Текст книги "Звоночек 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 42 страниц)

– И ты думаешь, что финны нас умоют? – полуутвердительно спросил Кожанов.

– Уверен! В Карелии, чтоб нашу неподготовленную ни к чему дивизию, наступающую по одной дороге, заманить вглубь, остановить, окружить и уничтожить, поверь, много ума не надо. А на Карперешейке – линия Маннергейма!

– Как ты сказал? – переспросил командующий Балтфлотом.

– Система долговременных и полевых укреплений Карперешейка. Причем, заметь, зимой, когда грунт промерзнет, ДЗОТы обычные бетонным ДОТам мало чем уступят. И их там много. И местность такая, что не приведи Господи!

– Ну, у вас же полк «классиков» есть, забыл?

– Конечно! Супертанки! Кроме них, кстати, еще и две бригады прорыва на КВ в 7-ю армию дают. Но давай с другой стороны посмотрим. С финской. Когда мы миру «Маркса» показали? Первого мая тридцать восьмого? Так вот, и весь прошлый и этот год по ту сторону границы роют и готовятся, а раз не приняли ультиматум, значит, считают, что подготовились надежно. А наша разведка, заметь, никакой информации об этом не имеет, поскольку финны Карперешеек закрыли так, что даже местные там в лес просто так сходить не могут. Одними танками ничего не решишь, нужно взаимодействие. Боевое, а не парадное. У нас же парад на повестке дня.

– Мне, положим, тоже указания спускают, чтоб показал флот лицом и ни в коем случае не обстреливал с моря города, но воевать буду, тем, чем располагаю, всерьез. Бьерке и Валаам займу. А там уж и лед встанет, взятки с меня гладки. А ты что думаешь делать? – задал мне вопрос Иван Кузьмич.

– Не знаю! В отставку подам, чтоб в этом позорище не участвовать?

– То есть как это «в отставку»? – не понял меня Кожанов.

– А так! Война же кончилась, легкие зимние прогулки начались! НКО готовит приказ о демобилизации! А поскольку я именно мобилизованный – имею полное право!

– Хорош дурить! – разозлился командующий Балтфлотом. – Из НКВД сбежал, из армии бежишь, думаешь, долго на твои забастовки сквозь пальцы смотреть будут? Единственная твоя опора и защита – авторитет! И ты его с каждым таким глупым шагом только теряешь! Показываешь себя человеком ненадежным! И никакие твои героические подвиги тут не играют! Подумаешь, командовал батальоном в рейде! С этим и капитан справиться мог! Понимаешь, что выходками своими не только себя, но и тех, кто рядом, на дно тянешь?! Дядька твой, хитрозадый Исидор, давно ли потихоньку в сторону отвалил? Не слышно и не видно, несмотря на твои ордена! А почему? То-то и оно! Так что ни о какой отставке речи быть не может! Отступать нам нельзя! Дерись там, где ты есть! Что ты можешь сделать, чтоб беды не вышло?!

– Да ничего я не могу сделать. Я вообще здесь не авторитет для вояк. А установки на парад, чувствую, не их изобретение. Сами-то они, может быть, серьезно к делу отнеслись. Из НКО, кажется, под впечатлением войны с Польшей, повеяло.

– Раз такие ветры дуют из Москвы, то туда тебе и надо ехать, – заключил Кожанов.

– Почему мне?

– Потому, дорогой Семен Петрович, что я-то свою задачу выполню, мне подставляться смысла нет. То, что у вас там на сухопутье случится, меня не касается. А вот ты погоришь. К тому же, с кем мне говорить? С Кузнецовым? Так я и так с ним чуть ли не каждый день по ВЧ общаюсь. Толку? Нарком ВМФ выполняет приказ. Говорить надо с тем, кто приказы отдает.

– Но тогда и нарком обороны тоже выполняет приказ? Или ты думаешь, что Ворошилов мог так на Кузнецова повлиять? – выдвинул я свой резон.

– Верно мыслишь. Действовать по команде – тут нам ничего не светит. А вот в обход, через Партию, может получиться. Товарищ Киров все, что с Ленинградом связано, очень близко к сердцу принимает, – стал подталкивать меня в нужном направлении Кожанов.

– Ты хочешь, чтобы я прямо на Кирова вышел? В обход всего НКО? Да меня же потом за нарушение субординации заклюют!

– Страшно? – усмехнулся Иван Кузьмич. – Настаивать не буду. Твой выбор. Или против всех встать, или вероятный разгром. Вариант «в кусты» даже не рассматриваю. Если решишься, то план десанта в Хельсинки у меня детально разработан. Начнешь – поддержу.

Эпизод 7

До конца недели я работал, не покладая рук. Начальник АБТУ Павлов, которому я доложил о состоянии матчасти в ЛВО, в пополнении техникой, инструментом и людьми рембатов, ремрот и переброске в ЛВО, минимум, двух армейских автотракторных рембаз отказал под предлогом первоочередной задачи – очистить ДМЗ в Польше. Помощи из центра можно было ждать, в лучшем случае, через месяц-полтора, а корпуса из Латвии и Эстонии надо выводить уже сейчас! Ну и ладно, своими силами, значит будем делать то, что в наших силах. Отправил в Ригу и Таллин два эшелона с запасными частями, пусть комбриги силами экипажей машины восстанавливают. С тракторами и, особенно, автотранспортом, все было гораздо сложнее, ибо запчастей на такую прорву убитых машин попросту нет. А если б и были, то с одним водителем на машину быстро не отремонтируешь. Сделал заявку в АБТУ, задницу свою бумажкой прикрыл, дело с концом. Если все будет плохо, то нагорит Павлову, а не мне. Впрочем, надеялся я на лучшее, запланировав на выходные поездку в Москву. Дежурствами по округу, как человек новый, да еще и «недовоенный», я не был обременен. Служба с понедельника по пятницу, выходные свободны. Так чего ж, сев вечером в поезд, не доехать к утру субботы до столицы? Надо же семью повидать, прошлые выходные и так пропустил. Ну, а в воскресенье в ночь – обратно. Ничего в моей поездке предосудительного и подозрительного, со стороны сослуживцев, нет. Разве что то, что богато жить не запретишь.

Сказано – сделано. Однако, утром 16 сентября я очутился вовсе не в Нагатино, а на пороге квартиры «Дома на набережной», где жил Киров. Охрана меня пропустила к двери без вопросов, а вот трезвонить пришлось долго, пока по ту сторону не послышались шаги.

– Семен Петрович, ты знаешь, который час? Начало девятого, суббота, – сонный, босой, в галифе и нательной рубахе, Первый секретарь ВКП(б) был явно не в духе. – Ты же в Ленинграде должен быть?

– Спишь, товарищ Киров? А мне вот не спится. Настолько, что из Ленинграда в Москву приехал спросить тебя, как коммуниста, как товарищ товарища. Скажи мне, какого ляда вы с финнами зимой собрались воевать, будто лета нет? – налетел я на Первого секретаря с ходу.

– Не шуми, моих разбудишь, – буркнул Сергей Миронович. – Раздевайся, на кухню проходи. Чай поставлю, поговорим, как товарищ с товарищем.

Я воспользовался приглашением и прошел на крошечную кухню, присев в уголке. Киров, тем временем, растопил самовар, труба которого выходила прямо через стену наружу.

– Спрашиваешь, почему мы торопимся с финнами разобраться? Отвечу, – начал он пока кипятилась вода. – Они еще в 35-м договоры и с Антантой, и с немцами заключили о транзите войск этих стран через свою территорию. И англичане этим правом, как ты знаешь, даже успели воспользоваться. Самолеты-то их с отравой к нам прямиком из Хельсинки прилетели. Граница же финская в тридцати километрах от Ленинграда. А Ленинград – треть советской тяжелой промышленности. Ультиматум мы им предъявили, чтоб разорвали договора и предоставили нам базы на своей территории. Они отклонили и провели мобилизацию. Дальше надо объяснять, почему мы с ними хотим разобраться?

– Это, товарищ Первый секретарь, я и без тебя знаю, не с Луны сюда к тебе на кухню свалился. Только спрашивал я не об этом. Почему непременно зимой?

– А когда? – задал мне встречный вопрос Киров. – Что в Европе творится знаешь?

– Конечно знаю! Антанта с Гитлером воюет, мы, слава Партии и ее мудрому руководству, в стороне.

– Ерничаешь, – покачал головой Сергей Миронович. – Только ни шиша ты не угадал. Войну объявили, но никто ни в кого не стреляет. Вроде есть война, а вроде ее и нет. Адольф Гитлер, между прочим, изрядную политическую гибкость проявил, когда с нами договор о ненападении подписал. Вот мы и думаем, а что ему стоит по-другому изогнуться? Ничего не стоит! Могут замириться и все вместе, если мы до лета тянуть будем с финнами, вмешаться! Зимой же воевать с СССР наполеонов нет. Поэтому нам и надо закрыть вопрос, как можно скорее.

– За две недели сразу по окончании осенней распутицы?

– А что не так тебе? – искренне изумился Киров. – Вон Польшу за месяц прошли. А тут какие-то финны. Ворошилов докладывал, девять дивизий всего.

– Всего? А на совещании в ЛВО начальник разведотдела тоже докладывал, что девять дивизий всего. При общей численности свыше трехсот тысяч. Но так как сто пятьдесят тысяч в состав дивизий не попали, мы их не видим. Так, ерунда какая-то, «отдельные отряды ополченцев». А то, что один такой «отряд ополченцев» в Карельской тайге, да на единственной дороге, целую нашу дивизию запереть может? А второй «отряд ополченцев» по лесам обойти на лыжах, да дорогу эту и перерезать? И что? Окружение, котел! А ДОТы на Карперешейке? Они сколько финнам выигрыша в силах дают? В УРе одна дивизия против целого корпуса легко держаться может! Это у нас, если две бригады МП за дивизию считать, восемнадцать дивизий всего! Всего! При том, что в РККА шесть с половиной миллионов бойцов и двести пятьдесят дивизий!

– Да что за робость такая на тебя напала? Триста тысяч финнов! А в Ленинградском округе сколько? Что РККА финнов в равных силах одолеть не может? ДОТы ему мешают! У поляков тоже ДОТы были! И что? Где теперь эти ДОТы? Обойдут, окружат! Что за паника? Сам же столько работал, чтоб РККА все самое лучшее имела и сейчас такое говоришь! Вам две бригады КВ дают, не считая полка сверхтяжелых танков! Не справитесь?

– Нет, справимся, конечно, – развел я руками. – Что за вопрос? Упремся в УРы, умоемся кровью, потеряем половину людей, вы нам пополнение подбросите, которое с самого начала не хотите дать. И, где то месяца за три отодвинем госграницу за Выборг.

– Ты это серьезно? Какая кровь, какое пополнение?! Какие три месяца и какой Выбрг?!! Ты задачу поставленную вам знаешь? Финляндию надо занять целиком! Целиком!! За две недели!!! У нас уже и новое правительство готово!

– Ты, Сергей Миронович, мне про Фому, а я тебе про Ерему! – сказал я с горечью. – Будь моя воля, таких как ты ура-победителей с головокружением от успехов, собрал бы вместе и в первой цепи на ДОТы и послал бы! Ты мне можешь по-человечески ответить, почему вы, желая победы за две недели, зарубили десант на Хельсинки, который предлагал комфлота Кожанов и который мог бы вам такую быструю победу дать? По крайней мере, тогда ваше новое правительство уже сидело бы в столице, а остатки финской армии по лесам можно было бы хоть до весны гонять…Почему вы не выделяете на эту войну достаточно сил? Ведь все по остаточному принципу! Я тебе ответственно заявляю, что техника к войне не готова! Ремонтных частей в округе нет, гражданским же мои проблемы по барабану. И даже если я сам возьмусь гайки крутить и весь свой отдел штаба к этому делу привлеку, триста танков не восстановлю! И ремчасти, которые придут ко мне через месяц-полтора, как обещал Павлов, за неделю-две до первых морозов тоже ничего не успеют сделать!

– Ленинградский округ должен обойтись наличными силами! Так решил ЦК партии! Вопрос это политический! И без того вам на уступки идем, перебрасывая один корпус с Украины. Везем через Архангельск, чтоб никто не прознал! Красная Армия должна показать, что не числом воюет, а умением! Чтоб и мысли ни у кого не возникло нас на зуб попробовать!

– Это что, спортивный интерес что ли? Смогем али нет? Вы тут в Москве тотализатор что ли устроили? – я начал терять самообладание, абсолютно не понимая логики решения.

– Пойми, Польша показала, на что РККА способна. В том, что мы разобьем и финнов никто, кроме тебя между прочим, не сомневается. У нас. А вот за границей всякие паршивые газетенки пасквили на нашу армию пишут. У беглых поляков интервью берут. Тема статей одна – мы их трупами завалили. Ничего не стесняются, даже фотографии западного фронта Мировой войны, где поля сплошь телами покрыты, размывают, чтобы четкости не было и на первых полосах помещают. Истерия жуткая в прессе, видать крепко мы их… Вот потому нам и надо дело сделать без мобилизаций, подкреплений и прочего. Чтоб заткнулись. Чтоб поняли, что РККА – сила! Сила, с которой лучше не связываться! – с пафосом, одухотворенно, закончил свою маленькую речь Киров.

– Сергей Миронович, ты меня пугаешь… – признался я откровенно. – Вас что, какие-то борзописцы на «слабо» развели?!! Я всю дорогу был абсолютно уверен, что во главе Партии и Союза ССР стоят мудрые, ответственные руководители и тут ты мне говоришь такое…

– Не понял тебя, товарищ Любимов, – набычился Первый секретарь, того и гляди боднет. – Ты что это, Партии не доверяешь?

– Да причем здесь Партия! Вы что, вопрос на обсуждение Партии выносили? Нет! А если б вынесли, то товарищи бы вам сказали, что пропаганда и агитация – это одно дело. А война – совершенно другое. Пропаганда и агитация должна вслед за военными, да и любыми другими успехами идти, а вы телегу с лошадью местами перепутали! Да, на нас на агитационном фронте совершено нападение. Ну, так и отбивайте его на агитационном фронте, а не лезьте к военным и к их планам! Хотите показать всем какая Красная Армия могучая, побеждает финнов всего восемнадцатью дивизиями? Ну, если сможем за две недели, тогда да! На обывателей, которые все равно ничего не решают, это впечатление произведет. Но мы, я тебе абсолютно точно говорю, не сможем! И вот тогда впечатление от нашего поражения совсем другое будет! А не сможем мы потому, что ваши агитационные установки о нашем «всехпобедизме» и на НКО и на командование ЛВО сверху давят и Мерецков не к войне, а к параду готовится! Что же касается тех, кто принимает решения или их готовит, то, к примеру, начальник германского Генштаба Гальдер посмотрит уже в самом начале войны – ага, русские наступают на Карперешейке по двум направлениям, имея всего девять дивизий в 7-й армии. Про северную Карелию даже говорить не стоит, там все еще хуже. Вывод: высший комсостав РККА – идиоты. Идиотам никакие танки, пушки и самолеты не помогут, значит, мы, немцы, Красную Армию легко разобьем. Пойду-ка я посоветую Гитлеру на СССР напасть!

– Это почему же ты такой вывод делаешь о наших военачальниках?!! – начал было возмущаться Киров, но я его сразу же перебил.

– Потому, что уставы собственные нарушают! По уставу оборона дивизии на нормальном фронте строится на участке в десять километров, корпус – двадцать! Карперешеек – сто двадцать, сто тридцать километров! Сколько дивизий надо только для обороны Карперешейка на нормальном фронте?! Минимум, восемнадцать! Без армейских резервов! Плотность дивизий в наступлении – четыре-пять километров фронта на дивизию. Десять – на корпус! Участок прорыва не менее тридцати километров, чтоб не простреливался артиллерией насквозь. Сколько надо иметь на Карперешейке дивизий, чтоб наступать сразу по двум направлениям? Тридцать! Но русские отправляют туда всего девять, имея, при этом, незадействованными, свыше двухсот! Какие еще выводы может сделать, не я, Гальдер? Вы доагитировались до того, что прямо таки приглашаете немцев на нас напасть!

Самовар, пока мы спорили, уж закипел и Киров засуетился с заварным чайником, выгадав этим себе время, на осмысление сказанного мной. Я ему не мешал думать. Пусть успокоится, разложит все по полочкам, решит для себя, что важно, а что не очень.

– Ну, хорошо, положим, что в разрезе военных вопросов я тебя понял, хотя твоя позиция идет в разрез с мнением наркома обороны. С другой стороны, в плане Генштаба, составленном маршалом Шапошниковым, который мы отклонили, на Карперешеек как раз направлялось восемнадцать дивизий…

– Нарком обороны маршал Ворошилов занимаемой должности не соответствует! – опять перебил я Кирова. – Я своего мнения по этому поводу никогда не скрывал. И то, что он пошел на поводу у вас, побоялся выступить поперек мнения ЦК Партии, только подтверждает мою правоту.

– Перегибаешь, Семен Петрович, – возразил Киров, отодвигая дымовую трубу в сторону и ставя на подогрев пузатый заварной чайник. – У финнов девять дивизий. Даже пусть восемнадцать! Куда против них тридцать дивизий на одном только Карперешейке?! Ты хоть представляешь, какие это расходы, какая нагрузка на наше советское народное хозяйство?

– Тридцать дивизий на Карперешеек. Всю МП до последней роты – на Балтфлот. Армию в 4–5 корпусов для высадки на плацдарме у Хельсинки. Не менее одной армии в 4–5 корпусов на Олонецкое нарпавление и такую же на Костомукшское. И вообще, войск надо направить столько, сколько можем дать в армию пар валенок, ватных штанов, полушубков, шапок-ушанок, лыж. У нас ведь нигде больше войны не ожидается?

– Ты меня не слышишь что ли? Развоевался, стратег! Ты понимаешь, сколько это удовольствие будет стоить, я тебя спрашиваю?! – рассердился глава Партии.

– Скупой, Сергей Миронович, платит дважды! Поражение будет стоить много дороже! Нельзя к войне относиться поверхностно! Война – концентрация усилий, всех возможных усилий, не только РККА, но и страны в целом! Такой подход дал нам победу в Маньчжурии, победу в Польше! А сейчас что? Решили, что море по колена? Я решительно требую от тебя, чтобы ты вправил Жданову мозги и заводы Ленинграда, вплоть до последней кооперативной артели, взялись за подготовку войск к боям! Раз родной НКО мне ничем помочь не может!

– Все, закруглили! – оборвал меня Киров. – По военным вопросам твоя позиция понятна, не будем развивать. Я хотел о другом тебя спросить, раз ты такой шибко умный. На, как ты говоришь, агитационном фронте что нам делать? Вой же поднимется, что РККА воевать иначе не умеет, как всемером на одного!

– Вот и хорошо! Как раз в европейских буржуазных военных традициях! Победа достигается превосходством хоть в чем. Наполеон не стеснялся говорить, что Бог на стороне больших батальонов! Вот и надо показать, что мы и всемером, и вдесятером, а будет надо, и вдвадцатером на одного соберемся и вдарим так, что мало не покажется. Пусть видят, что батальонов в РККА на всех хватит, что мы понимаем толк в концентрации больших сил на важнейшем направлении, и умеем этими большими силами управлять! Клин клином вышибают! Будут орать, что наших слишком много, а мы отвечать будем, что еще больше и это не предел! И кто после этого захочет с нами связываться? Тем более, если мы не только количественно войска усилим, но еще и качественно! С пассивных границ соберем всю тяжелую артиллерию, корпусную и РГК, даже тяжелые и минометные дивизионы артполков дивизий с гаубицами М-10 и 160-миллиметровыми миометами! Все наши танковые и самоходные бригады до единой! Всю авиацию! И скажем, что это только малая часть, поскольку на девять финских дивизий больше выделять не стоит!

– Эк, ты хватил! – почесал волосы на затылке Киров и потянулся за чашками. – Такой силищей мы конечно Финляндию одним шлепком, как муху прихлопнем.

– И это будет показательно для всех! – веско заключил я в ответ.

– Пожалуй, я вынесу твое предложение на обсуждение…

– Э, нет, товарищ Киров! Это будет твое предложение! Скажешь, подумал я на досуге, и вот какая мысль мне в голову пришла… Потому, как я сейчас в нарушение всякой субординации к тебе приперся, а мне еще служить!

– Боюсь, тогда не получится ничего, – вздохнул Сергей Миронович. – Товарищ Сталин именно к тебе мог бы прислушаться, раз ты на месте был и своими глазами всю ситуацию видел. А так, скажет только, что я как флюгер. Или того хлеще – финнов испугался.

– Товарищу Сталину ты о нашем разговоре вполне можешь предварительно рассказать. Объяснишь ему все, попросишь обо мне не упоминать. Делов то…

Киров разлил заварку, добавил кипятку и пододвинул ко мне кружку, жестом предложив кусковой сахар и баранки.

– Конечно, полностью оголять границы мы не будем, – проговорил он, уже внутренне со мной согласившись во всем, – но финнов и без этого просто сметем такими-то силами!

– Э, нет, товарищ Киров, опять ты не прав! – усмехнулся я. – Нахрапом ничего у нас путного не выйдет. Разведотдел ЛВО о том, что на перешейке творится в плане укреплений после того, как мы всем показали «Маркса», практически ничего не знает. Кроме того, что надолбы, которые противник раньше строил много, возводить перестали и перешли на контрэскарпные стенки высотой до трех метров. Из тех же самых гранитных глыб. Понятно, увидели четырехгусеничную ходовую сверхтяжелого танка. Готовятся они нас встречать, поэтому нахрапом лезть там, где нас ждут, не надо. Пусть РККА на перешейке и в северной Карелии лишь свяжет силы врага, оказывая постоянное давление на его оборону, не позволяя снять с фронта ни одной роты. Но аккуратно, без рывков наобум, которые ни к чему не приведут, поскольку взамен уничтоженного ДОТа финны зимой за сутки построят десяток новых. Главный удар пусть наносит Балтфлот и десантная армия. Тогда мы займем столицу, самые обжитые, проходимые и наименее защищенные районы страны в первые неделю-две, как вы и хотите, заперев финскую армию в тайге на востоке. Там, без продовольствия, боеприпасов, топлива, эвакуации раненых, пусть повоюют. Высотную авиаразведку, кстати, как мы делали в Японии, неплохо было бы уже сейчас начать. Все равно то, что мы собираемся воевать – для противника не секрет. А перехватить БОКи до сих пор никому не удавалось. Зато карты у нас будут самые свежие. И столько, чтоб каждый взводный имел.

– Уважаешь ты финнов! – усмехнулся Сергей Миронович. – Даже с перебором! Вон, даже сказки мне не стесняешься рассказывать, будто ДОТ за сутки построить можно…

– Сейчас допьем, соберешься, поедем ко мне, – предложил я. – Покажу, как это делается.

На Инженерной улице мы с Кировым устроили изрядный переполох. Налетели, схватили мою семью в полном составе, и тут же смылись так, что народ даже наброситься на Первого секретаря (шутка ли!) не успел. Дома я задержался ровно настолько, чтобы схватить пару Викиных игрушечных жестяных ведерок, обрезок деревянного бруса, да набрать опилок и стружки из запасенных после стройки, которые хозяйка использовала как подстилку для птицы и Вяхра. В химлабораторию, которой заведовала моя жена, поехали уже кортежем, на секретарском «Туре» и нашем семейном «ГАЗике», чтоб было на чем потом ехать домой, не гоняя лишний раз на рабочую окраину Первого секретаря. Рассчет мой был верный, ведь химики не только изобретали различные новые материалы, но испытывали их в различных условиях, в том числе, в холоде, используя для его создания жидкий азот. На месте я налил в одно из ведерок простой воды из под крана и погрузил в резервуар замораживаться. Следом за ним отправилось другое ведерко, но заполненное, кроме воды, опилками и стружкой. Выждав десять-пятнадцать минут, достал заготовки и чуть подогрел «опалубку», чтобы легко извлечь слегка подтаявшие по краям куличи.

– Заключительный акт марлезонского балета! – прокомментировал я свои действия, расставив брусок и две ледышки во дворе напротив глухой стены. – Представь, товарищ Киров, что деревяшка – это ДЗОТ, – с этими словами я достал пистолет и выпалил по ней. Пуля, выпущенная из «Браунинга» не только пробила, но и расщепила вдоль волокон мишень. – Лед, обычный лед, – с этими словами я превратил вторую цель в мелкие осколки. А третий выстрел я сделал молча. Усеченный конус темно-коричневого цвета от попадания упал на бок, но пуля, рикошетом от него, ушла в стену здания, выкрошив кирпич. На мишени же, которую я подобрал, выщербина была много меньше.

– Вот, смотри. Этот материал, хоть и легче воды, но по прочности и сопротивляемости взрыву сравним с бетоном. Каждый финский ДЗОТ, который мы летом могли бы развалить одним попаданием шестидюймового снаряда, зимой превращается в ДОТ, которому и одного восьмидюймового мало. А на ДОТы финские и вовсе зимой двенадцатидюймовки и выше нужны. Подавляющее количество нашей дивизионной артиллерии тут вообще не играет. И пока мы вскрытые разведкой ДОТы будем ковырять, десяток солдат, имея ведра, дрова, да стог сена, соорудит в тылу новый ДОТ за сутки, а то и меньше. Тут все годится, лапник, гравий, торф, что угодно. Вот так. И не надо думать, что финнам вооружения и гарнизонов не хватит. Засечем мы ДОТ и начнем по нему бить – просто перейдут в запасной и встретят очередную нашу атаку с еще не раскрытой позиции. Бросать засвеченные укрепления, сберегая жизни своих солдат, не жалко, если легко и просто, из подручных материалов, возводишь новые быстрее, чем противник старые разрушает. Вот и думай, товарищ Киров, много ли тех войск, о которых я тебе говорил, или мало. Стоит ли буром переть или нет.