355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэриан Палмер » Белый вепрь » Текст книги (страница 13)
Белый вепрь
  • Текст добавлен: 5 апреля 2017, 06:30

Текст книги "Белый вепрь"


Автор книги: Мэриан Палмер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Приложив палец к губам, он бесшумно двинулся в сторону коридора. Дверь в кухню была плотно закрыта, но за ней можно было различить мужские голоса. Вернувшись к столу, Филипп обнажил меч.

– Оказывается, я ошибся, – сказал он, отвечая на молчаливый вопрос Анны. – Я думал, они послали за подмогой в Эрбе.

Филипп еще не закончил фразу, а в коридоре уже послышались шаги, заглушаемые голосом хозяина, – чувствовалось, что он явно запыхался:

– Пожалуйста, сюда, милорд, он здесь, и девчонка тоже. Должно быть, уже все обобрали подчистую. А ты, Джек Кук, убирайся; когда надо, позовут… – Не закрывая ни на минуту рта, пытаясь затолкать любопытного повара в кухню, хозяин забегал вперед мужчины, к которому он обращался. Хозяин появился на пороге первым. На него Филипп едва взглянул. Куда больше его занимал незнакомец – высокий, стройный, но не худой мужчина в изящном вязаном камзоле и рейтузах. В правой руке он держал обнаженный меч, дюйма на два – быстро прикинул Филипп – длиннее его собственного. При тусклом свете Филипп разглядел его жесткий, чувственный рот. Мужчина остановился посредине комнаты и настороженно смотрел то на Филиппа, то на Анну.

Филипп заговорил суровым голосом:

– Проходите, проходите, милорд, ведь хозяин пригласил вас. Меня зовут Ловел. Вас знать чести не имею. Но, милорд, уверяю, последние четверть часа ничего не желал я так сильно, как встречи с вами.

– Не понимаю, о чем вы, – хриплым голосом откликнулся мужчина. – Я тут неподалеку ужинал. Со здешним хозяином мы старые знакомые. А когда он сказал, что в его таверне орудует какой-то ненормальный, я решил, что надо помочь вышвырнуть хулигана на улицу. – Он замолчал, словно припоминая что-то. – Ловел, говорите. Как же, как же, верный сторожевой пес Глостера! Ладно. Не знаю, что вас связывает с этой маленькой потаскушкой, но благоволите объяснить, почему вы устраиваете скандал в добропорядочном доме. Вы что, считаете эту девчонку благородной дамой? Да это же всего лишь…

– Осторожнее, сударь! – Филиппа вдруг затрясло. – Советую вам как можно более тщательно выбирать слова, ведь вы говорите о дочери графа Уорвика.

Наступила пауза. Овладев собой, Филипп спокойно добавил:

– Может, отложим объяснения до появления герцога Глостера? Он вот-вот здесь будет.

Секунду они мерили друг друга взглядом. Затем незнакомец резко обернулся к хозяину и прошипел сквозь зубы:

– Идиот! Ты же говорил, что он здесь один!

– Но он и был один – он не мог послать… О Боже, спаси нас и помилуй! – Подвывая от страха, хозяин круто повернулся и выбежал из комнаты.

Подождав, пока смолкнут его шаги, Филипп произнес не без иронии:

– Мудрый человек. Не хотите ли последовать его примеру, милорд? С женщиной-то вы были храбрее некуда. А то, может, останетесь, вы ведь вооружены. Или без прикрытия драться не собирались? Но хозяин убежал, милорд, и вы остались один, совсем один.

Филипп едва успел отшвырнуть оказавшийся у него под ногами стул – с такой резвостью бросился на него незнакомец. Звон скрестившихся мечей доставлял Филиппу удовольствие, которого он давно уже не испытывал. Да и вообще, пожалуй, он никогда прежде не дрался с таким восторгом и откровенным желанием уничтожить противника. Это была короткая схватка: впоследствии Филиппу вспоминались только скрежет металла, шуршание подошв по полу и тяжелое дыхание незнакомца. Дрался тот отчаянно, забывая об осторожности. Он был лет на пятнадцать старше Филиппа, и это не могло не сказаться на исходе поединка.

Где-то в самом начале улицы послышался стук копыт. Он становился все отчетливее, все громче. Противник Филиппа сделал яростный выпад, промахнулся и… рухнул. Руки его все еще дергались, пальцы сжимали рукоять меча, но в шею вонзился меч Филиппа.

Тяжело дыша, Филипп прислонился к столу. Кровь, хлынувшая было, остановилась. Он вытащил меч из тела убитого, глянул на лезвие и швырнул меч на пол. Звон металла заглушил прерывистое дыхание Анны. Снаружи послышались шаги, распахнулась дверь, и в комнату ворвались Глостер и его люди. Ричард Глостер встретился взглядом с Филиппом, но, будто не узнал его, отвел глаза.

Если убожество заведения, вонь, стоявшая здесь, – об этом Глостер уже слышал от Перси, – и поразили его, внешне он никак этого не выказал. Ричард не отрываясь смотрел на девушку, примостившуюся у подоконника. Анна накинула на себя одежду, которую дали ей Филипп и Перси, но рубище все равно было видно. Она покраснела, закуталась в мужские плащи еще плотнее. Герцог шагнул к ней.

– Нэн, я… – Он запнулся. Летнее сватовство оборвалось в самый деликатный момент. Анна не пошевелилась, Глостер остановился. – Я предупредил, чтобы вас ждали у Святого Мартина, Нэн. Там у вас будет надежное убежище и хороший уход. Никто не посмеет вас тронуть или заставить уехать.

– Спасибо, кузен, – чуть слышно произнесла Анна.

– Я вам не кузен, – медленно покачал головой Ричард. Она подняла брови, словно не догадываясь, что он имеет в виду. Убедившись, что его в конце концов поняли, Ричард порывисто схватил Анну за руки – она все еще судорожно стягивала на груди чужую одежду.

Перси остановился подле Филиппа, равнодушно поглядывая на распростертое у порога тело.

– Необычный удар, – заметил он, указывая на угол, под которым вошел в горло меч. – Пожалуй, вам повезло, что он промахнулся. – Посмотрев в сторону подоконника, Перси добавил: – А с этим что делать, милорд?

Ричард, казалось, не слышал вопроса. Он как раз снимал покрывало с распухших ног Анны. Та протянула было руку, чтобы остановить его, но было слишком поздно. Наступило молчание. Ричард снова укрыл ее ноги, нежно поцеловал Анну, поднялся и подошел к окну. Носилок еще не было. Он застыл, нервно сжимая и разжимая пальцы и глядя перед собой. Наконец взгляд его набрел на Филиппа. Словно очнувшись, он подошел к убитому. Из открытого рта струилась кровь. Не поворачиваясь, Ричард произнес:

– Вы обокрали меня, Филипп. – Он немного помолчал, а потом совершенно бесцветным голосом спросил: – А где хозяин этого притона?

– Полагаю, уже далеко отсюда, – сказал Филипп. От тона, каким был задан вопрос, Филиппу сделалось легче. Его подташнивало, он страшно устал и хотел только одного – как можно быстрее уйти отсюда. – Оставьте его, милорд. Он ведь всего лишь исполнитель. – «Как, впрочем, и этот, что лежит на пороге», – едва не добавил Филипп, но остановился. Наверное, можно будет доказать, что сценарий с начала до конца был разработан герцогом Кларенсом, но подтвердить это может только похититель Анны. А может, подумал Филипп, Ричард Глостер в глубине души и не хочет знать правду?

На улице послышался стук копыт. Там были люди герцога, один из них вошел и объявил, что носилки готовы. Подняв Анну на руки, Ричард понес ее к двери. Паж накинул на тело убитого покрывало, чтобы миледи не увидела его. Ричард внезапно остановился и заговорил так тихо, что Филипп едва разобрал его слова:

– Пусть эту падаль швырнут на землю у входа в Эрбе. Проследите за этим, сэр Роберт.

Мрачно улыбаясь, Перси подозвал двух слуг в ливреях и возвратился в таверну. Филипп хотел незаметно уйти, но герцог Глостер обернулся и коротко бросил:

– Филипп, мне надо с вами поговорить. Подождите внутри.

Тяжело вздохнув – он надеялся отложить разговор до утра, – Филипп остановился. Перси времени не терял. Вышеупомянутую падаль унесли, и теперь комната, несмотря на беспорядок – на полу все еще валялись столы и стулья, – выглядела на удивление голой. Филипп прихватил стул и подошел к камину погреться. Кто-то открыл окно. Комната проветрилась, исчез тошнотворный запах, правда, стало очень холодно. Было очень тихо. Постояльцы наверху наверняка не могли бы заснуть при шуме, который стоял до сих пор. «Скорее всего, – подумал Филипп, – будучи завсегдатаями этого места, они при первых же криках просто удрали, а с ними и слуги». Это местечко, если называть вещи своими именами, было не чем иным, как воровским притоном. Филипп все еще был занят этими мыслями, когда на пороге послышались шаги Ричарда.

Он быстро вошел в комнату, кивнул стражнику, стоявшему у входной двери, плотно закрыл ее и прислонился к решетке камина.

– Ну что ж, Филипп… – Лицо Ричарда было абсолютно непроницаемым.

– Да, милорд? – тем же тоном ответил Филипп.

Ричард нетерпеливо пнул ногой полено в камине, язычок пламени взметнулся и лизнул его сапог.

– За то, что вы сделали сегодня, можете просить меня о чем угодно. Впрочем, это и так ясно, так что не будем об этом. Не затем я просил вас остаться.

Ричард перевел взгляд с разгоревшегося огня в камине на лицо собеседника.

– Я полагал, вы должны были находиться в Лондоне уже несколько месяцев назад. Но вы прислали какое-то странное письмо – ни об отпуске не просили, ни планами своими не делились. Словом, я подумал было, что вы все еще не оправились от раны.

– Ах вот как, милорд? – бесстрастно произнес Филипп. Он опустил глаза, помешивая уголь в камине. – Я вернулся в Оксфордшир. Мне надо было подумать.

Наступило напряженное молчание. Ричард первым прервал паузу:

– Что ж, вы могли позволить себе такую роскошь.

– Вот и я так подумал, – ответил Филипп.

В камине затрещало догоравшее бревно. Повалил дым. На противоположной стене плясали слабые отблески огня. Присев на край стола, Ричард обхватил колени руками.

– Филипп, король отдал мне Миддлхэм. Теперь на мне, как раньше на Уорвике, вся Англия к северу от Трента. И еще граница. Да и за графом Нортумберлендом надо присматривать. Правда, Уэльс я передал Пемброку, так что об этом можно не беспокоиться. – Ричард говорил совершенно спокойно, так, словно речь шла о рыцарском турнире. В комнате горела только одна свеча, и при ее свете резко выделялось осунувшееся лицо герцога.

– И у вас минуты свободной не было, чтобы хоть немного отвлечься, – медленно проговорил Филипп.

– Да, дел невпроворот, видит Бог, их хватит на шестерых. Надо только, чтобы Его Величество мог доверять им. А одна задача какое-то время будет особенно трудной: на севере все еще помнят графа Уорвика. В моем лице его люди видят мстителя Йорка, граф Нортумберленд вовсе ненадежен: при любом удобном случае ударит в спину. – Глостер повертел на пальце кольцо. Это был крупный рубин в золотой оправе – королевский подарок к девятнадцатилетию, которое отпраздновали месяц назад. – Из всего этого следует, что моим поместьям нужен управляющий. Я только что говорил, Филипп, что вы заслужили награду. Но, поверьте, не это я имел в виду. С этим любой справится, лишь бы верен был. К тому же у вас свои земли по эту сторону Трента, так чего же вам служить мне? Разве что вы – во что хотелось бы верить – сохранили любовь ко мне. Итак, Филипп, решать вам: вы со мной?

Он улыбнулся и, еще не услышав ответа, протянул руку.

– Всей душой, милорд, – низко поклонился Филипп.

Часть III
Попутный ветер во Францию
(Лето 1475 года)

Глава 11

Склонившись над вязанием, Анна Фитцхью сидела в одиночестве в саду ипсденского поместья. Вообще-то в этом шумном доме одной удавалось остаться редко. Но сегодня близнецы отправились с сокольничим в лес, а у Кейт, в чьем обществе Анна обычно бывала днем, оказались какие-то срочные дела по дому – это при веселом-то щебете птиц и ласковой улыбке майского солнца! Анна знала, почему ее оставили одну. С пылающими щеками она усердно выполняла свою работу.

День постепенно клонился к закату: скоро будут накрывать к ужину. Нетерпеливое, против воли, взволнованное ожидание, с которым она проснулась сегодня, сменилось разочарованием. Это вполне в духе ее мужа: всегда заставлял себя ждать, заставляет и сегодня. Она оставила письмо Фрэнсиса в спальне, преодолев соблазн взять его с собой. А впрочем, даже и не глядя на быстрые, неровные строки, она прекрасно помнила его содержание, тем более что письмо было таким коротким. Впервые после того, как они расстались в Глостершире, Фрэнсис написал именно ей, хотя и прежде не забывал всякий раз кланяться Анне в письмах к Кейт. Сдержанный тон этих приветов сначала удивлял, а потом стал раздражать Анну. Ее кузен Хамфри, как она недавно узнала, благополучно устроился под крылом герцога Бретонского в свите его гостя – молодого Генриха Тюдора{94}94
  Генрих Тюдор (1457–1509) – король Англии с 1485 г., первый из династии Тюдоров. Вступил на престол, одержав победу над Ричардом III в битве при Босворте 22 августа 1485 г. При нем были заложены основы английского абсолютизма.


[Закрыть]
, состоявшей из английских изгнанников. И хотя французский король потерял интерес к претензиям последних Ланкастеров на французскую корону, Хамфри было там совсем неплохо. Получалось, что причина размолвки между Анной и Фрэнсисом как бы самоустранилась, и Анна стала думать о муже с большей теплотой, порой ей даже хотелось увидеть Фрэнсиса. Тон его письма оказался довольно интимным, и она боялась признаться в этом самой себе. Но робкие ожидания сменились сомнениями. Четыре года, говорила она себе, это огромный срок. Он написал, что скоро приедет, прислал специального гонца, чтобы уточнить время прибытия. Но сама эта медлительность – четыре года! – вряд ли свидетельствовала о том, что он так уж по ней соскучился.

Скрипнули ворота. Никаких шагов Анна не услышала, хотя звуки заставили ее вздрогнуть – на шитье упала капелька крови. Почувствовав, что краснеет, и обозлившись на себя за это, она отложила шитье и подняла голову, но тут же вновь опустила ее со вздохом облегчения – на дорожке появился Гилберт Секотт, старший сын сэра Уильяма. Это был молодой человек с пепельными волосами. В последнее время он уделял симпатичной гостье отца исключительное внимание. Это могло быть приятно Анне, если бы сам Гилберт не вызывал у нее такого отвращения. Он высокомерно и презрительно отзывался о своем отце, называя его скрягой и деревенщиной. Однажды в разговоре с Анной он признался, что не удивился бы, застав мачеху – в отсутствие отца – с кем-нибудь из челяди в спальне. Возмущение Анны его немало удивило, а она в который раз старалась понять: что это – слабоумие или невоспитанность.

Гилберт сел рядом с Анной на траву и, рассеянно обрывая лепестки примулы, заметил, что не стоило всем наряжаться в выходные костюмы ради господина, который, похоже, не слишком торопится с приездом. От отца он слышал, что сначала лорд Ловел должен поехать в Вестминстер засвидетельствовать свое почтение королю и получить документы на право наследования. Искоса посмотрев на Анну, молодой человек поинтересовался, сильно ли она огорчится, если милорд сегодня не появится? Анна ответила неопределенно, не понимая, какого ответа от нее ждут. Она все время пыталась представить себе, как выглядит теперь человек по имени Фрэнсис Ловел, ее муж. Само имя таило в себе загадку: Ловел, Тичмарш, барон Грей Ротерфилд, барон Холланд, барон Дайнскорт – звучные, громкие титулы для одного человека. Слишком даже звучные, зло подумала Анна. Особенно для господина, который даже к жене своей опаздывает после такой долгой разлуки. Но тут она подумала, что за эти годы Фрэнсис наверняка очень изменился и стал совершенно другим человеком. Анна подумала о своей спальне, которая находилась прямо над залом, – такой большой и такой пустынной, о новом прохладном белье, о пряных травах, рассыпанных по ковру. Сердце у нее сжалось. Четыре долгих года! В памяти вставал тот мальчик, с которым она общалась в доме своего дяди в Глостершире.

Гилберт продолжал праздно болтать. Вполне вероятно, говорил он, что милорд даже и завтра не приедет. Может случиться так, что короля уже нет в Лондоне, и тогда придется догонять его в Кентербери, ведь армия готовится к отплытию в Кале. Оторвавшись от воспоминаний, Анна согласилась, что это вполне возможно. Решение Эдуарда возобновить давно приостановленные боевые действия против Франции{95}95
  «Решение Эдуарда возобновить давно приостановленные боевые действия против Франции…» – Скорее всего, автор имеет в виду намерение английского короля отвоевать у Франции владения, потерянные в период Столетней войны.


[Закрыть]
было популярно и в народе, и среди аристократии. Поощряя своих богатых баронов, выложивших, к его удивлению, немалые деньги, Эдуард честолюбиво мечтал превзойти Гарри Монмоута с его шестидесятилетней давности походом во славу Азенкура{96}96
  «…Эдуард честолюбиво мечтал превзойти Гарри Монмоута с его походом во славу Азенкура…» – Около селения Азенкур, расположенного южнее Кале, 25 октября 1415 г. во время Столетней войны войско английского короля Генриха V одержало победу над французской армией. После победы англичане в союзе с бургундцами захватили север Франции, включая Париж.


[Закрыть]
. Анна знала, что Фрэнсис находится с основными силами герцога Глостера, и в душе примирилась с этим: в такие времена молодой человек вряд ли может усидеть дома. Труднее было примириться с тем, что под знамена герцога стали люди из центральных графств – предвестие неизбежного будущего, которое вставало перед нею вполне отчетливо и заранее не нравилось. Что касается посвящения Фрэнсиса в рыцари, то это было целиком на усмотрении герцога Глостера – когда он сочтет нужным и уместным, тогда и будет. Вообще-то наследник лорда Ловела мог, если бы пожелал, стать рыцарем в Вестминстере, но по его собственным словам, переданным Филиппом сестре, Фрэнсис хотел заслужить свое право называться сэром в бою.

По ту сторону увитой плющом стены послышался стук копыт; у Анны забилось сердце – было слышно, как кого-то приветствуют и этот кто-то отвечает твердым и решительным голосом. Руки ее слегка задрожали, она вновь подняла шитье, и в этот момент Гилберт, который, казалось, ничего не слышал, попытался надеть ей на шею венок из примул. Шаги приближались к садовой калитке. Живо повернувшись, чтобы Гилберту было удобнее, Анна лукаво спросила:

– Гилберт, а вы будете по мне скучать, когда я уеду? – И, улыбаясь, откинула голову.

Гилберту недавно исполнилось восемнадцать, но не похоже было, что он так опытен, как прикидывается. Анна подняла подбородок, и эта впечатляющая картина открылась гневному и изумленному взору Фрэнсиса Ловела, который как раз входил в сад.

Какое-то время он просто не мог вымолвить ни слова. Затем, вспыхнув, шагнул вперед и, схватив Гилберта за воротник, рывком поднял его на ноги.

– Господин Гилберт Секотт? Да, он самый. В таком случае соблаговолите объяснить мне, какого черта, – говоря это, Фрэнсис время от времени крепко встряхивал свою жертву, – вы пристаете тут к моей жене?

Фрэнсис еще крепче сжал Гилберту локоть – тот и пошевелиться не мог. Анна, сердито воскликнув что-то, вскочила на ноги, а молодой человек нервно забормотал:

– Сэр… милорд, вы оскорбляете меня. Я отношусь к миледи с величайшим почтением…

– Ну и правильно делаете, – грубо перебил его Фрэнсис. – Только почитайте ее издали. А теперь – вон отсюда!

Стукнула калитка. Оказавшись по ту сторону сада, Гилберт переживал свой позор, и за яростью и смущением юноши угадывалось обещание мужчины – не забуду!

Не обращая больше на него внимания, Фрэнсис круто повернулся к Анне:

– Что же до вас, мадам… – Он изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться. Он прекрасно понимал, отчего это Анна позволила себе такое легкомыслие, но она-то не ведала того. Анна поспешно отступила назад и, споткнувшись о низкую ограду фонтана, свалилась в воду, подняв кучу брызг.

– Мать честная!.. – Фрэнсис одним прыжком подскочил к ней, протянул руку и вытащил из воды. – Чего-чего… Ты до нитки промокла, родная. Прямо как ирландский водяной – есть такая порода спаниелей, ну-ка, разреши…

Он нагнулся и принялся выжимать отяжелевшую юбку, а Анна, припав к его плечу, скинула туфли. Они стояли так близко, что ощущали дыхание друг друга. Внезапно Фрэнсис выпрямился. Возбуждение прошло, а вместе с ним – все слова, которые он с таким старанием готовил для этой встречи.

– Анна… – Он гладил ее лицо, а она отводила глаза, в которых отражалась голубизна безграничного неба. На его взгляд, Анна выросла – чтобы взять ее за подбородок, наклоняться пришлось совсем немного. Трава еще хранила теплоту дня. Анна откинулась на спину и, обняв Фрэнсиса за шею, потянула его за собой. Он вцепился ей в плечи, жадно ища губы…

Солнце, казалось, готово было расплавить садовую ограду. По траве ползли тени. Прижавшись к щеке жены, Фрэнсис хрипло спросил:

– Где твоя спальня, дорогая?

Анна зашевелилась в его объятиях и еще теснее прижалась к нему. Оба непроизвольно посмотрели на садовую калитку. На ней не было задвижки. Фрэнсис прикоснулся губами к ресницам Анны и повторил свой вопрос. Приглаживая волосы, она неуверенно сказала:

– Скоро ужин. Нам ведь, наверное, надо быть там.

– А ты что, так сильно проголодалась?

Анна зарделась и, не сдержав улыбки, отрицательно покачала головой.

– Ах ты, ведьма, – все так же хрипло проговорил Фрэнсис, – ты что же, собираешься томить меня до тех пор, пока Секотт не отправится спать?

Оба расхохотались. Они лежали неподвижно и готовы были, кажется, пролежать так целую вечность, но тут заскрипела калитка. Фрэнсис бросил взгляд через плечо и неторопливо поднялся на ноги.

– Добрый день, Кейт. По-видимому, я должен извиниться за то, что не сразу зашел к тебе. Но, видишь ли, я тут возобновлял знакомство со своей женой.

– Да я уж вижу, – заметила кузина, не спуская глаз с Анны.

– Я просто поскользнулась, – быстро проговорила та. – Не обращайте внимания, Кейт, это же у меня не единственное платье… – Она неловко встала и, покраснев, принялась оправлять прилипший к ногам подол.

– Я за камеристку не сойду? – весело крикнул ей вслед Фрэнсис.

В холле они столкнулись с сэром Уильямом, тот, шумно поприветствовав Фрэнсиса, немедленно засыпал его вопросами. Больше всего его интересовало, как идут дела в Кентербери. Удовлетворив первый интерес, сэр Уильям удобно устроился в резном кресле и велел слугам принести вина и клубники. Меньше всего Фрэнсису хотелось сейчас болтать с хозяином. Но политес есть политес. Он отхлебнул вина и негромко сказал Анне, чтобы та шла к себе, скоро он к ней присоединится. Фрэнсис уловил изумленный взгляд, брошенный служанкой на вымокшую насквозь Анну. Но на это ему было наплевать. Хуже было то, что сэр Уильям, похоже, приготовился к долгой беседе. К счастью, вскоре появилась Кейт. Еще раз поблагодарив хозяев за гостеприимство, Фрэнсис поклонился и легко взбежал по лестнице на второй этаж, где находилась спальня жены.

Он увидел просторную комнату с окнами на восток и на юг. Сейчас, когда во дворе уже сгущались сумерки, тут стоял полумрак. Свежие травы пахли пряно и терпко: стены были сплошь увешаны лавандой и розмарином, как в брачных покоях, а стебли камыша, которыми Анна уложила пол, дали новые побеги. Заметив улыбку на лице Фрэнсиса, Анна покраснела:

– Это все Кейт и служанки.

Фрэнсис обнял ее за талию.

– Весьма предусмотрительно с их стороны. Не забыть бы поблагодарить утром. Милая, да ты вся дрожишь после этого купания.

Он принялся расстегивать многочисленные застежки на платье, и в конце концов оно соскользнуло на пол. Нижняя сорочка Анны была из тончайшего шелка, с вышивкой наверху. Тесно облегая тело, она подчеркивала мягкую округлость груди, отливающей под полупрозрачной рубашкой жемчужной белизной. Анна немного утратила былую девичью гибкость, но талия осталась такой же тонкой, и вообще перемены, с ней произошедшие, нравились Фрэнсису, он сказал об этом Анне, немало смутив ее. Фрэнсис мечтал сразу увлечь жену в постель, но она уже успела взять себя в руки. Выругав про себя Уильяма Секотта за потерянное время, Фрэнсис поцеловал руку Анны и выпустил ее из объятий.

На буфете обнаружились хлеб, мясо, вино. Фрэнсис пошел наполнить бокалы и услышал, как Анна с облегчением вздохнула. Скинув куртку, он растянулся на кровати и заметил с усмешкой:

– Право, не могу винить юного Гилберта. Выглядишь ты весьма соблазнительно, моя дорогая.

Анна бросила на него такой взгляд, что у Фрэнсиса едва язык не прилип к нёбу.

– Бедняга Гилберт, как ты мог быть с ним так груб?

– А что такое? Мне кажется, что он как раз удачно выбрался из этой переделки – вполне мог бы оказаться вместо тебя в фонтане.

Заметив, что Анна снимает ожерелье с шеи, он сел на кровати и потянулся за кошельком.

– Чуть не забыл. Тут у меня для тебя подарок. В Йорк приехал один итальянский купец и, узнав, что герцог в Шериф-Хаттоне, отправился прямо туда. И было у него с собой некое украшение, обещающее удачу и доброе здоровье, а также надежно охраняющее женскую скромность… – Фрэнсис проказливо подмигнул жене. – Я сказал, что беру. Вот, посмотри-ка.

Это было большое золотое ожерелье с кулоном. Рассматривая застежку, Фрэнсис огорченно заметил:

– Боюсь, куплена эта штука на деньги герцога. Король все эти годы выдавал мне ровно столько, сколько полагалось, но Глостер-то понимал, что я не могу поехать к тебе с пустыми руками и что в Лондоне ничего похожего не найдешь… Что-нибудь не так, дорогая?

Он протянул жене ожерелье, она устроилась рядом с Фрэнсисом на кровати и принялась перебирать золотые звенья. Стараясь говорить спокойно, Анна отвернулась от мужа:

– Я не могу принять это.

В комнате разом стало тихо и холодно – это было даже физически ощутимо. Анна почувствовала, как Фрэнсис напрягся. Наконец она заговорила:

– Неужели ты сам не понимаешь? Как я могу носить его драгоценности? Моему дяде в Тьюксбери он сделал совсем другой подарок.

– Но твой отец перед смертью простил герцога, – заговорил умиротворяющим тоном Фрэнсис. – И твой брат часто приезжает к его двору, явно давая понять, что все обиды остались в прошлом.

Анна не могла вымолвить ни слова и только изо всех сил сжимала челюсти, стараясь не разрыдаться. Ну вот, как она и боялась, перед ней – чужак. Всей кожей она испытывала неведомое прежде ощущение физического присутствия зрелого мужчины, и там, где раньше была бы вспышка гнева под стать ее собственной, теперь звучал рассудочный голос.

– Ты еще забыла упомянуть своего кузена, – продолжал Фрэнсис. – Насколько я знаю, он с Тюдором в Бретани, и вот тут ты мне можешь выставить большой счет. Поскольку никого ближе дяди и кузена у тебя не было, понятно, что трудно простить тех, кто их у тебя отнял.

Она склонила голову, стараясь скрыть лицо, по которому уже текли слезы.

– Но я же ни слова об этом не сказала. И не собиралась тебя ни в чем упрекать.

Последовало долгое молчание. Положив голову на колени, Анна беззвучно плакала, а Фрэнсис разглядывал отливающее благородной желтизной ожерелье. Положив его на буфет, он развязал у нее на плечах тесемки и мягко привлек к себе.

– Ладно, забудем. Все это не имеет никакого значения, дорогая, только не плачь…

Потом, когда сумерки уже начали переходить в вечернюю тьму, а балдахин у них над головами погрузился во мрак, она прошептала едва слышно:

– Ты счастлив?

Уткнувшись губами в самую гущу ее волос, Фрэнсис только кивнул головой. Ночь еще не наступила, и в доме кипела жизнь: из разных комнат доносились громкие голоса, слышно было, как запирают замки и опускают шторы на окнах.

Вскоре в дверь поцарапалась служанка Анны. Фрэнсис приподнялся на локте, опустил полог балдахина и только потом крикнул: «Можно!» Сквозь кружево полога было видно, как служанка зажигает огонь и бесшумно расхаживает по комнате, доставая из шкафа вечернее платье, а из сундука драгоценности. Наконец наступила тишина: служанка, видно, ушла в соседнюю комнату и улеглась спать.

Слишком возбужденные, чтобы вздремнуть немного, Фрэнсис с Анной стали негромко переговариваться. Время от времени они украдкой таскали с буфета хлеб и мясо, вспомнив о том, что изрядно проголодались. При пламени ночной свечи тело Анны отливало под распущенными волосами мраморным блеском. Кое-как утолив голод, они снова задернули полог.

Через три дня Анна и Фрэнсис уехали из Ипсдена – Фрэнсис должен был быть в Кентербери не позднее чем через месяц. Он написал управляющему в Минстер-Ловел, велев ему собрать всех обитателей замка в церкви Уильяма Ловела в день Вознесения{97}97
  День Вознесения – один из двунадесятых праздников, установленный в честь возвращения Иисуса Христа по завершении им земной жизни на Небо. Согласно новозаветному повествованию, Вознесение произошло через 40 дней после Воскресения Иисуса Христа, поэтому день Вознесения празднуется верующими на сороковой день после Пасхи.


[Закрыть]
. Двигались они неторопливо. Мощный жеребец Фрэнсиса шел бок о бок с лошадкой, на которой ехала Анна. Попона и уздечка отливали алым и золотым. Они пересекли мост через Уиндраш, за которым начинались земли Ловела, на день раньше срока, но приходский священник уже стоял у собора, окруженный многочисленными обитателями замка.

Анна и Фрэнсис спешились и вошли в церковь. Неумолимо палящее солнце пробивалось сквозь толстое стекло витража, разбрасывая по стенам янтарные, бирюзовые, красные брызги и ярко освещая алебастровое изваяние на гробнице Уильяма Ловела. Фрэнсис остановился и прижался к каменному колену.

– Здесь похоронен мой дед, Анна. Он построил эту церковь, да и дом – тоже его работа. Он всегда любил эти земли и, когда умирал, утешался тем, что лежать будет здесь.

Снаружи собралась большая толпа – люди пришли встретить молодого хозяина. А подле дома, говорили, будет еще больше. Анна снова села на лошадь, и Фрэнсис повел ее под уздцы. Над ними склонялись могучие вязы; через просветы в густой листве можно было рассмотреть невысокие холмы. На вспаханных полях желтели лютики. Миновав длинный ряд строений, Анна и Фрэнсис подъехали к восточным воротам.

Замок Минстер-Ловел стоял у реки. Стены его покрылись лишайником, а восточное и западное крылья были так широки в размахе, что казалось, хотят обнять весь огромный двор. На крыше из обожженного сланца без устали вращался позолоченный флюгер, золотом отливали при солнечном свете и оконные ставни. Фрэнсис молча впитывал в себя дух окружающего.

– Ничего не изменилось, – сказал он наконец. – Порой мне становилось страшно… Но нет, все так, как было и раньше, точно так.

– Память сердца, – с легкой улыбкой сказала Анна. – А помыться с дороги здесь можно?

Филипп рассмеялся и подал ей руку, помогая сойти с лошади.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю