Текст книги "Царица Аттолии (ЛП)"
Автор книги: Меган Уолен Тернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 6
Пришла зима, и теперь он заставлял себя вставать по утрам, даже если единственным его занятием в этот день было сидеть в кресле у изножия кровати и смотреть на огонь в очаге. Время от времени он практиковался в письме, отрабатывая почерк. Ночью, когда дворец затихал, он просыпался и несколько часов лежал в постели, глядя на игру теней на потолке. Расставание со старыми привычками давалось тяжело, и он не мог заснуть. Он считал себя счастливчиком в те ночи, когда просыпался от ночного кошмара без крика, и был рад, что вблизи от библиотеки нет жилых комнат, обитатели которых могли бы услышать его.
В конце зимы он все еще отрабатывал свой почерк и занимался изучением книг и свитков в библиотеке. Он читал труд о классификации растений и животных, когда в дверь постучали. Он поднял глаза и посмотрел на человека, стоящего на пороге. Рядом с ним, как будто только что опущенный на пол, стоял большой обшитый кожей короб с ручкой на крышке.
– Чем могу помочь? – спросил озадаченный Евгенидис.
– Они прислали меня показать вам некоторые вещи, – неловко произнес человек.
Евгенидис без труда определял, сколько человек входит в категорию «они». Одна. Или двое.
– Что за вещи? – спросил он.
Человек подтолкнул короб поближе к Евгенидису. Он отпер и поднял крышку, чтобы открыть его содержимое. Под крышкой, закрепленный ремнями, был размещен набор протезов: пристегивающиеся руки и крючки. Руки были вырезаны из дерева, некоторые из них были сжаты в кулаки, некоторые частично раскрыты. Крючки сделаны из блестящей латуни или серебра, инкрустированные перламутром или гладкие.
– Убирайтесь, – сказал Евгенидис.
– Молодой господин, – запротестовал человек.
– Убирайтесь!
– Вы должны посмотреть. – человек стоял на своем.
Евгенидис встал со стула и, бросив короткий взгляд в окно, выбежал вон. Он пересек библиотеку и захлопнул за собой дверь.
Евгенидис проскочил по коридору мимо нескольких испуганных слуг и бегом преодолел два пролета вверх по лестнице, прежде чем понял, что не хочет идти на крышу. В солнечный день в конце зимы она будет занята дамами, стосковавшимися по теплу. Он напряг мозги в поисках надежного убежища, но библиотека была единственным безлюдным уголком, из которого его так бесцеремонно изгнали. Через некоторое время он повернулся и, не торопясь, пошел обратно вниз по лестнице и по коридору к другой лестнице, мимо все тех же слуг, молча радуясь, что одет не в халат, как обычно в первой половине дня, а в обычную одежду. Впрочем, тут он вспомнил, что оделся так исключительно по настоянию отцовского камердинера, очевидно, предупрежденного о визите протезиста. Эта мысль так взбесила его, что камердинер должен был бы обрадоваться, что оказался далеко в эту минуту.
Евгенидис покинул дворец через маленький дворик, где в каменной стене была спрятана незаметная калитка, выходящая на заросший травой склон.
Мощеная белым камнем дорожка привела его к перекрестку с более широкой мостовой Священного Пути. Прямой, как стрела, Священный Путь поднимался на гребень холма к огромному храму Гефестии, возвышавшемуся над царским дворцом.
В тени еще лежали пятна снега, и ветер насквозь продувал его тонкую рубашку. Холм был крутой, и он быстро запыхался, но упрямо шел вперед, пока не достиг пустого притвора храма. Он оглянулся, чтобы посмотреть в сторону дворца, но на Священном Пути за его спиной не было видно ни одной живой души. Он прошел сквозь главные двери храма, распахнутые для холодного воздуха, в пронаос.[3]3
Пронаос – пристройка перед входом в храм, передняя, проходная часть античного храма, прихожая, дословно: предзал.
[Закрыть] Меньшая пара дверей, ведущих в наос, также была открыта.
Проходя от пронаоса к наосу, он привычно умерил шаги. Алтарь был пуст. Ладан горел в жаровне без присмотра жрецов, хотя не было видно никаких признаков просителей и недавней жертвы. Большая позолоченная статуя Гефестии смотрела вниз прямо на Евгенидиса. Он подошел к нише перед главным алтарем, где находился меньший алтарь, посвященный Евгенидису, богу воров. Занавес обеспечивал конфиденциальность посетителей. Евгенидис задернул его и сел на одну из мраморных скамей, тянувшихся вдоль стен. Он поднял ноги на скамью, спрятав их от любого случайного взгляда из-под занавеса, и обхватил колени руками.
Он вышел из комнаты без повязки. Интересно, успел ли кто-нибудь рассмотреть его руку, когда он спешил в новое укрытие. Евгенидис прислонился затылком к мраморной стене и закрыл глаза. Он не смотрел на алтарь, украшенный россыпью богатых драгоценностей, украденных им самим и его предшественниками. Он пришел не молиться. Он пришел спрятаться.
* * *
В небе сияли звезды, когда Евгенидис осторожно пробрался вниз по дороге от храма. Он вздрогнул, проскользнув через калитку во дворик, и кивнул охраннику, войдя во дворец. Коридоры были пусты, и он не встретил ни одного человека по дороге к своей комнате.
Дверь библиотеки была открыта, и свет из камина мерцал в глубине темной комнаты. Он остановился на пороге, чтобы заглянуть внутрь, и увидел отца и царицу, молча ожидавших его в креслах у огня.
– Вы не должны находиться здесь, – сказал он.
Они встали. Евгенидис посмотрел на отца.
– Я был в храме, – сказал он.
– Мы знаем, – ответила царица. – Вряд ли стоило бежать туда с риском попасть под дождь, и теперь, просидев весь день на камнях, ты посинел от холода. Садись к огню.
Евгенидис не стал садиться; он растянулся перед очагом в опасной близости от летучих искр, и подпер голову рукой, дрожа от холода.
– Трусость имеет свои преимущества, – заметил его отец, глядя на сына сверху вниз.
– Больше, чем ты думаешь. – Евгенидис не пошевелился. – Приходила Мойра. Она передала мне послание богов.
Царица и отец молчали. Евгендис перевернулся на спину, чтобы согреть другой бок. Теперь он смотрел в потолок. Он знал, что после уничтожения Дара Хамиатеса год назад, то, что казалось непоколебимой верой в божественное предназначение власти через чудесный Дар, будет медленно выцветать в умах людей, пока не превратится в расплывчатый образ из старых сказок, нереальный даже для его отца. Он очень надеялся, что Эддис, принявшая Дар из его рук, по-прежнему верит в Бессмертных. Она смотрела настороженно, в то время как лицо отца выражало только вежливый интерес.
– «Хватит ныть», – сказал Евгенидис.
– Что? – выражение лица Эддис сменилось с настороженного на озадаченное.
– Это было сообщение. Мне, единственному из смертных, боги отправили свою посланницу, чтобы приказать мне перестать ныть. Это отучит меня прятаться в храме.
– Евгенидис, – сказала Эддис.
– А я думал, что делаю все правильно, – с горечью произнес он.
– Ты на всю зиму заперся у себя в комнате, чтобы заниматься правописанием, – заметила Эддис.
– Ну да.
– И что ты будешь делать, когда твой почерк станет безупречным? – спросил отец.
Евгенидис сел на разогретые камни перед камином и вытянул к огню ноги.
– Я думал, что смогу поехать учиться в один из университетов на Полуострове, – сказал он наконец. – Я думал, что если буду учиться, то смогу вернуться через несколько лет и стать… полезным.
Он подтянул колени к подбородку.
– Извините, – он пожал плечами. – Мне казалось, что это был хороший план.
Эддис беспомощно посмотрела сначала на него, а потом на его отца. Военный министр наклонился вперед, просунул руки сыну под мышки и поднял его на ноги.
– Пора спать, наверное, – сказал он. – Мы сможем обсудить сообщение богов, когда выспимся. Некоторые вещи, – произнес он, глядя на царицу, – иногда не таковы, какими кажутся на первый взгляд.
Царица села, а министр без лишних слов помог сыну перебраться в постель. Он резким рывком стянул куртку и рубашку через голову Евгенидиса, а затем повернул его к кровати.
– Сядь, – сказал он.
Евгенидис послушался, и отец стянул с него остальную одежду, толкнул на подушки и накрыл одеялом.
– Умоешься утром, – добавил он.
Евгенидис лежал на подушке и смотрел в потолок.
Отец спросил:
– Есть хочешь?
– Я съел жертвенный хлеб в храме.
Его отец в изумлении покачал головой.
– И молния тебя не поразила? – спросил он.
– Ни одна, – ответил Евгенидис.
– Повезло. – он подошел к двери и остановился. – Насчет университета на Полуострове…
– Что?
– Это была разумная идея.
«Была?», – поинтересовался Евгенидис, засыпая.
Глава 7
Утром Евгенидис спал допоздна. Когда он проснулся, вся комната была залита солнечными лучами, а халдей из Суниса сидел в кресле у изножья его кровати.
– Что вы здесь делаете? – недовольно спросил Евгенидис.
– Не думал, что смогу скоро увидеть тебя снова, потому и зашел. Ты же знаешь, мне нужна Эддис.
– Страна или царица?
– Я предпочитаю свою страну, – признался халдей.
– И мою царицу, – сказал Евгенидис. – Только вы ее не получите.
Халдей улыбнулся. Он сделал все возможное, чтобы добиться политического брака царицы Эддиса с его царем, но не преуспел, в основном, по вине Евгенидиса. При этом, несмотря на разницу в возрасте и целях, они сохранили большое уважение друг к другу.
Халдей получил доступ к докладам посла из Эддиса и внимательно изучал их на протяжении всей осени и зимы, пытаясь примирить личные симпатии с политическими интересами. Его царь был в восторге от результата, достигнутого Аттолией. Халдей огорчился, и постарался сосредоточиться на планах, которые считал приоритетными для своей страны. Но он был осторожен и решил повидаться с Евгенидисом лично, прежде чем призвать своего царя к открытому конфликту с Эддисом.
– Чем вы так заняты в своем Сунисе, что не скоро вернетесь полюбоваться на мою царицу? – спросил Евгенидис.
Халдей был готов к апатии и безразличию, но не к хамству.
– Сунис объявит войну Эддису этим летом, – сухо сказал он.
Евгенидис уставился на него.
– Может быть, ты не в курсе, что после твоего возвращения твоя страна находится в состоянии войны с Аттолией?
– Это невозможно, – категорически заявил Евгенидис. – Почему мы должны воевать с Аттолией?
Халдей указал пальцем на правую руку Евгенидиса.
– Не смешно, – отрезал Евгенидис и поднялся с постели. Он вытащил свой халат из гардероба и накинул его на плечи. – Если вы так пошутили, я убью вас, – прорычал он.
– Тебя вернули в Эддис с условием, что воды Арактуса будут выпущены. Ты знал об этом? – спокойно спросил халдей.
Евгенидис вздохнул и подтащил свое рабочее кресло от стола, чтобы сесть лицом к лицу с халдеем.
– Да, – сказал он и стал ждать, когда халдей снова заговорит.
– Твоя королева согласилась открыть шлюзы водохранилища. Но одновременно она приказала конфисковать имущество десяти торговых караванов Аттолии на перевале. Аттолия выразила протест. Эддис списала их в качестве репараций. Аттолия назвала это недружелюбным актом и потребовала возвращения товаров. Эддис предложила международный арбитраж с участием Десяти Наций, но Аттолия отказалась. Она прислала в Эддис ультиматум с требованием вернуть караваны или считать себя в состоянии войны.
Евгенидис ждал. Халдей откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.
– Ваша царица ответила в двух словах: «Значит, война». Она приказала аттолийскому послу и его миссии покинуть дворец и открыла главный шлюз водохранилища Хамиатеса. Паводковые воды ворвались в ирригационную систему Аттолии и уничтожили большую ее часть. Эддис направила вооруженные отряды в предгорье, чтобы перекрыть водоснабжение в верховьях Сеперхи. Больше четверти посевов в этой области сгорели на полях. Эддис потеряла часть своей армии. – халдей внимательно посмотрел на него. – Это для тебя новость?
– Продолжайте.
Халдей кивнул.
– К тому времени, когда Сунис узнал о конфликте, а Аттолия покинула рынок, и цены рванули вверх, Эддис успела купить большую часть излишков местного зерна. Проверив записи, я обнаружил, что она купила большую часть еще до ультиматума Аттолии. Неужели ты не в курсе? – спросил он, не в силах поверить.
Евгенидис снова встал с кресла, качая головой. Он напоминал халдею медведя, посаженного на цепь. Небольшого, но медведя.
– Совет Эддиса проголосовал за объявление войны, – сказал халдей. – Почти единогласно. Военный министр воздержался.
– Почему? – воскликнул Евгенидис, думая не о Совете, а своем отце.
– Думаю, из любви к тебе, – сказал халдей.
– Они никогда не поступали так раньше, – сказал он с горечью.
Халдей ответил:
– Думаю, если бы ты взял на себя труд поразмыслить немного, то заметил бы, что за время чуть меньше года, ты превратился в самого великого народного героя, которого знал Эддис.
Евгенидис упал в кресло и закрыл лицо рукой. Халдей заметил, что он поднял обе руки, но быстро сунул правую в карман халата.
– Я не хочу ничего знать об этом, – сказал Евгенидис.
– Я слышал, – продолжал халдей, – что ты редко выходил из своей комнаты этой зимой. Решил спрятать голову в песок?
Он встал и подошел к столу Евгенидиса, чтобы пролистать содержимое книги. Евгенидис вздохнул и откинул голову на спинку кресла, все еще не решаясь открыть глаза.
– Не могли бы вы уйти? – попросил он.
– Занимаешься классификацией растений? – спросил халдей, приподняв книгу. – И анатомией человека, я смотрю. И Евклидовой геометрией. Или просто переписываешь тексты? – он взглянул на клочки бумаги, исписанные трудолюбивым почерком Евгенидиса.
Он поднял стопку бумаг и помахал ею в воздухе.
– Извини меня, – сказал он. – Но когда твоя страна воюет, я не могу спокойно смотреть, как умные люди занимаются ерундой.
Евгендис вскочил и выхватил бумаги из рук халдея.
– Это не ерунда, потому что я больше ничего не могу сделать для своей страны, – выкрикнул он, бросая стопку обратно на стол. – Потому что у меня осталась всего одна рука, и даже не правая.
Обернувшись, он схватил со стола чернильницу и швырнул ее в створку шкафа, разбрызгав черные пятна по светлому дереву и стене. Черные брызги усеяли простыни его постели.
В наступившей после вспышки ярости тишине раздался голос царицы.
– Халдей, – сказала она с порога. – Я узнала о вашем приезде.
Евгенидис пошатнулся и посмотрел на нее.
– Ты начала войну из-за меня, и ничего мне не сказала? – спросил он.
– Вы должны извинить меня, – сказала царица, обращаясь к халдею, словно ничего не слышала. – Я проспала, иначе встретила бы вас раньше.
– Мы действительно воюем с Аттолией? – Евгенидис требовал ответа.
– Да, – подтвердила царица.
– И Сунисом? – спросил Евгенидис.
– Почти, – согласилась Эддис.
– Как ты могла, приходя раз в неделю, болтать о погоде и ни словом не упомянуть войну?
Эддис вздохнула.
– Не хочешь ли сесть и прекратить кричать? – спросила она.
– Я не буду кричать. Но я не сяду. Возможно, я захочу бросить еще одну чернильницу. Это Гален приказал ничего не рассказывать мне?
– И он тоже, – призналась царица. – Но ты и сам ничем не интересовался, Евгенидис. Ты же не слепой и должен был видеть, что происходит вокруг тебя, но ты никогда не спрашивал.
Он вспомнил обо всем, что безразлично наблюдал в течение нескольких месяцев: армейские курьеры верхом на лошадях в переднем дворе, знакомые лица придворных, внезапно переставших появляться за ужином. Исчезнувшие из библиотеки карты, а так же пресс-папье к ним. Его царица была слишком занята, чтобы навещать его чаще раза в неделю, а он никогда не интересовался, почему.
– Погибшие… – он задохнулся на этом слове. – Кто был в том отряде?
– Степсис. – Евгенидис вздрогнул, но она перечисляла дальше. – Хлор, Соасис, – все их с царицей родственники, – капитан Креон и его солдаты.
– Ну, – он снова задохнулся. – Это объясняет то молчание за ужином. Что еще я пропустил? Что должно было быть сказано, но я не хотел знать? – спросил он.
– Не очень много. Военные действия между Эддисом и Аттолией были приостановлены на зимний период. Все остальное тебе уже рассказали. Халдей? – вежливо осведомилась царица. – Не могли бы вы нас извинить?
Халдей опустил голову и вышел без единого слова. После его ухода царица заняла его кресло. Она потерла лоб и сказала:
– Ужасно хочется есть. Я бросила Ксанту стоять посреди комнаты с завтраком на подносе, а вчера за ужином не ела совсем ничего. Я беспокоилась о тебе, – с укоризной произнесла она, – пока ты дулся на всех, сидя в холодном храме.
– Я не дулся, а размышлял.
– Дулся, ныл и жаловался.
– Ничего подобного, – сердито возразил Евгенидис.
– Ладно, – согласилась она. – Не жаловался. Но ты самозабвенно страдал всю эту зиму, и никто не смел упрекнуть тебя. Мы могли только ждать и надеяться, что ты возьмешься за ум. Только не говори мне, что хочешь покинуть Эддис и уехать в университет на Полуострове. Ты нужен мне здесь, Евгенидис.
– Что может сделать для царицы ее бывший Вор одной-единственной рукой?
– Ты не бывший Вор, ты мой Вор. До тех пор, пока я сама являюсь царицей.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Это звание дается на всю жизнь. Ты оставался Царским Вором даже, когда был прикован к постели, ты это знаешь.
– Ладно, чего ты хочешь от своего бесполезного однорукого Вора?
– Я хочу, чтобы ты перестал быть бесполезным.
– Я ничего не смогу украсть одной рукой, – с горечью сказал Евгенидис. – Вот почему она не отрезала мне вторую.
Царица Аттолии была единственной, кого Евгенидис называл «она». Имя Аттолии редко срывалось в его губ, как будто он не мог вынести вкус этого слова.
– Существует множество вещей, которые человек не сможет украсть и двумя руками, – сказала Эддис.
– Например?
– Если что-то невозможно украсть двумя руками, то не важно, сколько рук у тебя осталось вообще. Укради для меня мир, Евгенидис. Укради для меня немного времени.
Она откинулась в кресле.
– Сунис поставил Аттолию на грань гражданской войны. Никто не может назвать ее бездарной правительницей, она проявила блестящие способности, удерживая свой трон так долго. Ее народ поддерживает свою царицу, но бароны ненавидят ее якобы за то, что она самостоятельно правит своим царством, отказываясь взять одного из них в качестве царя. На самом деле они ненавидят ее за централизацию власти, не позволяющей им растащить страну на куски. Но теперь она исчерпала свои ресурсы. Она даже пригласила ко двору мидян. Ты знаешь об этом, вот почему я послала тебя в Аттолию. Если она примет помощь мидян, если они высадятся на ее берегах, они постепенно захватят нас всех: Аттолию, Сунис и Эддис. Я посылала тебя, потому что мне необходимо было узнать, насколько упрочилась ее связь с Мидией; ведь Сунис никогда не остановится в своих попытках свергнуть Аттолию.
– Готовься к войне с Сунисом.
– Я не могу. Сунис слишком силен. Эддис в союзе с Аттолией смогут победить его, но Аттолия не желает иметь ничего общего с Эддисом. Она слишком сильно ненавидит меня и слишком заинтересована в сохранении контроля над своей страной. Помнишь, она приезжала ко мне на коронацию, – объяснила Эддис. – Она отвела меня в сторону и дала множество советов, как править моей страной: повысить налоги, чтобы всегда иметь деньги для подавления восстаний, увеличить размер армии и регулярно проводить чистки среди придворных. Никому не доверять и немедленно исполнять все свои угрозы, как бы незначителен ни был проступок.
Евгенидис смотрел, как царица пожимает плечами.
– Она сидела на троне уже несколько лет. Если бы Эддис был похож на Аттолию, ее наука подошла бы мне. Теперь она ненавидит меня, за то, что я не прислушалась к ее советам, и за то, что я правлю страной, где эти советы мне не понадобились. И еще она ненавидит меня за то, что у меня есть ты, Евгенидис, охраняющий меня от Суниса и предателей при моем дворе.
Она встала, сунула руки в карманы штанов и прошлась по комнате, остановившись только, чтобы подняться на цыпочки и выглянуть в окно. Евгенидис попытался сообразить, когда она снова начала носить штаны. Размышляя об этом, он не мог припомнить, когда в последний раз видел ее в платье, за исключением официальных ужинов.
– Ты никогда не угрожал ей напрямую, но ты был угрозой для Суниса, – продолжала Эддис. – Когда Сунис был вынужден преследовать тебя, ему приходилось посвящать меньше времени и средств Аттолии. Он поднял лай на нас с той минуты, когда узнал, что ты потерял руку.
Она повернулась к Евгенидису.
– Сунис слишком завяз в своих интригах, пытаясь добиться влияния здесь, в Эддисе. Ему будет легко раскусить нас, но не легко проглотить. – она тонко улыбнулась. – Аттолия могла бы с тем же успехом убить тебя, но она хотела причинить боль нам с тобой. – она взглянула на него. – Впрочем ты и сам все это знаешь.
– По большей части, да, – признался Евгенидис. – Я только не знаю, за что Аттолия возненавидела тебя.
– Одевайся, – приказала царица. – Я закажу завтрак и еще немного поболтаю с тобой.
Евгенидис пошел к гардеробу.
– Без тебя Суниса будет трудно удержать от кампании против Эддиса. Я думаю, что мои придворные слишком преданы мне, чтобы купить их за деньги, но его реальная власть заключается в торговле. Мы зависим от импорта. Рано или поздно он прекратит поставки продовольствия, а если Аттолия будет торговать с Мидией, то мы ничего не получим и от нее.
– Я это знаю, – сказал Евгенидис.
– Конечно. Но ты не знал, что я некоторое время рассматривала варианты свержения царицы Аттолии.
Евгенидис моргнул.
– Свергнуть монарха, не имеющего достойного преемника было бы отчаянным шагом, но положение Аттолии становится все более шатким, пока она борется с Сунисом, а Мидия кружит над ней, как гриф. Нестабильность в нашем положении еще более опасна, – сказала Эддис, выходя в библиотеку. – Когда она отрезала тебе руку, меня перестало беспокоить, что в один прекрасный день ее могут вывесить вниз головой из окна ее собственного дворца. И каждый человек в Эддисе согласится со мной. Мы с твоим отцом предполагали, что если Сунис сможет установить в Аттолии марионеточное правительство и проделает это достаточно быстро, чтобы Мидия не успела вмешаться, то Сунис оставит Эддис в покое.
Царица пожала плечами и призналась:
– В этом смысле я ничем не лучше Аттолии. Ради безопасности Эддиса я без колебаний бросила бы и эту гадюку и ее страну на растерзание Сунису.
– И что?
– Халдей разгадал наши намерения. Он предупредил своего царя, что Аттолия обязательно запросит помощь у Мидии, если Эддис и Сунис нападут на нее. Он может оказаться прав, но я все еще сомневаюсь, что она обратится к мидянам. Я подозреваю, что если Аттолии придется иметь дело с внутренней и внешней войной одновременно, страна сплотится против Мидии и против своей царицы. Они примут ставленника царя Суниса, по крайней мере, на несколько лет, а мы избавимся от нее. Мидийский император не сможет вмешаться без приглашения легитимного правительства страны, не нарушая договор со странами Десяти наций. Многие могучие державы не больше нас желают видеть Мидию на этом берегу Срединного моря, и они готовы будут вмешаться при первой же возможности, но последнее, что нам нужно, это вооруженный конфликт, перенесенный на нашу почву.
– Так что же происходит сейчас?
– Сунис хочет получить и Эддис и Аттолию. Я дала ему шанс помочь мне, но вместо этого он решил присоединиться к Аттолии, хотя еще не объявил об этом официально. Когда установится погода, она попытается вывести армию к перевалу. Царь хочет быть уверен, что гарнизон на этой стороне Сеперхи не будет усилен, когда он будет атаковать. Мы эвакуировали людей с прибрежных гор и перегнали по мосту скот на эту сторону. Сейчас мы стрижем овец. Если не начнем их забой в ближайшее время, они уничтожат все оставшиеся пастбища. Серебряные рудники заминированы и будут взорваны при угрозе их захвата. Торговля через перевал приостановлена. Я сделала это, – сказала Эддис. – Хотя, думаю, это можно было сделать и раньше. Сейчас товары перевозят на кораблях вдоль прибрежных островов. Сейчас там наблюдают необычайный всплеск пиратства, – ехидно добавила она.
– Можем ли мы остановить аттолийскую армию? – Спросил Евгенидис.
– Нет, – мрачно ответила Эддис. Она провела рукой по волосам. – Только направив всю нашу армию на ту сторону перевала. Тогда мы бы остановили ее, но оставили без прикрытия все остальные участки фронта, чего, собственно, и добивается Сунис.
– Когда вы ожидаете армию?
– Армия Аттолии верна ей и хорошо обучена, но она нуждается в фураже, и это замедляет ее движение через горы. Это и еще долгая зима. Главный перевал пока закрыт снегами, а после оттепели паводок Сеперхи на некоторое время сделает дороги непроходимыми. Мы обычно отводили неделю или чуть больше на весенние ремонтные работы перед открытием перевала. Ясно, что в этом году нам будет не до ремонта.
– Когда?
– В середине весны, если нам повезет.
– И каковы ваши планы?
Эддис помрачнела еще больше.
– Покинуть часть страны к западу от Сеперхи: прибрежные горы и серебряные рудники. Мы сможем заблокировать проход во внутренние долины. И у нас достаточно зерна, чтобы продержаться всю следующую зиму.
– А потом?
– Будем надеяться, что Сунис с Аттолией причинят друг другу достаточно неприятностей, чтобы уменьшить их интерес к Эддису. Я уже начала просить богов, чтобы их союз не продержался долго, чтобы один из них расторг договор и стал нашим союзником до того, как мы начнем голодать.
– А если они сохранят свой союз?
– Тогда мы сдадимся, Евгенидис, и меня свергнут с трона. Аттолия, вероятно, получит прибрежные горы и серебряные рудники. Сунису достанется долина Гефестии и железные рудники, если он, конечно, не попытается захватить все целиком. В любом случае ты станешь Вором бывшей царицы. Теперь мне надо поговорить с Ксенофонтом. Он ждет меня.
– Да, – сказал Евгенидис. – Поговори с Ксенофонтом.
Он вернулся в спальню и закрыл за собой дверь.
* * *
Той же ночью после целого дня наблюдения за пламенем в очаге Евгенидис вышел из комнаты и побрел по пустынным коридорам дворца. Он размышлял. Рассеянно он шел мимо знакомых тайников: панель, за которой открывался тайный ход в покои царицы; кладовая с крошечным окошком, через которое он мог пробраться к такому же крошечному окну в спальне своего двоюродного брата Принидиаса, незаметная каморка за винтовой лестницей.
Дворец всегда спал в это время ночи, и эти часы принадлежали только ему, поэтому он был весьма удивлен, обнаружив охранника около узкой лестницы, ведущей на крышу. Он заставил себя спокойно продолжать движение по коридору. Не было причин возвращаться только потому, что он заметил стражника. Он поравнялся с дверью, и охранник переступил с ноги на ногу, чтобы закрыть выход своим телом.
– Я собираюсь выйти на крышу, – озадаченно произнес Евгенидис.
– Нет, господин.
– Что значит: «Нет, господин?» – спросил Евгенидис. – Почему нет?
– У меня приказ, господин.
– Что, никому нельзя выходить на крышу?
– Нет, господин.
– «Нет, господин, никому нельзя выходить на крышу», или нет, у тебя другой приказ?
– Нет, у меня другой приказ, господин.
– Ну тогда прекрати называть меня господином и скажи, какой у тебя приказ.
Никто никогда не называл его господином, пока он не украл Дар Хамиатеса, но с тех пор это стало происходить довольно часто. Евгенидису это не нравилось.
– У меня приказ не выпускать вас на крышу, господин.
Вор ошеломленно смотрел на солдата.
– Евгенидис.
Он обернулся. Царица стояла в конце коридора с двумя солдатами и еще каким-то человеком.
– Почему ты не выпускаешь меня на крышу? – возмущенно спросил Евгенидис.
Царица подошла ближе. Теперь Евгенидис разглядел третьего человека за ее спиной. Это был один из помощников Галена. Он снова перевел взгляд на царицу.
– Ты назначила кого-то шпионить за моей дверью, – обвинил он ее.
Она ответила смущенным взглядом. Евгенидис повернулся к охраннику и выругался. Потом он повернулся к царице, продолжая ругаться. Пораженные солдаты по обе стороны от нее вытаращили глаза.
– Ты думаешь, что я сброшусь с крыши? – спросил он.
Именно так она и думала. Люди в его семье, как правило, погибали от падения. Его мать, даже его дед. Когда паралич достиг настолько серьезной стадии, что он больше не мог работать, он уже был не в состоянии подняться на крышу и потому бросился вниз, перевалившись через перила верхней площадки одной из лестниц. Это было не слишком высоко, но достаточно, чтобы убить старика.
– Ты начала войну, ничего не сказав мне, – прорычал Евгенидис. – Твои шпионы следят за моей комнатой, и мне нельзя выходить на крышу. Чего еще я не знаю? – он протиснулся мимо нее и пошел назад. – Еще скажи, что записала меня на бухгалтерские курсы. Ты купила мне виллу в пригороде. У тебя есть на примете девушка из хорошей семьи, которая не возражает против калек! – крикнул он.
Он дошел до угла и скрылся из виду, все еще крича. Он наделал достаточно шума, чтобы перебудить всех обитателей этого крыла, но не беспокоился об этом.
– Поверить не могу! – донеслись его последние слова, после чего все стихло.
Ни слова, ни звука, ни шороха шагов. Царица вздохнула и отпустила сопровождавших ее солдат.
– Должен ли я вернуться к наблюдению за дверью, Ваше Величество? – спросил помощник врача.
– Да, – ей было тяжело отвечать на этот вопрос. – Наблюдай так внимательно, как только можешь.
Возвращаясь в свою комнату, она снова вздохнула. Обвинение в брачном сговоре оказалось контрольным выстрелом. Хорошо, что Евгенидис до сих пор не догадывался.
* * *
Утром халдей постучал в дверь библиотеки и вошел, не дожидаясь приглашения. Евгенидис, так и не раздевавшийся со вчерашнего вечера, посмотрел на него из своего кресла перед камином и отвернулся.
– Меня послал мой царь, как ты понимаешь, – сказал халдей, садясь в кресло напротив Вора. – Наш посол сообщил, что ты больше не опасен, но Сунис с подозрением относится ко всему, что касается тебя. Он хотел, чтобы я составил собственное мнение.
Евгенидис предпочел не отвечать.
– Мне пора ехать. Я не могу больше задерживаться. Мой государь не собирается объявлять войну, пока Аттолия не возьмет под контроль проход на своей стороне. Штурм узкого прохода может дорого обойтись ей, но у Эддиса слишком маленькая армия, чтобы блокировать ущелье полностью. Она не сможет использовать никаких укреплений, кроме природного ландшафта. Когда ее армия уйдет, мой царь атакует ее со стороны Суниса. Если бы Эддис сдался… так было бы лучше. Ты понимаешь, что вы не справитесь, Ген?
Евгенидис не смотрел на него, не говорил, даже не указал халдею, что только самые близкие друзья имеют право называть его сокращенным именем.
– Ген, сидя здесь, ты никому ничем не поможешь. Ты мог бы поговорить с царицей. Может быть, ты уже не Вор, но ты можешь попытаться помочь ей.
Евгенидис поднял голову, но только для того, чтобы посмотреть сквозь стену библиотеки. Халдей вздохнул и поднялся. Он похлопал Евгенидиса по плечу и вышел, не заметив, как сузились глаза наблюдавшего за ним Вора.
* * *
Халдей вернулся к своему царю в Сунис и сообщил ему, что Вор больше не представляет опасности ни для кого, кроме, может быть, самого себя. Лучшей тактикой будет заключение союза с Аттолией и захват Эддиса. Сунис пришел в восторг.
