Текст книги "Капкан для лешего"

Автор книги: Михаил Исхизов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Подробности тебе знать ни к чему, а суть заключается вот в чем: – стал водяной вводить джинна в курс дела. – Зерна в Лесу украли. Очень нужные для нас зерна. Серьезное преступление произошло. Вот, значит, тебе и задание. Не откладывая на долго, разыскать вора и вернуть обществу зерна. Сделать это надо сегодня. И если ты этому вору сгоряча пору оплеух влепишь или хорошего пендаля дашь, никто тебя не осудит.

– Не пойдет, – не задумываясь, отказался джинн.

– Как это – не пойдет! – удивился Филипп. – Должен ты выполнить три моих желания!?

– Должен, – без особой охоты подтвердил джинн.

– Вот и выполняй.

– Не могу, – опять отказался джинн. – Понимаешь, почтеннейший, я не могу ловить какого-то презренного воришку. Я же джинн! Хитрый, могучий, грозный и беспощадный. Прикажи, и я построю тебе дворец или разрушу город. Я могу превратить пустыню в сад, а сад в пустыню. Я могу побить камнями наступающую на тебя армию врагов. Выскажи желание, и я доставлю тебе принцессу, прекрасную как пэри и богатую как багдадский халиф.

Он оглядел сидевшего перед ним водяного. Филипп восседал на своем массивном кресле босиком, в обычной уже слегка полинявшей тельняшке и не особенно удачно скроенных плисовых шортах.

– Если тебе хочется иметь красивую одежду, прикажи и я сделаю твой гардероб богатейшим во всех землях Востока и Запада.

Может быть тебе нужны редчайшие, напоенные благоухающим ароматом роз благовония – я достану их для тебя. Но я не могу заниматься мелкими, недостойными моего ранга делами. Никогда еще ни один джинн не унизился до того, чтобы ловить воров.

Впервые с тех пор как Филипп стал Филиппом Первым, приказ его отказывались выполнять. И кто?! Какой-то неблагодарный заморский джинн, который, если бы не Филипп, до сих пор сидел бы в темной бутылке из-под оливкового масла. Это после того, как водяной при свидетелях обещал Ставру, что прикажет джинну разыскать пропавшие зерна. Надо было что-то делать. И, в первую очередь, убрать свидетелей неприятного разговора.

– Ты хотел дежурным хвосты накрутить, – напомнил водяной Ефтею. – Вот и займись. Тебя, Марфута, тоже от дела оторвал. Посмотри там, в сундуках, какая одежка из моды вышла, выбрасывай ее безжалостно. Шелка, бархат, все выбрасывай, – Филипп подморгнул ключнице. – У нас, между прочим, гардероб отличный, – небрежно бросил он джинну. – Мы в пополнении его со стороны не нуждаемся.

– Да уж, сколько выбросила, – поддержала водяного ключница, – а остальное все равно не помещается, класть некуда твои богатейшие одежды. Все шелка, да парча, да бархаты.

– Мне тебя еще и учить!? Закажи новые сундуки, в них укладывай.

– Как прикажешь, так и сделаю, батюшка, – отыграла свою роль ключница и удалилась.

Когда начальник охраны и ключница ушли, Филипп и Фитюка за порог выставил.

– Значит, не можешь вора ловить? – спросил он у джинна.

– Так уж получается, уважаемый, – развел тот руками.

– А не боишься, что Всевышний покарает за неповиновение, освободившему тебя из сосуда?

– Нет, – отрицательно помотал головой джинн. – Не покарает.

– Еще как покарает, – пригрозил Филипп.

– Не покарает, – не смущался джинн. – У меня трудовой договор не с Всевышним заключен, а с генеральным директором фирмы. И зарплату мне платит фирма, а не Всевышний. Вот если я буду гоняться за ворами, подрывать этим авторитет и престиж фирмы, тогда меня и покарают. Просто уволят без выходного пособия. А где я еще такую работу найду?!

– Но ведь Всевышний следит, чтобы каждый исполнил свой долг, – напомнил водяной.

– Что ты ко мне пристал со своим Всевышним!? – возмутился джинн. – Всевышний на небесах, а я на земле. Мне до него никакого дела нет, как и ему до меня. Я атеист! Понял!?

Филипп оторопел. Джинн – атеист, такого, вроде, и быть не могло. Он конечно спросил:

– Как это может быть, чтобы джинн и, вдруг, атеист?

– Что тут особенного. Не в средние века живем. Свобода совести, свобода вероисповедания... Наука развивается... Доказано, что материя первична, а дух вторичен. Занимайся своим бизнесом, плати налоги и веди образ жизни, который тебе нравится. Никто не осудит. Демократия. А знаешь, – прервал он сам себя, – у нас в фирме анкетирование проводили, так оказалось, что среди джиннов больше тридцати процентов – атеисты. И то, только потому, что стариков много. Старики консервативны, за старое держатся. А почти вся молодежь – атеисты. Мы усвоили, что джинн сам творец своего счастья, трудиться надо, вкалывать, а не ждать что тебе Всевышний на блюдечке принесет. Нечего надеяться на халяву.

– Понял: значит никаких моральных устоев. Кто что урвет. Так что ли?

– Конкуренция, – пожал плечами Селим. – Свободное общество и свободная конкуренция. Они – могучий двигатель прогресса.

Изложив, таким образом, свои взгляды на религию и экономику, джинн вернулся к делу:

– Выскажи, почтеннейший, свои желания,– потребовал он. – С той секунды, как я освободился из бутылки, пошел отсчет времени. Чем быстрей я выполню твои желания, и вернусь на фирму, тем выше премиальные. Кстати, может быть, надо убить кровожадного дракона, или доставить тебе сюда говорящую птицу попугай? Можно организовать сундук с самоцветами, – с надеждой предложил он.

Водяной молчал.

– Есть халва с маковыми зернышками, чуть-чуть опиума... – полушепотом сообщил джинн. – Дефицит. Только для внутреннего пользования руководителей фирмы. Но могу достать. Вкус... у-у-у, – джинн прикрыл глаза, поднес к губам три пальца и поцеловал их, демонстрируя этим, какой потрясающий вкус у дефицитной халвы.

– Не нужны мне твои самоцветы. – Не поддался на уговоры Филипп. – Мы здесь тоже не бедно живем. У нас отборный жемчуг девать некуда, – соврал водяной, – а ты мне про какие-то самоцветы. А что касается опиума... Если ты сюда эту заразу притащишь, хоть одну дозу... Мы в бутылки не сажаем. У нас другой порядок: камень на шею и раков кормить.

– Это жестоко, – возмутился джинн. – У вас ведь, насколько я понимаю, просвещенная монархия

– Верно понимаешь, – подтвердил водяной. – Но как только кто-нибудь притащит наркотики, просвещение кончается, и начинаются раки.

– Все, – быстро пошел на попятную джинн. – Вопрос снят. Никакого опиума. А обычной халвой полакомиться не желаешь? Высший сорт, с орехами. Есть "Особая", для любителей, с засахаренным изюмом. Очень полезна для желудка. Пользуется большим спросом среди правителей.

Но на водяного рекламные штучки джинна не действовали.

– Я тебя попросил вора найти, что зерна украл. Такое у меня сейчас желание. А ты не хочешь этим заниматься. Что же теперь делать... Больше мне, от тебя ничего не нужно. Иди, гуляй.

– Некогда мне гулять, уважаемый, выскажи три желания, и я их выполню. Мне в фирму возвращаться надо.

– Тебя наверно дома ждут усталая жена, голодные дети и больная мать? – с достаточной долей ехидства спросил Филипп.

– Конечно, – подтвердил джинн. – Уже триста лет ждут, никак дождаться не могут.

Сказано это было довольно неубедительно.

– А у меня никаких других желаний нет, и в этом году, не будут. Так что иди, Сема, гуляй.

– Мне домой надо! – упорствовал Селим.

– Это твои проблемы... Фитюк! – позвал Филипп старшего подкоряжника.

Фитюк тут же явился, как положено, стукнул древком трезубца о пол.

– Ты вот что, Фитюк, проводи Сему на берег. Места ему наши покажи, с моховиками познакомь... Он, понимаешь, хочет дракона убить, а у нас, как на беду, ни одного дракона сейчас нет. Даже плохонького. И не знаю где взять. Так что пусть гуляет. Пока. Да, бутылочку из-под оливкового масла поставь в угол, глядишь, пригодится еще.

Фитюк подобрал бутылочку и бережно поставил ее на место указанное водяным.

– Пойдем, Сема, – похлопал джинна по плечу старший подкоряжник. – Я тебя раками угощу. У нас раки громадные, вот такие, – он показал руками, какие здесь водятся раки, раза в три преувеличив их размеры. – Очень вкусные. Вы, джинны, я слышал, все больше на Востоке промышляете. Бывал я там с хозяином. У вас вода совсем теплая. А в теплой воде рак разве по-настоящему вырастет?! Видел я ваших раков. Недомерки. Угостись нашими, не пожалеешь. А потом к моховикам сходим. Они все жутко умные. Послушаешь их, обалдеешь.

– Вот-вот, своди его к моховикам, – бросил вслед Селиму водяной. – Пусть поговорит с ними. А домой захочется, быстро вора найдет...

Глава двадцать третья.

Лешие долго ждали обещанного водяным джинна. Еропка так и не дождался.

– Я бесконечно на одном месте сидеть не могу, – заявил он. – У меня натура инертная, я двигаться должен и что-то предпринимать. Хоть бы разговор какой-нибудь у нас интересный шел, так и разговора никакого нет. Молчим, каждый, про свое. Пойду я лучше с рыжими потолкую, науськаю их на вора. Может от этого конкретная польза произойдет.

И ушел Еропка. Потом и Колотей встал. Этот ничего не сказал. Подхватил посох, махнул Ставру рукой и скрылся за деревьями. Теперь лешие молчали и ждали втроем. Раз обещал водяной прислать джинна, значит пришлет.

Но джинн так и не пришел. Вместо него появился Фитюк.

– Хозяин велел передать, что с джинном задержка произошла, – доложил он. – Не хочет джинн вора ловить. Такой вот он упрямый. Но ничего, хозяин ему рога обломает. Не было еще такого, чтобы хозяин своего не добился.

– А какой он из себя? – спросил Бурята, который никогда не видел джиннов, как, впрочем, и другие лешие.

– Джинн как джинн, – Фитюк пожал плечами. – Здоровенный, повыше хозяина будет. Одет не по-нашему, в полосатый халат, а на ногах узорчатые тапочки и носы у них вот так загнуты, – Фитюк ладонями показал, как загнуты носы тапочек у джинна. – На голове полотенце хитро накручено. Но, – говорит, – вора ловить не стану. Начальства своего боится. На это ихнему брату запрет наложен. Могут лишить и должности и звания.

– И куда вы его девали?

– Я его раками угостил. У них и не знают, что такое хороший речной рак. Две дюжины скормил. Потом к моховикам водил. Эти его окружили, вопросы задавать стали. Он сначала, ничего, бойко отвечал. Только с моховиками разговаривать не каждый выдержит. Джинн мужик крупный, я думал – осилит. Так не осилил. Наверно умственных способностей не хватило. Вижу, он отвечает все медленней и медленней, потом вовсе заговариваться стал. Лоб у него взмок, и глаза помутнели. Так что я его быстренько оттуда уволок. К русалкам отвел. Там ему понравилось, и он им понравился. Сидят сейчас, разговаривают и улыбаются друг дружке. Я тем временем к вам решил сбегать, сказать, чтобы джинна сейчас не ждали. А вы, смотрю я, какие-то невеселые сегодня, – отметил Фитюк. – Все вора поймать не можете? – наступил он Ставру на больную мозоль. – Из-за этого и тоскуете?

– Не можем, Фитюк, не можем, – признался Ставр.

– Поймать вам его, что ли? – искренне пожалел леших старший подкоряжник. – Вы скажите, где он прячется, я его быстро скручу.

– Спасибо, – не отказался Ставр. – Как только узнаем, где он прячется, сразу и скажем.

– Ага, сразу и скажите. Меня найти легко, я всегда возле хозяина. Так я пойду, надо за джинном присмотреть, как бы его русалки не обидели. Потом перед хозяином отвечать придется.

– Сходим и мы что ли, посмотрим на него, – предложил Бурята. – Когда еще настоящего джинна встретишь.

– Сходите, – разрешил Ставр. – Я здесь посижу, подумаю. – Не до джиннов было старому лешему.

Моховики почему-то часто парами ходили. Еропка двоих и встретил. Оба были невысокими, коренастенькими, с телами, покрытыми желтой шерсткой, как положено – рыжими, конопатыми, и очень похожими друг на друга, вероятно из одного выводка.

– Хорошей вам погоды, – приветствовал их леший.

– И тебе хорошей погоды, – в один голос ответили моховики.

– Мы тебя знаем, – тут же отметил, тот, что стоял справа. – Ты Еропка.

– Ты хороший леший, – добавил второй. – Ты нас, моховиков, уважаешь, и мы тебя уважаем.

Еропка приосанился. О том, что ты хороший, что тебя уважают и от моховиков приятно услышать.

– Мы тебя все очень жалеем, – добавил первый.

– Это почему же вы меня жалеете? – улыбнулся Еропка.

– Так ты же глупый, – объяснил моховик. Очень простодушным народцем были моховики, что думали то каждому сразу и говорили.

Еропка не то, чтобы растерялся, но удивился. Такого он никак не ожидал. Уж глупым он себя не считал. И никто в Лесу ни в коей мере не считал его глупым.

– Почему это я вдруг глупый? – спросил он. – Кто тебе такое мог сказать?

– Мне и говорить не надо. Зачем мне говорить, если я сам знаю. Я у моховиков самый умный. Сразу понимаю, кто умный, а кто глупый.

– Это, на основании, каких экспериментальных данных ты сделал обо мне такое сомнительное заключение? – с немалой долей ехидства поинтересовался Еропка.

Моховики переглянулись.

– Очень много непонятных слов говоришь. Нет таких слов, а ты их говоришь, – строго заявил лешему рыжий.

– Зачем непонятные слова говорить, если есть понятные? – пожал плечиками второй. – Не надо говорить непонятные слова.

– Как это непонятные?! – не согласился Еропка. – Все слова у меня правильные, а некоторые даже научные.

– Мы, народ, твоих слов не понимаем, – объяснил моховик. – Был бы ты умным, так говорил бы понятно для народа. А ты непонятные слова говоришь. С мозгами у тебе не все в порядке.

– Мало у тебя мозгов. А может быть и много, но плохие, подпорченные. Вполне протухнуть могли, – поддержал его второй. – Но ты не переживай, есть еще глупей тебя. Совсем дураки. А тебя мы уважаем. Ты хоть и глупый, но хороший.

Вот такой разговор получился. Но рассердиться на рыжих Еропка не мог: все-таки уважают. И объяснить им, что слова, которые он произносит как раз очень даже умные, и взял он их из энциклопедии, леший тоже не мог. Моховики были неграмотными. Они даже не понимали, что такое чтение и как можно что-то узнать, когда смотришь на грязную бумагу. Узнать что-то новое, – считали они, – можно только тогда, когда сам это новое увидишь или кто-нибудь тебе о нем расскажет.

– Ну? это... Есть у меня такой недостаток, – тщательно подбирая слова, вынужден был согласиться Еропка.

– Не переживай, может быть, ты еще поумнеешь, – попытался успокоить лешего моховик. – Я знаю одного дурака, так он однажды, от большой глупости, на очень высокое дерево полез. А когда упал, сразу немного поумнел: теперь даже на маленькие деревья не лезет.

Небольшая поляна, где они разговаривали, постепенно заполнялась. Сначала подошла пара моховиков с шерстью серебристого цвета. Затем еще одна пара: взрослый, покрытый красивой белой шерстью и серенький пацаненок. Все, как положено, рыжие и конопатые.

– Как ты думаешь, он к нам за делом пришел, или просто так, без всякого дела заявился? – спросил серебристый у напарника.

– К нам без дела не ходят. Где же они совет хороший услышат, если не у нас, – объяснил напарник. – К нам за советом ходят. Просят помочь. Он сейчас спрашивать чего-нибудь станет.

А Еропке надоело выяснять, почему его считают глупым, и он решил перейти к главному.

– По делу, по делу я пришел, дорогие мои моховички, – Еропка погладил по рыжей головке подвернувшегося ему малыша. – И за советом, и попросить хочу. Вы же все видите, все знаете. Без вас ни в одном серьезном деле не обойтись.

– Правильно. Кто же еще может все знать, если не мы. Это только мы все знаем, – подтвердил один из серебристых.

– Какое у тебя к нам дело? – поинтересовался умник.

– Зерна лингко у нас украли, – пожаловался леший. – Да вы уж наверно и это знаете.

– Конечно, знаем, – подтвердил белый. – Кто же не знает, если украли. Раз украли, то все и знают.

– Если они вам так нужны, чего вы их не берегли? – поинтересовался умник. – Зерна беречь надо, тогда никто не сумеет украсть.

– Так уж получилось, – не стал вдаваться в подробности Еропка.

– Чего они сами не додумались, что зерна беречь надо? – спросил серебристый у желтенького.

– Лешие плохо соображают, – объяснил желтенький. – Надо было у нас спросить, – посоветовал он Еропке. – Мы бы сказали, что за зернами присматривать надо.

– Спасибо за совет, следующий раз присмотрим. – Нам бы теперь вора поймать.

– Это вы правильно решили, – похвалил леших самый умный моховик. – Вора поймать надо. Ловите.

Еропке очень захотелось схватить умника и забросить его в стоявший невдалеке терновый куст. Но не за этим он сюда пришел. Сдержался, решил, что сделает это при следующей встрече.

– Украли чужаки, которые пробрались в наш Лес. Мы не знаем, где они прячутся. А вы по всему Лесу ходите. Все видите, все знаете. Ума у каждого из вас много, – польстил рыжим Еропка. – Вот я и хотел узнать: не встречали ли вы в лесу чужих?

– Конечно, встречали, они по Лесу ходят. Так что встречали.

– Кого видели? – обрадовался Еропка, что вышел, наконец, на след воров.

Гвиллион по Заповедному Лесу ходит. Большой, сердитый и страшный. Топор у него за поясом. Очень плохой гвиллион.

– Хорошие, с топорами не ходят, – объяснил второй. – Зачем хорошему с топором ходить. С топорами только плохие ходят.

– Что за гвиллион? – удивился Еропка. – Какой он из себя?

– Бородатый и страшный.

– Откуда он такой у нас взялся? – продолжал расспрашивать леший.

– А ты совсем глупый, – пожалел Еропку моховик.

– Самое простое сообразить не может, – согласился с ним второй.

– Надо ему объяснить, – предложил первый.

– Надо, – поддержал его второй. – Сам же он не сообразит... Ты, послушай меня, Еропка, я тебе сейчас все объясню, – обратился он к лешему. – Они при полной луне в Лес пробрались, а сейчас прячутся. Понял? Или еще объяснять надо?

Еропка и сам давно уже понял, как чужой в Лес попал, но не стал говорить об этом моховикам.

– Хорошо объяснили, – сообщил он. – Я теперь все понял. Значит, он зерна украл.

– Нет, не украл гвиллион зерна. Как гвиллион зерна украдет, если их серваны уже украли? Если их серваны украли, то гвиллион уже украсть не может.

– Серваны... Серваны... Это кто такие? – стал вспоминать Еропка. – Эге, я же о них в энциклопедии читал, воры они. Так к нам в Лес и серваны забрались! Ну и коллизия!

– Не надо так говорить, – посоветовал умник. – Нет такого слова.

– Верно, – спохватился Еропка. – Я говорю: плохи наши дела.

– Конечно, плохи, – согласился моховик. – Чего хорошего, если серваны по лесу ходят. Серваны всегда воруют. Он двух серванов видел, – показал он на своего напарника. – Они зерна и украли. Больше никто зерна не воровал, только они.

– А кого-нибудь из леших с ними не видели? – поинтересовался Еропка.

– Нет, – ответил за всех умник. – Лешего с ними не видели.

– Где они прячутся, не знаете?

Моховик посмотрел на сородичей.

– Я не знаю.

– И я не знаю, – сообщил второй.

– Я тоже не знаю, – доложил пацаненок.

– Слышал, – подвел итог умник. – Не знаем.

– А вы узнайте, где они прячутся, – попросил Еропка. – Вы же самые умные в Лесу, все, что захочете узнать сможете. Вы узнаете, а мы их схватим и зерна отберем.

– И гвиллиона схватите? – спросил один из серебристых. – У него большой блестящий топор, – предупредил он лешего.

– Ничего, – успокоил моховиков Еропка. – Мы на него Могуту напустим. Он его скрутит. Могуту знаете?

– Знаем. Могута еще глупей тебя, но гвиллиона скрутить может, – согласился моховик.

– Так вы узнайте, где они прячутся, – еще раз попросил Еропка. – Узнайте и скажите Ставру или мне. А больше никому не говорите.

– Узнаем, – обещал умник. – А ты нам, Еропка, вот что скажи: почему все лешие такие некрасивые? Ни одного рыжего у вас нет.

– Очень трудный вопрос ты мне задал, – Еропка демонстративно почесал затылок. – Я на него и ответить не сумею. Это только Гонта знает. Ты у Гонты спроси, – посоветовал он. – Гонта очень любит на вопросы отвечать.

– Непременно спрошу, – решил моховик. – Нам же интересно, почему среди леших рыжих нет.

Пущевика звали Сундук. Вырос он таким же высоким и тощим, как Колотей, голову его украшала копна седых кудрей, а глаза были небесно голубыми и веселыми. Конечно, Сундук – это было не имя, а прозвище, но пущевик охотно откликался на него. Это было очень уважительное прозвище. И означало оно не то сундук ума, не то сундук знаний, одним словом – очень интеллектуальный сундук. В чаще уважали Сундука. Был он родоначальником какой-то новой очень мудреной науки, почти никому не понятной. Даже ближайшие его ученики последователи вряд ли по-настоящему понимали, что они изучали. Но березовый сок Сундук употреблял с удовольствием и вдумчиво. Поэтому Колотей прихватил с собой из старых своих запасов немалый туес хорошо выдержанного да еще настоянного на травах сока.

Удобно устроившись за невысоким столиком, Сундук и Колотей играли в шахматы, смаковали небольшими глотками ароматный сок и беседовали.

– Напрасно ты пошел этой пешкой, – отметил Сундук, – сейчас мы ее уберем. Пешки не орешки... – Он снял черную пешку и поставил на ее место своего коня.

– Не орешки,– согласился Колотей. – А коня ты загнал... Погиб твой конь на поле брани, – и тут же снял коня противника притаившимся на диагонали черным слоном.

– Как это я его не заметил? – удивился Сундук. – Не иначе – ты мне глаза отвел. Ты ведь колдуешь понемногу, признайся.

– Не отводил я тебе глаза. Да я и не умею этого делать. – Колотей отхлебнул из стакана и причмокнул. – Хорош!

Сундук тоже сделал глоток и согласился.

– Много у тебя, его? – спросил он.

– Откуда его может быть много. Столько лет храню. Но немножко еще есть.

– А мы вот так пойдем, – вернулся к шахматам Сундук и передвинул ладью. – Говоришь, кто-то из своих замешан.

– Да, кто-то из леших. Свой и навел на зерна, свой пришлых и прячет. Знать бы только где... – он подвинул на шаг вперед очередную пешку.

– Ты не хитри, – выговорил ему Сундук. – Не буду я эту пешку брать. Вижу я, ее конь прикрывает... – Он опять отхлебнул сока. – Хорош!.. Спрашивается: где же он их прячет? Лес большой...

– С прошлого полнолуния они здесь. И прячутся надежно, почти никаких следов. Вот только недавно проявились: березку сломали, гнездо разрушили, муравейник разворошили. Да еще один в драку с водяным ввязался. А так тихо, не видно их и не слышно. Я думаю, в землянке он их прячет.

– В землянке?... – Сундук подвинул на три клетки ладью, создавая угрозу черному коню, и снова сделал небольшой глоток. – Настоящий нектар! Должен у тебя быть запасец, должен, – решил он. – Пришли туесок. Я бы его в критические моменты для бодрости духа употреблял. Такой сок, знаешь ли, вдохновляет.

– Если для науки, тогда конечно, поищу, – согласился Колотей. – Может и найду. – Где он еще их спрятать может, если не в землянке, – и еще одну пешку подвинул, защищая коня.

– В землянке говоришь... А мы вот так пойдем, – Сундук тоже подвинул вперед пешку. – В землянке, в землянке... Но все землянки на виду... Значит ты считаешь, что есть где-то землянка о которой никто не знает, в которую никто не заглядывает, Так?

– Так, – подтвердил Колотей и вывел на середину доски второго слона. – Больше им прятаться негде. Кто-нибудь бы их увидел. А в Лесу все новости расходятся быстро.

– Неизвестная землянка на отшибе... – повторил Сундук снова продвинув вперед ладью. – Такая землянка может находиться только в самых глухих местах. В приграничье она должна быть, куда никто не ходит. Где-то между вашим Лесом и нашей Чащей.

– Вот ты как пошел... – Колотей задумался. – Хитришь, хитришь... Только ничего у тебя не получится. Мы вот так сделаем, – подвинул он очередную пешку.

– А мы вот так, – ответил ему Сундук и снял эту пешку ферзем. – Прозевал ты свою пешку, а пешки – не орешки...

– Все-таки перехитрил. Тогда мы вот так... – вывел Колотей черного коня. – Да, в приграничье. Лучшего места чтобы укрыть банду не найти.

Сундук снова налил по малости себе и противнику.

– Бальзам высочайшего качества, – оценил он, сделав небольшой глоток. – Ты его на каких травах настаиваешь?

– На разных, больше десятка разных трав, – не стал вдаваться в подробности леший.

– Хочешь меня попросить, чтобы я наших молодцов направил поискать эту землянку. Так?

– Так. Наши поищут со стороны Леса, а ваши со стороны Чащи. Кто– нибудь непременно найдет.

– Подходит, – согласился Сундук. – Есть у нас молодежь, которая приключений ищет. Они за это с радостью возьмутся, с удовольствием.

– Только если они пришлых найдут, пусть не трогают, мы с ними сами разберемся, – попросил Колотей. – Знаю я твоих ребят. Они им руки-ноги поломать могут. Нет, пусть не трогают, – повторил он свою просьбу, – у нас украли, мы с ними и поговорим. И наказание им придумаем.

– Правильно, – согласился Сундук. – Сами разбирайтесь. Нашим я велю, чтобы к ворам близко не подходили. А то сейчас, знаешь ли, такие научные работники пошли, что у них бицепсы развиты гораздо основательней, чем мозги. Но вы, когда поймаете воров, непременно надавайте им по морде, – посоветовал он. – Чтобы их внешний вид соответствовал внутреннему содержанию. Ага! А у тебя на левом флаге позиция слабовата, – обрадовался он. Да, да, да, и никакого подвоха. Мы у тебя сейчас еще одну пешку съедим... Пешки не орешки, – Теперь он уже белым слоном снял черную пешку.

Гудим и Бурята вышли на большую поляну у реки и в удивлении остановились. Зрелище перед ними открылось прелюбопытнейшее. А если бы они лучше знали, как обычно проводят время русалки, они бы вообще не поверили своим глазам. В центре поляны горел небольшой костерок: не для огня, не для освещения, а для уюта. Возле костерка тесным полукругом сидели русалки, рядом пристроились с полдюжины моховиков, а немного дальше расположились на травке подкоряжник Еник и омутник Рында. Перед всем этим собранием, по-восточному подвернув под себя ноги, сидел крупный, широкоплечий детина, в полосатом халате и с белой чалмой на голове. Он что-то неторопливо говорил, а остальные внимательно слушали. Совсем близко от него сидела Пелга. Кикимора сняла серый платок, и по плечам ее рассыпался водопад золотистых волос. Она не сводила глаз с рассказчика. А тот, тоже, чувствовалось, выделял Пелгу из всех своих слушателей. Рассказывая, он то и дело поглядывал на кикимору и улыбался.

– Ты только посмотри, как он их достал, – восхитился Фитюк, – как он их достал! Сроду такого не было, чтобы русалки спокойно сидели. И Еник здесь. Еник-Веник, бросил лошадок и притащился сюда. Ну, хозяин ему врежет. А это же Рында! Я уходил, он с каким-то донником в карты резался. Тоже приперся джинна послушать.

– Это и есть твой джинн? – спросил Гудим, кивнув на широкоплечего.

– Ага, его Сема зовут, иностранец. Хочет домой, а не может, пока три желания не выполнит. Хозяин его из бутылки освободил, и джинн ему обязан. У них зарок такой, чтобы непременно три желания выполнить, а потом можно на все стороны. Ну, силен Сема. Заслушались все. Что-то он им крутое рассказывает...

– И Пелга здесь, глаз с него не сводит, – обратил Бурята внимание спутников на кикимору. – Какие у нее оказывается шикарные волосы... Слушайте, а она симпатичная. Платок сняла и сразу похорошела.

– Даже моховики притихли, – не переставал удивляться Фитюк.– Моховики молчат! Ну – чудеса!

– Подойдем, послушаем, – предложил Гудим.

Они потихоньку, чтобы не помешать подошли и присели рядом с моховиками. На их появление никто внимания не обратил.

Джинн продолжал свой рассказ:

... – И все они сговорились об этом деле, и пошли, и шли до тех пор, пока не пришли к колодцу, и тогда они сказали Хасибу: "О, Хасиб, спустись в колодец и собери нам мед, который там остался". И Хасиб спустился в колодец, и собрал оставшийся там мед, и крикнул: "Тащите меня, здесь ничего не осталось!" Но никто из дровосеков не дал ему ответа; они нагрузили ослов и поехали в город, оставив Хасиба одного в колодце. И он стал звать на помощь и плакать, и кричать, что погибнет здесь.

Вот что было с Хасибом Каримом. Что же касается дровосеков, то, достигнув города, они продали мед и пошли, плача, к матери Хасиба и сказали ей: "Твой сын Хасиб приказал долго жить!" – "Отчего же он умер?" – спросила она. И дровосеки сказали: "Мы сидели на горе, и вдруг пошел сильный дождь, и мы приютились в пещере, чтобы укрыться там от дождя. И не успели мы опомниться, как осел твоего сына убежал в долину, и Хасиб пошел за ним, чтобы вернуть его из долины, а там был большущий волк, и он растерзал твоего сына и съел осла".

И услышав слова дровосеков, мать Хасиба стала бить себя по лицу и сыпать землю себе на голову и принялась оплакивать своего сына.

Джинн сделал паузу и оглядел слушателей. Слушатели явно сочувствовали Хасибу и его матери. Русалки утирали навернувшиеся на глаза слезы. Всегда веселые моховики помрачнели. А Рында обратил свой гнев против подло предавших Хасиба дровосеков.

– Ух, я бы их! – вырвалось у него, и он ударил кулаком себе по колену.

Удовлетворенный реакцией слушателей джинн продолжил:

– Вот что было с матерью Хасиба, а что касается дровосеков, то они пооткрывали лавки и стали купцами и не переставая ели халву, пили сладкий шербет, смеялись и играли в кости. Что же касается Хасиба Карима ад-Дина, то он продолжал плакать и рыдать, и когда он сидел в колодце, будучи в таком состоянии, вдруг упал на него большой скорпион. И Хасиб убил скорпиона, и потом он подумал про себя и сказал: "Этот колодец был наполнен медом; откуда же пришел этот скорпион?" И он встал, чтобы осмотреть то место, откуда упал скорпион, и стал поворачиваться в колодце направо и налево и увидел, что из того места, откуда упал скорпион, блистает свет. И Хасиб вынул бывший у него нож и расширил это отверстие, так что оно стало размером с окно. И тогда он вышел через него и шел некоторое время внутри колодца.

И он увидел большой проход, и пошел по нему, и увидел большую дверь из черного железа, на которой был серебряный замок, а в замке – ключ из золота. И Хасиб подошел к двери, и посмотрел в щели, и увидел великий свет, блиставший из-за двери. И он взял ключ, и отпер дверь, и вошел внутрь помещения, и, пройдя немного, дошел до большого бассейна, и увидел, что в этом бассейне что-то блестит, точно вода. И он шел до тех пор, пока не достиг того, что блестело. И увидел он большой холм из зеленого топаза, а на холме было поставлено золотое ложе, украшенное различными драгоценными камнями...

И тут Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

И сестра ее младшая Дуньязада сказала "О, сестрица, как сладостен твой рассказ, и хорош, и усладителен, и нежен".

И Шахразада ответила: "Куда этому рассказу до того, о чем я расскажу вам в следующую ночь, если я буду жить, и царь пощадит меня"

"Клянусь Аллахом, – воскликнул царь, – я не убью ее, пока не услышу всю ее повесть, ибо она удивительна!"

Джинн замолчал, и на поляне долго стояла тишина. Потом как-то все сразу зашевелились. Кто-то закашлялся, кто-то потянулся, о чем-то тихо заговорили между собой моховики, а Еник ущипнул русалку за мягкое место. Та взвизгнула и так толкнула подкоряжника, что тот едва не упал. Рында спросил: