Текст книги "Путь истинной любви (ЛП)"
Автор книги: Мэри Элизабет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
глаза, я думаю о том, что сказала Пеппер Хилл и размышляю, почему сама не догадалась
об этом.
После всего, что он сделал для меня, это малое, что я могу ему дать.
– Диллон?
– Даа? – он наблюдает, как его подарок отстраняется от моих губ.
– Ты хочешь заняться со мной любовью?
Потрясенный, с красным лицом, Диллон поглядывает на меня краем глаза, пока мы идем
из библиотеки в классную комнату, где у меня математика. Прежде чем он собирается
отправиться на свой почетный урок английского языка, его рот открывается, как будто он
что-то хочет сказать, но он тут же туго смыкает губы и практически пихает меня в класс,
прежде чем уйти.
Я сажусь в конце класса и вынимаю книгу по предмету, который я не смогу пересдать
ранее конца года.
– Удалось сделать что-нибудь из домашнего задания, Пенелопа? – спрашивает меня мисс
«Она-сочетается-со-всем-классом».
Я протягиваю ей завершенное, на порванном от бессилия листе, и кое как склеенное
скотчем, даже не утруждаюсь извиниться за то, что все остальное не готово. «Миссис-без-
имени» наступает своей туфлей из коричневой кожи на плиточный пол класс и качает
головой.
– Только вот не надо рвать, мисс Файнел, – говорит она разочарованным тоном.
– Извините, – бормочу я.
Другие ученики, конечно, замечают, что наш преподаватель зависла около меня. Они
оборачиваются через спины друг друга в поисках меня и Миссис «Имя-ставить-сюда»,
ловя каждое слово из нашего разговора.
– Сколько шансов я тебе давала? Почему образование для тебя не на первом месте? Тебя
волнует твое будущее, Пенелопа? Ты хочешь поступить в колледж? – миссис
Разочарование все говорит и говорит.
Я вижу, как двигаются ее худые губы, но я не слушаю, только киваю, когда она
прерывается для моего ответа.
– Бла, бла, бла и бла, – миссис «Бла» впивает свои пальцы в задание, которое я дала ей. –
Бла. Бла.
– Да, мээм, – говорю я, растерянная.
– Значит, у меня опять будет разговор с твоим отцом, – она быстро моргает, вскидывает
вверх руки и уходит.
У миссис «Полиэстровая юбка» стрелка на чулках.
Один за другим, мои школьные товарищи поднимают головы в направление доски,
открывают свои учебники по математике на странице «бла» и начинают сегодняшний
урок. Я стараюсь тоже следовать ходу урока, но, как и на предыдущем уроке, ищу X, и
округлив до ближайшей десятой медленно стекаю в кучу… бла.
– Миссис Биксби такая зануда.
Через два стола справа от меня, Джошуа Дарк глубоко сидит в своем стуле, перекатывая
голубую ручку между пальцев. Близко посаженные темные глаза, окруженные оливкового
цвета кожей и коротко стрижеными волосами, смотрят на меня. Он занимает одно и то же
место целый год, но припоминаю, как Риса говорила мне избегать ребят из резервации, а
Джош Дарк у них главный.
Мило улыбаясь, я делаю вид, что очень занята разбираясь с коэффициентами или чем там
еще?
– Ты понимаешь это дерьмо? – он поднимает свои принадлежности и пересаживается за
ближайшую парту справа от меня. – Тебе помочь с кучей накопившихся заданий?
Он пахнет жвачкой с корицей и гвоздикой, и я замечаю золотистый ободок по краям
зрачков, которые мне показались черными. Больше, чем любой другой мальчик в нашем
седьмом классе, даже больше Диллона, руки Джоша в три раза больше моих. Кода он
тянется за моими просроченными заданиями, его ладонь почти такого же размера как лист
бумаги.
– Черт возьми, милочка, да ты отстаешь, – он поднимает карандаш и решает все мои
проблемы.
Когда подходит время и уже пора идти домой, Джошуа Дарк заканчивает более чем
половину моих заданий и убирает остальное к себе в сумку с обещанием доделать к
завтрашнему утру.
– Без проблем, – говорит он, поднимая свою сумку на огромное плечо, когда я благодарю
его.
Я не спрашиваю его, как он оказался в этом классе по математике, если он такой умник;
его репутация опасного для общества человека всегда впереди него. Слухи ходят такие,
что он избил директора своей бывшей школы, и продавал наркотики маленьким детям на
игровых площадках. Матильда Типп рассказала, что слышала, как будто он со своей
командой однажды ограбил банк, но так как он носит изъеденную молью рубашку и
старые ботинки, скорее всего это не правда.
Джош следует к выходу позади меня и затем прямо за мной по коридору. Передав мне
смятую бумажку, он произносит:
– Если тебе нужна помощь с сегодняшним заданием, просто позвони.
– Почему ты так добр ко мне? – спрашиваю я, когда семизначный номер жжет мне руку.
Мистер «Плохие новости» кивает головой в сторону классной комнаты и говорит:
– Биксби стерва.
Я закатываю глаза.
– Она еще ничего, по сравнению с моим учителем по английскому.
– Мистер Костер? – спрашивает он. – Лысый, толстый и пахнет как...
– Вонючий сыр «Колби Джэк», – заканчиваю я его предложение.
– Точно, – Джош смеется. – Он тоже у меня. Первый семестр.
Мы сравниваем расписания и выясняем, что у нас общие преподаватели в разное время
дня. Мы обмениваемся историями о странностях наших педагогов, я не замечаю, что
коридор пуст, и мы единственные ученики, кто остался, пока не приходит Диллон в
поисках меня.
– Мы ждем тебя, Пен, – говорит он, запыхавшись.
Джош делает шаг в сторону, и улыбка сходит с лица. Диллон хватает меня за руку, и
тащит меня от опасностью-ограблением-банка-супер-мальчиком-из-резервации-кто-
отлично-справляется-с-заданием.
– Извини, – говорю я, пожимая его пальцы.
Темные глаза провожают меня.
– Хватит уже извиняться.
Закатывая свои, я представляю мистера «Ходячая проблема» мистеру «Сама доброта».
– Диллон, это Джошуа Дарк. Он помогал мне с заданием по математике. Джош, это мой
парень – Диллон Декер.
Поначалу ни от одного нет ответа, но не стоит путать доброту со слабостью.
– Держись подальше от моей девушки, – ревнивый, светлый и смелый встает в боевую
стойку и показывает себя с той стороны, с которой я его еще не видела.
Нисколько не потревоженный, Джош улыбается и уходит, говоря:
– До скорого, Пенни.
Глава 14
Диллон
Мой отец смотрит на меня таким взглядом, как будто я только что объявил, что сейчас
проходит семинар по Теории стоматологии для таких же зануд-стоматологов, как и он, на
который, его не пригласили.
Нет, даже лучше чем это.
Его лицо напоминает мне о том моменте, когда он осознал, что взрослый человек после
удаления зуба, унес с собой его «счастливый» разбрызгиватель для цветов, и он был
вынужден купить новый, пока что еще не такой счастливый.
– Ты уверен, что готов? – папа прочищает свое горло, закрывая дверь так, чтобы мама не
могла слышать нашего разговора.
Секс, это очень естественный процесс, неотъемлемая часть периода созревания мужчины.
Папа рассказывал мне все это, одновременно показывая и называя органы на пластиковом
макете, а теперь он хотел бы узнать, правда ли я готов к сексу. Я совершенно не был
готов, что волосы будут расти вокруг моего члена, но это случилось.
Я раздумываю, сколько пачек M&Ms тренер Файнел мне даст, если я заставлю Пен
улыбаться во время секса.
Думаю, это достойно двойной порции.
– Учитывая состояние Пенелопы, Диллон, связывать себя физическими отношениями с
ней не очень мудрое решение.
– Временами она грустна, – говорю я, проглатывая гнев, – но не умирает же.
Выкатывая стульчик на колесах из-под своего стола он садится, и снимает очки. Папа
пощипывает кончик своего носа перед тем, как продолжить.
– Я имею в виду немного другое, Диллон. Особенность в детстве, а вы как раз и являетесь
теми самыми детьми.
– Мне исполнится пятнадцать через пять месяцев, – говорю я, выпрямляясь, чтобы
выглядеть выше, даже несмотря на то, у нас с отцом одинаковый рост.
Я жду, что мой отец начнет целый доклад на тему подростков в депрессии или достанет
пластмассовый макет мозгов, и уже готовлю себя морально к лекции, которую я совсем не
хочу слушать. Но вместе этого, он расстегивает пуговицы на манжетах своей светло-
голубой сорочки и закатывает рукава.
– Твоя подруга очень больна, сын, – говорит он серьезным тоном. – И эта та болезнь, из
которой, вероятнее всего, она никогда не вырастет.
– Я справлюсь с этим, – настаиваю я. Я справлюсь с этим сам. Я знаю Пенелопу лучше,
чем он или чем даже кто угодно!
– Нет, я не думаю, что ты сможешь, – папа откидывается назад и скрещивает руки на
груди.
Сидя напротив стены, полностью увешанной дипломами в рамках и разными наградами,
полученными в его области знаний, нет никаких сомнений, что человек, который дал мне
жизнь – очень умный. И сейчас у меня не самое простое время, но я все же пользуюсь его
советами.
Сейчас же то время, которое не подходит под это описание вовсе.
– Ты маловат, чтобы начинать такие серьезные отношения, но очевидно то, что это
приносит тебе радость. До недавнего времени, ваши отношения носили невинный
характер.
Слушая его разглагольствования, будто он знает, что происходит между мной и соседской
девочкой, меня так и подмывает выдрать ему два передних зубы ржавыми плоскогубцами.
Без обезболивающего.
– С тех пор как Файнелы въехали по соседству, мы с твоей мамой стали свидетелями как
ты отодвинул все, что было для тебя в приоритете назад, освободив место для Пен. Мы
достаточно хорошо осведомлены, насколько сильной может быть первая любовь, но я все
же думаю, что сейчас самое время нам вмешаться.
Проведя рукой сквозь волосы на голове, я расстроенно выдохнул.
– Риса влюбляется каждую неделю, и ей вы ничего не говорите.
Скромная улыбка перечеркивает извиняющееся выражение на лице отца.
– Твоя сестра живет свободным духом, и в основном я поддерживаю ее саморазвитие.
– У нее голова от травки задурманена и в школе ее считают сумасшедшей, – отвечаю я,
закатывая глаза. Чувство вины мгновенно жалит меня, и я больше ничего не говорю,
опасаясь нового укола.
Понимаю, что, скорее всего, отец тоже прав.
– Ты, конечно же, не такой, но твой отчет об успеваемости пришел вчера по почте.
Несколько разочарованных преподавателей предупреждали меня, что отправят мои
оценки родителям на рассмотрение. Каждый день с того момента я проверял почту,
надеясь забрать из сумки почтальона, перед тем как он опустит их в ящик, но все что
приходило – были счета и купоны на покупки. Решив, что мои учителя всего лишь лгуны,
я перестал преследовать почтальона.
Это была ошибка.
– Твоя мама так же заметила горящий всю ночь свет в твоей спальне, чем и объясняются
твои постоянные опоздания в школу.
Пульс начинает биться в подушечках пальцев, когда я говорю,
– Я буду стараться над оценками и никогда больше не опоздаю.
Отец подталкивает очки вверх на свой узкий нос и моргает за толстыми стеклами.
– Я никогда не чувствовал надобности вводить какие-то строгие правила по отношению к
тебе, Диллон. И мне очень нравится Пенелопа, но…
Не дав отцу договорить, я встаю и мчусь к двери со словами:
– Я передам Пенелопе, что мы не можем заниматься сексом. Спасибо, что поговорил.
Выходя из передней двери я плавно погружаюсь в лучи майского солнца, пересекаю нашу
въездную дорогу и затем дорогу Файнелов, осторожно, чтобы не наступить в пятна от
масла, которые оставил «Жук» Рисы на асфальте. Когда я поднимаюсь на соседское
крыльцо, я даже не думаю постучать, прежде чем войти внутрь. Мистер «Нацист –
позвони в звонок, прежде чем проникнуть в мое королевство» отсутствует дома, а Соня
говорит, что мне всегда рады в их доме.
– Она наверху, – говорит мама Пенелопы из кухни, облизывая с пальцев что-то
напоминающее жидкое тесто для брауни.
Медленно поднимаясь, я решаю, что больше ни за что не обращусь к отцу за советом. А
какое вообще отношение имеет секс к любви, в любом случае? И кто он такой, чтобы
судить, отчего грустит Пенелопа? И это тот человек, который плакал каждый раз, как я
терял молочные зубы в детстве, потому что он считал их идеальными. Такими
идеальными, что даже зубная фея их была не достойна.
– Плохие новости, – говорю я, открывая дверь в комнату Пенелопы.
– Тссс, – она прикладывает палец к губам.
Я останавливаюсь в проходе, освещая темноту душного пространства. Стены ее комнаты
окрашены в ярко-оранжевый от дюжины зажженных маленьких свечек, расположенных
повсюду. Зачинщик огня сидит в позе лотоса в центре своей кровати, с раскрытыми
ладонями на коленях, соединив кончики среднего и большого пальца.
– Ммммммммм, – глаза Пенелопы закрыты, лицо ничего не выражает.
Достаточное количество свечей, чтобы спалить весь дом дотла, покрывают каждую
устойчивую поверхность в ее комнате. Я с легкостью насчитываю ряд из двадцати свечей
на ее комоде прямо перед магнитофоном, еще десять стоят на подоконнике, семь штук
горят на прикроватной тумбочке и еще три мерцают на книгах по Английскому языку
позади кучи одежды.
– Что, черт подери, ты здесь устроила? – спрашиваю я, закрывая за собой дверь. И прежде
чем заживо сгореть, задуваю свечи и широко открываю окно спальни, чтобы пустить
немного свежего воздуха.
– Эй! – восклицает она, падая на спину. – Я была так близка в этот раз. Ты должен
уважать умерших, Диллон.
Размахивая фиолетовой подушкой над детектором дыма, чтобы он не разразился сиреной
тревоги, прежде чем уйдет весь дым, я переспрашиваю:
– Близка к чему?
– К вызову духа Курта Кобейна. Я хочу, чтобы он использовал мой голос для того, чтобы
поговорить со своими фанатами еще раз.
Отбросив подушку в угол комнаты, я усаживаюсь на край кровати, удовлетворенный тем,
что только что спас целый квартал от смерти через сожжение.
Одетая в футболку с изображением старой музыкальной группы и в пластиковых бусах на
шее, Пен держит рядом, несколько альбомов с роком и эта музыка медленно играет на
заднем фоне.
– Не стоит жечь так много свечей или предлагать свое тело в качестве сосуда для давно
ушедших из жизни музыкантов, – говорю я.
– Он бы не умер, если бы его не убила собственная жена, – Пен поднимает на меня свои
разочарованные карие глаза.
– Разве он не сам себя застрелил? – спрашиваю я.
Пен отмахивается от меня.
– Ты принес плохие известия?
Я киваю и говорю:
– Мой папа сказал, чтобы нам не стоит... ну ты поняла... делать этого.
Юный маг выпрямляется, и ее длинные волнистые волосы спадают на хрупкие плечи.
Крестик висит достаточно низко и достает до груди. Прошло три дня с тех пор, как она
предложила расстаться с девственностью друг друга. С тех пор, мысли о девушке, которая
часто плачет без причины, вторгаются в мою голову совершенно с новой стороны.
Я вспоминаю форму ее губ и насколько верхняя губа пухлее нижней. Вокруг груди она
усыпана мелкими веснушками, а некоторые собрались в форме кристаллов прямо под
впадинкой на шее. Длинные ресницы достают почти до ее нежных щек, когда она
опускает глаза, и мне так нравится ее манера говорить уголком рта.
Когда мы целуемся, я еще сильнее ощущаю как ее «девичье развитие» мягко упирается в
мое тело и как пальцы нежно порхают по моей шее.
На следующий день за обедом, Пен взяла мою руку и под столом положила ее на свое
оголенное бедро. Я был настолько напуган, чтобы сделать хоть что-либо и мой страх был
единственной вещью, которая удержала меня от того что я хотел сделать – провести
открытой ладонью вверх и вниз по бедру.
– Что они вообще знают? – говорит она, проводя тыльной стороной ладони по лбу. Ее
футболка приподнимается, когда она вытягивает вверх руку.
В глубине живота прыгает нервный комочек. На секунду я закрываю глаза, прогоняя
прочь мысли о голом пупке и желтых трусиках, торчащих из-под джинсовых шорт.
– Он как бы доктор, – говорю я, сглатывая с трудом.
–Но, он ничего не знает о нас, – легко отвечает она, прикладывая свой подбородок на мое
плечо. Пенелопа смотрит на меня из-под своих темных ресниц.
Близость этой девушки заставляет потеть мои ладони, и у меня снова учащается
сердцебиение.
– Мы же любим друг друга, так? – шепчет она.
Для меня совсем ничего не значило это слово, которое упомянул отец, прежде чем я
выскочил из кабинета; но слыша слово «любовь» из уст Пенелопы, сразу проясняется
многое.
Я люблю ее с поры пузырей от жевательной резинки и фургона для переезда.
Я люблю ее, и за очки в красной оправе в форме сердец.
Я люблю ее и за то, как она выглядит, паря на руле моего велосипеда.
Я люблю ее.
***
– Что происходит с Пенелопой? – спрашивает Герберт, кивая головой в сторону
печального Нечто под деревом в школьном саду.
Пен сидит, спрятав свое лицо между колен, которые она притянула к груди. Я знал, что
сегодня будет достаточно проблемный день, когда вытащил ее утром из постели и увидел
темные круги под глазами, и слезы, которые катились по ее бледным щекам. Но все еще
более ухудшилось в течение дня.
Спрятавшись под стеклами голубого цвета, она невидима; а мир все видит. Она ни с кем
не разговаривает, кроме меня, и когда я пришел чтобы забрать ее с урока перед обедом,
она спала, положив голову на стол.
– Да ничего с ней не происходит, – резко отвечаю я. Мои друзья не знают. Им не нужно
знать дважды два, чтобы понимать, что с Пен что-то происходит.
Присоединившись к своей подруге под старым дубом, я встаю на колени позади нее.
– Я не думаю, что могу пойти на следующий урок, Диллон, – говорит она. Ее голос глухо
звучит между колен.
– Еще один урок и мы уйдем вместе.
Она трясет головой, поворачиваясь в сторону, так, что я вижу ее лицо. Жидкая подводка
течет с ее глаз, и губы дрожат, когда она произносит,
– Я хочу найти своего папу. Он разрешит поспать мне в его кабинете.
– Ты уже почти преодолела большую часть дня. Еще один час – это же ерунда, – говорю я,
вытирая ее лицо своими пальцами.
Поднимая «мисс безнадежность» на ноги, я хватаю ее под руку и веду к зданию, где будет
последний урок Пен. Я наблюдаю, как ее маленькие зеленые туфельки шагают позади
моих бело-черных, в то время как я рассказываю о том, что делает ее счастливой.
Например, о приведениях или о перьях, которые я продолжаю таскать из студии-
мастерской.
Она хватает меня за футболку, когда мы достигаем следующего класса по ее расписанию.
– Это все и затем у нас будет целое лето, хорошо? – говорю я, отрывая ее пальцы от моей
одежды, прежде чем целую костяшки ее пальцев.
– Я все равно не сдам целый предмет в один день. Так что не страшно, если я пропущу.
Нижняя губа Пенелопы подрагивает. Она опускает голову так, что мне не видно ее лица.
Острая боль пронзает мой живот, когда она вот так входит в депрессию, переворачивая
все там с ног на голову. Вместе того, что бы скрючиться от боли и кричать, как делает моя
милая, когда все летит в тартары, я целую ее в макушку и заправляю пару выбившихся
локонов за ухо.
Я уже почти собрался идти по коридору в класс Английского, который находится в
здании рядом, когда Джошуа Дарк проходит мимо нас и открывает классную дверь. Он
придерживает ее ногой и говорит:
– Ты заходишь, Пенни?
Она поднимает глаза на парня, с которым, часто ее предупреждали не общаться и
остерегаться, и улыбается половинкой рта. Я почти меняю свое мнение и говорю Пен, что
мы должны сбежать и пойти домой сейчас же, но пока она кивает головой и отступает
назад, слова застревают в моем горле. Пока она не зашла слишком далеко, я хватаю ее за
руку и сжимаю ее пальцы.
– Еще один час, – напоминает мне она с настоящей улыбкой.
«Боль в моем животе» растворяется в классе, но Джош не следует за ней. Он убирает свой
грязный ботинок из дверного проема, позволяя двери закрыться. Всего лишь в нескольких
шагах друг от друга, с горячей ненавистью, струящейся по моим венам, мне так хочется
врезать по этой тупой ухмылке на его дурацкой физиономии.
Звонок сигналит о начале занятия, крича откуда-то с потолков, звеня в моих ушах. Этого
достаточно, чтобы позволить слепой ярости разъедать меня изнутри, и я ухожу прочь, уже
отсчитывая следующие шестьдесят минут.
***
– Где она? – интересуется Матильда вслух, собирая что-то с концов своих волос. –
Давайте начнем это лето!
Велосипед отцеплен и готов с ветерком довести мою девочку домой. Герб, Кайл и
рыжеволосая, тоже готовы ехать, раскачиваясь из стороны в сторону кто на двух, а кто на
четырех колесах. Несмотря на то, что ей хотелось бежать домой, еще не начав и первого
урока в школе, Пенелопы нигде не видно. Прошел уже час и пошел второй, а она никогда
не опаздывает.
Наклоняя велосипед в сторону забора и пристегивая его, я засовываю руки в карманы и с
нетерпением ожидаю её появления в двойных дверях, через которые она выходит каждый
день. Каждый раз, как они открываются, мое сердце замирает, надеясь, что это Пен. Но
это не она.
– Дружище, мы одни кто здесь остался, – говорит Кайл.
Я оглядываюсь вокруг и наконец понимаю, что двор перед школой почти пустой. Она,
должно быть, закончила урок и ушла домой, но обычно Пенелопа меня предупреждает об
этом. Если она удрала с урока чтобы вздремнуть в кабинете тренера Файнела, то он бы ее
разбудил, чтобы она поехала домой вместе с нами. Все равно – Пенелопа уже давно здесь
была бы.
– Я пойду поищу ее, – говорю я, отдаляясь от своих друзей.
– Мы будем здесь, – кричит мне вслед Матильда.
Я даже и не думаю проверять кабинет ее отца, прежде чем иду напрямик в класс
математики. Воспоминание о полуулыбке, которую она подарила Джошу, когда у нее не
осталось сил на что-то большее кроме слез, подсказывает мне, где конкретно ее искать. С
сердцебиением где-то в районе горла, я шагаю через двойные двери, через которые она
так и не вышла ко мне. В коридоре я вижу ее, прислонившуюся к шкафчикам и мирно
болтающую с ним, как будто это не мне пришлось выталкивать ее из дома утром. Я
закипаю, и готов плюнуть ей в ноги.
Пен замечает меня, стоящего в конце коридора и выпрямляется. Часть меня
успокаивается, когда я вижу что ее лицо по-прежнему бледное и плечи опущены.
– Вот черт, – говорит она, помахав Джошуа ручкой на прощание и идя на встречу ко мне.
– Извини меня. Ты же должен был уехать!
– Что происходит? – спрашиваю я, когда она останавливается прямо передо мной.
– Ничего, – говорит она, поглядывая через плечо прежде, чем продолжает. – Джош
помогал закончить мне с кучей домашки. Это повысило мою оценку до «Д». И я
благодарила его.
Подняв свои глаза и смотря через голову Пенелопы, я вижу, как помощник с домашкой
удаляется по коридору в другую сторону. Вместо того, что бы начать преследовать его, я
беру свою девушку за руку и увожу ее отсюда, подальше от проблем.
– Я сдала математику только благодаря ему, – говорит Пен несерьезным тоном. – Я
уверена, он просто пожалел меня. Он, скорее всего, и не вспомнит в следующем году кто я
такая.
С переплетёнными пальцами, видя наших друзей, я не говорю ей о том, как надеюсь, что
она права.
Глава 15
Пенелопа
– Ребята, вы влюбились друг в друга как детсадовские детки, или все по-взрослому?
Потому что тут есть разница.
Я пожимаю поцелованным солнцем плечами, не зная, как назвать ту теплоту, которую
пробуждает внутри меня Диллон. Я только уверена, что это мое самое любимое ощущение
в мире.
Риса выпускает струю дыма в липкий летний воздух:
– Он видел твои сиськи?
От этих слов, мои глаза, спрятанные за оранжевыми линзами очков, широко
распахиваются, и я скрещиваю руки на груди.
– Нет!
Официально окончив школу, сестра моего парня провела все лето в путешествии, следуя
за некоторыми инди-группами по всему Тихоокеанскому Северо-Западу. Она вернулась
два дня назад с дредами на голове, проколотым носом, и небольшой татуировкой на
нижней части спины. Вернувшись, Риса подарила мне рубашку. Мне было приятно знать,
что она думала обо мне, пока спала в задней части фургона и чистила зубы в туалетах на
заправках.
– Ди сказал мне, что вы хотите заняться сексом. Это огромное дело для такой миленькой
маленькой девочки. Ты знаешь, на что это похоже, быть с кем-то в таком плане?
Поделиться своим телом с другим человеком?
–Я не знаю, – отвечаю я, отмахиваясь от струи дыма, – я видела это в кино.
Риса убрала волосы в хост на затылке, и сейчас, бриллиант в ее носу сверкает на солнце.
На ней, пара моих розовых очков, и щель между зубами смотрится довольно мило, за
ярко накрашенными красными губами.
–Что за спешка? – спрашивает она. – Ты такая молодая. Подожди немного.
Ее слова, залетают мне в одно ухо и вылетают из другого. Я вытираю липкий пот со лба и
смотрю во двор, где Диллон выравнивает свежий слой бетона перед крыльцом, работая в
паре с моим отцом. Прошлую неделю они провели, разбивая кувалдами и другими
инструментами прежнее бетонное покрытие, сгорая под лучами летнего солнца, споря и
рассуждая о подростковых мышцах и жестких волосах на груди.
– Клянусь его усами, он протянул руку и прикоснулся ко мне, – ябедничал мне мой
мальчик вчера вечером, после долгого дня работы рядом с моим отцом.
– У девушек из оркестра больше силы, чем у урода, живущего по соседству, – жаловался
позже папа.
Поднимая тяжелые локоны с шеи, я завязываю их в пучок на макушке и вытягиваю ноги
перед собой. Диллон стоит, задрав очки на лоб, осматривая фронт своей работы с красным
лицом, и щурится из-за солнца. Его белая футболка вся в поту. У меня перехватывает
дыхание, когда он снимает ее.
–Перестань смотреть на него, – подшучивает Риса, пихая меня в плечо.
Я не могу. Я не хочу.
Его тяжелое дыхание и мерцающая от пота кожа. Этот парень – полностью мой.
Объект моего восхищения смотрит сквозь наши дворы, встречаясь взглядом со мной.
Зажав нижнюю губу зубами, я скрещиваю ноги и машу ему.
– Секс – это дешево, Пен. Заниматься любовью – намного приятнее, – опьяненная
косячком, Риса мямлит между затяжками.
Диллон бросает свою футболку через плечо и движется ко мне.
Теперь, его волосы десяти различных оттенков русого, и у него появились мышцы,
которых не было две недели назад.
Встав на босые ноги, я перепрыгнула горячий бетон, приземлившись на вызывающую зуд
траву, которая щекочет между пальцами. Пока я сидела рядом с Рисой, я не заметила, что
надышалась наркотическим дымом, и ее вредная привычка ударила мне в голову.
Пузырьки внутри меня глупо смеялись, а лицо пощипывало. Чем ближе я подходила к
Диллону (проходя мимо моего отца, не заботясь о том, что мои волосы явно пахнут
марихуаной), тем сильнее мое сердце танцевало.
– Мы заняты, Пенелопа,– проворчал папа, смешивая целый мешок бетона в тачке.
Диллон утирает с правого виска капли пота, подмигивает мне и говорит:
– Игнорируй его.
Прохладный соленный океанский бриз проходит через наши дворы, достаточно
душистый и освежающий, чтобы по рукам поползли мурашки. Свободные пряди моих
волос взметнулись, и часть упала на лицо, прилипая к бальзаму на моих губах, со вкусом
вишневой колы.
Диллон заправляет мои непослушные пряди за ухо и говорит:
– Я люблю тебя, как никого другого.
Мое сердце начинает колотиться и дрожать как безумное, а внизу живота покалывает.
Мне требуется много сил, чтобы не начать слизывать капли пота, скатывающиеся по его
лицу, прямо на глазах отца.
Смахнув кончиком пальца каплю, я смотрю на крошечный шарик жидкости, и меня
охватывает желание растереть его по своим губам. Но, прежде чем я получаю шанс
выполнить свое желание, он скатывается и падает, впитываясь в газон.
Диллон берет меня за руку и идет со мной к новой залитой бетонной плите, которую они
сделали сегодня утром по другую сторону крыльца. Потом, это будет площадка для
барбекю. Бетон сохнет медленно, темно-серого цвета и идеально ровный.
Мой парень опускается на колени, и тянет меня вниз за собой. Он вытягивает свои руки
и раздвигает пальцы. Понимая, что он задумал, я копирую его движения. Мы
одновременно опускаем наши ладони в сырой цемент и давим, пока они полностью не
скрываются в нем.
– Это так холодно! – смеюсь я
Потом мы поднимаем руки, чтобы посмотреть на то, как мы отметились в летнем
проекте тренера Файнела. Диллон встает и убегает, но я остаюсь и смотрю на наши
отпечатки, думая обо всем, что он сделал своими руками для меня. Эти руки держали
расческу, чтобы расчесать мои волосы, когда я не могла сделать это сама. Его ладони и
десять длинных пальцев, сжимали руль велосипеда и везли нас туда, куда мы желаем.
Костяшки пальцев, стучали в мою дверь каждое утро, несмотря на то, что мой отец
отрицательно относится к этому. Эти руки держали карандаш, которым пишутся записки
для меня.
Но лучшего всего, они держат мою руку.
– Эй, ты в порядке? – спрашивает подошедший Диллон. Его голос потерял свою
беззаботность, и улыбка и светлые глаза погасли.
Я улыбаюсь, надеясь, что озабоченность с его лица исчезнет.
–Я в порядке,– встаю на ноги и вытираю испачканные в цементе руки о джинсовые
шорты.
Диллон делает шаг ближе. В правой руке он держит небольшую сломанную ветку.
– Ты уверена? Потому что мы можем уйти отсюда.
Я качаю головой, стараясь, чтобы мой голос звучал увереннее.
– Все нормально.
Eго плечи заметно расслабляются, и на место возвращается улыбка, мгновенно освещая
его лицо.
– Твой папа будет недоволен, – говорит он, опускаясь на колени и ставя кончик палки в
бетон выше наших отпечатков. – Но какая, к черту, разница?
Диллон криво выводит наши имена над отпечатками рук, даты под ними, а затем он
рисует маленькое, кривобокое сердце между ними.
Его рука на моем плече, а моя, на его обнаженной потной пояснице, и мы с гордостью
смотрим на наш вклад в будущую пикник-зону Файнелов.
Потом, подходит сестра моего парня, вдруг толкает нас, и берет палочку. И, пока ее не
остановили, на нетронутой поверхности плиты, большими кривыми буквами выводит:
«РИСА НАПОЛНЕНА ТРАВКОЙ». И, швырнув палку через весь двор, словно героиня
идет домой.
Мы онемели и застыли в напряжении, не зная, как это исправить, тут отец появился с
другой стороны дома. Лицо отца красное от активных движений, а темные волосы вьются
от пота.
– Я работаю один, парень? Ты хочешь, чтобы я умер под этим солнцем? Это твой план –
убить меня и завладеть моей семьей?– в его тоне нотки юмора, и я думаю, что улыбка
спрятана в усах.
Затем он переводит взгляд на плиту.
– Парень! – рычит он. – Я оставил тебя без присмотра на пять минут, и ты все испортил!
Диллон убрал руку с моего плеча, и поднял обе, сдаваясь.
Он стоит с широко раскрытыми глазами полными извинения.
Я делаю несколько шагов назад, тайно надеясь, что они решат эту проблему между собой,
и в ожидании, когда отец увидит реальную проблему во второй надписи.
Тренер указывает на каракули и говорит:
– У тебя миленький почерк, парень
Диллон закатывает глаза.
– Риса наполнена травкой, – читает папа. Он стоит прямо, и фокусируется на заклятом
враге. – Какого черта это значит? Это какая-то реклама банды? Ты что, ее участник? Мне
стоит беспокоиться за безопасность своей дочери?
На этот раз я закатываю глаза.
– Я не делал этого,– восклицает Диллон, отступая назад, когда мой отец начинает на него
двигаться, – тут написано имя моей сестры.
Папа выглядит задумчивым.
