Текст книги "Княжич Юра V (СИ)"

Автор книги: Михаил Француз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

– Да уж… долго же ты просыпаешься, – притворно вздохнула Катерина. Ей, судя по всему, доставляло это всё, точнее, моя реакция на это всё, видимое удовольствие. Хотя, могу её понять: мне бы тоже понравилось так раком мозги человеку ставить. Жаль, у меня такой возможности, скорее всего, никогда не будет. – Повторяю для недогоняющих: Ты. Теперь. Официально. Витязь двух Стихий. Воды и Огня.

– Я не тупой, повторять не надо, – поморщился я от её преувеличенно медленного изложения. – Я отлично расслышал с первого раза. Но, какое это ко мне отношение имеет? Как я мог стать Витязем? А экзамен?

– Твою выходку, как раз, за экзамен и зачли. Все формальные условия были соблюдены: личное физическое присутствие минимум трёх Одарённых Седьмой Ступени освоения Дара, экзаменационное действие выполнялось тобой одним, без предварительной подготовки, с одного захода, без пауз и перерывов, экзаменационное действие было признано каждым из Одарённых Седьмой Ступени соответствующим критериям Ранга, и с экзаменационного поля ты ушёл сам, на своих ногах, – пожала плечами она. – С формальной точки зрения придраться не к чему.

– Трое… А кто – трое? – не понял я. – Ну, ты – раз, а остальные двое?

– Я? – удивилась Катерина. – Я тут вообще ни причём. Первый – Координатор всего проекта Шашавар Бахтавар Бухари. Второй – Координатор проекта от Российской Империи Богатырь Илья Зубатый. Третий – Наблюдатель от Совета Бессмертный Ли Бингвэн. Все они собрались тут для встречи новой группы. Так что, выбрать момент удачнее ты бы и специально не смог, даже, если бы очень постарался.

– Но… что я там такого особенного показал-то? Ну, выпендрился, малешек, но Витязь⁈

– То есть, снос целой горы – обычное дело для Ратника? – приподняла одну бровь Катерина.

– На концерте в Берлине я ни такое показывал, и ничего, – пожал плечами я. – Могли же просто пожать плечами и разойтись. Зачем эти сложности с экзаменом-то? Или есть какое-то правило, по которому они обязаны любой чих рассматривать, как «экзаменационное действие»?

– Тут ты прав, – вздохнула Катерина. – Не обязаны. И в первый день ничего такого никто и не собирался оформлять. Вот только, в Петербурге какой-то неизвестный пока «доброжелатель» выложил в Сеть, и пустил в эфир телевиденья новый клип на твою немецкую песню. Да и некоторые кадры с концерта, не смотря на все старания Вильгельма, тоже утекли. Так что, нельзя уже было игнорировать и замалчивать – в дело политика вмешалась. Разъехавшихся Бухари и Ли догнали, опросили, их решение, как положено, оформили, Борис решение утвердил. Так что, ты теперь Витязь – привыкай, – улыбнулась Катерина. Вот только, улыбка мне её, почему-то, совсем не понравилась…

* * *

Глава 18

* * *

– Витязь, клип, кадры… – снова нахмурил свои брови. – Кать, я уже ничего не понимаю. Ты можешь толком рассказать, что такого произошло за то время, что я тут продрых? Из-за чего такой кипеш поднялся? Ведь что-то же должно было случиться? Не мой же выпендрёж со скалой и песней так повлиял? Не в жизнь не поверю.

– Случилось… – хмыкнула женщина. – Ты, просто, ещё тот клип не видел. Вот и не понимаешь.

– Клип, – видимо, начал, наконец, просыпаться я, так-как на краю сознания засвербели некоторые смутные подозрения. – А на какую, говоришь, песню?

– «Mein Herz Brennt», – подтвердила эти подозрения она, и сердце тут же тяжело бухнуло куда-то в район живота. Дальше можно было уже не уточнять, но Катерина добавила. – На кадры из той заброшки, куда тебя Куачтемокка утащил… или ты его.

– Камеры… – проворчал я и недовольно потёр переносицу, понимая, что то, чего я так опасался тогда, всё-таки произошло. Сигнал ушёл на сторону.

– Не только камеры. Там ещё и с воздуха кадры были. Очень хорошего качества. Замечательно виден весь ритуал был. Вплоть, до вырезания сердца… и последовавшего затем взрыва. Смерть Авкапхуру «в прямом эфире» – не каждый день такое на телевиденье попадает.

– Бля-я-я… – протянул я, осознавая значение и тяжесть взрыва этой информационной бомбы.

– Хороший клип получился. Яркий. Очень зрителям понравился. Гораздо больше, чем твой оригинальный. Уже за тридцать миллионов просмотров перевалил. В первый же день.

– И, что там ещё было?

– То, что нынче у молодёжи принято «хоррором» называть, – снова хмыкнула Катерина. – В основном, то, как ты развлекался в самом здании, зачищая людей американца. Весьма атмосферненько смотрится. Особенно, когда понимаешь, что это совсем не постановочные кадры, и люди умирают на самом деле, а страх на их лицах – настоящий страх. У тебя прямо талант в этом деле – такие сцены, такие чувства…

– Понятно, – ещё сильнее помрачнел я. – И, что теперь? Следствие, суд, каторга?

– С чего вдруг? – удивилась Катерина. – Скандал, конечно же, знатный вышел, но причём тут суд и каторга?

– Но я же больше сорока человек там… утилизировал.

– Бездари, – брезгливо поморщилась она. – Кто их считает?

– Но…

– А вот то, что ты в одиночку, на чужой территории расправился с Седьмой, Шестой и тремя Пятыми Ступенями, сам, будучи официально только Четвёртой – это уже серьёзный повод для дипломатических разборок. Даже более серьёзный, чем сам факт попытки твоего ритуального убийства на территории принявшей делегацию страны, которая обязана была обеспечить твою безопасность. Императоры с самого момента выхода этого клипа лаются. И ещё долго лаяться будут, ведь там ещё и Великий Магистр подключился: давят на то, что Империя специально скрывала твой настоящий Ранг, уже до того договорились, что Борис чуть ли не покушение на Кайзера с тобой в главной роли готовил… Вот Борька и суетится, спешит догнать твой официальный Ранг хотя бы до Витязя – «ошибку исправляет».

– Бред какой-то, – хмуро проговорил я. Прямые доказательства массового жестокого убийства пускают на телевиденье, виновника, вместо того чтобы судить, повышают в Ранге, а народ вместо возмущения просмотры и лайки под видюшкой считает… просто конченный сюр! Больное общество больного мира…

– Не «бред», а официальные политические позиции, – наставительно поправила Катерина. – Но, это их дела, – посерьёзнела она и взгляд её стал пристальным, испытующим. – Как далеко ты продвинулся в восстановлении тела? Когда ты этому научился? У кого?

– У тебя, – совершенно честно ответил я. Как оно там было: «Правду говорить легко и приятно». Нюансы же… оставим пока в стороне. – Ты показала направление, а я уже сам дальше как-то…

– И насколько далеко ты продвинулся? – продолжила безотрывно смотреть мне в глаза Катерина.

– Ну… в целом, то, что вчера… пару дней назад показал – это и есть мой нынешний предел.

– То есть, полное разрушение структуры тела, органов, костей и мозга… не плохо, – прикинула она. – А материалы, из которых восстанавливаешься?

– Материалы? – не понял я.

– Ты способен восстановиться только из того «бульона», в который было превращено тело, или из любой сторонней жидкости тоже? – уточнила Катерина. А я непроизвольно поёжился. – Если весь объём тела будет, к примеру, мгновенно сожжён, или электролизом разложен на составляющие газы – сможешь собрать себя из соседней лужи? Насколько долго ты способен удерживать сознание в воде, без материального носителя в виде мозга?

– Эм… – побледнел я, а глаза непроизвольно забегали в поисках двери из трейлера или иных путей для возможного отступления. – Не попадал ещё в такую ситуацию, где бы смог это проверить.

– Что ж, проверим, – снова стала её улыбка такой же неприятной, как ранее, после объявления о моём повышении до Витязя. Неприятной для меня – не сулящей ничего хорошего. Предвкушающей.

– Может, не надо? – осторожно спросил я.

– Надо, Юра, – ещё чуть ярче улыбнулась Катерина. – Надо. Преступно останавливаться на пути, к которому у тебя настоящий талант. Такой, который один на тысячу выпадает.

– У меня к песням талант, – предпринял я ещё одну слабую попытку откосить от предстоящего «удовольствия».

– Горлопанов, шутов и скоморохов много, – пренебрежительно поморщилась она. – А вот Мастеров Жизни – единицы… во всей истории. Ты просто не представляешь, НАСКОЛЬКО это большая редкость.

– Ты же говорила, что все Высокоранговые Водники так могут? – с невольной обидой воскликнул я.

– Никогда я такого не говорила, – продолжила довольно, словно сытая кошка, улыбаться она. – Я говорила, что с Высокоранговыми Водниками боятся связываться, так как никогда не знаешь и не можешь быть уверенным, что точно и окончательно убил его. Что он не вернётся.

– Разве это не то же самое?

– Нет, конечно, – ответила Катерина, принявшись накручивать локон своих длинных волос на палец. Не замечал раньше за ней такой привычки. – И, если ты составишь себе труд подумать, то и сам это поймёшь. Ведь достаточно засветиться с такими способностями всего ОДНОМУ Воднику, чтобы никогда больше не иметь уверенности ни в одном другом, что он не способен на что-то похожее. Так что, я тебе не солгала. Но и того, в чём ты меня упрекаешь, я тоже не говорила.

– Вот ты… – не выдержал я и произнёс это вслух. Ну, меня можно понять: я же не железный, а то количество боли и страха, которых мне пришлось натерпеться во время «обучения» от этой женщины, словами просто не передать.

– Ну, – чуть подалась она вперёд, а улыбка её приобрела некий ожидающе-хищный оттенок. – Договаривай.

– … неординарная женщина, – уже успев спохватиться и взять себя в руки, выдохнул я.

– Хм? Не соврал даже. Выкрутился.

– А кто, тогда, мог? – решил побыстрее перевести тему. Во что-то не такое опасное. Не хотелось бы, чтобы мой косяк разросся во что-то неприятное. В том смысле, что ещё более

Неприятное. Оно и так-то, чувствую, аукнется мне ещё и не раз. Но лучше не усугублять. – Кто был тот Водник, который так на всех повлиял?

– Я одного знала, – хмыкнула Катерина, прекрасно понявшая мой манёвр, слишком прозрачен он был. – Про одного слышала.

– И, кто это был? – уже по-настоящему заинтересовался я.

– Батыр Кочу. Он же Кочу-Бей. Кощеем на Руси прозванный. Ты прав был тогда в моей комнате, когда упомянул его. Действительно – Водник. И Мастер Жизни. Вот уж, действительно, кого хрен убьёшь…

– Оу? – округлились мои глаза от таких откровений. – И… и, кто он был? Какой он?

– Батыр Кочу-Бей – Чингизид из рода Бату. Родился где-то в конце 1200-тых – начале 1300-тых по нынешнему летоисчислению. Конкретной даты не знаю. Но, точно, то ли сын, то ли внук Бату-Хана, Царя Батыя, как его на Руси звали. Где-то в середине – второй половине 1300-тых добрался до Пятой Ступени, если по нынешней официальной градации. Поругался с отцом и оставил Улус Джучи. Долго скитался. И в Индии побывал, и в Междуречье. Даже, вроде бы, в Европу заходил. Но, по большей части, конечно, на Дальнем Востоке шатался. Довольно быстро до Седьмой Ступени Воды дошёл. Увлёкся Химерологией. Основал свою собственную Школу. Добился внушительных результатов. Осел в Хаджи-Тархане.

К середине 1400-тых, оказалось, что из Чингизидов, прямых потомков Бату-Хана он один в живых остался. А там грызня за остатки могущества Улуса Джучи и его наследство нешуточная разварачивалась.

Не знаю точно, как он в тогдашней Москве оказался – сам приехал, или зазвали, но там и был он пленён. А Князь Дмитрий от его имени подгрёб под себя все остатки Улуса, за исключением тех, что Поднебесной Империей потом стали. До тех не добрался – далеко слишком. Усмирять неудобно – пока домой, в Киев вернёшься, уже снова ехать воевать надо. Да и сдались ему те горы с пустынями? Своей земли неосвоенной полно, и побогаче и поудобней.

– А что Кощей? – поторопил задумавшуюся Катерину я.

– Кощей?.. – глянула на меня она, вернувшись из своих мыслей. – Когда мы с ним познакомились, он уже лет сто в особом каземате под Кремлём на цепях висел. Мы тогда с братом у Долгоруких гостили. Меня в то время ещё за Владимира, старшего брата отца твоего сватали… жаль, помер он рано… Статный был мужчина!.. – мечтательно возвела глаза к потолку она. – Поэт… лучше б с мечом больше упражнялся, чем с гуслями своими…

– И, что Кощей? – вернул к интересовавшей меня теме её я.

– А что Кощей? Спускалась я к нему в его каземат часто. Через специальное бронированное окошко на него глядела, о жизни да о Даре расспрашивала. Запоминала, что-то применять пыталась… да бестолку. Слишком сложно это для меня тогда было.

– А потом?

– А потом Владимир погиб. Мы с братом обратно в Киев уехали. А Кочу там же, на цепях висеть остался. Потом меня вовсе в Пруссию отправили, за маркграфа тамошнего Георга Фридриха выдали. Так что, мало знаю о том, как там что в Москве разворачивалось. Но, вроде бы, допытали Кочу-Батыра до того, что он, наконец, Ивана усыновил и титул Царя свой ему официально передал. А потом его убили.

– Так он же Бессмертный!

– Да кто ж, тогда знал-то? – хмыкнула Катерина. – Кто ж знал, что после полутора сотен лет пыток, он научится ТАК своим телом и своей Стихией управлять? Но, надо отдать ему должное – лет сто он после этого не высовывался и не отсвечивал. Считался мёртвым. Даже мстить не пытался.

– А потом?

– Потом – это уже другая история, – поморщилась Катерина, явно показывая, что больше о том говорить не намерена. А я не решился настаивать. Может быть, и следовало бы, но, пока отложил до более подходящего случая.

– А второй? – всё ж, решил не упускать возможность я. – Тот, о котором слышала?

– Иешуа Га Ноцри, – хмыкнула Катерина. – Исус из Назарея. Потомок колена Давидова.

– Да ты шутишь! – искренне вылупился на неё я.

– Нет, – пожала плечами она.

– Исус был Водником⁈

– Да я точно-то не знаю, – ещё раз пожала плечами Катерина. – Он же никаких Рангов и Титулов не носил. Да их и не было ещё тогда в том виде, к какому мы нынче привыкли. Но, кем ему ещё быть, коли он «по воде, аки по суху» ходил? Водой «крестился» и Водой «крестил». Лекарством занимался. Ох и намучались римляне, придумывая ему казни… В конце концов, официально объявили, что справились, и умер он, как вор, на кресте. А неофициально пустили слух, что воскрес он на третий день и в Царствие Небесное сам ушёл.

– Зачем? – не понял я.

– Да что б, значит, если он где всплывёт и снова проповедовать примется, что б его, как самозванца народ сам камнями побил и выгнал. У них получилось. Пилат – хитрый был сукин сын! А Павел – ещё хитрее…

– И, что же, Он… жив, получается⁈ До сих пор⁈ – снова вылупился я, поражённый ещё пуще прежнего.

– Да кто ж его знает? – небрежно пожала плечами. – Кто за ним следил-то? Не до него тогда было.

– Но… настолько опасного Одарённого просто так отпустить⁈

– Да он не опасный был, а блажной: с этим своим «не убий», «возлюби ближнего своего, как самого себя», «подставь левую щёку, когда ударили по правой»… Пилат сто раз и сам пожалел потом, что вообще его тронуть решился. Сколько потом Рим с его последователями натерпелся!

– Но, как же… а проповеди?

– Ну, проповеди. И что?

– А чудеса?

– А что «чудеса»? Ты вон и сам по воде ходить можешь и человека из сотни кусочков назад собрать. Обыденность такие «чудеса» в нашем мире, где Одарённые живут и правят. Его и запомнили-то только потому, что Савл подсуетился, да его имя себе «на щит поднял». От его имени секту создал, да «учение» на бумагу записал, а потом растиражировал. Получилось бы у самого Исуса что-нибудь, останься он «живым»? Вряд ли.

Помолчали.

– Так, что же? Никто не знает, куда он делся?

– Ну, слухи до меня какие-то доходили, что он вроде в Индию куда-то ушёл. Или в Тибет… Но только слухи. Больше он уже нигде не «всплывал». Исусом Назареем не назывался. Может, сидит себе, где-нибудь в пещерах и медитирует. Может, живёт где-то тихой простой жизнью. Не отсвечивает, и ладно…

– Офигеть… – пробормотал я и откинулся обратно на подушку, устремив невидящий взгляд свой к потолку. Такие новости, блин, надо ещё переварить…

* * *

Глава 19

* * *

История историей, а главным моментом, который я для себя отметил во всём сказанном, было то, что существует некий «особый каземат», способный удерживать Водника уровня Кощея. Причём, удерживать надёжно и долго, одновременно с этим, позволяя ещё и пытать его. Очень! Очень неприятная такая новость. Факт, о котором не стоит забывать ни при каких обстоятельствах.

Ещё неприятнее, что «каземат» этот не где-нибудь у чёрта на куличках или на краю мира, а прямо в Москве расположен. И забывать об этом, повторюсь, никак нельзя! Ведь, если мои недоброжелатели, в списке которых и Император числится, отчаются в попытках меня убить, то следующим логичным шагом для них может стать попытка моей изоляции. Я ж не Иешуа, меня «безопасным» не признают точно, не после того, что я в Берлине устраивал, и что стало нынче достоянием общественности. Ещё хорошо, хватило ума стиль Мерлина Мэнсона на себя не натянуть с его антихристианскими замашками. Понятно, что отгрызание головы летучей мышки на сцене, в сравнении с тем, что могли заснять внутри того госпиталя, смотрится невинной детской шалостью, не больше. Но дело не в летучей мыши, а в позиционировании. В эмоциональном и информационном посыле. Такого меня точно бы всем миром валить принялись незамедлительно…

Однако, подумать над этим всем ещё будет время. Сейчас же, ещё разговор не закончился. Разговор, из которого я мог почерпнуть ещё какую-то информацию, не менее важную, чем момент с казематом. Или нет. Но попробовать, однозначно, стоило.

– А ты? Ты сама, разве не Мастер Жизни? – вернув себе сидячее положение, а Катерине внимание, спросил я.

– Нет, конечно, – с улыбкой пожала плечами она. – И никогда такого не утверждала.

– И каков твой предел? Насколько много ты можешь в этом направлении?

– Не скажу, – не перестала улыбаться она.

– Почему? – даже немного обиделся я. Правда, больше напоказ, чем реально.

– Это будет непедагогично, – заявила Катерина. И на мой недоумённо-вопросительный взгляд, последовавший за её ответом, добавила. – Это будет давить на тебя и ограничивать твой собственный рост. Сам себе, с опорой на мои слова, ты нарисуешь «верхние пределы возможного» и будешь долбиться об них, как рыба об лёд. Оно нам надо? – и ещё глазками в конце похлопала, невинно так… что у меня аж скулы свело.

– Какая-то ты вся «почти», – позволил себе немного съязвить на это. Совсем немного. Самую чуточку. Всё ж, помнил, с кем разговариваю. Пусть и «на ты», но с Императрицей… хоть и бывшей… почти. – «Почти Целительница», «почти Мастер Жизни»…

– Что уж тут поделать, – совершенно не обиделась на такую подколку она. – Жизнь так распорядилась, что не дотягиваю постоянно. Везде по чуть-чуть, и нигде – полностью. Не всем же быть такими Гениями, как ты, – и снова глазками хлоп-хлоп. – Которых за их Гениальность то и дело прибить пытаются, – и, внезапно, безо всякого перехода, взгляд её из весёлого, стал прицельным и совершенно серьёзным. – Что ты с Осорио сделал?

– С кем? – даже не сразу понял я.

– Грандом Огня, в Петрограде, – не отводя взгляда и даже не моргая, конкретизировала она.

– «Вода смывает всё», – попытался открутиться от прямого ответа я.

– Что. Ты. Сделал. С Осорио? – не повелась Катерина, хотя свою фразу, когда-то сказанную мне, она явно узнала.

– Растворил и смыл в Финский залив, – решил, что отмалчиваться и юлить дальше, в данном случае, может выйти дороже, чем сказать правду.

– Зачем? Что ты пытался скрыть исчезновением тела? Тебе ведь его официально подтверждённое убийство только в плюс бы пошло. Возможно, этот значок стал бы твоим на несколько месяцев раньше, и никакой поездки в Берлин бы не состоялось.

– Способ убийства, – подумал, что «снявши голову, по волосам не плачут». – Я убил его специальной Артефактной пулей. В упор. Быстро и тихо.

– Ладно, Ранг бы за такое не дали, – согласилась Катерина. – Но, зачем это скрывать?

– Пуля – оружие, которым Бездарь может убить Гранда. Вроде бы, Набсовет такое не поощряет.

Катерина выслушала ответ и какое-то время, показавшееся мне вечностью, молча пристально смотрела на меня.

– Ладно, – наконец, вынесла вердикт она. – Пожалуй, я и сама бы поступила так же, в твоём случае. Просто, на всякий случай. А Куачтемокка?

– По накатанной… сформировавшийся стереотип действий. Чистая психология. Там же, на записи, должно было быть видно, что я… не совсем во вменяемом состоянии, – пожал плечами я. – Если жёстче не сказать. Так, что, без какого-то особого смысла или причины. Просто, по инерции. Не задумываясь. Практически, на автопилоте.

– А, что это за техника была? Которой ты сумел преодолеть «Путы Обречённости» Авкапхуру? – взгляд уже не был таким же пристальным, прицельным и серьёзным. Если судить по нему, главное, что хотела узнать, она уже узнала, а теперь это был просто праздный интерес. Любопытство, не более.

– Не техника, – поправил её я. – Артефакт. Технику у меня применить не получалось. Вообще, Дар не подчинялся и тело не слушалось…

– Это, как раз, нормально. В этом и ужас «Пут Обречённости». Но, что за Артефакт такой? Я не смогла разобрать на записи. Всё ж, тот «беспилотник», который снимал, находился довольно далеко… что его и спасло от мгновенного разрушения во время взрыва. Но на качестве записи сказалось.

– Сердце, – пожал плечами я.

– Сердце? – округлила глаза в недоумении и непонимании она.

– Моё собственное сердце. Я превратил в Артефакт свой орган, пока длился ритуал. Одноразовый Артефакт-бомбу. И это сработало. Заминировал собственное тело. Этот… нехороший человек вскрыл грудную клетку и извлёк его, оно взорвалось – попался.

– Кхм… очень… неожиданное решение, – откинулась на спинку кресла и вздёрнула вверх брови Катерина. – Впервые о таком слышу… Разве это вообще возможно? Тело, ведь – это тело, не Артефакт. Оно не создано Даром…

– Вот именно, что моё, как раз – создано, – ухмыльнулся я. – Стараниями кое-кого…

– Очень… интересная мысль… перспективная… – подняла она свою руку и очень задумчиво на неё посмотрела. Потом спохватилась, сжала руку в кулак и убрала. – Получается, ты можешь теперь всё своё тело, каждую его часть, каждый орган «пробудить»? А после «использования» заменить на новый? Какого же монстра я вырастила! – и не страх был в её голосе при этом возгласе, а восхищение, самодовольство, гордость и задумчивость. Последнее мне, кстати, очень не понравилось, так как могло грозить, да и почти наверняка грозило, новыми, ещё более жуткими экспериментами надо мной, дабы добиться ещё более впечатляющих и шокирующих результатов. – Убивать тебя станет смертельно опасно…

– Я Менталист, – словно, решившись на прыжок в ледяную прорубь, выпалил я, невпопад. Но эта фраза переводила уровень разговора на новый уровень серьёзности и откровенности. В конце концов, когда ещё момент для прояснения отношений будет удачнее? Ведь, даже, если она меня сейчас же атакует и убьёт, я проснусь получасом раньше и просто не буду вновь затрагивать эту тему, но ясность, определённость останется. Ну и с опасного для меня направления хода мыслей собеседницу сбить – тоже не последняя причина.

– Я знаю, – пожала плечами она.

Такой простой и прямой ответ, что… разговор остановился. Я даже потерялся и не мог сообразить, что ещё сказать дальше после такого. Но, приложив усилия и переборов себя, всё ж, продолжил.

– И Император отдал приказ о моём убийстве, – выдал ещё один убойный аргумент-повод для обсуждения и вывода на откровенность.

– Отдал, – легко пожала плечами Катерина. – Как тут не отдать, когда Набсовет «с ножом к горлу» требует?

– Но… – вот зараза! Уверен, она специально строит свои ответы именно таким образом, чтобы поиздеваться! Я бы, на её месте строил. – Но, почему⁈

– Боятся, – равнодушно пожала плечами сидящая в кресле напротив моей кровати шикарная женщина. – Менталист, поднявшийся выше Четвёртой Ступени, начинает получать возможность влиять и на Одарённых, не только на Бездарей. Вот и боятся. Дрожат за свои «драгоценные» головы.

– А ты? – попытался ещё обострить я. – Боишься?

– Нет, – так же равнодушно отозвалась она. – Я слишком долго живу, чтобы чего-то ещё бояться.

– Но…

– Да что ты мне можешь сделать, даже, если Богатырём станешь? – приподняла одну бровь она. – Убьёшь? Хф – можешь попытаться: посмотрим, насколько богатая у тебя фантазия. Заставишь тебе отдаться? Пфф! Я и сама не особо против – ты знаешь, для меня это не что-то запредельное. Простое физиологическое действие. Заставишь отдаться кому-то другому? Ну, из того бара ты меня сам забирал – что тебе рассказывать? Заставишь убивать собственных детей или близких? У меня нет детей. И не осталось близких. Заставишь прилюдно опозориться? Шальную Императрицу – серьёзно? Заставишь просто убивать? Ну… это даже может быть интересным… какое-то время. Но, мне, почему-то кажется, что тебе самому надоест раньше.

– Ты действительно хочешь проверить фантазию писателя-фантаста, специализирующегося на психологических мучениях и ломке своих героев? – не удержался я. Не смог – она задела мою профессиональную гордость. Просто не смог промолчать, хоть и стоило бы.

– Оу? – приподняла брови она. В глазах её появился вызов. – Например?

– Эм, Кать, послушай, может сбавим обороты? – поднял в защитно-останавливающем жесте обе руки, – я не хочу делать тебя врагом. Вообще ничего плохого против тебя не имею и не замышляю. Я вообще: добрый, белый и пушистый. Мухи не обижу, если меня не трогать…

– То есть, это сейчас пустая брехня была? Пустозвонство? – чуть довернула голову она.

Я опустил руки и тяжело выдохнул.

– Ладно, – вскинул опять на неё взгляд я. – Допустим. Проведём исключительно мысленный эксперимент. Чисто теоретический и умозрительный. Не я конкретно и не против тебя конкретно, а некий абстрактный Менталист-Богатырь с некой абстрактной долго живущей на этом свете Богатыршей, которую очень трудно убить, и которой не за кого бояться. Устроит?

– Хорошо, – прищурилась она. – Пусть будет эксперимент. Говори.

– Ну, я не очень хорошо пока разбираюсь в возможностях Менталистов: может он стереть память? Совсем. Или заблокировать?

– Допустим, может, – ощутимо напряглась Катерина. Видимо, в своем «бесстрашии» она в этом направлении даже и не пыталась думать.

– Так вот, допустим, абстрактная Богатырша не боится физической боли, ей не за кого бояться, в её долгой жизни с ней произошло столько всевозможного дерьма, потерь и унижений, что нормальному человеку трудно даже представить всё это. Допустим. Но, что если абстрактный Менталист сотрёт… а лучше заблокирует всю её память? И подбросит её туда, где она сможет начать жизнь сначала? Без своего печального опыта, без багажа всех прожитых лет… без развитого Дара?

– Ты описываешь рай, – не смогла подавить тяжёлого вздоха женщина с тяжёлым прошлым, сидящая напротив меня. – Но начинали мы говорить об аде?

– Ну, если есть рай, – пожал плечами я. – То изгнание из него – разблокировку памяти легко можно посчитать адом. А уж, если тот Менталист может делать это снова и снова, опять и опять…

– … – выругалась долго, зло и грязно Катерина. Потом она подняла на меня глаза и взгляд её уже был другим. Совсем не таким непробиваемо-самоуверенным, как раньше. В нём появились серьёзность и настоящая опаска.

– Ты выиграл, – сказала, наконец она. – Тебе действительно удалось своим «мысленным экспериментом» меня напугать. И я, теперь, тоже тебя боюсь.

– Прости, – виновато посмотрел на неё и тяжело вздохнул я. – Теперь и ты будешь пытаться меня убить?

– Нет, – после некоторой паузы ответила она. – Кроме того, что я не так глупа, чтобы самолично настраивать настолько опасного и потенциально неубиваемого Монстра против себя враждебными ему действиями, я ведь ещё и публично признала тебя своим Учеником. И от своих слов отступать не намерена… Специально, нет, – вернулась ехидно-неприятная усмешка на её лицо.

А меня от этого передёрнуло. И я даже пытаться скрыть такую свою реакцию не стал – слишком ещё свежи были в памяти те случаи, когда она отправляла меня на «перерождение» не специально. Так что, угроза была более, чем реальной. Однако, это было, в данном случае, лучшее, на что я мог надеяться после того, как настолько неосторожно распустил свой язык. Она ведь теперь этот разговор ни за что не забудет. И отношение её к прежнему уже никогда не вернётся.

– Я отомщу за свой страх иначе, – стала усмешка её ещё ехидней. – Я помогу тебе выжить. Выжить и действительно стать неубиваемым. Чтобы ты стал сам таким же, как я. Это будет самая жестокая месть, – переплавилась усмешка из ехидной в победную.

– Знаешь, – вздохнул я, падая обратно на кровать. – Раскрою маленькую тайну: я уже неубиваемый.

– Да? – хмыкнула она. – Ну у тебя будут ещё случаи это проверить.

– Кстати, – повернул вновь голову к ней. – А, если серьёзно. Кать, что мне делать?

– А раньше ты, что делал? – хмыкнула она.

– Выживал, – подумав, хмуро выдал я.

– Вот и дальше выживай. Разве, что-то изменилось?

– Кхм… с такого ракурса на проблему я как-то не смотрел, – пришлось мне признать.

– Все мы выживаем. Каждый день. Изо дня в день, – пожала она плечами. – Судьба всех Даровитых – выживать. Драться за свою жизнь и выживать… или не выживать. Ты не сможешь найти ни одного из Обладателей Дара, кому, хоть раз, не пришлось бы отстаивать своё право жить. Не Бездари с камнями и вилами, так другие Даровитые в борьбе за кормовую базу и жизненное пространство. Просто стань сильней.

– Но… Совет?

– Ну, Совет. И, что?

– А Император?

– А что Император?

– А…

– Забей, – поморщилась Катерина. – У тебя поинтереснее проблемы есть.

– Ещё «интереснее» чем выживание? – саркастически поднял бровь я и сложил на груди руки.

– Не «важнее», а «интереснее», – поправила меня она. – Тебе, вообще-то, экзамен на Ранг Пестуна Императором назначен.

– Чего⁇! – вылупился на неё я с искренним охреневанием. – Когда⁇!

– Как только канал будет закончен, – ухмыльнулась Куратор нашей группы.

– А-а-а… – разочарованно протянул я. – Ну, это, когда ещё будет. Его уже шестьдесят лет строят, и ещё шестьдесят строить будут. Можно расслабиться.

– ВСЕГО шестьдесят лет! – со значением сказала она. – По-моему, ты зажрался. С Пятой на Шестую Ступень не так-то просто переступить. Далеко не у всех это и за сто лет получается. Экий ты самоуверенный!

– Да нет, – пожал плечами. – Просто, мне плевать на все эти Ранги. Витязь, Ратник, Пестун – какая мне разница? Петь-то от этого я лучше не стану.

– Интересный подход. Хотя, логично: что легко даётся – не ценится, – ухмыльнулась Катерина. – Вот только, растрою тебя – разница есть.

– И какая же?

– Ты здесь, на этом строительстве, теперь «прописан», до самого его окончания, – стала её улыбка ещё ехиднее, чем раньше. – Распоряжение Императора!

– То есть? – не понял я.

– То есть, в Россию ты до становления Пестуном не вернёшься. А экзамена не будет, пока канал не докопаешь. Официально это оформлено, как «помощь в развитии юного Гения поколения». Типа: предоставление тебе возможности практически неограниченно-масштабного применения своих Сил. Твой личный полигон, так сказать.