Текст книги "Белый вепрь"

Автор книги: Мэриан Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Говорят, у него в полтора раза больше людей, чем у нас, – криво усмехнулся Филипп. – Так что еще неизвестно, кто кому преподнесет сюрприз, милорд.

Рядом с палаткой герцога разбили шатер, в котором разместились рыцари из его свиты. Филипп нашел себе место и приготовился провести не самую тихую ночь в своей жизни.

Чье-то прикосновение к плечу произвело прямо-таки электрическое действие. Филипп мгновенно проснулся, перевернулся на другой бок и сел на тюфяк – над ним склонился, уже во всеоружии, Перси.

– Вставайте, соня. Высуньте нос на улицу и представьте себе, что вы в Оксфордшире.

Снаружи уже слышались звуки пробуждающегося лагеря, но в павильоне все еще горели свечи. Следуя взгляду Перси, Филипп посмотрел на поднятый полог палатки. Рассвет словно бы еще и не наступил, только пламя десятков костров освещало местность. Выйдя наружу, Филипп понял, в чем дело. Туман, густой, непроницаемый туман окутал лагерь: на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было разглядеть. Штандарты с белым вепрем над палаткой Ричарда поникли из-за полного отсутствия ветра. Было холодно.

– Святой Михаил, помоги и оборони нас, – пробормотал кто-то сзади.

Филипп рассмеялся:

– А вместе с ним и все другие ангелы. Но и Оксфорду с Уорвиком нечему радоваться. О Господи, помилуй нас, грешников, сегодня.

В шатре началось какое-то движение – один за другим, с факелами в руках, выходили рыцари. Оруженосец Филиппа был то ли испуган, то ли просто возбужден, его нежные щеки то покрывались краской, то стремительно бледнели: это был добрый малый, сын малоземельного помещика из-под Уиллоуфорда, спокойно и даже весело перенесший все тяготы изгнания в Брюгге, но с вооруженным противником он раньше не встречался, разве что в Донкастере.

Туман начал медленно рассеиваться. Отряды герцога Глостера собирались под его знамена: здесь были сержанты и офицеры, оруженосцы, герольды, рыцари его двора, ветераны-военачальники и лорды, их боевой опыт с лихвой компенсировал недостаток его опыта. Подъехал посыльный с королевскими знаками различия, спешился, вошел в палатку, вскоре появился Ричард. Он быстро переговорил со своими военачальниками, но в общем-то план атаки был выработан и утвержден, так что не было никакой нужды сбивать офицеров с толку поспешными коррективами. Сопровождаемые оруженосцами, несшими шлемы и боевые мечи, военачальники направились к своим местам. Бросив последний взгляд на покрытое туманом поле, герцог Глостер проговорил им вслед:

– Что ж, господа, остается надеяться только, что графу Уорвику и его друзьям видно так же плохо, как и нам.

Надвинув шлем на глаза, герцог обогнал рыцарей и занял место во главе. Где-то на левом фланге еле слышно из-за большого расстояния и тумана пропела труба.

Тут же откликнулся горн – в стане герцога Глостера, – и в воздух полетели тучи стрел. Тишину разорвал орудийный выстрел. Медленно, на ощупь, увязая в грязи, рыцари и оруженосцы продвигались вперед. Сплошная стена тумана, стоявшая перед ними, создавала ложное ощущение безопасности, но где-то за ней, а вернее внутри нее, находились вражеские всадники и пехота.

По сообщениям разведки, высланной ночью, отряды лордов Оксфорда и Эксетера образовали фланги армии графа Уорвика, а в центре, под командой маркиза Монтегю, располагались его собственные войска.

Издали донесся шум первой стычки, войска, предводительствуемые Эдуардом, мощно атаковали противника в центре. Над их головами прошуршал новый град стрел. Но справа, в непроницаемой мгле, все было по-прежнему тихо.

Мучительно всматриваясь в белесое полотно тумана, Филипп поскользнулся на влажной глине, тут же восстановил равновесие и понял, что ровная поверхность кончилась. Теперь они двигались вниз по склону, который с каждым шагом становился все круче и круче. Сначала Филипп ничего не понял, затем сообразил. Широкая полоса земли, на которой укрепился граф Уорвик со своими военачальниками, слева имела как бы естественную защиту – глубокий овраг. Ночью разведка Ричарда его не заметила, и вот теперь они вышли не во фронт, а в тыл противника. С одной стороны, в этом заключалось преимущество. Но с другой… Если герцог Эксетер, отнюдь не новичок в военном деле, обнаружит войско до того, как оно поднимется по противоположной стороне оврага и вновь окажется на ровном месте, все попадут в ловушку и станут легкой добычей для левого крыла ланкастерцев, которые просто сметут их, обрушившись сверху.

Ричард тоже понял, что произошло. Он ускорил шаг и взмахом руки поторопил своих спутников. Казалось, спуску не будет конца, но вот наконец опасная крутизна ушла, еще несколько шагов – и они начали подниматься по противоположному склону. Стояла полная тишина. Туман сослужил хорошую службу армии Йорков. Задыхаясь и сгибаясь под тяжестью оружия, отчаянно стараясь не упасть на скользкой глинистой поверхности склона, они наконец-то достигли равнины. Справа, совсем рядом, стояли ничего не подозревавшие солдаты Эксетера. Едва дождавшись своих последних бойцов, Ричард дал сигнал к атаке.

Для армии Уорвика это было полной неожиданностью. Атакованные с тыла, захваченные врасплох ланкастерцы отступили, и в течение нескольких минут колонны, прикрывавшие позиции Монтегю в центре, были рассеяны. Наступавшие, выбираясь из оврага на равнину, подталкивали в спину впереди идущих – и вся эта лавина обрушивалась волнами на отряды Эксетера. Стрелки, которых военачальники Эдуарда едва успевали выстроить в правильном порядке, выпускали по бегущему противнику тучи стрел, и победный клич «Йорк!» звучал над полем боя. От ланкастерского авангарда ничего не осталось.

То изрыгая проклятия, то умоляя и уговаривая, Эксетер пытался организовать оборону. Он хорошо, гораздо лучше противника, знал местность, собственными ногами исходил ее еще вчера вдоль и поперек. К тому же он понимал, что атакующие закрепились на самом краю обрыва, – стоит нажать, и они посыплются вниз. И людей у него пока еще больше. Для надежности он велел посыльному что есть мочи скакать к Уорвику и требовать подкрепления. Зная, как ненадежны его ланкастерские союзники, граф Уорвик не посмел отказать.

Словно могучая рука, потянулась вперед закованная в броню колонна. Канониры с трудом тащили свои орудия, и вот уже ядра стали падать прямо посреди арьергарда Йоркских войск; их собственные орудия бесцельно стояли на другой стороне оврага. Началось медленное, шаг за шагом, отступление. В десятке ярдов от края обрыва пушки остановились и замолкли, их место заняли стрелки, а затем валом неукротимо пошла пехота.

Рассвет давно остался позади, но туман все еще стоял, и о времени дня можно было судить только по слабым шафрановым проблескам на востоке. Вскоре после восхода солнца от Эдуарда пробился герольд, сквозь изломанную линию фронта к герцогу Глостеру. Он принес плохие вести: граф Оксфорд смял слабое прикрытие на левом фланге, обошел лорда Гастингса и погнал его войска к центру Йоркских войск. Большинство его солдат бежало в Барнет. И только алчность людей Оксфорда, которые вместо того, чтобы закончить дело, принялись грабить городок, спасла Гастингса от полного разгрома.

Сбивая с каблуков приставшую грязь, Ричард молча слушал посыльного. Он только что вышел из боя, чтобы обсудить положение со своими военачальниками. Оруженосец держал его перчатку, покрытую кровью – в руку попало копье, и, пока Глостер слушал донесение, врач на ходу обрабатывал рану. Лорд Гастингс, сообщал герольд, прилагает все усилия, чтобы выровнять фронт, но Оксфорд уже послал гонцов в Барнет со строгим приказом прекратить мародерство. Так что в ближайшее время ланкастерцы явно возобновят наступление.

– Король считает, что граф Уорвик посылает против вас людей из своего резерва, – продолжал посланник. «Детская ошибка, – говорит Его Величество, – от которой кузен сам же и предостерегал меня десять лет назад. Ладно, пускай обломает зубы о милорда Глостера, я знаю, что мой брат продержится ровно столько, сколько графу понадобится, чтобы понять свою ошибку».

Звонкий голос герольда умолк. Он настороженно перевел взгляд с непроницаемых лиц воинов, окружавших Глостера, на штандарт, окутанный туманом, и дальше – туда, где отчаянно сражались и умирали солдаты. Врач закончил перевязку, и Ричард повернулся к оруженосцу, уже державшему наготове латные рукавицы. Пока завязывали тесьму, герцог бросил через плечо:

– Засвидетельствуйте Его Величеству мое почтение, герольд, и передайте, что у нас все в порядке.

– Милорд… – Хауард перехватил усталый взгляд Глостера и положил ему на плечо руку в железной рукавице. – Милорд, это невозможно. Через полчаса они столкнут нас в овраг. Вы должны немедленно поставить об этом в известность короля.

– Должен? Во имя всего святого, сэр Джон, не знаю, что должны делать вы, а мне уж позвольте поступать по-своему. – Наступило неловкое молчание, Хауард мрачно уставился в землю, а Ричард, приняв меч из рук застывшего в почтительной позе слуги, пристроил его на поясе.

– Итак, никто мне не нужен, через полчаса Его Величество будет торжествовать победу, а вместе с ним и мы. Можете идти, герольд: как я и сказал, у нас все в порядке!

Филипп потерял всякое представление о времени: ему казалось, что они удерживаются на гребне холма уже несколько часов, однако светлее почти не стало. Меч поднимался, падал, снова поднимался – словно во сне. Густой туман, заползая в прорези шлема, резал глаза, и Филипп отдал бы сейчас весь Уиллоуфорд за глоток свежего воздуха. Вернувшись на поле боя, Ричард больше не покидал его. Военачальники ничем не могли помочь ему, оставалось лишь цепляться, покуда хватит сил, за этот клочок земли – перепаханный пушечными ядрами, содрогавшийся под тяжестью перемещающейся конницы, пропитанный кровью раненых и мертвых. Все изнемогали от усталости, тяжелые доспехи пригибали воинов к земле, грязь облепила ноги по щиколотку, а если случайно натыкались ногами на что-то движущееся, никто не обращал на это внимание.

Кончилось все неожиданно – как в театре теней или в ночном кошмаре. Дыша словно загнанная лошадь, с трудом удерживаясь на ногах в своих тяжелых доспехах, Филипп больше всего на свете хотел сбросить казавшиеся пудовыми перчатки. Вконец изможденный, он и не заметил, что наступление противника начало захлебываться. Хотя понять, что на самом деле происходило, было очень трудно: на какую-то минуту ланкастерцы вновь перехватили инициативу, но тут же их колонны затоптались на месте и стали рассеиваться. Сильный порыв ветра образовал брешь в пелене тумана, и стало видно, что центр атакующих как бы прогнулся и поредел. Ричард велел дать сигнал – зазвучали горны, взвились знамена. Неожиданно откуда-то сбоку над Глостером нависла угрожающе тяжелая фигура.

– Милорд, защищайтесь, – в ужасе крикнул Филипп, от волнения голос у него сел. Но, словно почуяв угрозу, Ричард резко рванулся в сторону. Это спасло ему жизнь: удар, нацеленный на голову, пришелся на поднятую руку, Ричард упал. Склонившись над ним, противник вновь взмахнул мечом, но вовремя подоспел Филипп. Одним ударом он поверг ланкастерца на землю: это был рослый мужчина с огромными руками – с такими можно работать за троих, – но ему не хватало подвижности, он даже не видел, что происходило у него за спиной.

Один из оруженосцев Ричарда спешил на выручку, но Филипп сам помог герцогу подняться. Вдруг черный огонь вспыхнул у него в глазах – кто-то ударил по плечу, точно молотом. Увлекаемый вниз тяжестью доспехов, Филипп рухнул как подкошенный лицом в слякоть. Изумление, ставшее первой реакцией на произошедшее, сменилось страданиями от острой боли в руке, груди и бедре. Он попытался перевернуться на бок, это отняло у него последние силы. Все погрузилось во тьму…

Сознание возвращалось медленно, неуверенно: так набегают и откатываются от берега, с долгими паузами, волны. Кто-то возился с многочисленными пряжками и застежками его кирасы{76}76
  Кираса (фр.) – защитное вооружение из двух металлических пластин (в древности из войлока и кожи), выгнутых по форме спины и груди и соединенных пряжками на плечах и боках.


[Закрыть], Филипп испытал прилив настоящего ужаса, издал протестующий возглас, но было слишком поздно. Неожиданным рывком его выбросило из забытья, и опять ему стало страшно, как никогда прежде. Мир окрасился для него в цвет крови, и вот он, абсолютно невесомый, скользит в сгущающихся сумерках, где голоса шелестят, как крылья летучих мышей в алой тьме…

– Осторожнее, кретин! – послышался чей-то голос. Филиппа тут же оставили в покое. Что-то мелькнуло в его затуманенном сознании: Филипп узнал этот голос, но был уверен, что здесь он не мог прозвучать, голос был из какого-то другого мира, и попытка понять, как это могло случиться, отняла у него слишком много сил – он снова погрузился в забытье.

Ему казалось, что прошли столетия, и теперь, в другую эпоху, он почувствовал у себя на лице чье-то прикосновение. Доспехов на нем как будто уже не было. Под голову подложена подушка, и, хотя плечо по-прежнему горело, острая, нестерпимая боль прошла. Хорошо, хоть так. С величайшей осторожностью Филипп пошевелился и с удивлением почувствовал, что хотя бы одна рука – правая – действует. Передохнув немного, он сделал над собой новое усилие. Обманчивое чувство отстраненности окутало его, словно облако, но не удержалось – рассеялось. Отзвуки голосов назойливо стучались в дверь его помраченного сознания и наконец оформились во что-то конкретное и реальное.

– Вроде приходит в себя. – «Голос Перси!» – смутно пронеслось в его мозгу. – Филипп? – На сей раз голос раздался прямо над головой. Теперь уж ошибки не могло быть. Филипп раскрыл глаза.

Пламя свечей, прорезавшее мглу, все еще царившую снаружи, резко ударило в глаза. Склонившееся над ним лицо наконец-то попало в фокус. Филипп натолкнулся на обеспокоенный, вопрошающий взгляд и попытался подняться на локте.

– Фрэнсис, какого дьявола?.. – Воспоминание затрепетало и вонзилось в него, как живое. Поддерживая Филиппа за голову, Фрэнсис положил ее на подушку.

– Лежите спокойно. У вас в плечо на три дюйма{77}77
  Дюйм (голл.) – дольная единица длины в системе английских мер, равная 1/12 фуга, или 0,0254 м.


[Закрыть] стрела вошла. Так что пока врач не придет, не шевелитесь. Вот вино, отхлебните немного.

Налив вина из бутылки, стоявшей на комоде, Фрэнсис протянул Филиппу бокал. Тот отхлебнул и с минуту полежал, прикрыв правой рукой глаза.

– Верно, древко сломалось, когда я упал? – заговорил Филипп. – Удачный получился выстрел для кого-то; я сразу почувствовал, как ослабла застежка под мышкой, и все гадал, как долго еще она продержится.

Филипп отнял руку от глаз. Фрэнсис вернулся к занятию, от которого кузен оторвал его: он снимал с него толстые, но протертые почти до самых наколенников рейтузы, предохранявшие кожу при верховой езде. Не останавливаясь, он раздраженно заметил:

– Что за идиот у вас в оруженосцах? Нельзя же так туго затягивать. Удивительно, что вы еще что-то ощущаете.

– Да вроде ощущаю. А где он, кстати?

– Если вы говорите о краснощеком малом, что старался освободить вас от сбруи, то я послал его к своему слуге, пусть за лошадьми присмотрят. Этот дурак, между прочим, собирался вытащить из-под вас одеяло, вид крови ему не понравился, видите ли. Да, слуги у вас могли бы быть и получше, кузен.

Впрочем, сказано это было беззлобно, Фрэнсис не хотел, чтобы возникали какие-то вопросы. Немного помолчав и глядя на повернутое к нему в профиль лицо, Филипп негромко спросил:

– Так, стало быть, вас кто-то сопровождает? Слава Богу! А я-то боялся, что лорд Тэлбот отошлет вас из Глостершира одного, всего лишь благословив на прощанье да пожелав поскорее встретиться со мной.

Наклонившись за чем-то, Фрэнсис коротко ответил:

– У меня не было случая переговорить с лордом Тэлботом. С самого дня святого Мартина{78}78
  День святого Мартина, или Мартынов день – католический праздник, который отмечается 11 ноября. В этот день пробовали молодое вино, резали скот, чтобы заготовить мясо к зиме.


[Закрыть] я жил в Линкольншире, в поместье Бомона.

– Вашего дядюшки? Боже мой! – Филиппу приходилось слышать о виконте. Фрэнсис в ответ улыбнулся.

– Да. О, мне-то он желает добра, хотя нрав у него остался таким же крутым. Остается посочувствовать тетушке. Но он собирался, как только закончится эта заварушка, – Фрэнсис коротко кивнул на откинувшийся полог палатки, – отправить меня во Францию на обучение; ну вот, я три дня назад, прихватив пару его жеребцов, и удрал. Мальчишка-конюх застал меня, когда я седлал коня, я и велел ему отправляться со мной – мир повидать. Вы не найдете для него место в Уиллоуфорде, Филипп? За лошадьми он ухаживает хорошо. Что же касается меня, понятия не имею, какие у короля на этот счет планы.

– Ну, для начала, я полагаю, десять ударов плетьми за конокрадство. – Филипп с трудом повернулся на другой бок.

Кругом валялись доспехи, использованные бинты, рваные рейтузы, на этом фоне как-то странно смотрелся серебряный кубок, из которого Филипп пил вино. Неожиданно он сообразил, что лежит в палатке Ричарда.

– Да нет, это же Бомоновы животины, – растягивая слова, проговорил у двери Перси. – Ведь милорд виконт слишком уж рьяно занимался делами короля Ланкастера. Он был рядом с графом Оксфордом. Теперь-то уж, наверное, они далеко от Барнета и все никак остановиться не могут.

Сквозь тупую боль и ужасную усталость пришло воспоминание.

– Так, стало быть, мы победили? – едва слышно произнес Филипп.

Перси громко расхохотался. Он стоял у входа в палатку и смотрел на редеющий туман. Но при этих словах резко обернулся и подошел к койке.

– Это уж точно, друг мой. Нам повезло. Люди Оксфорда, возвращаясь из Барнета, заблудились в тумане и выпустили свои стрелы не по нашему войску, а по левому флангу Монтегю. Ну а его люди, которые и так-то не слишком обожали оксфордцев, закричали, что их предали, и поднялся целый бедлам, они начали стрелять друг в друга. Тут подоспели наши резервы, и все было кончено. – Перси весело подмигнул товарищу. – Большой день для Йорка, Ловел, и, право, я не отказался бы быть на месте человека, спасшего жизнь герцогу Глостеру. Награда не заставит себя долго ждать.

У двери началось какое-то движение, в палатку вошел врач Ричарда. Закатывая рукава шерстяной рубахи, он весело улыбнулся. За ним последовали молодой человек с целым набором ящичков и инструментов и двое слуг. По знаку врача они нагнулись и передвинули койку поближе к входу. Бледные лучи солнца высветили на кровати неясные контуры лежащей фигуры.

– Так, понадобятся свечи, – бодро заговорил врач и откинул одеяло. – Без инструментов еще кое-как можно обойтись, а уж без света – никуда. Ну что же, сэр… – По-прежнему улыбаясь, он расстегнул пропитанный кровью камзол раненого и надрезал рубаху. Один из ассистентов присел на корточки у изголовья кровати, а другой – у середины.

– Роб, а нельзя ли?.. – неуверенно проговорил Филипп и указал на бутыль. Врач, покончивший с приготовлениями, живо обернулся.

– Сейчас это не поможет, сэр, лучше попозже, – сказал он, а Перси, молча наблюдавший за этой сценой, встрепенулся.

– Ну ладно, господа костоломы, мы, если не нужны, удаляемся. Пошли, Фрэнсис, узнаем, что король думает об ударившихся в бега подопечных. Филипп, я буду тут, рядом…

Перси крепко взял Фрэнсиса под локоть, и они вышли из палатки. Фрэнсис и не подумал сопротивляться: в повадках Перси была уверенность, хотя что за ней стояло – непонятно.

Оруженосец Филиппа тоже был здесь, недалеко от палатки. Его забрасывал вопросами горящий от возбуждения и восторга юный конюх из Линкольншира.

Туман рассеивался. Победители прочесывали поле битвы – считали погибших, собирали в группы пленных, переносили раненых. Появился, обеспокоенно озираясь по сторонам и расспрашивая кого только можно о Филиппе, Грегори Трейнор. Вскоре подъехали король Эдуард и герцог Глостер. Заметив Фрэнсиса, Ричард улыбнулся удивленно и радостно. Затем он пошел в палатку. Эдуард просматривал список пленных и на поклон Перси ответил рассеянно, однако же, увидев Фрэнсиса, сначала нахмурился, но потом улыбнулся.

– Да это ж Фрэнсис Ловел! – воскликнул он. – А я было и не узнал вас. Вы что здесь делаете, скрываетесь от опекунов? Вряд ли им это понравится.

– Наверняка не понравится. Но я ни у кого не спрашивал разрешения, – ответил юноша, целуя протянутую королевскую руку. – Но лорд Тэлбот, насколько я наслышан, у себя дома в Глостершире, что же до Бомона, то неужели Ваше Величество думает, что ему сейчас до меня?

– А я смотрю, с тех пор, как мы виделись в последний раз, вы настоящим придворным заделались. Стало быть, я прощен за то, что затеял эту историю с женитьбой? Бедняга Фрэнсис, вам так досталось на службе у меня! А тут еще кузен Уорвик; вспоминаю, как он в Понтефракте обещал разобраться с вами.

Фрэнсис густо покраснел. У короля, к несчастью, слишком хорошая память, можно бы иметь и похуже. Но Эдуард Йорк никогда не забывал о своих интересах. За равнодушным и даже ленивым взглядом скрывался деятельный, никогда не дремлющий ум, бодрствовал он и сейчас. Король примерял, взвешивал, прикидывал: Минстер-Ловел, Тичмарш, Ротерфилд-Грей, Холгейт, Бернел, Актон-Бернел, Дайнскорт, Бэйнтон – эти названия чужих владений он выучил наизусть, и в ушах у него постоянно стоял звон золотых монет, на протяжении шести лет текущих в чужие сундуки. Через пять лет эти несметные богатства непременно попадут в руки Фрэнсиса. Потому-то Эдуард и возился с ним в Понтефракте. И на удачу этот юноша так привязан к Дикону. А впрочем, кто его знает, кто знает, как оно все обернется в будущем. Ведь он племянник Бомона, родственник герцога Бэкингема.

Из палатки вышел Ричард. Эдуард повернулся к нему, вопросительно подняв брови. Как бы отвечая на незаданный вопрос короля, он сказал:

– У Филиппа сильные боли, врач продолжает обрабатывать рану. Он сказал, что дальше Барнета Филиппа пока перевозить нельзя, так что пошлю сейчас людей, чтобы все приготовили к его приезду. Мне хотелось, чтобы пока Филипп не оправится и не будет готов к дальнейшему путешествию, с ним побыл Фрэнсис. А за это время Ваше Величество решит, что с ним делать дальше. – Ричард улыбнулся и перевел взгляд на обеспокоенное лицо Фрэнсиса. Эдуард задумался ненадолго, потом рассмеялся.

– Ладно, оставляю его на твое попечение, Дикон, пусть у тебя в поместье ему дают уроки. Все равно лучше владеть оружием он нигде не научится, в этом я убедился не далее как сегодня. Что же касается джентльмена там, внутри, – он кивнул в сторону палатки, – проследи, чтобы он ни в чем не нуждался, а когда поправится, пусть мне напомнят о нем. Я знаю, какую неоценимую службу сослужил он мне сегодня.

Размахивая руками и выкрикивая что-то, появился герольд. Эдуард и Ричард разом повернулись к нему. Подбежав, герольд опустился на колено.

– Да благословит Бог Ваше Величество, – задыхаясь, сказал он. – Мы нашли графа Уорвика.

– Ну и как, надежно держите его? – резко подался к вестнику король.

– Надежнее некуда, Ваше Величество, больше он вас беспокоить не будет. Мы нашли его недалеко от их штаб-квартиры. У него перерезано горло.

Слова падали как камни – тяжело и неумолимо. Эдуард на минуту застыл, а потом наклонился и стиснул герольду плечи.

– Во имя всего святого – кто это сделал? – глухо спросил он. Король весь дрожал от ярости. Не получив ответа, он схватил герольда за шею и рывком поднял его на ноги. – Я тебя спрашиваю, ублюдок ты несчастный! Разве не было всем и повсюду сказано, что я не причиню кузену Уорвику никакого вреда? Кто же осмелился нарушить мой ясный приказ?

– Смилуйтесь, Ваше Величество. – Голос гонца звучал хрипло, было похоже, что каркает схваченная за горло ворона. – Я… честное слово, я не знаю. Наверное, солдаты ничего не знали о приказе или, может… – Герольд остановился под яростным взглядом Эдуарда, который, тихо выругавшись, отшвырнул его в сторону.

– …Или оружие и драгоценности его приглянулись, мародеры вы чертовы! Ну, пусть те, кто виновен в этом, поберегутся! Им бы лучше в Темзе утопиться, потому что, если я только найду их, пожалеют, что на свет родились, о смерти будут молить! – Резко повернувшись на каблуках, король посмотрел на место, которое еще совсем недавно было полем боя. В кустах весело чирикали воробьи. Помолчав, король спросил ледяным тоном:

– А Монтегю? Его нашли? – Не услышав ответа, король посмотрел через плечо. – Тоже мертв? Так я и думал. Я видел его, когда наши прорвали фронт. Рядом с ним оставалось всего несколько человек. – Эдуард снова замолчал. – Где они?

Герольд робко вытянул руку на север: там в небе плавали зеленые верхушки деревьев.

Эдуард с Ричардом пошли в направлении, указанном герольдом. Поколебавшись немного, Перси и Фрэнсис последовали за ними. Они держались на почтительном расстоянии от короля и его брата, но, дойдя до ланкастерской штаб-квартиры, поняли, что в этом не было нужды. Новость распространилась быстро, и уже собрались любопытные. Эдуард, ни на кого не обращая внимания, быстро прошел вперед. Собравшиеся расступились, освобождая ему дорогу и не отрывая от него взгляда.

Уорвик лежал уткнувшись лицом в землю. Рука его все еще как бы тянулась к коновязи: он рухнул, не успев отвязать коня. Оружие было изуродовано и заляпано грязью – мародеры сорвали с рук, в поисках колец, латные перчатки.

Эдуард постоял немного, глядя вниз, а потом наклонился и перевернул тело. К шлему пристала глина, забрало было поднято, его повредили перед тем, как нанести смертельный удар кинжалом. Ричард глубоко вздохнул, Эдуард опустил на мертвом забрало.

Король поднялся с колен, в этот момент через толпу пробрался Гастингс в сопровождении Кларенса. Мощного сложения гофмейстер посмотрел на короля и сказал негромко:

– Так лучше, Нед. В Англии для вас двоих места не было: рано или поздно все повторилось бы снова…

Мягкий ветерок ласкал лица умерших, сквозь рассеявшийся туман на распростертые тела, закованные в броню, упали лучи солнца. Монтегю положили рядом с братом. Из-под смятой кольчуги выбивался ворот шелковой рубахи с голубыми и рубиновыми цветами. Трое мужчин молча смотрели на поверженного противника: отчего – до сих пор терялись они в догадках – он не стал их преследовать, когда войско Эдуарда двинулось из Йорка на юг?

– Уилл, – король откашлялся, не отрывая глаз от мертвых пальцев Уорвика, которые, словно когти, вцепились в траву, – Уилл, как это могло случиться? Ведь он же оставался все время с резервом, на коня-то всегда можно было вскочить…

– Я пытался выяснить это, – сказал Гастингс, – похоже, его же люди, как и люди Оксфорда, хотели, чтобы он шел со всеми в пешем строю. Выходит, не слишком доверяли, думали, что оставит их, если дело круто обернется.

В наступившей тишине ехидный смешок Кларенса прозвучал почти кощунственно. Пнув лежащее тело ногой, он сказал:

– Ну вот и пришел конец графу Уорвику. Сейчас он что-то не выглядит таким уж большим.

Король повернулся к нему. Глаза его полыхали гневом.

– Он был мужчиной, мой маленький лордик Кларенс. А ты пойди и поиграй во что-нибудь.

Минуту братья смотрели, не отрываясь, друг на друга. Кларенс круто повернулся и, не говоря ни слова, удалился в лес. Проводив его взглядом, король обернулся к Ричарду:

– Милорд Глостер…

– Да, Ваше Величество?

– Проследите, чтобы их раздели, положили в телегу и доставили в Лондон. Пусть в течение двух дней тела будут выставлены в соборе Святого Павла на всеобщее обозрение. После этого графиня Уорвик может их похоронить. – С этими словами король быстро удалился.

Несколько солдат со знаком белого вепря на рукавах устроились неподалеку; по команде герцога Глостера они подошли и принялись снимать с Уорвика доспехи. Толпе больше нечего было здесь делать, и она постепенно рассосалась. Вскоре погода совсем разгулялась, небо становилось все яснее. Солдаты методично делали свое дело; Ричард, став в тени вязов, наблюдал за ними. Он набросил плащ с короткими рукавами, распахнулся, ветер подхватил его края, и по алому полю словно побежали золотистые леопарды…

Когда солдаты закончили свое дело, Ричард подошел к ним, нагнулся и потянул за золотую тесьму, обнажив две шелковые полоски. Он помолчал немного, вглядываясь в умерших, рванул рубаху, смял в руках ее шелковое полотно и швырнул на поникшие тела. Затем, отступив на шаг, коротко бросил:

– Забирайте.

Чувствуя, что его вот-вот стошнит, Фрэнсис отошел в сторону. Он слышал, как его позвал Перси. Фрэнсис ускорил шаг, палатка была совсем недалеко, и через несколько минут он уже стоял у входа. Поколебавшись, юноша неуверенно откинул полог, внутри все было тихо. Подручный врача собирал инструменты. Грегори Трейнор встретил Фрэнсиса улыбкой.

– Спит? – спросил юноша.

– Обморок, – ответил Трейнор. – Но не волнуйтесь, все будет в порядке. – Он пытался стянуть залитую кровью рубаху со здоровой руки Филиппа. Фрэнсис подошел, чтобы помочь; вдвоем, изо всех сил стараясь не задеть туго забинтованное плечо раненого, они наконец освободили его от одежды и накрыли одеялом. Если бы не хриплое прерывистое дыхание, можно было подумать, что Филипп мертв. На груди у него лежал небольшой обломок стрелы.

Каннингс обследовал пациента со всем тщанием, а теперь расслабился и отхлебывал из большого бокала вино.

– Повезете его в Барнет? – спросил он Фрэнсиса. – Милорд Глостер велел мне немного побыть с ним. Надо убедиться, что все идет хорошо. Я зайду перед ужином, а до тех пор смотрите, чтобы он был в тепле и особо не шевелился. Если захочет пить, смешайте воду с вином. Всего хорошего, сэр.

Фрэнсис уселся у изножия койки, а Трейнор пошел к двери.

– Я немного приберусь здесь, сэр, – сказал он.

Фрэнсис кивнул и, бросив презрительный взгляд на бледного оруженосца, пристроившегося в углу, произнес:

– Можете и его с собой взять; пусть присмотрит за лошадьми, что ли; во всяком случае, ухаживать за моим кузеном я ему не позволю.

Оставшись наедине с Филиппом, Фрэнсис откинулся на койке и сложил руки на коленях. Он устал. Путь из Линкольншира был неблизкий, и Фрэнсиса клонило в сон. Он подтянул поближе сундук, устроился поудобнее и опустил голову на сложенные руки.

Вскоре Филипп беспокойно зашевелился, дернулся и что-то пробормотал. Фрэнсису, в тревоге склонившемуся над ним, показалось, что тело у него слишком холодное, и он набросил на кузена плащ, оставленный Ричардом. Подумав немного, он снял с себя камзол и положил сверху; потом тщательно расправил всю эту гору одежды, подвернул с боков, чтобы ниоткуда не задувало. Фрэнсис с некоторым скепсисом оглядел выстроенное сооружение, но Филипп повернулся на другой бок и вздохнул поспокойнее. Вскоре его дыхание стало более ровным, он погрузился в целительный сон.

…На дороге послышался скрип колес, и Фрэнсис пошел посмотреть, кто это едет. Туман рассеялся окончательно, при ярком свете солнца ехала грубая повозка, увозившая из Барнета в Лондон тела Ричарда Невила, графа Уорвика, и его брата.