Текст книги "Путь истинной любви (ЛП)"
Автор книги: Мэри Элизабет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
«Путь истинной любви»
Мэри Элизабет
Книга вне серии
Переводчики: Ирина Коренблит (1-14), Наташа Коновалова
Редактор и вычитчик: Анна Бродова
Оформление: Наталия Павлова
Обложка: Наталия Айс
Перевод выполнен для группы https://vk.com/beautiful_translation
Для Андреа.
Это всегда было для тебя.
Введение
Простое объяснение: я не могу доверять своей душе.
Она всегда предает.
Как грустно.
Аннотация:
Бывают дни – лучше, чем другие, но Пенелопа Файнел знает, как можно быть невидимой
под цветными стеклами солнцезащитных очков в виде сердечек.
Ее мысли – самый худшие враги, и даже утреннее пробуждение уже риск. Для такого
ребенка как она, остаться в кровати на весь день намного проще, особенно если день
начинается с новой школы в новом городе и с новыми ребятами, которые искренне не
понимают, что причиной для печали могут быть не только серые облака, скрывающие
солнце.
Диллон Декер обычный мальчишка из провинциального маленького городка, который
просто излучает свет и счастье. Под тотальным контролем отца Пенелопы, Диллон
катает ее на руле своего велосипеда, надеясь, что сможет побороть ее грусть.
Но когда друзья превращаются в любящих и заботящихся людей, как долго все это будет
продолжаться. Пока любовь не поглотит их целиком?
История о переездах и роликовых коньках, конфетах ради улыбок и записках на газонах.
Первая любовь и борьба за нее.
Путь истинной любви.
Глава 1
Диллон
– Как ты думаешь, кто она такая? – спрашиваю я.
Эта девушка и ее родители приехали пятнадцать минут назад на грузовике, который
теперь припаркован перед пустующим соседским домом. Светлокожая, с темными
длинными волосами, она одета в рваные джинсовые шорты и выцветшую черную
футболку с рисунком, который трудно разглядеть.
– Я не знаю, – отвечает мой лучший друг Герб. Он вытирает бусинки пота над верхней
губой.
Я переношу вес на пятки, удерживая велосипед между ногами, и гравий хрустит под моим
покорителем дорог Вэном. Солнце уходящего лета, светит на нас с полуденного чистого
неба.
Кайл, мой другой замечательный приятель, подкатывает на скейтборде, на миг, закрывая
мне обзор.
– Я ее никогда не видел, – говорит он.
– Должно быть новенькая, – Герберт останавливает байк рядом с моим, и барабанит
пальцами по рулю веселую мелодию, которая вертится в его голове уже неделю.
Соседский дом окрашен в белый цвет с желтой отделкой и стоит пустым с прошлого
сентября. Предыдущие хозяева, Пиментелы, прожили в нем некоторое время, а потом
неожиданно уехали. Мои родители не любят, когда я подслушиваю, но я слышал, как они
говорили: «Мисс Пиментел увезла мистера Пиментела после того, как застукала его
макающим свою глубоководную удочку в чужой океан».
Несколько людей интересовались домом с тех пор, как на нем появилась табличка «
Продажа». Но они были не местными, и дальше первичного осмотра дело не доходило. В
последнее время никто не приезжал в Кастл Рэйн. « Это место только для пердунов и
пожилых людей, – так всегда говорит моя старшая сестра Риса. – Чертов Вашингтон.»
– Как ты думаешь, она завтра появится в школе? – спрашивает Герб.
Я пожимаю плечами.
Из-за грузовика, появляется мужчина возраста моего отца с двумя большими коробками в
руках. Рядом с ним низкорослая полная женщина, с длинными волосами, похожими на
волосы девушки. В ее руке болтается связка ключей. Она пытается быстро идти рядом с
мужчиной, и практически плывет.
Если только полные люди умеют так плавно ходить.
– Пенелопа, – громко говорит женщина, – хочешь первой открыть дверь?
Девушка не отвечает. Леди с ключами перестает улыбаться, и мужчина с коробками
хмурится.
– Она грубая, – насмешливо говорит Кайл. – Я ее уже ненавижу.
Я вывожу велосипед с улицы на дорожку перед своим домом. Мои лучшие друзья
отстают, продолжая болтать, тогда как я, молча наблюдаю.
– Пен, – снова пробует леди, звеня ключами, раскачивая их сильнее, чем в первый раз. Ее
руки трясутся.
Нет ответа.
– Пенелопа, – кричит мужчина, – не игнорируй мать.
Сидя на ступенях перед домом, девушка (Пенелопа, Пен, да как угодно), обитает в каком-
то своем мире. На ее бедре висит аудиоплеер, в ушах наушники. В такт мелодии, слышной
лишь ей одной, новая соседская девушка качает головой вперед и назад, не обращая
внимания на родителей. Ее глаза скрыты солнцезащитными очками с круглыми зелеными
стеклами. Ее губы шевелятся, и мне сначала кажется, что она напевает слова песни,
которую слушает, но затем она надувает самый большой пузырь из жвачки, который я
когда-либо видел.
Мое сердце выписывает странный прыжок-подскок в груди.
Розовый пузырь лопается, липнет ей на нос и подбородок. Одним движением языка она
очищает свое лицо от жвачки. Она продолжает жевать, кивать и игнорировать всех.
– Диллон, – ноет Герб, – пошли, приятель.
Я оглядываюсь на друзей, уже не такой заинтересованный в поездке на велосипеде через
весь город как был с утра (да и в последние три месяца). Кайл красный, а лоб Гербера
блестит от пота, который скатывается по вискам. Они ждут в нетерпении.
– Это последний день лета, – добавляет Кайл.
Я поворачиваюсь в сторону вновь прибывших. В сторону Пен.
– Это всего лишь девчонка, – дразнит Герберт.
Пенелопа надувает следующий пузырь. Ее мать проходит мимо нее и собственноручно
вставляет ключи в дверной замок. Мужчина с коробкой, предположительно ее отец,
кладет картонную коробку на ноги дочери. Ее имя написано через всю коробку черным
маркером: Пен/Хрупкое.
До нее наконец-то доходит, и она вынимает наушники из ушей. Девушка с зелеными
очками встает, отряхивая пыль с попы, и тут замечает меня, наблюдающего за ней.
Меня приветствует очередной пузырь.
Мои щеки заливает краска смущения, от того, что меня застукали. Вместо того, что бы
«жечь резину» в конце улицы я наклоняюсь вперед и складываю руки на руле велосипеда.
Объект моего странного обожания поднимает коробку, и исчезает в доме, в то время как
появляется ее мать.
– Диллон, пойдем, – умоляет Герб. – Ты чё, любуешься девушкой что ли?
– Замолчи, – говорю я, выруливая свой велосипед на улицу. – Поехали.
– Поговори с ней, – отважно подначивает Кайл. Его темно русые волосы падают на глаза,
закрывая рану над бровью, которую он получил сегодня утром.
Я трясу головой, пытаясь не улыбаться. Желание оглянуться, чтобы увидеть вышла ли
Пенелопа из дома, сильнее, чем желание обогнать Кайла и побороться с ним. Этого я тоже
не делаю.
– Сам поговори с ней, – говорю я.
Герб подъезжает к пешеходной дорожке. Опираясь руль, он балансирует на переднем
колесе, подпрыгивая пару раз, прежде чем повторить трюк, только уже на заднем.
Усевшись нормально, начинает наяривать круги вокруг меня.
– А я то причем? Это ты хочешь ее поцеловать.
– Я не хочу ее целовать, – говорю я. Звук открывающейся и закрывающейся двери
грузовика цепляет мое внимание.
Они уезжают? Она уезжает? Может она забыла свою жвачку в грузовике?
– Как скажешь, – шутит Кайл.
Я остаюсь стоять у дома, когда мои друзья уже вовсю мчатся по дороге, начиная нашу
длинную и последнюю поездку, перед тем как сядет солнце и зажгутся уличные фонари,
заканчивая тем самым, летние каникулы. Они были великолепны – исследования леса,
прыжки с домов и купание в океане. Герб, я и Кайл, вместе сводили с ума своих матерей и
давали жару соседям. Мы проводили вместе каждый день, сея хаос и веселясь от души. Я
не готов все это заканчивать сейчас, но я хочу узнать больше о девушке, которая вдруг
появилась из ниоткуда.
Решаю скрыть свое любопытство, чтобы не терпеть издевки от своих друзей. Я резко
трогаюсь, с силой жму на свои неоновые оранжевые педали, вращая замасленную
серебряную цепь, круча резные шины и толкая себя вперед. И снова сердце учащает свой
ритм, как бы готовясь к приливу сил от работы всех мышц тела и усталости от скорости
поездки. Я криво ухмыляюсь, и горячий воздух обжигает мои глаза.
Это тот мир, к которому я принадлежу.
Любопытство берет верх, и пока я не уехал слишком далеко, я оглядываюсь через плечо.
Пенелопа вышла на крыльцо и стоит у загромождения из пяти-шести коробок. Вместе
того, что бы взять одну из них, девушка в зеленных очках на лице машет мне.
Я еду быстрее.
Девчонки все же странные, даже те, которые очень симпатичные и умеют надувать самые
крутые пузыри, которые я когда-либо видел.
Когда солнце совсем скрывается из вида, я начинаю свой путь домой. Я, под желто-
оранжевым светом фонарей, медленно кручу педали и еду вдоль улицы в одиночку. В
воздухе разлита вечерняя теплота, чувствуется запах морской соли и кое-где появился
туман. Обжигающее солнце ушло. Вот, кот проскочил передо мной; заработали чьи-то
газонные разбрызгиватели, попав мне на лицо, когда я завернул; из домов доносятся звуки
телевизора.
Я замедляюсь, при подъезде к дому, растягивая последние несколько минут свободы.
Соседский грузовик исчез. Его сменил серебряный Крайслер. Больше не видно коробок на
крыльце, но появилась деревянная табличка над дверью с надписью «Файнелы».
Пенелопа Файнел.
Я толкаю свой велосипед по дорожке, и тут зажигаются фонари сигнализации, освещая
весь двор у дома, и захватывают немного соседского двора. В то же самое время, на улицу
выходит отец Пенелопы, и дверь за ним захлопывается не сдерживаемая доводчиком.
Он видит меня и произносит:
– Нужно бы починить.
– Да уж, – отвечаю я, не зная, что еще сказать. Я ставлю свой байк позади дома.
Мой новый сосед устраивается на отдых на веранде. Его рост около шести футов, вкупе с
темно-коричневыми волосами и густыми бровями, делает его довольно пугающим. Даже с
такого расстояния, и при слабом свете фонарей сигнализации, я различаю темные вены и
достаточно густой волосяной покров на его руках. В отличие от жены он худой. Как и у
его дочери, его кожа уже тронута солнцем.
– Скорее всего, тут нужен болт, – бормочет он. – Как впрочем, и всему остальному в этом
чертовом доме.
Я секунду обдумываю и решаюсь помочь.
– Я уверен, что у моего отца есть болты, которые вы могли бы одолжить.
Отец Пен оглядывает меня. Его густые брови сходятся вместе от прищура глаз.
– Кажется это яркий свет, малой, – указывает он на один из сигнальных фонарей.
Я киваю.
– Да, сэр.
– Могу поспорить, он светит прямо в мою комнату.
Я поднял глаза на дом. До сегодняшнего вечера все окна были темные. Теперь же они
светились, и несмотря на занавески, я мог различить проплывающие мимо тени. Я
размышляю, которая из комнат ее.
Надеюсь та, которая прямо напротив моей.
– Мне совсем ненужен светящий в мою комнату луч, парень, – говорит отец Пен низким
голосом. – Кое-кому завтра рано вставать.
– Он зажигается только тогда, когда кто-то проходит мимо, – ответил я, сунув свои липкие
от пота руки в карманы.
– А что насчет живности? – спросил он.
– У нас нет никаких животных, сэр, – ответил я.
Мистер Файнел громко засмеялся, наполнив липкий ночной воздух бурным весельем.
– Я имею в виду енотов, малыш. Коты, заблудшие псы или опоссумы – реагирует ли на
них фонарь?
– Эмм… – начал я, неуверенный будет ли фонарь реагировать на них. Я не хочу врать, но
и что-то отвечать ему я тоже не хочу.
Затем входная дверь открывается и громко захлопывается снова, и на пороге за фашистом
появляется Пенелопа. Ее волосы собраны вверх и она больше не жует жвачку. Ее колени
грязные и туфли очень неопрятны. Аудиоплеер больше не прицеплен к ее бедру, но
зеленые солнцезащитные очки все еще на лице, несмотря на то, что уже ночь.
Неожиданно голос мистера Файнела выводит меня из оцепенения.
– На что это ты смотришь, парень?
Абсолютно точно, более чем шесть футов в высоту, нацист больше не сидит, опираясь на
поручень перил. Теперь он стоит перед дочерью, загораживая ее от меня своим телом.
Я выпрямляюсь и говорю слишком громко и быстро.
– Ни на что!
Он снова хохочет на мой ответ, но хмурит брови еще сильнее, чем прежде. Пенелопа
выглядывает из-под руки своего отца. Я не могу отвести взгляда.
Мистер Файнел перестает смеяться.
– Увидел кого-то симпатичного, парень? Ты думаешь, я ничего такой?
– Что… что... нет, – запинаюсь я. Мое сердце останавливается. Мужик меня явно
ненавидит.
Наконец-то она начинает говорить мягким и слабым голосом.
– Папа, не позорь меня. Ты ставишь меня в неловкое положение.
Фашист кладет руки на плечи своей дочери и ведет ее вниз по ступенькам к дорожке,
ведущей к Крайслеру.
– Этот парень, сосед, очень странный, Пен. Не разговаривай с ним, – он предупреждает ее
с весельем в голосе. – Он предложил мне болты.
Она, шутя, шлепает его по руке.
– Перестань. Пойдем, покушаем пиццы.
Как только они доходят до машины, мистер Файнел осторожно открывает дверь и пускает
девушку, которая носит солнцезащитные очки по ночам, в машину. Я стою посередине
своего двора, и пялюсь как идиот. Руки все еще в карманах и сердце потихоньку начинает
восстанавливать ритм. Хорошо бы пойти в дом, но я не могу заставить свои ноги
двигаться.
Затем Пен машет мне.
Я улыбаюсь.
Скалящийся фашист закрывает дверь и встречается со мной взглядом. Кажется, его грудь
раздулась, и выражение лица становится злее. Но за всей строгостью, он пытается скрыть
улыбку.
– Я наблюдаю за тобой, парень, – говорит он и уезжает.
Я быстро принимаю душ, и уже сижу за обеденным столом с мокрыми волосами, и
набиваю свой рот спагетти. Моя сестра Риса сидит рядом со мной, на ее голове тоненькие
косички, и розовые губы от леденцов съеденных до ужина. У Рисы, красные глаза и
ленивая улыбка. Наши родители, сидят напротив, и обсуждают с ней странный противный
запах, который периодически идет из ее комнаты.
Волосы ядовитого цвета и самостоятельно проколотый швейной иголкой нос, одежда из
секонд-хенда. Моя старшая сестра Риса Декер, городская сумасшедшая, независимая
душа, которая однажды привязала себя к дереву на переднем дворе, когда городская
служба захотела всего лишь подпилить ему ветки.
Миллион раз она пыталась убедить меня, что в нее перевоплотилась Дженис Джоплин
(Прим. ред.: амер. рок-певица, считается лучшей белой исполнительницей блюза 1943-
1970г.) с порой проглядывающим Мадди Уотерсом (Прим. ред.: американский
чернокожий блюзмэн 1913-1983).Что очень странно, потому что Риса родилась до того,
как они умерли (я спрашивал маму).
Риса на пять лет старше меня, но я более чем уверен, что умнее ее.
– Это был ладан, – клянется она. Риса начинает смеяться, но прикрывает все это кашлем.
Я закатываю глаза и отщипываю кусочек чесночного хлеба.
Мой отец, невысокий и добрый мужчина, указывает своей вилкой на свою единственную
дочь. Его очки сидят высоко на носу.
– Лучше, что бы это так и было.
Мама, еще меньше и добрее, кивает.
– Ты должна доверять нам, Риса.
Сестра смотрит на меня и подмигивает.
– Я знаю, ма.
Одним махом я выпиваю свой стакан молока.
Мой отец накручивает на вилку, которой только что указывал на мою единоутробную
сестру, спагетти в соусе.
– Ты – пример для подражания Диллона. Он вступает в нелегкий возраст, поэтому самое
последнее, что ему нужно, что бы его же сестра портила его.
Прежде чем отец заканчивает одну из своих проповедей, Риса начинает говорить о
девочке, которую я никак не могу выбросить из головы.
– Вы видели наших новых соседей, они сегодня переехали в пустующий дом? Мне
кажется, что их дочка твоя ровесница, Ди.
Я киваю и тяжело сглатываю.
– Да, я видел.
Лицо мамы озаряется.
– Мне казалось, я видела припаркованный грузовик для переезда у входа.
– Верно, – отец, доедает и откидывается в кресле. – Я слышал, что дом был куплен.
– Ага, – продолжает сестра, – ходят слухи, что это новый футбольный тренер для
старшеклассников. Они переехали сюда из то ли из Юты, то ли из такого-же дерьма.
Мама роняет свои приборы.
– Следи за языком.
– В любом случае, – продолжает Риса, – ты можешь узнать у нее, не захочет ли она
поехать в школу вместе с тобой на велосипеде, Диллон. Она миленькая. Может быть, она
будет твоей подружкой.
Отец качает головой, и щеки его слегка краснеют. Он добрый, в отличие от соседа с
густыми бровями.
– Слишком рано для свиданий. Ты согласна, Дон?
Мама кивает.
– Полностью согласна.
Отодвигая свою пустую тарелку, я вжимаюсь в стул. Идея встречаться каждое утро была
очень привлекательной, но после того как родители усмотрели в этом свидание, она стала
меня бесить. Да и сестре, не мешало бы заняться своими делами.
– Я езжу на велике до школы вместе с Кайлом и Гербом. И, девчонка не милая. А еще,
мистер Файнел сказал, что твой фонарь слишком яркий, и он переживает, что
сигнализация сработает на опоссумов, и будет постоянно вспыхивать, – говорю я, выходя
из-за стола.
Я стою на лестнице перед отцом, который работает стоматологом и каждую ночь мне
талдычит:
– Не забудь почистить зубы, сын. Ты же не хочешь, что бы тебя покусали зубные вши.
Глава 2
Диллон
Оба родителя провожают ее до двери в класс. И после диалога, состоящего из вздохов
Пенелопы, сердитого лица ее отца, и наставлений миссис Алабастер, учителя восьмого
класса, новая девочка заходит в класс. Она прячет глаза за солнцезащитными очками в
желтой оправе, ее лицо выражает спокойствие.
Мистер Файнел находит меня глазами в маленькое окошко на двери и одаривает меня
свирепым взглядом, прежде чем уйти.
– Давайте, тепло поприветствуем Пенелопу Файнел в средней школе Кастл Рэйн, –
объявляет миссис Алабастер у доски. – Это ее первый день с нами. Пожалуйста, будьте
внимательны к ней.
В ответ звучат наполовину бурчащие, наполовину шепчущиеся приветствия для новой
девочки. Я подумал было помахать, но отказываюсь от этого, когда Герберт начинает
производить чмокающие звуки позади меня. Откинувшись на спинку стула, я зажимаю
его пальцы между стулом и столом.
– Мистер Декер, пожалуйста, поднимите вашу руку.
Я делаю так, как мне велят, и каждая пара глаз в классе номер двенадцать, устремляется
на меня. Когда кровь отливает от моей поднятой руки, заставляя онеметь каждый кончик
пальцев, меня больше не волнуют потешные выражения лиц моих одноклассников или
смех Кайла, который доносится через ряд от меня. Волнует только неуверенность на лице
Пен, которая вызывает у меня волнение.
Она никаким образом не может знать, что я не спал всю ночь, думая о пузыре из жвачки
или о зеленых солнцезащитных очках, которые она носит после захода солнца.
С зажатой верхней губой между зубов, Пенелопа прижимает свою черную сумку к груди и
смотрит в мою сторону, не подавая вида, что помнит о том, что мы соседи.
– Займи свободное место рядом с Диллоном, – миссис Алабастер указывает Пен куда
пройти. – Уверена, он не против облегчить первые несколько дней, пока ты сама во всем
не разберешься, верно?
Я опускаю свою руку, и мои щеки заливает румянец.
– Нет, мэм.
Весь класс начинает хохотать. Пенелопа опускает голову, и длинные темные волосы
закрывают ее лицо.
– Достаточно! – настаивает учитель. – Давайте не будем позорить самих себя и покажем
мисс Файнел, что мы не буйный народ, что скажете?
Тишина, которая заполняет комнату еще хуже, чем смех. Новая девочка все еще с
опущенной головой начинает медленно продвигаться на свое место. Скрип ее туфель о
кафельный пол напоминает звук, который издает доска для мела, когда проведешь по ней
ногтями. Когда Пенелопа спотыкается о сумку Пеппер Хилл, которую та всегда ставит на
пол у парты, звучат несколько смешков.
– Извините, – шепчет Пен. Пеппер ухмыляется, поднимая свою уродливую розовую сумку
с блестками прямо из-под ног новой ученицы. Она откидывает свои светлые волосы с
плеча и бормочет:
– Смотри куда идешь, Паула.
– Мое имя Пенелопа, – внезапно слышится бравый голос. Она поднимает подбородок,
освобождая лицо от волос.
Словно Пен не сказала ни слова, противная девочка-подражатель с ухмылкой на лице
вешает сумку на спинку своего стула, и отворачивается, решая, что Пен не стоит ее
времени. Тщеславная и безжалостная, Пеппер относится так ко многим в нашем классе,
так что меня совсем не удивляет ее отношение к Пен.
– Так что ты там говорила про те дурацкие очки? – не так уж и тихо шепчет Пеппер своей
подруге, которая сидит рядом.
С высоко поднятой головой и расправив плечи, новая девочка занимает свое место рядом
со мной. Из своей сумки она достает ручку и записную книжку в желтой обложке и
начинает выводить что-то посередине. Класс продолжает занятие, а она начинает рисовать
звезды и смайлы на своих руках. Никто из нас и внимания не обращает, когда миссис
Алабастер переходит к учебному плану семестра.
– Я собираюсь стать художником, когда вырасту, – шепчет Пенелопа.
Она не поворачивает голову ко мне, когда разрисовывает кончики пальцев розовыми
сердечками, но я вижу, как ее глаза быстро поглядывают на меня из-под солнцезащитных
очков, которые она так и не сняла.
Я не знаю ее настолько, что бы сказать, что ее художества отстой, поэтому я просто
улыбаюсь и говорю:
– Это здорово.
«Пикассо» поворачивается на стуле. Темные стекла не полностью скрывают ее глаза, и я
различаю длинные ресницы, порхающие под очками.
– Если мы собираемся быть друзьями, сосед, то мы должны верить друг другу. Я не
художник, а из тебя врун тоже не выходит, – говорит она тихо. – Это был тест, и ты
провалился.
Мое сердце начинает учащаться, и ладони потеют. Правая часть моего рта растягивается в
улыбку, и я ничего не могу поделать с этим.
– Я не хотел тебя расстраивать.
Пенелопа пожимает плечами. Она рисует на свободном месте между костяшками и
говорит:
– Это невозможно.
– Ты бесчувственная?
Новая девочка трясет головой.
– Только тогда, когда я невидимая.
После этого она ведет себя так, как будто это я невидимый, отворачивается и подпирает
рукой подбородок, перекидывая волосы таким образом, чтобы они служили стеной между
нами. Я пытаюсь отвлечься, пока Пен меня игнорирует, но это не помогает. Даже когда
Герб начинает шептать: «Пенелопа и Диллон сидели на дереве…», и я делаю вид, что его
не существует, пока он не тыкает мне карандашом сзади в шею.
Я разворачиваюсь на своем голубом пластиковом стуле и выхватываю карандаш у него из
рук. Желто-оранжевый карандаш летит через всю комнату, отскакивает, падает и катится
к новым ботинкам одного из учащихся.
– Дружище, это единственный карандаш, который у меня был, – Герберт, выглядящий
немного старше своих двенадцати, с темными кудрями на голове, опускает плечи и
вжимается в стул. – Я же просто шутил.
– Погоди, вот я встречусь с Матильдой, Герб. И ты пожалеешь, – говорю я, передавая ему
свой карандаш. Моя мама наполнила мой портфель столькими предметами, что мне
хватит на весь следующий год.
Мой лучший друг ухмыляется и пытается отмахнуться от меня, как будто он не
нервничает по поводу рыжеволосой девчонки, которая заливает его щеки краской того же
цвета, что у нее волосы. Мы несколько раз сталкивались с его пассией за это лето, потому
что все живем на одной улице, и он вел себя так, будто это не он держал ее руку в
последний учебный день седьмого класса, прежде чем ее мама не забрала ее на
потрепанном универсале.
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – говорит враль, вращая свой новый карандаш между
большими пальцами.
– Матильда Тип, – пищит Кайл достаточно громко, чтобы слышали другие, якобы
напоминая имя девочки, в которую Герберт влюбился, когда ему исполнилось
одиннадцать. – Ты держал ее за руку в прошлом году.
И снова, весь класс взрывается от смеха. В этот раз не из-за появления новенькой, а
Герберт любит внимание. Он принимает игру, кидая смятые шарики из бумаги в Кайла и
сочиняя на ходу о девчонках, которым он вскружил голову этим летом.
– Какая Матильда? – шутит он, пока миссис Алабастер не ударяет линейкой по своему
столу.
Когда мы все успокаиваемся и приступаем к работе, я поглядываю на ту, от которой
дрожит мое сердце. К моему удивлению, она убрала свои волосы в высокий хвост и ее
глаза смотрят на меня в упор, из-под затемненных стекол.
– Когда у тебя день рождения и почему этот город называется Кастл Рэйн (Прим. ред.: в
переводе Замок дождей)? – спрашивает она. Руки Пен полностью покрыты различными
дурацкими узорами.
– Двадцатого сентября. Потому что, скалы у берега похожи на замки, и здесь много
дождей, – говорю я с нервной хрипотцой в голосе.
Розовые губы растягиваются в широкой улыбке и Пенелопа говорит:
– Мой день рождения в этот же день тоже.
– Правда?
Она хватает меня за руку и тянет ее в небольшой проем между нашими партами.
Используя маркер, которым она рисует зеленые листья на пальцах, Пенелопа Файнел
разрисовывает мой ноготь на большом пальце руки в цвет деревьев на улице. Я ее не
останавливаю.
– Да, мой день рождения через шесть недель. Мне будет тринадцать, – она раскрашивает
мой следующий ноготь и говорит со вздохом. – Моя мама считает, что я должна
подружиться с кем-нибудь, потому что нужно устроить вечеринку в честь официального
перехода в подростковый период. Как будто это что-то очень важное.
– Быть подростком это круто, – говорю я.
Пен роняет мою руку и освобождает волосы от резинки.
– Я имела в виду поиск новых друзей.
***
Девушка, с которой у нас день рождения в один день, сидя под деревом в школьном саду в
одиночестве, и скучает за обедом. Я наблюдаю за ней через грязное окно столовой, где
сижу со своими друзьями, которые заняли все стулья вокруг круглого стола. В
совершенно новой одежде, мои друзья громко болтают о том, что они успели сделать этим
летом. Они очень громко смеются.
Отвернувшись от Пен, стараюсь вести себя как ни в чем не бывало. Как будто, моя новая
соседка не захватила мое сердце. Я распаковываю полностью органический обед, который
меня заставляет есть мама, и киваю, как будто понимаю, о чем все говорят.
– Ты видел «Соски темнеют в полночь», и не сказал нам? – спрашивает Кайл, сдувая свою
длинную светлую челку с голубых глаз. – Посредственный же ты друг.
Нахмурив брови, я роняю свой бутерброд с арахисовым маслом и медом и
переспрашиваю:
– Что?
– Ты же кивнул, когда Кайл спросил, знает кто-нибудь, что такое «Скинамакс», – говорит
Матильда Тип. Она кушает маленькой ложечкой пудинг из стаканчика.
Мое лицо ярко пылает, и друзья смотрят на меня с улыбкой пока я пытаюсь придумать,
откуда знаю о неприличных фильмах, которые крутили по кабельному каналу
«Скинамакс» прошлой ночью. Плохие художества и пузыри от жвачки затуманили мой
здравый рассудок.
Прежде чем я соглашаюсь с собой, что влюблен в Пенелопу, я выпаливаю часть правды.
– Я зашел в комнату Рисы, когда она смотрела это.
Кайл запихивает в рот фруктовый батончик и улыбается.
– Я рассекретил твою сестру.
Вставляя трубочку для питья в мой полностью натуральный сок, я увожу тему в сторону,
спрашивая у друга:
– А как ты, узнал об этом?
И он не переставая, до конца ланча рассказывает, как был не в состоянии уснуть
предыдущей ночью и пробрался в гостиную, чтобы посмотреть телевизор с выключенным
звуком.
– Бывают соски огромные и прям совсем темные, – рассказывает он с гордой ухмылкой на
лице. – А вагины волосатые.
Пообедав, я направляюсь обратно. Коридор полон народа и я не обращаю внимания, что
происходит впереди, пытаясь найти новый кабинет. Ровно на один час, каждый день, все
восьмые классы меняют свой постоянный кабинет на дополнительный, где проходит урок
для подготовки к высшей школе. Я, в будущем, хотел стать доктором и думаю, что знание
второго языка будет очень полезно, поэтому выбрал испанский. Когда получил новое
расписание этим утром, я взбесился, увидев предмет «Кулинария» вместо испанского
языка.
Но мама показывала, как пользоваться духовкой, поэтому все должно быть проще
простого.
Медленно бредя и поглядывая на номера кабинетов над дверьми, я в буквальном смысле
натыкаюсь на Пенелопу. Мы ударяемся головами и солнцезащитные очки, которые
скрывают ее глаза, летят с ее лица на пол. Кто-то нечаянно их пинает, и они скользят в
угол, приземляясь вверх тормашками. Удерживая Пен за руку от падения, я чувствую
тепло ее черного свитера.
– Черт побери, Диллон, – говорит она, держась ладонью за красное пятно на голове, там,
где мы столкнулись лбами.
– Извини, – бормочу я и тру свою ушибленную голову.
Тяжело вздохнув, Пенелопа заправляет волосы за ухо и смотрит на меня глазами без
очков. Никогда я еще не видел такой темный карий цвет, такие большие глаза и длинные
ресницы. Светлые веснушки беспорядочно занимают место на ее переносице и едва
мерцают на щеках.
«Симпатичная», – думаю я.
Тут Пеппер Хилл проходит между нами, сбивая Пенелопу на шаг назад. Пенелопа
понимает, что на ней нет очков. Автоматическим движением, она опускает волосы на свое
лицо, и улыбка исчезает с губ. Судорожно смотря вперед и назад, дыхание Пен заметно
учащается, и румянец пропадает с лица. Она крутится вокруг, но никак не может найти то,
что по ее мнению делает ее невидимой.
– Вот, они здесь, – говорю я, быстро направляясь в угол, где находятся ее очки.
Она выхватывает их из моих рук, и быстро возвращает их обратно на переносицу и
заходит в класс Кулинарии без единого слова. Автоматически следую за ней, сажусь на
свободное сидение рядом. Бессмысленно.
– Уйди отсюда, – произносит она, защищенная черными стеклами. – Ты меня бесишь.
Пододвигая свой стул ближе к ней, я наклоняюсь и вдыхаю запах травы и ветра
исходящий от ее одежды. Мне нравится, как она говорит уголками рта.
– У тебя есть велосипед? – спрашиваю я.
– Нет, – тут же отвечает она, расстраивая меня. Пен начинает заполнять лежавший на
столе для нас вопросник. Когда она начинает выводить «е» в своем имени, она поднимает
взгляд на меня и говорит, – но у меня есть ролики.
Глава 3
Диллон
Окна комнаты Пенелопы находится напротив моих, и кроме двора, наши дома ничего не
разделяет. Ее окно закрыто занавесками цвета сливы, а мое, просто пыльными
занавесками. С тех пор, как мы обнаружили какой вид открывается из них, занавески на
наших окнах, никогда не задергивались.
В дверь звонят, и моя мама зовет меня снизу. Я надеваю школьные туфли, и быстро пишу
на листе бумаги черным маркером. После этого, я прикладываю листок к стеклу, чтобы
Пен смогла прочитать, что я написал. Мое сердце подпрыгивает, когда она появляется у
окна. Как и каждое утро, на протяжении последних двух недель, ее глаза скрывает пара
солнцезащитных очков. Сегодня, они в форме звезд в голубой оправе.
Она читает, что я написал на бумаге.
Готова?
Быстро кивая, новая девочка исчезает из своей комнаты.
– Диллон, твои друзья пришли, дорогой, – громко говорит мама с нижней ступени
лестницы. Ее голос отскакивает от стен.
Я хватаю свой рюкзак с кровати и мчусь в коридор, пытаясь опередить Рису. Пахнущая
дымом как скунс (убеждая всех, что все легально), моя сестра сдвигается в сторону,
поэтому я успеваю промчаться мимо и быть на предпоследней ступени вовремя.
