Текст книги "Семья Рэдли"
Автор книги: Мэтт Хейг
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Тысячи лет
Чувствуя прикосновение жесткой щетины мужа к внутренней стороне бедра, Лорна Фелт недоумевает, что же на него нашло.
Они лежат под розово-желтой тантрической диаграммой правой ступни с ее символами просветления.
Маленькая раковина и лотос.
Они лежат голые на кровати, и, к удовольствию Лорны, Марк лижет ее, целует и покусывает так, как он никогда в жизни ничего не лизал, не целовал и не покусывал.
Лорне приходится не закрывать глаз, иначе ее покидает уверенность в том, что это тот же самыймужчина, который обычно предпочитает в постели говорить о просроченных арендных платежах.
Марк поднимается над ней. Их поцелуи жестки и примитивны, так, наверное, целовались тысячи лет назад, до того, как изобрели имена, одежду и дезодоранты.
Лорна внезапно чувствует себя такой желанной, вожделенной, с каждым его толчком по всему ее телу растекается тепло и сладкая истома. Она хватается за это ощущение – и за мужа – с каким-то отчаянием, вцепляется пальцами в его спину, льнет к его соленой коже, как будто он скала, а вокруг бушующий океан.
Она шепчет его имя, снова и снова, а он шепчет ее имя. Затем слова кончаются, и она обхватывает его ногами, и они уже не «Марк» и «Лорна», не «супруги Фелт», они становятся чем-то чистым и бесконечным, как сама ночь.
Безумный, злой и смертельно опасный
Один из основных симптомов Роуэна – обезвоживание, которое он испытывает и прямо сейчас, несмотря на то что перед сном выпил целый пакет яблочного сока с бузиной. Во рту пересохло. Горло слипается. Язык как кусок шершавой глины. Глотать трудно.
Когда родители начали ругаться, он сел в кровати и допил всю оставшуюся «Ночную сиделку», но она и жажду не утолила, и уснуть не помогла. Так что он спустился в кухню и налил себе воды из кувшина с фильтром.
Из прихожей ему видно, что двери во внутренний двор открыты, и прямо в пижаме он машинально направляется на улицу. Ночь выдалась довольно теплая, и возвращаться наверх, пока ссорятся родители, его не тянет. Хочется с кем-нибудь поговорить, хотя бы и с Уиллом, лишь бы отвлечься.
– Чем ты занимаешься? – спрашивает Роуэн в разгаре беседы. – В смысле, работа у тебя есть?
– Я преподаватель. Литературы эпохи романтизма. В основном специализируюсь на поэтах-вампирах. Хотя приходилось затрагивать и Вордсворта.
Роуэн уважительно кивает.
– А в каком университете?
– Повсюду доводилось работать. В Кембридже, Лондоне, Эдинбурге. Иногда выезжал за рубеж. Год провел в универе в Валенсии. Потом осел в Манчестере. Там безопасно для вампиров. Всегда можно найти поддержку.
– Значит, ты сейчас там работаешь?
Уилл качает головой. Его глаза подергиваются печалью.
– Я начал смешивать работу и удовольствие, связался со студенткой. Точнее, с аспиранткой. Она была замужем. Ее звали Тесс. Дело зашло слишком далеко. Хотя в университете правду не узнали, я решил уйти. Это было два года назад. Потом я на целый месяц уехал в Сибирь, чтобы мозги встали на место.
– В Сибирь?
– На Декабрьский фестиваль. Масштабное мероприятие, посвященное искусству и кровопитию.
– Ясно.
Они смотрят на темный пруд, а наверху не умолкают сердитые голоса. Уилл показывает на небо, словно это какие-то далекие боги там скандалят.
– Часто они так? Или постановка специально для меня?
Роуэн отвечает, что такое бывает редко.
– Как правило, они сдерживаются.
– Эх, брак. – Уилл дает слову немного повисеть в воздухе, делая глоток из бутылки и наслаждаясь вкусом. – Знаешь, как говорят: если любовь – это вино, то брак – это уксус. Хотя я и вино тоже не особо жалую. – Он окидывает Роуэна пристальным взглядом. – А подружка у тебя есть?
Роуэн думает о Еве и не может скрыть боль в голосе.
– Нет.
– Безобразие.
Роуэн отпивает воды и рассказывает унизительную правду:
– Вообще-то я девчонкам не нравлюсь. Я в школе пустое место. Я сонная бледная немочь, и у меня сыпь на коже.
Он вспоминает, что ему сегодня сказала Ева, – о том, как он произносит ее имя, когда засыпает на уроках, и внутри у него все сжимается.
– То есть вам нелегко живется? – спрашивает Уилл с искренним, как кажется Роуэну, сочувствием.
– Клара вроде справляется получше, чем я.
Дядя громко вздыхает.
– Школа, скажу я тебе, – жестокое место.
Уилл пьет кровь, которая при таком слабом освещении кажется черной, и Роуэн не в силах не смотреть, не думать об этом. Он сюда за этим пришел? За кровью?Он старается отвлечься и продолжает болтать. Сообщает Уиллу, что вообще-то в школе не так плохо (вранье), что он мог бы уже закончить, но хочет сдать экзамен по программе средней школы на повышенном уровне – английский, историю, немецкий, – чтобы поступить в университет.
– Что изучать собрался?
– Как раз английскую литературу.
Уилл тепло улыбается.
– Я учился в Кембридже, – говорит он. – Это было ужасно.
Он рассказывает Роуэну о том, как некоторое время состоял в «Клубе велосипедистов-полуночников» – эта тошнотворная компания глумливых вампирчиков в клубных шарфах регулярно собиралась слушать какую-то мутную психоделическую музыку, обсуждать поэзию битников, разыгрывать скетчи Монти Пайтона и отсасывать друг другу кровь.
«Может, не такая уж он и сволочь, – думает Роуэн. – Может, он убивает только тех, кто этого заслуживает».
Вдруг дядя принимается что-то высматривать в другом конце сада. Роуэн тоже глядит на сарай, но ничего не видит. Впрочем, что бы там ни было, Уилла оно, похоже, не слишком беспокоит. Он продолжает вещать голосом, словно пропитанным мудростью веков.
– Трудно быть не таким, как все. Люди этого боятся. Но любые трудности можно преодолеть. – Он взбалтывает остатки крови в стакане. – Взять вот хотя бы Байрона.
У Роуэна мелькает ощущение, что Уилл намеренно забрасывает ему наживку, однако он не помнит, чтобы обсуждал с дядей своего любимого поэта.
– Байрона? – переспрашивает он. – Тебе нравится Байрон?
Уилл смотрит на него так, будто глупее вопроса не придумаешь.
– Он лучший из лучших. Первая истинная мировая знаменитость. Безумный, злой и смертельно опасный. Мужчины всего мира боготворили его, женщины – обожали. Неплохо для мягкотелого косого и косолапого коротышки.
– Да. – Роуэн невольно улыбается. – Пожалуй, неплохо.
– В школе, конечно, над ним измывались. Ситуация изменилась к лучшему только в восемнадцать лет, когда в одном борделе его обратила флорентийская вампирша.
Уилл смотрит на бутылку. Потом показывает этикетку Роуэну.
– «Что в нашей жизни лучше опьяненья?» [12]12
Дж. Г. Байрон, «Дон Жуан»; перевод Т. Гнедич.
[Закрыть]– цитирует Уилл. – Байрону бы Изобель понравилась.
Роуэн не сводит с бутылки глаз и чувствует, как его сопротивление слабеет. Он забывает, почему так важно не поддаться соблазну. В конце концов, он остается вампиром независимо от того, пьет он кровь или нет. И Клара убила человека не потому, что выпила вампирской крови. Скорее уж наоборот. Может быть, если бы она пила кровь других вампиров в умеренных количествах, ничего бы и не случилось.
Роуэн ловит на себе взгляд Уилла. Дядя – как игрок в покер, собирается выложить лучшие карты.
– Если хочешь полетать, – говорит он, – она тебе поможет. Если в школе есть какая-то особенная девочка, которая тебя интересует, просто попробуй Изобель и увидишь, что будет.
Роуэн думает о Еве. О том, каково было сидеть рядом с ней на скамейке. Если она все равно узнает, что он вампир, почему бы не стать привлекательным и уверенным в себе вампиром?
– Не знаю даже… Я как-то…
– Давай, – уговаривает Уилл, в его голосе – дьявольский соблазн. – Как можно ненавидеть то, чего не знаешь? Возьми ее к себе в комнату, не обязательно пить сейчас.
В этот миг голоса на втором этаже снова становятся громче, слова Питера звучат отчетливо:
– …и что это значит?
И ответ Хелен:
– Ты прекрасно знаешь, что это значит!
Роуэн протягивает руку и почти без раздумий берет бутылку.
В глазах Уилла сияет гордость.
– В ней весь мир. Он твой.
Роуэн кивает и встает, ему вдруг стало неловко, он занервничал.
– Ладно. Я возьму, и, ну, подумаю об этом.
– Спокойной ночи, Роуэн.
– Ага. Спокойной ночи.
Водоросли и страх
Уилл осушает стакан с последними каплями Изобель и закрывает глаза. Ссора между Питером и Хелен наконец закончилась, и Уилл обращает внимание на то, как стало тихо. Он думает о звуках, свойственных его обычной жизни. Мягкое урчание автострады. Автомобильные гудки и визг пневмодрели в городе. Агрессивный рев гитар. Кокетливый шепот женщин, с которыми он только познакомился, вскоре переходящий в стоны удовольствия и страха. Свист ветра в ушах, когда он летит над морем, ища, куда бы сбросить труп.
Тишина всегда его напрягала. Даже при чтении стихов ему требовался какой-нибудь фоновый звук – музыка, шум машин или монотонный гул голосов в переполненном баре.
Шум – это жизнь.
Тишина – смерть.
Но сейчас, в данный момент, сидеть в тишине не так уж плохо. Она кажется желанным финалом, точкой назначения, тем местом, куда и стремится любой шум.
Тихая жизнь.
Уилл ухмыляется, представляя себя и Хелен где-нибудь на свиноферме.
Потом ветер меняет направление, он снова чует запах чужой крови и вспоминает о живом существе, притаившемся за сараем.
Он встает со стула и уверенно направляется мимо пруда в дальний конец сада. Запах становится все сильнее. Это не барсук и не кошка. Это человек.
Снова хрустит ветка, и Уилл замирает.
Ему не страшно. Но у него такое ощущение, что кто бы ни прятался там, за сараем, это как-то связано с ним.
– Кыш, – тихонько говорит Уилл.
После этого воцаряется гробовая тишина. Неестественная. Тишина напряженных мускулов и затаенного дыхания.
Уилл думает, как поступить. Пойти туда и удовлетворить свое любопытство или вернуться в дом? Этой кислой мужской крови ему не особенно хочется, так что он все же разворачивается и уходит. Но вскоре он слышит, что за ним бегут, потом что-то рассекает воздух. Он резко пригибается и краем глаза замечает топор. Промахнувшись, нападающий чуть не падает по инерции. Уилл хватает его, крепко вцепившись в футболку. Он трясет мужчину, видит его полное отчаяния лицо. Мужчина все еще держит топор в руке, так что Уилл поднимается вместе с ним в воздух, чтобы с плеском бросить его в пруд.
Время запугивать.
Он вытаскивает мужчину из воды, на лице у него водоросли, в глазах – страх. Сверкнув клыками, Уилл задает вопрос:
– Кто ты?
Ответа нет. Зато из дома доносится какой-то шорох, слышный только Уиллу. Он оборачивается и видит, что в комнате Питера и Хелен зажегся свет. К тому моменту, как Питер высовывается из окна, он успевает снова окунуть незнакомца в воду.
– Уилл? Что ты там делаешь?
– Суши захотелось. Чтобы еда извивалась, когда ее кусаешь.
– Вылези, ради бога, из пруда.
– Хорошо, Пити. Спокойной ночи.
Мужчина борется изо всех сил, Уиллу приходится опустить его поглубже, чтобы не было брызг. Он надавливает ему коленом на живот, прижимая его ко дну. Питер закрывает окно и исчезает в комнате, видимо полагая, что продолжение разговора еще вернее привлечет внимание соседей.
Уилл снова вытаскивает свою жертву из воды.
Мужчина кашляет и плюется, но пощады не просит.
Уилл мог бы его убить.
Мог бы унести его в небо и убить, на высоте тысячи футов над этой жалкой деревенькой, где никто бы ничего не услышал. Но что-то произошло. Что-то происходит сейчас.Тут, в этом саду, принадлежащем его брату и его любимой женщине, он не так скор на расправу, как обычно. Возникает задержка. Миг, чтобы подумать, прежде чем действовать. Зарождается мысль, что если что-то делаешь, приходится считаться с последствиями. Что, возможно, этот человек оказался здесь из-за какого-то его поступка в прошлом, из-за какого-то спонтанного решения, которое Уилл принял несколько дней, месяцев или лет назад. Убить его означает вызвать новую цепочку последствий.
Уиллу нужен лишь ответ.
– Кто ты такой?
Он видел эти глаза и раньше. И запах этой крови ему знаком. Он уже отмечал в ком-то такой коктейль страха и ненависти. И отчего-то это узнавание делает его слабее.
Не получив ответа, Уилл отпускает безымянного противника, тот пятится в воде, затем поспешно выбирается из пруда. Отступает, все еще пятясь, чтобы не терять Уилла из виду. Идет по дорожке из каменной брусчатки, оставляя на ней мокрый след, добирается до ворот и исчезает.
Через миг Уилл уже проклинает свою слабость.
Он снова опускает руку в холодную воду и чувствует, как рядом быстро скользит рыба.
Хватает ее.
Вытаскивает из воды.
Она бьется в воздухе, пытаясь вырваться.
Уилл приникает к рыбьему животу, снова выпускает клыки и впивается в свою жертву. Высосав невкусную кровь, он бросает рыбу обратно в воду. Затем вылезает на берег и, мокрый насквозь, уходит в свой фургон, оставив мертвую рыбину и топор в пруду.
Сатурн
Вернувшись в свою комнату, Роуэн какое-то время сидит на кровати, бережно держа в руках бутылку вампирской крови.
Он гадает, что случится, если выпить всего чуть-чуть? Если губы сжать так, чтобы в рот попала только маленькая капелька – тогда он точно сможет сдержаться, чтобы не выпить больше.
Шума в саду Роуэн не слышит, потому что его спальня находится с другой стороны дома, зато слышит, как из своей комнаты вышла сестра, и быстренько прячет бутылку под кроватью, рядом со старой куклой из папье-маше, которую он сделал сам сто лет назад, когда мама заставляла его ходить по субботам на детский кружок рукоделия в сельском клубе. (Он не захотел мастерить пирата или принцессу, как вся остальная группа, а выбрал римского бога Сатурна в процессе поглощения собственных детей. На десятилетнюю Софию Дьюсбери это произвело весьма сильное впечатление – увидев, чтоРоуэн сотворил из крепированной бумаги и красной краски, она разрыдалась. После занятий учительница посоветовала Хелен подыскать своему сыну какой-нибудь другой кружок.)
Сестра открывает дверь в комнату Роуэна и пытливо смотрит на него:
– Что делаешь?
– Ничего. Сижу.
Клара заходит и садится рядом с братом. Родители между тем продолжают ругаться.
Клара вздыхает, уставившись на постер с портретом Моррисси.
– Заткнулись бы уже.
– Ага.
– Это все из-за меня, да? – Впервые за выходные она выглядит искренне расстроенной.
– Нет, – отвечает он. – Они не из-за тебя ссорятся.
– Я понимаю. Но если бы я не убила Харпера, они бы не съехали с катушек, так ведь?
– Возможно. Но по-моему, у них просто накопилось. И зря они нас обманывали, согласна?
Роэун видит, что его слова не особо успокаивают Клару, и достает из-под кровати бутылку. Клара явно потрясена тем, что половина уже выпита.
– Это Уилла, – объясняет Роуэн. – Он дал мне бутылку, но я еще не пил.
– А будешь?
Он пожимает плечами:
– Не знаю.
Роуэн передает бутылку сестре, и она вытаскивает пробку. Раздается приятное «чпок!». Клара вдыхает аромат, исходящий из горлышка. Делает большой глоток, запрокинув голову. Через мгновение на ее лице не остается и следа беспокойства.
– Как она на вкус? – интересуется Роуэн.
– Божественна. – Клара улыбается окровавленным ртом. – И обрати внимание, – добавляет она, отдавая бутылку брату, – как восстанавливается самоконтроль. Попробуешь?
– Не знаю, – повторяет он.
Не знает он и десять минут спустя, когда сестра уже ушла из комнаты. Роуэн вдыхает аромат, как делала Клара. Он сопротивляется. Ставит бутылку на тумбочку и пытается отвлечься. Предпринимает очередную попытку дописать стихотворение о Еве, но вдохновение где-то застряло, так что вместо этого он читает Байрона.
Кожа зудит, Роуэн мучительно старается сосредоточиться, внимание соскальзывает, как ноги на льду. Он снимает футболку и разглядывает пятна на груди и плечах: участки здоровой кожи выглядят как тающие ледники в раскаленном красном море.
Красногрудый дрозд!
Роуэн вспоминает полный ненависти голос Тоби и смех Харпера, как будто на свете ничего смешнее не придумаешь.
Затем память подбрасывает один эпизод, имевший место в прошлом месяце. Он шел к каштанам, растущим в дальнем конце школьного двора, чтобы посидеть в тени, и вдруг к нему сзади подбежал Харпер, наскочил на него и повалил на землю. Роуэн помнит, как тот безжалостно вдавливал его в траву всем своим неподъемным весом, помнит, как ему не хватало воздуха, как казалось, будто легкие вот-вот лопнут. Помнит сдавленные смешки других ребят, в том числе Тоби. И хриплый неандертальский вопль Харпера: «Гаденыш не может дышать!»
Пока Роуэн лежал, придавленный, у него даже не возникло желания дать сдачи. Ему хотелось провалиться под эту жесткую землю и никогда не возвращаться.
Он берет бутылку с тумбочки.
«За Харпера», – думает он и делает глоток.
Восхитительный вкус омывает его язык, унося тревогу и напряжение. Привычные боли-хвори почти мгновенно испаряются, на смену им приходит бодрость.
Как будто бы он наконец проснулся.
Пробудился от столетнего сна.
Оторвавшись от бутылки, Роуэн изучает свое отражение в зеркале – розовые пятна исчезают, как и темные круги под глазами.
Если хочешь полетать, она тебе поможет.
Всемирное тяготение – всего лишь закон, который можно нарушить.
И вот, сам того не заметив, Роуэн уже парит над кроватью и тумбочкой, где валяется «Руководство воздерживающегося».
Он смеется, кувыркаясь в воздухе. Сотрясается от безудержного хохота, словно вся его жизнь была длинным анекдотом, который только что достиг кульминации.
Но больше никто над ним шутить не будет.
Он не красногрудый дрозд.
Он – Роуэн Рэдли.
И он может все.
ПОНЕДЕЛЬНИК
Сдерживайте свое воображение. Не забывайтесь в опасных мечтах. Не надо размышлять о том стиле жизни, который вам недоступен. Будьте активны. Занимайтесь спортом. Больше работайте. Отвечайте на письма. Ведите безвредную общественную жизнь. Действие ограничивает фантазию. Воображение для нас подобно машине, движущейся к обрыву на высокой скорости.
«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 83
Мистер Полицейская энциклопедия
Йорк. Главное полицейское управление Северного Йоркшира. Старший суперинтендант, детектив Джефф Ходж сидит у себя в кабинете и сокрушается о том, что так скудно позавтракал. Разумеется, он понимает, что ему не помешало бы сбросить килограммов десять. И знает, что Дениз беспокоится о его уровне холестерина и прочем, но нельзя же начинать рабочую неделю с хлопьев с фруктами и обезжиренным молоком и маленького гаденького мандарина, или что там это было. Она запретила ему есть арахисовое масло.
Арахисовое масло!
«Оно слишком соленое, и в нем содержится пальмовое масло», – аргументировала жена.
Дениз выучила все о пальмовом масле на занятиях программы «Следим за весом». Ее послушаешь, так можно подумать, будто пальмовое масло хуже кокаина.
А теперь он смотрит на двух бестолковок в униформах и жалеет, что послушался Дениз. Хотя, конечно, попробуй ее не послушайся.
– Так, значит, вы утверждаете, что беседовали с Кларой Рэдли, но ничего не записали?
– Мы зашли к ним, и она… удовлетворила наш запрос, – отвечает констебль Лэнгфорд.
«Теперь все молодые так выражаются, – думает Джефф. – Приходят после обучения в Уайлдфелл-Холле и разговаривают, как компьютеры».
– Удовлетворила ваш запрос? – фыркает Джефф. – Черт тебя дери, дорогуша. Она ваша главная зацепка в этом деле!
Оба полицейских съеживаются от его голоса. «Может, – признает он про себя, – если б я поел на завтрак долбаного пальмового масла, то хоть держал бы себя в руках худо-бедно. Ну ладно, три пирога с луком и сыром на обед – и дело в шляпе».
– Так, – говорит он, поворачиваясь ко второму полицейскому, констеблю Хеншо. Никчемный кастрированный спаниель, а не мужик, по оценке Джеффа. – Давай, Труляля. Твоя очередь.
– Просто нечего было записать. Думаю, мы не допрашивали ее с пристрастием, потому как это была рутинная процедура. Вы же знаете, два человека пропадают каждый…
– Уймись, мистер Полицейская энциклопедия. Про статистику я не спрашивал. И, скажу я вам, на рутинную процедуру, растак ее, это уже совсем не похоже.
– Почему? – интересуется констебль Лэнгфорд. – Что-то всплыло?
– Тело парня. Вот что всплыло. В Северном море, будь оно проклято. Мне только что звонили из Восточного Йоркшира. Нашли на скалах в Скипси. Это он. Стюарт Харпер. Хорошо над ним поработали.
– О боже, – хором говорят бестолковки.
– Да, – соглашается Джефф. – Черт его дери.
Самообладание
Почти всю ночь Роуэн дописывал стихотворение о Еве, над которым бился уже несколько недель. «Ева. Ода чудесам жизни и красоте» превратилась чуть ли не в эпическую поэму, семнадцать строф, на которые ушел весь блокнот формата А4.
При этом, несмотря на то что ночью он не сомкнул глаз, за завтраком Роуэн чувствует себя бодрее, чем обычно. Он ест ветчину и слушает радио.
Пока родители снова пререкаются в прихожей, он шепчет Кларе:
– Я попробовал.
– Что?
– Кровь.
У Клары глаза на лоб лезут.
– И?..
– У меня прошел творческий кризис.
– Чувствуешь себя по-другому?
– Сто раз отжался. Обычно и десяти не могу. И сыпь прошла. И голова. Ощущения обострились до предела, как будто я супергерой или вроде того.
– Сама знаю. Здорово, правда?
В комнату входит Хелен:
– Что здорово?
– Ничего.
– Ничего.
Роуэн берет бутылку с собой в школу, а в автобусе садится с Кларой. Они видят, как Ева обгоняет их на такси. Сидя на заднем сиденье, она пожимает плечами и беззвучно произносит: «Отец».
– Думаешь, он ей сказал? – спрашивает Роуэн у сестры.
– Что сказал?
– Ну, что мы…
Клара беспокоится, что их услышат. Она оборачивается назад:
– Что там Тоби затеял?
Роуэн тоже оглядывается и видит, что тот сидит на заднем сиденье в окружении одиннадцатиклассников и что-то им вещает.
Иногда кто-нибудь из них косится на Рэдли.
– Да какая разница?
Клара хмурится:
– Это кровь в тебе говорит.
– Возможно, и тебе стоит подкрепиться. Ты что-то раскисла.
Он показывает на свой рюкзак, лежащий под сиденьем.
Клара смотрит вниз, ей и хочется, и страшно. Автобус замедляет ход. Мимо окна проплывает красивенький кремовый паб «Лиса и корона». Они доезжают до остановки в Фарли. Это остановка Харпера.Вошедшие на ней школьники, похоже, крайне взбудоражены тем фактом, что кто-то пропал.
Это явление Роуэн заметил еще два года назад, когда от приступа астмы на школьном дворе умер Лео Фосетт. Ужасные события как-то возбуждают людей, никто этого возбуждения не признает, но оно светится в их глазах, когда они говорят, насколько опечалены случившимся.
– Нет, – говорит Клара, – не хочу, конечно. Черт, не могу поверить, что ты взял ее с собой. Надо быть осторожнее.
– Ого, что это сегодня с Рэдли? – спрашивает Лора Купер, проходя мимо. – Они так изменились.
Роуэн пожимает плечами в ответ на слова сестры и смотрит в окно на висящий над полем тонкий утренний туман, похожий на неподвижный дождь, – кажется, будто пейзаж покрыт вуалью. Он счастлив, несмотря ни на что. Несмотря на сомнения сестры, несмотря на Тоби и остальных. Он счастлив оттого, что меньше чем через час увидит Еву.
Однако, когда он наконец ее видит – на утреннем собрании она стоит в ряду перед ним, – ощущения почти невыносимы. Обостренный нюх Роуэна улавливает аромат ее крови с его умопомрачительно сложным букетом. Вот она, совсем близко, кусай не хочу.
Может, это из-за того, что Ева сегодня забрала волосы наверх, открыв шею, но Роуэн понимает, что сильно переоценил свое самообладание.
– …наша надежда, – гундит миссис Стоукс на весь зал с кафедры. – Я уверена, каждый из присутствующих в этом зале надеется, что Стюарт Харпер благополучно вернется домой…
Он чувствует запах крови Евы. И окружающий мир исчезает. Есть только ее кровь, обещание вкуса, который, без сомнения, превзойдет все на свете.
– …но пока мы должны молиться о том, чтобы с ним все было в порядке, а также проявлять крайнюю осторожность, гуляя после школы…
Роуэн едва замечает, что подается вперед, наклоняясь все ближе и ближе к Еве, он словно грезит наяву. Но тут сбоку доносится резкий кашель. Негодующий взгляд сестры моментально приводит его в чувство.
