Текст книги "Связанные (ЛП)"
Автор книги: Мэри Калмз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Annotation 
Направленность: Слэш
Автор: Калмз Мэри
Фэндом: Ориджиналы
Пэйринг и персонажи: м/м
Рейтинг: NC-17
Размер: 137 страниц
Кол-во частей:12
Статус: завершён
Метки: Разница в возрасте, Счастливый финал, Полицейские, Современность, Анальный секс, Минет, Неозвученные чувства, Рейтинг за секс, США, Универсалы, Явное согласие, Нецензурная лексика, Повествование от первого лица, Здоровые отношения, Персонажи-геи, Элементы ангста, От напарников к возлюбленным
Описание:
Джосайя Редекер был связан, повязан и просто привязан к Боди Каллахану с тех пор, как пять лет назад младший маршал стал работать с ним в паре. Из напарников они легко превратились в лучших друзей, и, хотя Боди хотел большего, Джосайя считал, что Боди может добиться большего, чем он.
Примечания:
Серия "Маршалы". 6 книга
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора / переводчика
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6
Часть 7
Часть 8
Часть 9
Часть 10
Часть 11
Часть 12
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
Часть 1
АннотацияДжосайя Редекер был связан, повязан и просто привязан к Боди Каллахану с тех пор, как пять лет назад младший маршал стал работать с ним в паре. Из напарников они легко превратились в лучших друзей, и, хотя Боди хотел большего, Джосайя считал, что Боди может добиться большего, чем он. Это было непросто, и, конечно, в тот момент, когда Джосайя понял, что пытаться жить без человека, которого он любил больше всего на свете, – это не то, что он мог бы сделать, именно тогда Боди сообщил ему важную новость о том, что он собирается вступить в брак. К этому кошмару добавилось то, что им переназначили напарников, потому что они были нужнее другим людям.
Это катастрофа, и все, что Джосайя видит перед собой, – это боль, и не только от того, что в него стреляли.
Но то, что, как ему кажется, он знает наверняка, – не совсем все. Оказывается, не только ему не хватает своего ориентира, и Боди, возможно, уже трещит по краям, разрываясь на части. Когда два человека так долго были связаны друг с другом, не так-то просто освободиться. И, возможно, ни один из них не хочет быть свободным от другого, и это может стать их будущим, если только никто не встанет между ними... с оружием.
Часть 1.
Хотя я ненавидел все эти фильмы, где главный герой говорил, что он слишком стар, чтобы заниматься тем дерьмом, которое он делает, я должен был признать, что на самом деле я был слишком стар, чтобы гонять парней вдвое моложе меня. Как, например, ублюдок, за которым я в данный момент гнался, Станислав Логинов, которому на вид было около двадцати. В сорок три года я не должен был бегать. В моем возрасте меня уже должны были повысить в должности, но я все еще был следователем службы маршалов, не более того. Не то чтобы быть чем-то большим казалось забавным. Все парни, которых я знал, получившие повышение, большую часть времени выглядели как черти, а я, по крайней мере, не был прикован к столу, как высшие чины. Но на самом деле бег был переоценен.
Логинов свернул в тоннель доставки – те самые пандусы между офисными зданиями, – и следовать за ним было неразумно. Потому что если бы он вдруг остановился, да еще и с ножом, меня бы понесло прямо на него, и я был бы выпотрошен, как рыба. Хорошей новостью было то, что, судя по тому, как тяжело он бежал, раскачивая руки и ноги, словно олимпийский чемпион, его мозг находился в полном режиме полета; в его голове не было ни капли борьбы. Единственное, что он пытался сделать, – это обогнать меня, что было вполне вероятно, но я был не один. Мой временный напарник Эрик Пацци – шесть месяцев реабилитации, два за столом и четыре со мной – кружил по округе на нашем, надо сказать, довольно крутом «Понтиаке Файрберд» 1987 года, на капоте которого была нарисована настоящая птица. Следователи водили все, что было конфисковано, и поскольку я всегда первым садился за руль новых машин – я получил урок за рулем Гремлина несколько лет назад, – то пересел на «Жар-птицу».
Как только Логинов выскочил из туннеля, Пацци подрезал его, выехав на тротуар, и мой беглец врезался в машину и перелетел через капот. Он мог бы встать и побежать дальше – он явно был в отличной форме, – но в тот же миг мой напарник выскочил из машины, снова перебросил его через капот и повалил на землю. Я не видел, я сгорбился, пытаясь отдышаться, но услышал стук, когда Логинов соприкоснулся с бетоном, а затем звук застегивающихся пластиковых наручников.
– О чем ты, блядь, думал?
На мгновение мне показалось, что Пацци кричит на нашего беглеца, но голос был не его, и вопрос был адресован мне.
А затем раздался еще один вопль о том, какой я дурак. Громкие, громкие крики, когда меня спрашивали о том, как далеко в заднице находится моя голова.
Только не Пацци.
Во-первых, Пацци никогда не кричал. В реабилитационном центре его научили сохранять спокойствие. Видимо, это был один из его триггеров – гнев и разочарование. Только что прошедший реабилитацию маршал ни за что не стал бы повышать на меня голос.
Повернув голову, еще не готовый выпрямиться, я посмотрел на своего напарника. Не на нынешнего, а на настоящего. Старого. Навсегда, пока одного из нас не повысят. Парень, с которым я проработал пять лет, с которым перевелся в Чикаго, вроде как, три года назад. Я приехал в Город ветров на неделю раньше него, пытаясь дать ему время решить, хочет ли он остаться со мной. Но я знал, что так будет лучше: он, как обычно, шел прямо за мной и злился, что я его не дождался.
Если у Пацци, как и у меня, были черные волосы, то у моего постоянного напарника – белокурая, выгоревшая на солнце грива и яркие бирюзово-голубые глаза, в которых сейчас горел взгляд, который должен был убить меня своей яростью. Он собирался меня убить. И это было забавно, в каком-то странном, психопатическом смысле, потому что он беспокоился о моей безопасности – я понял это по потоку выкрикиваемых в мой адрес непристойностей – и из-за этого теперь собирался покончить с моей жизнью. В этом не было никакого смысла, кроме как показать, что ему не все равно.
– Ты, блядь, слушаешь меня? – снова заорал он, потому что я не отвечал ему, а смотрел в упор, что он всегда ненавидел.
Черт.
Я ответил единственное, на что был способен.
– Где, блядь, Пацци? – я закричал так, словно это мне следовало разозлиться.
– Стоит там, где я его оставил, и ждет, когда ты скажешь ему, где ты.
– Что? – я выпрямился и показал на свое ухо. – Я говорил с ним по связи.
Он покачал головой.
– Да! Я сказал, куда иду.
– Нет, – прорычал он. – Насколько я могу судить, ваш наушник мертв.
– Я только что им воспользовался!
Снова покачивание головой.
– Тогда какого черта ты вообще здесь?
– Потому что я тебя знаю, идиот! – прорычал он.
Черт побери.
Самое страшное, что это было правдой. Никто на планете не знал меня лучше, чем Боди Каллахан. Он знал все, начиная с того, как я люблю яичницу-глазунью, и заканчивая тем, почему я развешиваю все свои рубашки, включая футболки, и тем, что я бесполезен по утрам без кофе. Кому-то он был нужен, кому-то нравился, но у меня не шла кровь, не включался мозг, ничего. Он также знал, что беглец может предпочесть бежать по длинному туннелю между зданиями, поскольку надеется, что он откроется на парковке и даст ему больше пространства для маневра. Что еще важнее, Боди знал, что я всегда буду следовать за беглецом, куда бы тот ни направился. Может, я и не самый быстрый парень, но я никогда не сдавался. У меня была отличная выносливость, и я никогда не останавливался, пока не кончался асфальт или кто-то не падал. Сколько темных переулков, клубов, освещенных стробоскопами, заброшенных зданий, куда он заходил за мной, где, честно говоря, любому было бы очень легко на меня наброситься? Дело в том, что он всегда был рядом, и даже когда люди останавливались и стреляли в меня, именно он открывал ответный огонь или валил меня на землю, прежде чем я попадал в цель. То, что он появился из воздуха, не было неожиданностью. Я не ожидал от него ничего меньшего. В конце концов, он был моим напарником.
– Как ты узнал, что я бегу?
Взгляд, который я получил, как будто я был глуп, не был одним из моих любимых.
– Ты хочешь сказать, что я предсказуем? – поддразнил я его.
– Я говорю, что ты самоубийца, – прорычал он, наклоняясь, а затем выпрямляясь с «Глоком 26» в руке. – Тебе не хватило наплечной кобуры на этом засранце?
Так и есть. Да.
– Нет, – соврал я. – Но это неважно. Ему пришлось бы остановиться, чтобы вытащить ее.
Раздались сирены, и наша Группа специальных операций, ГСО – версия СОИТ [1] для маршалов – прибыла, чтобы взять Логинова под стражу. Обычно преступников, разыскиваемых за что-нибудь меньшее, чем убийство, мы сажали на заднее сиденье любой машины, которую использовали в тот момент. Но Логинов работал на преступную семью Ленковых и находился в розыске, как и Адриан Сергеев, которого Боди и его временный напарник Сен Ямане взяли на прошлой неделе. Его нужно было пристегнуть не только ремнем безопасности. По приказу Григория Ленкова Логинов убил многих. Насколько я понял, по крайней мере, когда приказы отдавал сын Ленкова Максим, кровопролитие было минимальным. Но сын ополчился на семью, и когда все выяснилось, стало ясно, что Логинов и Сергеев сделали для отца больше, чем сын когда-либо знал. Это был последний побег Логинова, когда он был свободным человеком.
****
Как только Боди отошел от Логинова, за него взялись парни из ГСО. Уэс Чинг, который был за главного, забрал пистолет и удивительное количество маленьких ножей, которые были при нем.
– Как ты достал «Жар-птицу»? – спросил я Боди, садясь в машину со стороны пассажира, а он – за руль.
– Опять же, Пацци сидел там и ждал от тебя вестей, а когда я спросил, где ты, а он не ответил, я выдернул его из машины, сел в нее и приехал, чтобы спасти тебя.
– Спасти меня? Правда?
Я получил еще один бесстрастный взгляд.
– Очевидно, ты не в лучшем настроении, – проворчал я.
– О, интересно, почему, – пробормотал он.
Впечатляло то, что он нашел меня, основываясь только на нашей истории и неясных указаниях. Как сотрудники правоохранительных органов, мы не могли использовать никакие приложения для поиска наших телефонов – ничего, что основывалось бы на местоположении, так как это могло бы подвергнуть нас опасности. На наши телефоны можно было звонить, но только из офиса в экстренных случаях. Так что все, что Боди знал от Пацци, – это куда я отправился, общее представление о том, откуда я начал, а дальше все было просто догадками. Мне казалось, что я выкрикивал информацию Пацци все время, пока бежал, но ничего не доходило. Я ожидал, что мой напарник окажется рядом и предложит мне подмогу, и так оно и было, но только потому, что это был Боди. В любом другом случае я, скорее всего, был бы мертв. Или, по крайней мере, застрелен и оставлен истекать кровью на тротуаре. Это был не самый лучший момент для меня.
– Я надеру кое-кому задницу за то, что он позволил тебе выйти на улицу со сломанным наушником, – сказал Боди.
Я потянулся и похлопал его по бедру.
– Спасибо.
– С меня хватит, ты понял?
Он имел в виду нас, отдельно друг от друга. То же самое было и со мной.
– Пришло время поговорить с Дойлом, – сказал он просто.
Ян Дойл – заместитель директора, тот, кто решал, с кем нам работать и как долго.
– Почему?
– Ты знаешь, почему.
Я ловил рыбу, и мы оба это знали, но мне было наплевать. Я хотел услышать от него, что он скучает по мне, потому что именно в этом я нуждался в последнее время.
– Очевидно, что Пацци рад вернуться на службу, – объяснил Боди, потакая мне. – И они с Яманэ либо будут хорошо работать в качестве напарников, либо нет. Но единственный человек, который может быть абсолютно уверен, что ты не умер, это...
– Стоп, вернись назад, – оборвал я его, краем глаза заметив знакомого человека.
Оглянувшись, он включил задний ход и остановился посреди правой полосы. Отсюда было видно, что между двумя многоквартирными домами находится парковка, где кого-то избивали двое очень крупных мужчин.
– Скажи мне, что это не Терри Вашингтон, – сказал я Боди, а затем повернулся, чтобы посмотреть на него.
Он прищурился.
– Это ведь не он, да? – спросил я, хотя был уверен, что это он. Я вернулся к разглядыванию аллеи.
– Нет, не может быть, – сказал он медленно, как будто испытывая боль, – потому что он в ИЦМ [2] еще на шесть месяцев.
– Черт, – простонал я, уверенный теперь, что это Терри, и нажал на гашетку. – Езжай до мусорного контейнера.
Резко повернув машину направо, Боди завел двигатель, и мы полетели по переулку. Двое парней удрали, оставив Вашингтона сползать по стене, к которой он был прижат. Затормозив с визгом шин, мы в считанные секунды выбрались из машины, и я пробежал мимо Вашингтона, притормозил, убедился, что он дышит, а затем помчался за Боди, который кричал парням, чтобы они остановились. Хорошей новостью было то, что кто-то в квартирах наверху, должно быть, видел, как избивали Вашингтона, потому что на противоположном конце парковки стояли полицейские. Плохая новость заключалась в том, что они набросились на всех нас.
– Покажите руки! – крикнули два патрульных.
Двое мужчин остановились, но не подняли руки, как мы с Боди. Вместо этого оба повернулись к нам, причем тот, что слева, потянулся к своей спине.
– Не делай этого, парень, – предупредил его Боди. – Что бы ни было, оно не стоит того, чтобы из-за этого стрелять.
Когда оба мужчины повернулись к нам лицом, полицейские бросились к ним и повалили их на землю, надев наручники. Двое мужчин посмотрели на нас – нелепо, но логично, что их больше волновали мы с Боди, чем полицейские в форме.
– Кто вы такие? – спросил нас старший из двух офицеров.
Я повернулся к нему боком, чтобы он мог видеть звезду на моем поясе.
– Заместитель маршала США Джосайя Редекер, а это мой напарник, заместитель маршала США Боди Каллахан.
– Спасибо, – сказал офицер Джардин – я мог видеть его именную пластину. – Ребята, вы нашли того, кого избивали эти головорезы?
– Да, мы нашли его, – сказал я им.
– Нам нужно, чтобы вы встретились с нами в Первом.
Он имел в виду Первый округ, который находился на Саут-Стейт-стрит, примерно в двух кварталах отсюда.
– Обязательно, – заверил я его. – Мы за вами, или мы встретим вас в больнице, в зависимости от того, насколько сильным было избиение.
– Вас понял.
Мы с Боди вернулись к Терренсу Левону Вашингтону, который должен был отбывать шестимесячный срок за хищение средств из зоомагазина, где он раньше работал. Он дал показания, которые помогли посадить его босса, Джонатана Ризера, в тюрьму за импорт и экспорт животных, находящихся под угрозой исчезновения, для охоты и употребления в пищу. Я был рад, что в обозримом будущем он окажется в тюрьме. К сожалению, это было связано с мошенничеством, а не с тем, что он был отвратительным человеком, который импортировал тигрят для людей, чтобы они их убивали и все такое, но все равно это сработало. Вашингтон, присвоивший деньги, полученные от продаж, чтобы расплатиться с огромными игорными долгами, вызывал у меня симпатию. Как только его босс переехал в Боку, он позаботился о том, чтобы бизнес продавался только частным коллекционерам, которые держали животных в своих поместьях, не употребляя их в пищу и не охотясь на них, а половину денег отправлял во Всемирный фонд дикой природы. Все это – половина денег на благотворительность, уверенность в том, что никто из животных не пострадал, и помощь в заключении своего босса в тюрьму, что повлекло за собой ношение прослушки, – помогло сократить трехлетнее обвинение в растрате до шести месяцев. Он трижды сбегал, что приводило к нашему вмешательству, но каждый раз все маршалы, включая нас с Боди, утверждали, что это было недоразумение. В последний раз его успешно посадили в тюрьму, и мне до смерти хотелось узнать, как он выпутался.
Он хромал по переулку в сторону улицы, держась за левую руку, когда мы его догнали. Как только я положил руку на его правую руку, чтобы остановить его, он закричал.
– Прекрати, – прорычал я на него.
– О, это ты, – сказал он, улыбаясь, хотя его губа была разбита. – Приветствую тебя, ЗМС Редекер. Как ты сегодня?
Я стоял, скрестив руки, и смотрел на него. Я ненавидел аббревиатуру ЗМС. Даже если заместитель маршала США было длинным, более короткая версия звучала так, будто я работаю в автоинспекции. Я не мог представить себе ничего хуже, чем работать там, целыми днями отвечая на тупые вопросы.
– Это не моя вина, – настаивал он.
– Нам нужно отвезти тебя в больницу, – ворчал Боди, взяв его за правую руку, чтобы повести к нашей машине. – А если ты будешь вести себя как придурок и попытаешься сбежать, я надену на тебя наручники. Мне нужно это сделать?
– Нет, сэр, ЗМС Каллахан.
Я застонал, и он специально усилил хромоту, пока шел рядом с Боди. Я уже видел, что мой день становится все длиннее и длиннее.
****
Пацци и Яманэ встретили нас в больнице, оба готовые составить отчет о ситуации.
– Нет, – огрызнулся Боди, усаживаясь на подкатной табурет рядом с кроватью Вашингтона. Мы все еще находились в отделении скорой помощи, ожидая осмотра нашего пленника. По крайней мере, мы больше не сидели на стульях – небольшой шаг в правильном направлении.
– Мы все запишем, но, Пацци, ты хоть проверил, слышит ли тебя твой напарник?
– Я не... Что ты имеешь в виду?
– Мой наушник разрядился, – я передал его ему. – Мне нужно, чтобы ты отнес его обратно в офис, сдал в отдел тактических операций и...
– Нет, – поправил меня Боди. – Теперь это идет в отдел подготовки.
– Что ты несешь?
– Слушай, раньше это шло в тактический отдел, а теперь они занимаются только файлами, сейфами и контейнерами.
– Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышал.
Его пожатие плечами показало, что ему наплевать.
– Не может быть, чтобы это было правдой.
– А кто читает приходящие записки? – ехидно спросил он.
Черт. Он меня раскусил.
– Подготовка отвечает за все, что вы носите с собой, от оружия и боеприпасов до всех устройств связи.
– В этом нет никакого смысла.
– Почему ты ломаешь мне яйца?
– Это должен быть тактический.
– Я не спорю, но теперь это «подготовка», а не «тактический».
– Это так глупо.
– Если меня когда-нибудь назначат главным, я изменю его обратно для тебя, – пообещал он.
– Ладно, хорошо, – я улыбнулся ему, а затем снова повернулся к Пацци. – Так что да, отнеси это в отдел подготовки, – я выделил слово для Боди, – и скажи им, что он сломан. Убедись, что заполнил все бумаги, иначе кто-то может серьезно пострадать.
Пацци внезапно осенило, и я понял это по тому, как осунулось его лицо.
– О Боже, – задыхался он. – Ты был там один?
– Нет, – поправил его Боди. – Я был у него. Но ты должен понимать, что ни разу не слышал его, а он думал, что ты все время слушаешь.
Пацци схватил меня за плечо, и я презрительно посмотрел на его руку, словно это был гриб, пока Яманэ не протянул руку и не убрал ее от меня.
– Все в порядке, – утешил Пацци Боди. – Ты не знал, но теперь знаешь. Почини наушник. Заполни все.
– Обязательно, – пообещал он.
С тех пор как Пацци вернулся из реабилитационного центра, лучшим словом для его описания было «серьезный». Его отправили в отпуск из-за наркотиков. Я бы хотел сказать, что причиной проблем был оксикодон, но не знал наверняка. Я не был в числе тех, кому давали такую информацию. К тому же это было не мое дело. Я никогда не спрашивал, а он не давал добровольно эту информацию. Я был с ним только для одной цели – оценить его пригодность к службе. Он проходил реабилитацию шесть месяцев, а его напарник, Сен Яманэ, был отправлен в административный отпуск на три месяца, а затем отправлен в другой округ, чтобы работать до возвращения Пацци. Яманэ попал в беду, потому что не сообщил о том, что его напарнику нужна помощь. Вместо этого Яманэ прикрыл его. Это было плохо – ведь что, если бы Пацци причинил кому-то вред или не помог своему напарнику, когда был под кайфом, – но я также сочувствовал Яманэ, потому что именно так поступали напарники. Они присматривают друг за другом. Я не мог винить его за это. Больше всего меня впечатлило то, что наш босс, главный заместитель Сэм Кейдж, принял обоих обратно. Он не отправил их в другое место, не перебросил проблемных маршалов в другой округ. Он поставил Пацци ко мне, а Яманэ к Боди на последние четыре месяца, чтобы убедиться, что они готовы снова стать напарниками и что оба усвоили свои индивидуальные уроки.
Дойл сказал, что мы с Боди должны были снова научить их делать все согласно книге инструкций. Правда, это была истерика. Мы с моим напарником придерживались вольной интерпретации этой книги. Дойл спросил нас, поняли ли мы свои задания.
– Абсолютно, – ответил я, стараясь придать своему тону доброжелательность. Позже Боди сказал мне, что это прозвучало как излишняя веселость, граничащая с сарказмом.
– Не будь умником, – предупредил меня Дойл.
– Что? – я обратился за помощью к Боди.
Он закатил глаза, а затем одарил Дойла огромной улыбкой, которая должна была быть поддерживающей. Позже я сказал ему, что она получилась ехидной.
– Вы знаете, о чем я, – ворчал Дойл. – Научите их не быть мудаками.
– Это мы можем сделать, – заверил его Боди.
И это было то, что мы сделали. Они были готовы вернуться к совместной работе, а поскольку Яманэ каждую неделю навещал Пацци, пока тот проходил реабилитацию, и брал с собой свою любимую жену Кён Ми, чтобы навестить напарника, я считал, что у них все в порядке. Я сказал Дойлу об этом еще до начала эксперимента. Но сейчас, когда истекали четыре месяца, я не мог допустить, чтобы они продлились до пяти. Мне нужен был мой напарник. Поскольку в его жизни появился человек с серьезными намерениями, я мог проводить с ним время только на работе, если не хотел встречаться с его парнем – теперь уже женихом – вместе с ним. Больше не было времени, когда мы с Боди оставались вдвоем. И хотя это было совершенно справедливо, и я должен был смириться с тем, что мой лучший друг и напарник выходит замуж в сентябре, я скучал по тому, что мы были только вдвоем. Боди и Хейден устраивали свадьбу в семейном комплексе Хейдена на Мерсер-Айленде, потрясающем, как мне рассказывали, поместье площадью почти пятнадцать тысяч квадратных футов [3] недалеко от Сиэтла. Семья, в которую входил Боди, была безумно богатой. Я старался не думать об этом и о том, как дерьмово я себя чувствовал все это время.
Это была старая история. Когда мой мозг наконец включился и решил, что да, я рискну полюбить своего лучшего друга, даже будучи абсолютно уверенным, что он может найти лучше... конечно же, в этот момент он влюбился в другого. Боди Каллахан годами посылал сигналы, которые я должен был быть идиотом, чтобы не заметить, и кармический смысл заключался в том, что теперь он оказался на другой ноге, а тосковать пришлось мне.
В первый год, когда мы были напарниками, он решил просто быть рядом, все время, на сто процентов доступным для меня днем и ночью.
На второй год он трахал все, что двигалось. Серьезно. И это было прекрасно. Он был молод, холост, великолепен, и каждый, кто смотрел на этого мужчину, думал: да, я хочу такого. В этом был смысл.
На третий год мы переехали в Чикаго из Лас-Вегаса, снимали одну квартиру, и я воочию увидел вращающуюся дверь секса на одну ночь. Среди них были и повторяющиеся приятели, не более серьезные, чем он.
На четвертый год я почувствовал, что он отдалился от меня. Он хотел купить квартиру, я согласился, и мы сказали его приятелю Джо, у которого мы снимали жилье, что он может продать квартиру, потому что мы оба съехали. Боди купил хорошее место в Ривер-Норт, где было много ночных клубов и достаточно ресторанов, чтобы никогда не приходилось есть в одном и том же месте дважды. Здесь было много энергии, очень много людей, очень крутых и хипповых, рай для молодых парней.
Я переехал в Олбани-Парк, на Кистоун-авеню, где была великолепная улица с деревьями. Мой дом был постарше, 1912 года постройки, но его отремонтировали еще до моего переезда. Это был милый маленький домик с двумя спальнями и полутора ваннами и гаражом под ним. Он был шиферно-голубого цвета с белой отделкой, и чтобы добраться до входной двери, нужно было преодолеть крутую лестницу. По большей части мне это нравилось, за исключением тех дней, когда я ходил за продуктами.
То, что мы не жили вместе, сильно разрядило мои отношения с Боди. Просто не нужно было смотреть, как он расхаживает по дому в одном лишь полотенце, демонстрируя всю свою гладкую золотистую кожу над длинными, гладкими мышцами и накачанным прессом, – это помогало моему мозгу не отключаться в начале каждого дня. Мне не нужно было зацикливаться на сексе, который был у него, и на абсолютном нуле, который был у меня. Кроме того, я перестал сравнивать свою жизнь с его, себя с ним. Я был старше его – когда мы впервые стали напарниками, мне было тридцать восемь, а ему двадцать семь. Теперь, пять лет спустя, я был стариком в сорок три года, а он готовился связать себя узами брака в тридцать два. В разных домах мне не нужно было следить за внешностью и постоянно выглядеть счастливым. Я мог погрязнуть в своих страданиях в одиночестве.
В мире был один человек, с которым я мог поговорить об этом, – друг Серджио Мате, который раньше работал в УБН, а теперь был частным детективом в Лас-Вегасе. Он работает с Кроем Эска, который раньше работал на Torus Intercession здесь, в Чикаго. На самом деле, если задуматься, мир был не таким уж и большим.
– Ты не думаешь, что страдания – это слишком драматично? – спросил меня Серджио по телефону как-то вечером.
– Нет, – защищаясь, ответил я. – Я несчастен.
– Почему?
– Потому что я все упустил.
– Или, – начал он таким тоном, по которому можно было понять, что он готовится к спору, – ты можешь признаться о факеле [4], который несешь со дня вашей встречи, и, возможно, он отменит свою свадьбу и упадет в твои объятия.
– Сколько романтических комедий заставляет тебя смотреть твоя жена?
– Он любит романтические комедии, – отозвалась Бет, так как у него была включена громкая связь. – Мне нравятся боевики, Джед [5]. Ты же знаешь.
Я знаю.
– Прости.
– Но он прав, ты должен признаться. Это очень по-викториански с твоей стороны – унести эту тоску с собой в могилу [6].
Я повесил трубку. Серджио перезвонил, все еще смеясь, и я услышал голос Бет.
– Я не собираюсь снова вешать трубку на тебя и твою прекрасную жену, – предупредил я его.
Он кашлянул.
– Послушай, просто скажи ему, что ты чувствуешь. Если он скажет нет, я выйду замуж за Генри...
– За Хейдена, – поправил я.
– Хейдена Бердмана Третьего, тогда...
– Это Бердин.
– Как будто мне не все равно.
– И почему ты добавляешь третий?
– Потому что так было в первый раз, когда ты рассказал мне о нем.
– Я такого не припоминаю.
– Но дело не в этом, Джед.
Нет, не в этом.
– Ты должен признаться. Это несправедливо по отношению к нему, и, поскольку он твой лучший друг и тот, кто должен решать, когда и стоит ли отступать, если это решение когда-нибудь придется принимать тебе, тебе, вероятно, следует сказать ему, что ты влюбился по уши.
– Слишком поздно.
– Но если ты хочешь грустить, то грусти, потому что ты пытался, но этому не суждено было случиться. Ты не должен грустить заранее, потому что у тебя ничего не вышло.
– Мило. Спасибо.
– Не за что, – весело ответил он.
Было ли мне грустно? Да. Но больше ли я радовался за него, чем грустил за себя? Вообще-то, да. Потому что это и было настоящим испытанием дружбы. Бескорыстие. Легко быть другом, когда все идет хорошо. Сложнее, когда требуется буквальное испытание. И, честно говоря, я заслужил, чтобы упустить его, когда все, что мне нужно было сделать, – это привлечь его в свою жизнь и претендовать в любой из четырех лет, в течение которых мне доставалось все его внимание. Винить в моей глупости было некого.
Только вот... технически я был прав. Потому что угадайте, кто в итоге оказался с парнем своего возраста? Я был готов к тому, что если кто-то заговорит об этом, то я все расскажу. Не то чтобы кто-то заговорил. У меня была репутация немного пугающего человека. В конце концов, я был стариком в нашей офисной команде. По крайней мере, так считали ребята помоложе. Именно поэтому, я был уверен, Дойл и разлучил нас с Боди. Если рассуждать логически, то, наверное, то, что Дойл снова сведет нас с Боди, будет плохой идеей. Лучше оставить все как есть, пока Боди не уедет в отпуск на Четвертое июля. Его не будет неделю, а через два месяца он снова отправится на свадьбу и медовый месяц. И вообще, кто знает, вернется ли он вообще. Если твой муж – миллионер, зачем тебе работать? Не то чтобы Боди не нравилось быть маршалом так же, как и мне, но у меня всегда было ощущение, что он может оставить все позади и не оглядываться назад. Это было не так уж плохо, особенно если ты стремился к сбалансированной жизни. Если он уйдет, то сможет вернуться к своей второй любви. Он учился в школе на стипендию по теннису и изучал уголовное судопроизводство, а на втором плане у него было искусство – гончарное дело. И вот теперь Боди наконец-то мог посвятить себя любимому делу.
Я представлял его в доме у озера, где он каждое утро просыпался и поднимался в свою студию, где открывал французские двери, чтобы видеть воду и вдыхать прохладный воздух. Я представлял его с кружкой кофе перед тем, как он садился за гончарный круг. И да, это было прямо из «Записной книжки», которую меня заставил посмотреть Серджио, но я видел, что это его жизнь. И он заслужил это. Он отработал свое время, разыскивая детей, проходя по кровавым местам преступлений, охотясь на жестоких беглецов и сидя в засаде. Если бы он захотел все это бросить, никто бы не нашел в этом слабости. Процент выгорания среди всех видов правоохранительных органов был высок, и это имело смысл. Если каждый день тебе приходилось видеть худшие стороны человечества, как долго ты должен был пытаться стать проломом в нахлынувших волнах? Для меня это было пожизненное обязательство. Для него, как я подозревал, конец был близок. Я буду скучать по нему, когда он уйдет, но, возможно, так всегда и должно было закончиться.
Часть 2
Было бы несправедливо, если бы и Боди, и мне пришлось сидеть в больнице с Вашингтоном в дождливое и влажное утро понедельника, когда одного из нас было более чем достаточно, поэтому я сказал ему, что он может идти. К тому же у Хейдена были друзья в городе, с которыми он хотел, чтобы Боди встретился и пообедал, и одним из них был Дэвис Уоррен, который был не только его лучшим другом, но и шафером на свадьбе. Поскольку Боди попросил меня быть его шафером, мы должны были встретиться в какой-то момент. Дэвис и Хейден дружили еще со времен школы Эксетер, а затем вместе учились в Гарварде. Окончив юридический факультет и сдав экзамен на адвоката с первой попытки – Боди сказал мне об этом так, будто это что-то для меня значит, – Хейден должен был устроиться в фирму, которой владел его отец и которую основал его дед. Но «Талбот и Лидс», одна из лучших фирм в Чикаго, наняла его на четвертом курсе, и он переехал. Они с Боди познакомились в клубе в конце прошлого года, а через три месяца у них все было серьезно. Они провели Новый год, катаясь на лыжах в Вейле с семьей Хейдена, а еще через два месяца после этого Хейден опустился на одно колено на вечеринке в честь Дня святого Валентина у друзей. Это было очень романтично, но, видимо, Хейден был именно таким парнем.
