Текст книги "Примус"
Автор книги: Михаил Чулаки
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Глава 33
В Петербурге сразу все показалось наоборот.
Едва вышли на воздух, поразила картина грязного снега, лежащего кучами вдоль тротуара, сосенки перед аэропортом были не чисто зеленые, как в Швеции, а скорее серые, и самый воздух казался замутненным. Не говоря уж о смешанном благоухании бензина, какой-то дальней гари и ядовитой краски.
Слава богу, не пришлось отдаться в руки субъектов весьма неблагонадежного вида, настойчиво зазывавших в свои такси, хотя машин с шашечками видно не было. Орудовали частники, но очень уж оголтелые. Такие не то довезут втридорога, не то просто ограбят по дороге – это уж кому как повезет. Но Героя с Джулией машина дожидалась тут же на стоянке, хоть это – островок нормальной цивилизации.
Едва уселись и отъехали, Джулия высказалась:
– Ничего у нас никогда не будет! Все думают, как до власти дорваться и урвать, больше ничего. Раньше коммунисты под себя гребли, теперь эти новые демократы. Угораздило на воровской малине родиться! Да если бы я родилась шведкой, я бы сейчас автоконцерн имела, с "Вольво" и "СААБ" конкурировала!
Герой вспомнил неразрешимый вопрос, которым задавался в больничной ночной тиши: "Почему Я – это Я, почему Я в центре мира под названием "Герой Братеев", а не в центре другого мира?!" Джулия те же вопросы поставила грубо и примитивно, свела к пародии.
– Я еще с детства другой жизни хотела! Тогда еще мечтала не о Швеции или другой стране, а о городе настоящем. Ты-то в Ленинграде родился, а я в Вологде. И еще в первом классе решила: вырасту и уеду! Потому и в ветеринарный поступила: из Вологды в человеческий медицинский кто бы меня пустил? Если только родители не устроили бы за двадцать тысяч тогдашних. У меня Ленку, подружку, папа так устроил. Вот и учились: она в Педиатрическом на детского врача, а я в ветеринарном – на собачьего. Зато у меня теперь свое дело и я на настоящей машине езжу, а Ленка покрутилась здесь, ребенка родила без мужа да в свою Вологду и вернулась. Недавно приезжала, у меня ночевала: губки кусает и завидует, бедненькая. Потому что я сама пробивалась, а ей папа дорогу пробивал, как ледокол. Она и выросла бледной немочью... Вот и высказалась наконец. На девятом месяце знакомства. А ты и не расспросил ни разу, тебе неинтересно. А между прочим, я сразу после института могла за немца выйти. Очень любил и просил. Только он мне не нравился, одно достоинство, что немец, что в богатую страну увезет. А мне и пожить в настоящей стране хотелось, и любви хотелось тоже. Молчала и очень мучилась. А то была бы сейчас богатой фрау, тоже бы дело завела. Немцы честные, у них такого понятия нет – рэкет. Дура я, наверное, что все-таки осталась ради любви. Потом любовь эта испарилась десять раз. Любовь испаряется, а гражданство немецкое остается. А так вот живу в воровской стране. А если, например, сейчас уехать, так ведь достанут. В той же Германии рэкета нет – для немцев. А свои своих достают! Здесь-то я своими мальчиками обороняюсь, они проблемы улаживают, если нужно, а там еще и всю охрану за собой везти – дорого. Да и не пустят немцы столько подозрительных русских. Такая у нас страна – подозрительная!
Герой молча вел машину. Джулия увлеклась своим монологом, и ответных реплик с Героя не требовалось. Вот он и не спорил, но думал, что родная страна, конечно, достаточно воровская, но ведь в добропорядочной Германии торговля пирамидами, улавливающими космический ветер, у Джулии вряд ли получилась бы. Так что не ей сетовать.
Они подъехали к его дому. Поднялись. Квартира Героя тоже не смотрелась после номера-люкс.
– Да-а, надо наконец менять обстановочку, – проговорила Джулия.
– Лучше что-нибудь за городом, – напомнил Герой. – В Комарово мы же собрались.
– Да-да, собрались. Вообще-то правильно. Понюхала я чистого воздуха в Стокгольме, неохота снова нашу отраву глотать. Раз нам теперь доходы позволяют. Ты у меня гений, ты и выбирай пейзаж, какой нравится.
Зазвонил телефон – звонки похожи на папины.
– Привет! Ну наконец. Три дня никто не отвечал.
– А мы в Стокгольм смотались ненадолго.
– "Мы"? Ты что – женился?
– Да вот, с Джулией ездили, – не уточнил Герой своего семейного статуса.
– Имя космополитическое. Она что – американка или, может, шведка?
Герой отвернулся от трубки и объяснил Джулии:
– Папе понравилось твое имя. Он подумал, что ты американка. – И в трубку: – Нет, просто она любит иноземные места.
– Они, конечно, хороши – в умеренных дозах.
Папа-то как раз давно уже принимает иноземные места в дозе неумеренной. Но Герой не стал углублять эту тему. Сказал нейтрально:
– Мы хорошо съездили. И отдохнули, и посмотрели. Может, какие-нибудь дела еще сделаем со шведами. Патент шведам продадим на некое изделие, – сказал он, чтобы подразнить Джулию.
– Нужно, чтобы все могли использовать новые изобретения свободно. Во всем мире, – серьезно заметил папа.
– Рынок требует изобретения продавать.
– Вот рынок-то мне и не нравится, – сообщил папа.
Герой расхохотался. И объяснил удивленной Джулии:
– Надо было здесь быть почти диссидентом, уехать в Америку, чтобы кончить тем, что рынок не нравится!
И в телефон:
– Чего ж ты тогда в свое время в КПСС не вступал? Ей тоже рынок не нравился.
– Значит, КПСС мне нравилась еще меньше. Худшее – враг плохого... Ладно, чувствуешь-то ты себя как? Мама все беспокоится, что там у вас нужных лекарств не достать.
– Все у нас достать. Было бы чем платить. Рынок регулирует, – не упустил он случая подразнить папу. – Да мне не нужны лекарства: метастазы у меня не обнаружены, как ни искали. А для профилактики я травы пью. Джулия достала у хорошего травника.
– Джулия, я вижу, тебя со всех сторон обихаживает. Ну, привет ей. От мамы тоже.
– У вас-то нормально? Сердце твое?
– Как пламенный мотор. Помнишь песню?
– Не помню.
Когда повесил трубку, Джулия его поцеловала.
– Спасибо, миленький, наконец-то ты меня своему папе рекламируешь. Признал официально, вроде как палестинскую автономию.
Герой уставился с недоумением:
– Сравненьица у тебя.
– А я раз в Израиле отдыхала. Очень даже хорошо. Там как раз евреи спорили: признавать или не признавать палестинцев?! Я говорю: чего вы зря шумите? Признавайте или нет, все равно они существуют. Хоть вам и не нравится, а куда вы от нее денетесь? Вот и от меня тебе, похоже, никуда не деться, нравлюсь тебе или не нравлюсь.
Очень уверенно сказано.
– Ну, конечно, нравишься! – обнял ее Герой. – А иначе зачем бы я тебя здесь укладывал почти каждую ночь?
– Ой-ой! Будто ты спишь только с теми, кого любишь!
– Конечно! А иначе – зачем же, когда вокруг большой выбор? Вот Адам не обязательно любил Еву: у него выбора не было. А я – я никогда не спал с такой, которую не любил. Хотя бы в этот момент. А если мы с тобой уже много раз, значит много моментов, когда я тебя люблю. Многократно я тебя люблю, можно даже уже сказать – постоянно. Между прочим, я уже не бедный физик из разорившегося института. Вот смотри, я тебе покажу диплом моей Академии Опережающих Наук. И за каждый диплом тщеславные ученые платят мне почти триста долларов. Так что на дом в Комарово у меня у самого кое-что уже есть. По крайней мере, на фундамент.
Очень удачный момент подвернулся, чтобы похвастать своим личным бизнесом. Чтобы не думала, что ходит у нее в младших компаньонах – и больше ничего.
– Так что я не сплю, если не люблю, – очень логично завершил он свой бизнес-отчет.
– Академия – это хорошо, – одобрила Джулия. – Академический бизнес сейчас надежный. Я ж говорю: ты у меня гений. И действительно, попадем мы с тобой в список "Форбса" – твоими идеями и моей хваткой! Ну и раз ты меня уже столько раз любил, могу тебе сказать совершенно практически, что по нашим деловым обстоятельствам нам лучше пожениться. А то масса неудобств. Тот же будущий дом в Комарово: самое простое, когда он в совместном владении супругов. А иначе масса юридической путаницы. Даже делить после развода будет гораздо удобнее, если что. А подписи и печати у нотариуса, когда я тебя оформляла как компаньона, они гораздо серьезнее подписей в загсе, чтоб ты знал. У меня сейчас деньги все в обороте, но надо будет сумму из оборота вынуть – на дом. Пару месяцев подождем – и вступим в совместное домовладение.
Объяснение.
Герой понимал, что Джулия высказалась так деловито, чтобы не нарваться на его насмешку. Ведь сообщение его: "Я тебя люблю многократно" – это совсем не то же, что простое признание: "Я тебя люблю!" А так – деловое предложение. Джулия высказалась деловито, но ждет она ответа так, как если бы сказала просто: "Женись ты на мне, горе мое, ведь видишь же, что я тебя люблю!" – без всяких выкладок о выгоде совместного домовладения.
Да и что изменится?! После случая с Ариадной он неколебимо верен ей, как не был еще верен никому и никогда в жизни – ну после тайного его отроческого греха с сестрой Любкой. И больших соблазнов с тех пор не было. Да и страшно теперь соблазниться: соперницу Джулия хорошо если только выпорет!.. Такой решительной любовницы, партнерши, подруги у него еще не бывало!
Надо было решаться разом, как с вышки в воду.
– Ну что ж, давай поженимся. И учредим фирму "Братеев и жена".
Она поцеловала его, пощекотала под подбородком.
– А "Полоскина и муж" не хочешь ли?
Он хотел было не согласиться, но нашел идеальный вариант:
– Так ведь мы живем в свободной стране! Многоженство у нас запрещено, а многофирменность – пожалуйста! Учредим сразу две фирмы: "Братеев и жена" с одной стороны, а "Полоскина и муж" – с другой! Там, на расчетливом Западе, "Домби и сын" а у нас в ходу семейные ценности: "Братеев и жена".
– И "Полоскина с мужем" миленький.
Глава 34
Наутро Герой ничуть не раскаивался в своем решении. В своем согласии, точнее сказать. Джулия сделала ему предложение, как современная Татьяна Ларина, и он просто не повторил ошибку Онегина.
Обычно рассуждают о любви. А семья – это прежде всего союз. Оборонительный и наступательный. Бывали у него пассии более обаятельные, но никогда не было у него шанса обрести более сильную союзницу в жизненной борьбе! Не на деньги ее он польстился, он может утверждать не краснея, что ничуть не на деньги! Ведь он и сам научился расставлять сети поперек мутного потока новой жизни. Не на деньги польстился, а на надежность Джулии. И в больнице он в ее надежности убедился, и в тюрьме. Не эфемерное она создание, за которое нужно думать, делать, решать. Если привести понятную ему самому автомобильную аналогию, семья, в которой жена перекладывает все тяготы на мужа, которая мечтает быть за ним как за каменной стеной, подобна машине с одним задним ведущим мостом, а такая машина хороша только на асфальте; для плохих российских дорог лучше иметь вездеход с двумя ведущими мостами, для тяжелой российской жизни – семью, в которой тянут оба. Никогда прежде Герой не полагался в делах на своих подруг, у него было множество любовниц, но ни одной союзницы. Такой сильной союзницы!
Они с Джулией еще не встали – бизнесвумен приходит в свою контору, когда пожелает, и сегодня Джулия не торопилась – когда раздался утренний звонок.
– Герка? Гроссман на проводе.
Как будто он и сам не узнал бы Шурку – его голос ни с чьим не спутаешь. Хотя в последний раз они разговаривали по телефону лет пять назад. Встречались у Фили, а других поводов для общения не находилось.
– Привет, Шурка.
– Слушай, Герка, ты меня прости, но ты попал не в ту компанию. Я просто не поверил, мы же в Комарово в пятнадцать лет общих девчонок щупали.
– И при чем здесь детство, отрочество и юность? – холодно спросил Герой.
– При том, что мы приличные люди. Я так считал всегда.
– Надеюсь. Дальше.
– Мне Арина рассказала. Только поздно. Как ее из квартиры выкинули.
– А как?
– Ты не знаешь?! Объясняю! Какая-то бешеная баба объявила, что Арина ей должна двадцать кусков, двадцать тысяч баксов, и что если у Арины нет наличности, пусть продает квартиру. Или к ней придут "ее мальчики". Я уже знаю, слышал, как мальчики приходят. И многие в Питере остались без квартир. Но это деловой риск: я взял кредит и не отдал. А Ариша ни у кого ничего не брала, никому не должна. Но так запугалась, какие-то мальчики к ней уже приходили однажды, что она сразу согласилась. Те в три дня все оформили и из милости купили Арине с мамой семиметровую комнату. И будто бы все из-за тебя: баба эта твоя и твоим именем прикрывается! Ариша же не может! Она родилась в своей квартире. Короче, ты скажи этой своей бешеной бабе, чтобы положила на место. У меня тоже своя крыша найдется, а ее адреса я не знаю, этой бабы, и Ариша не знает, так что все претензии получаются к тебе. Раньше говорили: око за око, а теперь: квартиру за квартиру. Извини, старик, но такова жизнь.
Герой и по первым словам не проникся большим сочувствием к судьбе девственницы, засадившей его в тюрьму, а уж последние угрозы и вовсе взбесили. Он понятия не имел, что Джулия взыскала всю стоимость его выкупа с Ариадны, но со слов Шурки все понял. И встал на сторону Джулии.
Он спросил подчеркнуто спокойно:
– А не объяснила твоя клиентка, почему с нее спросили? Ей-то, наверное, все растолковали.
Джулия вроде бы спала, но Герой видел, она слушает.
– Какая-то чушь! Будто из-за Арины тебя посадили. И пришлось смазать следователя. Как это может быть – из-за Арины?!
– Значит, объяснили доходчиво? Какие же у тебя претензии?
– А при чем здесь Ариша? Как она тебя могла посадить?
– Объясняю ради старой дружбы. Дело было так. Арина твоя исчезла из дому, не сказав своей матушке. И оставила вместо записки мой адрес и телефон на столе, на самом видном месте – вроде предсмертной записки. А матушка ее подняла хай, решила, что я ее прячу или убил. Какое-то тело нашли, матушка совсем спятила и опознала ее. Тогда следователь решил сделать из меня убийцу. Ему же только раскрыть, отчитаться – и с плеч долой. И сразу меня в камеру. А ты знаешь, какие бывают камеры? Что в них делается? Ну и чтобы там не сгнить, пришлось смазать следаку лапу. Шутка получилась ценой в те самые баксы.
– А откуда Арина знала? И не надо было давать взятки, за это, между прочим, статья. Она же вернулась – и все разъяснилось. Тебя бы и так выпустили.
– А кто же знал? Я думал, она действительно погибла, раз нашли тело. Сейчас время такое, что погибнуть – что чихнуть. И мне не хотелось, чтобы мне там все кости переломали, представь себе. Там рассказали, есть специалистка, которая острым каблуком яйца мужикам давит. Тут уж все раскалываются – правые и виноватые. А мне яйца еще нужны. И тянуть ни за что лет десять тоже не хотелось. И между прочим, пока она отдыхала и возвращалась, я бы мог еще в десяти убийствах сознаться. Она бы вернулась живая, а следак бы посмеялся: "Ну Ариадну, значит, ты не убивал, но ведь Машу, Глашу, Наташу и Сашу убил признался и протоколы подписал. Вот и сиди не чирикай, жди суда". Так что посидеть-подождать без взяток, пока все прояснится, ты попробуй сам, а мне не советуй. Вот и все.
– Слабо это звучит, старик. Долга никакого нет, а шуры-муры со следователем – это твои проблемы.
– Очень сильно звучит. По верной мудрости: не рой другому яму. Зачем же она мне вырыла? Вот и свалилась сама.
Джулия давно все поняла. И наконец вырвала трубку у Героя:
– Слушай, чувак, если у тебя вопросы, забьем стрелку, и любой сходняк меня очистит. Мишу Сухумского знаешь? Он объяснит. Не надо ментов наводить – первая заповедь. Есть проблемы? Перетолкуем сами. А твоя шкура ментов навела, за это жмурят, понял? А я только откат законный взяла... – и вдруг совсем другим тоном: – А если ты такой рыцарь бледный, ты на ней женись, чтобы не оставлять ее наедине с сумасшедшей мамой в семиметровой комнате. Отбой связи!
И она кинула трубку.
– Какая сука! Между прочим, за всю ее квартиру трепаную восемнадцать кусков только дали. Да и пожалела, комнатуху эту за два куска купила, а могла бы на Московский вокзал ночевать выгнать. Пусть бы там и зарабатывала с пассажирами на новую квартиру. Да не в деньгах дело, хотя в деньгах все дела на свете. А то, что такие примочки не спускают. Навела ментов? Значит, законно рассчитайся! Хотя за наводку уж точно в асфальт закатывают в порядочном обществе. Твоя сука думает, все хиханьки на свете, убежала от мамы и записочку подкинула – как смешно! А жить – дело серьезное. И за все надо платить.
Да, сильную союзницу в жизненной борьбе приобрел Герой.
Рассказать бы эту историю папе с мамой, они были бы в ужасе! Как это отняли квартиру?! За долги или нет – значения бы не имело! Отнимать нельзя. В их кругах так не поступали. А нахальных должников надо просто терпеть, тихо сетуя по углам. В общем, хорошим тоном считалось непротивление злу, привет от Махатмы Ганди. Зато противляться принято было государству, и притом не местному, на уровне управдомов и участковых милиционеров, перед начальством местным пасовали точно так же, как перед частными хамами, противляться принято было Политбюро и КГБ. А практическая жизнь требует ровно противоположного поведения: сопротивляться подонкам и милым мошенникам, которые живут рядом и каждый день портят жизнь, а на недосягаемое государство не посягать, бог с ним, государство занято своими всемирными делами, и отдельного человека государству с его высоты не разглядеть. Так и живут нормальные люди: прокричат, если нужно, хоть "Боже, царя храни!", хоть "Славу КПСС", с них от этого не убудет, и занимаются своими жизненными делами. А папа в жизненных делах ничего не понимал, любой слесарь или сантехник мог из него выдоить тройную цену за ремонт бачка, не говоря о мошенниках покрупнее, зато он ничего не спускал государству, никакого стеснения прав человека – и даже не только собственных, а всякого незнакомого человека. Лучше бы защитил свои права от хулиганов во дворе – от них приходится терпеть каждый день, а не от генерального секретаря.
Даже слишком Герой разволновался, представив себе родительское чистоплюйство. Потому что так и надо жить, как Джулия: не спуская обидчикам. Не позволяя наступать себе на пятки. То есть на мозоли.
– Ну чего ты замолк?! Или скажешь, что надо было забыть и простить?! Или лучше мне с нею обняться и вместе заплакать?!
– Нет. Она меня спровадила в кутузку, за ее счет меня и вытащить оттуда все правильно.
Нужно побывать в камере, а еще лучше в застенке у следака, где подвешивают ласточкой и делают из тебя слоника, побывать, чтобы понять, насколько это правильно! Там каждый лишний день может стоить потери здоровья! А вчерашняя девственница, видите ли, решила отомстить таким способом за свои маленькие неприятности.
– Какой ты стал сознательный. Ну тогда давай дружно вставать. Уже поздно.
Героя вдруг мгновенно охватило нетерпеливое желание. Как в первый раз на шоссе. Нетерпеливое желание, любовный припадок – это совсем не то, что парные супружеские упражнения.
– А давай лучше дружно лежать.
– Какой ты. Неужели телефонные разговоры так возбуждают? Я только позвоню, что буду поз... А и так подождут...
Глава 35
Все-таки Джулия ушла наконец по своим неотложным делам. Оказалось, что дела все же немного отложные, но ушла наконец. А Герою торопиться было некуда. Разве что съездить на почту за свежей партией денег.
Такова участь генератора идей. Точно так же устроен и физик-теоретик: сидит дома, царапает какие-то формулы, рисует графики – и так можно несколько лет. А потом вдруг гипотеза! И куча работы для экспериментаторов. В роли экспериментатора выступает Джулия, вот она и бегает целый день, присматривает за изготовлением пирамидок, за сбытом, за рекламой – только перечислять, и то голова кружится. Герой и не вникает. Может быть, он выдаст со временем еще один прибыльный план с перспективой на пару сотен миллионов. А пока можно прохлаждаться, его идеи за него работают и деньги капают каждую секунду.
Но в этот день было не до идей.
Джулия не позволила сделать из себя дойную корову, взыскала твердой рукой долг. А он?!
Выйдя на волю, он словно бы постарался забыть. Радовался, что на свободе, что не пытают, что не взял он на себя ни одного висяка, которые портят следователю статистику.
Он не рассказывал никому, как его били в застенке у следователя Люлько, как довели до того, что он ревел жутким голосом, какого никогда и не предполагал в себе. Только вот Шурке по телефону проговорился и то в сослагательном наклонении: может быть, переломали бы, заставили бы признаться... А как его уже ломали и заставляли – не говорил. Он опозорен потому и не хотел, чтобы кто-нибудь здесь, на воле, знал о его позоре. Джулия только поняла, когда Любка тогда позвонила в панике, что его увезли, сама она знает, какие бывают камеры в предварилке – и то бросилась спасать, выложила кучу денег, не торгуясь. А если бы знала про пытки, про то, что могут в любую минуту отбить последнюю почку?! Ведь менты любят – отбивать почки. Фирменное упражнение у них.
А что бы Джулия сделала, если бы узнала в подробностях?!
Выследив глупенькую Ариадну, она ее выпорола. По-бабски рассуждать, наверное, справедливо. А как отомстить за пытки?! Может быть, Джулия послала бы "своих мальчиков" проделать в теле следователя несколько аккуратных дырок?!
В этом главный резон, почему не нужно впутывать ее: оскорблен он, и только он может отомстить. Должен. Сколько ж можно жить опозоренным, трусливо стараться все забыть?! Он должен наконец проснуться от робкой спячки. Это тоже – вызов, который предъявила жизнь, challenge. И Герой Братеев должен соответствовать – если уважает себя. Распорядиться самостоятельно, не прячась за ее женскую спину. Такой эксперимент можно доверить исключительно себе самому.
Доказать себе, что и здесь он – первый среди равных товарищей по позору. Потому что товарищи, такие же пытаные, "припаренные" – они всего лишь радуются, что вышли из тюряги не очень искалеченными. Стреляют кругом бизнесменов как рябчиков, но кто слышал, чтобы пристрелили следователя-садиста?! Очень почетно будет создать прецедент.
Нельзя связываться ни с какими "мальчиками", Джулиными или нет, потому что потом сделаешься пешкой в их руках. Кто же в наше рыночное время упустит такой рыночный товар, как угроза доноса?! Значит, придется потом ликвидировать еще и "мальчиков", чтобы спать спокойно.
Правда, к профессионалу обратиться проще. Появились уже высококлассные киллеры, впору устраивать конкурс "Лучший по профессии"; эти просверлили бы в Люлько дырку тихо и аккуратно. А что может сделать он? У него и самого скромного пистолета нет, не говоря о снайперской винтовке, да и не факт, что он бы попал, если бы купил себе ствол. Нужна большая тренировка и большое хладнокровие, а когда выступаешь в собственном деле, трудно быть хладнокровным. Хирурги не оперируют близких, операцию всегда лучше сделает человек посторонний, которому не мешают родственные переживания. Наверное, киллеру трудно быть спокойным, если взяться за сугубо личное дело. Но Герой уже решил не плодить шантажистов на свою голову.
И снова: проще всего остаться опозоренным и не отомщенным. Но обида гложет сердце. Столько нагложет, что нетрудно и новому раку завестись. Потому что рак бывает от душевной боли.
Между прочим, совершенно свободен безнадежно больной. Будучи в четвертой стадии, можно просто встретить своего палача у проходной – и прошить очередью у всех на глазах. Такому больному уже ничего не сделаешь: ни посадишь, ни убьешь. А если бы убили в ответ – только спасибо за облегчение от лишних страданий.
Но Герой, похоже, совсем здоров, полностью вычищен на операции, у него впереди хорошие шансы на богатую счастливую жизнь. Не хочется вместо этого снова в камеру. Счастливая жизнь расслабляет, появляется соблазн не мстить, оставить всех жить как живут. На это и расчет – у такого Люлько. Опасен тот, кому нечего терять. Потому пытатели и не боятся возмездия, что хватают людей, которым есть что терять. Богатые – совсем безопасная публика. За тысячу баксов убьют кредитора или просто конкурента, а за столь неосязаемую материю, как честь, биться не станут.
Но не обязательно же стрелять. Есть другие способы. Вот в Америке недавно поймали сумасшедшего, который десять лет рассылал университетским профессорам бандероли, которые взрывались в руках при вскрытии. Его прозвали "унибомбер", потому что бомбил университеты. Сумасшедший считал, что от науки всё зло в мире, но дело не в этом. Если сумасшедший смог соорудить десятки таких бандеролей, неужели на это не способен дипломированный физик?! Ведь следователю вручают взятки не россыпью наличных, а в конверте, наверное. Во всяком случае, Герой вручал бы в конверте. А вскрывать Люлько станет наедине с собой, потому что акт глубоко интимный – в службу внутренней безопасности конверт на экспертизу не передаст, это уж точно! Чем не идея?! Даже и не идея, а чистый плагиат, но испытанные способы – они и самые надежные.
Взрывчатку для этого надо достать. Всего-то граммов сто. Или самому синтезировать – образование должно позволить. Ну и взрыватель соорудить. Тоже нужна квалификация. Но если смог унибомбер, неужели Герой глупее и неумелее?! Он-то – бог эксперимента!
Но не сам же Герой понесет пакет дорогому следователю. Значит, нужен какой-то посредник. Например, родные кого-то из сидельцев, которые хотят выкупить мужа или сына. Но придется вручить им пакет – и значит, они будут знать Героя. Явиться к ним, не называя себя, загримированным: мол, посланник от их родственника. Парик, темные очки, накладная борода – никогда потом не опознают.
Увлекательно было разыгрывать месть в мыслях, но сколько хлопот, чтобы провернуть на практике! Соорудить подарок следователю, найти родственников, которые поверят, что нашелся благодетель, вносит выкуп за их страдальца! Хотя – люди легковерны, весь доходный бизнес Героя держится на легковерии людском... Люди делятся на тех, кто делает, и тех, кто мечтает. И торжествуют те, кто делает, не страдая избытком воображения. Герой уже доказал себе, что способен действовать, а не мечтать! Так если он оказался способен ради презренного богатства, неужели же он окажется неспособен ради восстановления своей чести!
Богатство – не презренно, конечно, так говорят только те, кто не умеет понять, откуда деньги берутся: утешаются по старому принципу – зелен виноград. Но все-таки честь – выше! Вернее, богатство – одно из составляющих чести, частный случай, ну точно так же, как мужские способности: о какой чести можно говорить, если мужчина неспособен – неспособен создать достойную жизнь себе и своим женщинам?!..
Еще сложность в том, что не один Люлько его пытал. Собственно, лично Люлько его и пальцем не тронул. Пытали подручные. Но найти их, суметь уничтожить всех – это слишком сложно. Так бывает разве что в кино: составить список и отстреливать поочередно. В настоящей жизни может получиться только один раз. И главный палач – именно Люлько, который сам не тронул пальцем. Он направлял палачей, натравливал их. Ведь, в сущности, лично Гитлер никого не убил, не включил ни одну газовую камеру, не сбросил ни одной бомбы. Он отдавал приказы – а действовали подручные. Люлько – тоже отдает приказы подручным. Сколько несчастных пытаны в его кабинете, не узнает ни один мститель, ни один хладнокровный социолог. Но все равно, Герой отомстит и за них. А возможно, живым примером (примером – живым, а телом – мертвым) и остановит кого-нибудь из неизвестных ему коллег Люлько, таких же товарищей-садистов...
Мечты о сладостной мести – а вернее, о справедливом возмездии! – некстати прервал телефон. Боря Кулич прорезался. Давно его не было слышно.
– Гера, у меня дело к тебе. Я бы зашел сейчас.
Отказать Боре повода не было, да и не был сейчас Герой слишком уж занят: сидел, генерировал идеи, как ему и полагается – так он их всегда генерирует.
– Заходи. Только мне скоро пора уходить, – на всякий случай подстраховался он от слишком затяжного занудства.
Вид у Кулича был, по его обыкновению, тревожный и озабоченный: словно бы он старался что-то преодолеть, и оттого изнемогал духом.
– Понимаешь, есть мысль созвать конференцию против паранауки. Это какая-то мозговая чума: все покупают гороскопы, ходят к экстрасенсам, общаются с инопланетянами. Для тех, кто все же чуточку неглуп, не клюет на астрологию, всякие шарлатаны с торсионными полями. Теперь новая эпидемия: пирамидки, которые космические лучи, видите ли, фокусируют!
Герой удовлетворенно улыбнулся, когда Боря дошел до пирамид, но слушал молча.
– И реклама оголтелая, кто-то большие деньги бросил. А наше милое телевидение это все вколачивает в головы.
– Ну что телевидение, – неопределенно отозвался Герой. – Им уплачено, они и крутят. Да и рекламу иногда забавно делают, талантливо. Тоже – творчество, тоже самовыражение.
– Рукописи не горят, зато и деньги не пахнут, – сардонически улыбнулся Боря.
– Конечно! Платителей не судят.
– Ну нельзя же! "Уплачено!" А если им уплатят, чтобы рекламировать героин?! Между прочим, есть запрет на рекламу алкоголя и табака – и они придерживаются. Нужен какой-то закон о запрете рекламы шарлатанства. Это та же отрава, только духовная!
– А кто определит? – уже живее поинтересовался Герой.
Боря ведь упертый: что если прошибет лбом стену и добьется?!
– Нужна экспертная комиссия. Из независимых ученых. Об этом я толкую: собрать конгресс и предложить такую комиссию. Между прочим, все помнят, как они через телевидение и "МММ" рекламировали, и "Тибет": "Помыслы, как цепи гор, чисты" – что-то в этом роде. Вот и чисты, пожалуйста. И никто из телебоссов не извинился, а ведь они способствовали всеобщему ограблению. Теперь тоже. Представляешь, мои старики тоже эту пирамидку купили. Я им кричу: "Вы что? У вас разве деньги лишние?!" Не слушают: ведь по телевизору похвалили. А я для них не авторитет. Вот если бы ты им объяснил, они бы, наверное, послушались. Поговори, а?
– Чего говорить? Ведь уже купили.
– Хоть не позорились бы, не залезали под эту раскладушку.
– Нет, я в семейные дела не вмешиваюсь. Раз залезают, значит, нравится.
– Ну да. Мама повторяет, что у нее давление снижается.
– Вот видишь. Тут еще твоим экспертам доказать придется, что от пирамидок пользы нет.
– У нее и от Кашпировского снижалось давление. И от Чумака.
– Значит, и от них была ей польза. Знаешь, как в анекдоте: "Вам шашечки или ехать?" Тебе какая-то физика нужна или низкое давление у мамы? Раз маме хорошо, значит, не зря купила. Это, как говорили классики, реальность, данная нам в ощущениях. Мама довольна, другие покупатели довольны. Они сидят в своей личной пирамидке – и ощущают, понимаешь?! Сидят и ощущают.
– Так ведь самовнушение! Ясно и последней подопытной крысе.