Текст книги "Княжич Юра V (СИ)"

Автор книги: Михаил Француз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

– А неофициально?

– А неофициально: Борис с тобой связываться не хочет. Ему своих людей жалко: Богатыри – слишком ценный и трудновосполнимый ресурс, чтобы ими разбрасываться. Вот он от Совета и отбрехался, мол: нужна его голова – идите и заберите сами, он не в России!

– А Шах? Персидский Шах? Он-то, разве за меня не будет нести ответственность? – изумился я.

– Шахиншах, неуч-ты! – пожурила меня Катерина.

– Шахиншах, – покладисто поправился я.

– Это же Персия! – развела и «всплеснула» руками она. – Шахиншах, «скрепя сердце», прикроет глаза на такое вопиющее беззаконие… за «благодарность малую» со стороны Совета. Им всегда найдётся пара-тройка тем для обсуждения, где Совет мог бы пойти на некоторые уступки для проектов Персии.

– А отец? – нахмурился я.

– Ему никто не запрещает пытаться тебя здесь защитить. Любая охрана, любые средства. Хоть сам лично возле тебя двадцать четыре на семь может дежурить, – пожала плечами она. – Но не в России.

– Вот же ж! – поморщился я. Правда, скорее, досадно, чем возмущённо. С другой стороны: а действительно – что изменилось-то? Ничего: моя жизнь снова в моих собственных руках и только в них. Единственное: понять бы, кто этот «доброжелатель», который опубликовал видео? И чего хотел этим добиться?

* * *

Глава 20

* * *

Выходить из трейлера не хотелось. После ухода Катерины в нём было так тихо, спокойно и уютно… Тогда, как казалось, на улице, стоит туда только шагнуть, поджидают проблемы, суета, люди, проблемы, напряжные разговоры с напряжёнными людьми, ещё раз проблемы… в общем, ничего хорошего и… проблемы. Да, я повторяюсь, но именно это слово крутилось у меня в мыслях по кругу, словно старая заезженная пластинка под иглой патефона.

Вот и Алик меня поддерживал в этом.

Кто такой Алик? Алик – это…

А помните тот горшок с непонятным существом, созданным мной на концерте в Берлине, который я сунул пареньку из стафа, после окончания песни вместе с ментальной установкой мне его передать позднее?

Вот – видимо, установка сработала. Не потерялся этот горшочек. Мне его Ректор лично в руки впихнул перед тем, как впихнуть меня самого в самолёт. Даже не знаю, как именно горшочек попал к нему, какой длины путь ему пришлось для этого пройти, сколько рук поменять, но вот – не потерялся.

В самом самолёте времени много, лететь скучно, а заняться особенно нечем. Вот я и сосредоточил своё внимание на том маленьком ущербном организме, созданном затуманенным эйфорией и эндорфинами разумом в порыве вдохновения и на волне эмоционального перевозбуждения.

Что я обнаружил? Что организм этот уже на грани смерти от истощения – земля, в качестве питательной среды, для него совершенно не подходила. Всё-таки растение и животное имеют совершенно разные структуры и сложение. А я, там на сцене, лишь внешнюю форму цветка придал своему творению, притом, что внутреннее содержание оставалось строением животного. Притом, было ближе всего вообще к человеческому. Ну нет и не может быть у растений сердца, лёгких, печени, почек, кровотока и прочего, что животных от растений как раз и отличает. Нет, и не может быть. Не приспособлено это всё для получения питательных веществ из земли и воздуха. Даже, так называемые «хищные» растения устроены иначе. Они, всё равно, растения, а не животные. Нет у них ни сердца, ни лёгких. Не нужно это для растительного существования – лишнее.

Притом, что того, что для него требовалось, тех механизмов, вроде хлорофилла и фотосинтетических систем, как раз не было. Отсутствовали они напрочь. И удивительно именно то, что созданное мной «это» вообще сумело хоть как-то протянуть эти сутки на собственном запасе прочности.

У растений животных органов и систем нет. А у моего творения есть. И, как это переделать так, чтобы оно растением смогло стать, я лично не представлял – слишком сложно, слишком много дополнительных знаний требует, которых у меня нет.

А вот доделать то, что уже начал – почему бы и нет? Раз уж оно, всё равно, всё ещё живое.

Логичнее всего было бы доделать именно «человека», гуманоидное существо, так как за основу создания тех органов и систем в его теле, я взял… свои. У него даже кровь одной со мной группы и прочих параметров получилась по одной простейшей причине: я уже умел её делать, и делал, в основном, именно её. На других-то людях не тренировался. Ну, за исключением того пилота – но это, именно, что исключение, на общее правило мало влияющее.

Однако, я не рискнул. Не готов был морально к акту ТАКОГО творения. Слишком сложная «машинка» – человек. Сто пудов, где-то что-то и как-то не доделаю. Или доделаю не так. Получится «брак». Уродливый, нефункциональный и некрасивый. Ещё и помрёт в процессе, или не помрёт, а будет очень мучиться. А это ответственность. Лишний «камень» на «телегу» моей, и так, не самой чистой души. К чему расстраиваться? И это, ещё не говоря об этической стороне вопроса… а также о юридической, что тоже совсем не маловажно.

Так что, рисковать не стал. Лепить человека или даже что-то человекообразное не решился. С другой стороны, а что делать ещё – тоже не знал. Так что, подумав, решил не заморачиваться и «лепить» то, что будет получаться, не сильно задумываясь над результатом – сосредоточиться на процессе.

Сходил в туалет самолёта, залил водой горшок. Вернулся и принялся за работу.

Первым делом, растворил всю тут землю, что в этом горшке имелась в той воде, которую налил. Можно было бы, конечно, её просто выбросить в том же туалете в урну, но я подумал, что она может мне потребоваться, как источник материалов, веществ и микроэлементов, так что не выбросил, а растворил.

Воды, правда, потребовалось больше, чем первоначально вмещал, да и теоретически мог вместить горшок, но это уже малозначащие мелочи – сконденсировал и добавил ещё. Проблема что ли? Ну, не вмещается – и что? Держать объём воды в определённом положении я могу сейчас с минимальными усилиями практически неограниченное время. Это не требует от меня напряжения, да, пожалуй, что и внимание «кушает» почти нисколько.

Спутница моя – Мари, дрыхла в кресле с противоположной стороны салона возле иллюминатора – самолётик-то частный, комфортабельный, просторный. Нет никакой необходимости ютиться и тесниться в рядах кресел, понатыканных впритирку друг к другу. Нас вообще в нём только двое и было. Двое на целый частный самолёт. Вот Борятинская и расположилась с удобством, добирая не полученные из-за меня часы здорового утреннего сна. Так что, не мешала и вниманием своим не отвлекала – можно было творить спокойно.

Вот я и творил. Сперва подпитал то, что уже было в этом организме рабочего (а было уже не всё), питательными веществами – можно сказать, «накормил внутривенно». Потом растворил и удалил то, что уже не функционировало. После чего принялся за полную и тотальную проверку работы всего, что осталось: всех систем и органов, за их достройку и оптимизацию взаимодействия друг с другом. И это автоматически потащило за собой начало формирования каких-то мышечных волокон, призванных удерживать и фиксировать эти органы и системы, которые, до того, почти свободно «плавали» в той полужидкой среде, которая была внутри цветочка.

А вслед за мышцами логично потребовались и кости.

Так как перед глазами у меня не было, да и не могло быть примеров иных опорных систем, кроме человеческих – самолёт же! Где я на десяти тысячах метров над землёй птичку, кошечку или собачку, да даже рыбку возьму, если сразу, заранее не загрузил их сюда ещё в аэропорту? Так что, формировал я… «по образу и подобию» блин! А как иначе-то?

Один позвоночный столб, такой же полый и сегментный, как у человека, внутрь которого можно спрятать большую часть крупных нервных треков от органов к мозгу. Рёберный каркас для удержания и защиты формы от схлопывания и повреждения расположенных внутри органов. Мощный широкий таз для той же цели и защиты основной системы выведения отходов из организма. Четыре конечности, крепящихся к основному костяку суставными сумками, аналогичными человеческим. Соединительная ткань, плёнки, сухожилия… Крупный череп, в который можно поместить весьма габаритный, относительно размеров всего остального тела и других присутствовавших в нём органов мозг.

Подозреваю, что в процессе создания и проектирования этого существа, допускал просто огромное количество неточностей и откровенных ошибок, сильно ухудшавших результат и снижавших возможную эффективность жизнедеятельности создаваемого организма. Но – мне не экзамен сдавать. И тут вопрос не в «гордости Творца» или уподоблении себя Богую Нет. Тут вопрос другой: намного проще и банальнее – если не делать ничего, то это существо умрёт. Час, два, три… максимум – полсуток ещё, и всё. А, если сделать хоть что-то, пусть и с мириадами ошибок, то у него появляется хотя бы шанс на продолжение жизни. Маленький, но шанс.

Кости, мышцы, конечности, нервная система, лимфатическая система, пищеварительная система, кровеносная система, питающая всё это, зрительная система… Организм усложнялся и усложнялся. Он делал это стремительно: от простого набора отдельных органов, кое-как соединённых между собой сосудами, свободно плавающих внутри ограниченной прозрачным веществом области, имеющей форму плетистого цветка, к самостоятельному живому организму, способному питаться, ориентироваться и двигаться…

Поток. Только так я могу охарактеризовать своё моральное, ментальное и эмоциональное состояние в процессе этого акта творчества (не буду замахиваться на творение – я не настолько заносчив и подвержен гордыне). И это было… захватывающе. Чуть ли не более захватывающе, чем петь перед зрителями.

А существо передо мной, заключённое в висящем в воздухе водном коконе, постепенно всё больше обретало человекоподобные черты. Подобные, но не человеческие. В какой-то момент, в процессе работы, я, наконец-то определился, что это теперь будет. Точнее, кто, ведь речь идёт о живом существе, так что местоимение «кто» больше подходит в данном случае.

Я решил, что это будет обезьянка. Маленькая, покрытая волосами. Не шерстью, а именно волосами, так как образцов строения и структуры шерсти у меня под рукой не было. А волосы были. Так что, я просто «размножил» их с одной лишь головы на всё тело существа. Да и вообще, занялся уже непосредственно его внешним видом, постаравшись привести последний к максимальному соответствию с оригинальным мелким приматом, фотографию которого смог скачать из Всесети, используя доступ самолёта к ней.

Сформировал хвост, слегка удлинил верхние конечности, немного укоротил задние. Распределил волосы по телу не равномерно, а так как было показано на фотографиях… Подпись под которыми гласила: «Карликовые игрунки».

Да-да: карликовые, так как на хоть сколько-то полноразмерную обезьяну у меня банально не хватало «строительных материалов». Итак уже пришлось пустить в дело, помимо той земли, и материал самого горшка, и какую-то часть материала стола, обшивки кресла, металлических конструкций и, даже немного материала обшивки самого самолёта…

В итоге, получившееся существо внешне было очень похоже на вышеназванную обезьянку. С одним существенным нюансом: глаза у неё были человеческие. То есть, с белком и радужкой, цвет которой был точно таким же, как и у меня.

Нет, я мог бы поиграться и попытаться сделать его другим, но, в данном случае, откровенно поленился вникать и изобретать, просто скопировав свой зрительный аппарат, а потом масштабировав его под габариты существа.

Оно было похоже на обезьянку внешне. И могло ходить. Могло двигаться, вращать шеей, тянуться и изгибаться. И даже зачатки какой-то мыслительной деятельности проявляло – ластилось ко мне…

Я решил, что это будет он. И назвал его Алик. Сокращением от «Аленький цветочек». После чего заморочился и соорудил ему некое подобие половой системы, частично скопировав его со своего. Но только частично, ведь эта система – одна из самых сложных в организме. Не сложнее мозга, конечно, но всё же.

А ещё Алик мог кушать. Не говоря уж о том, что он дышал, его сердечко билось, а сам он был живым. И это последнее обстоятельство потрясало.

Правда, не меньше потрясала и даже потряхивала мысль о том, что, если верить Библии мира писателя, Предводитель падших ангелов, проигравших битву за небеса, имени которого я не хочу называть лишний раз, в гордыне своей стремясь уподобиться Богу, тоже попытался провести Акт Творения. Он пытался создать человека по образу своему и подобию, как и Бог до него, но получил… обезьяну.

Мысль была настолько мощной, жуткой и многогранной, что от неё реально всё холодело внутри. Ведь такое сравнение, такая аналогия… совсем мне не нравилась.

Утешало только одно: я ж не пытался кому-то там уподобиться, я спасал жизнь… Просто, спасал жизнь.

В общем, после того как я закончил, меня накрыл настоящий отходняк. Физический, ментальный и эмоциональный. Я был опустошён, подавлен, угнетён и досадовал на самого себя. На то, что опять, в который уже раз, совершил какую-то глупость. Которая, в перспективе, может вылезти мне боком, особенно учитывая здешний запрет на Химерологию и организованное уничтожение всех её адептов.

Сомневаюсь, что мне как-то удастся скрыть факт того, что Алик является искусственным живым существом, гомункулом. Как и само его существование.

Был, конечно, совершенно логичный выход из ситуации, прямо напрашивавшийся, простой и лёгкий. Надо было просто убить Алика. Убить и растворить, уничтожив все следы его существования. И это действие не стоило бы мне никакого труда. Лёгкое мысленное усилие, и его не будет даже раньше, чем заворочавшаяся на своём кресле Мари откроет глаза…

Но, как убить? Как убить того, кого только-что сотворил? Насколько же это будет жестоко и бесчеловечно… или, наоборот, человечно. Полностью в человеческой природе. Сколько уже человеческие учёные своих творений, созданных, ради науки, поубивали? Так, чем я хуже них?..

Но, не смог. Не убил. А от проснувшейся Мари спрятал под рубашкой, благо много места крохотный Алик не занимал.

И позже, в аэропорту Петрограда, а потом и в дирижабле, скрывал своего маленького гомункула ото всех. Не выпускал его из своей каюты.

А здесь – из трейлера.

Алику хватало мозгов самому не выбираться, не сбегать и на глаза, кому не надо, не показываться. А может быть, не мозгов, а послушания? Ведь Дар Менталиста у меня никуда не делся. А влиять на это вот, мной же созданное существо, было гораздо легче, чем даже на обычного, не обладающего Даром человека.

Но, при этом, я старался не жёсткие установки ему вколачивать, а, как бы… без слов общаться. Не подавлять его волю, а убеждать…

Правда, я так, до сих пор, и не понял: разумен ли Алик в человеческом понимании? Какие-то эмоции у него явно были – я это чувствовал. Чувствовал, как он мне радовался, когда я возвращался в комнату, как грустил, когда уходил. Какие-то осмысленные действия он совершал: например, сам подходил к принесённому и положенному на стол фрукту, обнюхивал его и принимался есть, не путая его с самим столом или другими несъедобными предметами. Перемещался по комнате самостоятельно, пусть и не очень ловко. Но вот разумен ли? Да и, что вообще считать разумностью?

Я почесал пальцем по груди и животу усевшегося на меня после ухода Катерины Алика. Вздохнул и всё-таки заставил себя встать из кровати. Хочешь не хочешь, а одеваться и выходить из трейлера надо. Ждут меня снаружи неприятности или не ждут – всю жизнь под одеялом не пропрячешься. В крайнем случае, кому надо, и под одеялом достанут. Не самое надёжное это укрытие.

Да и Алику принести чего-нибудь свеженького покушать тоже надо. Ведь та тарелка с фруктами, что стояла на столе тогда, когда я вечером засыпал, сейчас уже была пуста. Не осталось даже зёрнышек и крошек – всё подъел, всё подчистил!

Кстати! Ещё один аргумент за его разумность: где ни попадя он не гадит. Один раз я показал ему, как унитазом пользоваться, или, в крайнем случае, раковиной, и он теперь делает это сам каждый раз. Но, опять же – аргумент спорный. Ведь это может быть работой установленной мной ему ментальной программы. Мне, после той встречи с Мавериком на площади, становится всё сложнее понимать и различать в общении с не обладающими Даром людьми: убеждение моё, мой статус и понятные объяснения на них влияют или мой Дар. Раньше, до известия о том, что я Менталист, я об этом просто не задумывался. А теперь вот… не знаю, что и думать. Про ту же Алину. Почему она мне помогает? По собственной ли воле?..

Эх! Ладно. Будешь думать о таких вещах слишком много – с ума сойдёшь или в петлю полезешь. Так что, просто буду жить. Как могу и, как умею. А там, как получится.

«Делай, что должно, и будь, что будет»!

* * *

Глава 21

* * *

Предчувствие и ожидание чего-то плохого почти никогда не обманывает. Впрочем, чего-то хорошего – тоже, но заставить себя искренне верить в надвигающийся позитив гораздо сложнее, чем в неприятности.

Кстати, некоторые изотерические школы утверждают, что ожидания, на самом деле, не предвидят, а формируют реальность. И, если ты ждёшь неприятностей, они просто никак не могут не прийти – их же так ждут!

Вот и меня моё ожидание не подвело. Когда я, проделав все положенные утренние процедуры и одевшись в форму Лицея, не забыв нацепить на китель новоприобретённый значок, указывавший на Ранг, вышел из своего трейлера, словно специально к этому моменту подгадывали, вдали, на дороге показались чёрные машины. Довольно большая кавалькада чёрных машин.

На какой дороге? Мы же в горах? Ну, с этим всё достаточно просто: ширина непосредственно канала – сто метров. Ширина пробиваемого тоннеля – сто пятьдесят. И в эти пятьдесят метров разницы входят автомобильная и железнодорожная линии, разнесённые по разным сторонам от будущей водной артерии. Инженеры – люди практичные: ведь, если пробивать и прокладывать нечто настолько грандиозное, то зачем ограничиваться одной только водой? Наземная транспортная инфраструктура же напрашивается сама сбой. Так что, дорога здесь действительно была. И трейлеры наши не на дне десятиметровой ямы-канала стояли, а на этой трассе. А так как тоннель прямой, что твоя стрела, то видно в нём о-о-очень далеко.

Вот я эту кавалькаду и углядел. И, почему-то, даже малейших сомнений, что едут именно по мою душу, у меня не было. Ни в душе, ни в разуме. А, когда душа с разумом в своих ожиданиях едины – мир просто не имеет права их не выполнить.

Что ж, мне оставалось только вздохнуть и дождаться их приезда. Ведь, так-то, я ещё в трейлере своём успел морально подготовиться к разного рода непозитивным сюрпризам. К разным, но не к такому.

У меня хорошее зрение. Просто хорошее само по себе. А уж при наличии возможностей, даруемых Водой, его можно назвать запредельно хорошим. Ведь, можно сформировать прямо в воздухе перед своими глазами настоящую подзорную трубу с системой водяных линз в ней. С возможностью укрупнения вплоть до размеров стационарного абсерваторного телескопа. Муху можно с двадцати километров разглядеть…

Это один способ – теоретический, сложный. А был ещё и другой, которым я воспользовался: просто сформировал каплю воды в непосредственной близости от едущих машин и перенёс в неё своё внимание с возможностью зрительного восприятия. Это и быстрее, и не так сильно привлекает чужие взгляды, не вызывает общественного недоумения с непониманием и опаской.

А то, что каплю формирую не в непосредственной близости от себя, а где-то за пятнадцать километров, возле самого горизонта… так, разве я когда-то вообще упоминал хоть какие-то ограничения для своего Дара по расстоянию? Способен внимание сосредоточить на точке пространства – значит способен и воду в ней почувствовать. А способен почувствовать – способен и управлять ей.

В общем, Гербы на номерах рассмотреть я сумел задолго до того, как эти машины подъехали к нам. Гербы были местные, Персидские. Медианской Сатрапии. На номерах. А вот на флажках, на ветру трепещущих, на капотах установленных, красовались Гербы Российской Империи, Долгоруких и Борятинских. То есть, на каждой машине по паре флажков, один из которых обязательно Имперский, а вот вторые могли различаться.

Всего машин было восемь. Тяжёлые (явно бронированные), чёрные, тонированные в хлам. Представительские седаны и «джипы» охраны.

Но сюрприз был не в этом. Сама по себе кавалькада особого недоумения не вызывала. Ведь, если подумать (а время на это у меня имелось), то всё будет достаточно логично. Почему Гербы на номерах и флажках разные? Элементарно: чем машины через море тащить, проще взять их уже на месте. Попросить у того же Сатрапа Медии. Если визит официальный и с властями согласован – то без проблем предоставит. Свои флажки сверху лепишь и езжай. Всё равно ведь, на обратном пути вернёшь. А не вернёшь (разобьёшь, сожжёшь, взорвёшь, утопишь, потеряешь), так купишь. Между сильными Аристократическими Родами с этим всё просто.

Почему именно Борятинские и Долгорукие? Так отцы нас поздравить с моим небывалым достижением едут. Повод вполне достоен такого визита. Почему именно на машинах, а не как мы – на дирижаблях? Так – скорость. Мы-то, группа студентов, заступающая на «вахту» минимум на три месяца, никуда не торопились. Да ещё и вещей своих везли с собой чуть не полконтейнера… сразу. И ещё пару контейнеров потом ещё довозили. Княжьи детки привыкли к комфорту, и ни в чём себе отказывать не собирались. Привычный уровень комфорта предпочитали сохранять и в таких «полевых» условиях.

А вот так: чисто, приехать, поздравить и уехать – меньше суток можно потратить. Самолётом до Тегерана, там пересесть машины и, по прямому, как стрела, тоннелю гнать до самого места нашей дислокации.

Сюрприз случился, когда кавалькада до нас, таки, доехала. Когда машины остановились, и из них начали выходить пассажиры.

И из машины с флажками Долгоруких выбрались Алина с Матвеем. Вот это – был настоящий сюрприз! Очень угнетающий и заставляющий мрачнеть и злиться сюрприз. Притом, что отца ни в одной из оставшихся машин не оказалось. Он не приехал. Зато приехал Фёдор Юванович – отец Мари.

– Юра, – с нажимом произнесла Катерина, каким-то образом оказавшаяся рядом в этот момент.

Я услышал её. Ничего не ответил, но с усилием заставил себя медленно выдохнуть. Даже прикрыл глаза, чтобы успокоиться. Чтобы люди вокруг перестали нервно ёжиться, оглядываться и подгибать колени – нельзя забывать о том, что я не просто Одарённый, а Менталист. И мои эмоции касаются не только меня. В прямом смысле слова «касаются».

В общем, к тому моменту, как гости, наконец, подошли, я уже достаточно радостно и почти искренне улыбался им. И сделал шаг навстречу, разведя в стороны руки.

– Матвей, Алина! Рад вас видеть, как добрались? – вот только взгляд мой остекленел, а улыбка стала кривой и натянутой, как только я увидел значок на груди брата. Значок Ратника Земли.

Честно говоря, в тот момент мне хотелось убивать. Однако, я ещё в достаточной степени владел собой, чтобы не дать этой эмоции прорваться наружу, как минуту назад. Испортить приветствие, огорчить брата и воздействовать на людей.

Я заставил себя перестать кривить губы и снова улыбаться приветливо. Удивляться и радоваться действительно удивительному и радостному достижению своего младшенького Гения. И хвалить его не забывал. И искренне обнять, похлопав рукой по спине, поздравляя с успешной сдачей экзамена. И слегка смущённо принять его поздравления в сдаче экзамена мной.

Подошёл, выбравшийся последним из машины Фёдор Борятинский. Молча пожал мне руку. И… отвёл взгляд. Не стал, не смог смотреть мне в глаза. Буркнул «Поздравляю» и ушёл искать дочь, благо она и сама не пряталась, а уже во всю спешила к месту.

Алина… у неё тоже был значок. Знак Юнака. Правда, я не сразу сумел сообразить, какого именно направления. Ведь рядом с одной красной точкой не красовались привычные руны.

– Кинетик, – увидев моё затруднение, с улыбкой, в которой пряталось скрываемое довольство, сама ответила на невысказанный вопрос Алина. – Несистемный Дар. Юнак Кинетик.

– О как… – искренне удивился и восхитился я. Ведь из того разговора, что происходил в одной из «петель», я помнил, насколько редки Несистемные Одарённые. И то, что каждый из них был ценен и уникален.

– Я могу воздействовать на предметы на расстоянии. Напрямую. Без Стихий. Всё равно на какие предметы, – пояснила она.

– Кру-у-уть, – даже с некоторой ноткой зависти в голосе протянул я, прикидывая, насколько же безграничные перспективы это перед ней открывает… на высших Ступенях овладения Даром. Хотя, если подумать, то она и сейчас в поединке может быть крайне опасна. Ведь, что может быть опаснее небольшого точечного воздействия? Только «дубина», лупящая по площади. Но это уже не уровень Юнака. Даже Одарённые сильнейших Стихий на этом уровне ещё «массой» не шарашат.

Алина не стала отвечать что-то вроде: «А то!», но я прекрасно чувствовал, что она горда собой, и ей моя похвала приятна. Иногда, Менталистом быть удобно.

Постепенно, за разговорами о том о сём, о чем говорят давно не видевшиеся люди, мы сместились к трейлеру, возле которого было обустроено настоящее уличное кафе. Я ведь уже говорил, что Аристократы не привыкли себе в чём-то отказывать или снижать уровень привычного комфорта? Так вот: и кафе, где можно совместно посидеть, перекусить, пропустить по коктейльчику тут тоже было. Вот туда мы и перешли. И именно туда к нам пришла Мари.

Пришла, остановилась возле нашего столика, но садиться не стала. Выглядела она… подавленной, виноватой и сердитой одновременно. Она остановилась и не начинала говорить довольно долго. Настолько, что пауза начинала становиться неприличной. Особенно, учитывая, что пока она тут стояла и молчала, наш разговор тоже прервался.

– Прощай, Юра, – решилась и произнесла, наконец, она. – Я уезжаю.

– «Прощай»? – осторожно уточнил я, хотя нутро уже болезненно полоснуло это слово и нехорошее предчувствие. Хотя? Какое ещё «предчувствие»? Банальная логика. И так ведь было совершенно прозрачно всё, когда прибыл Фёдор Борятинский лично, а отец не прибыл. Да и то, как Фёдор Юванович отвёл взгляд… Только дебил не понял бы и не прочитал ситуации. Дебилом я не был, но так не хотелось верить и признавать свои выводы. Так не хотелось…

– Наша помолвка… мы освобождены от неё, – всё ж не хватило ей духу произнести «расторгнута» или «разорвана». – Я уезжаю с отцом… домой.

– А Император? Завод? – не то, чтобы мне действительно были важны ответы на эти вопросы, ведь и так всё уже понятно, но задать их следовало. Ну, хотя бы для того, чтобы ответы просто прозвучали. Что бы появилась определённость.

– Император дал своё позволение. И Завод уже строится. Аннулирование помолвки не повлияет на проект, можешь не беспокоиться. Мы теперь свободны…

– Вот как, – тяжело вздохнул я. И ведь действительно тяжело. Очень тяжело мне было в этот момент. И больно: проклятое Юрино наследие. Он ведь, на самом деле, любил эту девочку. Я… я люблю жену. Но Юрий Петрович Долгорукий Витязь Огня и Воды, Княжич Долгорукий – это не только я, но и старый Юра. Нельзя этого не признать. – Мы отойдём? – обратился я к брату и Алине, поднимаясь с кресла. Вопрос ответа не требовал, но оба вежливо кивнули в знак согласия.

Я поднялся, и мы с Мари молча отошли в сторону метров на двадцать – при всей огромности тоннеля, особенно в нём не разгуляешься.

Остановившись и повернувшись друг к другу, мы посмотрели друг на друга. Вот только, Мари тут же опустила взгляд.

– Ты… уезжаешь? – произнёс я, разрывая гнетущую тишину.

– Да, – не поднимая взгляда, ответила она и кивнула.

– Отец забирает?

– Да, – кивнула она.

– Требует?

– Да, – и новый кивок.

– Он объяснил, почему? – задал я вопрос. Очень острый и неприятный вопрос, который, наверное, не надо было бы задавать. Скажем так, не честно было бы задавать. Не по-джентльменски.

Она не ответила, лишь прикусила губу и отвернула голову в сторону, не поднимая на меня взгляда.

– Значит, объяснил, – кивнул самому себе я. – А, если бы не это, если бы не опасность, уехала бы?

Она снова не ответила, только сильнее прикусила губу и ниже опустила голову.

– А ждать будешь? – совсем тихо спросил я.

Видимо, передавил, так как она вскинулась и вспыхнула, но встретившись со мной взглядом… не смогла ничего, из того, что уже заготовила, ответить. Только покраснела и вновь опустила взгляд, отвернув в сторону голову.

– Наша помолвка расторгнута, – выдала она, отделавшись этой фразой, прикрывшись ей от меня, словно щитом. Не ответила на прямой заданный вопрос. – Отец приехал за мной.

Повисла гнетущая тишина. Только лёгкий ветерок, который постоянно гулял в этой гигантской каменной трубе, слегка гудел в ушах, каждый раз, как колыхал её светлые локоны.

– Ты меня бросаешь. Опять… – не сдержался и произнёс я. Хотя, наверное, как «сильный и гордый мужчина», как «Альфа-самец», не должен был такого говорить. Хотя… логично – ведь настоящих Альфа-самцов и не бросают. Но мне было больно. Юре во мне было больно. Его сердце, а значит, и наше с ним общее сердце, просто истекало кровью от того, что происходило. Ведь, она, та, кого Юра любил, снова бросала его. И даже хуже, чем в прошлый раз, когда она бросала его, оставляя продолжать жить за пределами их Аристократического круга. Оставляла жить. Без неё, но жить. Сейчас же…

Сейчас она оставляла Юру умирать.

Она не могла, ей не откуда было знать, что я, по сути своей, бессмертен. Что, это не я здесь буду умирать, а все те, кто придут за мной. Пусть, кто-то не с первого раза, и даже не с десятого, но все.

Она не могла знать. Она и не знала. Поэтому именно оставляла, именно умирать. И, ладно бы, она сейчас сказала, что не может противиться решению отца, но будет меня ждать, предупредила бы, попросила бежать. Сказала бы, что не может мне помочь (а она действительно не может помочь), поэтому вынуждена уйти, что ей приходится это делать, да хоть руки бы коснулась. Взяла бы мою руку двумя своими… Да хоть что-нибудь бы сказала в этом ключе! Хоть что-нибудь!

Но нет. Она сказала другое.

– Ты сам виноват! – вспыхнула она, повернувшись ко мне всем телом и даже уперев мне в грудь указательный палец. – Ты сам говорил, что будешь требовать расторжения этой помолвки! Что отец и Император тебе не указ! Ты сам виноват!.. Ты! Сам виноват! Ты притащил эту свою патаскуху-простолюдинку! Ты сам везде её с собой таскал! Ты пел ей песни на всю страну и признавался в любви! Ты опозорил меня! Ты всё время меня позорил! Ты издевался надо мной в своих песнях! Особенно, в этом проклятом Берлине! Снова и снова! Ты…