Текст книги "Дочь лесника (СИ)"

Автор книги: Михаил Казьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Часть третья. Кому война...

Глава 21

В Коммихафк я смог выехать через декаду после того разговора с Петровым – слишком много набралось дел, которые нужно было уладить до отъезда. Начал, понятно, с того, что поговорил с Николаем, Сергеем и Алиной, обрисовав им ситуацию, в подробности при этом особо не вдаваясь. Потом мы подсчитали наши деньги, отложили в сторону то, что еще оставалось выплатить за всех четверых по имперской ссуде, а остальное, наконец, разделили. Я и Николай выделились в самостоятельное плавание, Серега с Алинкой, понятное дело, так и оставили свои деньги объединенными. Впрочем, часть моих денег я передал-таки Демидовым – на сохранение или в виде беспроцентного кредита, это уж им решать, как именно. Дела что у Алинки с ее ателье, что у Сереги с его качками, шли отлично, но мало ли...

Вообще-то 'золотые орлы' расплатились со мной весьма щедро, проведя часть выплат через редакцию 'Коммерческого вестника', часть из кассы общества, но и расходы у меня оказались немалыми, так что в Императорское общество сберегательных касс я положил не очень крупную сумму, которой, впрочем, хватило для получения чековой книжки, да пару сотен оставил себе наличкой.

Основной статьей расходов стало обмундирование, потому как меня ускоренным порядком (ясное дело, Петров-Кройхт нажал на какие-то свои рычаги) оформили чиновником Военного министерства в звании военно-полевого инспектора, что по имперскому аналогу Табели о рангах соответствовало армейскому майору. Казна, конечно, пособие на пошив форменной одежды мне выдала, но по стандартным расценкам, которые в моем случае все расходы не покрывали. Во-первых, из-за спешки пришлось доплачивать за срочность; во-вторых, знающие люди посоветовали обратить особое внимание на качество материала и пошива обмундирования для повседневного ношения и похода; в-третьих, некоторые предметы обмундирования, считавшиеся как бы дополнительными, казна не оплачивала господам офицерам и военным чиновникам вообще, а среди этих предметов были и такие, которыми все те же знающие люди настоятельно советовали обзавестись в обязательном порядке – утепленной шинелью, например, и брезентовым дождевиком. На этом фоне экономия на других необязательных одеяниях, хотя бы на том же фрачном мундире, каковой полагалось носить при посещении императорских театров и светских мероприятий, смотрелась неубедительно.

В редкие окна времени, остававшиеся среди всех этих забот свободными, я писал наметки положения об отдельном полевом осведомительном отряде, как пришлось обозвать свое будущее хозяйство. Почему именно так? Ну, думаю, понятно. Название не должно было и выглядеть слишком непривычно для имперской бюрократии, и прямо так уж откровенно указывать на смысл деятельности обзываемого формирования. В конце концов, мало ли кого и в чем оный отряд будет осведомлять? Ну и финальным аккордом всей этой декады стали проводы такого хорошего меня. Прошли они как-то не очень. Вроде выпили совсем по чуть-чуть, и то Алинка опять расплакалась – снова вспомнила маму, да еще и за меня переживать взялась... Хорошая она девчонка, только очень уж близко все принимает к сердцу. И как, ну вот как я ей скажу, что они с Серегой так и останутся бездетными? Или Сереге сказать, и пусть сам думает, как это жене преподнести? А то, может быть, и не говорить вообще? Вот черт его знает... Николай, что и понятно, воспринимал все куда более спокойно, но я видел, что и его как-то не сильно радует первое в нашей компании расставание.

Короче, в поезд я садился в несколько расстроенных чувствах. Но вокзальная обстановка, как я заметил еще на Земле, довольно неплохо утихомиривает всяческие отрицательные эмоции, так что и сейчас грусть и печаль быстро сменились предвкушением всего нового, что предстояло мне в этом моем путешествии. Как-никак, я поднялся на новый уровень – теперь моя работа предполагала куда больше самостоятельности, впрочем, и ответственности тоже. Ну да ничего, расти, так уж расти. На ум пришло, что я сейчас напоминаю персонажа какой-то компьютерной игры. Прошел один уровень, поднялся на следующий и так далее. А что делать, если вся наша жизнь такая – сначала ходишь в детский сад, потом в школу, в институт, на работу, и на каждом уровне свои цели, условия, да еще и своя внутриуровневая градация? По крайней мере, сейчас я буду работать сам по себе, без пригляда и подсказок того же Петрова-Кройхта.

В поезде ничего запоминающегося не произошло. Положение, мною сочиненное, утвердили даже в неполном виде, спасибо связям 'золотых орлов', так что приходилось дописывать и шлифовать его, что называется, на ходу, чем я и занимался всю дорогу. И вот, наконец, поезд прибыл по назначению. Что же, здравствуй, Коммихафк! Второй раз здравствуй...

От того Коммихафка, который я помнил, город в нынешнем своем виде заметно отличался. Его улицы стали куда более многолюдными, хотя предстоящая осенняя ярмарка тут явно была ни при чем – основу непривычного многолюдья составляли военные. Впрочем, я и сам еще в поезде переоделся в мундир, так что если чем и выделялся на городских улицах, то тем лишь, что мундир у меня был парадным, в отличие от почти всех встречавшихся мне офицеров – мне же надлежало представляться начальству по новому месту службы. Носить мундир оказалось делом не таким уж и обременительным, все-таки к одежде из сукна я тут успел привыкнуть, зато сабля раздражала изрядно. Приходилось все время придерживать ее рукой, да и ходить надо было аккуратнее. Да уж, запутается эта железка в ногах – и конфуз будет тот еще! Хорошо хоть, что путь от станции до центра здешнего милитаризма я проделал на извозчике, так что и с саблей проблем не было, и постоянно козырять встречным офицерам не пришлось.

Генерал от кавалерии Штудигетт занимал со своим штабом типичный для Коммихафка трехэтажный дом с первым этажом из кирпича и двумя верхними из бревен в центре города, прямо напротив уездной управы. Сразу же выяснилось, что на представление генералу имеется немалая очередь, среди которой я неожиданно для себя оказался старшим по званию. Однако же команду 'вольно!' после того, как господа офицеры, дружно встав по стойке 'смирно', меня попривествовали, а я им ответил, отдал не я, а капитан-артиллерист, поскольку я как военный чиновник отдавать приказы строевым офицерам не имел права, а среди них старшим был именно он. Ожидание своей очереди отняло у меня час с лишним времени, которое я использовал для рассматривания господ офицеров, стараясь при этом не выходить за рамки приличий. Толстенный альбом с описанием имперской военной формы я успел внимательно просмотреть еще до отъезда из Вельгундена, так что ориентировался в мундирах и знаках различия вполне уверенно. Приема у генерала ожидали представители почти всех родов войск – пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, саперы. Не было лишь офицеров воздушного флота – у них, скорее всего, имелось собственное начальство, которому они и представлялись где-то в другом месте.

Генерал Штудигетт оказался невысоким худощавым мужчиной моего примерно возраста, кареглазым брюнетом, обладателем усов а-ля кайзер Вильгельм и бородки-эспаньолки, придававших ему вид лихой и задиристый, что, в общем, для кавалериста нормально. Но вот внимательный, я бы даже сказал, цепкий, и умный взгляд говорил о том, что этот, в прошлом, несомненно, лихой рубака сейчас вполне заслуженно находился на должности командующего крупной войсковой группировки, призванной решить задачу исторического значения.

Поскольку при нашей беседе присутствовал генеральский адъютант, я испытывал некоторые опасения, что вскользь брошенное генералом определение полевого осведомительного отряда, каковой я в данный момент представлял пока что в единственном числе, как 'взвода борзописцев' уйдет за пределы этого кабинета и прилипнет к отряду в виде прозвища. Уже самое ближайшее будущее показало, что мои опасения были не напрасны. Помимо получения нового имени еще не сформированным подразделением, моя явка по начальству имела следствием направление меня на квартиру и выделение мне первого непосредственного подчиненного – нестроевого рядового Бенте, на какового возлагалась обязанность служить моим денщиком. Что ж, вот и первое преимущество моего нового положения...

Квартировать меня определили в доме госпожи Броальт, молодой еще купеческой вдовы. Нам с денщиком досталась на двоих довольно просторная комната, еще три комнаты были зарезервированы для размещения других офицеров. Договорившись с хозяйкой о размере оплаты за жилье и стол, я заплатил ей за две недели вперед, после чего, поручив Бенте озаботиться решением иных бытовых вопросов, отправился почти туда же, откуда только что пришел – в уездную управу, стоявшую, как я уже говорил, напротив штаба генерала Штудигетта.

Уездный советник Манте моему визиту искренне обрадовался, хотя и узнал меня не сразу. Мой рассказ о том, как устроились я и мои товарищи вместе с переданными от них приветами (ну да, придумал на ходу, но вряд ли Николай и Серега с Алинкой, узнав об этом, были бы на меня в обиде) вызвал у чиновника явственную гордость за то, что когда-то он стоял у истоков карьеры таких уважаемых людей. Я, естественно, тут же его за то самое рекомендательное письмо в министерство внутренних дел от души поблагодарил, так что к моей небольшой просьбе господин уездный советник отнесся с полным пониманием и обещал выполнить ее в лучшем виде. Просьба заключалась в том, чтобы как только в городе появится имперский лесничий Корнат Триам (а Манте узнает об этом одним из первых, потому что именно в уездную управу Корнат придет за жалованьем перед началом ярмарки), немедля известить меня об этом, отправив посыльного.

Да, решил я все-таки, что год, проведенный здесь без Лорки, хорошо бы так и остался единственным. И не в том даже дело, что не с кем было делить постель – мне не двадцать лет, чтобы это было для меня на первом месте, хотя, конечно же, без этого тоже никак. Просто без Лорика я чувствовал себя не то что просто одиноким, а... не знаю даже, как сказать... каким-то недоделанным, недоукомплектованным, если выражаться на армейском языке. Не хватало, ох как не хватало мне лоркиной смеси из полудетской непосредственности и чисто женской основательности, яркой чувственности и непробиваемой простонародной рассудительности, обильно приправленной тем поражающим нас, мужчин, образом мышления, который мы называем женской логикой! Да, что ни говори, брак без детей полноценным считать нельзя, но... Можно же ребенка усыновить или удочерить, а то и не одного – тоже ведь решение. В любом случае надо встретиться с Лориком и поговорить, а там... Вот почему-то мне казалось, что Лорка такое примет. Ну или просто хотелось в это верить.

Вернувшись на квартиру, я обнаружил, что день встреч продолжается. В мое отсутствие к госпоже Броальт подселили еще двух офицеров, одним из которых оказался... лейтенант, нет, теперь уже ротмистр Киннес! Вот уж кого видеть я был по-настоящему рад!

Впрочем, несказанно обрадовались мы оба, хотя тут же и поспорили, чей именно денщик будет послан за вином, чтобы отметить историческую встречу. Решили вопрос жребием – кинули монетку и ротмистр выиграл. Хозяйка наша, почувствовав запах дополнительных доходов, тут же начала суетиться насчет закуски, а мы предались воспоминаниям да всем положенным после столь длительного перерыва в общении вопросам и ответам. Разумеется, и здесь пришлось выдумать и тут же передать приветы от моих товарищей по попаданству, а заодно и обещать Киннесу в первом же письме переслать друзьям ответные любезности. Киннес, в настоящее время прикомандированный к штабу генерала Штудигетта, рассказал, что погоны ротмистра и эскадрон под командование получил совсем недавно, из-за того, что на повышение в другой полк ушел бывший эскадронный командир ротмистр (то есть, конечно, уже майор) Фоахт, а до того ничего нового и интересного в его службе не было. На этом фоне мои похождения, о которых я вкратце поведал ротмистру, смотрелись даже поинтереснее, а знак Императорского общества Золотого орла произвел на Киннеса просто неизгладимое впечатление. Не то чтобы офицер был в курсе того, чем общество занимается, но статус императорского говорил сам за себя. В ответ на прямой вопрос я сказал, что общество обеспечивает работу тех, к кому его величество непосредственно обращается за советами в случае таковой необходимости.

Отметили встречу хорошо, втянув в праздничное застолье и хозяйку, и еще одного ее квартиранта – лейтенанта-сапера Лоди. Удачи, как и неприятности, ходят поодиночке нечасто, и прямо к столу прибыл на квартиру очередной постоялец – егерский капитан Линнгройс. Ротмистр Киннес в красках расписал офицерам, что я уже успел побывать в настоящем бою с мерасками и пятерых застрелил самолично, чем заметно поднял мою котировку в их глазах, потому как ни капитан, ни лейтенант пока что ни одного мераска в глаза не видели. Хм, а это показатель... Империя, стало быть, собирает для похода значительные силы, раз привлекает части, которых раньше на этой границе не было.

– Скажите, господин инспектор, – поинтересовался капитан Линнгройс, – а чем будут заниматься ваши подчиненные? А то, уж прошу прощения, я краем уха услышал о каком-то взводе борзописцев...

Про себя я, понятно, грязно выругался, вслух же сказал совсем другое:

– А вы, капитан, не знаете, скольких пастбищ и даже пахотных земель временно лишились местные жители из-за обилия военных лагерей вокруг города? Нет? А сколько денег пролилось на уезд в виде оплаты закупок интендантами продовольствия и фуража?

Я-то все это знал. Откуда? Ну не думаете же вы, что в уездной управе я побывал только чтобы покрасоваться перед советником Манте да восстановить связи с Триамами?! И правильно, если не думаете! Вот закончим застолье, я на ночь еще засяду писать соответствующую статью в местную газету, чтобы завтра уже отдать ее в редакцию. Это я капитану и сказал.

– Так что, капитан, послезавтра в уезде будут точно знать, что вместе с трудностями армия принесла сюда и доходы, – добавил я. – Так же и с самой войной. В Империи должны знать, что армия воюет за новые земли для крестьян, за то, чтобы было больше хлеба и мяса. Как по-вашему, воспримут это в народе?

В ответ Линнгройс встал и провозгласил тост за здоровье его императорского величества.

...С утра я как раз только-только успел привести себя в порядок, как появился посыльный из управы с известием о том, что семья Триамов прибыла в город. Что ж, вот и пришло время сделать шаг к новому будущему. Идти на ярмарку предстояло почти через весь город, поэтому времени подумать и представить себе разные варианты у меня хватало. Почему-то попытался вспомнить, как такое было у меня в первый раз – вышло не так чтобы очень. И давно это было, еще в земной, прошлой уже теперь, жизни, и был я тогда более чем вдвое моложе себя нынешнего... Все-таки согласится Лорка или нет? И как бы еще устроить так, чтобы именно с ней поговорить с первой, а уже потом с Корнатом? Однако же вот этот вопрос перестал меня волновать уже через несколько мгновений.

– Фео-о-о-о-отр!!! – услышал я сзади-справа и еще успел обернуться, как акустический удар сменился физическим – Лорка впечаталась в меня с разбега, и мы с ней чуть не упали на мостовую.

Глава 22

– Скажи, Лоари Триам, выйдешь ли ты за меня замуж?

– Да, Феотр Миллер, я выйду за тебя замуж.

Эти судьбоносные, не побоюсь сказать именно так, слова мы с Лоркой произнесли в обстановке, совершенно не подходящей к их сдержанному пафосу. Я не преклонял правое колено, приложив руку к сердцу, а Лорка не выслушивала меня, стоя в величественной позе. Мы валялись (да-да, не лежали, а именно что валялись) в скомканной постели, едва прикрывшись одеялом да кое-как деля на двоих единственную подушку – вторая свалилась на пол и поднимать ее не было ни сил, ни желания. Оказались тут мы как-то легко и естественно, как легко и естественно приняли друг друга, встретившись на улице. Словно и не было годичной разлуки, а главное – ни я, ни она ни единым словом или даже намеком не напомнили друг другу о том, что перед разлукой была и размолвка. Оторвавшись от ее губ, я взял Лорика за руку и мы пошли ко мне на квартиру, причем я даже забыл сказать ей, куда ее веду, а она забыла об этом спросить – просто доверилась мне. Обо всем, о чем могут говорить влюбленные после долгой разлуки, мы говорили по пути, а когда я плотно закрыл за нами дверь моей комнаты, нам как-то сразу стало не до разговоров. Хозяйка, увидев, с кем я пришел, буркнула себе под нос что-то неодобрительное насчет 'лесных вертихвосток', и хорошо, что этого не расслышала Лорка, но золотой полукройс мгновенно примирил госпожу Броальт с окружающей действительностью и пресек на корню даже теоретическую возможность борьбы с таким вопиющим нарушением общественной нравственности в ее же собственном доме.

О том, что со мной Лора останется бездетной, я рассказал ей в перерывах между приступами бурного желания наверстать все то, что оба упустили за прошедший год. Были и слезы, и причитания, и даже попытки пожалеть меня, такого несчастного, и все же она согласилась. Согласилась даже раньше, чем я успел ее об этом спросить. Так что мое предложение после этого оказалось пусть и приятной, но формальностью.

– Феотр, а где мы устроим свадьбу? И когда?

Мда, вопросик... Вариантов я тут видел аж три штуки, каждый со своими плюсами и минусами – у Корната на хуторе в ближайшие дни, там же, но после войны или опять же после войны, но в Вельгундене. Лично я был настроен оформить наши отношения как можно быстрее, о чем Лорику и сказал.

– Почему ты так хочешь?

– Лорк, я же на войну отправляюсь. Мало ли что может со мной случиться? В самом худшем случае тебе же лучше будет остаться вдовой военного чиновника в офицерском звании...

– Ты что такое говоришь?! – зашипела Лорка рассерженной кошкой. – Даже думать не смей! Я не для этого год тебя ждала! И Никлаа, Сиарк и Линни тогда не смогут приехать, а я бы хотела, чтобы они у нас на свадьбе были!

– Знаешь, Лор, мне будет куда легче выжить и вернуться, если меня будет ждать жена. А потом я заберу тебя в Вельгунден, и мы хорошо посидим все вместе – с Николаем, Сергеем, Алиной, твоими родными... А хочешь, позову их тогда сюда и посидим у вас, как раньше?

Думала Лорка недолго и согласилась устроить свадьбу до моего выступления в поход. Как-то очень легко согласилась, да еще так хитренько при этом улыбалась... Эх, не пошла мне на пользу разлука, не пошла. Год назад сразу сообразил бы, что девочка что-то такое себе задумала, а тут протупил. Или просто от счастья совсем мозги потерял, дурак старый.

Когда мы смогли отлипнуть от постели и даже одеться, я спросил хозяйку, не найдется ли у нее что-нибудь перекусить для моей невесты, чем сразу же и восстановил свое реноме в глазах купеческой вдовы. В стремлении загладить вину за то, что подумала о нас плохо, госпожа Броальт даже предложила Лорику горячую ванну, каковое предложение было с благодарностью принято. Пока Лорка плескалась, я приватизировал полведра нагретой хозяйкой воды и по-быстрому обтерся двумя полотенцами – сначала мокрым, потом сухим – после чего, дожидаясь, пока невеста (да! невеста!) закончит водные процедуры, размышлял над текущим раскладом.

Корната, как оказалось, я в этот раз на ярмарке не увижу. Он повредил ногу и решил послать вместо себя сына, заодно дав Фиарну возможность самостоятельно, ну, конечно, под присмотром матери, попрактиковаться в нелегком деле купли-продажи. Для меня это означало, что договориться с главой семьи Триамов насчет породнения сегодня не выйдет, а значит, придется выполнять стандартную процедуру с засылкой сватов. То есть для начала уговорить Киннеса и еще кого-то из офицеров испросить кратковременный отпуск. Трех суток мне на это в обрез, но хватит, борзописцы мои будут в Коммихафке как раз дней через пять-шесть, так что получить отпуск вполне возможно.

Следующий вопрос относился к обстоятельствам, при которых мы с Лоркой сегодня встретились. Сказанные ею год назад слова о том, что она собирается стать сельской учительницей, оказались не пустыми – она как раз шла из уездной учительской семинарии, где и выяснила все, что касалось зачисления на обучение и его оплаты. На мой взгляд, вопрос теперь снимался. Нет, конечно, жалованье не менее двадцати четырех лассов ежемесячно (а то и более, если на это раскошелится волостной сход), жилье и место под огород за счет волостной управы – это по местным крестьянским меркам очень даже хорошо, но именно что по крестьянским, а не по меркам жены аж целого считай что майора, а там, глядишь, и куда побольше, чем майора. Пусть лучше в столице выучится и учительствует потом там же. Хотя... А, пускай сама решает! В конце-то концов, будет чем заняться, пока муж на войне. Я еще успел поймать себя на мысли, насколько же мне приятно говорить, пусть и мысленно, слова 'муж' и 'жена' применительно к нам с Лориком, как моя невеста, посвежевшая и вся такая довольная-довольная, зашла в гостиную, где я и коротал время в ее ожидании.

Причиной излучаемого Лориком сияния были не только наши недавние занятия и разговоры, но и то, что после ванны она облачилась в пошитый Алинкой костюм, традиционный для баарок, но выполненный на куда более высоком художественном уровне, из более дорогих и качественных материалов, да и на яркие цвета госпожа Демитт тоже не поскупилась. Одежка получилась никак не для каждодневной носки, чисто праздничная, но уж получилась так получилась! А еще Алина не ошиблась с размерами – мастерство, как говорится, не пропьешь.

Озадачив напоследок хозяйку передать кучу распоряжений для денщика, когда он вернется после исполнения распоряжений предыдущих, я со светящейся от неожиданно привалившего счастья Лоркой вышел на улицу...

– Феотр?!

– Таани!

– Фиарн!

Очередная встреча – и очередная радость, которой мы с Лоркой Таани и Фиарну тут же и добавили, объявив о нашей помолвке. Из-за этого известия разговор получился немножко рваным – мы постоянно сбивались с одной темы на другую, говоря то о моих новостях, то о Николае да Сереге с Алинкой, то о событиях, происходивших за этот год на хуторе Триамов, то о предстоящей свадьбе, то о лоркином наряде. Ясное дело, не обошлось без приветов от всех наших, на этот раз приветов не выдуманных, а вполне настоящих. А поскольку своим товарищам я сообщил об отъезде в Коммихафк заблаговременно, то вместе с приветами привез и подарки не одной лишь Лорке. Тане досталось нечто аналогичное лоркиным обновкам, только выполненное в иной цветовой гамме, и она тут же полезла в фургон переодеваться. Фиарну перепал продукт совместного творчества супругов Демидовых – разгрузочный жилет наподобие нашего армейского, а для Каськи он получил третий вариант того же, чему так обрадовались его мать и сестра. Кстати, когда Таня вылезла из фургона покрасоваться в новом наряде, стало ясно, что и ее размеры Алинка отлично запомнила, а потому причин сомневаться в том, что обновка подойдет и Каське, уже не осталось. Передал и подарки от Николая – портновские ножницы и швейные иголки для женщин, складные ножи-мультитулы для мужчин. Свои подарки я собирался покупать в Коммихафке, но просто не успел из-за столь быстрого развития событий, поэтому решил вопрос без особых изысков, прямо на ярмарке купив Фиарну превосходной выделки сапоги, Лорке, Тане и Каське – туфли к новым нарядам, Корнату – винтовку, украшенную серебряной инкрустацией, а младшим – несколько милых мягких игрушек. Впрочем, подарки Корнату, Тирюшке и Корнату-младшему я собирался вручить лично при скорой встрече.

К сожалению, мне надо было явиться в штаб, поэтому с Триамами пришлось пока что попрощаться. Лорка осталась с родными, поселить ее у себя я, сами понимаете, не мог, поскольку девать денщика мне в таком случае было бы попросту некуда. Ну да ничего, придет еще наше время. В штаб я направлялся для получения персонального транспорта, а именно коня. Конем официально именовалась рыжая кобыла по кличке Птичка, что выглядело несколько странноватым, но что поделать, если в армии числятся именно кони? Уроки жандармского вахмистра, что я брал в столице, оказались как нельзя кстати, и на квартиру я вернулся уже верхом.

– Господа офицеры! – обратился я к своим соседям, едва мы уселись за стол. – Прошу вас выступить моими порученцами в чрезвычайно важном для меня деле!

– Но, господин инспектор, в войсках объявлено походное положение, следовательно, дуэли запрещены! – лейтенант Лоди почитывал 'Коммерческий вестник' и потому был в курсе моего недавнего приключения.

– Речь вовсе не о дуэли, – поспешил я успокоить его, а заодно и Киннеса с Линнгройсом, как-то уж очень заметно вдруг закаменевших лицами. – До выступления в поход я собираюсь жениться и просил бы вас стать моими сватами.

– Ого! – добродушно усмехнулся Киннес. – Быстро же вы! И к кому из городских красавиц вы нас отправите?

– А при чем тут городские красавицы? – деланно удивился я. – Вы же, ротмистр, прекрасно знаете, куда будет лежать ваш путь!

Киннес завис буквально на секунду и сразу же все понял.

– Дочь имперского лесничего Триама, насколько я понимаю? Поздравляю, господин инспектор, прекрасный выбор! – Господа, – обратился он к капитану и лейтенанту, – помните, я рассказывал вам о бое господина инспектора с мерасками? Так вот, господин инспектор в тот раз освобождал захваченную ими девушку, к отцу которой сейчас и просит нас отправиться. Я предложение господина инспектора принимаю и прошу вас ко мне в этом присоединиться!

Господа офицеры дружно выразили свое согласие, лейтенант Лоди даже неуклюже польстил мне, сравнив мою историю со старинными легендами и рыцарскими романами. А когда я рассказал, что одного мераска застрелила тогда и сама Лорка, еще одного порвала ее ручная рысь, да и до этого девушка вместе с семьей отражала штурм их хутора мерасками, прониклись к моей невесте изрядным уважением, пусть пока и заочным.

Ясное дело, ни мне, ни моим товарищам никто не говорил о сроках выступления в поход, но я-то тут не просто так! Сопоставив сроки обещанного прибытия моих подчиненных, время, необходимое для налаживания их работы, доходившие до меня обрывки информации о развертывании войск, я сделал вывод, что в степь мы выйдем где-то в течение декады после окончания ярмарки. В чем смысл начала боевых действий в конце осени и ближе к зиме, я, честно сказать, не сильно понимал, но начальству, как известно, виднее. В любом случае это означало, что время на устройство личной жизни у меня было, и потому наутро мы все вчетвером подали рапорта с просьбой о четырех сутках отпуска начиная с первого по завершении ярмарки дня. Ну, а поскольку испрошенные отпуска мы получили, то мои прогнозы можно было с уверенностью считать реалистичными.

...Те дни, что в Коммихафке продолжала шуметь осенняя ярмарка, я разрывался между исполнением пока еще не особо обременительных служебных обязанностей и визитами на ярмарочную стоянку лесничеств. Пару раз удавалось уединиться с Лоркой прямо в фургоне, да разок мы смогли воспользоваться гостеприимством моей хозяйки и отсутствием других квартирантов. Лорика вся эта предсвадебная атмосфера захватила полностью, девочка цвела и пахла, распространяя вокруг себя магические флюиды счастья. Да, еще придет настоящее осознание бездетности, даже не знаю, как мы с этим справимся, но сейчас... Сейчас мы с ней просто упивались счастьем, которого у нас раньше никогда не было. Мы словно запасали его впрок, наполняя этим восхитительным ощущением глубины наших душ и закрома памяти, чтобы когда-нибудь потом в тяжелые минуты воспользоваться нашими запасами или хотя бы воспоминаниями о нынешних днях – днях, когда мы могли такие запасы делать. Да только ради этого нам обоим стоило встретиться – что год с лишним назад, что сейчас!

Потихоньку стали прибывать мои борзописцы. Строго говоря, тех, кто заслуживал такого определения, то есть репортеров, всего-то пять человек и было. Остальные – фотографы, художники (техника фотографии пока еще оставляла желать много лучшего), работники походной типографии (свои войска оставлять без идейной накачки тоже не стоит) да телеграфисты. Чтобы я в своем чиновничьем ранге мог быть их непосредственным и полноправным начальником, все они были либо тоже военными чиновниками (в младших, понятно, чинах), либо нестроевыми. Назначив себе заместителя – хорошо знакомого по совместной работе в 'Коммерческом вестнике' Виннера, теперь уже военно-полевого ассистента – я спихнул на него прием и размещение новоприбывающих, и вплотную занялся подготовкой к историческому для меня событию.

Рассчитать время отъезда я попросил Киннеса, опытного кавалериста. К делу ротмистр подошел основательно. Внимательно осмотрев наших с капитаном Линнгройсом и лейтенантом Лоди коней, а также ознакомившись с посадкой в седле и манерой езды каждого из нас, а также заехав на ярмарку, чтобы лично оценить лошадей и фургон Триамов, он минут пять что-то считал в уме, а затем выдал свое авторитетное мнение. По его словам получалось, что Триамам вполне можно ехать обычным для них порядком, то есть покинуть город с раннего утра и не очень поздним вечером оказаться дома, а вот нам, чтобы прибыть на лесной хутор в начале следующего дня, следовало выдвинуться еще затемно. Скорость передвижения, по расчетам ротмистра, у нас должна была быть примерно в полтора раза выше, но надо же дать хозяевам время приготовиться к встрече таких гостей!