Текст книги "Восьмой страж (ЛП)"

Автор книги: Мередит Маккардл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Пол усыпан осколками стекла, поэтому я не могу спрыгнуть. Я сижу на корточках на оконной раме и опираюсь ладонями в стену, чтобы не потерять равновесие. Мне все же придется это сделать. Жду, когда Еллоу снова закричит. Сколько времени нужно для того, чтобы зашить руку?

Но Еллоу молчит. Я теряю время! Сделав глубокий вдох, отталкиваюсь от окна и с согнутыми ногами приземляюсь на пол. Мягко, но не слишком тихо, с глухим стуком. Задержав дыхание, смотрю на дверь. Громко или нет?

– А-а-а-а!

Я подпрыгиваю. Прямо в воздух. Сердце колотится так сильно, что я прикладываю к груди руку, будто пытаясь удержать его на месте. Развернувшись, осматриваю маленькую кухню. Подвески не видно, а мест, чтобы ее можно было спрятать, тут не слишком много. Это же не полностью оборудованная современная кухня с кучей шкафчиков. Она едва ли больше, чем чулан. Доктор, должно быть, отнес подвеску наверх.

В доме все тихо и спокойно. Я поднимаю ногу на первую ступеньку. Она не издает ни звука. Поэтому я отрываю вторую ногу и ставлю ее на следующую ступеньку. Тишина. Медленно начинаю подниматься по лестнице, но когда мне остается преодолеть всего несколько ступенек, раздается СКРИП!

Я закрываю глаза. Ну почему на любой лестнице всегда есть хоть одна скрипящая ступенька? Поворачиваюсь и смотрю на кухню. Скрип был очень громким. Доктор не мог не услышать его. Сейчас он ворвется в дверь и увидит меня.

– Сара! – раздается из гостиной его голос. – Возвращайся немедленно в кровать!

Сара? Кто, черт возьми, такая Сара? Я поворачиваю голову обратно и чуть не падаю. На верхней ступеньке лестницы стоит ребенок и пристально смотрит на меня. Ей не больше четырех лет, но она худая, как палка. Ее тощее тело облегает мокрая ночная рубашка, а к ярко – красным щекам прилипли тонкие каштановые волосы. Каждый сантиметр ее тела, не спрятанный под одеждой, покрывает сыпь.

– Кто вы? – тихим и слабым голосом спрашивает она. Девочка явно больна. Я пытаюсь вспомнить уроки истории. Скарлатина? Желтуха? Какая – то лихорадка?

– Сара! – снова кричит доктор.

– Ответь отцу, – шепчу я ей. – Я здесь, чтобы помочь тебе. – Меня охватывает чувство вины за то, что я обманываю ее.

– Хорошо, сэр, – отвечает Сара. У нее такой слабый голос, что я даже не уверена, что доктор ее услышал. После этого она поворачивается и идет по коридору. Я следую за ней.

В коридоре всего две двери и еще одна лестница в самом конце. Сара заходит в первую комнату. Это ее спальня. Крохотная, едва ли больше, чем кухня. В ней находится маленькая кровать, рядом с ней шатающийся деревянный столик, размером едва ли больше, чем стул. На нем лежат травы, лекарства и металлические инструменты, которые выглядят еще хуже, чем те, которые доктор Хэтч сейчас использует на Еллоу.

Сара забирается на кровать, а я поднимаю со стола глиняный горшок и нюхаю его содержимое. Какая гадость! Из него пахнет тухлыми яйцами.

– Кто вы? – снова спрашивает меня Сара.

– Медсестра, – отвечаю я, ставя горшок на место.

– Кто такая медсестра? – Смерть – вот, что крутится у нее на языке. Вся спина девочки, как клубника, усеяна крохотными белыми прыщиками.

– Я здесь, чтобы помочь тебе, – повторяю я, осознавая, что это правда. Я должна помочь Саре. Этот ребенок умирает. Но сначала нужно найти подвеску Еллоу.

На столе ее нет, а кроме него в комнате стоит только маленький закрытый шкаф. Судя по всему, доктор спрятал подвеску в своей комнате.

– Я скоро вернусь, – шепчу я Саре. – Ложись и веди себя, как хорошая девочка.

У нее нет причин слушаться меня, но она делает так, как я сказала, и закрывает глаза. Наверное, ей тяжело держать их открытыми. У меня замирает сердце. Интересно, сколько она уже болеет и сколько еще протянет? Опомнившись, я качаю головой. Сначала подвеска.

– А-а-а-а!

Мне хочется зажать руками уши, чтобы не слышать Еллоу. Но я не могу. Я пробираюсь в коридор и на цыпочках иду ко второй комнате. Дверь закрыта, и я медленно и осторожно поворачиваю ручку. Что если в комнате находится кто – то еще? Что если у доктора есть жена?

Дверь открывается, и заглядываю внутрь. В комнате стоит чуть большая по размеру заправленная кровать и рядом с ней маленькая деревянная люлька. Пустая. Я облегченно выдыхаю и открываю дверь пошире. Возле стены, рядом с дверью, стоит комод, и на краю лежит подвеска. Я хватаю ее и засовываю в карман платья. Это было просто. Хотя, разве сложно найти что – то в негусто обставленном доме размером примерно в пятьдесят квадратных метров?

Я закрываю дверь в спальню доктора и на цыпочках крадусь в комнату Сары. Она слышит, как я вхожу, и открывает глаза. В них читается смесь грусти, страха и смирения. Сара понимает, что умирает. Мое сердце разбивается на мелкие осколки. Я должна ей помочь, но не знаю, что можно сделать здесь, в одна тысяча семьсот восемьдесят втором году.

– Я умру? – спрашивает Сара. Она кашляет так, что трясется все ее тело.

Я молчу.

– Сначала умерла мама, – шепчет она. – А потом Бен. Папа не говорит, но я думаю, что тоже умру.

– Нет, не умрешь.

– Я закончил, – раздается голос доктора на первом этаже.

Это плохо.

– Я достану лекарство, – шепчу я Саре, бросая взгляд на миску с травами рядом с ее кроватью. – Настоящее лекарство. Оно поможет тебе.

На кухне открывается дверь.

– Что это? – кричит мужчина, заметив разбитое стекло. – Сара! – Он начинает подниматься по лестнице, и я вылетаю из комнаты. Подбежав ко второй лестнице, быстро спускаюсь по ней.

– Кто здесь? – уже на втором этаже раздается голос доктора.

Еллоу, откинувшись, сидит в том же самом кресле. Она очень бледная, и от нее несет виски. На полу стоит ведро, наполовину наполненное рвотой. Пытаясь сдержать тошноту, я достаю из кармана цепочку и, сделав два полных оборота на часах, бросаю их Еллоу.

– Я их настроила. Пошли! И забери папки!

Пока я вожусь с собственными часами, Еллоу надевает цепочку на шею и засовывает папки за пояс. Она пытается встать, но теряет равновесие и падает на пол.

– Цепочка! – со второго этажа ревет доктор. – Она украла ее!

Он начинает спускаться по лестнице. Я бросаюсь к Еллоу, хватаю ее подвеску и закрываю крышку, а потом проделываю то же самое со своими часами.

Мы проецируемся во времени. Я слышу, как кричит Еллоу. Мы приземляемся на улице. Еллоу оглядывается, и на ее лице появляется узнавание.

– В каком мы году?

– В одна тысяча восемьсот девяносто четвертом. – Я опускаю голову, хватаю ее за руку и тяну в переулок, потому что из – за угла появляется полицейский.

Еллоу смотрит на здание из красного кирпича, нависшее над нами и, прислонившись к нему спиной, опускается на землю.

– Это мое время.

– Что?

– Мое время, – говорит она. – Мы все специализируемся на разных эпохах. Я – на конце девятнадцатого века. Здесь я чувствую себя, как дома.

– Вот только мы не собираемся тут оставаться. – Я протягиваю руку, чтобы помочь ей встать, но она отказывается. – Чему равноценен каждый час, который проходит здесь?

– Что – то около двенадцати часам в настоящем.

– Значит, если мы останемся здесь на два часа, то потеряем целый день. Мы не можем себе этого позволить.

– Ну а я не хочу снова проецироваться, – вздыхает Еллоу. – Посмотри. Посмотри, что он со мной сделал. – Она вытягивает руку, и я в ужасе отшатываюсь от нее. Половину ее предплечья охватывают грубые швы, сделанные толстыми черными нитками. – Я не смогу сейчас проецироваться. Физически. Мне нужно отлежаться хотя бы ночь. Мне наплевать, сколько дней или недель я потеряю. Если я снова попробую спроецироваться, то могу умереть.

Я закрываю лицо ладонями. Перед глазами проносится вся моя жизнь. Когда я вчера покидала настоящее, был ноябрь. Не знаю, сколько точно прошло времени, но в настоящем, наверное, уже промелькнула неделя, а то и месяц.

Я могла бы оставить Еллоу здесь. Мне изначально не хотелось, чтобы она тащилась за мной. Я опускаю на нее взгляд. Она сидит, вытянув перед собой ноги с порванными колготками и испорченной футболкой. Ее юбка покрыта пятнами крови. Из – за меня. Еллоу предпочла покинуть Стражу времени и помочь мне. Я не могу отказаться от нее. Это все равно, что оставить раненого умирать на поле битвы. Есть вещи, которые просто нельзя делать.

Я поднимаю указательный палец.

– Одна ночь. Мы разработаем план дальнейших действий и придумаем, как разоблачить Альфу. А теперь скажи мне, мисс Девятнадцатый век, тут есть какой-нибудь отель или ночлежка?

– «Паркер – хаус». Это лучший отель в Бостоне. Я много раз ела у них в ресторане, но ни разу не останавливалась, хотя всегда хотела.

Я морщу нос.

– И как мы за него заплатим? – Когда я убегала, то даже не подумала о том, что мне придется за что – то платить. У меня нет денег. И я не ела весь день. Подумав об этом, я сразу же поняла, что умираю от голода. И очень хочу пить. Такое ощущение, что эти потребности были временно блокированы адреналином в моей крови.

– Нам нужно поесть, – говорю я, положив руку на живот. – У тебя есть деньги?

Еллоу вытаскивает из кармана двадцать долларов и смотрит на них.

– Этого хватило бы на номер и ужин, но у нас могут быть неприятности. – Она поворачивает банкноту и стучит пальцем по нижнему правому углу, на котором отпечатано «год выпуска 2008».

– Значит, у нас нет денег, – вздыхаю я.

– К тому же на тебе балахон, а на мне вельветовая мини – юбка.

– Ты уверена, что не сможешь спроецироваться?

– Уверена.

– Хорошо. – Я перевожу взгляд на браслет на запястье. Подарок на Хануку от семьи Эйба. Мне так не хочется этого делать, но иногда приходится принимать непростые решения. – Мы можем продать это, – говорю я, тряся запястьем.

Еллоу качает головой.

– Нет, мы не будем его продавать. Это ведь подарок от твоего парня.

– Откуда ты знаешь?

– Когда ты только появилась в Страже времени, то сказала мне, что это подарок. Ну а я предположила, что от парня.

Не могу поверить, что Еллоу помнит то, о чем я когда – то просто упомянула.

– Мы продадим их, – говорит она. – Или, по крайней мере, одну из них. – С этими словами Еллоу снимает бриллиантовую сережку и кладет мне ее на ладонь. – Они стоили пять тысяч долларов каждая. Сделай это сама, потому что, если мне дадут за сережку сто пятьдесят долларов, боюсь, я упаду в обморок.

Еллоу ведет меня по Вашингтон – стрит и останавливается возле двери, над которой висит вывеска: «Шрив, Крамп и Лоу».

– Собери волосы вверх и притворись парнем. Тогда они дадут тебе более высокую цену.

– На мне балахон в цветочек. Они подумают, что я сумасшедшая.

– Точно. Ну, тогда удачи.

Мужчина за стойкой ювелирного магазина скептически осматривает меня с ног до головы, но как только я достаю бриллиантовую сережку, тут же пересматривает свое отношение. Он пытается задурить мне голову, но в конце концов мы соглашаемся на ста семидесяти пяти долларах. Признаться, я не имею понятия, хорошая ли это цена или меня все – таки надули, но тут уж ничего не поделаешь.

Получив деньги, мы с Еллоу заходим в маленький магазинчик одежды и покупаем платья и обувь хорошего качества, но вышедшее из моды как минимум десять лет назад. Во всяком случае, так говорит Еллоу. После этого мы направляемся в «Паркер-хаус».

При виде вестибюля отеля у меня перехватывает дыхание даже в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году: из мраморного пола к кессонному потолку устремляются множество массивных коринфских колонн, а над головами висят несколько десятков куполообразных люстр. Мы подходим к стойке администратора с готовыми легендами: Еллоу и я – дочери иностранного сановника. Отец послал нас зарегистрироваться в самом лучшем отеле в Бостоне. Но мужчина за стойкой, ничего не спрашивая, передает нам металлический ключ от номера 303. И все.

Наконец-то. Хоть что-то у нас получилось легко.

Комната оказывается маленькой, с комодом, прикроватным столиком и двумя кроватями. Еллоу падает на одну из них.

– Эй, вставай. Я умираю с голода. К тому же, нам нужно придумать план. Отдохнем потом.

Еллоу ворчит, но встает. Я хватаю папки и записную книжку Альфы, и мы спускаемся в ресторан, который уже забит, несмотря на то, что сейчас всего пять часов вечера.

Когда мы устраиваемся за столиком, я оглядываюсь, вроде для того, чтобы убедиться, что нас не подслушивают, но главным образом для того, чтобы посмотреть, где носит этого чертового официанта с булочками. Как только я кладу записную книжку Альфы на стол, Еллоу сразу же хватает ее.

– Она принадлежит Альфе?

– Да. – Я стучу пальцами по столу и снова оглядываюсь. – Я забрала ее из его кабинета. У меня пока не было возможности изучить ее. – Еллоу уже листает записную книжку. – Предстоит еще столько всего узнать. Я только не понимаю, зачем Альфа хотел, чтобы Ариэль Стендер умер?

– Кто такой Ариэль Стендер? – продолжая листать страницы и даже не глядя на меня, спрашивает Еллоу.

– Он изобрел это, – отвечаю я, показывая на часы, которые висят у меня на шее. – Я же говорила тебе.

Я опять оглядываюсь. Где, черт возьми, этот официант?

– Да, но кто он такой? Он входил в состав первоначальной Стражи времени?

– Нет, и Ариэль Стендер все еще жив. Он… он дедушка моего парня.

Еллоу, наконец, отрывает взгляд от записной книжки Альфы и удивленно смотрит на меня.

– Альфа приказал тебе убить дедушку твоего парня?

Я киваю.

– И ты согласилась?

– Нет! Я бы никогда…

В этот момент к нашему столу незаметно подходит официант. Слав богу! Еллоу снова опускает голову и листает записную книжку.

– Добрый вечер, леди. – С этими словами он ставит на стол маленькую корзинку с булочками. Мне приходится сдерживать себя, чтобы не наброситься на них. – Вы уже изучили меню?

Я даже не открывала его, так же, как и Еллоу.

– Я буду зеленый черепаховый суп и филе говядины, – не поднимая головы, отвечает Еллоу. – С кровью, пожалуйста. Ах да, еще утку, фаршированную трюфелями в желе.

Я моргаю. Большая часть из того, что она сказала, просто отвратительна на слух. Быстро смотрю в меню, и мне сразу становится тошно. Нашпигованная чем-то поджелудочная железа, почки, баранина, язык. Я бы не смогла жить в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году.

Официант откашливается.

– Мне тоже филе говядины, – говорю я ему. Кажется, это единственная съедобная вещь во всем меню. – Средней прожарки, пожалуйста. – Слишком розовое с кровью… сырое мясо вызывает у меня рвотные позывы.

Официант удивленно поднимает бровь.

– Средней прожарки? Я не понимаю.

Я поворачиваюсь к Еллоу, и она быстро качает головой. В одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году люди ничего не слышали о средней прожарке?

– Просто не с кровью. Немного прожаренное.

Не особо внятное объяснение, но официант забирает меню и уходит. Я хватаю корзинку и откусываю сразу половину булочки, даже не заморачиваясь тем, чтобы намазать ее маслом или вспомнить о приличных манерах. Булочки еще теплые, и я запросто могла бы съесть штук семьдесят.

– В общем, понятно, что Альфа что – то задумал. Наша задача – выяснить что и остановить его. Это будет трудно, учитывая то, что я, судя по всему, нахожусь в розыске. Есть идеи?

Еллоу никак не реагирует на мой вопрос. Она с головой ушла в чертову записную книжку.

Я прочищаю горло и хватаю еще одну булочку.

– Эй, я спросила, есть ли у тебя идеи?

Наконец Еллоу поднимает взгляд и озадаченно смотрит на меня.

– Ты читала это?

– Нет, – бурчу я с набитым ртом. Надо было заказать что-нибудь на закуску. – Когда бы я успела? Когда вы охотились за мной? Или когда я очнулась в больничной палате и минуту спустя появилась ты? Или когда я вломилась в дом, чтобы вернуть твою цепочку? А? Когда у меня было время, чтобы сесть и насладиться чтением?

Еллоу качает головой.

– Не стоит быть такой грубой, – произносит она, поворачивая ко мне записную книжку. – Вот записи о наших миссиях. Обо всех. Мне кажется, что Альфа продавал их на сторону.

Я наклоняюсь и вырываю записную книжку у нее из рук. Она открыта на записи, сделанной пятого июля прошлого года.

JL

7.5

– И что навело тебя на такую мысль? – сморщив нос, говорю я.

– Дата. Пятое июля. Я помню эту миссию. Мы с Грином поспособствовали изменению постановления Верховного суда по поводу какого – то закона о перевозках, а потом он попытался облапать меня перед тем, как мы спроецировались, и я хорошенько ударила его по яйцам. Поэтому мне никогда не забыть тот день.

– А что такое 7.5? Разве это имеет какое-то отношение к деньгам?

Еллоу забирает у меня записную книжку и перелистывает в самое начало.

– Вот, смотри. – Она поднимает ее и показывает на страницу с записями.

RF

$5.75

BB

$2.8

KP

$3.0

– Он практически сразу перестал использовать знак доллара. Наверное, потому что это делало все совершенно очевидным, – говорит Еллоу.

Я беру в руки записную книжку и пролистываю несколько страниц. Она права. Знак доллара есть только на первой странице. Я снова возвращаюсь к записи, обозначенной как JL.

– Так что означает 7.5? Семь с половиной миллионов?

– Нет, – качает головой Еллоу. – Тут сотни, тысячи записей. Альфа не может получать по несколько миллионов долларов с каждой миссии. Тогда бы он уже был миллиардером. А у него точно нет таких денег. Может, семь с половиной тысяч долларов? Или семьсот пятьдесят баксов?

– А кто такой JL?

Еллоу пожимает плечами.

– Полагаю, что зашифрованное имя человека. Сомневаюсь, что это инициалы. Альфа слишком умный для этого.

Еллоу кладет на колени салфетку и протягивает к корзинке руку.

– Ты съела все булочки? – потрясенно вскрикивает она.

Но я едва слышу ее. Я пролистала записную книжку до практически последней страницы и теперь смотрю на записи. Бостонская бойня. Некий КА заплатил за нее $50.0. Или пытался заплатить. Я провалила миссию, о чем свидетельствует жирный синий крест на цифре.

Пятьдесят тысяч долларов. Еллоу права. Сумма скорее всего исчисляется в тысячах. Альфа получил бы за нее пятьдесят тысяч долларов.

Миссия в Вашингтоне, связанная с сенатором Маккарти, тоже в списке. Ее купил ОО всего лишь за три тысячи долларов. Копейки. А вот и миссия в музее. Эта стоила один миллион долларов. Черт возьми.

Я перелистываю записную книжку в самое начало. Судя по всему, Альфа начал продавать миссии с начала одна тысяча девятьсот девяностых годов. А это означает…

Я пролистываю еще несколько страниц и чувствую, что булочки начинают проситься наружу.

Вот она. Вот эта запись. Альфа знал о миссии, связанной с Джоном Ф. Кеннеди. Он была согласованна. Кажется, Альфа подставил моего отца.

Я пристально смотрю на запись. Альфа должен был получить десять миллионов долларов за убийство Джона Ф. Кеннеди.

Но в тот день произошло два убийства.

Глава 22

– Мы отправляемся в Даллас, – говорю я, пока официант расставляет на столе две тарелки: неглубокую миску с супом и прямоугольное сервировочное блюдо.

Еллоу берет ложку и мешает красно-коричневый суп.

– Что?

Я толкаю ей записную книжку.

– Некто под кодовым именем КИ заплатил за предотвращение убийства Кеннеди десять миллионов долларов.

Еллоу сглатывает и откладывает ложку.

– Послушай, не думаю, что это хорошая идея, – с кислым лицом произносит она.

– Почему нет? В данный момент это наша единственная идея. Пока что от тебя не поступало никаких предложений.

– Ты говоришь, что нам нужно переместиться во время, когда погиб твой отец.

– Да. И что? – Я разрезаю ножом стейк, чтобы убедиться, что он хорошо прожарен.

– Что ты планируешь? Остановить убийство отца? Мы не можем этого сделать.

Я бросаю вилку на стол, и на нас обращает внимание пара за соседним столом. Мужчина одет в белую рубашку с высоким воротником и серый сюртук в полоску. На его жене длинное платье с корсетом и рюшами. Она прижимает к лицу руку, как будто мы шокируем ее своим поведением.

– Чего уставились? – огрызаюсь я. Женщина краснеет и опускает взгляд.

– Ирис, прекрати, – сквозь сжатые зубы цедит Еллоу.

– Нет!

Она больно пинает меня прямо по голени.

– Прекрати устраивать сцену. Ты самый эгоистичный человек из всех, кого я встречала.

– Я… что?

– Ты всегда думаешь только о себе. Что лучше всего для Ирис? А если люди не хотят смотреть на вещи твоими глазами, то ты сразу набрасываешься на них.

– Ты меня совсем не знаешь, Еллоу.

– Правда? А я думаю, что знаю. Ты не прекращаешь говорить о себе с тех пор, как присоединилась к Страже времени. Ты родилась в Вермонте. Ты думала, что твой отец морской котик. У твоей мамы биполярное расстройство. Тебе пришлось оставить своего парня. Никто не любит тебя. И все в таком духе. Ирис, Ирис, Ирис. Все время Ирис.

– Это неправда, – шепчу я.

– Тогда расскажи что-нибудь обо мне. Кроме того, что ты уже знаешь о моем отце и брате.

– Я… – Я открыла рот, а потом закрыла его. Потому что она права. Я ничего не знаю о Еллоу.

– Ты хоть представляешь себе, на что я пошла, чтобы быть здесь, с тобой. Мне пришлось оставить единственную жизнь, которую я знала. Я отказалась от семьи. И не забывай об этом, – с этими словами она вытягивает руку.

– Я не просила тебя…

– Тебе и не нужно было, – убрав руку, произносит Еллоу. – Я люблю поступать правильно. Веришь или нет, но я думаю, что сейчас ты делаешь правильные вещи. Я хочу помочь тебе, но ты все усложняешь. А теперь говоришь о том, чтобы вернуться в прошлое и остановить убийство отца. На это я не подписывалась.

Я качаю головой. Но она права. Боже, она полностью права. Я с самого начала вела себя совершенно эгоистично. Единственный человек, о котором я думала – это я сама. Как мне преуспеть? Как получить следующий уровень доступа? Ты получаешь то, что отдаешь, а я отдавала только негативные эмоции. Неудивительно, что я никому не нравилась. Никому, кроме Индиго.

Брата Еллоу.

– Прости, – говорю я ей. – Я… – Я понимаю, что нужно извиниться, но это не в моих правилах. – Ты права. Ты совершенно права. Я была несправедлива к тебе. Я отнеслась к тебе предвзято с первой же секунды и даже не постаралась изменить своего мнения. Мне жаль.

Еллоу облегченно выдыхает и расслабляет плечи.

– Признаться, я тоже была негативно настроена по отношению к тебе. Большинству из нас не нравилась идея, что к Страже присоединится чужачка, поэтому мы так приняли тебя. Тем не менее все довольно высоко оценивают твою персону. Ты умная, находчивая, и в тебе есть мужество. Я говорю о миссии в музее. Мы были напряжены, а ты даже не вспотела.

– На самом деле мне постоянно хотелось описаться.

На лице Еллоу расплывается улыбка, а я, протянув руку, хватаю записную книжку и открываю ее на нужной странице.

– Послушай, я хочу одного – отправиться в Даллас и узнать, кто такой КИ. Все это похоже на паутину. Если разорвать один конец, то и остальное рухнет. Для того, чтобы доказать, что Альфа продажный, нам нужно раскрыть личность КИ.

– Но почему КИ? И почему Даллас?

– Потому что он самый крупный заказчик. Десять миллионов долларов. Попробуй найти другого такого, – пододвинув к Еллоу записную книжку, говорю я. – И учти, что мы знаем только даты, поэтому довольно трудно определить, какая именно миссия была проведена. Даллас – единственная зацепка, которая у нас сейчас есть. К тому же, убийство Кеннеди – это очень важно. Если мы раскроем личность КИ, то разорвем большую часть паутины.

Еллоу листает страницы.

– Ты не думаешь, что КИ хорошо замел за собой все следы?

– Возможно. – Я снова берусь за вилку. Мой хорошо прожаренный стейк уже холодный, но я настолько голодна, что это неважно. – Поэтому нам придется очень постараться.

– А что насчет твоего отца?

– Посмотрим, – с набитым ртом отвечаю я.

Еллоу откладывает записную книжку и, взявшись за вилку, начинает гонять по тарелке бобы. Я вижу, что она все еще сомневается в разумности нашего плана.

– Хорошо, – наконец говорит она. – Утром первым делом отправляемся в Даллас.

***

На следующее утро я просыпаюсь с дурными предчувствиями, но игнорирую их. Я забираю папки и записную книжку, и мы покидаем «Паркер-хаус». На улицах очень грязно – повсюду валяются испражнения животных и растоптанная еда. По каменной мостовой громыхают повозки, запряженные лошадьми. Мы проходим мимо лавки мясника. С деревянной перекладины свисает туша свиньи. Я верчу в руках часы, Еллоу тоже заметно нервничает. Как будто не уверена, что ей хватит сил снова спроецироваться.

– Может, воспользуемся гравитационной камерой? – спрашиваю я. – Она всего в нескольких кварталах отсюда.

Еллоу качает головой.

– Я бы не стала так рисковать. Они, скорее всего, отслеживают ее.

Я с облегчением киваю. Потому что это очевидно. Я предложила только из вежливости. Мы направляемся в уединенный переулок, чтобы спроецироваться.

– Подожди, – говорит Еллоу. – Я сначала хочу заглянуть в «Шрив, Крамп и Лоу».

– В ювелирный магазин? Что, положила глаз на какую-то цепочку?

Еллоу недовольно смотрит на меня и заходит в магазин. Несколько минут спустя она возвращается с маленьким бархатным мешочком.

– Золото, – улыбнувшись и покачав им передо мной, говорит она. – Я купила две унции на оставшиеся деньги. В одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем году оно будет стоить гораздо больше. Мгновенные денежные средства.

Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но потом закрываю его. Потому что это была гениальная идея. Жаль, что она не пришла в голову мне.

Мы заходим в переулок, где нет ни одной души.

Еллоу засовывает мешочек в карман юбки и поворачивается ко мне.

– Ты настроила часы?

– Да.

– На двадцать первое ноября одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего года?

– Я же сказала «да», Еллоу.

Она фыркает.

– Я просто проверяла. Не стоит быть такой раздражительной. – Она хватает меня за обе руки и говорит: – Давай сделаем это вместе.

– Это все очень мило, но как я закрою часы, если ты держишь меня за руки?

Еллоу хихикает и отпускает мою правую руку. Я берусь за подвеску. Еллоу сжимает мою ладонь и делает то же самое.

Отец. Мы увидим моего отца. Я воспроизвожу в памяти лицо папы таким, каким оно было в его досье Стража, и закрываю крышку.

Мы погружаемся в темноту, и я мгновенно понимаю, что что—то не так. В голове раздается громкий визг, а перед глазами вспыхивает свет. Мое тело начинает вытягиваться и растягиваться, а визг становится все громче. У меня разорвутся барабанные перепонки. Визг охватывает все мое тело и проникает в самое сердце. Я чувствую его во всех четырех камерах¹⁴. Это убьет меня. Я пытаюсь схватиться за грудь, но мы движемся слишком быстро.

Мы с Еллоу приземляемся в том же переулке, только на шестьдесят девять лет позже. Я опускаюсь на колени и хватаюсь за грудь. Такое ощущение, что у меня сердечный приступ. Всю левую сторону тела пронзает сильная боль. Я умираю. Сердце сейчас остановится, и я умру.

– Это было круто… Ирис? – доносится до меня обеспокоенный голос Еллоу, и она опускается на колени рядом со мной. – Что случилось? Ты в порядке?

Я пытаюсь делать не слишком глубокие вдохи, чтобы притупить боль.

– Ирис! – кричит Еллоу.

Я продолжаю концертировать внимание на своем дыхании. Вдохнуть боль и выдохнуть ее. Вдохнуть боль и выдохнуть ее.

– Ирис, скажи что-нибудь!

– Я в порядке, – шепчу я с закрытыми глазами. – Мне становится лучше.

– Становится лучше? О чем ты говоришь?

Я открываю глаза. Все кажется каким-то расплывчатым.

– Разве это было не самое худшее проецирование в твоей жизни?

Еллоу морщит нос.

– Нет, это было самое лучше проецирование в моей жизни. Ну, если не считать тех, что были сделаны с помощью гравитационной камеры. Я едва что-либо почувствовала.

Я начинаю качать головой вперед-назад, даже не понимая, что делаю это.

– Нет. Это было ужасно. Как будто все проецирования, которые я сделала за последние пару дней, сложились и помножились на десять.

Еллоу сжимает губы.

– Это не имеет никакого смысла. Почему я ничего не почувствовала, а ты… Значит, это не просто слух!

Я сажусь и опираюсь спиной о кирпичную стену.

– Какой слух? – все еще продолжая отрывисто дышать, интересуюсь я.

– Двойное проецирование! Это реальность.

– Говори понятным языком, Еллоу.

– Двойное проецирование. Это означает заставить другого Стража проецироваться с тобой. Я могла бы настроить часы на совершенно другую дату, но если бы ты схватилась за меня, то заставила бы перенестись в твое проецирование.

– Я не понимаю. – Я делаю еще один медленный вдох и откидываю голову назад.

– Ходит слух, что если один из Стражей по-настоящему силен и сосредоточен, то можно совершить двойное проецирование. Мы все пытались, но у нас ничего не получалось. Но ты только что сделала это.

– Но мы перемещались в одну и ту же дату, – замечаю я, а потом снова сгибаюсь пополам. Мне все еще тяжело дышать.

– Нет, разве ты не видишь? Я, должно быть, передала тебе всю свою энергию, поэтому все неприятные ощущения наших проецирований достались тебе, а я ничего не почувствовала.

Я снова делаю медленный вдох.

– В следующий раз, когда мы будем проецироваться, держись от меня как можно дальше.

– Хорошо. – Еллоу встает и достает из кармана юбки мешочек. – Я пойду продам золото, а потом куплю нам одежду. Ты оставайся здесь.

Я не спорю и, закрыв глаза, продолжаю медленно дышать. Через несколько минут боль, наконец, уходит, и я прихожу в себя. А потом возвращается Еллоу с недовольной гримасой на лице.

– У нас проблема. Оказывается, в одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем году золото стоило ненамного дороже, чем в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году.

– Что? – Я отталкиваюсь от стены, чтобы встать. Это занимает у меня больше времени, чем следовало бы. – Как такое возможно?

Еллоу пожимает плечами.

– Не знаю. Но я купила его за тридцать семь долларов, а этот парень говорит мне, что ему цена семьдесят долларов. Это не поможет нам добраться до Далласа. Я спросила парня, и он сказал, что билет на самолет в обе стороны будет стоить около семидесяти пяти баксов.

– Значит, нам почти хватает.

– Семьдесят пять долларов за один билет.

– Черт.

Еллоу поднимает бровь, но ничего не говорит, а я вспоминаю об Эйбе. Сколько раз он подшучивал надо мной по поводу моего словарного запаса. О, Эйб. Где ты сейчас? Думаешь ли ты обо мне?

– Эй, очнись. – Еллоу машет рукой перед моим лицом.

Я прихожу в себя.

– Прости. Значит, нам нужно раздобыть еще около ста долларов. – Я смотрю на вторую бриллиантовую сережку в левом ухе Еллоу.

Она ловит мой взгляд и, вздохнув, начинает ее снимать.

– Я знаю, что это единственный выбор, но отец убьет меня. Он подарил мне эти сережки, когда я стала Стражем.

В голове всплывает образ: Зета держит в руках небольшую коробочку цвета морской волны с белым бантом на крышке. Индиго с сияющим видом стоит рядом с ними. Идеальная маленькая семья.

– А где твоя мама? – спрашиваю я.

Еллоу резко вскидывает голову.

– Что?

– Твоя мама. Просто Блу сказал, что у Индиго есть идеальная маленькая семья с двумя нормальными и работоспособными родителями.