Текст книги "Звоночек 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

Я немедленно вызвал на место директоров ЗИЛа и Московского авиамоторного завода, разослал письма в Ленинград, Харьков и Мелитополь. Докладывая на следующий день Сталину, я добился, что Героя Соцтруда присвоили всем причастным к разработке поточной технологии поголовно, от главного конструктора до последнего техника. Ведь вся соль в ней была именно в инструменте, барабанах с твердой, идеально рассчитанной и изготовленной поверхностью. После того, как у них были развязаны руки, Чаромский с Микулиным засели за АЧ-100-16, АМ-39, АМ-40 и АМ-41, «удлиненных» 8-16-цилиндровых модификаций испытанных моторов АЧ-100-12, АМ-36, АМ-37 и АМ-38. Работа заняла считанные недели, включая сборку двигателей. Истребители Бе-1 и Бе-3, цельнометаллический палубный и фронтовой, смешанной конструкции, прямые потомки И-18, после замены сердца с АЧ-100-12А на чуть более тяжелый и длинный, на 100 лошадиных сил менее мощный, но проверенный и надежный АЧ-100-16, тем не менее, сохранили все свои характеристики, кроме вооружения. Ради экономии веса один из трех ШВАКов пришлось снять и заменить на ШКАС. Подобная же метаморфоза произошла с ПБ-М Сухого, переименованного в связи с установкой нового мотора в Су-2, но здесь даже вооружением жертвовать не стали. А вот с моторами Микулина было сложнее. Если замена АМ-36 на АМ-39 на бомбардировщике СБ была абсолютно естественной и несложной, несущей одни лишь плюсы, то с АМ-40-41 возникли проблемы. Мощность узкой и широкой, «пушечной», спарок скакнула с 1950–2100 до 2500–2800 лошадиных сил. С одной стороны это хорошо. Но с новыми моторами и ТБ-7 и И-19 переставали быть «антианглийскими»! Расход топлива уже не позволял достичь с советской территории Скапа-Флоу и вернуться обратно! Кроме того, АМ-41 не лез в уже готовый бронекорпус нового штурмовика Ильюшина и требовал большей площади радиатора, который и так, из-за мотор-пушки, засунули в плоский канал под кабиной пилотов. Фактически, штурмовик надо было делать заново. Но и тут открывались заманчивые перспективы в плане роста скорости, вооружения и, главное, защищенности. Я был против 16-цилиндровых моторов, но переубедить Сталина не удалось. Подозреваю, что с другой стороны ему в уши подпевал Микоян-старший, подыгрывая младшему, Артему Ивановичу. Молодой конструктор, после того, как Поликарпова отправили вслед за И-165 в Казань, унаследовал от него тему И-19 и нового перехватчика И-20 с 14,5-мм 2000-сильной мотор-пушкой АМ-38. Установка же на И-20 АМ-41, имевшего, с ТК Люльки, до 2800 лошадиных сил до высоты в 9 с половиной километров, давала нам не только суперистребитель-перехватчик, равного которому, пожалуй, не было ни у кого и в конце ВМВ «эталонного» мира, но и вооружить его пушкой калибром в 23 миллиметра, устанавливать которую ранее опасались из-за отдачи. Девять килограмм секундный залп! Скорость – под восемьсот! Все это поражало воображение, а Сталин любил рекорды. Истребителю МиГ-1 была дана «зеленая улица», это повлекло за собой превращение ТБ-7 в Ту-2, с уменьшившейся вдвое дальностью, но со скоростью свыше 600 километров в час и бомбовой нагрузкой в целых шесть тонн, а также полную переработку проекта Ил-2. Эти машины могли появиться в советских ВВС к концу 39-го или в 40-м году.

Нишу же дальних бомбардировщиков должен был занять оригинальный проект Калинина. Этот конструктор, стремясь переплюнуть Туполева, замахнулся на классический, не пикирующий «Америка-бомбер», скооперировавшись с Киреевым, который искал дополнительные «рынки сбыта», для своих дизелей. «Бочонок», выполненный из алюминиевых сплавов, сбросил вес до пяти тонн при мощности четырнадцать с половиной тысяч лошадиных сил. Из-за двухметрового диаметра этого двигателя его очень трудно было разместить классически, хоть в фюзеляже, хоть в мотогондоле, диаметр воздушного винта получался совсем неприличным. Киреев с Калининым извернулись, установив мотор в корпусе самолета, валом поперек направления движения. Поток мощности, проходя по валам внутри относительно тонких крыльев, поворачивался угловым редуктором на 90 градусов и реализовался в тягу через два, впервые примененных в отечественной самолетной практике, соосных винта диаметром четыре с половиной метра. Прототип К-14 не только был построен, но и успел, как рекордный самолет, совершить беспосадочный вояж Мурманск-Вашингтон, где сбросил вымпел с приветом американскому народу, после чего правительство США сразу же запретило такого рода полеты.

Самое скромное производство авиадвигателей было у Акимова на «Русском Дизеле» в Ленинграде. Алюминиевые версии Д-160-2 в 620–720 лошадиных сил ставились на устаревшие машины, вроде АНТ-9 и ТБ-3, но на новых, из-за особенностей мотора, прежде всего, более чем полутораметровой ширины, не находили пока себе применения. Зато спарки Д-160, работавшие на общий редуктор, прижились на вертолетах Камова, которые вслед за буксируемыми десантными автожирами стали поступать на вооружение транспортных авиаполков.

Перспективы у советской авиации в будущей войне выглядели самыми радужными, даже если не принимать во внимание работы Бартини, Таирова, многих других талантливых конструкторов «второго плана», слово которых еще впереди. А также гражданского сектора, выпадавшего из нашего поля зрения. Там уже были или неплохие машины вроде СХ-1, с бесфорсажным М-63 являвшимся функциональной, да и фактической копией АН-2 «эталонного» мира, американский «Дуглас», лицензия на который была куплена «Аэрофлотом». Единственное, что было сделано нами в области «небоевой» авиации, так это то, что ВПК обратила внимание на отсутствие в СССР специального военно-транспортного самолета с достаточной грузоподъемностью и вместительным фюзеляжем с аппарелью, чтобы перебрасывать не только людей и грузы, но и технику.

Пока же основой ВВС продолжали оставаться И-16, которые после выработки ресурса М-62 превращались в И-163 путем полной замены СУ, включая и моторные рамы, СБ, ПБ и, конечно же, ночные У-2. Любопытно, что к концу 38-го года численный состав ВВС КА составил почти 20 тысяч машин и четверть из них были именно ночниками на У-2 и Р-5. Благодаря, а может и вследствие этого, изменилась система подготовки летчиков. Теперь прямо из аэроклубов или после первого курса училища молодые пилоты направлялись в ночные полки рядовыми или сержантами и только послужив там год могли пройти подготовку на истребитель или настоящий бомбардировщик, получить командирское звание. Это давало дисциплину, часы налета, привычку быть в небе, а самое главное – неплохую огневую практику и штурманскую подготовку.

Если советская авиапромышленность бурлила, то в танковой стояла изумительная тишь да гладь. Благодаря Т-126 на автоагрегатах СССР мог удовлетворить фактически любые потребности танковых войск в бронетехнике. Лишь бы хватило брони и вооружения. Дошло до того, что башни из Москвы, с подбашенными листами, раскроенными под Т-34М, стали отправлять в Харьков, где строились «природные» танки. А на ЗИЛе все шасси пустили полностью под самоходки. Началось массовое перемещение устаревшей корпусной артиллерии на танковую базу. В первую очередь это коснулось 107-мм пушек образца 1910/30 годов, имевшихся в количестве шестисот штук. Программа была выполнена ЗИЛом всего за три зимних месяца, после чего принялись за шестидюймовые гаубицы. Все эти орудия должны были войти в состав танковых корпусов нового штата. Война в Маньчжурии, особенно Халхин-Гол, наглядно показали, что корпуса, состоящие из одной стрелково-пулеметной и двух танковых бригад, неполноценны, имеют мало пехоты и артиллерии, куцую разведку. В НКО это поняли, после разбора боевых действий, достаточно четко и больших усилий ВПК для того, чтобы изменить оргштатную структуру, не потребовалось. Но тут надо было сделать все так, чтобы не наломать дров, как в «эталонном» мире, когда НГШ Жуков так перемешал войска, что от прежних бригад, фактически, ничего не осталось.

Зимой 38-39-го годов реформа, с переходом на дивизионную структуру, пошла немного по другому пути. Управления, штабы, танковые бригады были полностью сохранены, а стрелково-пулеметные переформированы в полки. Для пополнения пехотой бралась готовая стрелковая дивизия, которую полностью пересаживали на автотранспорт. Из дивизии исключался один мотострелковый полк, а взамен добавлялась танковая бригада, стрелково-пулеметный батальон которой становился штурмовым. К оставшемуся стрелковому полку добавлялась танковая бригада, мотострелковый полк, сформированный из стреково-пулеметной бригады. Из ТК старой организации и одной СД получалось 2 новых ТД и управление корпуса. Третья танковая дивизия формировалась на базе семи сокращаемых корпусов, вооруженных танками БТ-5, все 3400 которых выводились из первой линии. Оттуда же брались управления для тех ТД, которым их не хватило при «слиянии».

Таким образом, танковых корпусов новой организации, по 600 танков Т-34 и Т-34М, оставалось всего четыре, по одному в Ленинградском, Белорусском, Киевском и новообразованном Одесском военных округах. Плюс два кавкорпуса в КВО и БВО, имеющих по 1-й ТБр Т-34 на три кавдивизии. В Средней Азии, Восточном Туркестане и Монголии дислоцировались по одному бронекавалерийскому корпусу, вооруженному вместо танков БА-11. Система стала простой и логичной. В стрелковых войсках танковая бригада и, что очень важно, рембат, приходились на корпус. А в танковых – уже на дивизию, сохранявшую полный комплект артиллерии и специальных частей СД. Кавкорпус же был чуть сильнее, за счет частей соответствующего уровня, танковой дивизии. Оставался кадровый резерв для формирования новых ТК по мере поступления из Харькова, где работали в военном режиме, новой техники.

Достаточно терпимой была ситуация в линейных стрелковых войсках. Корпусов там сейчас имелось ровно семьдесят разной степени укомплектованности в зависимости от удаления от границы. И каждый из них имел свою ТБр. Причем пятьдесят из них имели по 64 Т-28 и 50 Т-26М в трех батальонах, а еще двадцать – по 104 Т-126 в двух. Всего в первой линии РККА насчитывала к концу 38-го года 28 00 Т-34-34М, 3200 Т-28, 2080 Т-126 и 2500 Т-26М. Отдельно шли три бригады РГК по 154 КВ и КВ-2 и, конечно, отдельный полк мастодонтов в три единицы «Маркс», «Энгельс» и «Ленин». Всего 110 45 танков, в большинстве своем, за исключением Т-26М, не уступающих машинам Т-34 и КВ «эталонного» мира. Их были готовы поддержать 6000 самоходных 122-мм гаубиц на танковом и автомобильном шасси, 800 50-калиберных и, пока еще 1200 40-калиберных 76-миллметовых САУ, 600 107-мм самоходок. 125 гаубичных самоходных полков, сейчас с избытком покрывающих потребности подвижных войск, 40 отдельных противотанковых самоходных бригад, двенадцать корпусных самоходных пушечных полков, только шесть из которых входили в состав соединений. В ближайший год на самоходные шасси планировалось переставить тысячу 152-мм гаубиц 09/30 и 10/37, три тысячи 76-мм пушек 02/30 года.

Далее мощности ЗИЛа, которому Кулик никак не разрешал ставить на шасси современные орудия, можно было сполна использовать для выпуска колесных и гусеничных легких, на шасси СУ-5, а также штурмовых тяжелых, на шасси Т-126, бронетранспортеров. Специально для них я инициировал через ВПК разработку установок с выносным расположением вооружения, подобных тем, что я в «эталонном» мире ставились на БТР-82. По крайней мере, это давало шанс с толком «утилизировать» множество пулеметов Максим, которые заменяются в войсках на машинки Мощевитина. Пока же, легкие плавающие БТР на 6 человек десанта выпускались только в Сталинграде. Они шли, в основном, в разведбаты и, как тягачи, в полковую и легкую дивизионную артиллерию танковых войск.

В отношении «Бога войны» в РККА дела обстояли также благополучно, но тем не менее, здесь также пришлось принимать ряд трудных решений. К примеру в Мотовилихе, после принятия на вооружение гаубицы М-40, родилось предложение перенести на этот лафет стволы МЛ-20. Понятно, что это вело к увеличению выпуска орудий, но в ГАУ уперлись. МЛ-20 весила 7 с небольшим тонн и с ней справлялся и ЗИЛ-5Т и трехосный грузовик ЯГ-10В, а М-40 была на две тонны больше и ее без напряга мог таскать, из специальных, военных тягачей, только «Ворошиловец». Спорили, судили, время шло, а дело стояло на месте до тех пор, пока я не сорвался в Ленинград, чтобы посмотреть, как с этим самым «Ворошиловцем» обстоят дела, хватит ли их, вдобавок к РГК, на корпусную артиллерию. Оказалось, что вполне. «Большевик» по ходовой, моторам и трансмиссии легко мог выпускать в режиме военного времени до трех тысяч танков в год, но сейчас ему попросту не давали столько брони. Мне еще там попинали, что я им картину испортил, настояв в ВПК, чтоб каждая ТБр РГК имела по четыре БРЭМ, которые выполнили на шасси КВ-2. Целую танковую роту украл! Получалось, что тысячу тягачей «Ворошиловец-2», уже на агрегатах КВ, ленинградцы могли дать в год свободно, не напрягаясь. Это было примерно равно предполагаемому годовому выпуску М-40 с родной и новыми-старыми качающимися частями вариантов МЛ-20. Да, «Ворошиловцы» нужны в артиллерии РГК, в танковых войсках, даже в ПВО, но ведь и «Большевик» можно поднапрячь! К тому же, зачем в пехоте скорость? Ей и тракторов, челябинских «Сталинцев» за глаза хватит, которые по 40 тонн груза тянут или даже Харьковских СХТЗ, для которых 20 не проблема. Только Совнарком вынес постановление о 130/152/203-мм М-40/М1/2, как в Перми выкатили М-40М4, которая была на тонну тяжелее. Удлинили ствол 203-мм гаубицы, поставив дульный тормоз. Дальность стрельбы увеличилась с 13 до 16 километров и чудесным образом исчезли все проблемы с жесткой работой противооткатных устройств на больших углах возвышения. Стрелять теперь можно было вплоть до предела, до 75 градусов. В ГАУ поворчали, но делать было нечего, либо тяжелая и полностью рабочая, либо легкий, всего лишь девятитонный недомерок, который выше 45 градусов не мог ствол задрать, принятый на вооружение из-за горячки войны в Маньчжурии. Пермяки ухмыльнулись и ждали только доставки из Германии заказанных станков для производства длинных стволов, которые перестал поставлять «Большевик» из-за нехватки 130-к для флота, чтобы реализовать примерно две тонны отвоеванного «резерва» в калибрах 152 и 130 миллиметров.

Ждали с нетерпением, поскольку Новокраматорский завод с системой М-10/М1/2 наступал на пятки. Последняя модификация их 152-мм гаубицы, также с удлиненным стволом и дульным тормозом, потяжелела на полтонны, до 4650 килограмм, но забросила снаряд на пятнадцать с половиной километров. Не дотянув до показателей МЛ-20 менее двух километров при более легком, теперь уже почти в два раза, весе. Кулик на радостях чуть было не приказал свернуть выпуск гаубиц-пушек на лафете М-40, чтобы вооружить корпусные полки вместо них М-10М2. К несчастью, объем производства в Новокраматорске не давал пока возможности даже полностью перевооружить дивизионную артиллерию. Дивизий у нас было более 240-ка и почти каждой из них требовалось по 8 152-мм гаубиц и 4 122-мм пушки. Пока же более половины дивизий все еще были вооружены старой матчастью из гаубиц 1909/30 года. Гораздо более благополучно дело обстояло с 107-миллиметровками Ф-22, которые Уралмаш в режиме военного времени штамповал на конвейере невиданными доселе темпами. К началу весны 39-го года каждая советская дивизия в составе тяжелого артполка имела по два дивизиона современных гаубиц-пушек и начал формироваться мобрезерв для новых дивизий и восполнения возможных потерь.

Трудно было с меньшими калибрами. Сейчас я очень понимал тех, кто в «эталонном» мире поднял панику слухами о толстокожих вражеских танках и свернул производство противотанковых сорокапяток. Завод N7, который их делал и здесь, был единственным, кто работал с такими калибрами и он же выпускал зенитки, которые были ох как нужны. Выбор был прост – либо полковая артиллерия, либо зенитная. Надо было сосредоточиться на чем-то одном. После налета на Владивосток ответ стал очевиден и легкие ПТП «зарезали». Причем не только 45-мм, но и батальонные 25-ки, которые вообще делались в Ижевске, и тульские ПТР. Все усилия были сосредоточены на зенитных автоматах. При этом, понимая, что «машинки» Таубина хороши, но дороги и имеют существенный недостаток в виде большого времени реакции из «холодного» состояния, в 37-м году продали шведам партию из 50 Т-26М и лицензию на него, получив взаимообразно 25-40-мм «Бофорс» и двухкамерный дульный тормоз «немецкого-шведского» типа. Обе стороны были довольны, Strv38, получив цементированную броню, торсионную подвеску и шведскую пушку, выдержал обстрел из их ПТП с 500 метров, а у нас, после переработки под наш калибр 25-мм автоматы пошли в конце 38-го в серию в Ижевске, а 37-мм в Калинине. Несмотря на опасения, основанные на прошлом «немецком» опыте, серийные автоматы были рабочими, но трудоемкими, несмотря на то, что заводские КБ практически сразу взялись за упрощение технологии изготовления, быстрого насыщения армии и флота не получалось.

Были на заводе N7 и собственные разработки, навеянные пулеметчиками. Двуствольная схема не пошла, и, как здесь частенько бывало, никто не мог точно сказать почему, зато монструозный четырехствольный автомат с чудовищной для калибра 37-мм скорострельностью 1000 выстрелов в минуту, работал безотказно. Его идея родилась из двуствольной схемы Гаста и дизель-гатлингов Таубина. В отличие от автоматов последнего, стволы здесь не вращались и имели каждый собственный затвор. Просто между ними, расположенными по окружности, был установлен вал с косыми шайбами, связывающий все воедино. При выстреле, каждый из стволов шел в короткий откат, воздействуя закрепленными на нем роликами на шайбу, которая проворачивала вал, приводивший в движение механизмы других стволов. Задняя шайба c увеличенным наклоном при этом, работая как ускоритель, открывала продольно-скользящий затвор, отводила затворную раму в крайнее положение. Получалось подобие аксиального двигателя, в котором источником энергии был выстрел. Взведение – с помощью «кривого стартера» с казны. Питание – из четырех отдельных горизонтальных конвейеров, вмещавших по 4 пятипатронных обоймы. Весила машинка как новая 88-миллиметровка и устанавливалась на ее же лафет, поэтому, по мнению ГАУ, для дивизионной зенитной артиллерии не годилась, только для корпусной. Зато автомат понравился морякам. Огневой производительностью он немногим уступал двухблочной 37-мм системе Таубина, а весил гораздо меньше и мог устанавливаться даже на больших охотниках.

К сожалению, подобная 25-мм система, построенная несколько по-иному, оказалась непригодной. В ней, благодаря меньшей отдаче, чем у 37-миллиметровок, также были четыре ствола и центральный приводной вал, только шайбы на нем устанавливались разнонаправленно и применялся газовый двигатель. Как в классической газоотводной системе, газы воздействовали на поршень и толкали затворную раму назад. Та, в свою очередь, через вал, сдвигала ствол вперед. Ходы автоматики получались короткими, скорострельность просто бешеной, до шести тысяч. Но, во-первых, оказалось что ее не выдерживали стволы, а во вторых, не удалось сделать систему питания из ленты всех четырех стволов, а с магазинами игра не стоила свеч.

Примерно с теми же проблемами столкнулись и в летающей артиллерии. На вооружении состояли ШКАС и 12,7мм ШВАК. Оба этих образца уже не удовлетворяли запросам ВВС. Первый имел малый калибр, а второй – большой вес и спецпатрон. К тому же, тут подложил свинью Шпитальному Таубин, создав 14,5-мм 3-ствольную мотор-пушку со скорострельностью 900 выстрелов на ствол. Из-за мощного патрона стволы этого оружия быстро выходили из строя и у Таубина просто не было иного выхода, как увеличить калибр. 23-мм мотор-пушка с 200-граммовыми снарядами показала хорошую живучесть стволов и была принята на вооружение. Но принятый на вооружение патрон 23х114, намного превосходя 20х108, который пытался протолкнуть Шпитальный, не имел ранта и не подходил для системы автоматики последнего! ВВС же настаивало именно на 23-мм пушках. ШВАК-20 так и остался опытным.

Началась авиационная пулеметная и пушечная гонка. Было представлено множество образцов, характеристики которых поражали воображение. 12,7 и 14,5-мм пулеметы Юрченко с кривошипной автоматикой давали 2000 и 1500 выстрелов в минуту. Савин и Норов, Силин и Слостин представили три очень похожих системы калибра 12,7-мм. Все они были двуствольными с выкатом стволов на половину длины патрона вперед, а затворов, соответственно, назад, газоотводной автоматикой. Темп стрельбы всех трех также был близок, 2500–3000 выстрелов в минуту. Как и следовало ожидать, стволы перечисленных образцов убивались очень быстро и конструкторам было предложено переделать систему под патрон 23х114. Работа пошла, но было понятно, что то, что получится на выходе, нельзя будет использовать на оборонительных турелях из-за габаритов и веса без применения силовых приводов. Поэтому, на вооружение приняли, как и в «эталонном» мире, скромный УБ. Который, тем не менее, был, пожалуй, лучшим в мире.

Кроме него для истребителей с М-106 и АЧ-100-16 Таубин создал синхронный шестиствольный 12,7-мм пулемет, приводимый от вала двигателя и стреляющий сквозь плоскость вращения трехлопастного воздушного винта в темпе 5400 выстрелов в минуту и 23-мм трехствольную пушку для штурмовиков с АМ-41 под новый патрон 23х152. На земле же царствовал ДКМ, выпускавшийся в гораздо больших количествах, чем в эталонном мире, благодаря «разбегу» на ПТР. А вот наземный 14,5-мм пулемет, легкий и с хорошей практической скорострельностью создать пока так и не удалось.

Главным производителем среднекалиберной зенитной артиллерии был все тот же завод N7, перешедший со второй половины 38-го года на выпуск 88-мм зениток на новой повозке путем наложения 50-калиберного «морского» ствола на качающуюся часть пушки образца 1931 года. Помогал ему только Кировский завод с КБ Маханова, выпускавший все те же 88-миллиметровки в морском варианте и, главное, 100-мм пушки. «Сотками» Маханов занимался уже более трех лет и все вопросы с баллистикой, автоматикой, противооткатными и вспомогательными устройствами в этих системах были давно решены. Системы, одноствольная и двуствольная в единой люльке, развивались в направлении введения силовых приводов наведения и заряжания, сопряжения орудий и приборов центральной наводки. Если «Киров» имел спаренные палубные установки с ручными приводами, то последние крейсера проекта 26-бис уже имели электрический привод. Наводчики, правда, при этом все так же совмещали стрелки по указаниям директора. Но на крейсерах 68-го проекта уже были заложены принятые на вооружение установки с автоматическим наведением с центрального поста бортовой батареи. Шли работы в направлении стабилизации и автоматизирования заряжания. Кроме того, в работе была полноценная башня по мотивам ГК лидера «Преображение» с четырьмя стволами. В целом, производственные возможности Кировского завода превышали потребности ВМФ, где «сотки» применялись только на сторожевиках и крейсерах. Избыток мощных зенитных орудий стали ставить в береговую оборону ВМБ, на бронепоезда, делая для любого врага проблематичными налеты по «компасу Кагановича», а также, с начала 39-го года, на буксируемые установки. Одноствольная пушка на четырехосной повозке весила шестнадцать тонн, двуствольная – уже двадцать. Тем не менее, именно «двустволки» объединяемые в батареи по 8 орудий, стали поставляться в войска ПВО страны. Огневая мощь одной такой батареи, имеющей 16 стволов, стреляющей по данным собственного ПУАЗО, превосходила огневую мощь целого полка пушек 1931 года, которые высвобождались и направлялись в ПВО сухопутных войск как корпусные зенитные орудия. Также, как и большинство новых пушек образца 1938 года.

Поскольку выпуск сорокапяток, а вместе с ними и полковушек на их лафете свернули, грабинская Ф-24 вернулась к истокам. На мой взгляд, большого смысла в неразборной пушке с коротким стволом горной под патрон орудия обр. 1927 года не было, она получилась немногим легче конной с 30-калиберным стволом и более мощным патроном дивизионки, но Кулик настаивал, что для полковой пушки дульный тормоз, сильно демаскирующий позицию на прямой наводке – зло. Я не стал упираться, поскольку, во-первых, пушки завода N7 имелись в некотором количестве в мобзапасе, во-вторых число выпускаемых в Новом Сормово пушек не снижалось благодаря высокой унификации вариантов Ф-24. К тому же бронебойно-фугасным снарядом, который, наконец, оценили и приняли в РККА, возможности по борьбе с танками и у 30-калиберных и у 20-калиберных орудий были равны. А дефицитные 76-мм бронебойные почти полностью шли в бригады самоходных ПТП с 40-калиберными пушками 02/30 годов и в танковые части. Только при стрельбе из таких стволов они превосходили БФС, гарантированно бравших летом 60, а зимой 50 мм, по показателям пробития брони. Что касается, собственно, ПТП, то в серию пошла «короткая» 55-калиберная 57-миллиметровка на лафете Ф-24, как и прочие модели этого семейства весившая в боевом положении около тонны и пробивавшая 80 миллиметров по нормали. Конечно, для полковой артиллерии пушки были тяжеловаты, но от соревнования снаряд-броня никуда не денешься, в будущем орудия станут лишь прибавлять в характеристиках и, неминуемо, в весе. Тут уж впору о мехтяге задуматься. В целом, советская СД, после введения в нее вместо противотанкового дивизиона легкого артполка, имевшего 24 76-миллиметровые пушки, на которые возложили и задачи ПТО, имела по четыре 25-мм ПТП и две 76-мм БПК в каждом батальоне, включая разведбат, по шесть 45-мм и четыре 76-мм в полку, всего 114 орудий, не считая ПТР которым по уставу предписывалось отражать танковые атаки. Кроме них прямой наводкой могли стрелять и 24 Ф-22, стволы которых «в девичестве» были пушечными. Не говоря уж о батарее сверхмощных по нынешним временам М-10М1. На этом фоне к 57-мм 55-калиберной ПТП на лафете Ф-24 отнеслись с прохладцей, но все же приняли в расчете на пополнение мобрезерва и освоение в серии, имея ввиду, восполнение возможных потерь. 57-миллиметровка по сравнению с сорокапяткой была тяжелой для полка, выпускалась малыми партиями, которые сразу же уходили на склад.

Насыщение частей и соединений РККА артиллерией шло невиданными темпами, намного перекрывая показатели армий вероятного противника. Ведь, кроме гаубиц и пушек, у нас были минометы калибров от 120 до 240 миллиметров, 6 в полковой батарее и по 18 на дивизионном и корпусном уровнях. Да еще РСЗО БМ-132 и БМ-28, по двенадцать машин или буксируемых установок соответственно. Всему этому вооружению нужна была тяга и транспорт, на котором подвозить на передовую прорву снарядов для множества стволов. И вот в этом отношении 1938 год, бывший для завода ЗИЛ провальным, обернулся для армии более чем полным удовлетворением ее потребностей. Судовые, авиационные и даже новые вертикальные Д-100-4 для ЯГов имело прямой смысл капитально ремонтировать из-за блочной конструкции, а вот «примитивные» Д-100-2 проще было поставить новый, чем ковыряться, восстанавливая старые. Движки, между тем, что танковые, работавшие только во время учений, что обычные, работающие каждый будний день, убивались за три года. В последнее время заводчанам удалось добиться увеличения ресурса до четырех лет и над проходной завода висел лозунг, который немало меня веселил: «Даешь пятилетку без капремонта!». Но эффект от этих усилий мог только через эти четыре-пять лет и сказаться. А пока приходилось отправлять новые моторы на замену на шасси выпуска 34–35 годов. В 38-м ЗИЛ, несмотря на все усилия, из-за этого дал стране всего 60 тыс. машин. Вдвое меньше, чем в прошлом 37-м. Провала не получилось, помог БАЗ, компенсировав недостачу, но и роста не было. От всех этих коллизий выиграли именно армейцы. Во-первых, с перепугу от начала боев на Дальнем Востоке напрягли ГАЗ и он, чтобы компенсировать нехватку 4-6-тонок, поставил в армию не только все запланированные вездеходы 40-й, 50-й и 60-й серий, что само по себе было невиданным делом, но и создал гусеничный тягач, названный «Курганцем» по месту выпуска по той же схеме, что и ЗИЛ-5Т. С бензиновым 87-сильным движком он мог с передком буксировать за собой все орудия дивизионной артиллерии и перевозить в кузове до полутора тонн. Во-вторых, Траянов воткнул брянский бензиновый мотор в СУ-5, поставив его справа параллельно КПП с поворотом потока мощности на 180 градусов, даже выиграв в размерах боевого отделения. На БАЗе были готовы, с помощью паровозостроительного завода, где уже много лет делали бронепоезда, приступить к выпуску самоходок с трехдюймовками, но не оказалось резервов брони и дело заглохло. Зато БАЗ-5Т, бензиновый близнец московского тягача, ничуть не уступал старшему брату и пошел в войска, став единственной военной продукцией предприятия, поскольку молодой завод не освоил, да пока и не планировал осваивать выпуск ШРУСов. Зато на ЗИЛе, а заодно и на ЯГАзе из-за внезапно образовавшегося перепроизводства компонентов трансмиссии, доля вездеходов в годовом выпуске возросла до 100 % и все они, поскольку считались военными и на гражданку не поставлялись, попали в армию. Если раньше трехосные ЗИЛ-6В были редкостью, то в 38-м году их собрали целых 25 тысяч, а на шасси ЯГ-10В укомплектовали и отправили в БВО и КВО по одному полному комплекту собственных армейских, а не занятых на время у речных флотилий, понтонных парков-раскладушек. Даже уникальный четырехосный ЯГ-12, трансмиссия которого была переработана под применение ШРУС, дождался, наконец, малой серии и был поставлен в войска в количестве трех десятков штук в виде шасси под автобусы фронтовых управлений. В общем, как в пословице, не было бы счастья, да несчастье помогло. В целом, на весну 1939 года, обеспеченность РККА тягачами и автотранспортом можно было назвать хорошей. Даже некоторые ЛАП стрелковых дивизий, вооруженные «конными» пушками, были переведены на мехтягу, как в танковых войсках и кавалерии.

На фоне такого отрадного положения с грубым железом, ситуация со средствами управления выглядела плачевно. Фактически, в среднем, радиостанциями в РККА был обеспечен только каждый пятый танк и каждый четвертый самолет. Если же принять во внимание то, что машины разведки в сухопутных войсках или тяжелые бомбардировщики и истребители их эскорта обеспечивались связью на 100 %, то ситуация в линейных частях получалась еще хуже. В Маньчжурии удалось выкрутиться за счет того, что станции демонтировали с танков и самолетов в Европейской части и авиатранспортом перебросили на восток. А если большая война? Если надо применять ВСЕ танки и ВСЕ самолеты, которые есть?