Текст книги "Звоночек 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)

Эпизод 4

За белым, изукрашенным ледяными узорами окном купе – мороз. И не скажешь, что первый день весны. Конечно, до крещенского ему далеко, но всё ж минус пятнадцать. А внутри, несмотря на открытую настежь дверь – духотща. Табачный дым слоями плавает. Хоть и набились сюда ко мне только старшие групп, но половина из слушателей всё равно в коридоре стоять осталась. Стол заставлен стаканами с недопитым чаем, поэтому инструктаж сейчас устный, показывать можно, разве что, на пальцах. Говорю не стесняясь, подслушивать здесь некому, весь вагон «посольский», как и два соседних. К тому же, за нашу всестороннюю безопасность отвечают сработавшиеся в Польше чекисты Судоплатов и Панкратов. Первый за контршпионаж, а вот второй – бережёт наши тушки. Людей с ними достаточно, не пропадём.

– Итак, товарищи, напоминаю ещё раз. Лимит у нас – полмиллиарда и ни маркой больше. Поэтому, если что вдруг увидите сверх того, что мы запланировали, не бросайтесь сразу. Мы, конечно, кое-какой «жирок» под это дело зарезервировали, но по основным контрактам сразу свой интерес не показывайте, когда с «экскурсиями» поедете, выведайте цену, а потом уж представители торгпредства её сбить попытаются. Это касается того, что нам нужно. Но вдруг вы увидите нечто, что нам сейчас не очень-то и нужно, но немцам самим остро необходимо. Берите на заметку! Может быть, пользуясь карт-бланшем, что нам германцы дали, выкупим. Особенно это касается всяческих военных технологий. Вот, к примеру, мы знаем, что на немецком танке планетарные механизмы поворота… Значит зуборезных станков, на которых внутренний зуб нарезать можно, купить надо побольше, чтоб у немцев танков было поменьше. Ясно? По крупным образцам, что нужны нам в единичных экземплярах, патенты и лицензии покупать не стоит, а вот массовые приборы и технологии, с патентами должны быть обязательно, чтоб воспроизвести их у нас можно было. И ещё. Смотрите, запоминайте всё. Чтоб попасть туда, куда нас под белы рученьки приведут, любая разведка полцарства бы отдала! Ценна любая информация, не только прямая, такая как, например, объёмы и себестоимость производства, но и количество брака тоже важно, количество рабочих, станков в технологическом процессе задействованных, затраченные человеко-часы, энергозатраты на единицу продукции…

Вот так и ехали, используя каждую минуту, чтобы «накрутить» себя перед предстоящей работой. Причём старался не только я, но и первый замнаркома иностранных дел Деканозов, бериевец, пришедший в НКИД начальником особого отдела наркомата, а сейчас, с сохранением прежней должности, ехавший принимать тогрпредство, переименовывашееся в полноценное посольство, в Берлин.

В субботу вечером наш поезд, редко постукивая на стыках колёсными парами, медленно пересёк по мосту пограничную Вислу и остановился в Варшаве. Я делил своё купе со «своим танкистом» Кошкиным и авиаторами Чкаловым и Яковлевым. Причём, о своём выборе попутчиков уже успел пожалеть, поскольку Валерий Павлович, единственный во всём вагоне, оказался чемпионом среди троллей и гоблинов по храпу и спать рядом с ним было решительно невозможно. Только сильная усталость могла заставить, ближе к утру, забыться тяжёлым сном.

Через «прогретые» изнутри в ледяных узорах дырочки мы, как дети, не стесняясь, поскольку нас всё равно снаружи не разглядеть, принялись рассматривать, какова она, Германия. Конечно, много не увидишь, но впечатлений хватило. На столпившихся на перроне пограничников никто не обратил внимание, зато то, что вокзал кое-как залатан, весь город в сплошных руинах, а вместо домов ввысь поднимаются лишь заснеженные куски стен с выбитыми окнами, потрясло всех.

– Ну немцы навоевали! – оторопело отодвинулся от окна и зажмурившись, потряс головой Чкалов, чтобы избавиться от врубившейся в память панорамы мёртвого, замороженного города. – На нашей стороне такого не было!

– Положим, мы тоже не ангелы, – сказал я. – Когда Вильно наш 6-й танковый корпус брал тоже и стёкла побили, и дома кое-какие снесли. Но чтоб так, весь город подчистую… Да, такого не было. С другой стороны, там мы за несколько дней управились, а здесь поляки месяц упирались…

Между тем, на перроне и в тамбуре вагона начался разговор на повышенных тонах, да такой, что я из своего купе услышал. Из любопытства накинул шинель и двинул к месту перепалки. С нашей стороны в ней участвовал Деканозов, которого подпирали Судоплатов и Панкратов, а с немецкой какой-то высокий, выбритый до синевы господин в шляпе и чёрном гражданском пальто, за которым выстроились немецкие пограничники.

– Что случилось? – шёпотом спросил я у начальника нашей охраны.

– Хотят, чтоб мы из наших вагонов вышли и в немецкие пересели, – также тихо ответил мне Слава.

– Хрен им по всей морде!

– Точно! Нам только прослушки не хватало! – показал свою техническую подкованность Панкратов.

Немец что-то жёстко прокаркал по-своему, наш переводчик перевёл его слова, предупредив, что в связи с тем, что железная дорога после войны ещё полностью не восстановлена, перевод наших вагонов на узкую европейскую колею может задержаться по нашей же вине.

– Мы не несём ответственности за плохую работу ваших путей сообщения! – резко ответил Деканозов. – И мы готовы ждать. А вот готова ли ждать принимающая сторона – большой вопрос!

Немец, не добившись своего, отступил. Тем не менее, к помехам нашему сну, кроме храпа Чкалова, прибавились стук и звон, подвижки состава на протяжении почти всей ночи. В общем, отмстили нам за несговорчивость. Тем не менее на перрон вокзала Александерплац в центре Берлина наш поезд прибыл по расписанию в 11 часов дня 4 марта 1940 года.

Значение, которое придавали немцы советско-германским отношениям, они постарались подчеркнуть включением в состав встречающей делегации взвода почётного караула и самого Риббентропа, что было жестом особого политического внимания. Как и то, что пару министру иностранных дел Рейха составил Рудольф Гесс, министр без министерства, официально объявленный Гитлером своим вторым преемником после Геринга.

– Положим, с Риббентропом и Деканозовым немцы явно перебирают, – шутливо ткнул меня кулаком в бок, стоящий прямо у меня за спиной Панкратов, – А вот с тобой и Гессом – в самую точку!

Вот зараза! Сравнил! Меня!! С каким то фашистским упырём!!! И ведь не пошлёшь от души – официальная церемония! Приветственные речи, гимны играют. Немецкий оркестр исполняет «Интернационал» – чудеса!

По дороге в наше торгпредство, сидя в «Туре»-лимузине, я записал и передал ни на шаг не отходившему от меня Панкратову текст советского гимна, каким я его помнил с детства.

– Вот такой гимн должен быть у СССР! «Интернационал» устарел и не соответствует политике нашей партии большевиков, курсу на концентрацию социализма!

– Ну ты, товарищ генерал-полковник, даёшь! – прочитав, спрятал лист с текстом во внутренний карман шинели Панкратов. – Хотя, чему я удивляюсь…

В тот же день, едва наша делегация успела устроиться в торгпредстве, мы сразу приступили к работе. По регламенту, на три часа дня был назначен торжественный приём, на который были приглашены представители германского правительства из интересующих нас министерств, а также «воротилы бизнеса», хозяева различных, не только ведущих, немецких фирм. Целью мероприятия было дать всем перезнакомиться, создав, по возможности, непринуждённую обстановку. Не могу сказать, что это получилось. Да, было сказано немало хороших слов о дружбе между нашими народами, сотрудничестве и взаимной выгоде. Поминали времена Бисмарка и самого железного канцлера. Поднимали тосты. Но порой такое проскакивало, что ни о какой искренней дружбе и вспоминать было неудобно. К примеру, заместитель Геринга генерал-полковник Мильх, выслушав Яковлева о нашей заинтересованности в совместной работе с германской авиапромышленностью, принялся её нахваливать, набивая, видимо цену, и заявил:

– Наше самолётостроение даёт Рейху по 25 машин в день, но это не предел. В случае нападения с востока мы готовы дать по 70 машин в день в течение первого месяца войны!

Яковлев замялся, не зная, как корректно ответить, чтоб не подумали, что мы готовимся с немцами воевать. Я тоже стоял рядом и пришёл на выручку своему подчинённому.

– Рад слышать, что если между нами и возникнут некоторые недоразумения, то они очень быстро закончатся, – сказал я с улыбкой. – Ведь по рассчётам нашего Генштаба, основанном на двухлетнем опыте современной войны, в случае нападения с запада мы намерены сбивать по 350 машин в день!

Глаза Мильха округлились, а Чкалов, всюду ходивший с Яковлевым на пару, отвернулся и закашлялся в кулак, чтобы скрыть усмешку.

– Так поднимем же бокалы за то, чтоб между нами не возникло досадных недоразумений! – закончил я свою мысль тостом.

Мы осушили бокалы. Уж не знаю, поверил ли мне Мильх или нет, но впечатление моё заявления явно произвело. Хоть я и взял эту цифру «с потолка», просто умножив приведённую генерал-полковником в пять раз. Разумеется, никакими расчётами нашего Генштаба по этому вопросу я не располагал.

Эпизод 5

О сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, бог изобретатель…

Спустя три недели работы в Германии это стихотворение Пушкина не выходило у меня из головы. Ё-моё, разве я мог подумать, что двигая вперёд СССР, заставлю соседей реагировать на это ТАК! Во-первых, в моей «танковой» сфере, совершив с Кошкиным вояж по немецким заводам, мы убедились, что все они, как один, в марте 1940 года выпускают единственную модель – панцерфир. Причём, машины производства различных фирм идентичны, не отличаются по конструкции даже в мелких деталях. Не имеет значения, из какого сборочного цеха выкатили танк, будь то «Крупп» или «МАН», «Рейнметалл» или «Алкетт», их при желании можно разобрать, перемешать детали и собрать заново. Сами танки, впрочем, не особо отличались от нашего «польского» трофея. Тот же мотор в 350 лошадей, та же 24-калиберная 75-миллиметровая пушка, только лобовая броня, бывшая на старой машине двухслойной, из основного 30-миллиметрового бронелиста и экрана такой же толщины, стала монолитной 60-миллиметровой. Объёмы же выпуска, даже по нашим, советским меркам, внушали уважение. По 300 машин в месяц! Конечно, приняв, равняясь на Т-26М, один единственный тип танка, да при широкой унификации и кооперации, немцам удалось и цену снизить. Это было… неприятно. Получалось, что у них может оказаться много больше танковых дивизий в 41-м году, чем я ожидал.

Ещё более неприятный сюрприз ожидал меня в оккупированной Чехословакии. В моём «эталонном» мире немцы приняли на вооружение чешские танки практически без изменений, но здесь и сейчас, когда панцердрай «не взлетел», им понадобилось шасси для Штугов и «Хетцер» «эталонного мира» родился на пять лет раньше под именем Штуг 38(т). Отличие было в короткой 24-калиберной танковой пушке, но 60-мм наклонная лобовая броня присутствовала! Кроме штурмовой самоходки, сдвинув форсированный 175-сильный движок вперёд а боевое отделение назад, чехи для немцев на этом же шасси выпускали самоходки с 75-мм польскими, то бишь французскими 75-миллиметровыми пушками, 105-мм немецкими гаубицами образца 16 года, а также 150-мм пехотными орудиями, бывшие полными аналогами наших СУ-5 на шасси Т-26М! А ещё – БТР на 8 десантников, вооружённый одним съёмным МГ, но забронированный со стороны лба также, как Штуг. Приходилось признать, что хоть немцы и считали в душе нас унтерменшами, но опытом советским пользоваться не брезговали.

В остальном, в том, что касалось автомобильной техники, полугусеничных тягачей и БТР, я не увидел ничего для себя нового, за исключением единственной машины. Это был Sd.Kfz. 9, который мы называли Тр(транспортёр)-9 с установленной на его грузовой платформе шестиствольной 20-миллиметровой зениткой, огневой производительностью в 6000 выстрелов в минуту. Причём, в отличие от отечественных дизель-гатлингов, автоматика пушки приводилась в действие лёгким и мощным электродвигателем фирмы «Сименс», питающимся от подключаемого к основному мотору тягача генератора. Минусом было отсутствие водяного охлаждения блока стволов. Основной способ ведения огня – с места. Но можно было стрелять и на ходу, хотя подвижность при этом сильно снижалась.

В итоге, мы предварительно отправили в посольство заказ на две машины каждой модели и на комплекты станков на все наши танковые, Пермский и Запорожский авиамоторные, заводы для выпуска планетарных механизмов, которые широко применялись в немецких танках и самоходках и в виде ПМП и в виде коробок передач. Хоть так осложнить им расширение выпуска бронетехники. А нам расшить узкие места с редукторами, нарастить выпуск авиадвигателей, да перевести БТТ с фрикционных на планетарные МП – пригодится. Отдельно купили образец и лицензию на 5-скоростную КПП Штуг 38(т) с предварительным выбором передач, из которой я надеялся сотворить БКП нового перспективного танка.

Кроме нас, танкистов, гатлинги калибра 20 и 37 миллиметров, кроме всего прочего, присмотрели себе моряки. Это тоже были электропушки жидкостного охлаждения блоков с близкими к нашим огневыми характеристиками, но вот сами установки были чрезвычайно интересными. Во-первых, они были стабилизированы. Во-вторых, 37-миллиметровые, оснащены СУО. В-третьих, в них было обеспечено непрерывное ленточное питание. Подбашенное отделение, промежуточный снарядный погреб, имело вращающийся, независимо от артустановки, полик и площадки под два передвижных ленточных бункера-ящика. По мере расхода боеприпасов из одного из них, к хвосту ленты вручную патроном стыковалось первое звено второго бункера. Пустой ящик, тем временем, удалялся из подбашенного отделения и спускался в основной погреб, а вместо него ставился другой. Бункера 20-миллиметровок имели ёмкость 500 патронов, а 37-миллиметровок – 150. Вице-адмирал Галлер, начльник «морской группы», вообще принёс в клювике такое, из-за чего я долго чесал у себя в голове. Пушки, стабилизированные установки, подводные лодки, электроторпеды с магнитными взрывателями и магнитные мины, приборы управления артогнём и торпедной стрельбой, оптика – этим меня было не удивить. Но вот то, что в Рейхсмарине оказались авианосцы – это был шок. Я, как сухопутчик, не интересовался флотом Германии, поскольку в войне с нами он был силой второстепенной, а между тем, впечатлившись расстрелом Эль-Ферроля, основательные немцы сразу же «пробили» себе «учебный» авианосец. Пусть это был всего лишь торговый пароход с установленной на нём сплошной полётной палубой, но до начала войны они смогли провести на нём множество опытов и сделать кое-какие выводы. Например, отказались от катапульт и истребителя Bf 109 из-за узкой колеи шасси, делавшей опасными взлёт и посадку с качающейся палубы. И в полётах над морем, по мнению немцев, обязательно в составе экипажа должен быть штурман. «Штука» в морском исполнении такими недостатками не страдала, но, во первых, 500 кг бомб немцам показалось мало, а во-вторых, они приняли во внимание шести– и трёхствольные автоматы, посчитав, что либо пикировщикам придётся бросать бомбы с большой высоты, либо надо сильно поднять их скоростные и маневренные качества, чтобы избежать вражеского зенитного огня. Плодом этих выкладок стал Ме 109Z, церштёрер или цвиллинг, двухфюзеляжный двухместный истребитель-бомбардировщик, спарка двух Ме 109 соединённых перемычками общего центроплана и стабилизатора с немного изменённым крылом увеличенной площади. Ног шасси осталось у каждой половинки лишь по одной, зато, за счёт переноса к центру основного крепления при прежних размерах ниш в крыле, удлиённых и усиленных. Ширина колеи теперь была достаточная, а возросший установочный угол облегчал взлёт. Благодаря этому Ме 109Z мог нести одну авиаторпеду, одну 500-килограммовую или три 250-килограммовых бомбы на держателях под общим центропланом. И при этом, он сохранил все качества истребителя, даже при усиленном стрелковом вооружении, за исключением чуть меньшей скорости крена! Мог быть и пикировщиком, и торпедоносцем, и разведчиком и перехватчиком! Авиагруппы немецких авианосцев становились однородными со всеми вытекающими положительными моментами. Да, авианосцев! Немцы и без того, из за действий «Ворошилова» в паре с «Фрунзе» во время войны в Испании форсировали их постройку, а после вояжа Кожанова по Атлантике – и подавно! В результате Галлер 10 марта поучаствовал в торжествах по поводу введения в строй авианосца «Цеппелин» с 48-ю церштёрерами на борту. Его систершип «Штрассер» немцы намеревались ввести в состав флота в мае. В июне – «крейсерский авианосец Лютцов» с 24-мя церштёрерами, который летом 39-го стали достраивать в таком виде, используя корпус тяжёлого крейсера. Спустя ещё два месяца – его брата «Зейдлица». Редер явно хотел заполучить соединение, подобное экспедиционной эскадре Кожанова! При таком раскладе, рейд «Бисмарка», случившийся в «эталонном мире» в мае 1941 года вполне может превратиться в генеральное, причём, авианосное сражение между Германским и Британским флотами. И, учитывая то, что англичане располагают лишь «Си-Гладиаторами» и «Авоськами», я бы поставил на немцев! Да и сейчас, пусть Рейхсмарине на данный момент имеет лишь «Цеппелин» и шесть «вспомогательных» авианосцев из торговых судов, всего чуть меньше двухсот палубных самолётов, тренирующихся в Балтийском море, стоит прикинуть, как может закончиться для Ройял Марине «Везерюбунг»!