Текст книги "Хивинские походы русской армии"

Автор книги: Михаил Терентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

К сроку туркмены, однако, пени не внесли в учрежденные комиссии. Пришлось срок продолжить. Ко 2 августа все-таки внесена только треть, на 46 200 руб. верблюдами и 45 539 руб. деньгами и вещами; при этом поплатились опять бабы: кольца, браслеты, монисты – все у них отобрали мужья и передали в русские комиссии. Ввиду такого успеха Кауфман, собрав 2 августа всех старшин, объявил им, что разорять их не хочет и откладывает срок на неопределенное время, а в обеспечение уплаты возьмет 26 заложников. Для обеспечения войск, оставляемых на правом берегу Аму-Дарьи, требовалось 48 000 батманов муки. Это было разложено на туркменов за плату по 85 коп. за батман с доставкою в Ханки.

3 августа туркестанцы и кавказцы выступили с Измыхшира обратно в Хиву, куда прибыли 6-го числа. По дороге возвратившимся на свои пепелища иомудам объявлено, что ввиду их потерь с них будет довзыскано только 108 тысяч рублей, а в обеспечение взято 14 старшин заложниками.

Перед выходом отряда с Измыхшира в Хиву подполк. Скобелев вызвался произвести рекогносцировку от Измыхшира к Ортакую. Это ему посоветовал флигель-адъютант Милютин, незадолго перед тем прибывший с Кавказа. Кауфман разрешил. И вот в ночь на 3 августа 6 человек, по-видимому, туркменов, выехали в степь. Настоящих туркмен-проводников было только трое: Назар, Нефес-Мерген и Дурды, служившие еще в Красноводском отряде при Столетове в 1870 г., где их и знал Скобелев, остальные были переодетые: Скобелев, его слуга Мишка Игнатьев и льготный уральский казак Андрей Лысманов. Партия была хорошо вооружена и кроме верховых имела 4 вьючных лошади с сухарями и джугарой.

Пройдя колодцы Чагыл и Кизил-Чакыр (24 и 78 верст), партия запаслась здесь водой, наполнив 6 бурдюков, и прошла, не поя коней, 132 версты до колодца Доудура, где воды не оказалось. Поэтому отсюда пошли не на Ортакую, до которого оставалось 40 верст, а в сторону к Нефес-кули, всего в 19 верстах. Здесь в 2 верстах от колодца кочевал аул иомудов, бежавших от Головачова. От пастухов узнали, что аул этот был на Ортакую, но там на него напали текинцы, убили 6 человек, многих поранили и увезли одну женщину. Иомуды зарыли колодцы Ортакую и перебрались сюда. Поэтому Скобелев не решился идти к Ортакую и пошел назад другой дорогой – на Якежде, разв. Ярти-кумбет и Кизил-чакыр, куда прибыл 7 августа, а в Хиву 11-го числа.

Полторацкий приводит со слов Скобелева рассказ о том, как во время отдыха его на одном колодце сюда подъехала на водопой партия туркменов в 30 человек. Проводники уложили Скобелева на землю, укрыли кошмами, а на расспросы туркмен отвечали, что это их караван-баш, схвативший жестокую лихорадку. В материалах упоминается только про 3 туркменов, подъезжавших к кол. Чагылу узнать, что за люди пришли сюда, но Назар пошел им навстречу, рассказал, будто он караван-баш и догоняет со своими людьми караван, идущий к кол. Сакар-ага. Туркмены поверили и удалились.

Далее Полторацкий говорит, будто на каком-то Имды-кудуке, которого в официальном отчете Скобелева вовсе нет, разговоры наших смельчаков подслушал мальчишка-пастух, бравший при них воду из колодца и расположившийся в нескольких шагах, будто бы спать… Мальчишка будто бы побежал в аул с криками… Наши пустились наутек в карьер, а за ними увязались до сотни иомудов и, конечно, не догнали, иначе Скобелеву не пришлось бы об этом рассказывать.

Все это похоже на его реляции о своих подвигах и, может быть, потому именно не попало в материалы… Положим, он сам и его бывший крепостной «фолетор Мишка» могли быть беспечными, вследствие неопытности, но как могли бы допустить соглядатая-мальчишку туркмены проводники и старый казак, видавший виды? Как не догнать было верхом мальчишку и не охладить его усердия? Подозрительно.

Как бы то ни было, а Скобелев тоже до Ортакую не дошел, но кроки из склеенных листов представил, обозначив и Орта-кую по расспросам. Если он действительно дошел до Нефес-Кули, то, значит, сделал 253 версты, а всего с обратным путем до Хивы 600 верст в 7 дней. Местная кавалерская дума ордена Св. Георгия из наличных кавалеров признала его после бурного заседания «достойным по парагр. 15 статута». Добился-таки. Всем его спутникам дано по 50 руб. и пожалованы знаки отличия военного ордена.

Глава XV

Чтобы соединенным отрядам успеть дойти до своих постоянных штаб-квартир ранее наступления холодов, надобно было торопиться выступлением из Хивинского ханства, да и тиф появился. Первым выступил оренбургский отряд, обменявшись с туркестанским 6-ю сотнями очередными на 3 льготных. 6 августа он был уже в Куня-Ургенче. 9-го выступил и мангышлакский отряд, прибывший в Кунград 18-го.

Не надеясь на прочность обещаний хана, на прочность достигнутых результатов по отношению обеспечения наших владений от вторжения по-прежнему разных барантачей, Кауфман испросил Высочайшее соизволение на присоединение к России хивинских земель правого берега Аму-дарьи, что должно было избавить нас от повторения тяжкого похода в будущем.

Когда соизволение это воспоследовало, то 12 августа Кауфман заключил с ханом мирный договор, заключавший в себе 18 пунктов, по которым:

1) Хан признает себя покорным слугою императора всероссийского, и без разрешения высшей русской власти в Средней Азии не может ни заключать договоров с соседними владетелями, ни объявлять им войны.

2) Границею России будет Аму-Дарья от Кукертли до отделения от нее последнего протока (Талдыка), затем по этому протоку, до впадения его в Аральское море. Далее граница наша будет идти по южному берегу моря до мыса Ургу, оттуда вдоль подошвы южного чинка Устюрта по старому руслу р. Аму.

3) Все хивинские земли правого берега отходят к России.

4) Если часть этих земель будет передана нами Бухаре, то хан должен признать эмира законным владетелем этих земель.

5) Исключительное и свободное плавание по Аму-Дарье предоставляется только русским судам, а хивинские и бухарские допускаются только с разрешения русской власти.

6) Русской власти предоставляется право строить пристани и на левом берегу; охрана их лежит на ответственности ханского правительства.

7) Русским предоставляется также строить на левом берегу и фактории для склада товаров. Земля для них отводится ханским правительством.

8) Русские купцы получают право свободной торговли во всех городах и селениях ханства. За безопасность караванов и складов отвечает ханское правительство.

9) Они не платят никаких пошлин и повинностей.

10) Они пользуются также правом беспошлинного провоза своих товаров во все соседние земли через хивинские владения.

11) Они могут иметь во всех городах ханства своих агентов (караван-башей) для сношений с местными властями.

12) Русские подданные получают право иметь в ханстве недвижимое имущество.

13) Торговые обязательства между русскими и хивинцами должны быть исполняемы свято и ненарушимо.

14) Претензии русских к хивинцам разбирает ханское правительство безотлагательно.

15) Претензии хивинцев к русским разбираются русским начальством.

16) Ханское правительство не принимает выходцев из России без установленного вида, а русских преступников обязывается изловить и выдать ближайшему русскому начальству.

17) Уничтожение рабства и торга людьми остается в полной силе.

18) Ханство уплачивает 2 200 000 рублей пени за военные издержки.

Контрибуция эта рассрочена на 20 лет до 1893 года. Бухарскому эмиру в награду за добропорядочное поведение во время войны и неоднократную помощь припасами отданы земли правого берега от уроч. Кукертли до Мешекли.

Итак, война кончилась! Подведем же итоги.

Трофеи наши заключались в 25 пушках, 2 мортирах, 66 фальконетах, 265 ружьях и ничтожном количестве сабель и проч. Все это было возвращено хану, кроме 8 пушек.

Потери: убитыми 4 офицера и 29 нижних чинов, ранеными 19 офицеров и 112 нижних чинов.

Мир был подписан в 12 часов 12 августа, а через 2 часа Кауфман уже выступил с войсками к переправе у Ханки. Хан долго провожал войска, высказывал опасения, что вслед за уходом русских опять у него начнутся беспорядки и волнения…

13-го числа началась переправа через рукава Аму-Дарьи. Переправа затянулась на 10 дней.

14-го числа сюда прибыл курьером Фан-дер-Флит, пожалованный во флигель-адъютанты. Он привез Кауфману Георгиевскую звезду 2-й степени, объявил, что офицерам пожалован годовой оклад, нижним чинам по 6 руб. каждому и царское спасибо. Войска были выстроены, и новый флигель-адъютант в сопровождении Кауфмана и его свиты объезжал войска и передавал им царское спасибо за службу и труды.

Переправясь сам 15-го числа, Кауфман произвел две рекогносцировки: одну по берегу, другую к г. Шурахану и, наконец, выбрал место под будущее укрепление, названное, по предложению Евгения Максимилиановича, Петро-Александровском в память императоров Петра и Александра. 20-го числа произведена разбивка, а с 21 августа начата и постройка укрепления. Тут по обе стороны избранного пункта идут два больших арыка, от переправы всего 9 верст, от г. Шурахана 4.

Больных, артиллерийские и прочие запасы, ненужные для строящегося укрепления и для обратного похода, а также уволенных в запас отправили 21-го числа, на 31 каюке, вниз по Аму-Дарье к стоянке Аральской флотилии, которая и доставила их в Казалинск 2 сентября.

В этот же день, 2 сентября, вступила в Петро-Александровск стрелковая рота 8-го линейного батальона, посылавшаяся к флотилии, а 12 сентября – и 2 роты того же батальона, стоявшие гарнизоном на Иркибае в укр. Благовещенском, привезя с собой и взвод ¹/ ₄-пудовых единорогов для строящегося укрепления. Сюда же переданы и 4 лучших хивинских пушки. Начальником вновь учрежденного Аму-Дарьинского отдела назначен был полк. Иванов. В двух участках этого отдела, чимбайском и шураханском, считалось около 109 585 душ. В Петро-Александровск свезены были все запасы, брошенные на Иркибае и Хал-Ата, а с Урги – не взятая мангышлакским отрядом часть продовольственных припасов, заготовленных для него оренбургским округом.

Пока шла переправа, да строилось укрепление, несколько партий топографов производили маршрутные съемки, причем Каульбарс, изучавший дельту, нашел проход из Аральского моря в Аму-Дарью, начиная от залива Тущебас чрез Янги-су, проток Кук, Даукаринские озера, и проток Куванш-джерму. Он проехал по этому пути в августе, измеряя глубину, которая всюду оказалась доступною для наших пароходов. Каменные пороги в Янги-су, помешавшие в 1858 году пароходу «Обручев» пройти в Даукаринские озера, оказались размытыми уже 5 лет назад. Сведения, доставленные Каульбарсом, оказались верными: в 1874 году пароход «Перовский», командир капитан-лейтенант Брюхов, прошел по пути, указанному Каульбарсом из моря в Аму-Дарью.

1 сентября отдан приказ об обратном походе: пехота, артиллерия и 1 сотня должны были идти по старой дороге на Уч-учак, Хал-ата, Темир-кабук и Джизак. Кавалерия же из 5 сотен и уцелевшего взвода ракет – на Иркибай и Казалинск. Пехота брала провианта только до Хал-ата, а кавалерия до Иркибая, а там их уже ждали новые запасы. Верблюдов уже не нанимали и не брали по наряду, а по примеру оренбуржцев получили 1500 штук от подрядчика Громова по 22 руб. до Джизака. Кавалерия получила, впрочем, 619 штук из контрибуционных туркменских. Верблюды несли по 14 пудов и дошли прекрасно.

5 сентября выступила кавалерия и 1-й эшелон пехоты из 5 рот, 6 орудий и полусотни казаков. 6-го числа двинулся и 2-й эшелон из 6 рот, 4 орудий и полусотни.

В гарнизоне Петро-Александровска остались: 8-й линейный (5 рот) и 4-й стрелковый (4 роты) батальоны, 4 сотни оренбургского казачьего войска, всего людей 2365 чел. при 4 пеших и 4 горных орудиях.

На вооружении форта стояли 2 нарезных орудия, 2 единорога ¹/ ₄-пудовых и 4 хивинских пушки. Впоследствии каракалпаки привезли сюда из крепости Ак-кала, стрелявшей по флотилии, еще 2 пушки. Итого 10 орудий.

Со вторым эшелоном отправился и Кауфман, решивший лично довести войска до Ташкента. На ночлеге у Ичке-яра один из арестованных, в качестве заложника, туркменских старшин, отправившись будто бы набрать воды, кинулся в реку и поплыл, ныряя по временам от выстрелов, но наконец в него попали и тело его поплыло вниз по реке… От Сардаба-куля отряд уже разделился на 4 эшелона, чтобы легче одолеть безводные переходы. Первый выступил 11-го числа. Сильные верблюды, достаточное количество водоподъемных сосудов, как прямой результат тяжкого опыта, сделали то, что воды было не только достаточно, но аму-дарьинская дошла даже до Хал-ата, где ею и наслаждались, распивая чай! Да и дни были серенькие, прохладные; жажды прежней не было.

В Хал-ата дана дневка, чтобы разобрать оставленные здесь в передний путь вещи и принять провиант до Карак-ата. Здесь Кауфмана встретило бухарское посольство, поздравить с прибытием, и преподнесло обширную палатку с постелью и разными походными принадлежностями. Несколько малых палаток получили и чины штаба. Кроме того, Кауфман получил 10 лошадей, несколько кусков разных материй и 1200 халатов, которые он подарил солдатам для покрывания на ночь, запретив надевать их днем.

Гарнизон укрепления Св. Георгия присоединен к 3-му эшелону, и 17 сентября укрепление было упразднено. Все, что еще осталось в складах – провиант, фураж, спирт, турсуки, – все сдано под расписку купцу Громову для перевозки в Петро-Александровск.

От Джангельды до Джизака Кауфман со штабом и конвойной сотней, имея багаж и продовольствие на конских вьюках, отделился от войск и, минуя Арстан-бель-Кудук, Аяк и Балта-салдыр, прошел 149 верст, либо по иным колодцам, либо в Джизак, откуда на почтовых отправился в Ташкент и прибыл сюда вечером 28 сентября. Плестись с пехотой ему надоело, как видно, довольно скоро.

В Джизаке его встретили генералы Колпаковский, Абрамов, множество офицеров, депутации от народа и городов. Отсюда началось триумфальное шествие. В Чиназе первая встреча от войск. В 4 верстах от Ташкента в роскошных шатрах приготовлен пир, а когда стемнело, сожжен фейерверк с вензелями Кауфмана и названиями его побед… У въезда в Ташкент воздвигнута триумфальная арка; по пути стояли войска шпалерами, держа ружья на караул и громкими «ура» приветствуя покорителя Хивы.

Войска вступили эшелонами 11,12 и 13 октября, пробыв в походе ровно 7 месяцев. Кауфман выезжал на встречу каждого эшелона. 16-го числа назначено было празднование успешного окончания похода молебном и парадом, а через час после парада – обедом в знаменитом саду Мин-урюк (тысяча абрикосов). Обед давало русское и сартовское городское общество. В ротонде сада был сервирован завтрак для офицеров, воротившихся из похода. Вечером в городском клубе дан был бал. В этот же день отдан был приказ о расформировании отряда.

Посмотрим теперь, как шли домой оренбуржцы и кавказцы.

На Кизил-такир Саранчов простоял с 22 июля по 4 августа, собрав с туркменов 20 687 руб. 50 коп. деньгами, 7 пудов 33 фунта и 20 золотников серебра в слитках и 731 верблюда.

31 июля Кауфман приезжал проститься с оренбуржцами. 6-го числа оренбуржцы перешли в Куня-Ургенч, дождались, пока прошли кавказцы, и 19 августа выступили в обратный путь на Эмбу, захватив по дороге гарнизон, оставленный ими в Кунграде. Жары не было, а против ночных холодов на Устюрте имелись кошмы. К 25 сентября все эшелоны собрались на Эмбенском посту. 26-го отряд был расформирован и разошелся тремя колоннами на Оренбург, Орск и Уральск знакомыми дорогами.

Оренбургская и орская колонны пришли на место 12 октября, уральская – 17 октября.

Болезненность и смертность в отряде не только не превышала, но даже была менее, чем вообще в Оренбургском округе в мирное время. Число больных в околодках относилось к списочному числу людей, как 1: 3; в лазаретах как 1: 17 ¹/ ₂. Умерло 18 человек, т. е. 5 человек на 1000, а в округе, например, в 1868 и 1869 гг. умирало по 12, а в 1870 и 1871 гг. – по 18 человек. Таким образом, большие расходы, потраченные на улучшение снаряжения и содержания солдат оренбургского отряда, окупились с лихвой.

Мангышлакский отряд, воротясь с туркестанцами в Хиву из туркменской экспедиции 7 августа, нашел здесь уже готовыми заказанные для него Кауфманом ватные халаты и сапоги. Годных верблюдов было 444, недоставало 39, которые заменены арбами. Сухарный запас взят только до мыса Ургу, где ожидал транспорт продовольствия, присланный для кавказцев из Оренбурга. 8 августа Кауфман простился с кавказцами, а 9-го они выступили на Куня-Ургенч и Кунград, где захватили свои два горных орудия. Кауфман отдал им и 2 хивинских пушки, взятые апшеронцами под Хивой. Одно было запряжено четверкою коней, а другое, более тяжелое, четверкою верблюдов, которые не умели брать сразу и рвались в разные стороны. На первом же переходе верблюды стали, так что при пушке осталась ночевать в песках рота из арьергарда и сам Ломакин. Отсюда он послал в г. Исабат купить лошадей, и пушка пришла к отряду только в полдень на другой день. Отряд сопровождал командированный ханом чиновник Роман-бай, оказавшийся весьма заботливым и распорядительным. При отряде шли 828 персиян. Были между ними полуголые бедняки. Их прикомандировали к каждой части войск по 20, 25 человек на довольствие и 30 к пушке хивинской. Они должны были помогать вьючить верблюдов, собирать топливо и т. п. Им назначено было по 20 коп. в сутки, но они покупали себе только лакомства. Поэтому деньги выдавались потом, начиная с Кунграда, в роты, которые и кормили этих дураков.

В Куня-Ургенче присоединился и бывший «халиф на час», Атаджан-Тюря, отпущенный в Мекку. В Тифлисе он просился в нашу службу и принят прапорщиком в конвой его величества.

Чтобы не идти в Джан-кала на мысе Ургу за провиантом, Ломакин послал туда приемщиков и взял не все, а только до кол. Кущата, где его ждали запасы, доставленные Навроцким.

Приемщики доставили провиант на 50 купленных арбах к озеру Ирала-кочкан 21 августа, где уже стоял отряд с полудня, запасшись в Кунграде халатами, кому в Хиве не хватило, баранами и рыбой, поражавшей своей дешевизной (за аршинного икряного осетра платили всего 40 копеек).

22-го отряд выступил далее двумя эшелонами. Предстояло до 72 верст безводного пути, а выступили, по совету лаучей и арбакешей, только в 9 часов утра, чтобы лошади напились до отвалу. Так де ходят караваны.

Из-за этого отряд чуть не погиб… К полудню жара дошла до 40°. Запас воды был мал, по недостатку бурдюков… Можно думать, что Ломакин не считал уже нужным беречь людей, так как они уже все сделали, что могли, и наград больше не получишь. К 8 ч. вечера поднялись на Устюрт. В некоторых ротах налицо оказалось по 15 человек – остальные пристали… Лошадей и верблюдов пало множество… Арбы брошены в достаточном количестве.

В час ночи пошли далее и к 9 ч. утра дошли до одиночного колодца Алибек. Здесь дали по ведру только лошадям, а людям весь остаток запаса из бурдюков. Этого было так мало, что люди дрались за воду, толпились у колодца… Многие лежали уже без чувств.

До Кара-кудука оставалось всего 15 верст. Только к 2 часам дня можно было наконец отправить туда артиллерию с пехотой, а в 4 часа – и остальные войска. На колодце остались одни персияне, которые бросились к нему все разом; ведра их перепутались веревками, и ни капли воды достать было нельзя. К тому же шестеро жаждущих спустились в колодезь по выступам стен и ни за что не хотели вылезать оттуда… Наконец, к ним спустили еще несколько человек, которые привязали их к веревкам и дали знать наверх, чтобы их тащили.

На последних 15 верстах от Али-бека к Кара-кудуку пали все быки, запряженные в арбы, пало много обозных лошадей и порционного скота. Людей пристало опять множество.

Непростительные и даже непонятные ошибки Ломакина заключались в следующем: 1) выбирая путь, по которому шла и страдала колонна Пожарова, он нисколько не позаботился достать побольше бурдюков; 2) зная уже по опыту, что на безводных переходах или при движении по одиночным или глубоким колодцам нельзя идти многолюдным караваном, он двинул отряд двумя сильными эшелонами с массой верблюдов, быков и лошадей; 3) зная по опыту, что во время жары следует отдыхать на привалах, а двигаться только вечером и ранним утром, он именно выступил 22-го числа, когда началась уже жара, в 9 часов утра, и шел в самый разгар солнцепека.

К чему послужил этому господину опыт похода в передний путь?

Вода Кара-кудука изобилует глауберовою солью. Это хорошее проносное средство. Люди, пострадавшие от жажды из-за глупости Ломакина, неистово напали на эту микстуру. Тотчас появились сильные поносы, перешедшие потом в кровавые… Этому способствовали и холодные ночи. Поэтому Ломакин приказал с 5 часов вечера до 8 утра, если люди не в движении, надевать шинели или халаты.

На дневках у этого колодца получено с нарочным письмо от Кауфмана, извещавшего о заключении мира и поручившего поздравить отряд, что с подъемом на Устюрт он идет уже по русской земле; затем следовало «спасибо» и не поминайте лихом!

Отсюда отряд выступил тремя эшелонами 24 и 25 августа. Проводник 1-го эшелона заблудился, и колонна эта опоздала по назначению к кол. Суня-темир или Сумбет-темир, где назначена была опять дневка. Дорогою на Алане кавалерия нашла множество мумий: это трупы павших еще в мае животных в передний путь отряда; солнце и сухость воздуха совершенно их высушили. 28-го числа пошли опять тремя колоннами в 3 часа утра. Шел дождь и было холодно; дорога твердая. Отсталых не было, но лошади даже в пустых арбах приставали. Арбы брошены, а тяжести навьючены на верблюдов.

29-го, по пути к колодцу Тюзембай, умер 1 казак и 1 апшеронец от тифа; их и похоронили на привале в общей могиле. 31 августа весь отряд пришел на кол. Кущата, куда только накануне пришел майор Навроцкий с транспортом продовольствия. Кавказское начальство позаботилось также приготовить запасы на 9 дней в Биш-акты и на 12 дней или в Ильтедже, или в Кущата, как раз на полпути от Аральского моря к Биш-акты. Ломакин сам не знал перед выступлением из ханства, по какой дороге он пойдет: по новой, северной на Кущата, или по старой, южной на Ильтедже, и потому послал Навроцкому из лагеря под Ильялы предписание, чтобы у него все было готово к 20 августа в Биш-акгы, для доставки между 30 августа и 4 сентября либо в Ильтедже, либо в Кущата 2-недельного запаса довольствия на 1400 чел. и 400 лошадей, а также полушубки, бурдюки, бочонки, 246 палаток и колесо с воротом для глубоких колодцев. 2 августа он окончательно избрал верхний путь, так как получил известие, что нижний испорчен разливами Сарыкамыша. Поэтому Навроцкому предложено к 30 августа прибыть на кол. Кущата, что тот и исполнил в самый раз. Встреча была самая радостная, родственная; эшелоны подходили с криками «ура». 31-го вечером офицеры собрались к Ломакину и праздновали тезоименитство государя, бывшее накануне. Музыка, песни, здравицы за государя и салют 6 орудий.

2 сентября двинулись далее и 7-го пришли в Биш-акты, потеряв одного казака, умершего от тифа. Отсюда предстояло идти по мертвым безводным станциям Сенек и Каунды, памятным отряду по страданиям переднего пути. Поэтому отряд разделен был на 5 колонн. 1-я, из 2-х сотен казаков, сопровождавших курьера, посланного с донесениями на Кавказ, выступила 8-го, а прибыла в Киндерли 9-го числа в 4 часа вечера; 2-я, из 3-х сотен, вышла 9-го утром, пришла 10-го вечером; 3-я из 3 ¹/ ₂рот, вышла 9-го после обеда, а пришла 12-го утром; 4-я, из 3-х рот при 3 орудиях, вышла 9-го в 2 часа после обеда, а пришла 11-го в 3 часа после обеда, потеряв одного самурца, умершего в дороге. Эта колонна шла по новому, разработанному и более короткому пути в обход песков. Дорога эта шла от Сенека не на Он-Каунды, а на Арт-Каунды, по скалистым горам с крутыми спусками и подъемами. Князь Меликов приказал Навроцкому разработать ее, что тот, по обыкновению своему, и исполнил весьма хорошо. Вот почему четвертая колонна обогнала третью на 15 часов; 5-я, из 5-ти рот с 4 орудиями, выступила 10-го числа около полудня, шла также по новой дороге и пришла в Киндерли 12-го числа в 3 часа после обеда. Погода стояла все время пути от Кущата пасмурная, а ночи очень холодные. Тут-то солдаты и поминали Кауфмана добром за халаты.

Персиян также отпустили в персидский табор, ставший недалеко от лагеря. 14 сентября, в день Воздвижения Креста Господня и ровно через 5 месяцев по выступлении 1 эшелона из Киндерли в Хиву, воздвигнут был большой крест на том месте, где служился тогда напутственный молебен. Основанием кресту послужила высокая, в 5 сажен высоты, пирамида, сложенная из камня солдатами и персиянами. В пирамиду вставлена доска с надписью, гласившею, что 14 апреля 1873 г. отряд кавказских войск под начальством полковника Ломакина (следует перечисление частей, вошедших в состав отряда) выступил против Хивы, а возвратился 12 сентября 1873 г. Упомянуто также, что Хива занята 29 мая и что потеря убитыми и умершими составляет 23 человека.

С 22 сентября началась отправка войск по штаб-квартирам. Первыми отправлены на 3-х прибывших шхунах 4 роты шир-ванцев, сотня Ейского казачьего полка и все георгиевские кавалеры, с хором музыки Апшеронского полка и хивинскими пушками. С этим рейсом отправился Атаджан-Тюря и Ломакин. 23-го ночью шхуны входили в Петровскую гавань. На берегу музыка играла марш, на что апшеронский хор отвечал со шхуны вечерней зарей, молитвой «Коль славен» и народным гимном. Вышло очень хорошо и правдиво: не нам слава, а Господу сил и царю православному!

Все стоявшие в гавани суда осветились фальшфейерами, раздались пушечные выстрелы и полетели ракеты; громкое ура встречавшего народа сливалось с ответными кликами прибывших. На следующий день князь Меликов, столько потрудившийся для обеспечения отряду успеха, благодарил прибывших от имени государя за их славную молодецкую службу. Затем отслужено благодарственное молебствие, и войска пошли церемониальным маршем прямо к столам для завтрака. Офицерам князь дал парадный обед. При здравицах за государя, хивинские пушки салютовали своим порохом.

Последний эшелон прибыл в Петровск 7 октября. 12 октября из Киндерли отплыла в Лстару последняя партия персиян, а караулившая их сотня Кизляро-гребенского полка тогда же двинулась сухим путем в форт Александровский в состав гарнизона. Берег опустел.

Все эшелоны встречались и чествовались в Петровске так же, как и первый. Хивинские пушки стоят теперь в штаб-квартире Апшеронскош полка на уроч. Ишкарты и честно салютуют в торжественных случаях.

Самым важным последствием хивинского похода 1873 года следует считать занятие нами всего правого берега Аму-Дарьи вдоль ханства. Отрезанная от наших степей естественною границей, за которою виднеются там и сям грозные штыки, Хива совершенно примирилась со скромною долею вассального владения, которая ей, в сущности, только и под стать, по незначительности и бедности населения. До похода Хива была не более как пристанодержателем, куда все степные разбойники и барантачи свозили добычу, делясь с ее правителями. Сюда же они укрывались от преследования русскими отрядами. Раз гнездо разорено и к нему приставлен грозный караул в виде Петро-Александровского отряда, разбойникам и барантачам приходится заняться чем-нибудь иным. Прошло уже 30 лет после погрома [62]62
  Написано в 1903 году (ред.).


[Закрыть], и степи наши совершенно притихли: столько лет не слышно ни разбоев, ни волнений.

Русский отряд у ворот Хивы можно рассматривать как гвардию, приставленную к хану по завещанию Петра I. Пусть вспомнит читатель, что отряд Бековича-Черкасского, по указу Петра Великого, должен был убедить хивинского хана и бухарского эмира принять для охраны русскую гвардию. Бекович не убедил. Убедил Кауфман. Благодаря этой гвардии хивинский хан сделался, в сущности, русским уездным начальником, исполняя беспрекословно и быстро все наши требования; туркмены, державшие в страхе как самого хана, так и все население, совершенно переменились в обращении. Этому, конечно, немало способствовало также покорение их сородичей текинцев в 1881 году и добровольное присоединение Мерва. Теперь туркменам податься некуда и добывать пленных негде, а если бы и нашлось такое злополучное место, то сбыть их некуда.

Постоянная гроза, висящая над головой туркменов в Петро-Александровске, без сомнения, отражается и на безопасности железнодорожного пути от Узун-ада, а потом от Красноводска до Самарканда. Кавказ покорен давно, а между тем железные дороги там беспрестанно подвергаются нападению правильно организованных шаек, вооруженных берданками и магазинками! И это не потому, что там власть русская слаба или что ближайшее начальство народное поголовно трусливые армяне, а потому, что там всякая гора, всякое ущелье, всякий лес дают верное и надежное убежище разбойнику. Ищи его!

Здесь же природа не нагромоздила ничего подобного, скрыться негде. Последнее пристанище – Хива стала мышеловкой и, по ст. 16 мирного договора, обязана разбойника изловить для выдачи русским властям. «Изловить» – очень удачное слово!

Когда проектировалась закаспийская железная дорога, то разные «знатоки» Азии предсказывали, что кочевники будут красть на дрова шпалы и телеграфные столбы, так как дерево представляет в пустыне огромную ценность. Они же предсказывали, что из Средней Азии военные сделают второй Кавказ, с хроническими экспедициями ради наград… Шпал и столбов, однако, не воруют, а с покорением Кокана в 1875 году и Ахал-Теке в 1881 г. героический период занятия Средней Азии, по-видимому, кончился и про боевые экспедиции что-то не слыхать…

В том и вся задача, чтобы очаги беспорядка притушить, а пристанодержателей посадить на цепь…

Предчувствия хана при расставании с нашими войсками, относительно возможности беспорядков в его владениях по уходе русских, оправдались довольно скоро. Едва наш отряд перевалил пески от Уч-учака к Хал-ата, как появились на АмуДарье разбойничьи партии туркмен родов теке и сарык (из-под Мерва). Одна партия стала хозяйничать под Хазараспом, другая напала на Питняк; наконец, разбойники стали переправляться и на нашу сторону, нападая на караваны и кочевья бухарских киргиз. Одна такая партия напала около Сардаба-куля, на караван Громова с казенными тяжестями, поднятыми с Хал-ата и перевозимыми в Петро-Александровск. Это случилось в 100 верстах от последнего. Полковник Иванов тотчас послал туда майора Адеркаса с 3 сотнями и взводом ракет. Выступив 24 сентября, Адеркас настиг разбойников к рассвету 26-го у переправы и отбил часть транспорта, которую еще не успели переправить. Человек 100 туркменов при этом поплатились жизнью, частью от шашек казачьих, частью при спешной переправе вплавь.