присутствие ротмистра ощутил. Именно ротмистра Киннеса, а не просто другого человека.

– Приветствую вас, ротмистр, – на мой взгляд, пожелание здравствовать смотрелось бы в этой ситуации неуместно.

– Здравствуйте, господин инспектор, – ротмистр такими языковыми нюансами голову себе не забивал.

– Уже не инспектор. Вышел в отставку, – уведомил я Киннеса.

– Война закончилась? – естественно, боевого офицера это интересовало в первую очередь.

– Да. Мераскова степь теперь принадлежит Империи, – порадовал я его. Ну, надеюсь, что порадовал.

– Как ваша супруга?

– Спасибо, хорошо. Лоари ждет ребенка.

– О, поздравляю! – я так и представил сдержанно-скромную улыбку ротмистра.

– Спасибо, ротмистр. Но давайте не будем вокруг да около ходить. Вы знаете, для чего устроена наша встреча?

– Да, мне Шель сказал, – на удивление спокойно ответил Киннес.

– И что вы об этом скажете? Спорить будем, доказательства друг другу приводить или монетку бросим? Хотя я ума не приложу, где мы тут возьмем монетку и как сможем ее бросить...

– Наверное, не нужно ни того, ни другого, – черт, как ему это удается? Я на нервах весь, а он, похоже, и правда спокоен, а не рисуется. Что значит солдат и дворянин! – Я вам и так уступлю.

– Как – уступите? – я был ошарашен. Чего угодно ожидал, только не этого.

– Просто уступлю. Знаете, я уже привык быть мертвым, пока этот Шель ко мне не обратился. Мне не трудно к этому вернуться. Тем более, – был бы ротмистр живой, наверняка бы тут усмехнулся, – есть в этом и хорошая сторона.

– Какая? – растерянно спросил я.

– Покой, – я снова мысленным взором увидел его улыбку.

– И ради покоя вы уступите мне жизнь? – чего-то я в людях не понимаю, судя по всему...

– Да, я уже сказал, что уступлю. Знаете, Миллер, когда я был жив, я даже никогда не думал и не мечтал о покое... А сейчас не хочу его ни на что менять.

Хм, вот как? Смертный покой затягивает, прямо как алкоголь и наркотики? Ну а почему бы и нет? Особенно, если не меня. Киннесу я, понятное дело, попытался сказать это в более обтекаемых выражениях:

– Мне сложно вас понять, ротмистр. Я здесь совсем недавно, и к здешнему покою не привык.

– И не надо, – мягко поддержал меня Киннес. – Не надо. Оставьте покой мне, а сами живите дальше. Еще успеете сюда.

– Да уж, успею... – а что еще оставалось сказать?

– И попозже, – добавил ротмистр. – Сами понимаете, чем больше времени пройдет между свадьбой и похоронами, тем лучше.

– Лоари мне сказала, что вы...

– Да, – Киннес не дал мне закончить. – Гвенд, знаете ли, очень удобен. Всегда можно поинтересоваться мнением самой девушки перед засылкой сватов.

– И тем не менее, моим сватом вы к Триамам пошли. Благородный поступок, ротмистр. Я ваш должник.

– Не стоит, Миллер. Скажу вам по чести – к Лоари Триам я сватался не из-за страстной любви, поэтому ваше предложение принял легко. Просто в моем роду сложились обстоятельства, в силу которых старшие родственники требовали, чтобы я женился...

Киннес замолчал. Прошло какое-то время, пока я не понял, что рассказывать об этих обстоятельствах он не собирается. Ну да и ладно, не так оно и важно, на самом-то деле.

– Знаете, Миллер... – не очень уверенно продолжил Киннес, – раз уж вы считаете себя моим должником... У меня к вам просьба. В Лукаме, я оттуда родом, найдите моего незаконнорожденного сына. Его зовут Арнит Гланс, живет у вдовы Гланс, это его бабка. Помогите мальчику, чем сможете, от моих родственников он ничего хорошего не дождется.

– Я помогу ему, ротмистр. Обещаю, – а что бы вы сказали на моем месте? Как именно можно помочь ребенку, а главное, какая помощь ему на самом деле нужна, я пока не знал, но уж найду способ, обязательно найду. Сына ротмистра Киннеса я без помощи не оставлю, а законность или незаконность его рождения мне вообще до одного места.

– Тогда давайте прощаться, Миллер, – устало произнес Киннес. Да, действительно, привык он уже к покою. Разговор наш длинным не назовешь, а вон как человека вымотало...

– Давайте, – поддержал я. – И, знаете, я благодарен судьбе за то, что мы с вами встретились. Сделаю все, чтобы ваш сын вами гордился.

Эх, хмарь здешняя... Да и пребывание тут в виде одного лишь сознания тоже одно сплошное неудобство. Ни руки пожать, хоть и не принято у имперцев так, ни каблуками щелкнуть. Просто так же, как несколько минут назад почувствовал присутствие Киннеса, так и сейчас почувствовал, что остался один. Пора звать Шеля...

– Я так понял, что вы с Киннесом договорились, и договорились устраивающим меня образом? – явился, не запылился, нарисовался, понимаешь, хрен сотрешь!

– Правильно поняли, – подтвердил я, хотя и так все было ясно.

– В таком случае приступаю к оптимизации вашего организма и ненадолго прощаюсь, – подчеркнуто нейтральным тоном доложился Шель и тут же, подпустив в голос теплоты, добавил: – Вам надо возвращаться на привычный уровень существования. Здесь задерживаться опасно...

Это точно, побеседовав с Киннесом, я уже и не сомневался. Так что – быстрее, быстрее отсюда!

Хмарь вокруг меня начала светлеть и рассеиваться. Интересно, если я руку подниму сейчас, увижу или как? Черт, а это еще что за напасть? Поднять руку я не смог. И почему-то вернулась боль в груди, пусть и не такая сильная, как это было перед попаданием сюда. Зато хмарь исчезала прямо на глазах, и уже через несколько мгновений я увидел перед собой что-то белое, очертаниями своими напоминавшее верхнюю часть человеческой фигуры. Фигуры, замечу, женской, и, более того, знакомой...

– Очнулся! Мой муж очнулся! Феотр, я здесь, ты меня слышишь?

Лорка, теперь я уже не только слышал, но и видел ее, склонилась надо мной. Еще несколько секунд – и я могу различить черты ее лица, самого родного и прекрасного лица на всем свете. Вижу покрасневшие глаза – плакала много или долго не спала. Наверное, и то, и другое.

Вокруг начинается какая-то суета. Лорка встает, ее место занимает какой-то бородатый мужик, весь в белом. Врач? Да, точно.

– Как вы себя чувствуете? Говорить можете? Вы меня слышите?

Блин, сколько вопросов сразу-то... Как чувствую? Как с похмелья... Но в груди уже не болит. Могу ли говорить? А вот сейчас и узнаем...

– Д-д-да, – надо же, могу! Не шибко уверенно, но получается. Слышу ли я его? Да уж точно слышу, раз отвечаю!

– С-с-спаси-бо, – кое-как произношу я. Нет, чуть подожду еще. Почему-то я уверен, что уже через несколько секунд смогу сказать лучше.

– Спасибо, Лора. И вам, доктор, спасибо, – а ведь не ошибся! Правда, могу! – Мне лучше. Намного лучше.

Пытаюсь подняться. Нет, пока еще не встать, на такое сразу не решусь, но хотя бы полусидячее положение принять. Доктор, Лорка и неведомо откуда появившиеся медсестры всем скопом накидываются и укладывают меня обратно. Ладно, медики, хрен бы с ними, но Лорка-то куда? Уж могла бы привыкнуть к шелевским фокусам...