Текст книги "Змей Рая"

Автор книги: Мигель Серрано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

XLII. Глаза пантеры

Поскольку пути и перевалы этого северного края оказались непроходимыми из–за оползней или вторжения китайских войск, я решил спуститься на юг Индии, посетив Ориссу и город Мадрас прежде, чем продолжать подниматься к северу. В Мадрасе я хотел посетить известный мне дом свами Джанарданы – это духовный лидер движения, имеющего множество приверженцев и в Чили, оно называется Шуддха Дхарма Мандалам. Джанардана верит в существование ашрамов сиддхов, и в то, что новый Мессия, чье имя Бхагаван Митра Дева, тайно живет где–то в Гималаях.

Но прежде я хотел увидеть древнюю землю Ориссы; здешние жители проводят древнейшие ритуалы – и на покрытых джунглями берегах океана сохраняется первобытный тантризм. Отправившись вначале в Пури, я решил за ночь дойти по океанскому побережью к храму в Конараке. Время от времени усталость одолевала меня, и я хотел лечь – но всякий раз мой проводник, для которого эти края были родными, принимался пугать меня рассказами о коварных змеях и ужасных бенгальских тиграх. Потому приходилось продолжать путешествие. Я шел почти нагишом, всё так же немилосердно потея. Если нам случалось проходить мимо деревни, кто–нибудь из тамошних жителей рассекал саблей крупный кокос, чтобы я мог напиться его молоком. Муссоны разрушили все дороги между Пури и Конараком, поэтому мне и пришлось добираться по пляжу. Сколько длилась та беззвездная ночь – столько из джунглей доносилось пение под бой барабанов.

К тому времени как мы достигли Конарака, я был совершенно измотан, и едва мог взобраться к огромным камням Храм Солнца. Как и святыни Кхаджурахо, он покрыт тантрическими скульптурами, и внешний вид его представляет собой гигантскую колесницу. Повсюду вокруг его основания высятся большие каменные колеса, и каменные кони влекут его к восходящему солнцу. В самой колеснице таится внутреннее солнце, а тантрические скульптуры и движение на восток указывают на встречу Его с Ней: слияние полюсов струны, всегда противоположных друг другу. Когда–то в центре гигантской каменной колесницы Конарака, или Черной пагоды, возвышалась статуя солнца, Сурьи – ныне утерянная или разрушенная.

Поскольку я был не в силах возвращаться пешком по поросшему джунглями пляжу, я нанял небольшую тележку с собственным колесничим – он и направлял водяных буйволов вдоль берега, назад в Пури. Там, у самой воды, я решил снять небольшой домик и остановиться в нём на несколько дней. Здесь я быстро восстанавливал умиротворенность души, плавая нагишом в теплом море. Здешнее купание было совсем не то, что в реках: в Индии омовение в реках – всегда священная церемония. В Аллахабаде и в Бенаресе я испытывал желание нырнуть в потоки и энергично плавать туда и сюда, наслаждаясь ощущением силы и радуясь тому, что кровь в жилах всё еще молода. Но это было бы невозможным: в реке всегда ожидает святой Иоанн Креститель или Голубь преображения. Потому литургия отнимает счастье народа, лишает его животной силы. Разумеется, сила литургии совсем иная, и она дарует радости, совсем не похожие на мои здешние простодушные морские наслаждения. Это древняя, легендарная сила, таинственно единая с кровью духа.

Время от времени я замечал маленькие флотилии деревянных лодок, проплывавших вдоль пляжа. У них были изогнутые кили и совсем небольшая осадка, они возвышались над водой, напоминая Ноев ковчег или те лодки, что я видел в Адене. Передвигались они взмахами длинных вёсел – как древние галеры. Однажды я подплыл к одной из этих лодок – рыбак протянул мне весло, чтобы я взобрался на борт. Я так и сделал, и отправился рыбачить в море вместе со всеми. Рыбаки были темнокожие, а ноги одного из них чудовищно распухли из–за слоновьей болезни. Даже посреди океана я мог различать странный запах, присущий обитателям Ориссы: будто кислый, с примесью сандалового дерева, бетеля, смолы и морской воды.

Когда мы возвращались вечером, я нырнул из лодки в глубины Бенгальского моря, и быстро поплыл к берегу. Выплыв на мелководье, я увидел невдалеке от себя лицо, появлявшееся и исчезавшее среди волн. Я остановился на мгновенье, чтобы разглядеть его. Тогда и оно тоже замерло, качаясь на волнах совсем рядом со мной: пристальный взгляд двух огромных глаз, голова, покрытая блестящими черными волосами. Этот гипнотический взгляд принадлежал здешней женщине – она купалась в море совсем одна. Под водой я мог разглядеть темную тень ее нагого тела. Выбравшись на пляж, я по–прежнему видел ее лицо – она всё так же неотрывно наблюдала за мной.

Уже в сумерках я босиком шел к своему домику: его окна были прямо над морем. Я плотно закрыл дверь и окна, чтобы малярийные комары никак не могли меня потревожить. Хотя моя постель была оснащена москитной сетью, я никогда не любил спать под ней. И тут за дверью послышался какой–то шум: будто в нее скребся зверь. Я подошел и распахнул ее настежь. Передо мной стояла нагая женщина – та, что глядела на меня из моря.

Не сказав ни слова, но всё так же неотрывно глядя на меня, она вышла на середину комнаты. Я не помню, закрыл ли дверь или она закрылась сама. Так мы стояли, пристально глядя друг на друга, резко вдыхая. Темнокожая, ноги в грязи; на запястьях и локтях серебряные и медные браслеты, и еще кольца: в ушах и одним проколот тонкий, изящный нос. Предплечья татуированы странными знаками. Притом в ней нет ничего негроидного, и губы идеальной формы. Влажные волосы обволакивают плечи, она показывает белые зубы, ровные и крепкие. Но поразительней всего эти два чудовищных глаза и прижмуренные тяжелые веки – будто птичьи крылья. В этих глазах рождается взгляд, пронизывающий всё пространство моего убежища, и будто поглощающий меня.

Очень медленно, безо всякого шума, женщина приблизилась ко мне. Она взяла меня за руку и положила ладонью себе на грудь, напротив сердца. Грудь ее была тверда будто камень, а сосок резал ладонь как острие копья. Она тяжело дышала, источая отравляющий аромат. Этот кислый, черный запах расы Атлантиды; будто чай или алкоголь, смесь бетеля и мокрых листьев джунглей. Это и запах дикого зверя, ягненка или водяного буйвола, но прежде всего – пантеры.

Я оставался бездеятелен, она же подошла к постели и легла под москитную сетку. Мне были видны ее испачканные ноги и тонкие изящные пальцы. Браслеты на ней показались рабскими цепями. Двумя руками она обхватила изголовье кровати и задышала возбужденно, не отрывая от меня взгляда. Потом ее тело заколыхалось ритмичными изгибами, учащая темп.

Я понял, что встретился с древней, первобытной самкой. Ее поведение не было животным или примитивным; скорее – плодом народа, изменившего свою историю через богослужение; это было поведение расы, познавшей Змея. Я понял, что она желает посвятить меня в таинство магической фатальной любви, что глубже рисовых корней – и столь же драгоценной, как и голубой сапфир или перо павлиньего хвоста.

Вся комната окуталась клокочущими клубами ее тела, насытилась ее ароматом, земным и эфирным. Я откликнулся – и всю ночь возлежал с изваянием Черной пагоды Конарака; она была и сиреной, или одной из тех безумных и священных вакханок, что плясали в садах Вриндаваны.

XLIII. Свами Джанардана

Конечно, показательно, что у общества Шуддха Дхарма Мандалам так много последователей в Чили; на самом деле, их там больше, чем где бы то ни было во всём мире, в том числе и в Индии – здесь общество вообще относительно неизвестно. Этот эзотерический уклад, подобно теософии, основывается на божественной иерархии Учителей или сиддхов, задача которых – направлять судьбы человечества и эволюцию человеческого духа. Считается, что иерархия была установлена верховным гуру Бхагаваном Шри Нарайаной двенадцать тысяч лет назад. По мнению пандита Джанарданы, это должно было произойти всего за тысячу лет до великой войны, описанной в Махабхарате. Сведения об этом событии можно отыскать в литературе Шуддхи. Упанишады также упоминают о Шуддха Дхарма, в особенности Адитмопанишада. Иерархию образовывали тридцать два сиддха, возглавляемые самим Бхагаваном, также известным под именами Кумара, Дакшинамурти и Шри Йога Деви. Эти возвышенные существа и их последователи наблюдают за мирской и духовной эволюцией человечества в текущей эре Кали–юги, а их центр, ашрам сиддхов расположен в тайном убежище в Гималаях, и известен как Уттара–Бадари, Ари–Бадари и Йога–Бадари. Но только в 1915 году, когда иерархия была реорганизована и названа Шуддха Дхарма Мандалам, о ее существовании поведал миру Шир Субрахманиа Айер.

До того времени принципы и практики чрезвычайно древней философии, описанные на санскрите, сохранялись в тайных гималайских архивах. Пандит К. Т. Шреенивазахария изложил их современности. Сегодня главой ордена является пандит Джанардана, живущий в Мадрасе.

Принцип действия иерархии Джанардана объясняет так: у каждой эпохи есть свой аватара, или воплощение божества – сейчас это Бхагаван Шри Нарайана, в действительности – Вишну. Если бы аватаров не было, некому было бы направлять людей, и они поддались бы демоническому, «ашурскому» состоянию, беспричинно преобладающему. В любом случае, Амсаватар или Мессия нашей эпохи уже явился, и носит имя Бхагаван Шри Митра Дева. Его божественное рождение свершилось 16 января 1919 года, то есть в четверг полнолуния, в месяц Пуша года Калаюкти. Он был рожден в Махараштре, районе Бомбея, женой члена касты кшатриев. Отец божественного создания очень скоро умер, и один из высоких чинов иерархии Мандалам принял ребенка и его мать под свою опеку. Позже был организован круг помощников, называемый Митра Бринда, призванный помогать Мессии в его открытой деятельности – ради сохранения человечества и исправления его путей. Сейчас Мессия живет в тайном ашраме в Гималаях, и время от времени является членам круга и руководителям Шуддха Дхарма Мандалам. Разумеется, Шри Джанардана видел его, как, возможно, и некоторые из чилийских последователей.

И всё же, нельзя воздержаться от взаимодействия с течением времени. Бхагаван Шри Митра Дева был рожден в 1919 году, а это значит, что теперь ему сорок четыре, и он всего на два года младше меня. То есть, он не так уж молод. А мир тем временем, как кажется, приближается к бездне уничтожения в атомном пламени, увлекаемый «ашурским» состоянием, с которым пришел бороться Мессия. Может быть, Бхагаван Митра Дева проявится только внутренне, исцелив изнанку человеческих сердец – хотя Шри Джанардана утверждает, что Мессия откроется и во плоти, чтобы очевидно и непосредственно переменить материальную судьбу человека.

Удивительно, что эта религиозная секта, столь малоизвестная в Индии, обрела многих приверженцев в Чили. Несомненно, представление о тайном гималайском ашраме отдается эхом в душах народа, долгое время мечтавшего о легендарном Городе Цезарей. А сходство с теософией делает учение общества более приемлемым для нас, нежели абстракции Веданты или аскетические йогические практики – теософия Анни Безант обрела в Чили внушительную популярность. Наконец, мой собственный поиск тайного ашрама в Гималаях, у горы Кайлас, весьма объективно указывает на тот факт, что легендарная мечта, движущая умами Индии, может распространяться и на Чили, и даже всю Южную Америку.

Но теософы, как и чилийские последователи Шуддха Дхарма Мандалам, нарушили чистоту восточной идеи, примешав к ней христианские, западные черты. Например, управляющий Шуддха Дхарма Мандалам в Чили, выступая перед публикой, облачается во внушительный плащ и носит посох, делаясь похожим на крестоносца, храмовника или даже розенкрейцера – словом, выглядит, будто епископ или патриарх византийской церкви. Само собой, такое поведение не имеет ничего общего с Востоком и Индией: здесь господствует йога и растворенный, безличностный дух. Но и в самой Индии движения, подобные Шуддха Дхарма Мандалам, испытывают влияние Запада – эта секта, в частности, имеет мечтательный характер, совсем не свойственный индийцам. Но о таких материях сложно судить с точностью; слова Шри Джанарданы проникнуты восточной туманностью, им очевидно недостает логического и рационального мышления. Возможно, индийцы просто склонны думать иные мысли, нежели те, которые принято думать на Западе. Временами я делаюсь почти уверенным: индиец и думает не головой, и говорит не горлом; его мысль, кажется, исходит из сердца, или из солнечного сплетения, или из муладхары. Поэтому индус никогда не обсуждает и не объясняет – он просто проповедует. Всякий раз, когда индус говорит, он говорит, как брахман или священник, хотя может и не принадлежать к этой касте. Индус не философ, хотя может им притворяться, и уж никак не логик. В любом случае, всегда, он – проповедник.

Обосновавшись в номере отеля в Мадрасе, я отправился на поиски дома свами Джанарданы. Это оказалось непростой задачей, и рыскать мне пришлось среди тесных улочек, переполненных людской суетой. В конце концов, его прибежище я нашел в небольшом внутреннем дворике, залитом грязной водой и занятом толстой женщиной – сидя на коленях, она чистила латунные кастрюли. Я решил, что это, наверное, жена Джанарданы; она указала на узкую лестницу, которая вела к балкону – там, за столом, расположился свами. Я последовал ее указаниям и встретил мужчину с энергичным и приятным лицом, который приветствовал меня рукопожатием на западный манер. По обычаю юга Индии, он был одет в белое. Узнав, что я прибыл из Чили, он заметно просветлел – само собой, он очень сопереживал нашей стране. Я же, в свою очередь, счел весьма располагающим его самого и его долгие старания в попытке связать два удаленных земных края. В общем и целом, в этом мадрасском свами было мало банального, он весьма отличался от своих соотечественников.

И разница эта вскоре вполне проявилась в его речах:

– Те, кто говорит о растворении индивидуального эго в Брахме, не понимают смысла своих слов, – начал он. – В этом мире, интеллект – наше единственное оружие. На самом деле, я скажу даже больше: духовные истины могут быть постигнуты только интеллектом, достигшим чистоты. Вы можете посчитать такую идею модернистской, но на самом деле она появилась в учении Санатана Дхарма двенадцать тысяч лет назад. Та йога, что стала популярна на Западе, направленная на растворение индивидуального эго в эго превосходящем – это просто йога патанджали, популяризованная свами Вивеканандой. Истинная йога же, это суддха–йога, предшествовавшая патанджали. Она весьма отличается от позднего типа: подлинная философия хинду не ставит задачей ни растворение индивидуальности, ни упразднение рассудка. Напротив, она старается отыскать божественность в сердце и обожествить жизнь. Таким образом, свою цель она видит в смещении личности из одного центра в другой, и обнаружении этих центров. Сделать это очень непросто, поскольку эти центры, хотя и имеют в теле определенное положение, в то же время оказывают общее влияние на всю сущность. Более того, поскольку сама идея излучения личности из этих центров – гипотеза, я не могу принять и часто используемую аналогию, изображающую эволюцию, превращение личности в индивидуальность, символами гусеницы и бабочки, и идеей перехода от одного к другому. Ведь, на самом деле, метаморфоза может идти совсем в ином направлении. Вкратце, я верю в индивидуализированный дух.

Слушая свами, я стал отмечать сходство его взглядов с представлениями доктора Юнга, которыми он когда–то поделился со мной в доме близ Цюриха. Юнг использовал образ круга, чей центр повсюду, а окружность – нигде, но называл его Самостью. Он желал установить диалог между индивидуальным эго и трансцендентной Самостью – ради достижения цельности, цельного человека. Юнг, бывший и ученым и магом, а в глубине души гностиком, наследником мейстера Экхарта, рассказывал мне о своих беседах с мистиками хинду, в особенности о том, как он пытался понять их представления о растворении эго. «Если Рамакришна или Рамана Махариши были способны совершенно растворить свое эго в самадхи, в них не осталось бы ничего, что могло бы пережить или отметить это состояние, так, чтобы иметь о нём сознательное представление» – так он говорил. Доктор Юнг считал, что в подлинном самадхи эго полностью погружается Коллективное бессознательное и должно исчезнуть в нём. Он не верил, что такое событие может произойти при жизни человека.

Я рассказал свами Джанардане об идеях Юнга, но тот не проявил особого интереса. Он не обладал последовательностью и ясным видением доктора Юнга, и потому, кажется, предпочитал аналитическому обсуждению мечтания о своем Мессии и таинственном городе в Гималаях. Я должен признаться, что мне его подход показался несколько занудным – хотя и верно, что мы преследуем очень сходную цель, я всё же веду свой поиск с бóльшим юмором, и осознаю, что отчасти мною движет дух приключений. Более того, я признаю, что мой опыт переживаний во внутреннем мире состоит из феноменов субъективных, и не желаю выдавать их за общий непреложный закон. Я просто отмечаю события этого опыта, как лично неоспоримые, практические факты. С другой стороны, я не желаю отрицать какую–либо сторону жизни, или избегать опыта в его полноте, ведь душой и умом я погружен в течение здешнего мира. Я не знаю, куда иду, и, стало быть, хватаюсь за всё – сотнями рук, как делал Шива; я не знаю, чем это закончится, но могу представить, как в один из дней определенный путь станет важнее прочих – тогда я буду должен следовать ему. В любом случае, я вовсе не ищу счастья или покоя. Совсем наоборот.

Уже в завершении моего визита свами Джанардана показал мне некоторые граммофонные записи, присланные ему из Чили тамошними последователями. Это были записи мантр, спетых чилийцами. Я прослушал их по настоянию свами – сам он ценил их очень высоко. Потом он пригласил меня войти в покой для медитаций. На стенах были изображены боги хинду – такие, какими их рисовали в индусских альманахах начала столетия. Горели палочки благовоний.

Перед уходом я задал вопрос:

– Где же то тайное место, где живет Бхагаван Митра Деви?

– В Бадринатхе, – ответил он. – Точнее, в западном Бадринатхе.

Он едва заметно улыбнулся.

– Я отправлюсь туда, – сказал я.

Прощаясь со мной, Джанардана не сложил руки в намашкаре дравидской Индии, но по–европейски взмахнул рукой в неуловимом жесте.

XLIV. Дорога сверхчеловека

Теперь я намеревался отправиться в Пондичерри, но вначале посетил Канчипурам – город, знаменитый древними храмами. Здесь я обедал с человеком, управлявшим заправочной станцией «Standart Vacuum». Отправившись к храмам вместе со мной, он показал на манговое дерево у главного входа в один из храмов, сказав:

– Мы с женой приходили сюда, чтобы просить Вишну о рождении дочери. Вишну внял нашим молитвам – девочка родилась, и в подтверждение божественной милости и могущества на ее руке появился знак в форме плода манго.

Многие годы Пондичерри был французской колонией, и потому заметно отличается от остальной Индии. Губернатор здесь – наполеоновской закалки француз, по имени М. Менард; когда его губернаторский дворец принимает гостей, босоногие слуги в красных одеждах объявляют об их приходе, колотя в пол длинными серебряными посохами и выкрикивая имена посетителей. В те дни Пондичерри был взбудоражен стремлением к освобождению от французского правления. Всё же, этот край был очарователен: здесь умели с выгодой пользоваться преимуществами статуса свободного порта, и, как водится во французских провинциальных местечках, кухня была просто превосходна.

Кроме прочего, тут продолжает существовать ашрам Шри Ауробиндо. Жизнь этого провидца в высшей степени интересна и любопытна, хотя его последние годы в Пондичерри сплошь окутаны загадками. В молодости Ауробиндо Гош боролся за независимость своей страны. Он, бенгалец из Калькутты – как и Рамакришна, Рабиндранат Тагор и Ананда Маи – сбежал на юг, чтобы снова не попасть в британскую тюрьму. В Пондичерри французы предоставили ему убежище, и здесь он посвятил себя духовной жизни, превратившись из революционера в аскета. После он встретил странную француженку еврейского происхождения, ныне известную, как Мать – а тогда она была замужем за французом. Вскоре эта женщина бросила мужа, чтобы последовать за Шри Ауробиндо, и построить восхитительный ашрам, носящий его имя. После этого сам Шри Ауробиндо сделался малозаметен: обосновавшись на втором этаже ашрама, он спускался лишь раз в год, чтобы принять пришедших увидеться с ним почитателей. Он восседал в кресле, будто на троне, и глядел на них, не говоря ни слова. Тагор также приходил к нему; мужчины сидели лицом к лицу долгое время, в абсолютном молчании. Два старика с длинными белыми бородами, наверное, выглядели, как ветхозаветные пророки. Шри Ауробиндо писал книги, отличавшиеся красотой ясного слога. Чилийская поэтесса Габриэла Мистраль предложила его в качестве номинанта Нобелевской премии, когда эта награда вручалась ей.

В ранние годы, когда Шри Ауробиндо также избегал внимания публики, Мать посвящала свою впечатляющую энергичность возведению ашрама. Казалось, она создает вокруг него культ, стараясь извлечь выгоду из продолжающегося молчания Шри Ауробиндо – высказывалось даже мнение, будто он был ее заложником. Иногда можно услышать истории о том, что Шри Ауробиндо умер, а его место занял другой человек. Молодого Ауробиндо помнят, как темнокожего бенгальца, а тот почтенный старец, что раз в год появлялся перед публикой, не произнося ни звука, был почти бел.

Если это правда, история оказывается поразительной. Но я думаю, произошло нечто даже еще более необычайное: может быть, мифическая история воплотилась в двух человеческих существах, Шри Ауробиндо и Матери. Действуя в земном мире и основав ашрам, она была активным элементом. Он же, напротив, оставался безмолвным, и, запершись на втором этаже, действовал в совершенно иной сфере. И она, кажется, должна быть Шакти, Майей и, прежде всего – Кали.

Его же мистическую роль сложно определить через вуали личных воззрений. Например, он верил, что человек – просто звено в цепи эволюции, которая в итоге приведет к сверхчеловеку. Сверхчеловек Шри Ауробиндо ближе к ангелу Рильке, чем к ницшеанскому лидеру, сила которого коренится в самой его природе. Но и эта разница может исчезнуть, когда все рубежи останутся позади.

Шри Ауробиндо неоднократно заявлял, что человек не станет сверхчеловеком поневоле или в естественном процессе – но только посредством воли и свободы духа. По его словам, человек способен сформировать новый телесный сосуд, в котором воплотится сверхчеловек. Когда его спрашивали о том, как же человеку научиться этому, Шри Ауробиндо отвечал: «Посредством йоги – науки, подразумевающей взаимодействие со Змеем, Кундалини».

Значит, Шри Ауробиндо мог удалиться в свою келью на втором этаже ашрама, чтобы создать новое вместилище для сверхчеловека – никто никогда не видел его там, никто не знал, что с ним происходит. Этим можно объяснить телесные перемены: белую кожу и уподобление библейскому Иегове. И вместе с тем кажется, будто его ум распался. И потому, в конце концов, он оказался не рассудительным Иеговой, но воплотил в себе архетипичный Нуль, Старца дней. Он не имел никакого отношения к деятельности Матери на нижнем этаже и вообще к созданию ашрама. В каком–то смысле она была вольна распоряжаться им по своему желанию – но в то же время, совершенно никак не могла на него влиять. Он существовал в совсем иной сфере, он стал ничем.

Никто не знает, случилось ли так, или Шри Ауробиндо пустился слишком узкой дорогой и не смог переправиться по лезвию клинка. Но какова бы ни была правда о его приключении, оно кажется захватывающим, особенно своей непринадлежностью к течениям Кали–юги. Мужчина полностью посвятил себя созданию нового тела – чтобы мог быть достигнут ужасающий ангел, почти дьявольский сверхчеловек. И его методом была йога или наука Змея, родная ему, поскольку корни обоих – в Бенгалии.

Всё же, стоит подчеркнуть, что это только умозрительные рассуждения, а о действительном приключении Шри Ауробиндо неизвестно ничего. На самом деле, есть другая теория, согласно которой Мать, сведущая в черной магии и каббалистических формулах, украла его силы и токи, воплотив их в себе и оставив от него только пустую оболочку, живой труп.

Сегодняшняя же деятельность ашрама представляет собой смешение йоги, технологии и западного спорта. Мне доводилось видеть шествия молодых людей обоих полов, одетых в форменные шорты и рубашки. Они маршируют на стадионах или вдоль пляжей Пондичерри, распевая песни Божественной жизни и практикуя асаны, совмещая их с борьбой и греческими видами спорта. Идеальную жизнь для будущего человечества они предполагают именно такой, и их уклад соответствует обществу ожидаемых сверхлюдей.

На рассвете каждого дня, все юноши и девушки ашрама собираются на большом плацу перед центральной постройкой. Спустя некоторое время высоко наверху открывается окно, и показывается очень старая женщина в газовом платье. Она смотрит вниз на юношей и девушек, а потом безмолвно исчезает. Больше здесь ничего не происходит, и никто не произносит ни слова. Это Взор Матери, неизменно сопутствующий восходу солнца.

Позже, перед полуднем, группы верных последователей и паломников входят в ашрам. Они выстраиваются в длинную очередь, тянущуюся из двора к центральной зале. Здесь стоит пустой трон, вокруг него юные девочки держат вазы с цветами. Входит Мать, поддерживаемая учениками. В ее облике будто отображена вся история. Ее орлиный профиль увенчан белой шелковой шляпой, золотое кольцо падает на лоб. Она одета в широкие белые брюки. Всмотревшись в ее лицо, я увидел образ Вечного возвращения: круговорот всех существ и вещей в Великом колесе жизни. Казалось, здесь содержатся все жизни минералов, растений, животных и людей, смешанные воедино. В лице Матери есть что–то нечеловеческое: в нём отражаются кошки и рыбы, грабители и святые.

Расположившись на троне, она раздает цветы, один за другим. Из ваз, которые держат девушки, она берет цветок и отдает паломнику, пришедшему увидеть ее. Церемония совершается в полной тишине: посетители почтительно принимают цветы, Мать остается безмолвной.

Снаружи, в саду ашрама расположена гробница Шри Ауробиндо. Он был йогом, потому его тело предано земле, а не огню. Обычно вокруг гробницы собираются для медитации группы учеников и паломников. Приблизившись к ней, я не мог не гадать: взломай мы могилу, что мы найдем в ней – меч или только червей?