Текст книги "Примус"
Автор книги: Михаил Чулаки
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Но хвалить вслух африканскую методу он не стал.
– Надо в Комарово возвращаться, – сообщил он невпопад. – К родному пепелищу. А то зачем в городе травиться?
И плавным жестом он словно бы обнял окружающую благодать.
– Мне тоже всегда хотелось в деревне поселиться! – подхватила она с совершенно неуместным энтузиазмом.
Но он не придал значения такому совпадению чувств.
– Не в деревне, а в таком гибридном месте: чтобы жизнь городская, а воздух сельский. Гибридном и грибном.
– Грибы – очень таинственные плоды. Мистические фрукты, – сообщила девственница. – Мужские метафоры.
С такой терминологией Герой тоже встретился впервые: надо же – метафоры!..
Светка вовремя позвала пить чай:
– Шурка торт принес. Врет, что спецзаказ от "Европы".
– Да я чтобы врал, – не понял юмора Шурка. – Да у меня всегда – фирма!
– Врет, – подхватил и Женька. – В булочной на углу покупал. Налетайте, братцы.
Герой вернулся на свое прежнее место – рядом с Борей Куличом. На фоне лиц, взбодренных и разрумяненных танцами, Боря смотрелся еще более бледным и мрачным.
Женька сразу же заорал с новой силой – отдохнул:
– Ну что, каковы наши бабели? Как сказал Буденный, хорошего бабеля лучше держать в руках, чем читать.
– Чего – бабель? Бабель всегда простая и готовая, – не растерялась Светка. – Зато смотря какой мобиль!
– Мобиль – это хорошо. Обогатила наш великий и плакучий, – захохотал Женька.
Герой подумал, что не столько плакучий стал русский язык, сколько пластичный: какое слово ни произнеси – сразу оно обернется постельным намеком. Скажи хоть "солнце" – можно добавить, что из светила исходит прямой луч. И горячий, как...
– Между прочим, перпетуум мобиле не так уж принципиально безнадежен, попытался свернуть на физику Боря Кулич. – У меня есть интересные прикидки. Только не поверят, если скажешь. Забывают, что тому же Винеру тоже не верили. Хотя, что такое Винер? Прекрасно бы без него раскрутили всю кибернетику. А он только философствовал. Ну, положим, название пустил. Так ведь не в названии дело, а во всех этих процессорах и прочей технике, которую не он придумал. Слава всегда ложная, а те, кто реально трудятся, – в тени.
– Да на фиг вашу физику! – неожиданно разозлился Филя. – Тоже – трудящиеся на ниве синхрофазотрона! Строите из себя!
– Это у тебя гнев ренегата, – с удовольствием констатировал Боря. – Сбежал в этот поганый бизнес и оправдываешься.
– Завидуешь, поганец! Беден как крыса и шипишь из своей норы! Да чтобы бабки делать, больше ума нужно, чем чтобы ваши сраные атомы наизнанку выворачивать! Мы Россию кормим, а вы – паразиты, деньги только сосете, а толку от вас – ... , – и тут впервые за вечер Филя прямо выматерился.
Сразу стало видно, что Филя набрался всерьез. И обильный жировой слой не помог, не растворил алкоголь. Ведь Филя пил все тосты по-настоящему, не как хитрый Женька, который поднимал водку, а отпивал сухого.
– Кто кормит?! Кровь сосете только. Всю страну ограбили – благодетели! Прихватизаторы.
– Кто ограбил, сука?! А зачем ты в мой дом явился?!
Филя уже всерьез рвался в драку.
– Мальчики! Мальчики! – засуетилась Света. – Ну что вы! Мы же давно договорились: о политике – ни слова. Филя, успокойся.
– Ты тоже молчи, сука! Ты как жена поддержать должна, а не защищать этого вонючего копателя в мировом говне!
Все-таки Филя – не банальный пьяница. "Копатель в мировом говне" – сказано красочно. Но Боря не оценил:
– Дерьмо всё от тебя идет! От таких, как ты!
– Ах ты, гнида!
Филя отбросил Свету и рванул на себя стол. Посыпались чашки.
– Красиво скандалим! – оценил Женька. – Как в кино. Посуда уже летит. Еще бы кому-нибудь торт надеть на рожу!
Боря тут же и воплотил удачную мысль. Он взял двумя руками хваленый Шуркин торт и аккуратно надел на большую Филину голову. Ослепленный Филя нелепо замахал руками, а Боря спокойно пошел к выходу. Никто его не задержал.
– С цепи сорвался, – только и сказала Света. – Приглашай такого.
– Мы все, Светуля, долго на цепи сидели, а теперь разом сорвались, обобщил Женька.
Света прямо на людях оттирала полотенцем крем с головы Фили. Герой отвернулся, чтобы не рассмеяться. Боря действительно сорвался с цепи без излишнего повода – видно, давно дожидался момента "высказать всё", но есть ситуации смешные физиологически, и надетый на голову торт – как раз из таких.
– Не тушуйся, Филя, – утешил Женька, – говорят, самому Биллу Гейтсу на морду торт надевали, так что ты в богатом обществе.
– А что же мы жрать будем на сладкий стол? – всерьез обеспокоился Шурка. Я же не для того фирменный торт покупал.
– А ты оближи Филю, Шурочка, – посоветовал Женька. – И нас пригласи. Мы встанем в очередь, и каждый слизнет сколько сможет. Чтобы оценить твой торт. Не пропадать же говну. То есть добру.
Девственница Арина рассмеялась своим низким голосом.
Герой решил, что пора отваливать. Арина заметила его маневр.
– Вот тут мой телефон. Позвоните завтра с утра, хорошо? И не думайте, я потом навязываться не буду. Просто – священный обряд.
И отошла сразу, словно уверенная, что обсуждать тут больше нечего и он обязательно позвонит в указанный час. Чтобы свершить обряд. Великое дело найти слово. Распутство – плохо, обряд – хорошо.
Герой осторожно вырулил, не задев Женькин роскошный, хоть и подержанный "порше". Впереди замаячила фигура Бори: он единственный в компании безлошадник, – и шел на электричку. Герой свернул на поперечную улицу, чтобы не обгонять Борю и не подвозить его в город. Не хотелось целый час выслушивать Борино нытье. Публику он позабавил изрядно – ну и достаточно с него.
Глава 5
Умеренно выпитое нисколько не мешало Герою садиться за руль. Женька, склонный к эффектным фразам, любит повторять, что ехать можно, пока самостоятельно вставляешь ключ зажигания, а если уже не попадаешь – то нельзя! А Герой просто садится и едет – без излишних деклараций. Заедая алкогольный запах кофейным зерном и кардамоном.
Промелькнули в обратном порядке комаровские родные заборы, дачи, пустыри. Герой уезжал – но он еще вернется сюда: жителем, хозяином. Не вечно же ему возвращаться в свою однокомнатную ячейку в доме-улье с видом из окна на противоположную стену.
Ставя машину во дворе, где ей надлежало ночевать в отсутствие гаража, Герой еще раз осмотрел последствия слишком тесного контакта с заморским лимузином и его смелой водительницей.
Бок был помят изрядно. Хорошо, если возьмутся отрихтовать дверь и крыло, чтобы не покупать новые. И краска глубоко процарапана. Нагрела его нечаянная попутчица. Сам бы он мог и отрихтовать, но нужно иметь кое-какие приспособления и закрытый гараж – на улице не сделаешь и раскрытую машину без присмотра не оставишь: разденут мигом.
Правда, пылкая Джулия явно готова была не только оплатить счет за ремонт, но и компенсировать нанесенную моральную травму. С избытком.
Это-то и унизительно. Точно продаваться готовился, как записной альфонс.
Даже взять сумму точно по счету – не слишком приятно. Хотя какие сантименты в наше пореформенное время? Дамы платят за себя – и за других, если нажать как следует.
Взять сумму точно по счету – значит, продолжить знакомство. Дать повод для звонков и встреч. Ну и расписаться в своей бедности. Все-таки неплохо иметь возможность сказать небрежно: "Какой ремонт? Какая рихтовка? Не думайте о таких мелочах! Когда я разбиваю подфарник, то меняю всю телегу целиком!"
А уж согласиться на компенсацию ущерба морального – последняя степень падения.
Героя с его специфическими способностями такими предложениями искушали многажды, поскольку появился новый класс богатых и независимых женщин. Но сделаться содержанцем, наемным партнером он боялся больше, чем подцепить соответствующую болезнь. Следил, чтобы даже за кофе в буфете не попыталась рассчитаться за него случайная спутница. А неслучайная – тем более.
Альфонсом он не стал пока, но безденежье напоминало о себе постоянно. Попутчиков подвозил, чтобы покупать дорожающий бензин. Донашивал одежки, купленные до наступления реформ. Хорошо, что никогда не любил ресторанного времяпрепровождения, потому что зайти туда за свой счет стало невозможным а за чужой противно. Даже за счет разбогатевших приятелей вроде Фили. Съездить никуда не может. В Москву – и то если подвернется командировка. Но обедневший институт давно никуда не командирует.
Уверенность в своих силах и помогает Герою упрямо заниматься физикой, вместо того чтобы погрузиться с головой в импорт автомобилей или сахара, как поступили Филя с Женькой и Шуркой. Все-таки Герой до сих пор прекраснодушно считает, что работа должна приносить удовольствие сама по себе. Те, кто с отвращением зарабатывают свои деньги, вполне подобны альфонсам, с отвращением укладывающимся на ложе к богатым старухам. Вот и Филя импортирует сахар или еще что-то исключительно ради денег, гордится счетами в банках – а сам процесс импорта ему удовлетворения не приносит. Да вдобавок нервы изнашиваются: стоит задержаться грузу или – хуже! – очередному платежу от партнера, как Филя уже не в себе, потому что возникает перспектива болезненного взыскания долгов вплоть до пули в подъезде, чем уже кончил один Филин компаньон. А Герой всегда спит безмятежно и никогда не нервничает.
До сих пор Герой утверждал себя таким способом. Но вот, глядя на помятый и процарапанный бок своего старого "жигуля", он вдруг понял, что не только ради чистогана стараются, рискуют и портят нервы Филя с Женькой. Но еще и ради принадлежности к новому классу. У них свой клуб: и покупки "вольво" или "чероки", и поездки на Канары не только доставляют прямое удовольствие, даже не столько: прежде всего это что-то вроде визитных карточек гильдии воротил. Проявления новой потенции – денежной. Когда-то Герой пошел на физфак, потому что почетнее всего было стать физиком, и те, кто не понимает, как излучаются протоны и перепрыгивают электроны с орбиты на орбиту, – как бы люди второго сорта. Ну и достиг степеней известных, хотя бесспорной гениальности не выказал. А теперь почетнее всего – доказать свое умение повелевать людьми и товарами, в этом своя физика, посложней и рискованней той, что моделируется в лабораториях. А кто не может распоряжаться потоками денег, так же туп, как и тот, кто не умеет сфокусировать пучок нейтронов. Так может быть, его приверженность старой классической науке – всего лишь скрытое признание своей неполноценности, неспособности освоить новую и самую необходимую в изменившемся мире специальность – повелителя денег?!
Столько самокритичных соображений породил один взгляд на помятый бок старой "четверки". Или с нескольких рюмок он так некстати расчувствовался?..
Герой еще раз вспомнил жадную до любовного наркотика даму с "БМВ", неужели придется брать ее деньги, подвергаясь атакам вакханки?! Бедность не порок – но большое свинство.
И ведь берутся откуда-то деньги у людей. У Фили, у Женьки, у Шурки. Все они – не Спинозы. А Герой остается в компании с Борей, который только и способен низвергать из зависти любую знаменитость, хотя сам ничего примечательного не создал.
Но Боря хотя бы пережил миг – даже день, или два дня! – когда собственная гениальность казалась ему несомненной. Пережил самозабвение мозгового штурма, взобрался на вершину, на свой эверест.
А Герой не мог снова не признаться самому себе, что такого самозабвения не испытывал никогда. Вообразил с детства, что он – самый-самый первый, что он рожден, чтобы собственную сказку сделать былью. Но сказка осталась сказкой. Никакой он не гений – вот в чем правда. Обыкновенный средний кандидат. Будущий средний доктор – возможно. Которых – можно целый полк набрать. В первый поток утекающих из России мозгов он не мог попасть из-за своей засекреченности, а когда секретность недавно сняли, никто ему приличного контракта ни в Штатах, ни в Швейцарии, где устроили величайший европейский ускоритель, пока не предлагал. Умелых лаборантов там, видать, достаточно, да и не нужно никому реанимировать рухлядь – принято старье выкидывать и покупать новое оборудование. Золотые руки там мало ценятся – зато ценятся золотые мозги. Можно было, конечно, уехать, но только на совсем уж жалких условиях. На это Герой не согласился – именно потому, что уж там-то из него выжали бы соки за плату вдвое меньше, чем приличествует натуральному американцу; выжали бы соки так, что некогда было бы мечтать о будущих великих открытиях. А здесь он продолжал мечтать и верить – до сего дня.
И ведь никаких подтверждений гипотезы собственной гениальности не случалось, а уж физик-то должен был бы понимать, что гипотеза без реальных подтверждений – мертва! Даже и непонятно, каким образом удавалось так долго обманывать самого себя.
Наверное, потому, что эта тема даже и не обсуждалась. Внутренне, в душе. Он – первый, он самый, и точка. На все обсуждения – глухое табу. Primus inter pares. А был когда-то смешной прибор – примус. Очень шумел и не очень варил. Не сравнить ни со старой русской печью, ни с современным газом. А ведь назвали маленький шумный прибор именно в честь того древнего классического императора, primus'a! Почему так насмеялись над римским Первым лицом – неизвестно. А может быть, вовсе и не хотели смеяться, наоборот, изобретатель был чрезмерно высокого мнения о своем детище, преобразившем коптящую керосинку в предтечу газовой плиты? Во всяком случае, так получилось. Пришлось содержанию гордого слова постепенно выродиться. Так же и Герою – из гениев, предстоящих благодетелей человечества – в рядовые кандидаты наук.
Это надо было пережить.
Все равно как если бы счастливый олимпийский бог, Аполлон или Гермес, вдруг узнал бы, что собственная божественность ему только померещилась, а на самом деле он – всего лишь обыкновенный смертный.
Всю жизнь Герой не понимал, как это – быть обыкновенным смертным, таким как все. Другие смирялись с подобной участью достаточно рано – ну что ж, тем хуже для них. А он, хотя и без всяких убедительных доказательств, продолжал верить в себя. Веровать. Как без всяких убедительных доказательств веруют в Бога – потому что без Бога многим на свете зябко, страшно. Точно так же он веровал в Себя – потому что иначе страшно. И вот вера иссякла разом – по ничтожному, в сущности, поводу. Но и с верой религиозной случается такое же какое-то жизненное разочарование вдруг показывает безосновательность надежд на небесную помощь.
Зачем дальше жить?! И как?!
Герой не собирался тут же прекратить вдруг ставшее ненужным собственное существование. Но будущее вдруг разом сделалось непонятным. Бесцельным. Ничтожный Герой Братеев станет копошиться, заботиться о том, чтобы хватило на жратву и бензин? Непонятно.
Мысль вертелась в одном и том же кругу, в сотый раз повторяя один и тот же вопрос: как же дальше жить Герою Братееву, потерявшему бессмертие и переставшему быть собственным божеством?!
Сколько людей гонятся за миражами, пренебрегая подлинным своим призванием! Нерону мало было неограниченной власти – он желал быть великим актером. Ньютон не дорожил своим даром великого ученого и погрузился в какую-то нелепую мистику. Юрию Власову недостаточным казалось считаться сильнейшим человеком планеты, несравненным чемпионом – он тужился сделаться писателем. Сколько таких! В то время как тысячи и миллионы мечтают стать именно олимпийскими чемпионами и ничуть их не прельщают куцые литературные лавры. Привычно повторяют: каждому – свое. А в жизни не так, в жизни каждому хочется – не свое! Во всяком случае – многим и многим.
Так вот, миллионы мужчин – и нулевых импотентов, и просто малоуспешных полпотентов, счастливы были бы обладать хоть вполовину теми способностями, которыми природа наделила Героя, – а он принимает их как должное и совсем не желает сделаться профессиональным донжуаном. Правда, при дефиците средств эти завидные способности, скорее, открывают ему путь в альфонсы – в особенности в век рыночных отношений. Так что же – перестать рваться в гении и устроиться любовником на содержании?! Как несравненный любовник он и на содержание может рассчитывать самое высокое...
И наконец спасительный сон принес ему передышку.
Глава 6
С утра он зажил механически – не задумываясь ни о чем, превышающем самые повседневные потребности.
Проверяя по привычке вчерашние карманы, нашел он телефон девочки, которая пожелала стать недевочкой именно в его объятиях. Как ее? Ариадна. Вначале показалась такой чистой, бесплотной – а закончила разговорами о ритуальной дефлорации. Впрочем, быть может, чистота и состоит в том, чтобы просто и прямо говорить о простом и естественном?
Звать ее Герою все же не захотелось – несмотря на простоту и естественность. Кто знает эту девственницу: вдруг вообразит, что у нее особые права на своего дефлоратора?! Да и вообще, очаровательные мордочки обычно уверены, что мужчины как один должны бежать за ними бессловесным стадом!
Чтобы не передумать нечаянно, он даже бумажку с телефоном выбросил и принялся поневоле завтракать. Тем, что отыскалось в холодильнике.
Едва только Герой развел неизбежный унылый кофе, как раздался совсем нежданный звонок.
Своих подруг он категорически отучил являться без спроса, деньги, к счастью, никому не должен, так что кредиторы ему не грозят. Скорей всего, Любка – ее не отучишь.
– Кто? – спросил он настороженно.
Между прочим, в прежние времена он открывал всегда без вопросов. Но на то меняются времена, чтобы менялись и нравы. Бандиты теперь заваливаются не только к банкирам.
– Что-то ты робкий стал. А то смелый был на дороге!
По голосу сразу узнал – вчерашняя встречная из "БМВ". Джулия.
Смешно – не открывать. Получится, что боится.
На этот раз она была в деловом костюме. И без креста навыпуск.
– Если здесь жена или подруга, может не ревновать. Я по делам. Бизнесвумен на тропе мира.
Вот момент, когда очень пригодилась бы дежурная подруга: дать понять, что место занято!
– Заходи, – сказал Герой, не объясняя суетливо, что вот подруга только что вышла, но скоро вернется. Раз нет – значит, нет. Отобьется как-нибудь иначе.
Как-то мгновенно, только окинув взглядом коридорчик, исполняющий обязанности прихожей, Джулия оценила обстановку:
– Та-ак. Холост. Быт убогий. Доход нулевой. Да ты, милый мой, из бывших. Разорившееся научное дворянство.
Герой не отвечал.
– Ладно, о быте потом. Сейчас поедем делать сервис твоей карете прошлого. Я уже договорилась.
Тут спорить было не о чем. Оплатить ремонт она обязана, так что никакого унижения. На содержание к шикарной Джулии он не идет.
Герой выплеснул недопитый кофе и мгновенно оделся.
Они спустились вниз.
– Думаешь, адреса-телефона настоящего не дал, так и скрылся? – не выдержала, объяснила свою находчивость Джулия. – Хочешь скрываться, нужно еще и фальшивые номера вывешивать, мой милый. А так – дело даже не техники, а так – небольшого интереса. База данных давно закуплена в ГАИ. Оптом. Чтобы по каждому случаю не ходить к ментам на поклон. Мы даже нахалов находим, которые наших ребят подрезают на дорогах. Чтобы в другой раз ездили вежливо.
Герой промолчал. Действительно, все ясно. От сумы и от любви не зарекайся. Налетит такая Джулия и испепелит в горниле страсти. Впрочем, сегодня она демонстрирует деловой стиль, тащит в сервис, а не в постель.
Щегольской "БМВ" мирно стоял внизу, уткнувшись в задний бампер битого "жигуля". Царапина на правом борту уже была загрунтована, но еще не закрашена.
– Давай, держись за мной. А если отсекут по дороге, я тебе тут адрес нацарапала. Да и по мобиле перекликнемся.
– У меня такая не водится.
– Уже завелась, держи.
Начинается.
– Я такие подарки не принимаю.
– При чем здесь подарки? Закончится операция "полный сервис" – сдашь. А сейчас мне некогда будет тебя в пробках отыскивать. Просто приспособление вроде часов.
Глупо упираться, не взять на время – когда "просто приспособление". Да и удобная штука на самом деле, помогает приспособиться к жизни.
Сервис оказался в старом гараже, упрятанном в закоулке третьего двора. Явно не легальная фирма, которая дает рекламу и платит налоги.
Из глубин гаража вылез мрачный слесарь в рваной спецовке.
– Вот, Федя, – сказала Джулия. – Надо привести в лучший вид.
И она округлым жестом как бы укрыла "жигуля" невидимым покрывалом.
– Ага, – сказал Федя. – Новые двери поставить, чего тут с рихтовкой корячиться.
– Давай новые, кто бы возражал.
– Только подождать, привезут мне дней через пару.
Такая перспектива Герою не понравилась. Он и вообразить не мог, как останется хотя бы на пару дней без привычной свободы передвижения.
Джулия прекрасно поняла его мысли.
– Ждать можно, только надо пока на чем-то ездить моему коллеге.
– А пусть берет пока: вот "сабка" стоит совсем хорошая. Почти молодая, десяти лет не пробегала.
И он показал на темно-красный "сааб" – смешной у этих машин профиль, какой-то кургузый, старушечий, но работа шведская, надежная.
– Хорошо говоришь, – Джулия не упустила случая пококетничать. – Я тоже теперь буду так про себя: "почти молодая"!
– Как же я ездить буду на чужой тачке? – только спросил Герой, не обращая внимания на кокетство.
– Сделаем на обратном пути доверенность, – отмахнулась Джулия.
Препятствий для нее не существовало, так надо было понимать.
Герой уселся в новую для себя машину – и сразу почувствовал, насколько та легче и удобнее в управлении, чем привычный "жигуль". Впрочем, Герой несколько раз пробовал рулить заграничными машинами и уже знал, что это – совсем другое ощущение. А смешной профиль "сабки" не виден, когда сидишь у нее внутри.
Новое ощущение от машины так увлекло Героя, что он на время забыл про Джулию. Хотя они цугом ехали к ее нотариусу – делать доверенность. Она напомнила о себе телефонным звонком:
– Тут на Белинского забито все обычно. Паркуйся, где сможешь, и подходи к угловому дому. Тринадцать, кажется, – счастливое число.
Да, совсем другой уровень связи, когда телефон в кармане. Совсем просто, а удобно. А жизнь и состоит из удобств – или неудобств: не было бы этого телефона в кармане, бегали бы они с Джулией, искали друг друга, разминулись бы обязательно несколько раз, потеряли бы полчаса – или потерялись бы совсем. А карманный телефон дал такую же прибавку удобства, какую дает своя машина – по сравнению с городским убогим транспортом! Герой не может жить без машины. Теперь так же не сможет и без карманного телефона... А за что люди убивают друг друга уже тысячи лет оптом и в розницу? За собственность, то есть за те самые удобства. Ну и за власть, которая тоже приносит большие удобства.
Предупредительный нотариус быстро все оформил. Джулия говорила, улыбалась, платила – а Герой только диктовал свои "паспортные данные".
– Ну вот, мой милый, – сказала Джулия, когда они вышли из конторы. Значит, езди пока. Я позвоню, когда будет готово. А может, и так позвоню.
– Телефон-то забери, – напомнил он с некоторой натугой.
– Ну что ты. Телефон в комплекте с этой "сабкой". Мало ли, понадобишься, когда ты в дороге. Ну давай, разбегаемся: мне по делам, а ты – куда хочешь.
– У меня тоже дела, – ревниво возразил Герой.
– Конечно! Кто ж сомневается! И все самые главные. Счастливо, миленький, увидимся.
Она бегло, но уверенно, словно жена со стажем, чмокнула его в щеку и отчалила.
Герой тоже уселся в свою новую машину. Правда – временную. Спешных дел у него не было. Покатил, не торопясь.
Мир совсем других возможностей слегка приоткрылся ему. Мир, в котором обитает Джулия, в котором обитают и некоторые его знакомые, никогда не отличавшиеся особыми талантами – разве что пронырливостью. Мир, в котором автомобили покупают небрежно, не задумываясь, – как зажигалки. Мир, в который ему доступа нет. Разве что – в роли возлюбленного богатой Джулии. Или какой-нибудь другой такой же бизнесвуменши, много их теперь, набравшихся денег и жаждущих первосортной любви, потому что привыкли уже покупать только первосортные вещи и услуги.
А он только и может предложить – свои первосортные услуги.
Еще вчера он не позволял влюбленным дамам расплатиться за пару чашек кофе – и вот едет в чужой машине, разговаривает через чужое мобило. И так естественно все получилось. Поневоле подумаешь: может, Джулия разглядела его сквозь боковое стекло и бортанула вполне целенаправленно?!
Герой подъехал на своем новом "саабе" к дому. Уже и думалось невольно: "на своем новом". Как раз в этот момент вышел верхний сосед Алик, владелец старого "москвича".
– Привет, Гера. Что, сменил тачку? Тоже старье, но зато ихнее. Поздравляю.
– Да посмотрю, – ответил Герой неопределенно. Временно дали, пока моя в ремонте. Но, может, и совсем обменяю. Если понравится.
– Понравится! – заверил Алик. – Всем нравятся, а чем ты особенный? Как говорится: прочувствуешь разницу.
– В общем-то, уже прочувствовал.
– Вот видишь.
В кармане заиграла электронными звуками "Калинка". Герой не сразу сообразил, что это его телефон.
– Алло?
– Слушай, сегодня вечером меценатский клуб собирается в "Аркадии". Пошли-ка со мной, мой милый. Надо же тебя выводить в свет.
Джулия, конечно. Да никто еще и не знает его новый номер, кроме нее.
Ну что ж – плотный прессинг.
А почему и не пойти? Если он больше не бессмертный бог – может, и остается пойти в альфонсы?
Прежде он себя уважал, а с чего уважать теперь? Если он не лучше всей мрази вокруг.
– Давай.
– Тогда я заеду, чтобы нам не ездить цугом. Мне как раз выходит по дороге. В семь.
И гудки – не дожидаясь его ответа.
– О, уже и трубу заимел, прибарахляешься, – не то позавидовал Алик, не то просто проконстатировал очевидный факт.