Текст книги "Белый вепрь"
Автор книги: Мэриан Палмер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)
У Фрэнсиса на этот счет не было никаких сомнений. Нетерпеливо пробираясь через толпу, собравшуюся у Нового дворца, он заметил впереди маркиза Дорсета и его брата, Ричарда Грея. Пробили часы Тауэра, и сквозь постепенно затихающий звон Фрэнсис услышал:
– Не забывай меня, брат, когда обоснуешься в замке Уорвик.
Это была самая надежная крепость герцога Кларенса, доставшаяся ему в качестве приданого жены. Фрэнсису уже приходилось слышать о притязаниях маркиза, но он считал, что тот слишком оптимистичен в оценке влияния и возможностей матери. Не может быть, чтобы Эдуард, даже при всей своей любви к миру, поселил этого вонючего щенка в замке Уорвик!
Из мрачной задумчивости Фрэнсиса вывел негромкий голос:
– Да, дорогой мой родственник, времена наступают скверные.
Почувствовав легкое прикосновение, Фрэнсис нехотя обернулся. К Его Высочеству Бэкингему он никогда не испытывал особого расположения, хотя они были отдаленными родственниками. А сейчас, оказавшись случайным свидетелем беседы братьев и ужасно всем этим раздраженный, Фрэнсис вовсе не испытывал никакого желания поддерживать разговор. Бэкингем, явно не замечая этого, дружески взял Фрэнсиса за руку и жестом отослал многочисленную свиту. Не спуская многозначительного взгляда с удалявшихся августейших братьев, Бэкингем повторил со вздохом:
– Да, очень скверные времена. Если бы кто-нибудь год назад сказал мне, что Кларенс очутится в таком положении, я бы рассмеялся ему в лицо. Право, рассмеялся бы.
Постепенно закипая, Фрэнсис сухо заметил:
– Да неужели? А я-то слышал, что вам предстоит быть председателем суда пэров и выносить приговор, если, конечно, Кларенса признают виновным.
Бэкингем взглядом остановил собеседника.
– Все мы на службе у короля. Вы что, предпочли бы, чтобы на моем месте оказался герцог Глостер?
Фрэнсис промолчал.
– Да, – продолжал Бэкингем, – я ведь даже не спросил, как вам здесь нравится. Иногда при дворе чувствуешь себя как в театре – так много смешного. С миссис Шор уже встречались? Забавная штучка; говорят, Дорсет положил на нее глаз. А раньше, пока ее… не заметил король, она выказывала расположение Гастингсу. Как, право, все переплелось, Фрэнсис! Теперь Гастингс – тесть Дорсета. И если миссис Шор понесет, то что же выходит? Гастингс будет то ли отцом, то ли дедом? Наверное, целое собрание кардиналов потребуется, чтобы решить этот вопрос. Я спросил у кузена Глостера, но он, похоже, в этом деле не очень-то силен.
Невольно улыбнувшись, Фрэнсис проговорил:
– Такие шутки не в его вкусе.
– Совсем наоборот, – рассмеялся в свою очередь Бэкингем. – Вся эта история немало его позабавила. Ага, дорогой мой кузен… – Фрэнсиса явно повысили в звании, но он, неблагодарный, только иронично скривился. – Вот вам и принц! Для Кларенса настали скверные времена, и нетрудно угадать, чем все это кончится. А как подумаешь, что, если бы не эти два недоноска, которыми мадам Елизавета одарила нашего короля…
Во дворе было полно народа, и Фрэнсис поспешил положить конец этим откровениям:
– Тише, милорд, во имя всего святого, тише! Вы что, хотите, чтобы герцог Глостер оказался на месте Кларенса?
Бэкингем не мигая смотрел на Фрэнсиса своими блеклыми глазами.
– О чем вы, кузен? Вы же прекрасно понимаете, что я имею в виду. А имею я в виду – Бог свидетель – всего лишь то, что милорд Глостер – это принц, которому мы должны служить верой и правдой.
Фрэнсис хотел было заметить, что в представлении герцога Бэкингема верная служба всегда связана с собственными интересами, но удержался. Знатный родич все более и более вызывал у него антипатию, и, когда за ужином Филипп принялся шутить, мол, вон какие люди ищут его общества, Фрэнсис раздраженно бросил в ответ:
– Право, не пойму, что Глостер нашел в этом малом. Когда я впервые увидел Бэкингема в Миддлхэме, сразу вспомнил о Кларенсе.
– В самом деле? И я тоже, – задумчиво сказал Филипп.
Вечером, когда король удалился в свои покои, герцог Глостер стремительно прошагал через переполненную приемную и вошел в спальню Эдуарда.
– Прошу Ваше Величество уделить мне несколько минут, – отрывисто сказал он.
Столь вызывающее нарушение порядка никому бы с рук не сошло, но Ричарду, казалось, на это было наплевать. Эдуард, уже скинувший камзол, помолчал секунду, затем кивнул слугам. Ожидая, пока те покинут спальню, Ричард рассеянно возился с апельсином. Кровать короля была уже приготовлена для сна: балдахин слегка приспущен, толстое горностаевое одеяло откинуто. На огромной подушке рядом с кроватью сверкала, переливаясь всеми цветами и оттенками, королевская корона. Старая традиция класть корону у королевского ложа в Вестминстере до сих пор сохранялась, хотя в Гринвиче и Шене от нее уже отказались.
Дверь закрылась, и король нетерпеливо спросил:
– Ну, что там?
Бросив апельсин, Ричард заговорил:
– Извини, что врываюсь так поздно, Нед, но это, кажется, единственная возможность поговорить наедине. Речь идет о Джордже.
Эдуард молча побарабанил пальцами по столу. Дверь в соседнюю комнату – королевскую уборную – была приоткрыта. Ричард со стуком захлопнул ее и прислонился к деревянной панели.
– Как будет сформулировано обвинение, Нед?
– Предательство интересов нации, – хладнокровно, не двигаясь с места, ответил Эдуард.
Наступило недолгое молчание. Первым его нарушил Ричард.
– Полагаю, – осторожно заметил он, – что не слишком-то хорош тот закон, который совокупность мелких нарушений судит строже, чем каждое в отдельности.
– Мелких нарушений? Право, Дикон, ты прямо-таки всепрощенец. Энкэрет Твайнихо приговорили к смерти на основании совершенно абсурдного обвинения. Изабелла Невил, и это прекрасно известно всем, кто был рядом с ней, умерла от туберкулеза. Но поскольку Джорджу просто необходим какой-нибудь не названный, заметь, по имени враг, который якобы ни перед чем не остановится, лишь бы нанести ему ущерб, он заявляет, что его жену отравили, и посылает служанку на виселицу, будто он король и ему дано право…
– Этого поступка я не оправдываю. Он должен понести наказание.
– Будто он король! – повторил Эдуард. – Ты что же думаешь, я слепой? Он считает, что до короны ему остался лишь один шаг, и, если бы я ничего не предпринимал, он бы уже давно с удовольствием надел ее себе на голову.
– Это невозможно доказать.
– Ничего, скоро докажем. Отчего, ты думаешь, ему так приспичило жениться на Бургундке? Это только трамплин для следующего прыжка, Дикон. Мне говорил об этом Людовик – да, впрочем, я и сам знаю.
– Но это еще никакое не предательство. Ты отказал Джорджу и предложил руку Марии Бургундской своему шурину Риверсу.
– Я знал, что она откажется, – невольно усмехнулся Эдуард. – Бесс нужна была своему брату, это понятно.
– Какое разочарование, – насмешливо заметил Ричард. – Ты что же, собираешься утолить ее печаль, предложив состояние нашего брата ее щенкам? Дорсет, насколько мне известно, уже называет себя лордом Уорвиком.
– Таких обещаний я не давал и давать не собираюсь. – Эдуард нахмурился. – Собственность Джорджа, как личности, виновной в предательстве интересов нации, переходит к короне. Впоследствии замок Уорвик будет передан его сыну.
– …Которого ты отправишь на тот свет, не успеет он и глазом моргнуть. – Несколько мгновений они пожирали друг друга глазами, словно бойцы, готовые ринуться в схватку. Затем Ричард снова заговорил:
– Джордж каким был, таким и остался. Так с чего это ты взъелся на него именно сейчас? Признаю, от него много неприятностей. Но какую угрозу таят для тебя безумные мечтания этого пьянчужки?
Снова наступило молчание. При пламени свечей четко выделялся, отбрасывая тень на покрытые гобеленами стены, профиль Эдуарда. В конце концов он заговорил.
– Насчет пьянства ты прав – должно быть, его поставщик – человек не бедный. За последние два года я ни разу не видел Кларенса трезвым. – Он помолчал немного, оценивающе глядя на свои кольца. – Это верно, я долго терпел его выходки. Тебе это известно лучше других. Но всякому терпению приходит конец. А с чего это ты ходатайствуешь за него? – внезапно раздражаясь, спросил Эдуард. – Сколько выгодных дел у тебя сорвалось из-за него! И разве он тебе друг? Вспомни-ка, что за мир в семье и за Анну, которая тебе нравилась, пришлось – тебе же самому! – заплатить большой частью жениного приданого.
– Полагаю, я знаю его куда лучше, чем ты, – мы ведь росли вместе в Фозерингэе, пока ты был с нашим отцом. Я, бывало, бегал за мячами и носил ему стрелы, когда он занимался всякими играми и стрельбой. Боже, чего только я в детстве из-за него не пережил! – По лицу Ричарда пробежала и тут же исчезла беглая улыбка. Помолчав, он снова заговорил, но теперь уже иным тоном: – Когда я могу повидаться с ним, Нед?
Взяв со стола ножичек и тщательно полируя им ногти, Эдуард ответил:
– Не вижу в этой встрече никакой необходимости.
– Необходимости? Да ни о какой необходимости я и не думал…
Эдуард промолчал. Ричард вплотную приблизился к нему.
– Где ты его держишь, Нед?
Едва сдерживая гнев, Эдуард ледяным тоном ответил:
– Оставь свои подозрения, Дикон, я их не заслужил. У Джорджа в Тауэре есть все, что ему надо, даже вина вдоволь, насколько мне известно. Если ты думаешь, что твое появление прольет бальзам на его раны, то заблуждаешься – он тебя не любит.
– Я хочу его видеть. Ты что же, не позволишь мне этого?
– Я уже сказал, что не вижу в этом необходимости. По-моему, уже достаточно. Сейчас к Кларенсу не пускают посетителей, да, насколько я знаю, он и не хочет никого видеть. Быть может, после суда у нега будет больше тяги к компании.
– О Боже, Нед, ты же вовсе изолировал его от мира! Это на тебя не похоже. Думаешь, я не узнаю, чья это рука? Они долго ждали, эти распутники и кровососы, и вот дождались: пришла пора взять реванш за Чепстоу{126}126
Чепстоу – город в Западной Англии.
[Закрыть], когда Уорвик и Джордж так унизили тебя! Неужели ты по-настоящему оплакивал тогда своего тестя и его сына? Да в жизнь не поверю. Я же видел – ты и пролил-то всего две-три слезинки. И неужели можно так поддаться влиянию женщины, чтобы пойти против собственной крови, против крови отца…
– Эй, поосторожнее в выражениях! – перебил его Эдуард.
– Поосторожнее в выражениях! Все эти годы я был достаточно осторожен, осторожнее некуда. Так что же, прикажешь терпеть до конца жизни?
– Попридержи язык, говорю тебе!
Эдуард стремительно распрямился, на висках у него надулись вены, он резко бросил руку в сторону, указывая на блестящий кружок рядом с изголовьем.
– Может, ты и впрямь некоронованный король Северной Англии, Дикон? Но вот что я тебе скажу: это я тебя поднял на такую высоту, а ведь могу и опустить. Мне давно уже советуют сделать это. – Тяжело дыша, король замолчал. Его брат весь напрягся и, внезапно склонившись в глубоком поклоне, отошел к двери, дрожащей рукой открыл ее:
– В этом я не сомневаюсь. Прошу передать мои наилучшие пожелания Ее Величеству – моей великолепной свояченице. Только не забудьте – я не граф Десмонд, да и не Джордж Кларенс. С разрешения Вашего Величества…
Все еще тяжело дыша, Эдуард коротко кивнул, а Ричард, выходя в переполненную приемную, едва не упал, споткнувшись о скрюченную фигуру привратника, сторожившего вход в спальню. Тот вскочил со словами извинения. Прямо за ним, все еще напряженно вытянув шеи – явно подслушивали, – стояли маркиз Дорсет и его брат Ричард Грей. На их лицах было написано удовольствие пополам с любопытством.
Привратник потянулся было прикрыть дверь.
– Вы мешаете мне пройти, господин маркиз, – сказал Ричард, не двигаясь с места. Голос его звучал негромко, но Фрэнсис, незаметно поджидавший герцога Глостера в стороне, знал, что он едва сдерживается. Дорсет заколебался было, но затем, прищурившись, сделал шаг в сторону. Весь полыхая, Ричард Грей последовал примеру Дорсета. Глостер постоял немного, переводя взгляд с одного на другого, затем круто повернулся и пошел быстрыми, тяжелыми шагами.
Пришли и миновали рождественские праздники, до предела наполненные различными пирушками. В январе пышно отпраздновали свадьбу малолетнего герцога Йорка, его жене едва исполнилось шесть. На следующее утро герцог Кларенс предстал перед судом пэров.
Суд был недолгим и шумным. В небольшой, до отказа наполненной комнате брат шел против брата, обвинения сыпались одно за другим.
Кларенс знал, что обречен, и все равно дрался, как раненый зверь, стараясь выскользнуть из сетей, все сильнее опутывавших его. Когда в конце концов он в отчаянии закричал, что король сам должен доказать правоту своего дела, сойдясь с подсудимым в смертельном поединке, лицом к лицу, никто даже не среагировал на эти слова. Непреклонные лорды признали Кларенса виновным по всем статьям, и герцог Бэкингем вынес смертный приговор.
Потянулись дни томительного ожидания. Указ о приведении приговора в исполнение лежал неподписанным на столе короля. Ричард Глостер бродил по двору, словно тень. В своем унылом уединении Цецилия Йорк молилась и оплакивала судьбу сына. Однажды вечером в герцогские покои в Вестминстере проскользнул гонец с анонимным посланием, в котором речь шла о каком-то сговоре между некоторыми высокородными господами и не названными по имени членами палаты общин. Вышел гонец из дворца так же незаметно, как вошел. Он получил кругленькую сумму, не зафиксированную ни в одной из бухгалтерских книг Вестминстера{127}127
«Вышел гонец из дворца так же незаметно, как вошел. Он получил кругленькую сумму, не зафиксированную ни в одной из бухгалтерских книг Вестминстера» – См. коммент. к стр. 67 /В файле – комментарий № 48 – прим. верст./.
[Закрыть]. На следующее утро Ричард Глостер направился в Тауэр. Комендант встретил гостя с нескрываемым удивлением. Никто не предупредил его о визите герцога, хотя, разумеется, для лорда-констебля все двери открыты. Тем не менее в поведении коменданта явно чувствовалось беспокойство. Оно еще более усилилось, когда лорд Дадли узнал, по какому делу герцог приехал в Тауэр. Растерянный страж решил было потянуть время, но, встретившись с холодным взглядом посетителя, отказался от этой мысли. Будь что будет, мысленно произнес он и двинулся следом за герцогом Глостером.
Кларенс помещался на верхнем этаже Тауэра.
Стражники расположились внизу, они с удовольствием потягивали эль и играли в кости. За плотно закрытыми окнами сгустилась ночная тьма, на стены падал отблеск горящих свечей. Надзиратель открыл двери. Отступив в сторону, Дадли сказал:
– Я подожду вас, милорд.
Кроме стола и скамейки, в комнате Кларенса ничего не было, разве что окно да стульчак, вделанный в массивную стену. Ричард постоял на пороге, привыкая к тусклому освещению, затем подошел к столу.
Кларенс опустил голову на руки и привалился к столу, на котором стояла наполовину опорожненная бутылка. В последний раз Ричард видел брата недели две назад. Приговор свой Кларенс выслушал спокойно, а теперь, когда лихорадка последних месяцев миновала, он весь как-то обмяк и опустился. Убожество помещения постоянно напоминало ему о поражении. Пропитанный винными парами воздух смешивался с мерзким запахом испражнений. Пол комнаты был усеян нечистотами. Ричард оторвал взгляд от сгорбленной фигуры и отшвырнул ногой какой-то комок грязи. Подняв голову, он встретился взглядом с Кларенсом. Тот непонимающе, часто моргая, смотрел на Ричарда покрасневшими глазами, затем неуклюже потянулся к опрокинутому стакану, наполнил его вином и залпом выпил.
– А-а, мой маленький братец Глостер, – хрипло произнес он. Что-то мелькнуло в его глазах, трудно сказать, что именно – злость, подозрение, животный страх. Упершись обеими руками в стол, он старался подняться. – Какого черта, – голос его сорвался, – какого черта тебе здесь надо?
– Я пришел сказать, – ровно ответил Ричард, – то, что тебе, наверное, лучше узнать от меня, чем от Дадли. Завтра заседание палаты общин, ее члены обратятся к королю с просьбой утвердить вердикт суда пэров. Кое-кто из них уже обогатился за счет этого.
Кларенс прямо посмотрел на брата и медленно произнес:
– Ах вот как… – Руки его словно подломились, и он рухнул на стол. – Стало быть, он осмелится… осмелится? – Кларенс отвернулся, и его вырвало прямо на пол.
Ричард молча ждал. Кларенс вытер рот и повернулся. Руки его дрожали. Пытаясь успокоиться, он сжал кулаки и наконец проговорил:
– Какая, право, неслыханная радость для тебя, Глостер, – быть первым, кто принес эту весть.
Ричард подошел к окну и выглянул наружу. Снова пошел снег. Хлопьями он падал на карниз, оседал под собственной тяжестью и постепенно таял на каменной поверхности.
– Ты так полагаешь?
Позади послышался нервный, на грани истерики, смешок.
– А почему бы и нет? Я лично с удовольствием поменялся бы с тобой местами. – Ричард промолчал. Кларенс негнущимися пальцами побарабанил по грязной манжете рубахи. – Бесценный мой брат. Меня тошнит от тебя, Глостер. Понимаешь, тошнит.
Снег повалил сильнее, хлопья не успевали таять на карнизе. Ричард снова выглянул в окно и задумчиво произнес:
– Я хотел поговорить о твоих детях. Девочка получит почетное место при дворе, а когда настанет срок, ей подыщут достойного жениха. Что касается мальчика… – Глостер запнулся. – Он станет графом Уорвиком. Нед дал слово. А пока он будет жить в провинции со своими гувернерами.
Кларенс совсем согнулся, взял со стола стакан и принялся вертеть его в руках.
– Уорвик, Кларенс – мне-то какая разница? Я слишком хорошо знаю, как поступают с отродьем. – Он попытался налить себе еще вина, но руки сильно задрожали. Отбросив стакан, Кларенс опустил голову на сложенные руки.
– После того как Уорвик извлек Генри из Тауэра{128}128
«…Уорвик извлек Генри из Тауэра…» – В октябре 1470 г. Уорвик, вынудив Эдуарда IV бежать из Англии, восстановил на престоле Генриха VI, а сам стал правителем государства с титулом «заместитель короля».
[Закрыть], я был провозглашен наследником молодого Ланкастера. Парламент так постановил. Если у него не будет сыновей, я должен стать королем. Сыновей у него не было, и что же? Я гнию здесь, а на моем месте Нед, и скоро он пришлет за мной своих головорезов… – Пальцы Кларенса лихо выплясывали на столе. Он задрожал и, резко обернувшись, посмотрел Глостеру прямо в глаза. Ричард шевельнулся. Ложно истолковав это движение, Кларенс отчаянно впился в локоть брата.
– Не оставляй меня, ради Христа, не оставляй меня одного, я здесь уже восемь месяцев… – Он притянул Ричарда к себе, содрогаясь от беззвучных рыданий. – Тебе снятся сны, Дикон? Неужели ты никогда не вспоминаешь их: Генри, Сомерсета, его друзей – всех тех, кого ты приговорил к смерти после Тьюксбери? А Фоконберг? Его голову выставили на Лондонском мосту, повернув, помню, на восток, в сторону родных краев. Какая страшная застыла на лице его ухмылка, а воронье выклевывало глаза… Неужели ты никого не вспоминаешь? А вот я вспоминаю – недурная компания у меня была все эти месяцы. Старик с сыном в Чепстоу – мы с Уорвиком показали им, где раки зимуют; а других поймать не смогли, но их я сейчас вижу по ночам, все они ко мне приходят. Дорсет, епископ Солсбери, Риверс – все они здесь, смотрят, улыбаются, иногда протягивают руки…
Стремительно разогнувшись, Кларенс бросился к узкому окошку и просунул руки через решетку, подставив их холодному влажному воздуху. Он повис, держась за металлические прутья. Ричард потащил его к постели. Кларенс постанывал и то ли отталкивал брата, то ли, наоборот, цеплялся за него. Резко бросив Кларенса на постель, Ричард схватил его за волосы и с силой повернул лицом к себе:
– Во имя всего святого, вспомни же наконец, кто ты!
Слова ударили как хлыст и достигли цели. Освободившись, Кларенс упал на подушку и зарыдал. Ричард с жалостью посмотрел на него. Кларенс покрылся испариной. Полумрак скрывал то, что сделало с его лицом время и переживания. Фигурой он все еще напоминал прежнего Кларенса.
Кларенс пошевелился. На одеяло упала горячая, потная ладонь.
– Какое сегодня число? – едва слышно спросил он.
– Семнадцатое февраля, – негромко ответил Ричард.
Нервно теребя простыню, Кларенс вслух повторил число.
– Стало быть, завтра восемнадцатое. Восемнадцатого февраля… Заседание утром, потом они отправят к королю спикера с петицией… Еще до ужина указ будет на руках у Дадли. Вот, стало быть, чего дожидался Нед. А я-то думал и гадал… Впрочем, он ждал давно, годы и годы. Что в сравнении с этим еще несколько дней, пока парламент не вынесет свое окончательное решение.
Кларенс посмотрел в сторону стола. Ричард поколебался, затем встал с места, наполнил стакан и поднес его брату.
– Согласись, Кларенс, он достаточно долго старался уберечь тебя от твоей же глупости. Ты сам себе вырыл яму. В конце концов даже Эдуард не смог спасти тебя от нее.
Кларенс хрипло рассмеялся.
– Вот, стало быть, как ты думаешь? Да нет. На самом-то деле он давно приговорил меня – в отместку за то, что я сделал с ним и этой шлюхой, которую он зовет своей женой. А теперь и ты на их стороне. – Он с трудом сделал глоток, зубы стучали о край стакана. – Неужели тебе нравятся твои новые друзья, Дикон? Неужели тебе так нравится угождать им? Тебе ведь всегда было на это наплевать, ты был болезненным длиннолицым мальчуганом – тогда ты был сам по себе…
Он остановился. Ричард резко отвернулся. Губы его зашевелились, но сказал он только одно:
– Я на стороне Неда.
– Господи, ну и дурак же ты! Ладно, от меня они избавятся. Но тогда законным наследником становишься ты, Ричард Глостер. А ты помогаешь занять свое место этому ублюдку. Да они со своей шлюхой женой в постели смеются над тобой.
Кларенс злобно хихикнул, не отводя взгляда от окаменевшего лица брата.
– Это все? – со вздохом спросил Ричард.
Кларенс сплел пальцы и иронично посмотрел на Ричарда.
– Не веришь мне, Дикон, спроси Стиллингтона. Он много чего порассказать может. Во всяком случае, с ним стоит потолковать, только вот найти его нелегко. Он тоже посидел здесь, а от казни его спасла только митра{129}129
Митра (греч.) – в Православной и Католической церквах позолоченный головной убор, надеваемый преимущественно во время богослужения представителями высшего духовенства.
[Закрыть]. Нед половину Англии бы отдал, лишь бы заставить его умолкнуть – как заставляет меня.
Кларенс привстал на локте и нагнулся, стараясь разглядеть брата получше.
– Дикон, – вкрадчиво произнес он, – а ты здесь с согласия Неда?
В камере воцарилось молчание. Его нарушил Ричард.
– Стиллингтон? Этот надутый мышонок-епископ? – В голосе прозвучали нотки сомнения, но он отогнал от себя неприятные мысли. – Право, Джордж, ты, должно быть, совсем умом тронулся. Да разве же Нед доверит этому недоумку хоть малейший секрет?
Ричард подошел к окну, ему стало трудно дышать этим затхлым воздухом, и выглянул наружу, с удовольствием окунувшись в прохладную, ясную ночь. Вонь ощущалась и там. Она исходила от отбросов, скопившихся у Тауэра. Слишком много здесь находилось людей, слишком тесно было в камерах. Этот мерзкий запах, казалось, ощущался на протяжении всего расстояния от Лондона до Вестминстера.
Ричард услышал за спиной шаркающие шаги брата. Обнаружив, что бутылка совсем пуста, Кларенс выругался и пошел в угол – там, в ящике, что-то еще оставалось.
«Может, напрасно я сюда пришел, – думал Ричард, – может, милосерднее было бы ничего не говорить: пусть последние его часы так и прошли бы в этом полубессознательном состоянии? Но с другой стороны, разве можно так унижать человека, лишать его последних остатков достоинства – того единственного, что сохраняет человека в человеке до самого его конца?»
Кларенс отыскал бутылку, открыл ее и дрожащими руками наполнил стакан. Возвращаясь к столу, он грубо бросил:
– Ну все, Глостер, свою задачу ты выполнил. Можешь идти – твоего общества я не искал и не ищу.
– Как скажешь, – коротко ответил Ричард.
Он двинулся к двери, но на полдороге остановился:
– Я могу что-нибудь для тебя сделать?..
– Все еще стараешься успокоить совесть, братец? – хрипло рассмеялся Кларенс. – Или для Неда стараешься? Оставь – через двадцать четыре часа Дадли со своими ребятами обо всем позаботятся… – Голос его оборвался. Язвительность и грубость исчезли, уступив место откровенному страху. Кларенс судорожно вздохнул и прижал руку к шее. – Топор… Говорят, палач целит в это место. Говорят, после первого же удара уже ничего не чувствуешь, но разве точно скажешь? – Он истерически рассмеялся и сделал большой глоток. – Дикон… – Кларенс подошел к брату и вцепился ему в плечо. – Дикон, еще минуту. Может, поговоришь с Недом? Передай ему мою просьбу, а? Спроси… спроси, может, мне будет позволено самому выбрать способ казни? Тогда бы не так страшно было…
Ричард довел его до постели, уложил и вытер платком залитое слезами лицо.
– Ладно, Джордж, попрошу. Не беспокойся, все будет в порядке. Что-нибудь еще?
Кларенс покачал головой. Он все еще сжимал в руках пустой стакан. Уходя, Ричард поставил бутылку у постели. Последний звук, услышанный им, – громкое бульканье вина, наливаемого Кларенсом.
Дадли ждал снаружи. На лице его было написано нетерпение, смешанное с любопытством. Ричард отрывисто сказал:
– Эту камеру не убирали уже Бог знает сколько времени. Это что, по вашему указанию Его Высочество содержат в такой конуре?
Комендант бурно запротестовал: состояние жилища Его Высочества, как, впрочем, добавил он про себя, и состояние самого Его Высочества, – не его забота. За милордом есть кому поухаживать, но несколько дней назад он отослал всех своих людей, заявив, что ему надоела их опека. Объяснение звучало убедительно, и, подумав немного, Ричард им удовлетворился.
– Ну что же, коли он того хочет, оставьте его одного. Но если потом герцог передумает, пусть немедленно пришлют всех, кого надо.
Несколько озадаченный столь резким, начальственным тоном Глостера, Дадли молча поклонился.
Ричард в полутьме едва не запутался в соломе, покрывавшей пол.
– Лорд Дадли, у вас здесь был узник по имени Стиллингтон?
Комендант изменился в лице.
– Как вы сказали – Стиллингтон? Нет, милорд, не припоминаю такого.
Ричард поднял голову. Он командовал людьми с семнадцати лет и научился распознавать, когда ему лгут. Почему лгут – вопрос другой, причин может быть сколько угодно. Но пока Дадли не отвел взгляд, Ричард прочитал в нем откровенный страх.
На следующий день герцог Глостер с приближенными уехал из Вестминстера. Меньше чем через неделю они уже были на пути к Миддлхэму.
Примерно в то же время из Лондона выехала, громыхая по булыжной мостовой, плотно закрытая со всех сторон, обитая собольим мехом карета в сопровождении небольшой группы всадников. Это был траурный кортеж, сопровождавший Джорджа Йорка, герцога Кларенса, в последний путь на кладбище аббатства в Тьюксбери. Его утопили, как утверждала молва, в бочонке с мальвазией.