Текст книги "Царица Аттолии (ЛП)"
Автор книги: Меган Уолен Тернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава 20
Дворецкий Эфраты, капитан телохранителей, несколько баронов, как эддисийских, так и аттолийских, а также служащие обоих домохозяйств ждали в главном атриуме. Аттолия окинула их быстрым взглядом. Эддисийцы, конечно, казались диковатыми, неудивительно, что мидянин недооценил их, но они чувствовали себя совершенно комфортно, расположившись в углу дворика. Ее собственный дворецкий и капитан гвардии с баронами выглядели откровенно растерянными, словно потолок мог обрушиться на них в любой момент.
Они неуютно чувствовали себя между двух огней. Ее капитан и дворецкий явно натворили что-то, что ей не могло понравиться, в то время как бароны были обеспокоены тем, что она, возможно, продалась Эддису, в то время как они думали, что она играет за мидян. Аттолия задумчиво посмотрела на Телеуса и вздохнула.
– Вы позволили Нахусереху сбежать, – сказала она.
Телеус, привыкший к ее проницательности, только кивнул.
– Вы упустили из виду его секретаря, раба.
– Да, – признался Телеус. – Раб выпустил его, и в суматохе им удалось добраться до лестницы к гавани. Они доплыли до пришвартованного у берега мидийского корабля и скрылись. Простите.
– Это серьезная ошибка, – сказала царица, но к великому облегчению Телеуса, она не сердилась. – Я хотела получить за него выкуп, теперь придется обойтись без него. Раз они добирались до своего корабля вплавь, они оставили в своей комнате много интересных документов. Я хочу видеть их.
Телеус закашлялся.
– Вы что-то сказали про суматоху, – напомнила царица.
– Они подожгли свою комнату.
– Ну, конечно, – сказала Аттолия, и Телеус в смущении опустил глаза.
– Что ж, – продолжала она, – надеюсь, ущерб не слишком велик. Барон Эфраты может пожалеть о своем гостеприимстве.
Барон Эфраты имел несколько современных комфортабельных мегаронов, и вряд ли помнил о существовании Эфраты.
Аттолия обратилась к дворецкому.
– Найди кого-нибудь сопроводить Ее Величество Эддис и ее Вора в лучшие покои и проследи, чтобы их разместили с удобствами. Без сомнения вам придется труднее, после того, как мой капитан допустил пожар в покоях посла, но уверена, на одну ночь вы что-нибудь придумаете. Завтра Эддис и ее свита будут сопровождать нас в столицу.
– Нет, Ваше Величество.
Голос звучал тихо, но твердо, и Аттолия воспользовалась воцарившейся тишиной, чтобы найти взглядом своего оппонента: конечно, это был отец Евгенидиса. Военный министр Эддиса. Она смотрела на него. Редко кто осмеливался перечить ей, и никогда с такой уверенностью.
– Царица Эддиса не поедет по вашей стране без сопровождающих.
– Но она не может взять с собой всю армию, – ответила Аттолия.
Военный министр ждал, скрестив руки.
Ее собственные подданные, в том числе капитан гвардии смотрели на нее в страхе, который одновременно раздражал и смешил ее.
– Вы можете расположиться здесь, вокруг Мегарона, – сказала она наконец. – Переночуйте с войсками в поле, и я уверена, что завтра мы сможем найти решение, устраивающее всех. Сунис будет проинформирован о соглашениях, которых мы достигнем.
Военный министр склонил голову в знак согласия. Аттолия обратилась к дворецкому:
– Проследите, чтобы эддисийцы чувствовали себя хорошо, – сказала она и пошла в свои покои, оставив дворецкого соображать, что он может сделать в столь короткие сроки со столь малыми ресурсами.
* * *
В темноте вдоль побережья, осторожно лавируя, продвигался мидийский флот. С возвышения на корме Нахусерех смотрел, как медленно исчезают неясные очертания аттолийского побережья. Камету очень хотелось оставить его, но он не решался.
– Камет, – сказал Нахусерех, – и секретарь неохотно, но послушно подошел ближе.
– Господин?
– Мне очень хочется придушить кого-нибудь. Почему бы тебе не уйти, пока я не решил, что это ты.
Камет наклонил голову.
– Да, господин, – прошептал он и с облегчением удалился.
* * *
Утром аттолийская армия двинулась вверх по реке и остановилась напротив эддисийцев на другом берегу Сеперхи.
Большая часть армии горной страны расположилась на равнине под перевалом. Ближе к вечеру после предварительных переговоров между военным министром Эддиса и двумя из трех старших генералов Аттолии армия Эддиса была разделена на две части: первая вернулась в горы, чтобы защитить страну от возможных нападений Суниса, вторая должна была сопровождать царицу, отправляющуюся в столицу Аттолии.
Аттолия предложила Эддис плыть вместе с ней на корабле, но Эддис по настоянию военного министра отказалась. Аттолия отчалила со служанками, охраной и несколькими баронами. Остальная часть ее свиты отправилась по суше. Путешествие в жару по пыльной дороге было не самым приятным, но никто не сожалел о нем, пока царица Аттолии добиралась до столицы самостоятельно по морю.
Аттолия проводила дни на палубе, наблюдая как вдоль борта плавно скользит береговая линия ее страны. Она очень мало говорила со служанками и совсем не разговаривала с баронами. Когда однажды Телеус шагнул вперед, чтобы обратиться к своей царице, одна из служанок бросила ему предупреждающий взгляд, и он поспешно ретировался. Аттолия заметила его, но не стала подзывать. Греясь под солнцем под дуновениями морского бриза, она была всецело занята своими мыслями.
Столица Аттолии сверкала на солнце, как драгоценный камень в зеленой оправе оливковых рощ на берегу мелкой речки Тастис. Дворец располагался на пологом склоне. Крутой холм за городом венчал храм новых богов. Когда-то столица и Мегарон теснились на крошечном плато, но за времена спокойного правления захватчиков город распространился вниз по склону до самой гавани. Гавань была защищена со стороны моря мысом и волноломом, а так же скалистым массивом острова Тегмис, протянувшимся параллельно побережью.
Мегарон в столице Суниса был построен из желтого камня без всякой облицовки, дворец Эддиса по сравнению с ним казался маленьким и темным, но дворец Аттолии был возведен из кирпича и облицован мрамором. Красивое здание с изящными пропорциями сияло на солнце, а ряды окон, отражающих солнечный свет мерцали, как драгоценности.
Во дворце среди слуг события Эфраты казались Аттолии далекими и нереальными. Вернулось знакомое напряжение, и она снова погрузилась в борьбу с миром, традиционно управляемым мужчинами, где она должна была оказаться сильнее и умнее своих противников. Война с Эддисом уходила на второй план. Слухи уже достигли столицы, когда она сообщила своим баронам о предложении руки и сердца Евгенидиса и внимательно наблюдала за их реакцией. Среди баронов оставалось еще достаточно оптимистов, считавших себя возможными кандидатами на руку и престол царицы Аттолии. Они переглянулись с возмущенным и насмешливым видом, и среди громких поздравлений она расслышала хихиканье, гаденькое ликование.
События получили дальнейшее развитие в ее личных покоях. Ее служанки, как всегда были заботливы и добросовестны, но впервые она сама проявила признаки явного нетерпения. Там, где царица была раньше оживленной, она стала раздражительной, где была ровной, теперь стала злой.
К ее удивлению, служанки сплотились, чтобы поддержать ее. Она ожидала увидеть страх за их заботой и угодничество за доброжелательностью, но не обнаружила ничего подобного. Их любовь и нежность казались искренними, даже когда она внезапно вскакивала на ноги, не давая заплести волосы, и убегала в свою спальню, хлопнув дверью так, как она не позволяла себе делать со времен, когда была просто маленькой дочерью второй жены царя. Они хлопотливо кружили над ней весь день, уговаривая что-нибудь съесть, когда кусок не лез ей в горло, следили, чтобы никто не мешал ей, когда она была занята, тщательно готовясь к прибытию царицы Эддиса таким образом, чтобы ей оставалось только одобрить их решения.
Эддис задерживалась в Эфрате, дожидаясь сестру и тетю со служанками, чтобы смягчить милитаристское впечатление своего визита. Тетушка Эддис, княгиня, под предлогом своей старости и слабого здоровья настояла на необходимости путешествия с максимальным комфортом. Затем она бодро проскакала на лошади до самой Эфраты, пока громоздкий дормез[7]7
Дорожная карета, приспособленная для спанья; употреблялась прежде, когда приходилось делать длинные переезды на лошадях.
Полный словарь иностранных слов, вошедших в употребление в русском языке. – Попов М., 1907.
[Закрыть] спускали с гор вслед за ней, причем большую часть пути на руках. Достигнув равнины, сестра Эддис, тоже, кстати, княгиня, и все служанки объединили усилия, желая быть уверенными, что их царица сможет представить свою страну с должным блеском. Вызывая своих женщин, Эддис имела в виду именно такую поддержку, поэтому невозмутимо отдалась в их заботливые руки.
Она также пригласила халдея, но он вежливо отказался. Опытный политик все еще наделся помириться со своим царем и предпочитал сохранять формальные признаки плена.
Когда Эддис прибыла в столицу, Аттолия приветствовала ее изящно и с соблюдением всех церемоний. Ни разу не взглянув на Евгенидиса, она пригласила их к себе во дворец и выразила надежду, что их пребывание здесь будет приятным. Пока Аттолия делала вид, что Евгенидиса не существует, ее дамы тщательно осмотрели Вора и, кажется, остались недовольны увиденным. Эддис отметила недоброжелательность слуг, а так же холодность Аттолии. Она беспокоилась, что склонность ее Вора отвечать насмешкой на враждебность может возродиться и приведет к катастрофическим последствиям, но Евгенидис только вежливо поклонился и мягкая улыбка не сошла с его лица, даже когда Аттолия, глядя сквозь него, ответила ему небрежным реверансом.
В тот вечер перед ужином Евгенидис присоединился к Эддис в ее покоях. Служанки сновали по комнате и останавливались, чтобы приложить к ее лицу серьги, а затем посовещаться между собой, не окажется ли другая пара более подходящей. За ними, подобно коршунам, наблюдали две зоркие княгини, время от времени отпуская свои замечания.
Эддис демонстрировала ангельское терпение. Евгенидис забавлялся, глядя на нее.
Ксанта, старшая из служанок, подтолкнула руки царицы, и Эддис покорно подняла локти, давая Ксанте завязать пояс на талии.
– Не думаю, чтобы служанки Аттолии нянчились с ней, как с призовой кобылой, – заметила царица, пока старуха расправляла вышитую золотом ткань.
– Уверена, что им не приходится, – ответила Ксанта. – Наверняка она сама выбирает свои платья, а не норовит запрыгнуть в штаны и сапоги при каждом удобном случае.
Эддис с улыбкой покосилась на Вора.
– Видывал я золотых тельцов, охраняемых менее яростно, – заметил Евгенидис.
– А я заметила во дворце множество вооруженных стражников. Это ради нашего присутствия? – спросила Эддис, все еще стоя с разведенными в стороны руками.
– Нет, – сказал Евгенидис. – Они всегда рядом с ней.
Это было общеизвестно, и Эддис решила не углубляться в подробности.
– Сегодня вечером будут музыканты с континента и танцы, – предупредила она своего Вора. – Протокол требует, чтобы жених пригласил невесту на первый танец.
– Я подготовился, – ответил он и после ужина, когда столы были убраны, и зазвучала музыка, он послушно подошел к помосту и протянул руку вперед. Аттолия вежливо, не глядя на него, вышла в круг и танцевала, не сказал ни единого слова. В конце танца он вернул ее к помосту с чувством, что водружает статую обратно на ее пьедестал. Он поклонился и вернулся к Эддис.
– Кажется, ты пришелся не ко двору, извини за каламбур, – сказала царица, пока он устраивался в кресле между нею и ее церемониймейстером.
– Я не видел столько ядовитых взглядов со времен, когда украл те самые изумрудные серьги, – заметил Евгенидис.
– Не могу поверить, что они тебя невзлюбили, – ответила Эддис.
– Ты видел ее охрану?
– О, да.
– А дворецкого и слуг, всех до последнего виночерпия? Все десять служанок царицы, как видишь, проголосовали против меня.
– А сама царица? – спросил церемониймейстер, сидящий по другую сторону Евгенидиса.
– Царица воздержалась, – быстро ответил Евгенидис.
– Девять против, одна еще не определилась, – подвела итог Эддис.
Когда Евгенидис ответил ей недоуменным взглядом, она пояснила:
– Служанки Аттолии. Думаю, одна из них еще сомневается.
– Действительно, кто же это? – поинтересовался Евгенидис, подняв бровь.
– Выясни сам и привлеки ее на свою сторону.
– И рискнуть, что меня порвут на лоскуты?
– Думаю, что ты застрахован от членовредительства, – криво усмехнулась Эддис.
– Это ты так думаешь, – ответил Евгенидис. – А мне в тарелку насыпали песку.
Эддис посмотрела на него.
– А я подумала, что ты не хочешь есть.
– Песок, – сказал Евгенидис. – В супе из черепахи, в хлебе, в седле ягненка. Но пахло все просто божественно.
– Она не могла… – начала Эдис, но Евгенидис прервал ее, махнув рукой в воздухе, словно отгонял летучую паутинку.
– Нет, конечно, она не стала бы. Я бы сказал, что кухня полностью солидарна со служанками.
Вздохнув, Эддис оглядела элегантный зал с изысканной плиткой на полу, мозаикой на стенах и сотнями свечей в позолоченных канделябрах. Ей пришла в голову неприятная мысль, что она скорее согласилась бы продать Евгенидиса в рабство, чем женить его на царице Аттолии.
* * *
Как и предполагала Аттолия, переговоры начались на следующий день с договора о военном сотрудничестве. Царицы на них не присутствовали. Их представляли министры и советники. Обе монархини, встречаясь лицом к лицу, обсуждали погоду и вечерние развлечения. Евгенидис, в свою очередь, вежливо приглашал царицу танцевать, не ропща против предоставленной привилегии, но Аттолия в разговоре с ним отделывалась только общими фразами, на которые, как догадывалась Эддис, Вор вполголоса отвечал едкими комментариями. Когда Аттолия возвращалась на свое место, кипя от возмущения, никто не воспринимал это, как добрый знак. Ее служанки наблюдали за ним, прищурив глаза, и, как выразился Евгенидис, если бы у них были хвосты, они бы уже облаяли его. Стражники Аттолии наблюдали за ним, как ястребы, ожидающие сигнала наброситься на добычу, и даже слуги, казалось, смотрели свысока, обращаясь к нему.
Бароны Аттолии не смогли выступить единым фронтом. Все они были безупречно вежливы, но их любезность имела разные мотивы. Некоторые резко выступали против любого царя, не родившегося в Аттолии; кое-кто был удивлен, что их царица пала так низко. Эддис видела: никто не верит, что Вор Эдиса может стать толковым правителем.
Мирные переговоры, казалось, зашли в тупик. Аттолия, окруженная своими капризными баронами, соблюдала формальную дистанцию. Эддис, видя угрозу благополучию своей страны, проявляла осторожность. Ее военный министр, помня, что царица Аттолии искалечила его сына, балансировал на грани откровенной враждебности.
Между тем Эддис расточала комплименты дворцу и садам Аттолии. Аттолия отвечала приглашениями на музыкальные представления, танцы и прогулки с пикниками.
– Ваш двор заполнен хорьками и змеями, Ваше Величество, – сказал однажды вечером Евгенидис голосом, который могла расслышать только Аттолия, под музыку вышедшая в центр зала.
Евгенидис вел ее левой рукой, положив правую царице на талию. Она чувствовала твердость фальшивой руки, прижатой к ее спине.
– Где вы их раскопали? Специально растили в темных норах, а потом привезли в столицу?
Аттолия знала, что он говорит о ее баронах. Она молча смотрела через его плечо. Она все еще была выше него.
– Вот барон Эрондитес, например, – непринужденно продолжал Евгенидис. – Он все время встает на хвост и шипит на меня, как кобра. И Суза… Вы когда-нибудь спускаете его с цепи, или он кусается? Он сказал мне, как ему приятно, что вы, наконец, выходите замуж. Кажется он использовал прилагательное… эээ… «забавный».
Он почувствовал, как напряглась Аттолия и начал высматривать следующую мишень.
– Зато сын Эрондитеса… – он замолчал, потому что Аттолия начала медленно разворачиваться к нему лицом.
– Если скажешь еще хоть слово, я прикажу спустить с тебя шкуру, – сказала она.
Евгенидис улыбнулся. Молодой Эрондитес сразу поддержал молодую царицу и всегда поддерживал ее даже против собственного отца. Она не хотела стоять и слушать, как его оскорбляют, но Евгенидис знал, что уже заронил семена сомнения. Теперь она будет спрашивать себя, не называл ли молодой Эрондитес ее брак с Вором Эддиса …эээ… забавным.
Но он был слишком добр, чтобы позволить этим семенам прорасти.
– Я всего лишь хотел отметить его лояльность, – сказал Вор. – Или отсутствие оригинальности. При разговоре со мной он смотрит сквозь меня, точно так же, как вы.
Мгновение Евгенидис надеялся, что Аттолия что-нибудь ответит. Потом она повернула голову, посмотрела через его плечо, и надежды Вора были развеяны. Они закончили танец, и он вернул ее на трон к придворным. Он вежливо поклонился и повернулся, чтобы идти к своей царице.
– Евгенидис, – позвала Аттолия, и он быстро повернулся к ней.
Она подняла руку и приложила ладонь к его щеке. Этого было достаточно. Хотя выражение его лица не изменилось, она почувствовала дрожь, пронизавшую его тело. Он боялся ее. Часть его всегда будет бояться ее. Этот страх был ее оружием, и она должна была поощрять его, если хотела сохранить свою власть и корону.
– Спокойной ночи, – вежливо сказала Аттолия.
– Спокойной ночи, Ваше Величество, – ответил Евгенидис и отступил назад, чтобы еще раз поклониться и отвернуться.
Благополучно вернувшись на свое место, он вытер пот со лба. Ему показалось, что седая служанка улыбнулась. Может быть, она решила, что ее госпожа выказала ему свое расположение? Или она поняла, что Аттолия вежливо поставила его на место?
* * *
В тот же вечер царица уволила Хлою, приказав девушке отправляться домой к отцу после незначительного проступка. Она уронила маленькую склянку с духами, и стеклянный пузырек разбился. Аттолия поднялась на ноги; казалось, в гневе она стала такой же высокой, как бессмертная богиня, которую она взяла для себя за образец. Хлоя, заикаясь, лепетала извинения, но царица выгнала ее, а затем, не оглядываясь, скрылась в соей спальне.
Когда она вышла, Хлоя залилась слезами.
– Зачем она выходит за него замуж? – рыдала девушка. – Зачем он ей нужен, если делает ее такой злой?
– Она рассердилась бы на любую из нас, – сказала одна из служанок.
– Если бы он был мужчиной… – сказала другая. – Если бы они не унижали ее, заставляя выйти замуж за безусого мальчишку…
– Нахусерех… – начала Хлоя.
– Был дураком, – перебил ее кто-то.
– А Евгенидис кто тогда? – горько спросила Хлоя.
Одна Фрезина воздержалась от замечания, пристегивая рукава к платью.
На следующий день Хлоя вернулась к отцу. Остальные женщины злобно смотрели на Евгенидиса, сплотив ряды вокруг своей осажденной царицы. Одна Фрезина осмелилась тихо шепнуть Аттолии, вплетая ей цветы в волосы перед музыкальным вечером:
– Ваше Величество, пословица «молчание – золото» подходит не для всех случаев.
Аттолия так резко повернула голову, что оборвала головку одного из цветов в руках служанки. Фрезина осторожно заменила цветок.
* * *
Прошло три недели, но заключение договора так и не приблизилось. Эддис начала беспокоиться, что Аттолия затягивает переговоры, чтобы вернуться к боевым действиям. Ее лицо стало таким непроницаемым, и беседы такими вежливыми, что невозможно было догадаться, что у нее на уме.
– Она не откажется от Эфраты, – сказала Эддис Евгенидису, когда они после полудня прогуливались по одной из дворцовых террас с видом на сад.
Она отослала свою охрану, и они остались одни.
Передача Эфраты была одним из требований Эддис. Этот маленький поселок должен был стать частью ее страны, чтобы обеспечить доступ к морю для международной торговли. Эфрата была бедным портом, но лучше, чем ничего, и в этом вопросе Эддис была непреклонна.
Аттолия была так же непреклонна в своем желании отказать ей. Были и другие спорные моменты, и никто из советников не добился существенного прогресса, за исключением министров торговли. Эти двое пребывали в полном согласии и приятно проводили время в обществе друг друга, обсуждая обмен чугуна и шерсти на оливки и вино.
– Твой отец совсем не помогает нам. Я вижу, как он смотрит на Аттолию за столом, – Эддис натянула на лицо гадливую гримасу.
– Наверное, ты передала ему угрозу царицы отрубить мне вторую руку. Я не уверен, что он оценил ее юмор.
– Я тоже не уверена, – призналась Эддис. – Я не хочу превратиться в мать Хеспиры, но я очень хочу, чтобы ты вернулся домой, Ген.
– Нет.
Эддис нерешительно продолжала:
– Вторая проблема – ее бароны. Им не нравится идея получить царя из Эддиса. Если бы у них был царь, никто не возражал бы против его женитьбы на эддисийке. Но им не понравилось, что решение приняли без них, и еще меньше они хотели получить на трон иностранца.
– Хочешь сказать, что легче было бы заключить договор с Аттолией, если бы мы не настаивали на браке?
– Может быть, – сказала Эддис.
– А гарантии выполнения договора?
– Не знаю, – сказала Эдис. – Я начинаю понимать, что ничегошеньки не знаю об Аттолии на самом деле. Я надеялась на тебя.
– Она не говорит со мной, – ответил Евгенидис. – Ничего, кроме формальных ответов.
– Вы разговариваете, когда танцуете, – предположила Эддис.
– Очередные банальности.
– А прошлым вечером? – когда царица с Евгенидисом закончили танцевать, она была вне себя от гнева.
Евгенидис остановился и прислонился к низким перилам, отделяющим террасу от сада. Он скрестил руки на груди и уставился на кончики сапог.
– Она рассказывала мне об истории дворца. Нудная лекция, в самом деле. Я сказал ей, что один из моих прапрадедов был архитектором.
– В самом деле? – пробормотала Эддис.
– О, да, вот почему мы так хорошо ориентируемся в ее дворце. Чертежи хранились в твоей библиотеке, я убрал их, когда приехал халдей. Я сказал Аттолии, что планировка ее дворца напоминает Мегарон Суниса. Это очень удобно, сказал я. Она посмотрела на меня, как на гада ползучего.
– А ведь я просила поблагодарить ее за гостеприимство.
– Я поблагодарил. Когда она сказала, что сегодня утром планируется охота, и я, возможно, пожелаю присоединиться.
– И что? – спросила Эддис, глядя на его руку.
Он и с двумя руками плоховато держался в седле, чтобы выезжать на охоту, тем более с одной.
– Я сказал, что однажды уже поохотился в Аттолии, большое спасибо.
– Ох, Ген, – вздохнула Эдис.
* * *
После танцев Аттолия вернулась в свою комнату и сразу же выгнала служанок. Когда они шли к двери, она язвительно заметила Фрезине, что считает «молчание – золото» лучшим поведением в данной ситуации. Когда женщины ушли, она стала выдергивать цветы из прически, швыряя их на пол и бормоча:
– Черт, черт, черты бы его побрал!
Тем не менее, она злилась не на Вора и не на Фрезину. Как глупо с ее стороны было предложить поехать на охоту человеку с одной рукой. Как глупо было влюбиться в человека, которому она сама отрубила руку. Ну, может быть, она оказалась настолько глупа, чтобы полюбить его, но все же не до такой степени, чтобы поверить в его ответную любовь. Она видела гнев в глазах его отца, и если его не было в глазах Евгенидиса, значит, он лучше умел скрывать свои чувства, вот и все.
* * *
Стоя на террасе и глядя в сад, Евгенидис признался:
– Я думал, это будет похоже на конец сказки у камина. Богиня любви помашет жезлом, и мы будем жить долго и счастливо. – он покачал головой. – Единственный приличный человек из придворных презирает меня. Наиболее презренные маскируют свое хихиканье сочувствием, а если спросить служанок царицы, то мне уже следовало бы несколько недель висеть на стене вниз головой.
– Я с каждым днем все больше сочувствую матери Хеспиры. Я предпочла бы, чтобы ты отправился жить в пещеру под Священной горой.
– Там неуютно. Как ты думаешь, это боги мстят мне?
Эддис подняла брови.
– Нет, – ответил Евгенидис сам себе. – Если это и месть, то, как ты сказала: боги слишком хорошо меня знают и могут предсказать мои поступки. Они не управляют мной. Они могли догадаться, что я полюблю ее, но не заставляли меня любить. Знаешь, я много лет следил за ней. Когда ты не знала, куда я сбежал, я в основном, был в Аттолии.
– Твой дед знал?
– Он знал, что я был очарован ею. Она как пленница среди каменных стен, и с каждым днем стены становятся все толще, а дверной проем уже.
– И что дальше? – спросила Эддис.
– Ну, – сказал Евгенидис. – Это вызов.
Он посмотрел на Эддис.
– Почему ты спрашиваешь?
– Я беспокоюсь о твоем благополучии, – сухо сказала Эддис. – И благополучии двух стран. Так или иначе, для процветания Эддиса нужно, чтобы это правительство было устойчивым.
Евгенидис смотрел в пустоту.
– Я не могу бросить ее одну среди каменных стен. – он посмотрел на Эддис, надеясь, что она поймет. – Она слишком дорога мне, чтобы сдаться.
– Но она не хочет говорить с тобой.
– Нет, – мучительно признал Евгенидис. – И даже слышать меня не хочет. Если она не хочет слышать меня, как я скажу ей, что люблю ее?
– Если она не будет слушать, как ты сможешь ей солгать? – спросила Эддис.
Евгенидис посмотрел на крыши дворца. Внезапно он опустил глаза, чтобы посмотреть на Эддис.
– Но я и не думал ей врать.
– Откуда ей знать? – возразила Эддис – Она не привыкла доверять людям. Почему она должна вдруг поверить твоим словам? Ты можешь открыть для нее дверь, но ты не смоешь заставить ее пройти сквозь нее.
Ошибки, сделанные Евгенидисом, были слишком очевидны, чтобы пытаться возразить.
– Тебе она поверит, – сказал он после раздумья.
– Нет, – сказала Эддис.
– Поверит.
– Евгенидис, – запротестовала царица.
– Она поверит, – настаивал Евгенидис. – Ты скажешь, что мы сможем заключить договор со свадьбой или без нее. У тебя нет причин лгать ей. Она тебе поверит.
– Евгенидис, я царица Эддиса, а не сваха.
Да уж, если бы она была свахой, он бы давно был женат на Агапе. Вор только откинулся на перила каменной балюстрады за спиной и скрестил руки на груди. Он ждал, пока Эддис не подняла ладони.
– Сдаюсь, – сказала она. – Я попрошу о частной беседе. Я скажу, что мы можем заключить договор без свадьбы, и посмотрим, что она ответит.
* * *
– Решили переиграть заново? – спросила Аттолия Эддис в уединении своих покоев, где обе дамы впервые после Реи встретились без свидетелей. – Сначала я вынуждена принять его, теперь вы пытаетесь забрать его обратно?
– А вы будете удерживать его мне назло? – спросила Эддис.
Аттолия поняла, что горная царица хорошо осведомлена о ее ревности.
– Разве он не самая ценная ваша собственность? – подколола Аттолия.
– Он не собственность, – возразила Эддис, ее голос звучал глухо.
– Но вы хотите придержать его для себя? – предположила Аттолия. – Не так ли?
– Сделать его царем Эддиса? Вы неверно оцениваете нашу дружбу, – ответила Эддис.