Текст книги "Семья Рэдли"

Автор книги: Мэтт Хейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Тантрическая диаграмма правой ступни

У соседей Рэдли, в доме номер девятнадцать по Орчард-лейн, все тихо.

Лорна Фелт лежит в постели рядом с мужем, у нее легкое похмелье, но она расслаблена и думает о том, каким напуганным выглядел вчера Питер, когда она скромно дотронулась до него под столом. Она любуется картиной, висящей на противоположной стене. Это тантрическая диаграмма правой ступни – копия классической индусской янтры восемнадцатого века, карта всей внутренней структуры и энергетических точек стопы, которую она купила на интернет-аукционе.

Марк, разумеется, не хотел, чтобы она вешала свое приобретение на стену. Впрочем, и против того, чтобы ее клиенты снимали носки у них в гостиной, он тоже всегда возражал.

Сейчас Марк просыпается, и Лорна прижимается к нему.

– Доброе утро, – игриво шепчет она ему на ушко.

– О, доброе утро, – отвечает он холодно, как будто приветствует почтальона.

Лорну это не останавливает, она просовывает руку ему под майку и ласкает его легким как перышко прикосновением. Затем ее пальцы спускаются ниже, расстегивают пуговицы на его шортах и поглаживают вялый пенис так нежно, словно это домашний мышонок. Эта мягкая, осторожная прелюдия срабатывает – Марк возбуждается, и дело быстро доходит до секса. Но сам процесс, как обычно, разочаровывает Лорну. Прямой, без отклонений маршрут из пункта А в пункт Б, в то время как ей требуется хоть немного алфавитного разнообразия.

Зажмурившись в момент оргазма, Марк почему-то живо представляет себе родительский диван, купленный в рассрочку в день свадьбы принца Чарльза и Дианы, вроде как в честь торжественного события. Ему вспоминается, как диван целый год простоял накрытый целлофаном, чтобы кто-нибудь, расслабившись, не пролил чай на обивку. («Учись уважатьвещи, Марк. Знаешь, сколько он стоит?»)

Супруги лежат рядом, но каждый погружен в собственные мысли. Лорна про себя отмечает, что ей хочется продолжения.

– Жаль, что мы не можем остаться в спальне до вечера, – неискренне говорит Марк, отдышавшись. На самом деле он не валялся в постели днем лет с восемнадцати.

– Ну, мы могли бы хоть немножковремени проводить вместе, а?

Марк со вздохом качает головой:

– Мне надо… у меня дела… арендатор этот придурочный…

Он вылезает из постели и направляется в ванную, рука Лорны остается там, где лежал муж, ощущая ненужное тепло, оставшееся от его тела.

Слушая, как он шумно мочится в унитаз, Лорна решает позвонить в клинику и записаться на прием к Питеру ( непременнок Питеру). Очень даже может быть, что именно сегодня она наберется смелости предложить доктору Рэдли то, что собиралась предложить еще с тех пор, как поймала на себе его напряженный, жадный взгляд, когда они приглашали соседей на барбекю в прошлом году.

Она берет телефон, но, не успев набрать номер, слышит голос Тоби и не вешает трубку. Лорна и раньше не раз подслушивала его разговоры, выискивая доказательства тому, что пасынок ее ненавидит. Ну почему Марк никогда не поддерживает ее в вопросах, касающихся Тоби? Почему он не желает видеть, как глубоко мальчишка ее презирает? Почему не послушал ее и не перевел его в школу Стейнера в Йорке? «Ага, чтоб он, когда вырастет, стал безработным клоуном?» – оборвал тот разговор Марк.

– Здравствуйте, миссис Харпер, а Стюарт дома? – Вежливый тон меняет голос Тоби почти до неузнаваемости.

Миссис Харпер зовет сына:

– Стюарт! Стюарт! Стюарт? – Последний раз она выкрикивает его имя так громко, что Лорне приходится отодвинуть трубку подальше от уха. – Вставай, соня! Тебе Тоби звонит.

Но Стюарта Харпера они так и не услышат.

Новый прикид

Ева лежит в кровати в мешковатой футболке, которая была на ней два года назад, в ту ночь, когда пропала мама. Если бы не это, она бы ее давно выбросила, потому что футболка вылиняла и вокруг горловины образовалось много дырок, там, где Ева стискивала ее зубами. К тому же на ней изображена группа, которую она больше не слушает.

Выбросить эту футболку означало бы сжечь еще один мост между Временем До и Временем После, а с тех пор, как они переехали сюда, мостов и без того осталось совсем мало.

Новая квартира так не похожа на их бывший дом в Сейле. Во-первых, это был дом,а не квартирка для пенсионеров. У дома была душа, и каждый уголок каждой комнаты хранил воспоминания о маме. А эти убогие стены современного кирпичного здания пробуждают иную печаль, холодную, – такая печаль водится в домах престарелых.

Разумеется, частично она понимала причины. Понимала, что после того, как отца уволили по сокращению, они больше не могли выплачивать ипотеку. И все-таки. Зачем было перебираться в другое графство? Зачем было переезжать через Пеннинские горы, чуть не за сотню километров от той кухни, где они с мамой танцевали под старые песни по радио?

Зачем было оставлять старую кровать, сидя на которой мама рассказывала Еве о тех стихах и романах, что она проходила в университете, или расспрашивала ее о школе, друзьях и ухажерах?

Ева закрывает глаза и вспоминает маму, ее короткую стрижку и добрую улыбку, которую она всегда принимала как нечто само собой разумеющееся. Тут в комнату заходит отец и нарушает течение ее мыслей, сообщая, что не разрешает ей покидать квартиру все выходные.

– Что?! – Ее хриплый голос выдает похмелье.

– Извини, Ева. Только в эти выходные. Ты не должна выходить из дому.

Он даже еще не снял пальто, а лицо непреклонное, как блокпост на дороге.

– Почему?

В последнее время она только этот вопрос и задает, и всегда, как и сейчас, он остается без вразумительного ответа.

– Ева, пожалуйста, никуда не ходи. Прошу тебя, это очень важно.

Вот и все. Не добавив ни слова, он выходит из комнаты.

Примерно через минуту на столе начинает вибрировать ее мобильник. Ева выключила звук, дабы уменьшить вероятность, что отец услышит звонок и станет подслушивать.

На экранчике высвечивается имя «Клара». Ева встает с постели, закрывает дверь, включает радио и только потом отвечает.

Взяв наконец трубку, она замечает, что у подруги как-то изменился голос. Кроткие самоуничижительные интонации уступили место спокойной уверенности.

– Ну что, сеньорита, пойдем сегодня по магазинам?

– Не могу, – отвечает Ева. – Мне нельзя выходить.

– Нельзя? Тебе семнадцать лет. Он не может запереть тебя в четырех стенах. Это незаконно.

– А он вот запер. Он действует вне закона. Да и все равно у меня нет денег.

– Ничего страшного. Я за все заплачу.

– Не могу. Из-за отца. Серьезно.

– Ты же не его собственность.

Это заявление настолько не в духе Клары, что Ева на миг даже начинает сомневаться, со своей ли подругой она разговаривает.

– Ты сегодня какая-то другая.

–  Да, – отвечает самодовольный голос в трубке. – Мне сегодня лучше. Но мне позарез нужен новый прикид.

– Что? Ты больше не блюешь?

– Нет. Все прошло. Папа сказал, это был вирус. Типа воздушно-капельным путем заразилась.

– Ой, извини, кто-то в дверь стучит, – говорит Ева.

– Знаю. Слышала.

– Что?.. Как? Я сама только что услышала… Короче, я пошла. Папа не открывает.

– Ладно, – отвечает Клара. – Я тогда зайду.

– Не надо, думаю, это не…

Клара вешает трубку раньше, чем подруга успевает закончить фразу.

Ева выходит из своей комнаты и направляется к двери. Она делает вид, будто не слышит шепота отца из гостиной: «Ева, не открывай».

На пороге стоит мистер Фелт, хозяин квартиры, с надменным деловитым выражением на пухлом лице.

– Отец дома?

– Нет. Он вышел.

– Вышел. Ага. Как удобно. Ну, так передай ему, что я не особо доволен. К следующей неделе мне нужна плата за последние два месяца, иначе вам придется подыскать другое жилье.

– Папа нашел работу, – объясняет Ева. – Он заплатит, но, возможно, чуть позже. Разве… эээ… Тоби вам не передавал?

– Тоби? Нет. С чего бы вдруг?

– Он обещал передать.

Мистер Фелт улыбается, но отнюдь не дружелюбно. От этой улыбки Ева чувствует себя глупо, как будто ее разыграли, а она все не может понять, в чем прикол.

– На следующей неделе, – твердо заключает он. – Семьсот фунтов.

Слегка запаниковала

По дороге в город Клара учуяла нечто необычное. Насыщенный, экзотический запах, какого ни разу прежде не замечала в переполненном автобусе № 6. От него голова шла кругом; облегчение наступало, только когда двери автобуса распахивались на остановках – свежий воздух действовал отрезвляюще.

И вот опять: она стоит перед зеркалом в примерочной кабинке «Топ-Шопа», ощущая странно навязчивый, дурманящий аромат, напоминающий о диком безудержном экстазе, который охватил ее минувшей ночью.

Воображение живо рисует Кларе, как она склонялась над телом Харпера, вгрызаясь, точно маленький хищный велоцираптор, в кровоточащие раны, чтобы до конца высосать из него жизнь. Ее бросает в дрожь, но чем эта дрожь вызвана? Ужасом от совершенного злодеяния или опьяняющим блаженством от мысли, что его можно повторить? Клара не знает точно.

Это запах крови, догадывается она. Крови людей, переодевающихся в соседних кабинках. Как незнакомых ей девочек, так и одной знакомой – той, которую она уговорила сбежать из дому, от отца. Клара выходит из примерочной в новой одежде, она как будто в трансе. Некая невидимая сила тянет ее в соседнюю кабинку, она уже готова отдернуть занавеску. Но внезапно ее охватывает паника: по телу бегут холодные мурашки, сердце бешено колотится, руки-ноги немеют.

Клара осознает, чтособиралась сделать, и бросается бежать через магазин, подальше от примерочных, сбивая на бегу манекен. Когда она выскакивает из магазина в неоплаченной одежде, срабатывает сигнализация, но Клара уже не может вернуться. Ей нужно на воздух, чтобы охладить желание.

Стук ботинок по асфальту болезненным эхом отдается у нее в голове. Кто-то бежит за ней. Клара сворачивает в переулок и стремглав мчится мимо контейнеров, битком набитых мусором, но вскоре натыкается на каменную стену. Тупик.

Охранник загнал ее в угол. Подходя ближе, он сообщает по рации, пристегнутой к карману его рубашки:

– Все в порядке, Дейв. Я ее догнал. Это всего лишь девчонка.

Клара стоит, прижавшись спиной к стене.

– Извините, – говорит она. – Я не собиралась ничего красть. Просто слегка запаниковала, вот и все. У меня есть деньги. Я могу…

Охранник улыбается, как будто услышал смешную шутку.

– Конечно, лапочка. Расскажешь все это в полиции. Правда, не факт, что они тебе поверят.

Тяжелая ладонь стискивает ее плечо. Клара замечает татуировку на руке мужчины, синее чернильное лицо русалки взирает на нее с каким-то задумчивым пониманием. Охранник тащит ее прочь из переулка. У поворота до ушей Клары доносится шум шагов снующих туда-сюда покупателей, топот ускоряется, как будто вокруг магазина куча народу дружно отплясывает джигу. Хватка охранника становится крепче, и Клара ощущает прилив отчаянной злости. Она пытается вырваться.

– Не выйдет, – усмехается охранник.

Не задумываясь, она показывает клыки и шипит:

– Держись от меня подальше.

Он резко отпускает ее, словно обжегшись. Он чувствует, что она принюхивается к его крови, и его обуревает страх. С отвисшей челюстью он пятится от нее, вытянув руки перед собой и делая успокаивающие жесты, как будто пытается утихомирить собаку.

Клара видит, как сильно ей удалось напугать этого взрослого мужчину, и содрогается от ужасающего осознания собственного могущества.

Спасите детей

Утро Питера в клинике протекает как в тумане. Пациенты приходят, Питер механически делает свою работу, пациенты уходят. Все чаще и чаще он возвращается к тем ощущениям, которые испытал накануне, паря в воздухе, к радости стремительного полета.

Ему все труднее сосредоточиться на происходящем. На том, например, как открывается дверь и входит мистер Бэмбер, хотя после его ректального исследования прошел всего день.

– Здравствуйте, – говорит Питер. Собственный голос доносится до него словно издалека – сам он сейчас находится в небе над Северным морем. – Как самочувствие?

– Откровенно говоря, неважно, – отвечает старик, садясь на оранжевый пластиковый стул. – Проблема в антибиотиках. Они пошли войной против моего организма.

Он похлопывает по животу, указывая, какую конкретно часть организма имеет в виду. Питер просматривает записи.

– Ясно. Как правило, амоксициллин дает очень слабые побочные эффекты.

Мистер Бэмбер вздыхает с присвистом.

– Мне стало трудно контролировать себя. Очень неудобно получается. Уж как приспичит, так приспичит. Прямо как в «Разрушителях плотин».

Старик раздувает щеки и изображает звук взрывающейся плотины.

Питеру эта подробность представляется излишней. Он закрывает глаза и потирает виски, чтобы успокоить головную боль, которая на несколько часов исчезла, но теперь наползает обратно.

– Ну хорошо, – выдавливает он. – Я выпишу другой рецепт и назначу дозировку поменьше. А там посмотрим.

Неразборчивым почерком Питер выписывает рецепт, отдает его старику и не успевает оглянуться, как в кабинете уже оказывается кто-то другой. А за ним кто-то еще.

Смущенная библиотекарша с молочницей.

Мужчина с неудержимым кашлем.

Женщина с простудой.

Старик в куртке для крикета, у которого больше не стоит.

Ипохондрик с многочисленными родинками, который начитался статей в интернете и уверился, что у него рак кожи.

Бывшая начальница почтового отделения, демонстрирующая ему свой неприятный запах изо рта. («Нет, Маргарет, он почти не заметен, честное слово».)

В половине третьего Питеру уже хочется домой. В конце концов, сегодня суббота.

Суббота!

Суб-бо-та.

Когда-то эти три слога приводили в радостное возбуждение. Питер смотрит на громадную красную каплю крови на плакате и вспоминает, чем для него являлась суббота раньше, много лет назад, когда они с Уиллом ходили в «Клуб Стокера» на Дин-стрит в Сохо, куда пускали только заядлых кровопийц, а потом, например, на Лестер-сквер, выбирать лакомый кусочек среди торгующих собой женщин. А иногда, напившись вампирской крови, они просто поднимались над городом и летали, повторяя змеиные изгибы Темзы, а потом мчались куда-нибудь подальше на безумный кровавый уикенд.

Валенсия. Рим. Киев.

Порой братья даже распевали в полете дурацкую песенку, написанную ими в юности, когда у них была своя группа – «Гемо-Гоблины». Хотя сейчас он ее вспомнить уже не может. По крайней мере, полностью.

Но это был бездумный, аморальный образ жизни. Питер радовался тому, что, встретив Хелен, несколько утихомирился. Тогда он, разумеется, и представить себе не мог, что совсем откажется от крови, как от свежей, так и от бутылочной. Это случилось, только когда Хелен забеременела и вынудила его определиться с приоритетами. Нет, такого Питер не предвидел. Не предвидел того, что в дальнейшем его будут сопровождать постоянные головные боли и монотонная рутина, что ему суждено целыми днями сидеть на сломанном вращающемся кресле и ждать, когда откроется дверь и в кабинете появится очередной ипохондрик.

– Войдите, – устало говорит он, услышав осторожный стук в дверь.

Ему лень даже поднять голову. Вместо этого он сидит и рисует кровавые капли на бланках рецептов, пока не улавливает смутно знакомый запах. Он на секунду закрывает глаза, чтобы насладиться ароматом, а когда снова открывает их, видит пышущую здоровьем Лорну в обтягивающих джинсах и изящном вязаном джемпере.

Будь он обычным мужчиной с нормальными потребностями, воспринимал бы Лорну объективно – как умеренно привлекательную тридцатидевятилетнюю женщину с хищным блеском в чересчур ярко накрашенных глазах. Но для него она все равно что сошла с обложки глянцевого журнала. Питер встает и целует ее в щеку, словно она пришла в гости на ужин.

– Лорна, привет! От тебя приятно пахнет.

– Правда?

– Да, – отвечает он, стараясь сосредоточиться исключительно на ее духах. – Как на лугу. Ну ладно, как дела?

– Я же обещала, что приду на прием.

– Да. Верно. Присаживайся.

Она опускается на стул грациозно, как кошка. Как изящная бурманская кошка, которая почему-то от него не шарахается.

– Клара в порядке? – искренне интересуется она.

– Ах да, Клара, она… Ну, ты понимаешь. Молодость, эксперименты… Подростки – трудный народ.

Она кивает, подумав о Тоби:

– Точно.

– Так что там у тебя за проблема?

Питер отчасти надеется, что у нее какое-нибудь отталкивающее заболевание. Что-то такое, что разрядит напряжение между ними. Геморрой там, или синдром раздраженного кишечника, в этом духе. Но ее жалобы так женственны и старомодны, что лишь добавляют ей очарования. Лорна сообщает, что иногда чувствует слабость и у нее темнеет в глазах, когда она слишком быстро встает. На секунду у Питера даже мелькает самонадеянное подозрение, что она все сочиняет.

Но он старается вести себя как профессионал.

Он надевает рукав тонометра ей на руку и накачивает насос. Лорна улыбается уверенно и кокетливо, а Питер силится побороть в себе желание, рождающееся при виде ее вен.

Этих прекрасных голубых ручейков, бегущих под ее персиковой кожей.

Нехорошо это.

Ему трудно сдерживаться.

Питер снова «поплыл». Он закрывает глаза и представляет, как наклоняется к сгибу ее локтя. Лорна хихикает.

– Что ты делаешь? – спрашивает она.

– Мне нужна твоя кровь.

– На анализ?

Она видит его клыки и заходится криком. Он впивается зубами в ее руку, и под давлением кровь брызжет во все стороны, заливая лицо Питера, Лорну, экран компьютера, постеры.

– Ты в порядке?

Голос Лорны прерывает его фантазии.

Питер моргает, отгоняя галлюцинацию, – ни на нем, ни вокруг никакой крови нет.

– Да. В полном.

Он измеряет давление, снимает манжету, напускает на себя строгий вид.

– Все в норме, – говорит он, изо всех сил стараясь не смотреть на нее и дышать через рот. – Ничего серьезного, я уверен. Возможно, просто небольшая нехватка железа в организме. Но лучше перестраховаться, так что запишу тебя на анализ крови.

Лорна морщится:

– Ой, я уколов боюсь, как девчонка.

Питер откашливается.

– Подойди к Элейн в приемной.

Лорна уже дошла до двери, но вдруг оборачивается. Явно хочет что-то сказать. Взволнованное и озорное выражение ее лица вызывает у Питера умиление и страх одновременно.

– Тут неподалеку проводятся джазовые вечера, – наконец сообщает она. Голос гладок и манит, как неподвижная поверхность озера. – В «Лисе и короне», рядом с Фарли. Живая музыка. Кажется, по понедельникам. Я подумала, что можно сходить. Марк по понедельникам ездит в Лондон и возвращается поздно. Так вот, и я подумала, что мы могли бы сходить с тобой.

Питер колеблется, вспоминая, как вчера она прижималась к его ноге. Вспоминает и вкус выпитой позже крови, которая затопила ощущение вины. И боль оттого, что жена все эти годы не реагировала на его признания в любви. Собрав все свои силы, он мягко качает головой:

– Я…

Лорна закусывает нижнюю губу, кивает, потом уголки ее рта слегка раздвигаются, точно крылья раненой птицы, в подобие улыбки. Она не хочет услышать, как ее отвергнут.

– Ладно. Пока, Питер.

Дверь закрывается, и сожаление становится сильнее облегчения.

– Пока, Лорна. До свидания.

Предостережение обращенному: НИКОГДА НЕ ОБЩАЙТЕСЬ С ТЕМ, КТО ВАС ОБРАТИЛ. Чувства, которые вы испытываете к человеку, чья кровь столь радикально изменила вашу природу, игнорировать в любом случае очень сложно. Но личная встреча может повлечь за собой такую бурю эмоций, от которой вам никогда не оправиться.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 133

Лодка без весел

Хорошо известно, что когда пьешь много крови, это сильно влияет на сновидения. Как правило, многим нравится этот эффект, умеренно практикующим вампирам снятся яркие и полные удовольствий сны, похожие на кино: прекрасные обнаженные тела на фоне роскошных экзотических ландшафтов, всякий раз новых. Раньше Уилл Рэдли не был исключением. Во сне ему являлись красоты стран, виденных наяву (а бывал он повсюду, пусть даже только по ночам), а также места, существующие лишь в его воображении. Но в последнее время ему снятся кошмары, точнее, один и тот же кошмар, снова и снова, лишь отдельные детали слегка меняются.

Этот сон снится ему и сейчас, в эту субботу.

Вот в чем он заключается.

Уилл сидит в лодке без весел, дрейфующей в озере крови.

Вокруг – скалистый берег, на камнях стоит босиком красивая женщина и манит его к себе.

Уилл хочет к ней, но понимает, что не умеет плавать, так что начинает работать руками, как веслами, брызгая кровью. И вдруг натыкается на что-то.

Из красной жидкости всплывает голова. Это женщина – глаза навыкате, рот раскрыт.

Сегодня это Джули, кассирша из супермаркета.

Он откидывается в своей безвесельной лодке, но тут появляются другие лица с белыми глазами и застывшими в крике ртами, шеи разодраны в клочья. Мужчины и женщины, которых он убивал.

Сотни голов: девушки с вечеринок быстрых свиданий, хорватские официантки, французская студентка по обмену, тусовщицы из «Клуба Стокера» и «Черного нарцисса», сибирские пастушки, итальянки с лебяжьими шеями, бесконечные русские и украинки – все они всплывают в озере крови, словно буйки.

Женщина все еще на берегу, она ждет, когда он придет к ней, и только теперь Уиллу удается разглядеть ее. Это Хелен, она выглядит как семнадцать лет назад, и, узнав ее, он понимает, что хочет быть с ней как никогда, но кто-то плывет к нему по озеру крови. А вон и другой человек – он стремительно приближается к лодке кролем.

Это трупы. Мертвецы, плывущие за ним.

Уилл встает и смотрит на Джули – она к нему ближе всех. Ее мертвые глаза вытаращены, она поднимает руку из озера крови и хватается за борт.

Пока Джули лезет в лодку, Уилл слышит какой-то новый звук. Кто-то стучится снизу, пытаясь проломить деревянное дно.

Он смотрит на берег, на Хелен. Она исчезла. На ее месте стоит Элисон Гленни – самодовольная, коротко стриженная заместительница комиссара полиции, руководящая операциями по истреблению вампиров. Она кивает ему, словно говоря, что все идет по плану.

Трупы окружают Уилла, следуя примеру Джули, – теперь уже множество рук тянется из воды и хватается за лодку, а стук снизу становится все громче и громче. Мертвые руки вот-вот достанут его, но Уилл закрывает глаза, потом снова открывает их и оказывается в своем фургоне с задернутыми светоизолирующими шторами.

Это просто сон.

Старый знакомый сон.

Уилл хватает нож и распахивает заднюю дверь – посмотреть, кто стучит. Это Хелен.

– Мне тут как раз снилось…

Она смотрит на нож.

– Извини. – Уилл сконфуженно улыбается. – У меня тут полно вампирской крови. Есть и очень ценная. А в Сибири меня хотели ограбить чертовы кровососы. Ублюдочные громилы из Дании. Ты же знаешь, старые добрые бивни в таких обстоятельствах бесполезны. – Он жестом подзывает ее, как она только что подзывала его во сне. – Заходи, посиди в теньке.

Хелен закрывает глаза, отклоняя приглашение. А затем говорит – тихо, чтобы не услышали соседи:

– Питер пытался тебе сказать, чтобы ты уехал. Ты нам не нужен.

– Да, теперь припоминаю, он действительно показался мне не слишком приветливым. Ты не могла бы с ним поговорить, а, Хел?

Хелен огорошена.

– Что?

Уиллу все это не нравится. Он сидит на корточках в фургоне, как Квазимодо, и сомневается, что представляет собой привлекательное зрелище.

– Вижу, ты уже привыкла к солнцу. Залезай, садись.

– Поверить не могу, – возмущенно говорит она. – Ты хочешь, чтобы я уговорила Питера разрешить тебе остаться?

– Только до понедельника, Хел. Мне надо залечь ненадолго.

– Тебе тут нечего делать. И я и Питер хотим, чтобы ты уехал.

– Дело в том, что я зашел слишком далеко. Мне надо побыть… в тихом месте. За мной охотится чересчур много озлобленных родственников. Особенно один. – Это на самом деле правда, хотя проблема появилась уже давно. В прошлом году из надежных источников он узнал, что кто-то разыскивает «профессора Уилла Рэдли». Похоже, что этот человек точит на него зуб с тех времен, когда он еще преподавал. Чей-то отец или вдовец, безумно жаждущий мести. Он волнует Уилла не больше, чем Элисон Гленни, но такой поворот еще больше осложняет его отношения с остальными вампирами из Общества Шеридана. – Кто-то мной интересовался. Не знаю кто, но он весьма настойчив. Так что, если можно…

– Ты хочешь подвергнуть мою семью опасности? Нет. Ни в коем случае.

Уилл выходит из фургона. Сощурившись, он наблюдает за птицами, в страхе улетающими с соседнего дерева, и за Хелен, которая с не меньшим беспокойством куда-то смотрит. Проследив за ее взглядом, Уилл видит старушку с палочкой.

– Ого, тут нужен мощный защитный крем. – Он часто моргает от слепящего солнца.

Хелен поворачивается к Уиллу – тот до сих пор держит нож.

– Что ты делаешь?

Старушка доходит до них.

– Здравствуй, дорогая.

– Доброе утро, миссис Томас.

Миссис Томас улыбается Уиллу, который спокойно поднимает руку с ножом и машет ей. Он тоже улыбается и вежливо склоняет голову:

– Миссис Томас.

Ему нравится нервировать Хелен, и у него это отлично получается – она онемела от ужаса. Но миссис Томас ножа, похоже, не замечает или просто не видит в нем ничего предосудительного.

– Здравствуйте, – дружелюбно хрипит она в ответ и бодро ковыляет дальше.

Хелен обжигает Уилла негодующим взглядом, и он решает подразнить ее еще, притворившись, будто только что вспомнил про нож.

– Ой.

Он небрежно бросает нож обратно в фургон. Кожа лица у него уже начинает зудеть от солнца. Внимание Хелен переключается на соседний дом, откуда выходит Марк Фелт с ведром и губкой – собрался, видимо, мыть машину. Его явно беспокоит зловещего вида персонаж, с которым разговаривает Хелен. Уиллу становится смешно.

– Хелен, ты в порядке?

– Да, Марк, все хорошо, спасибо.

И Марк начинает натирать крышу своего дорогого автомобиля губкой, бросая несколько подозрительные взгляды на Хелен.

– А Клара как? – хмуро спрашивает он.

По окнам машины стекает мыльная пена.

«Что они сказали соседям?» – гадает Уилл. Уж слишком заметно Хелен нервничает.

– С ней все в порядке, – отвечает она. – Уже все хорошо. Подростки, сам понимаешь.

Забавно: до Хелен наконец доходит, что ей следовало бы представить Уилла, но она не может заставить себя сделать это. Он с интересом наблюдает за ее попытками обмануть соседа – подобное любопытство вызывает перевод хорошо знакомой книги на иностранный язык.

– Хорошо, – говорит Марк, хотя по его виду ясно, что его не очень-то убедили слова Хелен. – Рад, что все уладилось. А во сколько Питер вернется с работы?

Хелен пожимает плечами, явно желая поскорее закончить разговор.

– По субботам бывает по-всякому. Около пяти. В четыре, в пять…

– Ага.

Хелен кивает и улыбается, но Марк продолжает свою мысль:

– Думал вот принести и показать ему проекты. Хотя, может, лучше отложить до завтра. У меня сегодня еще гольф.

– Конечно, – говорит Хелен.

Уилл старательно прячет ухмылку.

– Давай продолжим в доме, – шепчет она.

Уилл кивает и идет за ней к двери.

– Чересчур прямолинейно, ну да ладно. Ты меня соблазнила.