Текст книги "Белый вепрь"

Автор книги: Мэриан Палмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

– Госпожа Мэг, – мягко произнес он. – Маленькая леди, вам нельзя здесь оставаться. Спускайтесь, я помогу вам.

Трейнор протянул руку. Его глаза уже привыкли к темноте, поэтому он сразу разглядел девочку, которая, как белка, сидела на толстой ветке. Она склонилась вниз, достала до его руки, в этот момент на лицо ее упал лунный свет.

– Я видела, что ты приехал, Грегори, – прошептала Мэг. – И я точно знала, что ты придешь… – Даже при тусклом свете луны было видно, как залилась она от смущения краской. – Грегори, ты приведешь ко мне господина Филиппа? Скажи ему… скажи ему, что это очень важно.

Трейнор поперхнулся. Ему так не хотелось разочаровывать девочку. Наконец справившись с дыханием, он произнес:

– Его нет со мной, госпожа. Филипп остался в Вудстоке.

Маргарэт не шевельнулась, не произнесла ни слова. Трейнор пустился в безнадежные объяснения:

– Госпожа, в Вудсток примчался посыльный от герцога Глостера. Милорд Уорвик и герцог Кларенс пленили короля, тогда милорд Глостер поехал на запад, чтобы собрать отряд и вызволить его. Милорду Глостеру сейчас очень нужны люди, моя маленькая леди, вот он и послал за господином Филиппом. Завтра мажордом поднимет в Уиллоуфорде всех мужчин, способных держать в руках алебарду и лук, – господин уже ждет их в Корфе. Затем-то он и послал меня сюда – доложить миледи и дать команду мажордому.

– Так его… его нет? – медленно проговорила Маргарэт. – И он не вернется?

– Они с герцогом были друзьями в Миддлхэме, – мягко проговорил Трейнор. – И хозяин не может отказать ему, особенно в таком деле.

Трейнор все еще держал девочку за руку: он чувствовал, как похолодели ее пальцы. Этот холод, казалось, пронизывал и его тело до самых костей.

– Вам здесь нельзя оставаться, госпожа Мэг, это опасно. Подумайте о милорде своем отце, ведь он же места себе не найдет, если только узнает… – Трейнор почувствовал, как Мэг передернуло от этих слов, и продолжил твердым голосом: – Ей-богу, отец лучше знает, что нужно маленькой леди. Ведь он же только добра вам желает, правда. А какое чудесное, замечательное место он для вас выбрал, вот уж жаловаться не на что.

Трейнор с опаской ждал, что будет дальше. Он попытался заглянуть ей в глаза, но Мэг отодвинулась в тень.

– Так вы спуститесь? Миледи ничего не узнает, клянусь вам. А здесь вам оставаться нельзя, маленькая леди.

Он снова услышал в тишине неподвижных листьев ее глубокое дыхание. Положив вторую руку на плечо Трейнора, Маргарэт с трудом изменила позу.

– Да, – тихо сказала она. – Да, спускаюсь.

Маргарэт, не высвобождая рук, позволила Трейнору опустить себя на землю.

Глава 3

Уорвик и Кларенс победоносно завершили свой поход в Букингемшире. За несколько дней до этого верные королю войска, предводительствуемые братьями Герберт, сошлись в кровавой схватке с хорошо вооруженными мятежниками с севера. В решающий момент с юга подошли Уорвик и Кларенс, ударили по тылу армии короля – это решило исход дела. Гербертов, которых ненавидели как королевских любимцев, взяли в плен, препроводили в Ковентри и там казнили.

Не ведая пока о том, какая судьба постигла идущие ему на помощь войска, Эдуард осторожно продвигался из Ноттингема на юг. Весть о поражении застала его в пути. Королю показали прокламацию мятежников, одного взгляда было достаточно, чтобы определить, кто ее автор. Этот текст вместил все обиды и претензии Уорвика, непомерные амбиции Вудвилов, в нем чувствовалось огромное влияние и реальная сила фаворитов Эдуарда, которые по сути вытеснили с трона короля и сами стали править страной. Уорвик и Кларенс заговорили в один голос, и, прижатый к стене, король уступил.

Его небольшое войско было быстро рассеяно, оба свояка Вудвил вместе со своим отцом графом Риверсом, спасая жизни, бежали. Они исчезли так быстро, что, когда брат Уорвика архиепископ Йоркский, сверкая доспехами и плюмажем, догнал Эдуарда в Олни, рядом с королем оставались с десяток слуг, гофмейстер{36}36
  Гофмейстер (нем.) – в средние века придворная должность, ведал придворным церемониалом.


[Закрыть] лорд Гастингс{37}37
  Гастингс, лорд – вместе с герцогом Бэкингемом был противником Елизаветы Вудвил, поддерживал Ричарда Глостера. Затем перешел на сторону королевы, был обвинен в измене и казнен. Ричард Глостер даже уверял, что Гастингс вместе с Елизаветой и Джэйн Шор, бывшей любовницей Эдуарда IV, хотели извести его колдовством, повредив левую руку.


[Закрыть] и брат Ричард Глостер.

В самых изысканных выражениях архиепископ пригласил кузена в Ковентри{38}38
  Ковентри – город в Центральной Англии, в графстве Уорикшир. Сложился вокруг основанного в 1043 г. монастыря; в XIII–XVII вв. важный центр торговли и шерстяной промышленности. Во время Второй мировой войны подвергся ожесточенным бомбардировкам германской авиации, был уничтожен знаменитый своими архитектурными памятниками XIV–XV вв. центр города.


[Закрыть]. Бросив взгляд на тяжелые доспехи, в которые была облачена охрана Джорджа Невила, Эдуард улыбнулся и принял приглашение. Его тут же окружили со всех сторон солдаты из графского воинства – Ричард было резко рванулся в сторону, но тут же остановился и убрал руку с меча. Наклонившись в седле, Эдуард весело потрепал брата по плечу и небрежно кивнул на прощанье Гастингсу. В инструкциях, полученных Джорджем Невилом, об этих двоих ничего не говорилось: Гастингса, который никогда не был замечен в особых симпатиях к Вудвилам, Уорвик все еще надеялся привлечь на свою сторону; что же до герцога Глостера, хоть он и оказался более крепким орешком, чем рассчитывал Ричард Невил, ему не было семнадцати, поэтому юношу можно было не брать в расчет. Обоих отпустили на все четыре стороны, а архиепископ, надувшись от самодовольства, отправился со своей добычей в Ковентри.

Едва стук копыт затих, Ричард Глостер и Гастингс, отослав слуг, устроились под деревьями, чтобы спокойно обсудить ситуацию. Переговорив, они отправились каждый в свою сторону – Гастингс на север, Ричард на запад. Посланец Ричарда Глостера, отправленный с поручениями к разным адресатам, жившим в тех краях, потерпел неудачу в Уиллоуфорде и повернул на север. Там рано утром он встретил Филиппа, возвращавшегося домой из Вудстока. Увидев человека в ливрее с символикой Йорков, Филипп решил, что это посыльный с бумагами по делу о его наследственном иске. Ничего не подозревая, юноша взял протянутое письмо, сломал печать, даже не взглянув на нее, расправил лист бумаги. Быстро перевернув его, Филипп увидел четкий росчерк темными чернилами под обычной подписью секретаря. Он нахмурился. Побледнев, юноша вновь перевернул лист бумаги и погрузился в чтение.

Филипп поднял голову.

– Это письмо от герцога Глостера, Грегори, Он на западе и приказывает мне как можно скорее ехать к нему. Времени возвращаться в Уиллоуфорд у меня нет, так что матушке все объяснишь ты. Скажи ей, что я сам пока не знаю, как долго меня не будет, но скоро обязательно дам о себе знать. И пусть все, кто только может, едут ко мне в Корф. Скажи мажордому, что это мой приказ.

Филипп дрожал от возбуждения. Он вспомнил о доспехах: отцовские ему не подходили, так что для начала придется удовольствоваться теми, что найдутся в Корфе, потом он обзаведется собственными – в таком деле никаких денег не жалко. Юноша принялся расспрашивать посыльного о том, как все было, он хотел знать подробности. Тот рассказал много такого, чего герцог не смог написать. Филипп молча слушал, поглядывая на письмо с тяжеловесной печатью – на ней был изображен флагманский корабль адмирала Англии, Ирландии и Аквитании{39}39
  Аквитания – историческая область на юго-западе Франции. В древности – римская провинция, в средние века – герцогство. Была присоединена в 1137 г. к владениям французских, а в 1154 г. – английских королей. В XIII в. называлась Гиень. В 1154–1453 гг. находилась в основном под властью Англии, в 1453 г. была воссоединена с Францией.


[Закрыть] с леопардами и лилиями Плантагенетов на парусе. Печать старая, а девиз, с тех пор как они были в Миддлхэме, изменился: «Loyaute me lie»{40}40
  «Loyaute me lie» (устар. фр.) – «Преданность меня умиляет».


[Закрыть].

Наконец группа всадников разделилась: Филипп, прихватив с собой двух слуг, свернул на юго-запад, в Дорсет, а Трейнор в сопровождении двух оставшихся поспешил в Уиллоуфорд.

Хоть были получены грозные вести, Трейнор, покидая хозяина, не смог сдержать улыбки: уж очень откровенно Филипп радовался тому, что не придется заниматься домашней работой. В последнее время Трейнор с тревогой думал о соблазнах, подстерегающих молодых людей, – им хотелось избавиться от скучных хозяйственных дел, к которым явно не лежала душа. И теперь он испытывал облегчение и радость, тем более что летнее утро было таким приятным и свежим.

На следующий день Филипп добрался до лагеря Ричарда на западе страны, уже смеркалось. Во дворе замка виднелись группы людей, которые возились с упряжью и оружием разных видов. Филиппу сказали, что милорд находится в замке. Помощник кузнеца, стоявший у наковальни, стер обильно струившийся по лицу пот и пошел провожать Филиппа к герцогу.

Лестница, по которой им пришлось подниматься, оказалась крутой и очень узкой, поэтому в сгущающейся тьме Филипп шел на ощупь. У башенной двери стоял человек, он внимательно наблюдал за тем, что происходило внизу, на подступах к мосту. Услышав звук приближающихся шагов, человек обернулся, неуверенным голосом окликнул: «Филипп?» – и протянул руку. Это был Ричард Глостер.

Он стал немного выше ростом, волосы его потемнели, утратив прежний каштановый оттенок, – теперь, пожалуй, Ричарда можно было назвать шатеном. Того полудетского лица больше не было, взгляд стал твердым и настороженным, он словно предупреждал, что молодой человек скорее сомневается в вас, нежели вам доверяет. И выдержка, словно доспехи, всегда была при нем. Юноши обнялись, затем принялись разглядывать друг друга. Ричард произнес, слегка улыбаясь:

– Я еще издали понял, что это вы. В Англии не найдется другого такого джентльмена, который не счел бы для себя зазорным отправиться за границу в сопровождении такой огромной свиты – целых два человека!

Шутка эта была у них в ходу давно, и неудивительно, что Ричард вспомнил ее сегодня. Филипп ответил с улыбкой:

– Так откуда же взять больше? Ваш посыльный перехватил меня по дороге из Вудстока.

– Стало быть, все там разрешилось благополучно? – небрежно бросил Ричард. – Должен сказать, Филипп, что вели вы себя, извините, исключительно глупо: право, я ведь мог и рассердиться, что вы годами не даете о себе знать. И что за охота так долго бороться в одиночку за свои права?

Наступила короткая пауза.

– Вы о Вудстоке? – спросил Филипп и невольно напрягся. – Но откуда же вы знаете об этих делах, милорд?

– А, да ведь Одли заходил ко мне по этому поводу нынче весной, – негромко ответил Ричард, – его беспокоили ваши судебные дела, и, по-моему, не зря. А вы что, не знали о его визите ко мне?

Филипп прикусил губу.

– Да нет, не знал. Я до глубины души признателен Вашему Высочеству… я и без того у вас в неоплатном долгу…

Филипп и сам удивился собственной несдержанности – не следует так демонстрировать свои чувства; он резко оборвал себя. Ричард спокойно произнес:

– Ну, ну, не стоит преувеличивать. К тому же я и сам был рад заняться этим дельцем: ведь вашими противниками оказались Вудвилы. Известно вам это, Филипп? Ваш родич Дженнингс оказался умнее вас – он побеспокоился о том, чтобы улестить графа Риверса задолго до того, как позарился на приданое вашей матери. И на свою долю лорду Риверсу жаловаться бы не пришлось.

Прислонившись к парапету, Ричард положил подбородок на ладони и с хитрым видом наблюдал за собеседником. Луч света со сторожевой башни коснулся его волос, стало заметно, что они все-таки сохранили свой первоначальный каштановый оттенок. Густо покраснев, Филипп не произнес ни слова. Отвернувшись, Ричард снова заговорил, на сей раз другим тоном:

– Если вы думаете, что выиграли это дело только из-за чьего-то желания сделать мне приятное, выбросьте это из головы. Король и сам ужасно разозлился, когда узнал об интригах Риверса. Впрочем, правда и то, что он пальцем не пошевелил бы, если б мне не удалось убедить его в вашей правоте. – Ричард нахмурился и замолчал, лишь постукивал пальцами по парапету. – Думаете, вы один такой? Вудвилы никому не дают покоя. Они превратили двор в помойную яму, они, словно ящерицы какие-то, всюду ползают, попирая справедливость. Похоже, во всей Англии не найдется места, где бы они не оставили свой грязный след. Риверс – это только Риверс, но так происходит всегда и повсюду.

– Но если это действительно так, милорд, – нахмурив брови, сказал Филипп, – то почему же вы здесь? Ведь мятежники утверждают, что цель у них единственная – освободить короля от влияния жены и ее родни.

– Вы что же, за дурака меня принимаете? – бросил через плечо Ричард. – Самих-то мятежников, возможно, и убедили в том, что они подняли меч именно против фаворитов моего брата, но у графа Уорвика совсем иные цели. Вы уж поверьте мне, за три года я достаточно хорошо понял, что на самом деле нужно моему кузену Уорвику.

– Его Королевское Высочество Кларенс, – осторожно заметил Филипп, – как будто не разделяет вашего мнения.

После продолжительного молчания Ричард произнес только одно короткое слово: «Нет». Равнодушно и бесцельно он смотрел вниз, где в густых сумерках дорога у моста круто сворачивала в сторону. Лето выдалось жаркое, воды во рву почти не осталось, по краям, в грязи, ползали мухи. Одна залетела сюда. Ричард прихлопнул ее и повернулся к гостю.

– Филипп, через несколько дней я еду к Гастингсу: он на севере, собирает отряды. Поедете со мной?

Щелкнув хлыстом по сапогу, Филипп улыбнулся:

– А зачем бы иначе я оказался здесь?

– Времена смутные, и я не могу поклясться, что на службе у меня вы непременно выиграете.

– А я и не ищу выигрыша, милорд.

Они посмотрели друг другу в глаза, неожиданно Ричард широко улыбнулся.

– Право, Филипп, вы ни капельки не изменились. Знаете, мне иногда так не хватает Миддлхэма. Между прочим, здесь Роб Перси – видели его внизу? Ладно, пошли ко мне, выпьем по стакану вина.

Ричард двинулся к лестнице. Плащ его остался на парапете, Филипп, следуя за господином, поднял его. Шерсть пахла густой смесью трав и жарким солнцем. Пройдут годы, но запомнятся ему и этот запах, и то, как спускались они по лестнице.

В тот самый вечер, когда Филипп Ловел появился в Корфе, граф Уорвик и король Эдуард сидели друг против друга в Ковентри. Это была встреча, к которой Уорвик, не отдавая себе отчета, напряженно готовился. Но Эдуард приветствовал его вполне дружески, без слов подписал кучу документов: дарственных сподвижникам Невила, назначений людям Невила, – все бумаги были подготовлены служащими графа. Без намека на негодование или раздражение король воспринял и замену его личной прислуги на бдительных слуг графа. Тактика Эдуарда была проста: необходимо убедить тюремщиков, что он может быть такой же безвольной и послушной марионеткой в их руках, как и Кларенс, его нетерпеливый наследник. Эдуард хорошо понимал, что его ждет, если сделать этого не удастся. Однако Уорвик для пущего спокойствия решил перевести кузена в графский замок, еще через пару недель ему пришло в голову, что в Миддлхэме будет куда надежнее. Поэтому он сам довольно быстро переправил короля на север, в Уэнслидейл. Создавалось впечатление, что он полностью контролирует и короля и королевство; Уорвик не отказал себе в удовольствии казнить у городских стен тестя короля Эдуарда – графа Риверса, а также одного из его сыновей, взятого в плен в Чепстоу. Уорвик с удовольствием выслушал и переданные ему с глазу на глаз пожелания успехов от самого Людовика{41}41
  Людовик XI – См. коммент. к стр. 13 /В файле – комментарий № 21 – прим. верст./.


[Закрыть] – тот слишком долго укрывал во Франции Маргариту Анжуйскую, изгнанную королеву из рода Ланкастеров, и ее сына, чтобы не радоваться теперь трудностям Йорков. Но поступали сообщения и о бунтах в южных графствах, население которых, похоже, не ведало, что повиноваться теперь нужно не королю Эдуарду, а его тюремщику. Парламент же, который Уорвик намеревался использовать для подтверждения своих полномочий, оправдал его самые смелые ожидания.

Наступил сентябрь, смутный и беспокойный. До Уорвика дошли неприятные известия с севера: среди Ланкастеров началась смута, инспирированная одним из его родственников. Граф был в ярости. Наблюдая издали за действиями своего знаменитого родственника, Хамфри Невил решил, что наконец-то пришло его время действовать. Но когда Невил обратился к армии с призывом последовать за ним, Уорвик обнаружил, что летняя кампания привела к катастрофе. Намерения графа Уорвика вызывали все больше подозрений у людей, поднялся ропот, многие открыто отказывались вставать на сторону Невилов до тех пор, пока не получат объяснений, каковы их позиции и цели. Они – подданные короля и за оружие взялись только для того, чтобы избавить Эдуарда от дурных советчиков. Эта задача выполнена, и, если король скажет, что нуждается в их помощи, они тут же станут под знамена.

В конце концов на переговоры в Миддлхэм отправился архиепископ Йоркский. Он нашел короля в большой гостиной, беззаботно играющим в мяч со смуглолицым юношей – кажется, это подопечный графа, его зовут Фрэнсис Ловел. Сцена была почти пасторальная: мирная игра, под рукой слуга, всегда готовый наполнить королевский кубок, приятно потрескивают дрова в камине. Джордж Невил подумал, что вряд ли в планы его брата входило создавать своему гостю такую теплую, уютную, домашнюю обстановку. Эдуард, однако же, был до слащавости любезен; он с готовностью согласился поддержать требования кузена в обмен на более подходящее жилище. В качестве такового он назвал Понтефракт, его личный замок рядом с Йорком. Кроме того, замок находился там, где сходились все нити королевских связей, где под рукой были друзья, всегда готовые связаться с ним. Архиепископ, фактически припертый к стене, вынужден был согласиться.

Несколько дней спустя Эдуард въехал в Йорк. Чтобы засвидетельствовать свою преданность королю, сюда пришли и ремесленники и дворяне, многие прибыли издалека. Северяне, увидев, что король снова с ними, как верные солдаты, готовы были служить ему. Хоть ситуация складывалась отнюдь не в его пользу, Уорвик утешал себя тем, что его второе воззвание имело такой же эффект, как и первое: с каким-то поразительным рвением шли за ним новобранцы. И через несколько часов после того, как король прибыл в Понтефракт, его кузен быстро двинулся на север, возглавляя армию. Невил был облачен в алый камзол с символикой Йорков. Ему было приятно думать о том, что Хамфри Невил должен будет сознаться в том, что совершил огромную ошибку. Скоро ужасное возмездие в лице графа Уорвика настигло мятежного Невила и его банду. Войско Уорвика налетело на мятежников как вихрь: тем только и оставалось, что бросить оружие и сдаться. В течение нескольких дней были безжалостно подавлены последние очаги сопротивления восставших, а главаря в оковах доставили в Йорк, он должен был держать ответ за предательство. Король Эдуард не отказал себе в удовольствии приехать сюда из Понтефракта: вместе с кузеном Уорвиком стоял он на возвышении, с которого открывалась площадь, и совершенно невозмутимо следил за происходящим. Хамфри Невил неверно сыграл свою партию и теперь должен был за это поплатиться жизнью. Взлетел и опустился топор, толпа шумно вздохнула и умолкла. В этой тишине был слышен подавленный вздох – он исходил от юноши, стоявшего позади короля.

– Постыдись, Фрэнсис. Тебе что, дурно сделалось при виде крови предателя? – Эдуард сказал это не поворачивая головы, а молодой человек поспешил возразить:

– Нет, Ваше Величество. Но он еще шевелится…

– Заслуженный конец гнусного предателя, – холодно произнес Эдуард. – Слишком много людей погибло из-за него, и мне его ничуть не жалко.

Фрэнсис вздохнул и ничего не сказал. Спина у него была совершенно мокрой. Он не отрываясь смотрел на сколоченные трибуны и по реакции зрителей понял, когда экзекуция была закончена.

Прозвучали трубы: герольды произнесли традиционные слова. Ощущая на себе остановившийся взгляд Хамфри Невила, чья голова плыла за ним высоко на шесте, граф Уорвик провел своего кузена-короля через восторженную толпу к городским воротам Йорка. Тут, в теплой атмосфере искренности и доверия, Эдуард расстался со своими верными родичами. Он попросил графа присоединиться к нему в Понтефракте. «С ним будет куда приятнее и веселее, – думал Эдуард, – чем с этими угрюмыми солдатами-стражниками». Уорвик пожал плечами и кивнул в знак согласия.

Вскоре Уорвик узнал, что в Йорке, недалеко от плахи, в толпе зевак видели человека, облаченного в платье со знаками отличия Бэкингемов. Прощаясь с кузеном, Уорвик мучительно гадал, что могло понадобиться слуге Гарри Стаффорда в сотнях миль от поместий его юного хозяина, находящихся на западе. Бэкингем был еще совсем юн, не старше Ричарда Глостера. Но после наследников по линии Йорков и Ланкастеров он был первым принцем крови. И если английская знать, которая еще совсем недавно была в основном сторонницей Ланкастеров, а теперь, после поражения, растерянна и деморализована, поднимет голову и вмешается в междоусобицу Йорков, то имя Стаффорда вполне может стать знаменем. Напряженно думая обо всем этом, Уорвик вспомнил и о герцоге Кларенсе, мрачно ожидавшем его в Шериф-Хаттоне. Он ведь рассчитывал, что получит корону брата, теперь же придется мириться со второстепенной ролью в спектакле, разыгранном Уорвиком. Кларенса тоже нельзя сбрасывать со счетов – люди за ним пойдут. Такие тяжелые мысли не покидали графа на протяжении всего пути, пока к полудню он со своими измотанными спутниками не подъехал к замку Шериф-Хаттон.

Ричард Невил размышлял о том, куда мог отправиться герцог Бэкингем – то ли он у себя дома, то ли находится на севере страны (только что ему там делать?). Но как бы там ни было, мрачно пообещал он себе, герцогу Кларенсу ни за что не удастся ускользнуть незамеченным из своего нынешнего укрытия и уж тем более вновь припасть к груди короля Эдуарда.

Примерно через час после того, как Эдуард покинул Йорк, через ворота Майкла проехал неприметный всадник и галопом пустился за королевской процессией. Эдуард, напротив, ехал не спеша, и после полудня Фрэнсис Ловел смог догнать кавалькаду и незаметно подъехать к королю. Эдуард встретил его упреком – почему молодой человек не покинул Йорк вместе со всеми. Удовлетворив этим резким выпадом бдительность шпионов Уорвика, Эдуард спокойно продолжал путь. Сменив гнев на милость, он дружелюбно кивнул ослушнику, подзывая его к себе. Пришпорив лошадей, они немного оторвались от остальных. Казалось, король никак не может удобно ухватиться за поводья. Он наклонился, словно желая посмотреть, в чем дело, и Фрэнсис, чинно ехавший рядом, сразу уловил его вопрошающий взгляд.

– Все в порядке, сир, – шепнул он. – Как только вы уехали, я обменялся парой слов с герцогом Бэкингемом. Сегодня вечером он встречается с сэром Джоном Хауардом. Я как раз уезжал, когда появился милорд Эссекс, а граф Уорвик и архиепископ, как мне сказали, что есть духу поскакали в Шериф-Хаттон.

Эдуард задумался.

– Боюсь, они что-то пронюхали. В таком случае пусть Бог дарует нашим друзьям крылья. Сегодня перед сном тебе следует усердно помолиться, Фрэнсис, да и мне тоже. – Устремив взгляд в сторону видневшихся на горизонте холмов, он задумчиво добавил: – И смотри, для тебя же лучше, если граф Уорвик не узнает, чем ты занимался сегодня. Конечно, я буду защищать тебя, поскольку это в моих силах. Но могу-то я пока не слишком много: официально он по-прежнему твой опекун, и это, не забывай, часть нашей с ним сделки. Я должен отвоевать свои позиции постепенно, шаг за шагом, так, чтобы не спугнуть его и не заставить схватиться за оружие. Понимаешь?

Фрэнсис слегка кивнул.

Обитателям поместья Ричард Невил, граф Уорвик, казался фигурой легендарной и внушающей священный трепет. Куда он уезжает, когда вернется – такие вопросы и в голову никому не приходило задавать, ведь не задают же вопросов, скажем, планетам, отчего они обращаются именно по такой орбите. Волю свою граф изъявлял, как правило, через помощников, и было уж совсем маловероятно, что он изволит когда-нибудь спуститься с Олимпа и заняться своими подопечными. Примерно это Фрэнсис и сказал королю. Но Эдуард лишь покачал головой, явно не разделяя такого оптимизма. Опыт общения с кузеном научил его помнить о том, что граф Уорвик ничего не упускает из поля зрения.

– Не пойму, – в голосе Эдуарда прозвучало неподдельное любопытство, – зачем тебе понадобилось так рисковать. Риск ведь и впрямь велик, а ведь, насколько я помню, твой отец был верным слугой Ланкастеров. Так что тебе за дело до наших, Йоркских, проблем?

Фрэнсис смущенно отвел взгляд. За возможность, даже самую малую, принять участие в делах Ричарда Глостера он без раздумий отдал бы половину своего состояния, только признаваться в этом он никому не хотел. Вот и сейчас, ухмыльнувшись, он заметил лишь:

– А почему бы и нет? Милое дело – насолить родственникам жены.

Эдварда такой ход мысли позабавил.

– Это тебе удалось, ничего не скажешь. Но дело в том, что Фитцхью такие же враги Йоркам, как и иные из твоих родичей, дорогой мой Фрэнсис. Они сделались верными Ланкастерам задолго до того, как твой уважаемый тесть вошел в союз с Невилом. Не сомневаюсь, что в глазах многих ты нашел себе подходящую жену.

Юноша слегка покраснел.

– Это был не мой выбор, сир.

– Не твой, это уж точно… если на то пошло, то прежде всего мой, – добродушно усмехнулся король. – И граф Уорвик извлек из этого брака ничуть не меньше, чем я, за что, наверное, до сих пор благодарен мне. И все же… – Эдуард свел брови. – Да, в последнее время он крепко дружит со старыми ланкастерцами. Странно, не могу понять, отчего он к ним переметнулся. Вот уж никогда не ожидал от него такой глупости: да разве Маргарита Анжуйская простит когда-нибудь, что он во всеуслышание назвал герцога Сомерсета отцом ее сына?{42}42
  «…да разве Маргарита Анжуйская простит когда-нибудь, что он во всеуслышание назвал герцога Сомерсета отцом ее сына?..» – Маргарита Анжуйская (1430–1482) – супруга английского короля Генриха VI Ланкастера, вдохновительница ланкастерской партии в борьбе за трон с йоркской династией в войне Алой и Белой розы. После поражения в 1461 г. попала в плен к Йоркам. Через пять лет ее выкупил Людовик XI, и она вернулась во Францию. Король Генрих VI с малолетства считался психически ненормальным, вел себя странно и не проявлял способностей к ведению государственных дел. Власть над слабоумным королем взяли его жена Маргарита и ее фавориты. Единственного сына и наследника Генриха Эдуарда не считали его ребенком. Поговаривали даже, что сам Генрих, узнав о рождении сына, заявил, что он появился на свет при помощи Святого Духа.


[Закрыть]

Солнце медленно уходило за горизонт, тени удлинялись. Фрэнсис украдкой разглядывал едущего рядом с ним короля – лицо его наполовину было скрыто небрежно завитыми каштановыми волосами. Умное, чувственное лицо. Лицо человека беспощадного, привыкшего во всем идти до конца. Это лицо никогда не выражало подлинных чувств. Три-четыре месяца, проведенные Фрэнсисом Ловелом рядом с Эдуардом, безусловно, в какой-то степени сблизили их, но далеко не настолько, чтобы он мог точно ответить на вопрос: «Какой он, король Эдуард?»

Впереди лежал Понтефракт. За крепостными стенами виднелись тесно прижатые друг к другу черепичные крыши домов. Над ними возвышалась старая нормандская церковь. С последними лучами солнца всадники поднялись на крепостной холм, ворота за ними опустились.

Не прошло и недели, как на штурм той же высоты отправился граф Уорвик. Кортеж графа сильно растянулся, замыкали его ехавшие бок о бок Кларенс, которому явно не нравилось все это предприятие, и архиепископ Йоркский, готовый, казалось, в любую минуту вцепиться в локоть своему молодому спутнику. Не обращая внимания на отставших, Уорвик въехал во двор и, отмахнувшись от поклонившегося ему сенешаля{43}43
  Сенешаль (фр.) – в южной части средневековой Франции королевский чиновник, глава судебно-административного округа (сенешальства). На севере Франции ему соответствовал бальи. Должность сенешаля была упразднена во время Великой французской революции.


[Закрыть], потребовал провести его к кузену.

Он нашел короля на западной стороне крепостной ограды. Прислонившись к стене, король смотрел вдаль, на вершины Пеннинских гор{44}44
  Пеннинские горы – находятся в северной части Англии; их протяженность с севера на юг около 250 км., высота до 893 м. (г. Кросс-Фелл).


[Закрыть]. Увидев запыхавшегося Уорвика, он обернулся и тепло поприветствовал гостя:

– Вот это да, а я, кузен, сегодня и не ждал вас. Ваша Светлость явно куда-то торопится. У нас что, новый мятеж где-нибудь начался?

Уорвик предпочел не замечать иронии и отрывисто проговорил:

– Я был бы признателен, если Ваше Величество отправитесь со мной. Мы сию же минуту едем в Миддлхэм.

– Боюсь, не получится, милорд, – мягко ответил Эдуард.

Уорвик сделал шаг вперед.

– Вашего мнения я не спрашиваю, кузен, – негромко сказал он. Лицо его окаменело, в нем читалась открытая угроза, но взгляд оставался спокойным и неподвижным.

– Это я понимаю. Но, может, вам стоит поговорить с графом Эссексом? Он внизу, отдыхает в большом зале. Там с ним Хауард и Маунтджой. Боюсь, что ваши планы станут для них совершенным сюрпризом.

Уорвик буквально застыл на месте, не в силах произнести ни слова. В этот момент с ближайшей крепостной лестницы вихрем слетел Фрэнсис Ловел и бросился к королю:

– Сир, к нам едут герцог Бэкингем и милорд Арундел.

– Спасибо, Фрэнсис, – спокойно сказал король, и только сейчас юноша заметил, что он не один.

Все еще тяжело дыша, он пробормотал слова извинения и собирался было уйти, как его пригвоздил к месту ледяной, но ровный голос Уорвика:

– Одну минуту, Фрэнсис.

Юноша остановился, вопросительно посмотрел на графа и неуверенно сделал шаг в его сторону.

– Милорд? – Сердце Фрэнсиса колотилось изо всех сил, но ему и в голову не пришло хотя бы взглядом просить Эдуарда о помощи. Неисправимый реалист, он знал, что таковой не будет.

Приблизившись к Фрэнсису, Уорвик схватил его за плечи и развернул лицом к солнцу.

– А я как раз вспоминал тебя, Фрэнсис. Когда Его Величество несколько дней назад уезжал из Йорка, я тебя с ним не видел. Не откажи в любезности сказать, чем ты занимался?

Фрэнсис открыл рот, помолчал, словно решая, что сказать, затем откашлялся и дерзко заявил:

– По девицам ходил.

Ничего лучшего ему в голову не пришло.

– Не пытайся играть со мной в игры, мальчишка. Что тебе понадобилось в Йорке? – сурово повторил граф.

Фрэнсис неожиданно покрылся румянцем. Так захотелось бросить в лицо этому графу Уорвику, что не ему, выскочке из Йоркшира, чей род не насчитывает и двух поколений, вышедшему буквально из грязи в князи, поучать потомка баронов Ловелов, которые владели землями с далеких времен нормандских завоеваний{45}45
  «…с далеких времен нормандских завоеваний…» – Автор имеет в виду нормандское завоевание Англии в 1066 г., когда норманны во главе с герцогом Нормандии Вильгельмом (1027 или 1028–1087 гг.) вторглись в Англию. После победы в битве при Гастингсе над англосаксонским королем Гарольдом Вильгельм стал королем Англии (Вильгельм I Завоеватель).


[Закрыть]. С трудом подавив в себе это желание, Фрэнсис сказал:

– После того как Его Величество уехал из Йорка, я час провел в Голубятне. Там есть девица, ее все зовут Грязнуля Долли, она должна меня запомнить. Почему бы вам прямо ее и не спросить? Так и называйте ее – Грязнуля Долли, ей это нравится!

– Фрэнсис! – прозвучало хлестко, как удар кнута, и речь юноши оборвалась. Фрэнсис уловил резкое движение руки Уорвика, инстинктивно попытался увернуться, но тут же ощутил на плече тяжелое прикосновение. Его с силой прижали к стене. Он задрожал всем телом, закусил нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы. Ему было страшно – граф, похоже, готов был сбросить его со стены. Все молчали. Фрэнсис слышал над собою ровное дыхание Уорвика и ощущал на себе его взгляд. Лицо графа превратилось в маску с остекленевшими глазами. Уорвик резко оттолкнул юношу.

– Можешь идти. Но будь готов, я скоро пришлю за тобой.

Эдуард все еще стоял прислонившись к парапету. Казалось, он всецело был поглощен золотым кольцом, которое вертел на большом пальце. Он вроде и не заметил поспешного ухода Фрэнсиса. Но едва шаги юноши затихли, сказал абсолютно равнодушно:

– Я совершенно с вами согласен, кузен. Непростительное поведение. – Он искоса посмотрел на Уорвика и продолжал тем же тоном: – Я и понятия не имел, чем он занимался, пока мы были в Йорке. Если он действительно ходил в этот вертеп, как они его там называют, Голубятня, что ли, то могу лишь выразить сожаление, что уделял ему так мало внимания, пока мы были рядом. Ведь он там свободно мог заразиться, а то и горло, глядишь, перерезали бы…

– Кузен, – спокойно проговорил Уорвик, – разве я так похож на дурака?

Выковыряв из стены кусок известки, Эдуард бросил его вниз и стал наблюдать, как он летел и шлепнулся в ров с водой, подняв брызги.

– Ну что вы, милорд, мне и в голову такое не могло прийти, – неторопливо вернулся он к разговору. – Но боюсь, если вы устроите налет на злачные места Йорка в поисках шлюхи по имени Грязнуля Долли, именно так вы и будете выглядеть. – Уорвик крепко сжал зубы, а король неторопливо продолжал: – Не забывайте о своем достоинстве, милорд. Подумайте, как эта история может прозвучать в Лилле, при дворе герцога Бургундского, который вам далеко не друг. Будут говорить, что граф Уорвик позволил своему кузену проскользнуть между пальцев и затем еще обвинил его в своих собственных упущениях. Подумайте и о своих врагах при дворе Людовика: там тоже будут с удовольствием смаковать эту историю, ведь, как вы знаете, у Людовика своеобразное чувство юмора. Ну и наконец, лондонские стихоплеты тоже не упустят шанса, уж они-то конфетку сделают из этой истории.