Текст книги "Навсегда (ЛП)"
Автор книги: Меган Максвелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Никогда не слышал ничего подобного, – с улыбкой удивился он.
Монце поразилась, увидев его таким непринужденным, и весело сказала:
– Рада узнать, что вы умеете улыбаться, сеньор.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я впервые вижу, как вы это делаете.
Деклан промолчал. Он просто повернулся и положил бутылку обратно в свою сумку.
– Э-э-э, ладно… Думаю, мне пора возвращаться, – сообщила Монце. – Уверена, что меня ждет захватывающий день, посвященный мытью окон, пола или еще чего-нибудь такого.
Эти слова заставили его вновь улыбнуться, и герцог ровным голосом предложил:
– Вас подвезти обратно в Элчо?
Удивившись его любезности и такому предложению, Монце посмотрела на него, но вместо того чтобы ответить, спросила:
– На вашей лошади?
– Да, а что?
Монце подняла глаза и уставилась на возвышавшегося перед ней огромного чистокровного жеребца, нервно и угрожающе переступающего с ноги на ногу.
– Э-э-э… нет. Лучше не надо.
– Почему? – удивившись ответу, поинтересовался Деклан.
– Потому… потому что это не очень хорошая идея.
– Почему вы не хотите, чтобы я вас отвез? Отсюда довольно долго идти пешком до Элчо, а по вам заметно, что вы устали.
На самом деле она умирала от усталости. Но ехать с ним верхом была плохая идея. Решившись на откровенность, Монце посмотрела в глаза герцогу и пробормотала:
– Хоть вы мне и не поверите, и мне стыдно признаться в том, что я собираюсь сказать, я боюсь лошадей, потому что не умею на них кататься.
У Деклана это признание вызвало улыбку. Как это такая женщина, как она, с таким характером и силой могла бояться лошадей, а уж тем более, не умела на них ездить?! Не произнеся больше ни слова, он повернулся, одним легким прыжком запрыгнул на спину своего темного скакуна и, протянув ей руку, сказал:
– Дайте мне руку и залезайте.
– Нет.
Получив такой прямой отпор, он нахмурил брови, и повторил:
– Не будьте ребенком и дайте мне руку.
– Послушайте, не обижайтесь, но я предпочитаю идти пешком.
– Хотите убежать от меня и моего коня? – неожиданно пошутил он.
Развернувшись и с вызовом посмотрев на него, девушка со злостью бросила:
– Нет, сеньор, я не убегаю. Я просто сообщаю вам, что не хочу ехать верхом и точка.
Но не успела она сделать и шагу, как он наклонился, легко, как перышко, подхватил ее и посадил перед собой.
– Ой! – закричала Монце, почувствовав под собой животное. – Я сейчас упаду!
– Спокойно. Не упадете, я вам этого не позволю.
– Вы не можете этого знать. Несчастные случаи происходят по…
– Успокойтесь, – шепнул он ей на ухо.
– Неееее могууууу! – завизжала девушка, отчаянно хватаясь за герцога.
– Ай! – пожаловался тот на боль. – Вы мне сейчас из ноги кусок мяса вырвете.
Мужчина был прав.
Схватившись за него, Монце пальцами вцепилась в его правое бедро и теперь, с силой выкручивая их, пыталась вырвать из него часть плоти. Придя в ужас, она его отпустила и, заметив как с его лица сошла маска боли, прошептала:
– Извините… я не хотела.
Деклан промолчал, а ограничился лишь тем, что с силой сжал ее в объятиях и одним движением ноги перевел коня на шаг.
– Она движется… движется… это двиииииижется.
– Естественно, я ему приказал, и он пошел, – улыбнулся Деклан.
– Но… но за что мне держаться?
– Я вас держу.
– Ради бога, умоляю вас, не отпускайте меня! – в истерике завизжала она, снова заставив его улыбнуться.
Так несколько миль он с интересом наблюдал за тем, как она машет руками. Наконец герцог решил попытаться отвлечь девушку, чтобы она перестала обращать внимания, где находится, и спросил:
– Так как, вы говорили, вас зовут?
– Синди… Синди Кроуфорд, сеньор, – находясь на грани сердечного приступа, прошептала Монце.
– А чем вы тут периодически занимаетесь по утрам?
Заметно занервничав, когда конь перешел на рысь, девушка спросила:
– О чем это вы?
– Иногда по утрам я видел, как вы делали какие-то странные движения руками и ногами, как будто с кем-то деретесь.
– Это называется «карате».
– Карате? – удивленно повторил он.
– Карате – это такое боевое искусство.
Ничего не поняв из того, что она только что сказала, но заметив, что она перестала дрожать, горец снова поинтересовался:
– А когда вы вертите в руках палку это тоже карате?
– Вы имеете в виду бо?
– Бо?! – повторил он.
– Да, бо. Так называется палка, которую обычно используют, чтобы заниматься… – но, переключившись на лошадиный аллюр, Монце опять прошептала:
– Боже, я сейчас упаду!
Герцог улыбнулся и, крепко схватив ее, заметил:
– Почему бы вам не перестать смотреть на землю и, наконец не посмотреть вокруг. Тут очень красиво, не правда ли?
– Нет. Не знаю… я ничего не вижу…
Деклан наслаждался ее нервозностью, ее взволнованным голосом, изяществом ее жестов, и тогда он, попытавшись смягчить тон, прошептал:
– Конечно, видите. Вам только необходимо расслабиться и довериться мне. Уверяю вас, что мы с моим конем оба настоящие джентльмены, хоть и не родственники.
Это отвлекло внимание Монце. Неужели этот мужчина улыбнулся и пошутил, и все это в один и тот же день? Ухватившись за гриву коня, она обернулась, чтобы что-то сказать, но забыв, что скачет верхом, подпрыгнула и сильно ударила герцога по голове. Почувствовав удар, тот убрал с ее талии руку и пощупал нос.
– Ах! Я падаю! – закричала девушка, и он быстро снова схватил ее.
Почувствовав себя в безопасности, она осторожно повернулась к нему и простонала:
– Ой, господи, ты, боже мой! Я вас больно ударила?
– Не беспокойтесь, это мелочь.
Но убежденная в обратном Монце дотронулась ладонями до его лица и, повернув его к себе, произнесла:
– Постойте… ну постойте же, я вам говорю. Дайте мне посмотреть.
Не шевельнувшись, Деклан позволил, этой незнакомке, абсолютно чужому для него человеку, прикоснуться к его лицу. Вот уже много лет у него не было ни с кем подобной близости, за исключением проституток, к которым он изредка обращался, чтобы удовлетворить свои естественные потребности. Хотя их прикосновения не имели ничего общего с тем, как встревоженно эта женщина осматривала его лицо и прикасалась к нему своими нежными, очень нежными руками.
– Ну, вроде бы шнобель в порядке, – облегченно выдохнула она.
– Шнобель?! – кивнул удивленно он, радуясь этой близости.
– Нос, сеньор, нос.
Они на несколько секунд замолчали, пока она не поинтересовалась:
– Как зовут вашего коня?
– Кросс.
– А сколько ему лет?
– Весной исполнится пять.
Всю оставшуюся дорогу Деклан рассказывал Монце о своих лошадях, и хотя она ничегошеньки не понимала из того, о чем он говорил, но наслаждалась этим разговором и тем, что он рядом. Сейчас он смеялся и шутил, и казалось странным, что это был тот же самый человек, который в замке постоянно одаривал ее лишь неодобрительными взглядами. Поэтому, когда впереди показался замок Элчо, Монце загрустила. Она понимала, что эта случайная встреча была лишь исключением, и маловероятно, что она когда-нибудь повторится. Подъехав к конюшне, герцог осторожно слез с лошади, а потом протянул руки девушке, чтобы помочь ей спуститься.
– Спокойно, сеньорита Кроуфорд, верьте мне.
Почувствовав под собой землю и радуясь тому, что не выбила по дороге все зубы, Монце похлопала коня по спине.
– Вам нужно научиться ездить верхом, – сказал он.
– Мне?! Нет… нет. Нет такой необходимости.
– Нет такой необходимости? – с удивлением повторил он.
– Нет.
– Если вы хотите, я мог бы вас научить.
– Покорнейше благодарю, но нет. Уверена, что когда я отсюда уеду, мне это больше не понадобится, – сказала она, подумав об удобствах, доступных в двадцать первом веке.
Но, заметив, как на нее посмотрели, подытожила:
– Я действительно вам очень благодарна, сеньор Кармайкл, но нет. Огромное вам спасибо за прогулку. Было приятно с вами прокатиться.
Он ничего не ответил, а ограничился лишь кивком головы, а после она ушла.
ГЛАВА 19
Но перемирие между ними после этой случайной встречи длилось совсем не долго. В тот же день после обеда, когда Монце шла, чтобы развесить постиранное белье, она наткнулась на маленького беспородного щенка. Пожалев малыша, она его подобрала, решив подарить малютке Мод. Девочка была слишком одинока, и такой маленький дружок пришелся бы вполне кстати. Увидев его, девочка обрадовалась и запрыгала от счастья. Она сразу же назвала его Фицем. Но радость быстро испарилась, когда в гостиную зашел ее отец и увидел ее играющей с этим крошечным существом. Откуда взялось это животное? Выйдя из себя и позабыв о какой-либо сдержанности, он орал на малышку, требуя убрать щенка из замка. Чуть не плача, девочка умоляла его оставить собаку, но герцог был непреклонен. Проходя мимо по коридору и услыхав знакомые голоса, а в особенности плач девочки, Монце не раздумывая вошла в гостиную и встала лицом к лицу с мужчиной.
– Эй, послушайте, не надо так. Разве вы не видите, как плохо Мод? Не будьте таким жестоким, ради бога, она же ваша дочь!
– Сделайте одолжение, не вмешивайтесь, иначе, обещаю, у вас появится здесь много проблем, – глядя на нее нахмурив брови, бросил Деклан.
– А я вам обещаю, – язвительно ответила она, – что если вы продолжите подобным образом разговаривать с дочерью то, когда она вырастет, вы останетесь один, как перст. Да как вы смеете на нее так орать? Разве вы не видите, что она еще ребенок и ей нужна ласка?
Герцог ледяным взглядом вперился в малютку Мод, которая пряталась за юбками этой сумасшедшей, которая посмела ему противостоять, и прошептал:
– Кто вы такая, чтобы указывать мне, как я должен разговаривать с дочерью? Да кем вы себя возомнили?
– В отличие от вас, сеньор, я никем себя не возомнила. И спорю с вами, потому что знаю, о чем говорю. Мой отец был… был… – но, понимая, что ей совершенно не хочется об этом откровенничать, пробормотала: – Мод прекрасная девочка, которой только необходима ласка, понимание и любовь, а вы, когда говорите с ней подобным образом, во всем этом ей отказываете.
– Мод, немедленно убери отсюда это животное, – завопил герцог.
Со щенком на руках и с заплаканным лицом Мод, заметив, что взрослые замолчали, тихо сказала:
– Отец, пожалуйста, позвольте мне оставить Фица. Я совсем одна, а с ним мне будет весело, я буду с ним играть. И еще, начинает холодать, а он еще слишком маленький, на улице он не выживет.
– Я же сказал нет, Мод. Я не желаю никаких животных в замке.
И, заметив, что у девочки появились на глазах слезы, добавил:
– Он может остаться снаружи, во дворе, но внутри я его видеть не хочу.
– Но… на улице идет дождь, и я не смогу с ним играть.
– Играй с куклами, они для этого и предназначены, – без малейшей жалости ответил герцог.
– У вас потрясающее чувство такта, – язвительно проворчала Монце, не веря собственным ушам. – Вы, что, не видите, что ей нужна компания? Вы слепой? Мод даже зовет вас «отец»! Не «папа» или «папочка»… О, господи… Какое невероятное равнодушие!
– Не вмешивайтесь туда, куда вас не просят, – прорычал в конец разозленный герцог.
– Но кто-то же должен защищать права вашей дочери. Кто-то же должен вам сказать, чтобы вы сделали, наконец, милость и поняли, что Мод прекрасная девочка, которой нужна дружба и ласка, и что вы ее чертов отец.
С каждым словом Монце Деклан все больше приходил в ярость и лишь диву давался, какой у этой женщины длинный язык. Затем он подошел к ней и угрожающе зашипел прямо в лицо:
– Вон отсюда, или клянусь вам, что…
– Или вы что?
Решив преподать девушке хороший урок, Деклан под испуганным взглядом крошки Мод грубо схватил Монце за руку, но в это мгновение до него донеслось:
– Деклан, отпусти ее ради бога.
Фиона, мать герцога, встревоженная доносившимися из гостиной голосами, увидев плачущую Мод со щенком на руках, грозно поинтересовалась:
– Сын мой, что ты собираешься сделать?
Тот в ярости сердито отпустил девушку, которая, не теряя самообладания, повернулась к девочке. Взяв ее на руки, она прошептал:
– Я заберу Мод на кухню. Уверена, что вкусное печенье вернет на ее лицо улыбку.
Когда они вышли из комнаты, взбешенный Деклан посмотрел на мать и прокричал:
– Я требую, чтобы эта проклятая, назойливая баба убралась с моей земли, или я за себя не отвечаю!
– Эта, как ты выражаешься, проклятая баба, единственная, кто заставила тебя обратить внимание на свою дочь.
– Никто ее об этом не просил.
– Знаю, но она первая осмелилась бросить тебе вызов, видя, как ты несправедлив по отношению к малышке.
Он взглянул на нее.
– Все эти годы мы молча наблюдали за тем, как ты замыкался в себе и едва смотрел на ребенка. Ты считаешь нормальным, что Мод гораздо дольше живет у меня, чем здесь с тобой, хотя ты ее отец? Ты никогда не задумывался над тем, почему она тебя боится? Ты хоть раз сказал ей, что любишь ее? Какая она красивая? Или хотя бы просто выполнил какое-нибудь ее желание?
– Мама, не думаю, что…
Но Фиона твердо решила раскрыть сыну глаза, даже сознавая, что это еще больше его разозлит, и поэтому стояла на своем:
– К несчастью, Элизабет умерла. Я вижу, что тебе все еще больно, но ты когда-нибудь задумывался, какой была бы сейчас жизнь Мод, если бы ее мать все еще была жива? Считаешь, Элизабет бы понравилось, если бы она увидела, что ты творишь с ребенком?
Герцог молчал.
– Деклан, ты еще молод, тебе всего тридцать один год, и ты должен постараться обрести новое счастье.
– Ради чего? – ответил он. – Чтобы опять, когда все начнет налаживаться, проклятье Кармайклов все уничтожило. Нет, мама, нет. Я больше не хочу винить себя за смерть еще какой-либо женщины.
– Но, Деклан, у меня на примете…
– Если ты имеешь в виду Роуз О’Каллахан, забудь. Эта капризная зануда скорее станет головной болью, чем новым счастьем.
– Но, посмотри, если она тебе даже не нравится, может, тогда проклятье не подействует?
– Ради всего святого, мама, что вы пытаетесь мне сказать?
И тогда, решительно сев на стул рядом с камином, Фиона слегка улыбнулась сыну и тихо проговорила:
– Сынок, ты прав. Роуз невыносима. Но давай будем оптимистами, она может родить тебе наследника и…
– И довольно, мама. Я не желаю продолжать этот разговор.
Произнеся это, герцог Вемисс вышел из гостиной, оставив свою мать в горьких раздумьях о том, какое одинокое и несчастное будущее ожидает ее сына.
ГЛАВА 20
Этот день Монце провела с девочкой. Благодаря ей на лицо Мод снова вернулась улыбка, затем она научила малышку играть в крестики-нолики, рисовать мелом на полу и прыгать в «классики», а когда пришла ночь, и настала пора отправляться в постель, пообещала, что Фиц не будет спать на улице, а останется с ней. Когда Мод ушла, и Монце осталась со щенком одна, тот от избытка переживаний мгновенно заснул у нее на руках. Девушка ласково посмотрела на него и поцеловала в маленький лобик. Только она собралась зайти на кухню, как услыхав голос герцога, разговаривающего с Агнес, в страхе убежала. У нее не было ни малейшего сомнения, что тот пришел туда только чтобы к чему-нибудь придраться, а ей этого совсем не хотелось. Поэтому она направилась к конюшне; немного тишины и покоя в окружении животных ей бы совсем не помешали.
Понаблюдав какое-то время за маленькими осликами и их очаровательными мордочками, Монце наконец села. И тут до нее донесся голос Хуаны.
– Что ты здесь делаешь одна?
– Осликотерапия.
– Какая хорошая идея! Запатентуй ее, когда вернемся в двадцать первый век, – рассмеялась девушка, поглядев на животных.
Подруги еще немного весело поболтали, и тут Хуана прошептала:
– У меня проблема.
– Какая?
Тяжело вздохнув, смуглянка посмотрела на нее и ответила:
– У меня начались месячные. Как это не вовремя!
– А что тут такого?
– Потому что я попросила у Эдель, что-нибудь в качестве прокладки и…
Увидев выражение лица подруги, Монце улыбнулась и прошептала:
– Боже! Но женщины в этом веке должны были чем-то пользоваться.
– Ну да! Чем-то. Эдель мне дала целую простыню и…
Умирая от смеха, Монце подтрунивала над подругой:
– Неужели у них нет ни ультратонких прокладок с крылышками, ни тампонов.
Расхохотавшись, Хуана толкнула ее локтем и прошептала:
– Нет, подруга, нет. Мне выдали какую-то свернутую простыню, и теперь я хожу в раскоряку, как ковбой с Дикого Запада.
Тут Монце прыснула от смеха, а Хуана тем временем продолжала:
– Зачем они их делают такими огромными. Это же ужас, как неудобно!
Они еще поболтали, смеясь, вспоминая всякие неловкие и неожиданные ситуации, в которые здесь попадали, пока Хуана, посмотрев на подругу, не спросила:
– Ну что, твое раздражение на шее прошло?
– Да, немного. Но, клянусь, что я не переношу этого мужчину, он выводит меня из себя. Я его не перевариваю. Пусть мне больше не придется с ним пересекаться, а то иначе, боюсь, я его убью! Жду не дождусь, когда мы отсюда уберемся, и он не будет маячить у меня перед глазами!
– Ай, девочка моя, какая же ты упертая.
– Упертая?
– Да… Когда тебе что-нибудь втемяшится в голову, потом это нипочем не выбить.
– Ты меня, конечно, извини, красавица. Но должна тебе напомнить, что это он вел себя грубо, резко и перешел всякие границы. Он, а не я!
– Ну…. Это ты так считаешь, а, может, он полагает, что все наоборот. В конце концов, это ты вмешиваешься в его жизнь, а не он в твою.
Изумившись подобной отповеди, Монце посмотрела на нее и тихо сказала:
– О чем ты говоришь? Этот грубиян разговаривал с Мод так, как она совсем не заслуживала и…
– А ты, не спросив у него разрешения, подарила девочке щенка, даже не поинтересовавшись, понравится ему это или нет. Извини, деточка, но думаю, что это ты бесцеремонно влезла в его дела. Это его дом, а не твой. Если тебе тут хочется что-то поменять, первым делом ты должна спросить, а не заниматься самоуправством. И если уж тебя поставили на место, не надо злиться и закатывать скандал.
– Ушам своим не верю. Ты на стороне этого зануды с вечно кислым лицом?
– На этот раз да. Мне многое в нем не нравится, но в этом случае я должна тебе сказать, что он прав. Повторяю: это его дом, его дочь и его решение, а ты сама все решила, даже не поставив его в известность.
Такие речи разозлили Монце, и она собиралась было что-то возразить, но промолчала. В глубине души, нравилось ей это или нет, она понимала, что это справедливо; поэтому, тяжело вздохнув, девушка произнесла:
– Ладно. Согласна… ты права. Но все равно я считаю, что он не должен был так на это реагировать, и кроме того, я…
В это мгновение до них донесся свист, Хуана встала, и быстро поцеловав Монце в щеку, сказала:
– Пожалуйста, прости, что приходится бросить тебя в самый разгар этого разговора, но меня зовут. Это Алистер, ну знаешь, этот великолепный мужской экземпляр, и мне безумно хочется снова с ним встретиться.
– Тогда поторопись… беги и хорошо проведи время, – сказала Монце, с любопытством глядя на нее.
Оставшись одна, она посидела еще минут пять в обществе осликов со щенком на руках, поднялась, крепко прижала кроху, согревая собственным телом, и, возвращаясь в замок, предупредила:
– Фиц, если ты вдруг сделаешь свои дела мне на кровать, завтра я надену на тебя гигиеническую прокладку, пусть даже без крылышек.
ГЛАВА 21
С момента той неприятной ссоры Монце больше не ела в большой столовой. Она отказывалась. Ей не хотелось видеть то досадливое выражение, которое появлялось на лице герцога, каждый раз, когда он на нее смотрел, не ведая о том, какое неосознанное удовольствие доставляло ему это созерцание. Так прошла неделя, и Монце заговорила об этом с Фионой.
– Мне действительно жаль по поводу щенка, но клянусь, что как только я его увидела, сразу подумала о Мод и о том, как она обрадуется, – сидя в большой гостиной, извинялась она.
– Не переживай, – кивнула женщина. – Мой сын – мужчина с крутым нравом, и иногда этот нрав заставляет его вести себя невежливо.
– Если бы это была просто невежливость, – фыркнула Монце и улыбнулась герцогине. – Фиона, я вам обещаю, что попридержу язык, потому что иначе…
Женщина с любопытством посмотрела на сидящую перед ней девушку. Ее манера говорить без обиняков, много при этом жестикулируя, была весьма необычна, но герцогине это нравилось. Более того, малышка Мод никогда в жизни так весело не смеялась – даже со слугами – как в присутствии этой девушки. Несомненно, она со своим безрассудным поведением принесла радость в жизнь ее внучки, да и всего замка, но не в жизнь ее сына.
– Я тебе еще раз повторяю, Синди, не переживай, и раз уж мы тут совсем одни, позволь мне поблагодарить тебя за то, как ты изменила жизнь Мод.
Вспомнив о девочке, Монце улыбнулась и, изящным жестом убрав назад волосы, сказала:
– Мод – потрясающий ребенок. Мне так нравится ее живость, нравится, как она радуется, когда узнает что-то новое или когда чему-то удивляется. Видеть, как улыбаются эти голубые глазки… Обожаю! Хотя и не могу сказать того же самого о вашем сыне. Фиона, только между нами, иногда кажется, что он жаждет задушить меня и бросить на корм свиньям.
– Ай, Синди, боже, не смеши меня! С тобой невозможно оставаться серьезной, – рассмеялась женщина.
Встав со своего места, Фиона подошла к огромному камину и, протянув ладони к огню, глядя на висящий над камином портрет сына, объяснила:
– Жизнь не особенно жаловала Деклана. Он слишком рано потерял отца, а потом и жену. И это неизбежно повлияло на его характер, он стал грубым и резким. Я знаю, что у него огромное сердце, но думаю, что мой сын заковал его в броню, чтобы больше не позволить его разбить.
Монце встала, подошла к герцогине и, взглянув на потрясающий портрет, спросила:
– Вы считаете, что ваш сын стал таким из-за смерти жены?
– В определенном смысле, да. Деклан никогда не хотел знаться с женщинами: ни с Элизабет, ни с какой другой. С детства он весьма недвусмысленно дал мне понять, что не хочет становиться причиной ничьей смерти и…
Эта фраза удивила девушку и, взяв пожилую женщину за руки, она спросила:
– Становиться причиной чьей смерти? Что вы имеете в виду?
Та раздосадовано кивнула и, глядя прямо в глаза, начала рассказ:
– Вот уже много веков на нашей семье лежит ужасное проклятье. Едва любой из Кармайклов испытает со своей парой наивысшее счастье, как это человек умирает. Так происходит уже более трехсот лет, и он… он знал об этом и…
– Минуточку, Фиона, – сказала Монце. – Вы имеете в виду, что когда кто-нибудь из Кармайклов влюбляется, и эта любовь достигает апогея, его спутник или спутница умирает?
– Да, девочка моя. Мой отец умер на следующий день после моего рождения. Муж – на следующий день после рождения Деклана, а Элизабет – на следующий день после того, как родила Мод.
– О, боже, какой ужас! – прошептала Монце, снова садясь рядом с герцогиней. – Но… но… Как такое может быть?
– По легенде, передающейся от отца к сыну, в день помолвки Робертсов из Абердина устроили турнир по стрельбе из лука. И когда от случайного выстрела погиб Брендан, сын колдуньи Кивы, радостный день обернулся кошмаром. Эта ведьма разгневалась и отомстила, отняв жизнь у мужа Аланны Кармайкл. Но на этом она не успокоилась, и чтобы наша семья больше никогда не знала счастья, она украла у Аланны половинку фамильного кулона в форме сердца, который та носила на шее, и прокляла нас, обрекая на вечное одиночество до тех пор, пока половинки этого сердца не соединятся вновь. После этого Кива бросилась в море со скалистого берега Абердина, и больше никто никогда не видел ни ее, ни этот кулон.
– Кулон Кармайклов?
– Да, – и, указывая на картину, изображавшую Деклана, прошептала, – Видишь эту подвеску на шее у моего сына?
С бешено колотящимся сердцем Монце подняла глаза и, увидев, что имела в виду герцогиня, пересохшими губами тихо проговорила:
– Да.
– Это половинка кулона Кармайклов. Ограненный нашими предками кельтский камень. В старые времена, когда перворожденный сын из рода Кармайклов просил руки своей невесты, в качестве залога своей любви он надевал одну половинку сердца ей на шею, а вторую носил сам. Но одну из них унесла с собой Кива, и с тех пор на нашей семье лежит проклятье, и поколение за поколением мы терпели мучительные страдания.
«Этого не может быть… этого не может быть… не может быть, чтобы это было именно то, о чем я думаю», – сказала себе Монце, услышав эту ужасную историю и почувствовав, как кровь густеет у нее в жилах.
На дрожащих ногах она поднялась со стула и подошла к картине. Ее сердце забилось чаще, а она сосредоточила взгляд на подвеске, висящей на шее Деклана, и ухватилась за камин, чтобы не упасть.
– Что случилось, дочка? – заволновавшись, спросила Фиона, бросившись ей на помощь.
Когда девушка вновь села, та протянула ей стакан воды, который Монце взяла дрожащими руками.
– Тебе лучше?
– Да… нет… да… ну… не знаю.
Испугавшись ее бледности, герцогиня встала было, чтобы позвать кого-нибудь из слуг, но, удержав ее за руки, Монце не дала ей двинуться с места.
– Фиона… я…
– Не волнуйся, детка. Я позову кого-нибудь, чтобы тебя проводили до твоей комнаты. Думаю, тебе необходимо отдохнуть и…
– Нет…
– Нет? – удивилась женщина.
– Я в порядке… просто это все так странно.
– Знаю, дочка… История Кармайклов всегда вызывает ужас.
Но Монце решила окончательно разобраться с этим делом, она посмотрела на женщину, сунула руку в карман юбки, дотронулась до той вещи, о которой она рассказывала и, доставая ее, произнесла:
– Фиона, не знаю, как это объяснить, но, пожалуйста, закройте глаза и дайте мне ладонь.
И, заметив, как удивленно посмотрела на нее герцогиня, с улыбкой прошептала:
– Пожалуйста, доверьтесь мне.
Не заставляя девушку повторять просьбу, она закрыла глаза и протянула ладонью вверх правую руку. Монце достала руку из кармана и, посмотрев на подвеску, которая, кажется, действовала на нее успокаивающе, положила ее в руку герцогини и прошептала:
– Теперь можете открыть глаза.
С улыбкой на губах женщина открыла глаза и, увидев в руке украшение, тихо проговорила:
– Святые угодники…
Перед ней, прямо на ее ладони лежал кулон Кармайклов. Тот самый, из-за которого умерло столько людей и который свои появлением должен разрушить проклятье Кивы.
– Фиона… я…
Закрыв лицо ладонями, женщина разразилась рыданиями, и Монце мгновенно бросилась к ней.
– О, боже, Фиона, что с вами? Я… я не думала, что вы…
– Благослови тебя бог, дочка. Ты только что принесла счастье нашему клану, – промолвила женщина, взяв за руки испуганно глядевшую на нее Монце.
– Нет… я ничего не знала и…
Разволновавшись, Фиона встала и, горячо поцеловав и обняв девушку, вышла с подвеской из гостиной. Совершенно потрясенная Монце последовала за ней и увидела, как Деклан, напуганный криками матери, быстро двигался навстречу. Ей не было слышно, о чем они говорили, но даже издалека она видела, как он был поражен, увидев кулон, и как обнял мать.
Несколько секунд спустя Деклан пристально посмотрел на девушку, и та в ужасе стала искать глазами выход, но напрасно: герцог схватил ее за руку и, приводя в замешательство, взволнованно прошептал:
– Я буду благодарить тебя всю жизнь за то, что ты вернула такую дорогую нам вещь. Огромное спасибо, Синди Кроуфорд… огромное спасибо.
– Деточка! Ты наше солнышко! – заплакала Фиона, целуя Монце руки, когда их окружили прибежавшие на шум слуги и от радости хлопали в ладоши.
Увидев вокруг себя Деклана, его мать и других обитателей замка, у девушки пересохло во рту, она была на грани обморока, и тогда она просто пожала плечами и тихо пробормотала:
– Спасибо… но… но я ничего не сделала.
Улыбающийся от счастья Деклан Кармайкл перед всеми обнял ее и прошептал тихонько на ухо:
– Ошибаешься, Синди Кроуфорд, ты только что принесла благоденствие всему семейству Кармайкл, а особенно малютке Мод.
ГЛАВА 22
В ночь появления драгоценной подвески Кармайклов, в замке Элчо было устроено празднование с танцами и весельем. Даже сам герцог, казалось, воспрял духом, ведь случилось то, что принесло счастье в каждый дом.
– По словам Фионы, ее сын предложил нам перебраться в более удобные покои, – взволнованно прошептала Хулия.
– Нет уж, дудки! Я еще не совсем выжила из ума, – воскликнула Монце. – С этим варваром одну крышу делить не собираюсь. Уверена, эйфория скоро пройдет, и он вновь примется отравлять мое существование. Нет, даже не уговаривайте, я пас. Буду жить там, где прежде, и покончим с этим.
Подруги одарили ее взглядами, полными сомнений.
– Ай, девочка моя, ну разве ты не видишь, что герцог теперь смотрит на тебя иначе? – пробормотала Хуана.
– Да. И мне это совсем не по душе, – испуганно пробормотала Монце.
Если она и почувствовала перемены, так это во взгляде Деклана Кармайкла, но, что хуже всего, где-то в глубине души ей нравилось, как он на нее смотрит. Что-то в его карих глазах, трогало сердце и не могло оставить равнодушной.
Но, уже спустя мгновение, Монце отбросила эти мысли в сторону и с головой погрузилась в зажигательный танец с Колином, братом Эдель. Широкая улыбка не сходила с ее лица, пока она наслаждалась празднованием, а в это время Деклан Кармайкл, держась на расстоянии, не сводил с нее глаз.
Следующим утром, сразу после пробуждения, Монце изложила подругам принятое ею решение: она не станет перебираться в другие покои и трапезничать продолжит на кухне. Ни Хуана, ни Хулия не разделяли ее позицию, но, уважая решительность, не пожелали оставлять Монце жить в одиночестве и согласились, как и прежде ночевать вместе. Однако дали понять, что обедать и ужинать предпочитают в замке.
Фиона попыталась переубедить Монце, но быстро поняла, что ее старания тщетны и более решила не настаивать. Когда же о решении Монце стало известно Деклану Кармайклу, то он пришел в бешенство и ни для кого не стало неожиданностью, что они снова повздорили.
– Какой невыносимый мужлан, – Монце металась по комнате, которую делила с подругами и маленькой собачкой по кличке Фитц. – Деспотичный фанатик и тиран.
– Не преувеличивай, – рассмеялась Хулия, собирая волосы.
– Ай, девочка моя, – усмехнулась Хуана. – Порой ты так невообразима, как трусы с диснеевскими героями.
– Это я-то невообразима и все преувеличиваю? Вы же сами видели, каким тоном он говорил со мной и как смотрел всего несколько минут назад? Дай ему волю, он бы меня придушил!
– Меня бы это не удивило, ты же вечно с ним препираешься, – упрекнула ее Хуана.
– Ладно! Допустим, я иногда слегка вспыльчива, но меня просто выводит из себя то, что Деклан не обращает внимание на свою дочь. Он же ранит ее чувства.
– Думаю, всему виной твои взаимоотношения с отцом. Ты видишь, как Деклан обращается с дочерью и ставишь себя на место Мод, – заметила Хуана, взяв Фитца на руки.
– Согласна… Поэтому, при каждой встрече с ним мне хочется дернуть его за ухо и сказать: «Очнись, идиот! C таким отношением ты никогда не дождешься от дочери любви». Но, если я это сделаю…
