Текст книги "Том 2. Рассказы и фельетоны"
Автор книги: Михаил Булгаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)
Гибель Шурки-уполномоченного
(Дословный рассказ рабкора)
Шурку Н – нашего помощника начальника станции – знаете? Впрочем, кто же не знает эту знаменитую личность двадцатого столетия!
Когда Шурку спрашивали, от станка ли у него папа, он отвечал, что его папа был станционным сторожем.
Поэтому Шурка пошел по транспортной линии с 12 лет своей юной жизни и после десятилетнего стажа добился высокого звания профуполномоченного.
Вот на этом звании он и пропал во цвете лет. Его спрашивают:
– Что будешь делать в качестве уполномоченного, Шурка?
А он и говорит:
– Я предприниму, братцы, энергичную смычку с деревней.
И предпринял смычку с деревней, и начал ездить в деревню и пить в ней самогон. А самогон в деревне очень хороший – хлебный.
А потом, неизвестно где и как, добыл себе наган. Ходит пьяный с наганом по селу и размахивает. А потом так приучился во время смычки к самогону, что начал выпивать по 17 бутылок в день.
Его мать-старушка за ним ходит, плачет, а Шурка пьет да пьет. А потом глядь-поглядь, и начал задерживать деньги рабочих, получаемые им из страховой кассы по доверенности.
Долго ли, коротко ли, начали жаловаться в союз, где в один прекрасный день рассмотрели Шуркины дела и выперли его из профуполномоченных. Вот тебе и получилась размычка вместо смычки! Тут и кончается рассказ.
Рабкор
Пожалуйста, напечатайте этот мой рассказ, и мамаша Шуркина будет очень рада, потому что он до сих пор еще пьянствует. И на днях у него произвели обыск, но нагана почему-то не нашли, куда-то его он задевал…
Письмо рабкора списал М. Булгаков.
Примечание Булгакова:
Дорогой Шура! Видите, какой про вас напечатали рассказ. Сидя здесь, в Москве, находясь вдалеке от вас и не зная вашего адреса, даю вам печатный совет: исправьтесь, пока не поздно, а то иначе вас высадят и с той низшей должности, на которую вас перевели.
Звуки польки неземной
Нет, право… после каждого бала как будто грех какой сделал. И вспоминать о нем не хочется.
Из Гоголя {109}
П-пай-дем, пппай-дем…
Ангел милый,
П-польку танцевать со мной!!!
– Cс…C…– свистала флейта.
– Слышу, слышу,– пели в буфете.
– По-польки, п-польки, п-польки,– бухали трубы в оркестре.
Звуки польки неземной!!!
Здание льговского нардома тряслось. Лампочки мигали в тумане, и совершенно зеленые барышни и багровые взмыленные кавалеры неслись вихрем. Ветром мело окурки, и семечковая шелуха хрустела под ногами, как вши.
Пай-дем, па-а-а-а-й-дем!!
– Ангел милый,– шептал барышне осатаневший телеграфист, улетая с нею в небо.
– Польку! А гош [10]10
Налево (À gauche.– франц.).
[Закрыть], мадам! – выл дирижер, вертя чужую жену.– Кавалеры похищают дам!
С него капало и брызгало. Воротничок раскис.
В зале, как на шабаше, металась нечистая сила.
– На мозоль, на мозоль, черти! – бормотал нетанцующий, пробираясь в буфет.
– Музыка, играй № 5! – кричал угасающим голосом из буфета человек, похожий на утопленника.
– Вася,– плакал второй, впиваясь в борты его тужурки,– Вася! Пролетариев я не замечаю! Куды ж пролетарии-то делись?
– К-какие тебе еще пролетарии? Музыка, урезывай польку!
– Висели пролетарии на стене и пропали…
– Где?
– А вон… вон.
– Залепили, голубчиков! Залепили. Вишь, плакат на них навесили. Па-ку… па-ку… покупайте серпантин и соединяйтесь…
– Горько мне! Страдаю я…
– А-ах, как я страдаю! – зазывал шепотом телеграфист, пьянея от духов.– И томлюсь душой!
Польку я желаю танцевать с тобой!!
– Кавалеры наступают на дам, и наоборот! А друат [11]11
Направо (À droite.– франц.).
[Закрыть],– ревел дирижер.
В буфете плыл туман.
– По баночке, граждане,– приглашал буфетный распорядитель с лакированным лицом, разливая по стаканам загадочную розовую жидкость,– в пользу библиотеки! Иван Степаныч, поддержи, умоляю, гранит науки!
– Я ситро не обожаю…
– Чудак ты, какое ситро! Ты глотни, а потом и говори.
– Го-го-го… Самогон!
– Ну, то-то!
– И мне просю бокальчик.
– За здоровье премированного красавца бала Ферапонта Ивановича Щукина!!
– Счастливец, коробку пудры за красоту выиграл!
– Протестую против. Кривоносому несправедливо выдали.
– Полегче. За такие слова, знаешь…
– Не ссорьтесь, граждане!
Блестящие лица с морожеными, как у судаков, глазами, осаждали стойку. Сизый дым распухал клочьями, в глазах двоилось.
– Позвольте прикурить.
– Пожалст…
– Почему три спички подаете?
– Чудак, тебе мерещится!
– Об которую ж зажигать?
– Целься на среднюю, вернее будет.
В зале бушевало. Рушились потолки и полы. Старые стены ходили ходуном. Стекла в окнах бряцали:
– Дзинь… дзинь… дзинь!!.
– Польки – дзинь! П-польки – дзинь! – рявкали трубы.
Звуки польки неземной!!!
Банан и Сидараф
– Какое правление в Турции?
– Э… э… турецкое!
«Экзамен на чин» – рассказ А. П. Чехова {110}
I
Дело происходило в прошлом году. 15 человек на одной из станций Ю.-В. ж. д. закончили 2-месячный курс школы ликвидации безграмотности и явились на экзамен.
– Нуте-с, начнем,– сказал главный экзаменатор и, ткнув пальцем в газету, добавил: – Это что написано?
Вопрошаемый шмыгнул носом, бойко шнырнул глазом по крупным знакомым буквам, подчеркнутыми жирной чертой, полюбовался на рисунок художника Аксельрода и ответил хитро и весело:
– «Гудок»!
– Здорово,– ответил радостно экзаменатор и, указывая на начало статьи, напечатанной средним шрифтом, и хитро прищурив глазки, спросил:
– А это?
На лице у экзаменующегося ясно напечатались средним шрифтом два слова: «Это хуже…»
Пот выступил у него на лбу, и он начал:
– Бе-а-ба, не-а-на. Так что банан!
– Э… Нет, это не банан,– опечалился экзаменатор,– а Багдад. Ну, впрочем, за 2 месяца лучше требовать и нельзя. Удовлетворительно! Следующего даешь. Писать умеешь?
– Как вам сказать,– бойко ответил второй,– в ведомости только умею, а без ведомости не могу.
– Как это так «в ведомости»?
– На жалованье, фамелие.
– Угу… Ну, хорошо. Годится. Следующий! М… хм… Что такое МОПР?
Спрашиваемый замялся.
– Говори, не бойся, друг. Ну…
– МОПР?.. Гм… председатель.
Экзаменаторы позеленели.
– Чего председатель?
– Забыл,– ответил вопрошаемый.
Главного экзаменатора хватил паралич, и следующие вопросы задавал второй экзаменатор:
– А Луначарский?
Экзаменующийся поглядел в потолок и ответил:
– Луна…чар…ский? Кхе… Который в Москве…
– Что ж он там делает?
– Бог его знает,– простодушно ответил экзаменующийся.
– Ну, иди, иди, голубчик,– в ужасе забормотал экзаменатор,– ставлю четыре с минусом.
II
Прошел год. И окончившие забыли все, чему выучились. И про Луначарского, и про банан, и про Багдад, и даже фамилию разучились писать в ведомости. Помнили только одно слово «Гудок», и то потому, что всем прекрасно, даже неграмотным, была знакома виньетка и крупные заголовочные буквы, каждый день приезжающие в местком из Москвы.
III
На эту тему разговорились как-то раз рабкор с профуполномоченным. Рабкор ужасался.
– Ведь это же чудовищно, товарищ,– говорил,– да разве можно так учить людей? Ведь это же насмешка! Пер человек какую-то околесину на экзамене, в ведомости пишет какое-то слово: «Сидараф», корову через ять, и ему выдают удостоверение, что он грамотный!
Профуполномоченный растерялся и опечалился.
– Так-то оно так… Да ведь что ж делать-то?
– Как что делать? – возмутился рабкор.– Переучивать их надо заново!
– Да ведь что за два месяца сделаешь? – спросил профполномоченный.
– Значит, не два, а четыре нужно учить или шесть, или сколько там нужно. Нельзя же, в самом деле, выпускать людей и морочить им головы, уверяя, что он грамотный, когда он на самом деле как был безграмотный, так и остался! Разве я не верно говорю?
– Верно,– слезливо ответил профуполномоченный и скис. Крыть ему было нечем.
«Ревизор» с вышибанием
Новая постановка
У нас в клубе член правления за шиворот ухватил члена клуба и выбросил его из фойе.
Письмо рабкора с одной из станций Донецкой дор.
Действующие лица:
Городничий.
Земляника – попечитель богоугодных заведений.
Ляпкин-Тяпкин – судья.
Хлопов – смотритель училищ.
Член правления клуба.
Член клуба.
Суфлер.
Публика.
Голоса.
Сцена представляет клуб при станции N Донецких железных дорог. Занавес закрыт.
Публика. Вре-мя. Времечко!.. (Топает ногами, гаснет свет, за сценой слышны глухие голоса безбилетных, сражающихся с контролем. Занавес открывается. На освещенной сцене комната в доме городничего.)
Голос (с галереи). Ти-ша!
Городничий. Я пригласил вас, господа…
Суфлер (из будки сиплым шепотом). С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие.
Городничий. С тем, чтоб сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор!
Ляпкин-Тяпкин. Как ревизор?
Земляника. Как ревизор?
Суфлер. Мур-мур-мур…
Городничий. Ревизор из Петербурга инкогнито и еще с секретным предписанием.
Ляпкин-Тяпкин. Вот те на!
Земляника. Вот не было заботы, так подай!
Хлопов. Господи боже, еще и с секретным предписанием.
Городничий. Я как будто предчувство… (За сценой страшный гвалт. Дверь на сцену распахивается, и вылетает член клуба. Он во френче с разорванным воротом. Волосы его взъерошены.)
Член клуба. Вы не имеете права пхаться! Я член клуба. (На сцене смятение.)
Публика. Ах!
Суфлер (змеиным шепотом). Выплюнься со сцены. Что ты, сдурел?
Городничий (в остолбенении). Что вы, товарищ, с ума сошли?
Публика. Ги-ги-ги-ги…
Городничий (хочет продолжать роль). Сегодня мне всю ночь снились… Выкинься со сцены, Христом-богом тебя прошу… Какие-то две необыкновенные крысы… В дверь уходи, в дверь, говорю!.. Ну, сукин сын, погубил спектакль…
Земляника (шепотом). В дверь налево… В декорацию лезешь, сволочь.
Член клуба мечется по сцене, не находя выхода.
Публика (постепенно веселея). Бис, Горюшкин! Браво, френч!
Городничий (теряясь). Право, этаких я никогда не видел… Вот мерзавец!
Суфлер (рычит). Черные, неестественной величины… Пошел ты к чертовой матери!.. Хоть от будки отойди…
Публика. Га-га-га-га-га…
Городничий. Я прочту вам письмо… Вот что он пишет. (За сценой шум и голос члена правления: «Где этот негодяй?» Дверь раскрывается, и появляется член правления на сцене. Он в пиджаке и в красном галстуке.)
Член правления (грозно). Ты тут, каналья?
Публика (в восторге). Браво, Хватаев!.. (Слышен пронзительный свист с галереи.) Бей его!!!
Член клуба. Вы не имеете права. Я – член!
Член правления. Я те покажу, какой ты член. Я тебе покажу, как без билета лазить!!!
Земляника. Товарищ Хватаев! Вы не имеете права применять физическую силу при советской власти.
Городничий. Я прекращаю спектакль. (Снимает баки и парик.)
Голос (с галереи, в восхищении). Ванька, он молодой, глянь! (Свист.)
Член правления (в экстазе). Я те покажу!!! (Хватает за шиворот члена клуба, взмахивает им, как тряпкой, и швыряет им в публику.)
Член клуба. Караул!!! (С глухим воплем падает в оркестр.)
Городничий. Пахом, давай занавес!
Земляника. Занавес! Занавес!
Публика. Милицию!!! Милицию!!!
З а н а в е с з а к р ы в а е т с я.
По телефону
Пьеса
У нас, на ст. Щелково Северных, занимаются частными разговорами по служебному телефону.
Из письма рабкора
Действующие голоса:
Голос станционного чина.
Голос барышни.
Голос горничной.
Голос чужой жены.
Загробный голос.
Голос мужа.
На станции Индивидуальная в 30-ти верстах от Москвы в углу висит телефон и скучает. Блестит трубка, а над нею надпись: «Частные разговоры по слу. телефо. воспреща». Станционный чин подходит к трубке и снимает ее.
Голос чина: Дайте город… Мерси…
Голос барышни: 2-15…
Голос чина: Пожалста… 05-07-08… Да… Мерси… Это кто?
Голос горничной: Это я, Феклуша.
Голос чина (шепотом): Что, Пал Федорыч дома?
Голос горничной: Нет, они в тресте.
Голос чина: Тогда попросите Марию Николавну…
Голос чужой жены: Я слушаю.
Голос чина: Здрасьте, Мария Николавна.
Голос чужой жены: Ах, это вы, Илюша!.. А я вас не узнала.
Голос чина (страстно и печально): Вот как, уже не узнаете! Нехорошо! Так недавно, и уже забыт. Один… в глуши… А вы там, в столице… (Вздыхает.)
Голос чужой жены (кокетливо): Отчего вы так вздыхаете?
Голос чина: Так…
Голос чужой жены: Откуда вы звоните, Илюша?
Голос чина: От себя, со станции.
Голос чужой жены: По служебному?
Голос чина: Конечно, врэман… [12]12
конечно… (vraiment.– франц.)
[Закрыть] Мари…
Голос чужой жены: Ну?..
Голос чина: Когда же вы приедете?
Голос чужой жены: Сегодня не могу… (Шепотом.) Муж остался.
Голос чина: Черт!.. А как же командировка?
Голос чужой жены (печально): Отложили…
Голос чина: Чер!.. Мари…
Голос чужой жены: Ну?
Голос чина: Мари, ты помнишь?..
Голос чужой жены: Не смейте мне говорить «ты»! Гадкий!
Голос чина: Я гадкий? Вот как, Мари!.. Я несчастный, а не гадкий. Мари. Я так скучаю. Тут снег, сосны, одиночество… И вот я один… Со мною лишь верный мой товарищ браунинг… Эх!..
Голос чужой жены: Илюша, как вам не стыдно так малодушничать!
Загробный голос: Дайте Индивидуальную.
Голос барышни: Пи-и!.. Занято…
Голос чина: Мари, ты любишь меня?
Голос чужой жены: Отстаньте!
Загробный голос: Дайте Индивидуальную…
Голос барышни: Пи-и-и!.. Занято…
Голос чина: Мари! Ответь мне, ты любишь меня?
Загробный голос: Дайте Индивидуальную…
Голос барышни: Пи-и-и!.. Занято…
Загробный голос: Что за черт! Кто там прицепился к станции? У меня важная телефонограмма!
Голос чина: Я решился, Мари, больше я не могу тянуть. Ответь мне, или пуля из моего браунинга прекратит мои мучения навеки…
Голос горничной (испуганно): Барыня, барыня, отойдите от телефона… Барин вернулся…
Голос чужой жены (не слушая): Илюша, вы не сделаете этого!
Голос чина: Скажи!
Загробный голос: Дайте Индивидуальную. Черт бы их побрал!
Голос чужой жены: Ну, хорошо, люблю…
Голос мужа: Ну, наконец-то я тебя поймал! Так ты любишь, мерзавка? Отвечай! Кого ты любишь? Кого? Кого? Гадина! (Слышно, как хрустят пальцы.)
Голос чужой жены: Жорж, опомнись! Я разговаривала с Катей!
Голос мужа: Знаю я эту Катю! Эта Катя с усами. Это Илюшка с Индивидуальной!!
Голос чужой жены (в ужасе): Неправда!
Голос мужа (вырывая трубку): Вы слушаете?! Если еще раз…
Загробный голос: Дайте Индивидуальную… У меня телефонограмма!
Голос барышни (устало): Ну, хорошо. Соединяю.
Загробный голос: Слава те господи! Передайте…
Голос мужа: Ах, вот как, передать?.. Я вам сейчас передам. Если… Если вы еще раз осмелитесь звонить по моему номеру… (задыхаясь) я вам всю морду разобью! Мерзавец…
Загробный голос (онемел).
Голос мужа: Станционный негодяй!
Загробный голос (опомнился): Шта?! Как вы смеете?! Я начальник отделения!
Голос мужа: Ты сволочь, а не начальник отделения.
Загробный голос (визгливо): Шта?! Да вы с ума сошли! Барышня!.. Барышня!!
Голос барышни (в отчаянии): Повесьте трубку. Я вас не туда присоединила!
Загробный голос: Кто говорит?! Я вас под суд отдам! Дать мне сюда начальника станции!
Голос мужа (беснуясь): Мал-чать!!
Голос барышни: Господисусе! Повесьте трубку. (С треском разъединяет.)
Молчание.
Целитель
12 декабря ремонтный рабочий Верейцовской ветки Западных тов. Баяшко, будучи болен ногами и зная, что у его больного соседа находится прибывший из Уборок фельдшер гр. К., попросил осмотреть и его, но фельдшер не осмотрел т. Баяшко, а сказал, что его ноги надо поотрубить, и уехал, не оказав никакой помощи.
Минус
Вошел, тесемки на халате завязал и крикнул:
– По очереди!
В первую очередь попал гражданин с палкой. Прыгал, как воробей, поджав одну ногу.
– Что, брат, прикрутило?
– Батюшка фельдшер! – запел гражданин.
– Спускай штаны. Ба-ба-ба…
– Батюшка, не пугай!
– Пугать нам нечего. Мы не для того приставлены. Приставлены мы лечить вас, сукиных сынов, на транспорте. Гангрена коленного сустава с поражением центральной нервной системы.
– Батюшка!!
– Я сорок лет батюшка. Надевай штаны.
– Батюшка, что ж с ногой-то будет?
– Ничего особенного. Следующий! Отгниет по колено – и шабаш.
– Бат…
– Что ты расквакался: «батюшка, батюшка». Какой я тебе батюшка? Капли тебе выпишу. Когда нога отвалится, приходи. Я тебе удостоверение напишу. Соцстрах будет тебе за ногу платить. Тебе еще выгоднее. А тебе что?
– Не вижу, красавец, ничего не вижу. Как вечером – дверей не найду.
– Ты, между прочим, не крестись, старушка. Тут тебе не церковь. Трахома у тебя, бабушка. С катарактой первой степени по статье А.
– Красавчик ты наш!
– Я сорок лет красавчик. Глаза вытекут, будешь знать.
– Краса!!.
– Капли выпишу. Когда совсем ни черта видеть не будут, приходи. Бумажку напишу. Соцстрах тебе за каждый глаз по червю будет платить. Тут не реви, старушка, в соцстрахе реветь будешь. А вам что?
– У мальчишки морда осыпалась, гражданин лекпом.
– Ага. Так. Давай его сюда. Ты не реви. Тебя женить пора, а ты ревешь. Эге-ге-ге.
– Гражданин лекпом. Не терзайте материнское сердце!
– Я не касаюсь вашего сердца. Ваше сердце при вас и останется. Водяной рак щеки у вашего потомка.
– Господи, что ж теперь будет?
– Гм… Известно что: прободение щеки, и вся физиономия набок. Помучается с месяц – и крышка. Вы тогда приходите, я вам бумажку напишу. А вам что?
– На лестницу не могу взойти. Задыхаюсь.
– У вас порок пятого клапана.
– Это что ж такое значит?
– Дыра в сердце.
– Ловко!
– Лучше трудно.
– Завещание-то написать успею?
– Ежели бегом добежите.
– Мерси, несусь.
– Неситесь. Всего лучшего. Следующий! Больше нету! Ну, и ладно. Отзвонил – и с колокольни долой!
Аптека
Аптека НКПС на Басманной открыта только по будням, а в праздники заперта. А если кто заболеет, как же тогда быть?
Из письма рабкора
«Снег. На углу стоит аптека».
– «Любовь сушит человека…» – напевал приятным голосом человек в сером, стоя у крыльца. В окнах по бокам крыльца красовались два сияющих шара – красный и синий – и картинка, изображающая бутылку боржома.
Очень бледный гражданин в черном пальто выскочил из-за угла, кинулся на крыльцо и уперся в висячий замок.
– Вы не бейтесь,– сказал ему серый,– заперто.
– Как это заперто? Ох, голубчик,– бледнея, заговорил черный,– я тебя умоляю. Ох, взяло, говорю тебе, взяло. Наискосок.
– Аль живот? – участливо спросил.
– Живот… Голубчик родной,– тоскливо забормотал гражданин,– вот рецептик… По пять капель, ох, опию… Три раза в день!!! Ой, пропаду… Опять взяло… По кап… пятель… Пузырь с водячей горой… Я вас умоляю, товарищ!!!
– Что вы меня умоляете, я караулю. Меня умолять нечего.
– О-го-го-го-го…– неожиданно закричал гражданин, звонко и широко открывая рот. Прохожие шарахнулись от него.– Ух, отпустило,– внезапно стихая, добавил гражданин и вытер пот со лба.– По какому праву заперто?
– Да день-то какой сегодня?
– Вос-кре… Воскресенье. Ох, голубчики родные, воскресенье, воскресеньице, милые.
– Завтра, в понедельник, приходи… Впрочем, нет, завтра не приходи… Тоже праздник… После Нового года приходи.
– Я в старом помру, ох-ох-ох, о-о-о!
– Иди в другую аптеку, что ж поделать!
– Где ж другая-то здесь?
– Я не знаю, голубчик, у милиционера спроси.
Черный сорвался с крыльца, завился винтом, несколько раз вскрикнул задушенно и полетел наискосок через улицу к милиционеру.
– Живот болит, товарищ милиционер,– кричал он, размахивая рецептом, умоляю вас…
Милиционер вынул изо рта папиросу и, взмахивая рукой, стал объяснять гражданину, куда бежать…
Тот потоптался еще секунд пять и исчез.
Заколдованное место
На ст. Бобринская Юго-Зап. есть кооперативный ларек. Кого бы ни посадили в него работать, обязательно через два месяца растрата и суд.
Из письма рабкора
1
Гражданин Талдыкин сидел в кругу приятелей и слушал. Гражданина Талдыкина лицо сияло, приятели чокались с Талдыкиным.
– Поздравляем тебя, Талдыкин. Покажи себя в должности заведующего ларьком.
2
Через два месяца гр. Талдыкин сидел на скамье подсудимых и, тихо рыдая, слушал речь члена коллегии защитников, стоящего сзади него, с пальцами, заложенными в проймы жилета.
– Товарищи судьи! – завывал член коллегии.– Прежде чем говорить о том, растратил ли мой подзащитный 840 р. 15 коп. золотом, зададим себе вопрос существовали ли эти 840 р. 15 коп. золотом вообще на свете? Внимательное рассмотрение шнуровой книги № 15 показывает, что этих денег нет. Спрашивается, что ж тогда растратил гр. Талдыкин? Ничего он не тратил, ибо каждому здравомыслящему человеку понятно, что нельзя растратить того, чего нет! С другой стороны, шнуровая книга № 16 показывает, что 840 р. 15 к. золотом существуют, но раз так, раз они налицо, значит, и растраты нет!..
Судьи, совершенно ошеломленные, слушали защитника, и с них капал пот.
А с Талдыкина слезы.
3
Судья стоял и читал:
– «…но принимая во внимание… условным в течение трех лет».
Слезы высыхали на лице Талдыкина.
4
Члены правления ТПО сидели и говорили:
– Вот свинья Талдыкин! Нужно другого назначить. Видно, Бинтову придется поработать в ларьке. Бинтов, получай назначение.
5
Гр. Бинтов сидел на скамье подсудимых и слушал защитника.
А защитник пел:
– Я утверждаю, что, во-первых, этих 950 р. 23 к. вовсе не существует; во-вторых, доказываю, что мой подзащитный Бинтов их не брал; а в-третьих, что он их в целости вернул!
– «…принимая во внимание,– мрачно говорил судья и покачивал головой по адресу Бинтова,– считать условным».
6
В ТПО:
– К чертям этого Бинтова, назначим Персика.
7
Персик стоял и, прижимая шапку к животу, говорил последнее слово:
– Я больше никогда не буду, граждане судьи…
8
За Персиком сел Шумихин, за Шумихиным – Козлодоев.
9
В ТПО сидели и говорили:
– Довольно. Назначить ударную тройку в составе 15 товарищей для расследования, что это за такой пакостный ларек! Кого ни посадишь, через два месяца – нарсуд! Так продолжаться не может. На кого ни посмотришь – светлая личность, хороший честный гражданин, а как сядет за прилавок, моментально мордой в грязь. Ударная тройка, поезжай!
10
Ударная тройка села и поехала.
Результаты расследования нам еще неизвестны.
