Текст книги "Том 2. Рассказы и фельетоны"
Автор книги: Михаил Булгаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)
Как, истребляя пьянство, председатель транспортников истребил!
Плачевная история
Из комнаты с надписью на дверях «Без доклада не входить» слышался треск.
Это председатель учкпрофсожа ломал себе голову, размышляя о вреде пьянства.
– Ты пойми,– говорил он, крутя за пуговицу секретаря,– что все наши несчастья от пьянства. Оно разрушает союзную дисциплину, угрожает транспорту, в корне подрывает культурно-просветительную работу как таковую и разрушает организм! Верно я сказал?
– Совершенно верно,– подтвердил секретарь и добавил: – до чего вы умны, Амос Федорович, даже неприятно!
– Ну, вот видишь. Стало быть, перед нами задача, как эту гидру пьянства истребить.
– Трудное дело,– вздохнул секретарь,– как ее, проклятую, истребишь?
– Нужно, друг! Не беспокойся: я вырву наших транспортников из когтей пьянства и порока, чего бы мне это ни стоило! Уж я придумаю.
– Вас на это взять,– льстиво сказал секретарь,– вы хитрый.
– Вот то-то.
И, сев думать, председатель подумал каких-нибудь 16 часов, но зато придумал изумительную штуку.
__________
Через несколько дней во всех погребках, пивных и тому подобных влажных заведениях появилось объявление:
«Хозяева, имейте в виду, что транспортники не кредитоспособны. Так чтоб им ничего не отпускать».
Эффект получился, действительно, неожиданный.
__________
– Здравствуй.
– Здравствуй,– хмуро ответил хозяин.
– Чего ж это у тебя такая кислая физия? Ну-ка сооруди нам две парочки.
– Нету парочек.
– Как нету? Ну, ты что, очумел?
– Ничего я не очумел. Деньги покажи.
– Ты смеешься, что ли? Завтра жалованье получу, отдам.
– Нет. Может быть, у тебя никакого жалованья нету.
– Ты спятил?.. У меня нету?! Да ты что, меня не знаешь?
– Очень хорошо знаю. Ты не кредитоспособный.
– А вот я как тебе по уху дам за эти слова…
– Ухо в покое оставь. Читай надпись…
Транспортник прочитал – и окаменел…
__________
– Бутылочку пива!
– А вы кто?
– Тю! Не узнал. Помощник начальника станции.
– Тогда нету пива.
– Как нету, а это что в корзинах?
– Это касторка.
– Да что ты врешь. Вот двое твоей касторки напились, песни поют.
– Это не такие.
– Какие ж они?
– Они почище. Древообделочники.
– Ах ты, гадюка! Какое же ты имеешь право нас, транспортников, оскорблять…
– Объявление прочитайте.
__________
– Здравствуй, Абрам. Материю принес. Сшей ты, мой друг, мне штаны.
– Деньги вперед.
– Какие деньги? У тебя ж объявление висит: «Членам союза широкий кредит».
– Это не таким членам. Транспортникам – шиш с маслом.
– Пач-чему???
– А вон ваш председатель развесил объявление в пивнушках…
__________
– Манька! Беги в лавочку, возьми керосину на книжку… Ну, что?
– Хи-хи. Не дают.
– Как не дают?
– Так говорят: транспортникам, говорят, не даем. Они, говорят, не способны…
__________
– Дай, Федос Петрович, пятерку до среды, в субботу отдам.
– Не дам…
– На каком основании отказываешь лучшему другу?
– Ты не кредитоспособный.
__________
Через две недели по всей территории учкпрофсожа стоял вой транспортников. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из дорпрофсожа не прислали в учкпрофсож письмо:
«Дорогой Амос Федорович! Уберите ваши объявления, к свиньям. Против пьянства они не помогают, а только жизнь портят.
Подпись».
Смутился Амос Федорович и объявления снял.
Брачная катастрофа
Следующие договоры признаются обеими сторонами как потерявшие свою силу: 1) договор: бракосочетание Е. К. В. герцога Эдинбургского, С.-Петербург, 22 января 1874 г.
Выдержка из англо-советского договора
Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы.
I
Через три дня по опубликовании в газете «Руль» {98} появилось сообщение:
«Нам сообщают из Москвы, что расторжение договора о браке его королевского высочества вызвало грандиозное возмущение среди московских рабочих, и в особенности транспортников. Последние всецело на стороне симпатичного молодожена. Они проклинают Раковского {99}, лишившего герцога Эдинбургского возможности продолжать нести сладкие цепи Гименея, возложенные на его высочество в г. С.-Петербурге 50 лет тому назад. По слухам, в Москве произошли беспорядки, во время которых убито 7000 человек, в том числе редактор газеты „Гудок“ и фельетонист, автор фельетона „Брачная катастрофа“, напечатанного в № 1277 „Гудка“».
II
Письмо, адресованное Понсонби:
«Свинья ты, а не Понсонби!
Какого же черта лишил ты меня супруги? Со стороны Раковского это понятно – он большевик, а большевика хлебом не корми, только дай ему возможность устроить какую-нибудь гадость герцогу. Но ты?!
Вызываю тебя на дуэль.
Любящий герцог Эдинбургский».
III
Разговор в спальне герцога Эдинбургского:
Супруга: А, наконец-то ты вернулся, цыпочка. Иди сюда, я тебя поцелую, помпончик.
Герцог (крайне расстроен): Уйди с глаз моих!
Супруга: Герцог, опомнитесь! С кем вы говорите? Боже, от кого я слышу эти грубые слова? От своего мужа…
Герцог: Фигу ты имеешь, а не мужа…
Супруга: Как?!
Герцог: А вот так. (Показывает ей договор.)
Супруга: Ах! (Падает в обморок.)
Герцог (звонит лакею): Убрать ее с ковра.
З а н а в е с
Сотрудник с массой, или Свинство по профессиональной линии
(Рассказ-фотография)
Дунька прилетела как буря.
– Товарищ Опишков-е-е,– выла Дунька, шныряя глазами.– Где ж он? Товари…
Басистый кашель раздался с крыльца, и т. Опишков, подтягивая пояс на кальсонах, предстал перед Дунькой.
– Чего ты орешь как скаженная? – спросил он, зевая.
– Кличут вас,– объяснила Дунька,– идите скореича, ждуть!
– Которые ждуть? – беспокойно осведомился Опишков.
– Собрание… Народу собрамшись видимо-невидимо!..
Товарищ Опишков плюнул с крыльца.
– Тьфу, черт! Я думал, что… Приду сейчас, скажи.
– Чай-то пить будешь? – спросила супруга.
– А, не до чаю мне,– забубнил Опишков, надевая штаны,– масса ждеть, чтоб ей ни дна ни покрышки… Мне эта масса вот где сидит (тут Опишков похлопал себя по шее). Какого лешего этой массе…– Голос Опишкова напоминал отдаленный гром или телегу на плотине…– Масса… У меня времени нету. Делать им нечего…
Опишков застегнул разрез.
– Придешь-то скоро? – спросила супруга.
– Чичас,– отозвался Опишков, стуча сапогами по крыльцу,– я там прохлаждаться не буду… с этой массой…
И скрылся.
В зале, вместившем массу транспортников 3-го околотка 1 участка, при появлении тов. Опишкова пролетело дуновение и шепот:
– Пришел… Пришел… Пе-Де… глянь…
Председатель собрания встал навстречу Опишкову и нежно улыбнулся.
– Очень приятно,– сказал он.
– Бур… бур… бур…– загромыхал в ответ опишковский бас.– Чего?
– Как чего? – почтительно отозвался председатель.– Доклад ваш… Хе-хе.
– Да-клад? – изумился Опишков.– Кому доклад?
– Как кому? Им,– и председатель махнул в сторону потной массы, громоздящейся в рядах.
– Вр… пора… гу… гу…– зашевелилась и высморкалась масса.
Кислое выражение разлилось по всему лицу Опишкова и даже на куртку сползло.
– Ничего не пойму,– сказал он, кривя рот,– зачем это доклад? Гм… Я доклады делаю ежедневно Пе-Че, а чего еще этим?..
Председатель густо покраснел, а масса зашевелилась. В задних рядах поднялись головы…
– Нет уж, вы, пожалуйста,– забормотал председатель,– Пе-Че само собой, а это, извините за выражение, само собой, потрудитесь…
– Гур… Гур…– забурчал Опишков и сел на стул.– Ну, ладно.
В зале сморкнулись в последний раз.
– Тиш-ше! – сказал председатель.
– Гм,– начал Опишков.– Ну, стало быть… чего ж тут говорить… Ну, сделано 3 версты разгонки.
В зале молчали, как в гробу.
– Ну,– продолжал Опишков,– шпал тыщу штук сменили.
Молчание.
– Ну,– продолжал Опишков,– траву пололи.
(Молчание.)
– Ну,– продолжал Опишков,– путь, как его, поднимали.
Молчание нарушил тонкий голос:
– Ишь, трудно ему докладать. Хучь плачь!
И опять смолкло.
– Ну? – робко спросил председатель.
– Что «ну»? – спросил Опишков, заметно раздражаясь.
– А сколько это стоило, и вообще, извиняюсь, какая продолжительность, как говорится, и прочее… и прочее…
– Я не успел это подготовить,– отозвался Опишков голосом из подземелья.
– Тогда, извиняюсь, нужно было предупредить… ведь мы же просили, извиняюсь.
Опишковское терпение лопнуло, и лицо его стало такого цвета, как фуражка начальника станции.
– Я,– заорал Опишков,– вам не подчиняюсь!..
(В зале гробовое.)
– Ну вас к богу!.. Надоели вы мне, и разговаривать я с вами больше не желаю,– бухнул Опишков и, накрывшись шапкой, встал и вышел.
Гробовое молчание царило три минуты. Потом прорвало.
– Вот так клюква! – пискнул кто-то.
– Доложил!
– Обидели Опишкова…
– Вот дык свинство учинил!
– Что же это, стало быть, он плювает на нас?!
Председатель сидел как оплеванный и звонил в колокольчик. И чей-то рабкоровский голос покрыл гул и звон:
– Вот я ему напишу в «Гудок»! Там ему загнут салазки!! Чтобы на массу не плювал!!
Три копейки
Старший стрелочник станции Орехово явился получать свое жалованье.
Плательщик щелкнул на счетах и сказал ему так:
– Жалованье: вам причитается – 25 р. 80 к. (щелк!).
Кредит в ТПО с вас 12 р. 50 к. (щелк!).
«Гудок» – 65 коп. (щелк).
Кредит Москвошвеи – 12 р. 50 к.
На школу – 12 коп.
Итого вам причитается на руки… (щелк! щелк!) Т-р-и к-о-п-е-й-к-и.
По-лу-чи-те.
Стрелочник покачнулся, но не упал, потому что сзади него вырос хвост.
– Вам чего? – спросил стрелочник, поворачиваясь.
– Я – МОПР {100},– сказал первый.
– Я – друг детей,– сказал второй.
– Я – касса взаимопомощи,– третий.
– Я – профсоюз,– четвертый.
– Я – Доброхим,– пятый.
– Я – Доброфлот,– шестой.
– Тэк-с,– сказал стрелочник.– Вот, братцы, три копейки, берите и делите, как хотите.
И тут он увидал еще одного.
– Чего? – спросил стрелочник коротко.
– На знамя,– ответил коротко спрошенный.
Стрелочник снял одежу и сказал:
– Только сами сшейте, а сапоги – жене.
И еще один был.
– На бюст! – сказал еще один.
Голый стрелочник немного подумал, потом сказал:
– Берите, братцы, вместо бюста меня. Поставите на подоконник.
– Нельзя,– ответили ему,– вы – непохожий…
– Ну, тогда как хотите,– ответил стрелочник и вышел.
– Куда ты идешь голый? – спросили его.
– К скорому поезду,– ответил стрелочник.
– Куды ж поедешь в таком виде?
– Никуды я не поеду,– ответил стрелочник,– посижу до следующего месяца. Авось начнут вычитать по-человечески. Как указано в законе.
Египетская мумия
Рассказ члена профсоюза
Приехали мы в Ленинград, в командировку, с председателем нашего месткома.
Когда отбегались по всем делишкам, мне и говорит председатель:
– Знаешь что, Вася? Пойдем в Народный дом.
– А что,– спрашиваю,– я там забыл?
– Чудак ты,– отвечает мне наш председатель месткома,– в Народном доме ты получишь здоровые развлечения и отдохнешь, согласно 98-й статье Кодекса труда (председатель наизусть знает все статьи, так что его даже считают чудом природы).
Ладно. Мы и пошли. Заплатили деньги, как полагается, и начали применять 98-ю статью. Первым долгом мы прибегли к колесу смерти. Обыкновенное громадное колесо, и посредине палка. Причем колесо, от неизвестной причины, начинает вертеться с неимоверной скоростью, сбрасывая с себя, ко всем чертям, каждого члена союза, который на него сядет. Очень смешная штука, в зависимости от того, как вылетишь. Я выскочил чрезвычайно комично через какую-то барышню, разорвав штаны. А председатель оригинально вывихнул себе ногу и сломал одному гражданину палку красного дерева, со страшным криком ужаса. Причем он летел, и все падали на землю, так как наш председатель месткома человек с громадным весом. Одним словом, когда он упал, я думал, что придется выбирать нового председателя. Но председатель встал бодрый, как статуя свободы, и, наоборот, кашлял кровью тот гражданин с погибшей палкой.
Затем мы отправились в заколдованную комнату, в которой вращаются потолок и стены. Здесь из меня выскочили бутылки пива «Новая Бавария», выпитые с председателем в буфете. В жизни моей не рвало меня так, как в этой проклятой комнате, председатель же перенес.
Но когда мы вышли, я сказал ему:
– Друг. Отказываюсь от твоей статьи. Будь они прокляты, эти развлечения № 98!
А он сказал:
– Раз мы уже пришли и заплатили, ты должен еще видеть знаменитую египетскую мумию.
И мы пришли в помещение Появился в голубом свете молодой человек и заявил!
– Сейчас, граждане, вы увидите феномен неслыханного качества – подлинную египетскую мумию, привезенную 2500 лет назад. Эта мумия прорицает прошлое, настоящее и будущее, причем отвечает на вопросы и дает советы в трудных случаях жизни и, секретно, беременным.
Все ахнули от восторга и ужаса, и действительно, вообразите, появилась мумия в виде женской головы, а кругом египетские письмена. Я замер от удивления при виде того, что мумия совершенно молодая, как не может быть человек не только 2500 лет, но и даже в 100 лет.
Молодой человек вежливо пригласил:
– Задавайте ей вопросы. Попроще.
И тут председатель вышел и спросил:
– А на каком же языке задавать? Я египетского языка не знаю.
Молодой человек, не смущаясь, отвечает:
– Спрашивайте по-русски.
Председатель откашлялся и задал вопрос:
– А скажи, дорогая мумия, что ты делала до февральского переворота?
И тут мумия побледнела и сказала:
– Я училась на курсах.
– Тэк-с. А скажи, дорогая мумия, была ты под судом при советской власти, и если не была, то почему?
Мумия заморгала глазами и молчит.
Молодой человек кричит:
– Что ж вы, гражданин, за 15 копеек мучаете мумию?
А председатель начал крыть беглым:
– А, милая мумия, твое отношение к воинской повинности?
Мумия заплакала. Говорит:
– Я была сестрой милосердия.
– А что б ты сделала, если б ты увидела коммунистов в церкви? А кто такой тов. Стучка? {101} А где теперь живет Карл Маркс?
Молодой человек видит, что мумия засыпалась, сам кричит по поводу Маркса:
– Он умер!
А председатель рявкнул:
– Нет! Он живет в сердцах пролетариата.
И тут свет потух, и мумия с рыданием исчезла в преисподней, а публика крикнула председателю:
– Ура! Спасибо за проверку фальшивой мумии.
И хотела его качать. Но председатель уклонился от почетного качанья, и мы выехали из Народного дома, причем за нами шла толпа пролетариев с криками.
Игра природы
А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель…
Из письма рабкора
Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: «Экий бравый…»
– А вам чего, товарищ? – спросил он.
– В союз желаю записаться,– ответил визитер.
– Тэк-с… А вы где же работаете?
– Да я только что приехал,– пояснил гость,– весовщиком сюды назначили…
– Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
Лицо гостя немного потемнело.
– Да фамилия, конечно…– заговорил он,– фамилия у меня… Врангель.
Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
– А имя и, извините, отчество? – спросил он странным голосом.
Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
– Да, имя… ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
– А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что у предместкома шевельнулись волосы, и молвил:
– Да вы не думайте… Ну, из Крыма…
Словно пружина развернулась в предместкома. Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
– Так я и знал! – кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал III класса, потом через I класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:
– Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..
– Кто?!
– Врангель!
– Сдурел!!
Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:
– Беги скорей дверь покарауль!..
– Которую?!
– Дурында… Награду получишь!..
Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок… За ним – второй.
Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместкома, потный и бледный, а за ним двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:
– Ничего интересного, граждане! Прошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить!
– Кого поймали, родные?
– Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить…
– Деникина словил месткомщик!..
– Дурында, это Савинков убег… А его залопали у нас!
– Я обнаружил по усам,– бормотал предместком человеку в фуражке,– глянул… Думаю, батюшки,– он!
Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец…
Глянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.
– Двери закрыть!.. Ваша фамилия?
– Да Врангель же… да я ж говорю…
– Ага!
Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном.
Через пять минут перед дверьми было чисто от публики, и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:
– Вот, Твоя воля… замучился… В Херсоне водили… В Киеве водили… Вот горе-то… В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут…
– Я обнаружил,– бормотал предместком в хвосте,– батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро, по-военному: р-раз – на ключ. Усы – самое главное…
__________
Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась, и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.
Предместком встал и вытаращил глаза.
– Э… Вы?
– Я,– мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.
Предместком прочитал ее, покраснел и заявил.
– Кто ж его знал…– забормотал он…– Гм… да, игра природы… Главное, усы у вас, и Петр Николаевич…
Вошедший мрачно молчал…
– Ну что ж… Стало быть, препятствий не встречается… Да…. Зачислим… Да вот усы сбили меня…
Вошедший злобно молчал.
__________
Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.
– Здравия желаю, ваше превосходительство,– заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим.– Ну как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ре-Се-Фе-Се-Ре?
– Отойди от меня,– мрачно сказал Врангель.
– Сердитый вы, господин генерал,– продолжал Карасев,– у-у, сердитый! Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария…
Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка.
Кругом засмеялись.
– Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? – сказал дрожащим голосом Карасев.– Я шутю, а ты…
Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:
«…Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мою роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери – Иванов…»
Сбоку было написано химическим карандашом: «Удовлетворить».
– Свинья ты…– заныл Карасев.– Что ж ты мне ударил?
– А ты не дражни,– неожиданно сказали в толпе.– Иванов, с тебя магарыч.
Колыбель начальника станции
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю…
Тихо светит месяц ясный
В колыбель твою.
Лермонтов
Спи, мой мальчик,
Спи, мой чиж,
Мать уехала в Париж…
Из соч. Саши Черного {102}
– Объявляю общее собрание рабочих и служащих ст. Шелухово Каз. дороги открытым! – радостно объявил председатель собрания, оглядывая зал, наполненный преимущественно рабочими службы пути,– на повестке дня у нас стоит доклад о неделе войны 1914 года. Слово предоставляется тов. Де-Эсу. Пожалуйте, тов. Де-Эс!
Но тов. Де-Эс не пожаловал.
– А где ж он? – спросил председатель.
– Он дома,– ответил чей-то голос.
– Надо послать за ним…
– Послать обязательно,– загудел зал.– Он интересный человек – про войну расскажет – заслушаешься!
Посланный вернулся без товарища Де-Эса, но зато с письмом.
Председатель торжественно развернул его и прочитал:
– «В ответ на приглашение ваше от такого-то числа сообщаю, что явиться на собрание не могу.
Основание: лег спать».
Председатель застыл с письмом в руке, а в зале кто-то заметил:
– Фициально ответил!
– Спокойной ночи!
– Какая же ночь, когда сейчас 5 часов дня?
Председатель подумал, посмотрел в потолок, потом на свои сапоги, потом куда-то в окно и объявил печально:
– Объявляю заседание закрытым.
А в зале добавили:
– Колыбель начальника станции есть могила общего собрания.
И тихо разошлись по домам. Аминь!
Рассказ про Поджилкина и крупу
В транспосекцию явился гражданин, прошел в кабинет, сел на мягкую мебель, вынул из кармана пачку папирос «Таис», затем связку ключей и переложил все это в другой карман.
Затем уже достал носовой платок и зарыдал в него.
– Прошу вас не рыдать, молодой человек, в учреждении,– сказал ему сурово сидящий за столом,– рыдания отменяются.
Но гражданин усилил рыдания.
– У вас кто-нибудь умер? Вероятно, ваша матушка? Так вы идите в погребальный отдел страхкассы и рыдайте им сколько угодно. А нам не портите ковер, м-молодой ч’эк!
– Я не молодой чек,– сквозь всхлипывания произнес гость.– Я, наоборот, председатель железнодорожного первичного кооператива Поджилкин.
– Оч-чень приятно,– изумился транспосекщик,– чего ж вы плачете?
– Из-за крупы плачу,– утихая, ответил Поджилкин,– дайте, ради всего святого, крупы!
– Что значит… дайте? – широко улыбнулся транспосекщик,– да берите сколько хочете! Сейчас нам предложил Центросоюз три вагона крупы-ядрицы. Эх вы, рыдун, рыдайло… рыдакса печальная!
– Почем? – спросил, веселея, Поджилкин.
– По два двадцать.
Поджилкин тяжко задумался.
– Эк-кая штука,– забормотал он,– ведь вот оказия! Вы тово, крупу минуточку придержите… а я сейчас.
И тут он убежал.
– Чудак,– сказали ему вслед.– То ревет, как белуга, то бегает…
Поджилкин же понесся прямо в комиссию по регулированию цен при МСПО.
– Где комиссия Ме-Се-Пе-О?
– Вон дверь. Да вы людей с ног не сбивайте! Успеете…
– Вот что, братцы… крупа тут подвернулась… ядрица… Да по 2 руб. 20 коп., а вы установили обязательную цену для розничной продажи в кооперативах тоже по 2 р. 20 к.
– Ну? Установили. Дык что?
– Дык разрешите немного дороже продавать. А то как же я покрою провоз, штат и теде?..
– Ишь какой хитрый. Нельзя.
– Почему?
– Потому что нельзя.
– Что же мне делать?
– Гм… Слетайте на Варварку в Наркомвнуторг.
Поджилкин полетел на трамвае № 6.
Прилетел.
– Вот… ядрица… упустить боюсь… два двадцать, понимаете… а цена розничная установлена… понимаете… тоже два двадцать… Понимаете…
– Ну?
– Повысить разрешите.
– Ишь ловкач. Нельзя.
– Отчего?
– Оттого что оттого.
– Что же мне делать? – спросил Поджилкин и полез в карман.
– Нет, вы это бросьте. Вон плакат – «Просят не плакать».
– Как же не плакать?..
– Идите в Ме-Се-Пе-О.
Поджилкин поехал обратно на 4 номере.
– Опять вы?
– Дык к вам послали…
– Ишь умники. Иди обратно…
– Обратно?
– Вот именно.
Поджилкин вышел. Постоял, потом плюнул. И подошел милиционер.
– Три рубля.
– За что?
– Мимо урны не плюй.
Заплатил Поджилкин три рубля и пошел к себе в кооператив. Взял картонку и на ней нарисовал:
«Крупы нет!»
Подходили рабочие к картонке и ругали Поджилкина, а рядом частный торговец торговал крупой по 4 рубля. Так-то-с.
