Текст книги "Тайная война Разведупра"

Автор книги: Михаил Болтунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Когда он закончил, начальник оперативного отдела капитан Крылов поинтересовался:

– Так что можно сделать в этих условиях? Ты же сам понимаешь, Мажоров, мы должны найти выход.

– Он есть, – ответил младший сержант, – надо переделать нашу РСБ.

– Что тебе для этого надо?

– Нужны воздушные конденсаторы переменной емкости. Их можно демонтировать из некоторых приемников. Например, из приемника БУ-234 или СИ-235.

– Хорошо, – в конце концов закончил командир. – Иди, работай.

Мажоров развернулся и вышел из кабинета. Его вроде и отпустили, а на душе кошки скребли.

…Недели через полторы Мажорова вновь вызвал командир дивизиона и вручил бумагу. В ней говорилось, что для выполнения спецзадания младшему сержанту Мажорову Ю.Н. разрешается работа в спецхранилище и демонтаж деталей из радиоприемников.

Юрию выделили автомашину, дали в помощь старшину Казанцева, и они выехали в деревню Черемушки, где и находилось то самое спецхранилище, в котором складировались отобранные у населения в начале войны радиоприемники.

Мажоров ехал и не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны, его наконец услышали, дали разрешение, словом, все то, что он просил, с другой… Если он ошибается в своих расчетах и у него не получится модернизировать эту радиостанцию? Ведь он не инженер и даже не техник, его забрали на фронт с последнего курса техникума связи. У него и диплома-то нет.

Только он понимал: кому сегодня нужен его диплом? Нужна связь. Если ее не будет, расстрелять, возможно, и не расстреляют, но штрафбат обеспечен. Да, заманчивая перспектива.

Потом, с годами, уже после войны, он будет анализировать эту во многом парадоксальную, и в то же время весьма непростую ситуацию, которая могла закончиться для него трагедией.

Он был всего лишь младшим сержантом, и в его обязанности не входила реконструкция передающей аппаратуры. Такой аппаратуры, которая создавалась конструкторами и производителями. И тем не менее за отсутствие связи на ней спрашивали не зампотеха дивизиона, не старшего техника, а его. Даже грозились расстрелять.

Ответ тут только один. И командир дивизиона, и даже скорый на расправу начштаба понимали, что именно Мажоров сможет решить эту сложную техническую задачу и вытянуть РСБ на нужный уровень.

Так, собственно, и случилось.

Вот как об этом вспоминает сам Юрий Мажоров:

«Хранилище располагалась в здании, где до войны был институт. Оно размещалось на втором этаже. Какой-то сотрудник повел меня туда. Снял печати, открыл дверь и включил свет.

Передо мной оказались сотни приемников самых различных марок. Они стояли в шкафах, на столах, штабелями на полу.

В довоенные годы наиболее распространенными были приемники СИ-235, ЭЧС-2, ЦРЛ-10. Перед войной Минский радиозавод выпустил приемник “Пионер” и приемник более высокого класса “Маршал”.

Я с собой прихватил плоскогубцы, кусачки и отвертку. Отобрал восемь приемников 6Н-1 и начал свою разрушительную работу.

Был уже вечер, а дело шло не быстро. Наблюдавший за мной соглядатай утомился и решил пойти попить чаю и отдохнуть.

Когда я закончил, мне дали подписать акт, в котором излагалось, что изъято из приемников, – а все они имели внутри копии квитанций об изъятии приемника на хранение на весь период войны.

В часть мы вернулись поздно. На другое утро я приступил к практической реализации замысла по переделке РСБ.

…Уже на следующий день с пеленгаторных пунктов сообщили об отличной слышимости на протяжении всей ночи».

Связать жизнь с армией

Подобные технические проблемы еще не раз будут возникать перед Юрием Мажоровым. Их поставит перед радиоразведчиками сама война. А вот почему решением этих крайне насущных в условиях фронта задач придется заниматься именно ему, вопрос. Потом, став уже крупным ученым, директором научно-исследовательского института, генералом, он и сам будет искать ответ на него. И придет к выводу: причин много, но одна из главных – его, мажоровская, пытливость, желание во всем разобраться и дойти до сути и, конечно же, зарождающийся инженерный талант. Старшие и более опытные офицеры разглядели его уже тогда, в войну, в совсем еще молодом человеке.

Его командир лейтенант Шинко, разговорившись как-то с сержантом, очень тепло, по-доброму сказал: «Знаешь, Мажоров, из тебя получится хороший офицер, военный инженер». И, заметив на лице Юрия недоумение, подтвердил: «Да, да… Ты подумай хорошенько, чтобы связать свою жизнь с армией».

Слова командира оказались пророческими. Однако в ту пору ни о чем подобном сам Юрий не думал. Его волновала не будущая военная карьера, а самые прозаические, будничные заботы. Например, как избавить свое подразделение от постоянной нехватки бензина.

Дело в том, что РСБ для бесперебойной работы требовала немалое количество электроэнергии. Движок, который давал эту энергию, работал на бензине. Командиры заклинали, требовали экономить бензин, и подчиненные экономили. Но его все равно катастрофически не хватало. Ведь на дворе стояли лютые морозы, а переохлажденный агрегат завести – дело практически безнадежное. В то же время в подразделение поступала электроэнергия от московской сети.

Мажоров вскоре решил эту техническую проблему. Нашел трехфазный электромотор со шкивом. Проверил его обмотки. Они оказались в порядке. На деревянной основе укрепил мотор, с РСБ снял электрогенератор и разместил его здесь же. Взял резиновый ремень. Получился электроагрегат. Подключил его к сети. Так они стали экономить бензин.

Тогда впервые им и заинтересовался лейтенант Шинко. Ознакомившись с «рацпредложением» Мажорова, он и сказал Юрию те пророческие слова.

Разумеется, были и иные задачи, которые ставило перед радио-разведкой руководство. Так, однажды, как сообщило «солдатское сарафанное радио», кому-то из генералов Генштаба в голову пришла идея якобы немецкие летчики в период бомбардировки, находясь в небе Москвы, получают некие направленные сигналы. Два фашистских передатчика образуют перекрестие. Попав в зону, где оба сигнала принимаются одинаково, летчик знал: он находится над Москвой. И сбрасывал бомбы вне зависимости от того, видел ли он под собой землю или нет.

Радиодивизиону поручили проверить эту версию. Разведчики потратили немало времени и сил на поиск предполагаемых сигналов. Но ничего не обнаружили. Кроме того ни на одном из сбитых самолетов не было найдено никаких приемных устройств, кроме штатных средств связи.

Свою лепту в проверку этой версии внес и сержант Мажоров. Он предложил проверить прием сигналов в диапазоне УКВ. использовав для этой цели приемник со сбитого немецкого самолета «Юнкере». Можно было поднять приемник УКВ на аэростате, но возникли неразрешимые по тем военным временам технические проблемы: как организовать электропитание приемника, управление перестройкой, передачу сигнала.

Мажоров даже пытался с помощью маленького мотора постоянного тока и механизма от часов-ходиков осуществить дистанционную перестройку, но, увы, «конструкторские» изыскания окончились неудачей.

И тем не менее он никогда не останавливался и разочаровывался. Неудачи не смущали молодого сержанта. Вскоре он принял участие в операции радиоразведки в районе Демянска.

Наше командование приняло решение мощными помехами не дать возможности организовать бесперебойную связь 16-й фашистской армии, попавшей в окружение, с Берлином.

В качестве передатчика использовалась радиостанция, размещенная в районе города Куйбышев (ныне Самара).

Операторы радиодивизиона следили за немецкой связью, а также за передатчиком помех, и давали команды на уточнение частоты передатчика. Ведь немцы то и дело пытались уйти от помех. Задачу выполнили успешно. А вскоре в Красной армии были созданы первые, так называемые «помеховые», дивизионы, которые заложили основу для создания службы радиоэлектронной борьбы.

Несмотря на напряженные фронтовые будни, Мажорова не покидал «инженерно-конструкторский зуд». Теперь он решил усовершенствовать радиостанцию «Север». Безусловно, станция важная, нужная, но маломощная. Разведпункты жаловались на плохую слышимость. Держать включенной постоянно более мощную РСБ не было возможности, не хватало топлива. Радистов приходилось буквально заставлять работать на «северках». Потому у Юрия просто руки чесались, как хотелось добраться до «Севера». Однако легко сказать, да нелегко сделать. Ну, заменил он входную лампу на более мощную. Да, мощность возросла, но незначительно.

И тогда Мажоров выносил идею и решил, что сам сделает передатчик, но с мощностью в десять раз больше, чем нынешний, заводской.

Перелистав свои записи в блокноте, схемы, Юрий посчитал, что правильным будет сделать передатчик на одной лампе.

Подходящие лампы к тому времени уже появились в бригаде, и он попросил их ему выслать. Нарисовал схему, рассчитал детали. Теперь оставалось найти эти детали.

Сопротивления и конденсаторы вытащил из ЗИПов, катушки намотал сам. Сложнее всего было достать антенный вариометр. Но и его удалось добыть на самолете «Аэрокобра», которые поставлялись по ленд-лизу. Самолет сбили, но он дотянул до своего аэродрома, правда, почти весь сгорел. Но хвост остался цел. Там и нашелся вариометр для передатчика. Сам передатчик Мажоров смонтировал в фанерном ящике из-под посылки, которую прислали ему родители из Ташкента.

Вскоре он вышел в эфир. Результат превзошел ожидания. Абоненты давали хорошую оценку слышимости и тональности.

Но главное было не в этом. Передатчик позволял работать полным дуплексом, то есть при отжатом ключе он ничего не излучал и не мешал вести прием абонента. Подобного не было ни у РСБ, ни у «Севера». Ведь дуплекс значительно ускоряет радиообмен, так как во время передачи можно слышать абонента, следить за тем, что он упустил, или чего-то не понял. При симплексной связи такой возможности нет.

О новом передатчике вскоре стало известно командованию дивизиона. При первом осмотре начальство удивилось странному виду передатчика, уложенного в почтовый ящик, но, разобравшись в сути, похвалило изобретателя и дало добро на эксплуатацию. Более того, поступила команда создать такие передатчики для двух разведпун-ктов. Что, собственно, и было сделано.

А война тем временем продолжалась. Когда немцев погнали на Запад, вместе с войсками двинулись и наши радиоразведчики. Юрий Мажоров вместе со своим радиодивизионом прошагал дорогами Тульской, Орловской, Брянской областей, участвовал в Курской битве, воевал на Украине, в Польше. Победу встретил в Германии.

Во время войны произошло много событий – Юрий Мажоров дважды мог реально погибнуть, но, к счастью, выжил. Был удостоен ордена Красной Звезды и получил его в Кремле.

Но, пожалуй, самое важное – на войне он стал офицером, что определило его дальнейшую судьбу, и там же. на фронте, он нашел свою любовь – девушку по имени Таня Кострова, которая стала его женой и верной спутницей на всю жизнь.

Возвращение в Германию

Утром, еще до построения дивизиона, старший лейтенант Мажоров прибыл к командиру части майору Воропаеву.

– Ну что там с пеленгатором, докладывай.

– Да все нормально, товарищ майор, исправил. Не работает один сменный диапазон. Пришлось разобрать блок. От сырости окислилась и оборвалась в месте пайки контурная катушка. Устранил обрыв.

– Н-да… – протянул майор, стараясь глядеть куда-то поверх головы Мажорова. Потом встал, вышел из-за стола.

– Спасибо, Юра, – совсем не по-строевому сказал Воропаев.

Мажоров улыбнулся:

– Так что в Москву на рембазу везти не надо.

Он вышел из кабинета командира. С лица еще не сошла улыбка, а в душе скребли кошки. Отвернулся к окну. За стеклом в лучах яркого утреннего солнца блестел-переливался девственно-белый, выпавший за ночь снег. Офицеры спешили на утренний развод. Заметив Мажорова в окне штаба, махали ему, приветствуя. Но он словно не замечал их.

Сейчас, побывав в кабинете командира, Юрий особенно остро осознал горькую мысль, которую прежде гнал от себя. За спиной у него был фронтовой авторитет, опыт, их никто не собирался оспаривать. Он мог служить, активно работать, вот так, как сейчас, заниматься сложным ремонтом техники, и даже получать за это командирскую благодарность и рукопожатие. И только. Не больше. Ведь когда у них в дивизионе освободилась должность помощника командира по технической части, его, фронтовика, орденоносца, знатока техники на эту должность не назначили. Приехал молодой, не нюхавший пороха выпускник военной академии связи лейтенант Иванов. Откровенно говоря, «академик», как его звали в части, технику знал слабовато, и потому хвосты за ним нередко приходилось зачищать Мажорову. Так произошло и на этот раз. Из строя вышел радиопеленгатор 51-ПА-1. Помпотех не протяжение нескольких дней безуспешно пытался его оживить. Потом пришел к командиру и доложил: ремонт пеленгатора в части своими силами невозможен, надо отправлять на рембазу в Москву.

На дворе стоял февраль 1946 года. Радиодивизион располагался на территории Болгарии. Что и говорить, где Болгария, а где Москва, свет не ближний. Командир дивизиона это вполне трезво осознавал, и потому пригласил к себе Мажорова, попросил посмотреть пеленгатор. К тому же предложил сделать это тактично, чтобы не узнал Иванов. Ну что ж, тактично, значит, тактично. Мажоров отправился на пеленгатор ночью, а утром доложил об успешном ремонте. Только вот успех этот радости не принес.

По возвращении домой со службы Юрий поделился горькими размышлениями с женой. В конце концов они пришли к выводу – надо либо демобилизовываться, возвращаться к гражданской жизни, либо попытаться поступить в военную академию.

Однако жизнь направила их по третьему пути. Летом 1946-го начальник штаба дивизиона вызвал к себе Мажорова и сообщил об откомандировании Юрия в распоряжение Главного управления кадров Минобороны. Предписание об откомандировании следовало получить в штабе бригады в Кубинке.

Приказ есть приказ. Собрав нехитрые пожитки. Мажоров с женой убыл из Болгарии в Союз, на Родину. В штабе бригады его принял заместитель по технической части подполковник Виктор Чайка. Он сообщил, что командование решило дать ему возможность уйти на гражданку, вручил пакет с его личным делом. С ним Мажоров и отправился в ГУК на Фрунзенскую набережную. Внутренне он уже смирился с тем, что вскоре сменит офицерский мундир на іражданский пиджак.

Но судьба сделала резкий поворот. Кадровик-подполковник, который принимал у Мажорова пакет с личным делом, неожиданно спросил:

– Что вы там натворили?

В первую минуту Юрий даже растерялся, но, придя в себя, твердо ответил:

– Ничего недостойного я не сделал. Но ежели армии не нужен, готов уйти на гражданку.

Подполковник пристально посмотрел на Мажорова и попросил прийти часа через три. В назначенное время кадровик встретил Юрия с улыбкой, как старого знакомого:

– Да, действительно, ничего вы не натворили. Потому придется увольнение отложить. Нам нужны радисты.

– И что же? – не понял Мажоров.

– Мы направляем вас служить в Германию.

– Когда?

– Немедленно…

Так старший лейтенант Мажоров оказался в Германии во второй раз. Попал он служить в Тюрингию в городок Блайхероде, что находится западнее Лейпцига. Там разворачивалась бригада особого назначения резерва Верховного командования.

Действительно соединение это было весьма необычным, пожалуй, единственным уникальным формированием в Вооруженных Силах Советского Союза. Здесь можно было встретить специалистов самых различных родов войск – танкистов и топографов, химиков и артиллеристов, радистов и саперов. Среди этого странного, на первый взгляд, разномастного войска можно было запросто встретить тогда еще никому не известных Сергея Королева и Николая Пилюгина, Бориса Чертока и Леонида Воскресенского. Это потом они станут генеральными конструкторами, академиками, Героями, а тогда были просто гражданскими специалистами.

Бригада состояла из дивизионов различного назначения. Например, из дивизиона наземной подготовки ракет, дивизиона обслуживания и пуска, дивизиона крылатых ракет.

Главная задача спецов бригады – изучить все, что осталось у немцев от ракетной техники. Правда, до нас здесь, в Тюрингии, уже похозяйничали американцы. Они вывезли главного германского ракетчика Вернера фон Брауна и его ближайших помощников, техническую документацию, образцы изделий.

Позже по совместным договоренностям Лейпциг вошел в нашу зону оккупации. И теперь этими проблемами должны были заняться специалисты из бригады особого назначения.

Мажоров сначала попал на должность техника команды наземных испытаний, потом стал инженером-расчетчиком пульта верти-кальних испытаний ракеты и, наконец, помощником начальника электрогруппы.

В начале работы у них не было ни матчасти, ни ракет. Занялись разборкой оставшихся документов: находили, изучали, систематизировали.

К работе были привлечены немецкие специалисты, трудившиеся в институте фон Брауна. Ведь американцы вывезли только руководителей института, а рядовых сотрудников оставалось немало.

Группа, в которой трудился Мажоров, занималась документацией по системе управления полетом ракеты ФАУ-2. А если еще конкретней, то приборным отсеком. Другая группа изучала схему бортовой сети и работу автоматики, третья – разбиралась с системой подачи топлива.

Активно участвовал в работе их группы будущий академик Борис Черток. На него надели военную форму, офицерские погоны, но выглядел он сугубо штатским человеком. Немцы звали его «майор Шерток».

В ходе деятельности стала складываться группа офицеров, которой предстояло продолжить не только изучение документации, но и в ближайшем будущем осуществить запуск первых ракет, собранных на базе ФАУ-2. В ту группу вошел и Юрий Мажоров.

В 1947 году начались тренировки на материальной части. Однако вскоре пришло известие, что под Сталинградом создается Государственный центральный полигон и бригада должна туда передислоцироваться.

На Центральном госполигоне

…В июле 1947 года начался отъезд на Родину. Сложно сказать, как это воспринимали другие, но Юрий и Татьяна Мажоровы уезжали с легким сердцем. Они хотели в Советский Союз. Да, понимали, там тяжело. И ехали они в неведомые края. Пусть здесь более благоустроенно, но все равно постыло – чужая земля, чужие люди. Они искренне хотели домой.

Однако, как известно, Родина не всегда встречает своих офицеров с распростертыми объятиями. Так было и на сей раз. Станция Капустин Яр, голая, выгоревшая степь. Штабеля досок, разгруженные у насыпи железнодорожного полотна. Пыль, духота. Вдоль дороги деревянные домики, обмазанные глиной летние кухни. Это и есть Первый государственный центральный полигон. Начали ставить палатки, возводить штабные домики. Кстати говоря, для немецких специалистов, приехавших из Германии, построили дома, для своих достаточно и палаток.

К северу от железной дороги, в десятке километров, возводился испытательный стенд для реактивных двигателей. На краю большого обрыва монтировалась металлическая конструкция стенда, из железобетона сооружался колодец для отвода газов, подземные бункеры для установки аппаратуры. Еще дальше в степи возводилась стартовая позиция – бетонная площадка, к которой была проложена такая же бетонная дорога. Там же находилось и рабочее место Ма-жорова – электромашина в капонире и бронеколпак со смотровой щелью. Все это располагалось метрах в сорока от пускового стола.

Каждое утро офицеры забирались в кузов дежурного студебекера и их везли к месту работы. Дорога на службу становилась истинным мучением. За машиной поднимались огромные пылевые тучи, и сидящие в кузове превращались в пропитанных пылью чудовищ.

Жили Мажоровы в маленькой комнатке, в бревенчатом доме, которую снимали у местных жителей. Осенью грязь на улицах Капустина Яра была просто фантастической. Толстые пласты пыли под воздействием влаги размокали и превращались в непроходимые топи. Даже переход с одной стороны улицы на другую превращался в целое приключение.

Офицеры нередко шутили над своим житьем-бытьем. «Скажи, какой твой любимый город?» И получали ответ: «Капустин Яр». «А какая самая любимая песня?» – «Прощай, любимый город».

Однако шутки шутками, а работа по подготовке к первому запуску ракеты шла энергично. Уже в сентябре 1947 года на стартовой позиции появилась настоящая ФАУ-2. Ракету ставили вертикально на пусковой стол, присоединяли штекеры и начинали проверку цепей и установку приборов.

Приборный отсек Мажорова находился в верхней части ракеты, примерно на высоте шестого этажа многоквартирного дома. Чтобы добраться до него, приходилось карабкаться по выдвижной пожарной лестнице до верхней точки ракеты. На эту лестницу поднимали монтажный столик, собирали мостик, на котором и приходилось работать. Пожарная машина с лестницей уезжала, а Юрий оставался на этой «верхотуре», пристегнутой для безопасности карабинами.

В степи все время ветрено, ракету качает, и вместе с нею качался и Юрий. И полбеды, если бы это был детский аттракцион, но там предстояло выполнить большой объем работ – установить источники питания, вскрыть отсеки, где стояли гироскопы и сервоусилители.

После проведения этих работ Мажоров спускался вниз.

Потом ракету заправляли компонентами топлива для турбины насоса подачи топлива и окислителя. После включения и короткой работы турбины заливался спирт и жидкий кислород. Следующий этап – отработка автоматики с пультов управления. Проверялась цепь за цепью.

Окончив тренировку, сливали компоненты топлива и окислителя, все обесточивали и разбирали. Ракету спускали и отвозили на запасную площадку.

А на следующий день все начиналось заново.

Мажорова назначили на должность начальника 5-го отделения 1-го управления Государственного центрального полигона. У него даже появились подчиненные – взвод солдат. Однако все это уже было с ним. И служба с утра до ночи, и солдаты в подчинении. Но тогда шла война. А теперь?

Вольно или невольно он задавал себе прежний вопрос: что дальше? У него за спиной лишь ташкентский радиотехникум. А ему уже 26 лет. Откровенно говоря, не хотелось остаться недоучкой на всю жизнь.

Посоветовавшись с женой, решил подать рапорт с просьбой о поступлении в военную академию. Комбриг генерал Тверецкий не возражал и рапорт подписал.

А пока служба шла своим чередом. Наступило время первого пуска. Ракеты были доставлены на полигон. Подготовку к пуску возглавили Королев, Вознесенский, Пилюгин. Председателем госко-миссии стал главный маршал артиллерии Николай Воронов.

Пуск назначили на середину октября 1947 года. 14 октября все выехали на старт. Метеоролога на этот день обещали хорошую погоду.

Начали установку, заправку ракеты, проверку. К 8.00 было все готово. Не было только самого малого – погоды. Низкая облачность, северный ветер с дождем. В готовности номер один просидели до вечера. Последовала команда «отбой».

На 15 октября метео дало плохую погоду, но небо, наоборот, заголубело, выглянуло солнце. Вечером объявили готовность на 16 октября. Но снова с утра небо обложено тучами. Начальник полигона генерал Вознюк был вне себя.

Наконец 18-го в небе показались просветы и все заняли свои рабочие места. Мажоров забрался в бронированный колпак.

И вот пошли последние секунды перед стартом. Степь оглашается мощным ревом двигателя. Трясется все вокруг. В прорезь бронеколпака Юрий видит, как ракета, окутанная пламенем, поднимается со стола. Едва качнувшись, она продолжает ползти вверх. От струи газов поднимается огромное облако пыли.

Мажоров, не выдержав, выскакивает из своего укрытия и, как завороженный, провожает взглядом улетающую ракету.

Из всех укрытий выскакивают люди и радостно поздравляют друг друга. Впервые нами запущена баллистическая ракета. И это сделали мы.

Через двадцать минут пришло сообщение, что ракета достигла намеченного района и попала в заданный квадрат. С новой силой зазвучали возгласы: «Ура!» Маршал Воронов поздравил всех с первым пуском.

Успех вдохновил. Началась подготовка ко второму пуску. Правда, через три дня радио Би-би-си сообщило о том, что в Советском Союзе запущена баллистическая ракета. Назвали даже место запуска – район Сталинграда.

Поднялась страшная суматоха. НКВД начал срочную проверку жителей окрестных деревень. Неблагонадежные срочно высылались из этих районов. Введен жесткий контроль за въездом и выездом каждого.

Потом были другие пуски – удачные и неудачные.

В июне 1948 года Мажорову объявили, что рапорт его о поступлении в академию удовлетворен, и надо ехать в Ростов-на-Дону для сдачи предварительных экзаменов. Юрий бросился в библиотеку, набрал учебников по алгебре, геометрии, физике, русскому языку. Надо было многое вспомнить, забытое в период войны и послевоенных лет.

Сдача экзаменов проходила в Ростовском артиллерийском училище. Вместе с сослуживцем майором Плотниковым они успешно преодолели медицинскую комиссию, экзамены и отправились обратно в часть. Теперь предстояло ждать вызов из академии.

Мажорова смущал предстоящий экзамен по топографии, которую он никогда не изучал. Но что поделаешь – стал заниматься самостоятельно. Катастрофически не хватало времени. Попросил отпуск, но его не дали.

Однако самые большие огорчения были впереди. В августе Мажорову и Плотникову объявили, что командование решило в этом году их в академию не отпускать. Мол, заменить некем. Это было настоящим ударом. Что делать?

Как ни странно, но выход подсказала жена Татьяна. Она возмущалась, высказывала недоумение и буквально требовала, чтобы они с Плотниковым написали жалобу в Москву.

Мажоров добился приема у генерала Тверецкого. Однако доводы, что ему уже 27 лет, не подействовали.

И тогда они действительно написали жалобу на имя первого заместителя главкома артиллерии маршала Яковлева.

Прошло две недели. Ночью раздался стук в окно. На пороге стоял офицер.

– Мажоров! Ты писал жалобу на генерала Тверецкого?

– Писал…

– Так вот пришел ответ. – Офицер в упор смотрел на Юрия. – Тверецкий приказал, чтоб завтра духу твоего здесь не было.

– Ну вот и прекрасно. Дайте машину, ведь до станции девяносто километров.

– Будет тебе машина!..

И офицер растворился в темноте. Действительно в полдень у ворот их дома уже стояла машина. Погрузив чемоданы, двинулись. Через три часа были на станции Баскурчак.

По приезде в Москву Мажоров отправил жену к ее родителям, а сам сел на поезд, следующий в Ленинград.

Вступительные экзамены начинались 22 августа 1948 года. Говорили о том, что конкурс велик. Так и было: прибыв в академию, он узнал, что на одно место претендует десять человек. Мажоров представил, что с ним будет, если он не поступит в академию и вернется в бригаду к Тверецкому. Значит, дороги назад у него попросту не было.

«Так я вошел в науку»

Несмотря на все тревоги и волнения, Юрий Мажоров экзамены в академию сдал успешно. Даже сочинение и диктант написал на «отлично».

Зачислили его на 5-й радиолокационный факультет. Тогда это было весьма модное направление в радиотехнике.

В 1953 году обучение в академии сократили с шести лет до пяти, и Мажоров вместе со своими сокурсниками получили дипломы.

Свою дипломную работу Юрий проводил в научно-исследовательском институте № 1 Академии артиллерийских наук. Ему предложили тему, связанную с привязкой артиллерийских позиций к местности. Ведь, как известно, топографическая привязка орудия, особенно дальнобойного, требует высокой точности своих координат на местности. Теперь эти задачи решаются с помощью космических спутников, но в 1953 году о таких аппаратах речь шла только в научно-фантастических романах.

Дипломник Мажоров предложил создать высокоточную установку, которая позволяла бы определить направление на радиолокатор с высокой точностью. Ведь к тому времени артиллерийские подразделения начали оснащаться радиолокационными станциями наземной артиллерийской разведки.

Идея оказалась новой, неисследованной. До Мажорова никто ничего подобного не предлагал. Тему утвердили.

Однако трудностей на пути реализации этой идеи оказалось немало. И тем не менее их удалось успешно решить.

Прибор Мажорова произвел на сотрудников института сильное впечатление. Посмотреть на него пришел даже сам начальник института генерал-лейтенант Благонравов. Он похвалил дипломника. А в протоколе по защите диплома записали, что работа майора Мажорова имеет пракгическое значение.

Вскоре после выпуска из академии Юрий попал в научно-исследовательский радиотехнический институт Министерства обороны, который возглавлял адмирал Берг.

Через несколько дней после прибытия в институт майора Мажорова вызвал к себе главный инженер Теодор Брахман.

Теодор Рубенович – невысок, худощав, при ходьбе хромал, был ранен в ногу на финской войне. Ученых званий и степеней не имел, но пользовался большим авторитетом у сотрудников института.

Вначале он поинтересовался, чему учили в академии, потом предложил молодому сотруднику несколько технических задач. Нарисовал схему, допустив при этом ошибку. Мажоров понял: Брахман его «прощупывает». Ответил на вопросы главного инженера, нашел ошибку. Теодор Рубенович был удовлетворен.

Откровенно говоря, Юрий, придя в институт, не сомневался, что заниматься здесь ему придется тем же, чему его учили в академии, то есть радиолокацией. Однако Брахман его ошарашил.

– Понимаешь, радиолокация – это очень важное дело, – сказал он. – Но ведь с ней надо уметь бороться.

– Бороться? – удивленно переспросил Юрий.

– Да, да. Точно, – подтвердил Брахман.

– А разве с ней можно бороться?

Что ж, вопрос Мажорова достаточно ярко отображал уровень знаний выпускника академии. Отмечу, одного из лучших выпускников. Но что поделаешь, не учили их этому в академии, более того, даже не упоминали о таком направлении. Кто знает, почему? Может, не хотели поколебать веру офицеров-радиолокаторщиков в могущество их рода войск. А вот в НИИ уже зародилось направление по созданию средств противолокации.

Дело в том, что ахиллесовой пятой радиолокации является подверженность ее радиопомехам. Поэтому по мере того, как развивались радиолокационные системы, совершенствовались и средства помех. Именно развитие помеховых систем вернуло боеспособность авиации, которая в начале 70-х годов несла огромные потери от ударов зенитных управляемых ракет.

Но это будет потом. А в середине 50-х годов научно-исследовательский институт Берга являлся единственным, который вел разработку этой темы. К этому времени была создана станция помех, которая размещалась на борзу самолета. Она могла определять направление на радиолокационную станцию, ее рабочую частоту, длительность и частоту повторения импульса.

Кроме бортовой воздушной станции конструкторы НИИ сумели создать наземную установку разведки и помех радиолокаторам бомбоприцелов самолетов.