Текст книги "Хранители могил"

Автор книги: Мелисса Марр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

20

Ребекка сидела за письменным столом Мэйлин. Сбоку от старинного пресс-папье лежали какие-то бумаги. Ребекка пока не собиралась их разбирать. Даже странная приписка «забрать апельсины», сделанная рукой Мэйлин на верхнем листе, не вызывала у нее любопытства. Ребекка рассеянно водила пальцами по поверхности стола. Она помнила, как отчим несколько раз предлагал бабушке отреставрировать стол, однако Мэйлин наотрез отказывалась. Она говорила, что все эти царапины и щербинки делают его именно ее столом, а не безликим предметом мебели. «Это истории, оставленные годами», – говорила бабушка. Комната, служившая Мэйлин кабинетом и спальней, хранила их превеликое множество. Все кружевные салфетки и накидки были сделаны еще ее прапрабабушкой. Не менее впечатляющей была и старинная кровать Мэйлин со столбиками, на которых крепился деревянный полог. Левый передний столбик имел небольшую вмятину: когда-то малыш Джимми кинул в него игрушечной машиной.

Семья.

Иногда Ребекке казалось странным, что она так много знает о генеалогическом древе отчима и практически ничего не знает о своем родном отце. Но Джимми был частью ее жизни, а биологический отец – всего лишь именем, проставленным в свидетельстве о рождении. Джимми – единственный отец, который на несколько лет появился в ее жизни. Однако самым близким членом семьи была Мэйлин. Нельзя сказать, чтобы между Ребеккой и матерью существовала отчужденность. Они неплохо ладили, когда жили вместе. Да и потом их встречи были искренними и теплыми, но… не такими, как с Мэйлин. Ребекка никогда особо не задумывалась о характере этой близости, принимая ее как данность.

И вот Мэйлин не стало. Связь оборвалась.

Ребекка провела рукой по темному дереву столешницы. Часть историй, живших в этой комнате, она знала от Мэйлин. Теперь ей хотелось услышать остальные. Она бы дорого дала, чтобы вместе с историями услышать и голос Мэйлин.

Увы, вместо голоса бабушки ей пришлось несколько часов подряд выслушивать гостей, пришедших на поминальный обед. Все они говорили, какая это потеря для Клейсвилла и как им всем будет не хватать Мэйлин. Они не лукавили. Когда гости рассказывали Ребекке, какой удивительной женщиной была ее бабушка, она вежливо улыбалась: «А то я без вас этого не знаю!» Сложнее всего Ребекке пришлось, когда ее окружила кучка женщин, и те начали говорить, как ей сейчас тяжело и как они понимают ее состояние. Вот здесь она едва не сорвалась. Откуда им знать про ее состояние?

Когда Ребекка исчерпала все запасы терпения, она без обиняков заявила нескольким засидевшимся гостям, что очень устала и хочет побыть одна. Наверное, это противоречило правилам местной вежливости; ведь люди пришли отдать последний долг Мэйлин. А при жизни Мэйлин эти милые, заботливые люди сохраняли невидимую, но вполне ощутимую дистанцию. При встрече они вежливо здоровались и перебрасывались с бабушкой несколькими ничего не значащими фразами, но никто из них не заходил к ней просто так, по-соседски, на чай с пирогом. И к себе никто не звал. Ребекка не понимала причин, почему вокруг Мэйлин и ее семьи существует такая «полоса отчуждения».

От самой Мэйлин Ребекка не слышала ни одной жалобы или упрека в адрес жителей Клейсвилла. Более того, бабушка даже защищала эту дистанцированность ото всех.

– Поверь мне, дорогая, у них есть на то свои причины, – говорила она всякий раз, когда Ребекка возмущалась по этому поводу.

Причины, возможно, и существовали, однако Ребекка не желала с ними мириться.

Все-таки она правильно сделала, выпроводив засидевшихся гостей. Тишина в доме Мэйлин, как всегда, успокаивала. Ее удивлял тот странный покой, которым был наполнен этот старый фермерский дом. Даже сейчас, казалось, стены брали на себя значительную часть горя, постигшего Ребекку. Теперь она уже была в состоянии открыть конверт, переданный ей Монтгомери-старшим.

«Апрель 1993 г.

Не могу сказать, Бекс, что писать это письмо мне не намного приятнее, чем тебе – его читать. Сомневаюсь, что у меня хватит смелости завести с тобой разговор об этом. Если он все же состоится… значит, я оказалась смелее, чем думала. Если нет, постарайся не слишком сердиться на меня после моей смерти.

Пусть между нами нет кровного родства, но ты для меня – такая же внучка, как и Элла Мэй. Правда, ты сильнее Эллы. Я никогда не сомневалась в твоей силе. Мне не стыдно в этом признаться, и мое признание ничем не оскорбляет память Эллы Мэй. Я любила и люблю ее, однако не хочу придумывать ей те качества, которых у нее не было. И тебе не советую. Возможно, настанет день, когда ты возненавидишь Эллу за сделанный ею выбор. Возможно, и меня тоже. И все же, я надеюсь, ты поймешь и простишь нас обеих.

Все, что я имею, и то, что мне досталось от моих предков по женской линии, теперь принадлежит тебе. Все необходимые бумаги, подтверждающие твои права, оформлены в полном соответствии с законом. Сисси и ее дочери уже давно знали об этом. Твоя мать – тоже. После смерти Эллы-Мэй ты стала моей единственной наследницей. Повторяю: дом со всем его имуществом, а также права на землю, где он стоит, – все это целиком принадлежит тебе и только тебе. Однако вместе с видимым наследством к тебе переходит и наследие особого рода, и оно может очень тебе не понравиться. Будь у меня иной выбор, я бы обязательно спросила твоего разрешения. Но сейчас ты – моя единственная избранница. Когда-то я думала, что вы с Эллой Мэй сами решите, кому из вас взять на себя мою ношу. Сейчас я вынуждена взваливать все на твои плечи.

Очень надеюсь, что в тот день, когда мое письмо попадет к тебе, ты уже будешь достаточно взрослой и готовой к своей миссии. Надеюсь также, что моя смерть не станет для тебя неожиданностью. Если же ты окажешься к ней неподготовленной, все необходимые ответы ты найдешь в этом доме. Доверяй отцу и сыну Монтгомери. Доверяй священнику Нессу. Обратись к опыту прошлого. Все твои предшественницы вели дневники. Они хранятся здесь. Прочти эти записи; там ты найдешь ответы на многие свои вопросы. Кроме одного – почему я настолько труслива, что не говорю всего этого тебе сама, глядя в твои глаза? Отвечу: дорогая, я боюсь. Боюсь, что ты отнесешься ко мне так же, как Элла Мэй. Боюсь, станешь думать обо мне так же, как думала я о своей бабушке, и что ты меня покинешь. А я слишком большая эгоистка, чтобы позволить себе тебя потерять. Уж пусть лучше между нами по-прежнему будут близкие и теплые отношения, которыми я очень дорожу.

Любовь моя, прости мне все ошибки и думай обо мне, когда меня не станет. Я страшусь даже представить, что ты поведешь себя по-иному.

Да пребудет с тобой вся моя любовь и надежда.

Бабушка Мэйлин».

Письмо было написано знакомым убористым почерком Мэйлин. А вот смысл письма Ребекка понимала лишь отчасти. И уж совсем непонятной для нее оставалась та часть, где Мэйлин беспокоилась, как бы Ребекка не изменила своего отношения к ней. Ненавидеть ее? За что?

Кроме письма, в конверте лежала копия завещания Мэйлин. Ребекка не стала подробно вникать во все детали, изложенные сухим юридическим языком. Завещание подтверждало: дом со всем имуществом, земельный участок и все сбережения Мэйлин Барроу после ее смерти целиком переходят к Ребекке. Сколько же лет Сисси знала об этом? «И потому она всегда ненавидела меня?» Усилием воли Ребекка оборвала цепочку мыслей. Сегодня Сесилия Барроу и так отняла у нее слишком много сил.

Ребекка решила найти дневники. Конечно, прочитать их будет интересно, но она сомневалась, что старые записи подскажут причину убийства бабушки. Свои поиски она начала с комнаты Мэйлин. Чувствовалось, что бабушка всю свою жизнь прожила на одном месте. Ребекка впервые обратила внимания на то, сколько у Мэйлин книг. Книжные стеллажи тянулись вдоль стен. Даже над дверью громоздилось несколько полок. Среди книг попадались старые и очень старые. Некоторые книги были зачитаны до дыр. Но нигде – ни единого намека на дневники.

Ребекка посмотрела в ящиках письменного стола. В них нашлось немало любопытных старых вещиц, однако дневников там не было. Тогда она занялась обследованием еще трех комнат, находившихся на втором этаже: ее собственной, комнаты Эллы и той, где когда-то жили Джимми и ее мать. В своей комнате Ребекка не нашла ничего, кроме нескольких романов в мягких обложках, оставленных ею в прошлом году. И в двух других комнатах, несмотря на захламленность, дневников тоже не оказалось. Ребекка поднялась на чердак. Не считая нескольких лет жизни в Клейсвилле, она привыкла к многоквартирным домам, где от ненужных вещей стремились избавиться, поскольку их некуда было класть и ставить. Здесь все ненужное выносили на чердак. Тоже традиция? Скорее всего, да, поскольку, кроме всего ненужного Мэйлин, скопившегося за несколько десятков лет, чердак ломился от барахла прежних поколений Барроу. Ребекка убедила себя в том, что на чердаке дневников нет и быть не может. Не стала бы Мэйлин хранить ценные записи среди поломанной мебели и пыльных корзин.

Оставался первый этаж. Ребекка спустилась туда, почти не рассчитывая на успех. Она вспомнила про «тайничок» в стене гостиной, заглянула туда и тут же закрыла дверь. «Тайничок» оказался продолжением чердака. Про кладовую было нечего и говорить. В свое время Ребекка приставала к Мэйлин с расспросами, зачем той такое громадное количество еды. Та отвечала уклончиво: «Никогда не знаешь, чего вдруг пожелает твое брюхо».

Потратив на поиски больше часа, Ребекка остановилась. Дневников нигде не было видно. Никаких намеков, что они вообще здесь находились. Зато на каждом шагу ей попадались напоминания об удивительной женщине, с которой она не сумела даже толком проститься. Смерть любимого человека остается неутихающей болью. Но внезапная, да еще насильственная смерть подобна постоянно ноющей ране в душе. И эта рана не переставала кровоточить.

Все три смерти были внезапными для Ребекки. И смерть Эллы, и смерть Джимми. Ребекка стала вспоминать счастливые моменты, когда все еще были живы. И вдруг ее воспоминания перешибло волной других, идущих извне. Последние воспоминания Мэйлин. Они по-прежнему оставались здесь, наполняя собой гостиную и кухню.

Ребекке показалось, что гостиная уменьшилась в размерах, будто стены придвинулись к ней вплотную. Каждый звук, доносившийся извне, заставлял ее вздрагивать. Она привыкла считать этот дом… свой дом… самым безопасным в мире местом. Здесь можно было спрятаться, укрыться от всех. И вдруг все поменялось. Даже тени на полу превратились в нечто угрожающее. Страх был совершенно алогичным, но и отмести его, как что-то пустое и надуманное, Ребекка не могла. Мэйлин убили в ее собственном доме. Ребекка впервые восприняла это не разумом, а всем своим телом: Мэйлин убили в собственном доме. Она содрогнулась. Замелькали вопросы: «Я знаю того, кто убил Мэйлин? Этот человек был на похоронах? А может, у убийцы хватило жестокости явиться и на поминальный обед? И говорить мне слова утешения?»

Порыв ветра тронул качели на крыльце. Скрипнули цепи. Когда-то, когда была жива Мэйлин, Ребекке очень нравился этот звук. В нем ощущалось что-то умиротворяющее. Сейчас, когда она стояла одна в пустом доме, где убили ее бабушку, скрип качелей приобрел совсем иной оттенок.

Похоже, Херувим тоже что-то чувствовал. Кот не отходил от нее и все время терся о ноги. Ребекка подхватила его на руки и подошла к окну. Она отдернула шторы, выглянула во двор. День клонился к вечеру, но солнце еще не садилось. На крыльце, кроме ветра, никого не было. Никого, кроме ветра и теней.

– Хватит тут сидеть. Пойду прогуляюсь, – сказала коту Ребекка.

Херувим жалобно мяукнул.

– Не капризничай. Я скоро вернусь.

Она поцеловала кота в лоб и пошла переодеться. Платье сменила на джинсы и серый пуловер, а туфли – на свои любимые сапожки. Поверх Ребекка решила надеть черную куртку, в которой приехала. В карман куртки она сунула ключи, бумажник и баллончик со слезоточивым газом. Против дикого животного такой баллончик вряд ли мог считаться эффективным оружием, но слезоточивый газ поможет выиграть время, если убийца Мэйлин вдруг вздумает напасть и на нее. Она выросла в тех местах, где многие имели оружие, но в доме Барроу револьверов не было. Имелся лишь старый дробовик. Идти гулять по Клейсвиллу с дробовиком в руках? Нет уж, она не даст повода судачить, что Ребекка Барроу тронулась умом с горя. Достаточно баллончика. Ребекка погладила кота, затем быстро вышла и заперла дверь.

Она не знала, куда пойдет. Ей просто хотелось выйти из дома. В голову почему-то снова полезли мысли о завещании. Честно говоря, Ребекку удивило, что Мэйлин не оставила Сисси и внучкам ни цента. Впрочем, Сесилия Барроу не числилась в неимущих. Если Мэйлин распорядилась так, значит, имела на то веские основания. Ребекку радовало то, что у Сисси нет никаких прав на этот дом.

Несколько раз Ребекке казалось, будто за ней кто-то идет. Она резко оборачивалось и видела лишь пустую улицу. Она старалась идти по самым освещенным местам. Потом ей вспомнилась покусанная девочка. Свет является препятствием для двуногого хищника. А если в город действительно забежал кугуар? И разумно ли она себя ведет, постоянно оборачиваясь назад?

Ребекка не заметила, как перешла на бег. Она любила бегать, но ее одежда не слишком-то годилась для бега. Каблуки сапог громко ударяли по тротуарным плитам, и эхо с каждым ударом звучало все громче. А может, это ей только казалось? Когда впереди показалась знакомая неоновая вывеска бара «Галлахер», у Ребекки болели ноги, а по спине тек пот. Никто не догонял ее и не пытался схватить, однако бег подействовал на нее успокаивающе.

«А ведь еще вчера я была в Сан-Диего», – вдруг подумала она. За какие-то сутки – и целая лавина перемен. С этими мыслями Ребекка толкнула дверь «Галлахера» и вошла в тускло освещенный зал.

Лица посетителей сразу же повернулись в ее сторону. Многие были ей знакомы, кому-то была знакома она. Ребекке захотелось, чтобы сейчас ее никто не узнавал, чтобы на нее смотрели, как на обычную посетительницу, заглянувшую в бар. Не нужны ей ни любопытные, ни сочувственные взгляды.

– Бекс! – крикнула ей Эмити. – Иди сюда.

Ребекка так обрадовалась, что была готова обнять Эмити. Внимание к посетителям – основа работы любого бармена, но сейчас Ребекка об этом не думала. Она улыбнулась и быстро пошла к барной стойке.

Эмити встретила ее с тряпкой в руках. На лице – никакого сочувствия. Скорее любопытство.

– Ищешь кого-нибудь? – спросила Эмити.

Ребекка покачала головой.

– Вышла проветриться и чего-нибудь выпить. Я… не могу сидеть одна взаперти.

– Если хочешь, поговорим, – предложила Эмити, кивком указав на табурет у стойки.

– Нет, – отказалась Ребекка, выдвигая табурет. – Разговорами я сыта по горло.

– Поняла. Разговоров не будет. – Эмити пододвинула к себе чашу миксера. – Что хочешь пить? Пиво, вино, ликер?

– Только вино. Домашнее белое. Марка без разницы.

– У нас есть…

– Мне все равно, – перебила ее Ребекка. – Просто хочу посидеть с бокалом в руке, чтобы ни у кого не вызывать жалости.

Эмити молча посмотрела на нее, затем достала из кулера початую бутылку белого вина.

– Значит, тебя не тянет ни пить, ни разговаривать, – сказала барменша, откупоривая бутылку.

– Угу.

Эмити наполнила бокал беловатой жидкостью, вновь закупорила бутылку и вернула на место.

– Что ты ищешь? – спросила она.

– Сама не знаю.

Пальцы Ребекки сжали бокал. Стекло было совсем тонким: надави посильнее, и треснет. На мгновение ей захотелось это сделать; почувствовать осколки, впивающиеся в ладонь. Ребекка отогнала от себя дурацкое желание и отпила половину бокала.

– Повторить? – спросила Эмити и, не дожидаясь ответа, вновь наполнила бокал. – Может, мне нужно было спросить: «Кого ты ищешь?»

За ее спиной открывалась и закрывалась дверь бара. Кто-то уходил, кто-то появлялся. Снова хлопала дверь, и опять слышались шаги. В очередной раз дверь открылась с каким-то противным щелчком.

– Бекс! – Эмити взяла ее за руку. – Ты справишься. Ты обязательно справишься.

Ребекка кивнула.

Прошло минут пять. Она молча потягивала вино. Затем оглянулась назад и удивилась. Зал был пуст. «Уж не я ли их разогнала?» – невесело усмехаясь, подумала она. Из-за стойки вышла Эмити. Судя по ее одежде – коротенькой юбчонке и высоким сапогам, – она сегодня ожидала наплыва посетителей. Как всякий бармен, она умела определять, когда зал будет забит до отказа, а когда ей придется скучать за стойкой. Тогда она надевала джинсы. Нельзя сказать, чтобы в них она выглядела хуже. Но во все времена аппетитные женские ляжки служили лучшим магнитом для посетителей и ускорителем опустошения их кошельков.

– Ты никак их выгнала? – спросила Ребекка.

– Я никого не выгоняю в рабочее время, – ответила Эмити и ловко, словно баскетбольный мяч в корзину, бросила в ведро пустую бутылку.

Оставив бокал на стойке, Ребекка подошла к Эмити. Та, тихо напевая, собирала со столиков пустые бутылки, вытряхивала пепельницы и стирала тряпкой крошки. Ребекка решила ей помочь. Собрав несколько полупустых бокалов, она понесла их к стойке.

– Смотрю, в твоей жизни – никаких потрясений, – сказала Ребекка. – Или я ошибаюсь?

Эмити застыла. На ее лице мелькнул страх. Но это состояние длилось не больше секунды, а в следующую она уже вытряхивала в черный мусорный мешок содержимое очередной пепельницы.

– Ты бы удивилась, – сказала Эмити.

Ребекка не знала, хочется ли ей выслушивать откровения Эмити или эту тему лучше закрыть.

– Может, в один из вечеров ты расскажешь о том, что способно нагнать страху на храбрую Эмити Блю.

– Может, и расскажу. Только не сегодня.

– Конечно, не сегодня.

Ребекка протянула руку к мойке.

– Разрешаешь мне помыть бокалы?

– Сколько угодно. Кстати, пока ты здесь, можешь поработать вместе со мной… Немного развеешься. Наверное, после других городов Клейсвилл вызывает у тебя ощущение замкнутого пространства.

– Чего-то не припомню у себя таких ощущений.

Ребекка прошла за стойку, и теперь они с Эмити словно поменялись местами. «Работа? На одном месте?» – мысленно спросила себя Ребекка. Ей никогда не приходилось работать постоянно. Джулия успела несколько раз побывать замужем, и каждый из ее бывших мужей финансово поддерживал ее и Ребекку, пока не наступало новое замужество. Джимми при разводе отвалил Джулии кругленькую сумму, к тому же отписал на ее имя страховку, которую та и получила после его смерти. Ребекка зарабатывала контрактами с издательствами и частными галереями. Она привыкла сама распоряжаться своим временем. Мысль о том, чтобы регулярно ходить на работу, никогда не забредала в ее голову. Такая работа привязывала к одному месту, а это не имело для Ребекки никакого смысла. «Нигде, кроме… Клейсвилла».

– У меня есть вопросы по поводу смерти Мэйлин, но это не значит…

Ребекка мотнула головой. Она понимала, что не сможет уехать ни завтра, ни послезавтра. Ей требовались ответы.

– Пока не знаю, сколько я здесь пробуду.

– В нашем бизнесе не все задерживаются надолго, – ответила Эмити. – Я просто предложила. Кстати, могу сегодня преподать тебе несколько уроков из «Курса идеальной барменши». Хоть как-то отвлечешься… если только не найдется других отвлекающих факторов.

Ребекка сразу подумала о Байроне. Нет, совесть не позволяла ей считать его «отвлекающим фактором». Она отогнала коварную мысль и сказала:

– Других отвлекающих факторов у меня нет.

– Я подумала: может, вы с Байр…

– Мы с ним – давние друзья, и только. Насколько я знаю, Байрону нужны серьезные отношения… Или что-то изменилось? – спросила она, заметив натянутую улыбку Эмити.

Эмити покачала головой.

– По-моему, ты знакома с другимБайроном.

Ребекка вдруг почувствовала что-то вроде ревности. Только этого еще не хватало!

– Так ты знакома с Байроном? – с деланой небрежностью спросила она.

– Клейсвилл – маленький город, Бекс. Среди мужчин определенного возраста Байрон заметно выделяется, – пожала плечами Эмити. – И потом, «Галлахер» – самый крутой здешний бар, а я – самая крутая здешняя барменша. И естественно, я знакома со всеми, кому по возрасту разрешается выпивать.

Ребекка засмеялась. Сказано было остроумно и, наверное, правдиво.

– Потом вернешься в Калифорнию? – спросила Эмити.

– Я еще не решила. Но я обязательно приглашу тебя в гости. Приедешь ко мне?

– Спасибо за приглашение. Меня что-то не тянет путешествовать.

Ребекка уселась на пивной кулер и уперлась ногами в табурет, который Эмити как раз для того и поставила.

– Ты что же, одна здесь работаешь? Помню, ты мне писала, что делами заправлял Трой. Вы с ним…

– Нет. Трой – не из тех мужчин, кто связывает себя какими-то обязательствами. А может, я – не из тех девушек, которым парни что-то обещают… Словом, несколько месяцев назад мы расстались. Внешне это было незаметно. Мы продолжали работать… все-таки привыкли, сработались. Потом он вдруг сказал, что ему нужна неделя, чтобы помочь кому-то из родственников. Нужна – пожалуйста. Он еще месяц назад должен был вернуться. И нет. Пропал. Даже не позвонил. А Дэниел… Он хоть и владелец бара, но ничего в этих делах не смыслит. Я от него всегда слышу одно и то же: «Эмити, ты лучше знаешь, что надо делать». Вот я и делаю.

– Значит, Трой исчез? Покинул город?

У Ребекки сжалось сердце. Трой никогда не был ответственным парнем, но бар он любил. «Галлахер» и Эмити были единственным смыслом его жизни. Школьницей они вместе с Троем посещали курсы рисования. После смерти Эллы ей стало не до курсов. А потом она и вовсе уехала из Клейсвилла. Ребекка и думать забыла о Трое. В один из приездов сюда она вдруг встретила его в «Галлахере», где он смешивал коктейли. Оба обрадовались встрече. Тогда-то Трой познакомил ее с Эмити – своей напарницей и, как сразу было понятно, предметом его страсти.

– Я ничего о нем не знаю, – сказала Эмити, заканчивая вытирать столики. – Исчез и все. Вообще-то люди из Клейсвилла редко уезжают насовсем. Знаешь, иногда мне кажется: здесь не так все просто. А потом… вообще забываю. Ну, уехал и уехал. Дэниел считает это заурядной «любовной ссорой». Сказал мне, что не надо было заглядываться на другого парня. Но у нас с Троем отношения начали портиться еще раньше. И другой парень тут ни при чем.

– А может, этот другой парень что-то сказал Трою? Задел его самолюбие? Я помню еще по школе: Трой иногда такое выдумает. И сам же в это верил. Он был знаком с твоим новым парнем?

– Он… новый парень просто заполняет мной время. Вот так-то, Бекс. Можешь мне верить.

У Ребекки в мозгу вертелась не слишком приятная догадка, которую она всячески гнала от себя прочь. Неужели «новый парень» Эмити – Байрон? А если даже и Байрон, ей-то что? Не она ли сама заявила Байрону, что между ними все кончено? И какое ей дело до того, с кем встречается Эмити?.. Выходит, есть дело.

– Слушай, а может, мне поговорить с твоим парнем? Вдруг узнаю что-нибудь о Трое?

Эмити подошла к стойке, улеглась на нее, перегнулась и вытащила пульт музыкального автомата.

– Танцы за счет заведения, – сказала она, включая автомат. – Выбери что-нибудь повеселее. Потанцуем.

– Я так давно не танцевала, – призналась Ребекка, выходя из-за стойки. – Кстати, а ты с шерифом Мак-Инни говорила?

– О чем? – натянуто улыбнулась Эмити. – Об исчезновении Троя? Да, он знает.

– И что?

– Я тебе уже сказала: Трой – ненадежный человек. И отношение к нему соответствующее. Так мне шериф и заявил. Я просила Бонни-Джин поднять этот вопрос на заседании городского совета. Но у моей сестры одно на уме – как произвести впечатление на мэра. Я ей несколько раз напоминала. В этом они с Троем похожи.

Дверь бара открылась. В зал вошло шестеро мужчин.

– У вас еще открыто? – спросил один из них, теребя в руках шляпу.

На лице Эмити мгновенно вспыхнула улыбка разбитной барменши. Широким жестом она пригласила посетителей проходить и рассаживаться.

– Перерыв окончен, Бекс. Выбери что-нибудь погромче. Только умоляю, никаких блюзов. И кантри не надо.

Ребекка кивнула и подошла к старому музыкальному автомату. Эмити уже весело щебетала с посетителями, выясняя, кто что будет заказывать. Как будто и не было у них никаких разговоров личного характера…

– Смелее, джентльмены. Наши бокалы пока еще не научились улавливать ваши мысли. Так что делайте заказы. Кстати, у нас новая барменша, и мне надо ее учить. А как же я могу научить ее всем премудростям нашей профессии, если вы не закажете кучу выпивки? Я возвращаюсь за стойку, а вы мне делаете заказы.

Эмити подбежала к стойке, вскочила на нее и спрыгнула вниз. Посетители смущенно переглядывались.

– Ну, так что заказываем?