Текст книги "Путь истинной любви (ЛП)"

Автор книги: Мэри Элизабет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Мне показалось, что пахнуло травкой. Она в городе?

Диллон кивает.

– Только что вернулась.

Он думает, что я сидела на крыльце Декеров все утро одна?

– Мне лучше поговорить с вашими родителями.

Мой парень взмахивает руками.

– Делайте, что хотите.

Папа возвращается к своей испорченной работе.

– У меня есть еще один вопрос к тебе, парень.

– Какой?

– Почему между твоими отпечатками и отпечатками моей принцессы, сердце?

Диллон был прав. Волосы на груди моего отца выглядят так, будто они собираются

вытянуться и схватить его.

***

Лето закончилось, и тучи на небе окрашивают мир в те же серые тона, что и мое

настроение. Дождливым сентябрьским днем, я встречаю свое пятнадцатилетие вместе с

Диллоном, спрятавшись в лесу. Мы пропускаем торт и мороженое, и не возвращаемся

домой, пока на небе не появляются миллионы звезд, и месяц не начинает освещать дорогу.

Когда мы выходим из убежища деревьев, наши родители ходят с фонариками и кричат

наши имена.

– Уже утро. Я собирался звонить в полицию! – гневно кричит папа.

Наши семьи разделяют нас, загоняя по домам. Мама украсила кухню тем же плакатом «С

Днем Рождения!», который она использовала, когда мне исполнилось четырнадцать.

– Ты проспала свой последний день рождения, помнишь?– она отвечает, когда я

спрашиваю, почему.

Пятнадцать незажжённых свечей украшают домашний торт, и все, что она приготовила на

ужин, стоит холодным на плите. Желтые воздушные шары, привязанные к стульям, уже

потеряли свою способность летать, и я им сочувствую. Последние дни для меня были

депрессивными.

Папа берет из холодильника пиво и открывает его. Он не смотрит на меня.

– Я иду спать, – говорю я, уходя от празднования Дня рождения, я не хочу этого.

Я провела этот день в руках единственного человека, который может помочь мне уйти от

печали, одолевающей мое нутро. Мы спрятались под столетними дубами, защищающими

нас от дождя своими большими ветками, и сидели под звуки волн, разбивающихся о берег

Касл-Рок.

Я спала, потом мы целовались, и ... он меня не тронул, даже когда я умоляла.

– Не нужно ждать, – сказала я, охваченная сильным желанием, – мы можем сделать это

прямо здесь. В честь моего дня рождения.

Диллон не утруждал себя ответом. Он просто закрывал глаза и опускал голову,

прижавшись спиной к толстой коре.

– О чем ты думала, Пен?– спрашивает мама, когда я прохожу мимо. – Почему ты ушла, не

сказав нам, куда идешь?

Отперевшись на перила лестницы, я говорю:

– Я сказала вам, что буду с Диллоном.

– Но ты же сказала, что вернешься до обеда, – отвечает она.

Папа бросает пустую пивную бутылку в раковину, открывает холодильник и берет

следующую. Наступает пауза, и мама вздыхает. Я не готова оставаться и выслушивать

назревающий между ними спор. Я пошла в свою комнату преследуемая словами: «Если

она постоянно будет принимать лекарства, такое не будет происходить»

Мой парень появляется в своем окне, и первый пишет записку:

«МЕНЯ НЕ ВОЛНУЕТ, ЧТО ОНИ ГОВОРЯТ»

***

Мой второй год в старшей школе, проходит также как и первый. У меня нет

совмещенных занятий с Диллоном, потому что он умнее меня. Ребята на занятиях

держатся от меня подальше, потому что я странная девушка в солнечных очках. Учителя

перестали уделять мне внимание после первого семестра, когда они наконец поняли, что

лучше потратить свое время на кого-то другого. Часто, я уговариваю Диллона улизнуть

пораньше. Иногда, у него не получается, поэтому я тусуюсь, а потом и засыпаю в папином

кабинете, пока не приходит время идти домой.

***

– Вот, – Джошуа Дарк кладет передо мной лист и садится рядом со мной. – Я знал, что ты

не собираешься делать, поэтому сделал домашнее задание за тебя.

Я придвигаю лист поближе, и с улыбкой смотрю на ответы по алгебре.

– Спасибо.

Джош кладет руку на спинку моего стула. Он пахнет корицей и мылом. До сих пор, дети

из резервации продолжают приезжать к нам. Они невероятно сильно выросли за лето, и

мой отец, первые несколько недель учебы присматривался к ним, и нанимал способных

для футбольной команды. Некоторые, в том числе и Джош, и не выглядят слишком ...

бедными.

Я не видела ни одной прорехи в одежде Джошуа, и кажется, что каждый день он носит

новую пару обуви.

Я пинаю красную пару кроссовок, которую он выбрал сегодня и спрашиваю:

– Ты получил классную работу или что-то вроде?

Этот плохой мальчик подмигивает мне и говорит:

–Что-то вроде.

Я просматриваю работу которую он сделал для меня, как я делала вчера и позавчера, и за

день до этого. Единственная причина, по которой я сдам этот курс, то, что он делает

домашнюю работу для двоих. Этот секрет наш учитель еще не раскрыл, или же его просто

не волнует это. Кроме того, я не рассказала про него Диллону.

Джош двигает рукой по спинке моего стула вверх, дойдя до моей шеи, он проводит вдоль

позвонков большим пальцем вверх и вниз. Выпрямляя спину, я инстинктивно

осматриваюсь, чтобы убедиться, что мой парень не видит это, хотя я знаю, что он сидит в

другом классе.

– Мы должны погулять как-нибудь, Пенни.

Делая вид, что мне что-то нужно в моей сумке, я наклоняюсь так, что рука Джоша спадает

обратно на спинку стула. В сумке нет ничего, кроме пары запасных солнцезащитных

очков (на тот случай, если пара на мне сломается), мой обед, и желтый карандаш,

идентичный тому, что уже лежит у меня на столе.

– Что-то не так с этим? – спрашивает Джош, держа в руках первый карандаш, когда я

достаю второй.

Я пожимаю плечами.

– Этот лучше.

Оторвав угол от листа с домашним заданием, он что-то записывает моим карандашом, и

передает этот обрывок мне, прежде чем положить мой карандаш в карман своей рубашки.

Это его номер телефона.

– У меня есть парень, – напоминаю я ему, скидывая бумажку со стола на пол.

Джошуа отрывает другой уголок и снова пишет свой номер, на этот раз ручкой.

– Позвони мне, когда захочешь приехать на мою территорию.

***

–Твой отец скоро вернется домой, – говорит Диллон, так мило покраснев, лежа на моих

подушках.

Я ползу по кровати, сажусь на колени рядом с ним и беру его руку в свою.

–Ничего не говори, ладно?

Ярко-зеленые глаза смотрят на меня из-под длинных темно-русых ресниц. Его дыхание

прерывается, а щеки краснеют.

–Закрой глаза, – говорю я, нервничая из-за силы его взгляда.

Я просила об этом снова и снова, но его ответ всегда одно-никогда-не-меняющееся «нет».

Он не должен говорить так. Я знаю, что он не прикоснется ко мне из-за моей депрессии.

Но я хочу его, и знаю: это сделает мне лучше. Как сделало, прикосновение рук и

поцелуи.Мысли о Диллоне, трогающего меня так, чтобы заставить меня кричать. Его

голое тело прижавшееся к моему, сделает больше, чем любая таблетка, которую мама

дает мне тайком от отца.

Я знаю, что он думает об этом.

Он думает об этом, когда моргает чуть медленнее и целует меня немного настойчивее;

когда он отходит в сторону и поправляет штаны, как будто я не знаю, почему он делает;

когда Диллон перестает дышать, и позволяет мне целовать его от уха до горла. Я знаю,

что он тоже этого хочет.

Я кладу его руку на свою грудь, и его глаза широко распахиваются.

Он не убирает ладони.

–Пен…

–Ты боишься? Потому что я, нет.

Диллон качает головой, медленно моргая.

Отпустив его запястье, я не глядя, бросаю очки на другую сторону спальни. Поднимаю

подол своей рубашки, в первый раз показывая Диллону Декеру свой розовый лифчик,

размера С. Я расстегиваю его, и даю упасть мне в руки.

Ни один из нас не переводит дыхание.

Медленно, дрожащими руками Диллон прикасается ко мне.

– Великолепно, – шепчет он.

Осторожно опустив меня на спину, Диллон ложится рядом со мной. Мы целуемся, но я

хочу, чтобы он по-настоящему трогал меня. Поворачиваясь на бок, я закидываю на него

ногу и двигаю бедрами, чтобы он знал, что я хочу быть ближе.

Но он медлит.

–Почему ты боишься меня? – спрашиваю я, пока его поцелуи спускаются вниз по шее к

ключице. – У нас настоящая любовь, Диллон. Этого достаточно.

Его глаза смотрят на меня, пока губы двигаются вниз к моей груди. Я смотрю, как они

скользят по моему плечу и опускаются к правой груди.

Медленно, очень медленно, его рот приближается к моему соску, пока он наконец, не

оказывается на нем. Тепло и влажно. Огонь разгорается между ног, и я прикрываю рот

ладонью, чтоб скрыть вскрик.

Сначала Диллон нежный, но потом его руки сжимают сильнее, а он засасывает все

глубже. Я чувствую, как его язык кружит и целует. Он откатывается немного в сторону,

наблюдая, как соски сияют в слабом свете лампы. Огонь во мне снова вспыхивает. На этот

раз я стону не скрываясь, и Диллон улыбается.

Все горячее и горячее, так жарко! Я могу представить, какой секс будет с ним. Он

сильный. Его движения грубы. Он будет управлять мной, любить меня ... брать меня.

Я не могу ждать еще один день.

Я вращаю бедрами напротив его ноги и шепчу:

–Диллон.

–Сейчас? – спрашивает он, поднимая голову.

Он надувает губы, желая того же.

Прежде чем захлопывается дверь серебристого Крайслера, эхо с подъездной дорожки

поднимается в мою комнату.

Диллон вскакивает и кидает лифчик мне в лицо. Мы не сидим на месте, мелькают руки,

ноги и футболки. Он натягивает на меня рубашку, пока я пытаюсь застегнуть лифчик.

Когда мы падаем на постель, дверь в спальню открывается, и подозревающий все и всех

футбольный тренер бросает на нас свой «парень» взгляд.

–Ничего! – Диллон кричит, несмотря на то, что его даже не спрашивали.

Однако подушка на его коленях все выдает.

Глава 16

Диллон

Пенелопа и я, встречаем наш шестнадцатый день рождения дождливым сентябрьским

утром. Глубокие серые тучи, гул, бум и шум в голове.

– Не заставляй меня проводить свой день рождения дома,– говорит она по телефону. –

Спрячь меня.

– Хорошо,– отвечаю я и завершаю вызов.

Мои веки тяжелые, и отсутствие сна отдается болью в костях и мышцах. Я знаю, что если

пропущу день рождения, это разобьет сердце моей матери. Я никогда не забуду ужас на ее

лице, и как сильно она сжимала беспроводной телефон в руке, когда я и моя девушка

вышли из лесу в прошлом году.

– Как ты мог, Диллон?– кричала она на меня. – Ты знаешь, как я испугалась?

Я сбросил одеяло и сел, вытягивая руки над головой. Потом выбрался из кровати и

схватил одежду из ящиков комода. Как только оделся, я вытряхиваю из своего рюкзака

все на пол, и кладу в него фонарик и пару запасных толстовок для Пен.

Она забудет принести свою.

Прежде чем выйти на улицу, я беру на кухне несколько бутылок воды и немного еды из

холодильника, так, у нас будет еда в течение дня. По дороге, стаскиваю с дивана красный

плед.

Безнадега, ждет на тротуаре напротив моего дома, в желтых резиновых сапогах и в очках

с розовой оправой, держа большой черный зонт над головой.

Она передает мне зонтик, и мы идем бок о бок, без конечной цели. Вскоре, мы оказались

на пляже, где бесконечные небеса впитывают в себя целый мир. Океан сопротивляется, с

шумом ударяя о скалы Кастл-Рок. Именинница бежит передо мной, поднимая влажный

песок позади себя. Раскинув руки в стороны, она встречает лицом дождь.

– Счастливого чертового шестнадцатилетия! – кричит она в небо. – В этом году будет

лучше, верно? Все ведь уже просчитано.

Я бегу за ней, отбросив в сторону зонтик, который мешал мне.

–Тогда почему я чувствую, что умираю? – она опускается на колени и роняет свою голову

на руки.

Я оборачиваю вокруг своей девочки уже отсыревший плед и поднимаю ее на ноги. Ручьи

слез сбегают по лицу Пен, а с губ вырываются рыдания. Я поднимаю ее на руки, и несу

так быстро, как только могу, к утесу в конце пляжа. Небольшой пещеры у основания утеса

достаточно, чтобы защитить нас от бури и океана.

– Я знаю, что это твой день рождения, и ты, если хочешь, можешь плакать, но не надо, –

говорю я, снимая с нее промокший свитер, вместе с тонкой футболкой и бюстгальтером.

Она дрожит полуголая в тусклом свете, и продолжает плакать, потому что она права.

Шестнадцать, ничего не изменит. Вообще, с возрастом ей становится хуже, и если это

тенденция, значит, в этом году будет хуже, чем в прошлом, и я этого боюсь.

– Я могу плакать, если хочу, – сказала она, клацая зубами, до тех пор, пока я не вытащил

сухую толстовку из рюкзака и не натянул на ее крохотное тело.

– Это так, но думаю, что мы проведем время в этой пещере лучше, если ты не будешь

поднимать здесь влажность своими слезами.

Она улыбается.

– Неправильные слова.

Я приподнимаю ее подбородок и провожу большим пальцем по уголку ее губ.

–Так-то лучше.

После того, как и я сменил толстовку, я дал Пенелопе съесть батончик и стаканчик

яблочного пюре. Слезы продолжали медленно катиться из ее глаз, но в этом нет ничего

нового. Все, что она делала в последнее время – плакала.

– Устала? – спрашиваю у нее, убирая пряди мокрых волос с лица.

Мое собственное истощение заменено беспокойством и душевной болью, которую я

испытываю всякий раз, когда я смотрю на эту девушку. Беспомощность, которую я

ощущаю рядом с ней, построила себе дом глубоко внутри меня, и я не могу расслабиться,

чувствуя себя ужасно виноватым.

Она доверяет мне достаточно, позволяя ее любить. Пенелопа приходит ко мне, когда она

нуждается в помощи.

Но я не могу спасти ее.

Я не могу заставить слезы остановиться.

Что бы я ни делал, больше не работает.

Я прислоняюсь к каменной стенке, Пен лежит рядом со мной на песке, положив голову на

мои колени. Дождь продолжает лить с неба, а океан разбиваться о берег. Проходит час,

прежде чем дыхание Пен выравнивается, и она расслабляется. Позже, я закрываю глаза и

наконец засыпаю, впервые за последние двадцать четыре часа.

Так, мы проспали до следующего утра.

На этот раз, моя мама позвонила копам.

Глава 17

Диллон

– Что за дела у Пен с этим парнем из резервации? Я думал, ты попросил ее, не

разговаривать с ним, – спрашивает Герберт между укусами пиццы.

Я отрываюсь от своего обеда и смотрю на лучшего друга, сидящего напротив меня.

Матильда Тип сидит рядом с ним и проверяет макияж в небольшом зеркальце; ее голубые

глаза смотрят сверху на меня.

– А что?– спрашиваю у него, подозревая, что это как-то связано с тем, что моя девочка не

сидит сейчас рядом со мной, и ее нигде не видно.

– Я видел, как она гуляла с ним раньше, и собирался надрать ему задницу, но Рыжая не

позволила.

Матильда со щелчком закрывает зеркало и бросает его в сумку.

– Вы же понимаете, что Пенелопа живой человек, верно? Она может иметь друзей.

– Фраза «Джош Дарк» означает дилер, – говорит Кайл, ковыряя белой пластиковой

ложкой в чашке, с сомнительно выглядящими фруктами, которую выдают во всех школах.

Герб, Рыжая и я ждем его объяснений, но он продолжает жрать непонятные на вид

персики и груши.

– Какой именно дилер? Он раздает карты в покере? – спрашивает Матильда.

– Или связан с Изобразительным искусством? – добавляет Герб.

Кайл толкает свой поднос подальше и откидывается на спинку стула. Он переводит глаза

между мной и двумя другими занявшими стол.

– Мммм, ну нет, – говорит он тоном, говорящим, что мы идиоты, – он занимается

наркотиками.

В то время как Матильда задает вопросы Кайлу по той информации, которую он просто

сбросил на нас, все вокруг меня буквально останавливается. Удары собственного сердца

отдаются у меня в ушах, я потираю руками лицо и закрываю глаза, пока прилив ярости

бушующий в моей голове не прекращается, и я могу снова дышать.

– Вот она. Ди, не говори ей, что я сказал. Я не хочу, чтобы она злилась на меня, – Герб

жует свою пиццу, Матильда делает вид, что листает журнальчик, который она мгновенно

вытащила из сумки. Кайл скрещивает руки на груди и ждет шоу.

Пен и я никогда не ссорились, но я чувствую, что это произойдет сейчас.

Моя девушка прячет от меня лицо за занавесом из волос и за очками в зеленой оправе, но

мягко улыбается всем остальным. Прежде чем ей выдается шанс вытащить стул из-за

стола, я пинаю его ей. Она садится, не удосужившись поздороваться.

– Почему ты опять говорила с Джошем? – я сердитым тоном медленно спрашиваю ее.

Герберт кашляет.

– Он мой друг, – защищается она, насупившись.

И вот, просто так, Пен разбивает мое сердце.

Она не называет людей рядом с ней своими друзьями. Ей тяжело признаться в том, что

Герб, Матильда, и Кайл ее друзья, но она так легко признается, что Джошуа Дарк является

им?

Я резко отодвигаю свой стул с ужасным скрипом. Я встаю и ухожу от девушки, которую

люблю, потому что сейчас, я не могу спокойно смотреть на нее.

Мне нужно пространство.

Мне нужен воздух.

Я направляюсь в здание школы, где я знаю, могу побыть в покое некоторое время. Я

почувствовал облегчение, когда посмотрев через плечо увидел, что Пенелопа за мной не

последовала. В обед раздается звонок, и поскольку я был исключен с Истории наград,

после первого семестра из-за большого количества опозданий, прямо сейчас, у меня

базовый курс американской истории, в классе моей девушки.

Я не иду.

– Эй, ты,– говорит Пеппер Хилл, появившись из ниоткуда, – удивительно видеть тебя

здесь. Я думала, это мое секретное место.

Она лезет в сумочку за пачкой сигарет и засовывает оранжевый конец сигареты между

красными губами и поджигает ее розовой зажигалкой. Бумажная пачка до сих пор в ее

руке.

– Хочешь попробовать?– предлагает она, выпуская кислый, серый, неприятно пахнущий

дым в воздух.

Мой отец читал мне лекцию о табаке, так что я знаю о вреде курения. Но сейчас я злой,

поэтому я делаю это, и влюбляюсь в этот мгновенный успокаивающий эффект и

переворот в голове.

Я вдыхаю глубже, заполняя мой рот и легкие отвратительным вкусом смолы и ацетона.

– Помедленнее, а то тебя стошнит, – смеется Пеппер.

Она забирает мою наполовину выкуренную сигарету, и стоя так близко к ней, я могу

понять, почему Пен ревнует меня к ней. Пеппер поражает своей ослепительностью. Ее

волосы теперь имеют другой оттенок русого, который был раньше; я вижу натуральный

цвет, растущий у корней. В отличие от моей девушки, на ней слишком много косметики, и

от нее пахнет приворотным зельем.

– Мы можем встречаться здесь каждый день, если хочешь,– говорит она, тряся пачкой

сигарет.

Я знаю, что это неправильно, но если Пен может делать это, значит, и я могу.

– Ладно.

***

– Не сегодня, Диллон.

– Я могу войти и увидеть ее?

Соня вздыхает.

– Диллон, не сегодня.

Пенелопы не было в школе почти две недели, и мне не разрешают ее видеть. Тренер

Файнел приходил поговорить с моим отцом прошлым вечером. Они тихо говорили о

визитах врачей, о приступах неудержимого плача, о плюсах и минусах лекарства, которое

она должна принимать.

– Скажите ей, что я люблю ее и прошу позвонить мне, как только ей станет лучше?

С более усталыми, чем у меня, глазами, миссис Файнел улыбается.

– Я передам, милый, ты знаешь

Не заморачиваясь насчет велика, я оставляю его вместе со своим сердцем на середине

дороги и начинаю одинокую прогулку в школу. Я не спал всю прошлую ночь, как и

накануне вечером, боюсь отходить от окна в случае, если она появится перед ним.

Бессонница обволакивает мое тело, выжимая жизнь из меня. Сейчас я воспринимаю все

так, будто смотрю через толщу воды, и моя реакция замедленна. Я иду по краю дороги

навстречу автомобилю, и непроизвольно вышагивая на дорогу. До того как это доходит до

меня, водитель сигналит мне, прежде чем умчаться прочь.

К тому времени как я пришел в школу, я так устал, что падаю на стул и не могу держать

глаза открытыми. Я складываю руки на столе и роняю на них голову. Я мертв для мира.

Через час, звонок прорывается в мои сны, и кто-то трясет меня за плечо.

– Вы больше не можете продолжать так делать, мистер Декер. Еще раз это повторится, и

я звоню вашим родителям. Уходите из моего класса.

Я поднимаю голову, и мой учитель психологии, мистер Мур, стоит надо мной. Собираю

свои вещи, в том числе задания, которые я не сделал, пока спал, выдвигаюсь в

следующий класс. Я должен проснуться после обеда.

Когда я прихожу домой из школы, она ждет меня, стоя босиком у порога моего дома.

Пенелопа бежит ко мне, как только я появляюсь в пределах видимости, и врезается в мое

тело, оставляя поцелуи по всему моему лицу. Прикосновения к ней ощущаются

прекрасно, и я счастлив видеть ее. Я рад, что она снова чувствует себя самой, но слишком

уставшая, чтобы показать это.

– В чем дело? Ты в порядке? Диллон, поговори со мной, – глядя на меня сквозь зеленые

круглые солнцезащитные очки, она кладет ладони на мое лицо и заставляет посмотреть на

нее.

– Я просто устал, – говорю я, беря ее за руку и веду в дом, в мою комнату.

Упав лицом вниз на кровать, автоматически закрываю глаза.

– Это работа – быть моим парнем, не так ли? Я нервотрепка, – под ее весом матрас рядом

со мной, продавливается.

Если бы я мог сделать так, чтобы слова покинули мой рот, я бы ей сказал, что я все

понимаю, что я люблю ее несмотря ни на что. Я понимаю, что она больна, и я здесь и

никуда не денусь. Истощение не дает мне объяснить ей, что она может рассчитывать на

меня.

Пенелопа снимает мои туфли и натягивает на меня одеяло. Она лежит рядом со мной, но

не так близко, как раньше, и я ненавижу это расстояние. Ни одного слова о том, как

сильно я скучал по ней сегодня, или как мне нравятся ее очки, не может сорваться с моих

губ. Когда она начинает плакать, я хочу вытереть ее слезы, но не могу.

Прежде чем я заснул, та, кто поддерживает меня по ночам шепчет, что она любит меня.

– Я сожалею, я сделала это с тобой. Я буду очень стараться, чтобы быть лучше, – говорит

она тихо.

Когда я проснусь, безусловно, скажу ей, что люблю ее тоже. Моя любовь к ней

абсолютна. Я объясню, я не сплю с ней каждую ночь, потому что я хочу заботиться о ней,

потому что она моя девушка.

Несмотря ни на что.

Сегодня вечером, я буду у окна, и все будет как обычно. Завтра мы пойдем в школу

вместе, и все будет в порядке. Если она останется здесь, со мной, когда я проснусь, она

будет знать.

***

– От тебя пахнет сигаретным дымом,– шепчет Пенелопа.

Я коснулся губами верхней части ее плеча, медленно спуская ее лифчик.

– Нет, я не курил, – говорю я напротив ее мягкой кожи.

Она опускает руки, поэтому я могу спустить черные кружева вниз по рукам.

– Да, ты курил.

Я встречаюсь с Пеппер Хилл за школой каждый день после обеда, чтобы покурить, давая

разные оправдания каждый раз моей девочке.

– Я оставил свой рюкзак в кафетерии, – лгал ей, – мне надо забрать кое-что из ... ну,

откуда угодно.

Сейчас это больше, чем просто наказание для моей девушки после нашей первой ссоры.

Несмотря на то, что Пен становится лучше в течение последних нескольких недель, я все

еще беспокоюсь, и курение помогает мне бороться с этим. Я не люблю ей врать, но это

лучше, чем признаться, что кое-что делаю с ее злейшим врагом.

– Может быть, это из-за вечеринки, – говорю я, снимая рубашку.

Сегодня у моих родителей девятнадцатая годовщина свадьбы, и они устраивают

вечеринку. Все пьяны, и после того, как я сбежал с Пен, Риса обещала быть нашей

смотрящей.

Это должно произойти в эту ночь.

Раздвигая ее ноги в стороны, я опускаюсь между ее бедер так, что Пенелопа может

почувствовать то, что она делает со мной. Ее голова откидывается назад, розовые губы

размыкаются сразу, как я прижимаю свою обнаженную грудь к ее.

Прижимаясь к ее теплому местечку, где только джинсы разделяют нас, я чувствую, как ее

соски твердеют напротив моей кожи, и поверхностное дыхание выходит из моих легких.

– Сними их, – говорю я, задыхаясь.

Пенелопа протягивает руку между нами и расстегивает джинсы.

– Не джинсы. Очки,– я убираю их с ее лица, и бросаю их в сторону кровати, надеясь, что

они сломаются, и она не сможет надеть их на всю ночь.

Раскрытая Пен отворачивает голову в сторону, как будто ей вдруг стало неловко из-за

того, что я смотрю на нее. Она закрывает глаза и цепляется за меня, почти разрывая кожу

ногтями.

Я целую ее там, где бьется ее сердце.

Затем ниже.

И ниже.

Я расстегиваю ее джинсы, спускаю их до бедер, прежде чем Пен помогает мне

приподнимаясь, чтобы я мог снять их совсем, оставив ее в голубых трусиках с маленьким

белым бантиком на резинке.

Она прячет лицо руками и делает резкие вдохи, когда я целую ее колено.

– Все в порядке? – спрашиваю, прежде чем двигаться дальше, я боюсь перестараться с

этой хрупкой девушкой.

С закрытыми глазами и с простынями, сжатыми в руке, девушка, которую я люблю с

детства, кивает головой, прикусив нижнюю губу.

Затаив дыхание, я медленно стягиваю светло-голубой хлопок вниз по ее гладким,

стройным ногам, пока она не остается голой, и я могу увидеть всю ее.

Отказываясь дышать в случае, если я что-то пропущу, я медленно двигаю свою дрожащую

руку к тому, чего я никогда не касался раньше. Спина Пенелопы прогибается над

матрасом, когда я это делаю.

– Ты можешь сказать мне, чтобы я остановился в любое время, – говорю я, стараясь не

задохнуться.

Следуя указаниям ее тела и лица, я двигаю рукой медленнее, быстрее, глубже ... тут

становиться слишком сложно.

Я прислоняю свой лоб к ее, и мы тяжело дышим, не отводя глаза друг от друга.

Потом она напрягается всем телом, и ее ноги сжимают мою руку. Пен зажимает нижнюю

губу, чтобы удержаться от криков. Ее щеки становятся красными и кожа такой горячей. Я

чувствую каждую мышцу ее напряженного тела, когда она поднимается все выше, и

выше, и выше.

Пока, наконец, она не воспаряет и уносит меня с собой.

После, свет в ее глазах и изгиб улыбки говорят мне, что реальность никогда уже не станет

прежней.

Глава 18

Пенелопа

– Я хочу эту.

– Детка, ты уверена? – спрашивает мама, глядя на светло-розовую рубашку, которую я

держу, показывая ей.

– Да, она миленькая. И желтую, я возьму тоже.

– Миленькая? – спрашивает она, остолбенев. – Пожалуйста, ты уверена в этом? Потому

что, сюда далеко ехать, и если мы вернемся домой и ты пе...

– Я не собираюсь менять свое решение,– прервала я ее, радуясь своему выбору.

Моя мама протягивает руку за одеждой, которую я обычно не ношу, из магазина, в

который я сегодня первый раз зашла, и относит их на кассу с озабоченным выражением на

лице. Кроме этого, есть еще четыре сумки с покупками, про которые она дважды меня

спросила, до и после того, как она заплатила за них.

Вручая мне пятый пакет, она засовывает чек в сумочку и говорит:

– Слишком много стресса. Давай поедим.

Я заказываю салат, который мне трудно есть, потому что моя мама внимательно следит за

каждым съеденным кусочком, как будто у меня анорексия, а не болезнь мозга.

– Съешь все овощи, – говорит она, направляя на меня вилку с куском лазаньи, – они

полезны для тебя.

Я закидываю помидорку черри в рот и улыбаюсь ей.

Женщина, которая принесла меня в этот мир, вытирает рот белой салфеткой и говорит:

– Сегодня было хорошо, правда, детка? Все в порядке?

Кивнув головой, я отталкиваю росток брокколи в сторону и накалываю вилкой кусочек

огурца.

– Это было здорово. Все хорошо,– говорю я, накалывая дальше, кусок авокадо.

Для меня молчание не приносит неловкости, я не беспокоюсь из-за этого, но не мама.

Ради нее, я должна рассказывать о школе, или о мальчике из резервации, с которым

дружу последние пару лет.

Но я не делаю этого, потому что она расскажет папе. Учитывая то, как отличаются друг от

друга он и Диллон, они удивительно совпадают во мнении, что дети приезжающие на

автобусах – неприятности. Тренер Файнел не возражает, что Джошуа Дарк играет в

футбольной команде, но он не позволит, так называемому уголовнику, подружиться с его

потомством.

Я слышала слухи о Джоше, но не верю им.

– Как Диллон, дорогая?

– Хорошо, мам. С Диллоном все хорошо.

В этом и проблема. Мальчик по соседству, всегда был слишком хорош для меня, общение

с ним, это моя попытка подняться до его уровня.

Я знаю, это может окончиться катастрофой.

– Ты выглядишь прекрасно, детка. Это приятная перемена,– честно говорит мама,

потянувшись через стол к моей руке.

– Спасибо, мама.

– Диллон полюбит это.

– Я надеюсь.

– Твой отец, с другой стороны, не будет слишком счастлив, что его единственная дочь

растет.

Глава 19

Пенелопа

– Ей нельзя выходить из дома в таком виде.

Парализующая паника сковывает меня изнутри, заставив меня замереть.

Это именно то, чего я боялась. Что папе не понравится то, что Диллон и другие дети в

школе, подумают обо мне.

– Уэйн, не будь смешным, – мама встает, двигаясь между моим отцом и мной.

Как это не ужасно для меня, он сидит на диване на своем месте и бесцельно листает

телевизионные каналы. Я собираюсь рискнуть, страх покидает мой разум, а мой отец даже

не может выпустить пульт из рук, чтобы успокоить меня.

– Она выглядит на восемнадцать, Соня. Мне и так сложно удерживать от нее этого урода

по соседству.

Он понятия не имеет, какую огромную ошибку совершает.

– Ей шестнадцать. Она выглядит на шестнадцать, – настаивает мама и топает ногой.

– Этому парню больше нельзя к тебе приближаться. И ты, не подходи к нему Пенелопа, –

усы папы двигаются, когда он разговаривает.

Я хочу сорвать их с его лица.

Чувствуя полный провал, я отворачиваюсь от человека, который отказывается показать

свою чуткость хотя бы на пять минут, и бегу наверх. Я захлопнула дверь в спальню и

включила стерео, прежде чем отголоски спора моих родителей можно будет услышать

через стены.

И прежде чем развалюсь на мелкие кусочки, я спешу к окну и закрываю шторы. Я

слишком смущена, чтобы показать Диллону, что с собой сделала.

Это было ошибкой.

Глава 20

Диллон

– Ты же знаешь, что так не может продолжаться вечно, – Риса держится за мой локоть,

ища своими, такого же цвета, как и мои, глаза. – Я знаю, что ты любишь ее, но ты должен

начать любить и себя, Ди.

С термокружкой чая для себя и второй с кофе, для Пен, я волочу ноги сначала по своему

газону, а затем по ее. Как уже миллион дней до этого, я стучу в дверь Файнелов три раза,

прежде чем Соня открывает ее, и я вхожу в место, что становится для меня вторым домом.

– Будешь кофе? – мама моей девушки спрашивает таким бодрым тоном, которого я не

ожидал. Она несет свое тяжелое тело к кофейнику.

– Пока нет, – говорю я и иду вверх по лестнице в комнату Пен.

Прежде чем Соня скрылась из виду, я замечаю, что она лучезарно улыбается, будто ей

кто-то сказал, что луна сделана из ванильного мороженного.

Поскольку, прошлой ночью у окна я был один, я приготовился к тому, что Пенелопа

устроит мне сегодня тяжелое утром. Эпизоды депрессии, которыми она страдает, в

последнее время стали более частыми, но ее поведение до, и во время их, остается в

основном одинаковым. Я могу предсказать и обработать ее настроение лучше, чем кто-

либо другой.

– Пора просыпаться, Пен. Я принес тебе кофе, – я открываю дверь, но останавливаюсь,

прежде чем шагнуть внутрь.

– Что ты думаешь? – спрашивает она.

Я думаю, что она похожа на Пеппер Хилл.

Стоя в центре своей спальни, она вращается, чтобы я оценил ее новый стиль со всех