Текст книги "Озеро смерти"

Автор книги: Мэг Гардинер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Олсон обиженно поджала губы.

– Ладно. Отлично. – Взяв листок бумаги, она написала имя. – Это медсестра, занимавшаяся списком препаратов. Надеюсь, я не совершила ошибки.

Собираясь уйти, я встала.

– Нет, вы поступили правильно.

Я прошла два квартала, когда проснулся мой сотовый. Звонил Джесси.

– Что сказал доктор?

– Я очень больная собака. Нужно меня пристрелить.

Мертвая тишина на той стороне.

– Эван, это не смешно.

– Малыш, я уже не знаю, это смех или вопль…

– Господи Иисусе… Ты действительно заразилась бешенством?

Пришлось объяснить, что вакцина – необходимая предосторожность.

– Хочешь, я возьму отгул? – спросил Джесси. – Судебное заседание отложили. Ты как, в порядке?

– Да. И с чувством юмора тоже нормально.

Я разрешила Джесси не брать отгул. Его забота выглядела достаточно трогательной.

– Джесси, есть кое-что новое. Насчет Глори.

Выслушав до конца, он присвистнул.

– Звони в департамент полиции Санта-Барбары. Расскажи все это детективу Крису Рэмси, я его знаю. Полчаса назад я сам с ним говорил насчет оружия, которое запасли «Оставшиеся». Твоя информация заставит его действовать.

– Правильно. Но я расстроилась, увидев на экране фото Глори.

– Эв, не бери в голову. Судьба Глори не твоя личная боль.

– Да, я понимаю.

– Нет, не понимаешь. Табита строит козни, а ты стараешься спасти Глори. Забудь, она вовсе не твоя читательница и почитательница. Она фанатик своей веры и, возможно, убийца. – Особая кукла Шенил. – Наконец, ведь она уже спасена? Не так ли? Причем с недавних пор.

Люк находился на попечении Ники. Собираясь его забрать, я сначала завернула на Милпас-стрит, закупив съестное в «Ла Супер-Рика». Стоя у прилавка под оранжевым зонтиком, я наблюдала за пожилой женщиной, руками лепившей тортильи и посыпавшей их приправами. Настроение мало-помалу улучшилось. Повеселела и Ники, едва я появилась у нее на кухне с сообщением о том, что доктор не пожелала рисковать и назначила мне курс прививок. Широко улыбаясь, она забрала у меня пакеты из «Ла Супер-Рика», сказав лишь:

– Ох, милая… Иди к мамочке.

Мы ели на кухне, и Люк сидел на моих коленях. Потом я назначила себя дежурной и приказала Ники выметаться с кухни. Когда я загружала стиральную машину, приехал Карл. Он часто обедал дома, ненадолго приезжая из маленькой фирмы, продававшей программное обеспечение, где Карл работал управляющим.

Выйдя из машины, Карл сменил солнечные очки на обычные. На нем был безукоризненный костюм и голубой шелковый галстук, настолько яркий, насколько позволяли консервативные принципы.

– У нас есть кое-что из «Ла Супер-Рика», но тебе придется выдержать схватку с Ники.

– Беременную женщину нельзя победить, если речь заходит о еде.

Я включила стиральную машину.

– Я больше не буду просить Ники сидеть с Люком.

– Нет, Ники захочет сама. Это ее отвлекает. И Люк – прекрасный ребенок.

Со школьной площадки доносились громкие детские возгласы. Мы оба вспомнили, что скоро Люку придется вернуться к занятиям. Я сказала Карлу:

– Нет. Нужно подумать, как нам пойти в школу. Но дело в том, что я получила новую информацию: у «Оставшихся» накоплено достаточно оружия, и прошлым летом они оказались замешаны в убийстве.

Продолжать не требовалось: если с Люком в школе что-то случится или пострадают другие дети, я просто этого не выдержу. А если что случится с Ники…

– А что полиция? – спросил Карл.

– Они знают.

Он пошел к дому, но вдруг остановился. Выставив палец, Карл хотел то ли погрозить им, то ли указать… Потом подошел и крепко обнял меня.

– Береги себя, девочка.

ГЛАВА 18

Небо очистилось, как только погасили горевший лес. Воздух перестал пахнуть дымом. Над вершиной Ла-Кумбре появились дельтапланы, а вдоль береговой линии начали шнырять прогулочные суда. На следующий день, около полудня, Джесси поехал в расположенный на побережье бассейн «Лос-Банос». Два километра вольным стилем хорошо снимали болевой синдром, возвращая его телу ощущения физически здорового существа.

Плавание означало простоту эмоций. Никаких перекрестных допросов. Никакого эмоционального подтекста. Никакой хренотени. Были только ритм, от замаха до выдоха, и вода, расступавшаяся впереди.

После заплыва вольным он почувствовал, что едва размялся. Пульс не дошел и до ста двадцати ударов, и Джесси решился на рывок баттерфляем. Десять серий по сто метров, каждая в три минуты. Это уже что-то похожее на спорт. Но далеко не прежний спурт…

И совсем не та каденция, к которой он привык, – без мощного толчка ногами, хотя в достаточно высоком темпе. Не поднимая из воды голову, он финишировал, коснулся руками борта и завис на разделительном канате, тяжело дыша. Ничто не улучшает мировосприятие так, как хорошая силовая нагрузка.

Он возвращался на работу, когда перед его машиной на дорогу выбежала женщина.

– Черт!

Он потянул тормозной рычаг, и машина сбавила скорость. Женщина что-то закричала, обращаясь вовсе не к Джесси. Она его даже не заметила. Она бежала босиком, в бигуди, с ружьем двадцать второго калибра, которое пыталась нацелить на скунса.

Приближались встречные, а место у бордюра занимали поставленные одна за другой машины. Деваться было некуда – с одной рукой, занятой рулем, и второй, тянувшей на себя рычаг тормоза, Джесси не имел возможности хотя бы нажать на клаксон.

Женщина пыталась бежать, довольно неуклюже. Между ее пальцами торчали ватные тампоны: очевидно, прежде чем схватиться за оружие, она накрасила свои блестевшие розовым лаком ногти. И тем не менее продолжала уверенно гнать несчастное черно-белое животное по дороге. Припадая к стволу, дамочка выцеливала скунса, словно Даниэль Бун,[4]4
  Бун, Даниэль (1734–1820) – первопроходец, следопыт, прославившийся освоением земель в американских штатах Кентукки и Миссури.


[Закрыть] своими руками собираясь «убить эту тварь».

Рыкнув, машина Джесси остановилась. Дама выстрелила. Промазала. Приостановившись, скунс задрал хвост. Едва животное успело выбросить вонючую жидкость, как женщина выстрелила снова, на сей раз не промахнувшись. Скунс упал на спину и задергался.

Покрутив рукоятку стеклоподъемника, Джесси высунул голову наружу. Запах стоял просто потрясающий, но казалось, что женщина вообще его не чувствовала. Как не заметила того обстоятельства, что ее саму едва не сбил автомобиль весом в две тысячи фунтов.

– Леди, какого дьявола вы делаете на проезжей части?

Опасливо подойдя к мертвому скунсу, женщина ткнула в его брюхо двустволкой. Животное осталось неподвижным. Подняв скунса за хвост, она прошипела в оскаленную морду:

– Получил, гаденыш? – Она стояла со скунсом в руке, как с боевым трофеем. Бигуди сверкали на ярком солнце. – Я видела, как эта тварь сидела в моих кустах. Так и скалилась на меня, зараза. Точно бешеная… Я тебя достала, тварь.

Паника уже началась.

Днем позвонили из департамента здравоохранения. Чиновника интересовала информация о моих контактах с доктором Йоргенсеном. Минут пятнадцать я отвечала на его вопросы, после чего спросила, известны ли ему обстоятельства, при которых доктор Йоргенсен мог заразиться бешенством.

– Мадам, в нашем ведомстве не принято теоретизировать перед публикой.

– Я не публика. Доктор Йоргенсен брызгал слюной мне в лицо.

Отметив это как факт, он бросил мне кость:

– Видите ли, в Калифорнии этот вирус довольно обычен в популяции скунсов и летучих мышей.

– А среди койотов?

– Вполне возможно.

Закончив разговор, я позвонила по номеру Салли Шимады.

– Есть ли новости? Откуда инфекция у доктора Йоргенсена?

Я слышала, как карандаш барабанил по ее столу.

– Знаете, пока я работаю на первой редакцией. Нужно еще раз вернуться к деталям.

О-хо… Я спросила, какие именно детали интересуют Салли.

– Интервью с вашим братом.

– Нет, Салли.

– Ну же, это ведь громкая тема. Особенно после его ареста в Чайна-Лейк.

– В каком смысле?

– Я слышала, какое это засекреченное место. Там занимаются совершенно секретными разработками, и никто не знает какими. Говорят, в Чайна-Лейк готовят странные виды вооружения, необходимые ЦРУ. То, о чем общество не узнает никогда…

Да, Большой Секрет… Она пыталась разыграть ту же пьесу, что и Марк Дюпри, давший присягу не разглашать военных секретов, только с других позиций. В эпоху «Секретных материалов» американское общество доверяло любой информации о том, что правительство готовит сверхоружие.

– Как такое согласуется с сюжетом о смерти Питера Вайоминга?

– Это наживка.

– Салли, это просто нелепо. Можешь мне поверить.

– Поверить тебе? Ты выросла в тех местах, и правда известна тебе с детства.

Правда? Я потерла переносицу. Правда, которую лично я вынесла, выросши в тех местах, состояла в убеждении, что офицер ВМС должен быть амбициозным, нагловатым, способным к бумагомаранию и при всем при том оставаться патриотом. Все это, имея в виду вынужденную изоляцию вместе с семьями и неврозами в прокаленной солнцем лаборатории посреди пустыни, означало только одно: рот нужно было держать на замке. А еще постоянно думать о том, как побить красных и как сохранить жизни своих людей, ушедших в небо. Что, собственно, и делалось при помощи всех этих изобретений, предназначенных для убийства.

Хотя если вспомнить прежние шашлычные сборища… На них от дешевого виски и избытка взрослого опыта наши чересчур воинственные офицеры делались разговорчивыми. Если восстановить в памяти лица всех башковитых ребят, кончивших банкротством или самоубийством, а также тех, кто не довел задуманное до логического конца… тогда правда предстала бы в более-менее ясном виде: со всей своей аппаратурой эти парни не могли бы организовать даже автостоянку.

Но Салли не желала этого слышать. Ей требовалась интрига или дело, в котором непременно должно было участвовать правительство, она хотела видеть странные огни, летающие в ночном небе. Я уже чувствовала внутренние импульсы, говорившие о том, что следовало внимательнее отнестись к словам журналистки. Потому что правда сама по себе не имела никакого значения. Правда была интересна лишь в контексте действий веривших в нее людей.

Я решила подвести черту:

– Поговорю с адвокатом Брайана. Насчет бешенства узнаешь сама.

Остаток дня я провела на телефоне, разговаривая и раздавая поручения. Созвонившись с Крисом Рэмси, детективом департамента полиции Санта-Барбары, я обсудила тему Глори. Затем попыталась связаться с медсестрой из клиники Нейла Йоргенсена, владевшей информацией о наличии наркотиков в его офисе. Заказала цветы для мамы, находившейся в сингапурской больнице. Забрала из покраски свой «эксплорер», а потом отправилась в магазин, чтобы купить продуктов.

Проверившись на предмет «хвоста» своим непрофессиональным глазом, я припарковалась возле дома в полной уверенности, что «Оставшиеся» не идут по моим следам. Забрав почту и чистую одежду, повинуясь безотчетному импульсу, я захватила нательный крестик, подаренный бабушкой по случаю первого причастия. Крестик удобно устроился на шее, напомнив касание ласковых бабушкиных рук.

Утром я отправилась в Чайна-Лейк, на свидание к Брайану. Когда мы с Люком приехали на место, осеннее солнце стояло совсем низко и город, раскинувшийся под голубым небом, казался сверкающим чистотой и ярким. Дорога сильно утомила Л юка, но едва мы припарковались около здания суда, он выпрямился на сиденье, напряженно и жадно всматриваясь в темноту, словно желая увидеть в ней своего горячо любимого отца.

– Так, тигренок, сначала несколько слов. Мы встретимся с твоим папой в комнате с большим окном посередине. Мы будем по одну сторону от окна, а он по другую, так что ты не сможешь его обнять.

Люк слушал, сопя, и смотрел на меня своими огромными темными глазами.

– И еще: он носит тюремную одежду.

– Я смогу говорить с ним? – спросил Люк.

– Да, конечно. Теперь пошли, мы заходим внутрь.

В комнате для свиданий мы сидели рядом, уставившись в прозрачный барьер. На лице мальчика застыло выражение усталости, он выглядел не по годам взрослым и отягощенным заботами. Когда дверь с противоположной стороны открылась и Брайан вошел в комнату, Люк замер. Остановился и Брайан. На его лице, вмиг помертвевшем, отразилась странная смесь радости и страха.

– Здравствуй, папа.

– Привет, чемпион.

В тюремных стенах не существовало такого понятия, как разговор по душам. Наша беседа крутилась вокруг совершенно нелепых светских тем. Брайан сидел, неестественно выпрямившись, с напряженными, как у бульдога, плечами.

Люк казался мне попавшим в космическое пространство, где не хватало воздуха для дыхания, не было ни верха, ни низа, ни твердой почвы под ногами.

Пришлось огорчить брата, сообщив про болезнь мамы, попавшей в больницу с диагнозом «лихорадка Денге», а затем совсем выбить из колеи предложением Салли Шимады насчет интервью. «Ни в коем случае!» – так ответил он. Потом я поинтересовалась, что сказал адвокат.

– Он полагает, что у полиции есть две версии… случившегося с Питером Вайомингом.

Произнеся эти слова, Брайан искоса взглянул на Люка.

– А именно: либо все произошло из-за ревности, либо в ходе сделки по продаже оружия.

Я подалась вперед.

– Тебя подозревают в продаже оружия «Оставшимся»?

– С базы действительно пропадало имущество. ВМС обнаружило проблему при инвентаризации. Я служу в авиации флота, значит, я и виноват. Два плюс два равно семнадцати.

Я не сомневалась в желании «Оставшихся» наполнить свои арсеналы из запасов, хранившихся в Чайна-Лейк. По их представлениям, база – это супермаркет, переполненный сверхсмертельными товарами. Конечно, им могла прийти мысль прикупить кое-какое оборудование. При Люке я не решилась высказывать эту мысль вслух, спросив вместо этого:

– А что делает адвокат?

– Планирует стратегии. Я уже сказал ему, что единственная приемлемая стратегия – поймать греб… поймать того, кто это сделал.

– Над этим я работаю. Кстати, тебе ничего не говорит имя Милдред Хопп Энтли? На нее записана земля, где стоит лагерь «Оставшихся». Мы ходили в школу вместе с…

– Кейси Хопп, – вспомнил Брайан. – Бог ты мой…

– Знаешь, кто это?

– Тяжелый случай. Хроническая неудачница с большой буквой «Н» на лбу. Была в меня влюблена. Неужели не помнишь?

– Нет. Даже не знала, что Кейси – это девица.

– Она водилась с шайкой девчонок, которые вечно торчали на улице поблизости от нашего дома. Караулили, когда я выйду. По утрам мы находили на тротуаре пивные банки и окурки.

Во мне шевельнулось смутное воспоминание.

– Так это была Кейси?

– Ну да. Она что, связалась с «Оставшимися»?

– Пока не знаю.

Брайан сел еще более прямо.

– Но ты узнаешь, правда?

– Таков мой план.

За Брайаном открылась дверь. Вошедший в комнату караульный сообщил, что время свидания истекло. Брайан даже не повернул головы.

– Отлично.

Попрощавшись, я встала, повернувшись к выходу. Люк сидел неподвижно.

– Когда ты вернешься домой?

Брайан взглянул на меня. Хотелось исчезнуть, сделаться незаметной и умереть.

– Не знаю, малыш. Надеюсь, уже скоро.

Наверное, услышанное было для шестилетнего ребенка тем, чем бывает свободное падение в глубоком космосе, – вокруг лишь темнота, в которую не проникают лучи солнца. Пауза тянулась.

– Веди себя хорошо, слушайся тетю Эван.

Плечи Люка дернулись. Мне показалось: еще мгновение, и он закричит. Но вместо этого он неожиданно твердо встал на ноги, словно открыл для себя силу тяжести. Забравшись на стул, Люк приложил ладони к оргстеклу, оставив на прозрачной стене предназначенный отцу поцелуй.

– Папочка, я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю.

Подумав, что Брайан ничего больше не скажет, я взяла Люка за руку, собираясь к выходу. Ноу самой двери брат внезапно меня окликнул. С трудом удерживаясь от слез, он прищурил глаза. Оставив Люка, я пошла обратно к барьеру.

– Не приводи его сюда, – сказал Брайан. Потом повернулся и вышел.

Кейси Хопп. Имя не могло быть простым совпадением. Город слишком маленький, а тот кошмар казался слишком близким и слишком плотно окружившим мою семью. Где теперь Кейси Хопп? И кто она теперь?

Я решила наведаться к Эбби Хэнкинс. Малышка Хейли с развевавшимися от легкого ветерка светлыми кудрями каталась по дорожке на своем трехколеснике. Толчком открыв прозрачную дверь, Эбби махнула рукой:

– Привет, подруга!

– Помнишь фотографию Кейси Хопп из школьного альбома? Хочу взглянуть еще раз, – с порога заявила я.

Эбби поправила очки.

– Есть кое-что получше. Выпускной альбом следующего года. Вот другой портрет мисс Хопп. И знаешь, Кейси не настоящее имя. Это прозвище, полученное за инициалы: «кей-си».

Склонившись над плечом Эбби, я всмотрелась в снимок.

На самом деле Хопп звали Кристал, и на фотографии она казалась рассерженной. Возможно, потому; что фотограф снимал ее в накидке из фальшивого меха, весьма отдаленно напоминавшей форму, принятую в «Клубе оставленных после уроков». Внешность, ничем не примечательная: выдающиеся скулы, длинные прямые волосы и глубоко посаженные глаза. Чудилось что-то знакомое. Наверное, в манере держаться и в той ненависти, которая исходила от изображения.

Внутри, в глубине подсознания, нарастало одно нехорошее подозрение. Я сказала:

– Нужно отнести фото в полицию. Возможно, у них найдется художник, способный добавить возраста этому портрету.

– Что? Полицейский художник в Чайна-Лейк?

Конечно. Я не исключала, что единственным художником, способным выполнить такую прогрессию, могла оказаться Табита. Нужна была компьютерная программа вроде той, что имелась в клинике доктора Йоргенсена. Когда я поделилась этой мыслью с Эбби, она вдруг воскликнула:

– Стоп! Вам повезло, мисс Штучка. Такая программа есть у Вэлли. Он показывает родителям, как их дети будут выглядеть после исправления прикуса.

Офис Вэлли располагался в галерейке, вытянувшейся узкой полоской в самом центре города. Мы вошли туда под визг бормашины, оказавшись посреди этой навевавшей неприятные воспоминания музыки. Возле стойки нас встретила женщина вспушенной на шею зеленой хирургической маске.

– Чрезвычайная ситуация, нам нужен компьютер. – Эбби без церемоний прошла за стойку.

Ее появление не произвело на женщину никакого впечатления, и я подумала, что Эбби частенько сюда наведывается.

Посадив Хейли, она принялась сканировать фотографию из альбома. Обернувшись через плечо, Эбби сказала:

– Кстати, насчет нашего приятеля, собиравшегося мной поужинать… – Подняв руку, она продемонстрировала начавшую заживать руку. – Это был не койот.

– Скажи еще раз!

– Он оказался помесью мастиффа и койота. Дикий койот немного поухаживал за Фифи, получив целый помет гибридов. – Она посмотрела на экран компьютера. – И еще одно… – Эбби пробежала пальцами по клавиатуре. – В службе контроля за животными сказали, что пес был одомашненным. В желудке нашли «Педигри». У собаки был хозяин, а у хозяина будут неприятности, если его найдут. По крайней мере я этого жду.

Закончив сверлить зубы, к нам вышел Вэлли. Его обычно по-медвежьи добродушное лицо выглядело неестественно серьезным. Эбби вызвала на экран отсканированное фото, и Вэлли сказал:

– Позволь, я сам.

Годами рассматривая лица людей, раскрывавших перед ним рот, Вэлли хорошо разбирался в происходящих от времени изменениях. Поработав около рта, он добавил второй подбородок, утончил брови и поменял форму носа.

– Это не просто мои гипотезы. Все основано на анатомии черепа, изменениях мышечной ткани и на том, что известно о процессе старения.

Поменявшись, изображение вздрогнуло, и вдоль моего позвоночника пробежала горячая волна.

– Придайте более грубые черты и немного массы, – попросила я.

Он добавил припухлости под глазами. Потом нанес следы действия алкоголя и солнечных ожогов. Наконец утолщил шею, спросив:

– Как тебе?

Результат моделирования приобрел несколько искусственные, но вполне узнаваемые черты.

– Это Шенил Вайоминг, – сказала я.

Надо же, Шенил знала Брайана. Она знала Брайана почти двадцать лет. Когда-то Шенил была в него влюблена.

Направляясь в полицию, я ломала голову над этой загадкой. Смысл странным образом ускользал. Кристал Хопп, «кей-си», Кейси. Со временем она ушла далеко от «Клуба оставленных после уроков»: подсела на наркотики, продавала свое тело… Как я и как большая часть выпускников из Чайна-Лейк, она перебралась в Санта-Барбару, заодно превратившись в Шенил Кристал. Эффектное имя, я сама прочитала его в сообщении о свадьбе. В итоге Кейси Хопп стала Шенил Вайоминг – мятежницей, строящей план, как стать самой известной из раскаявшихся грешниц нашего времени. Она собиралась превзойти Марию Магдалину, став не просто поборницей, но властительницей.

Я смотрела на дорогу. Над асфальтом струился и дрожал горячий воздух. Шенил Вайоминг собиралась стать той, кто будет кнутом управлять новым миром. А ведь когда-то она слонялась по улице около моего дома, пила, курила и пялилась на Брайана. Все из-за ничего. Все из-за его молчаливого отказа.

И наконец, совсем недавно, когда к «Оставшимся» пришла Табита, Шенил вернулась к своей прошлой жизни. Табита, избранница Брайана и новое увлечение пастора Пита, с ясными образами ее картин и чистенькими руками… Сколько зависти может взрасти на такой почве?

Как я и говорила Джесси, «Оставшиеся» намеренно бросили Табиту на разрушение моей жизни, жизни Люка и Брайана. Могло ли такое быть следствием старой школьной ревности? Если так, то Брайан не дал Шенил ни одного шанса. Встретившись, он даже не узнал ее. Шенил была для него пустым местом.

Теперь она верила, что Брайан убил ее мужа, и требована возмездия. Жаждала реванша перед всем миром. Ап, и в дамки…

Мои руки, державшие руль, сильно вспотели.

Впрочем, детектив Маккрекен имел другое мнение. Повертев состаренную на компьютере фотографию в прокуренных пальцах, он звучно вздохнул, присвистнул носом и, подумав еще немного, сказал:

– Неудачная школьная любовь. Что из того?

Действительно – что?

– По меньшей мере она обладала информацией. То есть Шенил Вайоминг знала Брайана.

– Вы забываете, какой это город. Здесь все всех знают. Но не думаю, что местные жители станут говорить со мной о романах, случившихся у них в школьные годы.

– Какой же это роман?.. – сказала я.

– Ах да… Неудачное безответное чувство. Связь, еще более сильная.

Моя решимость угасла, оставив лишь желание сменить тему.

– Вы нашли орудие убийства?

– Я что, на вас работаю, что ли? – буркнул детектив.

На следующий день, возвращаясь в Санта-Барбару, мы с Люком услышали по радио про аварию, происшедшую на Стейт-стрит. Автомобиль въехал в витрину с мясными деликатесами, пытаясь переехать бродячего кота.

– Хотелось бы напомнить слушателям, – сказал диктор, – что мини-вэн «превия» не совсем подходящее средство для борьбы с брошенным животным. Если имеете подозрение, что такое животное бешеное, позвоните в службу ветеринарного надзора.

Вернувшись к Джесси, я проверила автоответчик, но ни одного сообщения не было. Затем долго пыталась дозвониться до занимавшейся учетом лекарств медсестры Йоргенсена. Ответа не было.

Интуиция не давала покоя, настойчиво подсказывая мысль об особом значении похищенных «Оставшимися» наркотиков и о связи этого факта со смертью доктора Йоргенсена. Не выдержав, я позвонила Кевину Эйхнеру, чтобы поделиться подозрениями. Судя по шуму, раздавшемуся из трубки, Кевин ответил с какой-то стройки.

Мою информацию он воспринял спокойно:

– Шенил не удалось склонить меня к краже, поэтому она вцепилась в Глори. Наверное, сработала привычка Глори к повиновению.

Я поинтересовалась, не выказывала ли Шенил потребность в каких-то особых наркотиках.

– Морфин. По ее словам, он понадобится про запас на случай тяжелых ранений. И любые средства, используемые неврологами. Например, для отражения химического нападения. Докладываю: из упаковки в дюжину пива Шенил всегда заначивала пару бутылок.

Чуть позже я отправилась к врачу, чтобы сделать вторую прививку. Как только доктор Эббот мазнула по руке смоченным в спирте тампоном, я спросила:

– Какие лекарства должен иметь под рукой врач-невролог? Если он работает с пациентом, страдающим от церебрального паралича.

Мой доктор удивилась: она ожидала вопросов о бешенстве.

– Почему вы спрашиваете?

– Это для одного дела, которое я веду.

– Ну, допустим, обезболивающие и противосудорожные препараты. В основном… дилантин, тегритол… Также средства от мигрени и, разумеется, от болезни Паркинсона.

– А если врач, скажем, пластический хирург?

– Тогда анестезирующие и седативные препараты: лидокаин, викодин.

– Какие из этих препаратов совпадут с теми, что применяет невролог?

Эббот ответила не сразу. Затем, наморщив лоб, сказала:

– Возможно, ботокс. – Сообразив, насколько я далека от медицины, она пояснила: – Токсин ботулизма. Неврологи используют его как средство борьбы с ЦП. Ботокс оказывает парализующее действие. Препарат может снимать спазмы в случаях, когда другие лекарства оказываются неэффективными.

– Что, тот самый токсин, вызывающий ботулизм?

– Да. Исключительно опасная субстанция, и ее используют лишь опытные терапевты. Вводится ничтожная доза, причем внутримышечно.

– Зачем ботокс пластическим хирургам?

– Не говорите, что никогда не слышали. Это же самое последнее изобретение. Оно избавляет от морщин.

– Вы шутите?!

– Токсин вводят под кожу на лбу, и мускулы пациента оказываются парализованы. Он просто не может нахмуриться, что выравнивает кожу и делает лицо моложе.

Я брезгливо поморщилась. Добровольный паралич ради тщеславия?

Возвращаясь к Джесси, я поняла, что запуталась окончательно. Если на то пошло, лицо, сделанное мертвым ради его красоты, – это лишь шикарная маска смерти. Трудно даже представить реакцию Джесси на подобную концепцию улучшенного параличом человеческого тела.

Через несколько минут он позвонил сам, и мы условились встретиться после работы. Я так и не сказала про ботокс. Пока концепция выглядела слишком грубой.

Потом я еще раз позвонила медсестре из клиники доктора Йоргенсена, на сей раз застав ее дома.

– Ограбление? – переспросила она. – В основном они взяли болеутоляющие.

– А ботокс?

– Ха! Забавно, что вы это спросили.

– Почему?

– Потому что через неделю мы ожидали услышать об умерших наркоманах. Любой, кто попытается ввести в вену этот препарат, остынет к нему спустя несколько дней. Станет буквально холодным, как камень. И знаете, в каком-то смысле это стало бы правосудием. Однако оно не свершилось. Вероятно, грабители догадались прочитать упаковку.

Нет, подумала я. Они приберегли ботокс для собственных целей.

Лишившись покоя, я обратилась к источнику, почти всегда утолявшему мои тревоги, и вышла в Интернет. Поиск по ключевому слову «ботокс» принес сотни веб-сайтов, причем девяносто процентов ссылок вели к информации о пластических хирургах, представлявших собой нескончаемый поток радости: «Ошеломляющие результаты! Всего одна инъекция парализовала мышцы на целых полгода!»

Все же несколько ниже в моем списке обнаружилось нечто более мрачное: «Потенциальные возможности использования ботокса в качестве биологического оружия».

Я прочитала эту фразу вовсе не на «Страничке красоты доктора Рекса». Информация нашлась на сайте департамента безопасности. Не прочитав и до половины, я почувствовала, как пересохло во рту. Яснее ясного: ботокс – второй по опасности после сибирской язвы. У любого террориста такое средство будет в обойме лучших. Оно настолько опасно, что смертельная доза измеряется несколькими нанограммами. А потенциальными жертвами могут оказаться и пассажиры авиалайнера, и Генеральная ассамблея ООН, и ваша бабушка.

Не отрывая глаз от экрана компьютера, я набрала номер эксперта по оружию, единственного выпускника военно-морского колледжа, которого я знала лично. То есть позвонила отцу. Он поднимался в свой номер в сингапурском отеле.

– Биотерроризм? «Ядерная бомба бедного человека». И мне неприятно услышать этот вопрос из уст собственной дочери. Что происходит?

Я коротко обрисовала пункты своего исследования.

– Биоагенты, используемые в качестве оружия, – это средства массового уничтожения, и они чрезвычайно дешевы. Вам не нужны заводы по разделению изотопов, не нужны физики-ядерщики или даже пушки и их огневая мощь. Нужные патогены живут в окружающей нас среде, или их можно заказать по почте непосредственно у фармацевтической компании. Террористом легко стать, располагая школьным набором для химических опытов. При определенной склонности к таким делам можно изготовить вредоносные вещества в количестве, достаточном, чтобы убить тысячи людей. Еще легче похитить готовый токсин.

Меня бросило в жар. Похитить токсин? Шенил Вайоминг так и сделала.

– Девочка, скажи, почему ты интересуешься таким вопросом? – строго спросил папа.

Шенил хотела от Кевина Эйхнера не обычных наркотиков. Она собиралась дать старт Армагеддону, распространив свой собственный вирус Апокалипсиса.

Стараясь успокоиться, я прижала к уху трубку и заходила по комнате, излагая свои мысли.

– Это звучит просто ужасно. – Голос папы изменился. – Хочешь сказать, Табита и те, с кем она путается, хотят получить доступ к биологическому оружию?

Океан был небесно-голубого цвета, в воздухе носился острый запах морской соли. Над линией прибоя летал пеликан, зависая над самой поверхностью воды. «Оставшиеся» по определению не могли видеть этой картины. Доступная им скрытая от дневного света версия нашего мира походила на то, что физики именуют «темной материей»: то была вселенная, где сталкиваются неведомые силы, созидающие и разрушающие все, что в конечном итоге управляет судьбами людей. Шенил хотела посеять ветер, собираясь пожать настоящую бурю. И более того, полагала: сделав так, она начнет свое шоу, в котором сыграет роль верховной предстоятельницы мира, что останется после.

– Да, именно так я и подумала, – ответила я отцу.

На линии воцарилась долгая, действительно трансокеанская тишина. Потом отец сказал:

– Что-то подобное сделала секта «Аум Сенрикё», распылив в токийском метро боевой газ зарин. А еще экстремисты из секты «Раджнеши калт» в Орегоне, заразившие сальмонеллой салаты для ресторанов и баров. Тогда они заразили семьсот пятьдесят человек. Эван, то, что ты подумала, достаточно реально.

– Спасибо, папа.

– Скажи, в местной полиции есть люди, которым ты доверяешь?

Я вздохнула:

– Нет. Слишком шаткие свидетельства. Их принимают за обычные домыслы.

– Послушай, с точки зрения исполнителя теракта, химическое или биологическое оружие имеет несколько преимуществ. Во-первых, легкость доставки, включая «биофугасы», беззвучно детонирующие среди ночи, заражая население прилегающей территории. Второе – это возможность безопасного отхода. Инкубационный период может длиться дни, недели и даже месяцы. Биооружие действует иначе, чем пуля. А террорист уберется восвояси задолго до того, как проявит себя его атака.

На самом деле, – продолжал он, – жертвы могут и не подозревать о том, что стали объектом нападения. Одной из главных составляющих этого кошмарного сценария является время, необходимое для установления самого факта: подверглись ли вы атаке или стали жертвой обычной эпидемии.