Текст книги "Озеро смерти"

Автор книги: Мэг Гардинер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Брайан сразу успокоился, словно его рану заклеили пластырем. Мы поговорили еще немного относительно встречи с адвокатом, о том, как должен себя вести обвиняемый в убийстве, и о невозможности внесения залога. Услышав это, Брайан совсем поник, и его глаза словно подернулись пеплом.

– Плохое место, – сказал он. – Даже стены смердят дерьмом, от них исходит что-то ужасное. Я здесь, а «Оставшиеся» – там, на свободе… – У него перехвалило горло. – Эван, мне нужно выйти отсюда.

– Делаю все, что могу.

– Я не совершал того, в чем меня обвиняют.

– Знаю.

Брайан изучающе посмотрел мне в лицо, словно ища сомнение. Я сделала так, как должен был сделать Люк: нарисовала на своей груди крестик. Затем положила руку на плексиглас. Через секунду с другой стороны прозрачного барьера поперек моей руки легла рука брата.

– Я тебя вытащу.

Святой крест, или чтоб я сдохла!

ГЛАВА 12

Когда мы получили возможность забрать Люка, было уже три часа. За рулем сидел Джесси, и его машина совсем не походила на забор для объявлений. Магнитола громко играла «Перекрестки» Клэптона.

Я уныло смотрела в окно.

Подчеркивая заброшенность этих мест, на выбеленный изломанный пейзаж падал резкий солнечный свет. Впрочем, в них была своя прелесть, как заметил Джесси, восхищенно показывая в сторону горизонта:

– Изумительный ландшафт! Господи, пик Уитни, хотя до него не менее сотни миль. Красота! И ощущение простора.

Я только хмыкнула. Когда Джесси поинтересовался моим мнением, ответила:

– Жить здесь – все равно что сидеть в заключении.

Он сменил тему:

– Вчера по телефону я начал говорить о семье, что ушла от «Оставшихся». Эту семью знает мой врач из реабилитационного центра: у их дочери церебральный паралич.

Лицо Джесси приняло грустное выражение.

– Вероятно, пастор Пит демонстрировал свое неприятие физических недостатков не только мне. Я пообщался с главой семьи. Он согласился рассказать о церкви «изнутри».

– Спасибо, Джесси.

– Да, тебя искала Салли Шимада, репортер.

У меня вырвался недовольный стон. Абсолютно никакого желания разговаривать с прессой.

– Салли хотела поговорить о докторе Нейле Йоргенсене.

Я совсем забыла о гибели пластического хирурга, и неожиданно интерес к этой теме снова вспыхнул.

– Что она сказала?

– Только то, чтобы ты обязательно с ней созвонилась. – Он ловко подделал интонацию Салли: – Обязательно-обязательно…

Хэнкинсы оставили входную дверь открытой, чтобы шел свежий воздух. На всякий случай я постучала и тут же услышала громкий голос Вэлли:

– Не заперто!

Джесси начал двигать коляску по ступеням.

Вэлли мы обнаружили на полу, рядом с игрушечной железной дорогой. Увидев Джесси, он в первый момент удивился, но тут же встал и протянул руку со своей обычной улыбкой сенбернара.

Каждый раз этот момент меня коробит. Взгляды, в которых застыл немой вопрос, и ощущение неловкости, часто проявляемое физически полноценными людьми при виде инвалидной коляски…

Обычно Джесси преодолевает этот момент мимоходом, как бордюр на тротуаре, но я не знаю, что он чувствует.

Впрочем, хотя Вэлли был приветлив, Эбби не собиралась ходить по лесу без карты. Она посмотрела на Джесси открыто, поверх очков:

– Отлично. Эван рассказала не совсем все. Вы попали в аварию?

– Меня сбили на дороге и уехали.

– Досадно.

Эбби посмотрела на меня:

– Больше не буду жаловаться на свою коленку. И черт побери… Посмотри на себя в зеркало! Полож: и на глаз что-нибудь холодное.

Уже на кухне я спросила:

– Как наш Люк?

– Великолепно. Очень тихий, но проблем никаких. Играет во дворе с Тревисом и Далси.

В кухонное окно мы видели, как дети носились, появляясь и снова исчезая из поля зрения. Люк толкал по лужайке детский автомобильчик. Далси отчаянно крутила рулевое колесо, а сидевший сверху Тревис вопил, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Они отлично себя чувствуют, – сказала Эбби. – Но прежде чем они вернутся, я спрошу: что произошло с мамой Люка? Она примет ребенка, пока Брайан в тюрьме?

Я покачала головой:

– Брайан – единственный попечитель сына. Он поручил мне заботу о Люке. По решению суда Табита не имеет права с ним встречаться. Если она захочет оспорить решение, сделать это будет очень сложно.

– Хорошо.

Джесси обнаружил на столе раскрытый школьный альбом. Неожиданно хмыкнув, ткнул пальцем прямо в мою фотографию. Скобки на зубах, неухоженные волосы и первая кошмарная попытка подвести глаза.

– Хотелось бы взглянуть на твои снимки, особенно в то время, когда ты учился бриться.

Тут в голову пришла одна мысль. Я попросила Джесси отыскать в альбоме Энтли: так звали женщину, числившуюся хозяйкой Энджелс-лэндинга. Просмотрев список, Джесси покачал головой.

Я подумала еще немного.

– Попробуй найти фамилию Хопп.

Имя попалось на сто шестнадцатой странице.

– Кейси Хопп. Знаешь, кто это?

Эбби не знала. Изображенную на снимке группу молодых людей сопровождала подпись: «Клуб оставленных после уроков». Крайней оказалась фигура, обозначенная как Кейси Хопп, – в безобразной фланелевой рубашке и надвинутой на самые глаза круглой шапочке.

– Это мальчик или девочка? – спросила Эбби.

Сказать этого я не могла. Но собиралась выяснить.

Ведущая во двор дверь со стуком распахнулась, и в дом ввалились совершенно запыхавшиеся дети. Далси с Тревисом уставились на Джесси. Подойдя к нему, Люк с непостижимо спокойным лицом поднял руку в приветствии, списанном из мультфильма про индейцев сиу.

– Привет, маленький пижон, – сказан Джесси. – Как делишки?

– Мой папа в тюрьме.

– Отстой, мистер Одни Факты.

Далси подергала Эбби за рубашку:

– Я думала, ты не должна говорить «отстой».

Эбби потрепала дочку по руке:

– Иногда и этого слова недостаточно.

Тот вечер мы провели в Чайна-Лейк, слишком уставшие, чтобы ехать на машине. Утром я поговорила с Брайаном. Судя по голосу, моральное состояние брата ухудшилось. Проведенная в тюрьме ночь сильно подорвала моральный дух. Не видя перед собой ничего хорошего, он постепенно опускался.

Как добропорядочная гражданка, я сообщила детективу Маккрекену о своем намерении покинуть город. Известие не обрадовало его, однако препятствовать детектив не собирался. На вопрос о возможности навестить жилище брата Маккрекен, к моему удивлению, сказал:

– В любое удобное время. Эксперты закончили работу вчера. Заграждение мы убрали.

Собравшись с духом, я сказала себе, что не стану особенно задерживаться в доме. Просто заберу свое имущество и уложу кое-какую одежду для Люка. Но, простояв возле входной двери минут пять, так и не смогла решиться войти. Я пошла вокруг, через дворик, подумав, что проникнуть в дом оттуда окажется легче.

Мусорный бак убрали, но порядка это не прибавило. Я не стала подходить к месту, где горело пламя. Вместо этого я всмотрелась в комнату сквозь сдвижную дверь, изучая царивший в ней беспорядок: разбитую мебель, стены, исписанные цитатами из Библии, цепочки следов от снимавших отпечатки полицейских. Картина как после пьяного дебоша…

– Эван?

От испуга я подпрыгнула. Во внутренний дворик зашел Марк Дюпри.

– Я только что виделся с Брайаном. Он сказал, что тебя можно найти здесь.

Марк неплохо смотрелся: авиационная эмблема с крылышками на рубашке, брюки наглажены так, что можно порезаться стрелками, приятный голос. Даже форма цвета хаки и та гармонировала с цветом волос. В стеклах зеркальных очков играло утреннее солнце.

– Хочу, чтобы ты знала: в эскадрилье все на стороне Брайана. Весь личный состав, на сто процентов. Это дело – чей-то весьма ловкий трюк.

– Спасибо, что сказал. – Он что-то недоговаривал. Я спросила: – Что еще?

– Насчет того выстрела… Не знаю, как сказать.

– Марк, говори прямо.

Он посмотрел на горы.

– Ладно… Знаешь, а ведь Брайан думал, что Питер Вайоминг спит с Табитой.

В голове моей застучало.

– Нет… Я не знала.

– Все это время он гадал, кто этот человек. А когда получил наконец случай встретиться с ним лицом к лицу, подонка нашли застреленным в его доме.

Сердце тоскливо заныло.

– Думаешь, гермошлем загорелся у Брайана на голове?

Марк деликатно поднял руку:

– Я не говорил, что он совершил убийство. Я говорю, что Брайан сбежал, обнаружив тело, потому что «поплыл».

Любовный треугольник. Ужасно. Потому что это мотив.

– Ты не поделился этим с полицией? Скажи, что нет.

– Нет, конечно… Говорю, чтобы ты поняла причину, по которой Брайан повел себя так нехарактерно. Он считает себя виноватым в том, что ты нашла труп в его доме.

Все, что я могла увидеть в стеклах его зеркальных очков, – это свое собственное искаженное изображение. Здесь что-то не складывалось. Его поза, его правильность. Манера поведения никак не объясняла напряжение, с которым Марк сжимал губы в конце фразы.

Вот что меня покоробило: он должен был подтвердить алиби Брайана.

– Марк, ты говорил полиции, что в тот вечер Брайан все время был с тобой? Ведь он выходил всего на несколько минут. Или нет?

Выражение его лица ничуть не изменилось.

– Я сказал им, что уверен в его полной непричастности.

– Это не одно и то же.

– Брайан не совершал этого преступления. Точка. Могу поклясться.

– То есть ты не дал ему алиби. Почему, черт возьми?

В голове стучало, как молотом.

– В данный момент это невозможно.

Словно смерч, во мне закрутились подозрения, извлекая из памяти все, что касалось Чайна-Лейк: о неправде, сказанной с непроницаемым лицом во имя сохранения военных секретов, и вообще о той невозмутимо-гладкой лжи, на которую способны люди в форме.

– Ты подтвердишь его алиби или нет?

Налетел резкий порыв ветра, заставивший меня вздрогнуть. Но фасад Марка ни на мгновение не утратил своего глянца.

– Отвечаю тебе, как его друг. Это все, что я могу в настоящий момент времени сообщить полиции. Казалось бы, ты должна радоваться.

– В настоящий момент Брайан борется с течением, не имея хотя бы весла. Словами ему не помочь, и не стоило приносить мне этот букет.

– Твой брат в курсе. Тебе тоже следует знать.

«В курсе». Предполагалось, что Брайан знал и соглашался с тем, что Марк не выступит в его защиту. Вдруг меня осенило: а был ли Марк дома той ночью? И был ли Брайан у Марка? Я подумала, что вместо этого они могли находиться на базе.

Что, если Марк дежурил – например, у него были ночные полеты, в которых испытывал ось строго засекреченное вооружение? Если так, он не проболтался бы и собственной жене. И тем более Марк не скажет этого мне или полиции. На какое-то мгновение я возненавидела окружающее. По нашей, чисто семейной, традиции, слова «военно-морской флот» означали бомбы большего, чем обычно, размера и новые, самые совершенные способы убийства. А также все, что необходимо для обеспечения преимущества и авторитета флота: у офицеров ВМС даже член больше, чем у прочих вояк.

Частью общей стратегии был и Большой Секрет, дававший питательную среду для параноиков, изо всех сил веривших, что спутники ЦРУ следят за тем, как они писают, а возле «Зоны-51» снуют толпы пришельцев. Еще они верили в спрятанные за горизонтом правительственные концлагеря, куда скоро повезут узников чудовища.

Где тут ирония? В итоге все игрушки военных оказывались представленными на ежегодной Неделе авиационной техники.

Но Марк Дюпри вовсе не собирался нарушать уставы – даже ради того, чтобы спасти Брайана от обвинения в убийстве. Не спасти своего друга… Я замерла на месте, ошарашенная этой мыслью, совершенно не укладывавшейся в моем воспаленном мозгу.

– Твое понимание дружбы сильно отличается от моего. До встречи, Марк.

Я вошла в дом, громко захлопнув за собой дверь.

В коридоре висела пыль, и на свету ее частички беспокойно крутились в воздухе. Меня еще трясло от злости. Дом казался отравленным краской. Повсюду виднелись пятна черного порошка, предназначенного для снятия отпечатков пальцев. По полу в гостиной растеклось большое бурое пятно неправильной формы. Тонкая кровавая дорожка бежала по ковру до самой двери во внутренний дворик. Меня подташнивало.

Почему-то в ночь, когда произошло убийство, я не заметила этих подробностей. Вероятно, тогда внимание отвлекли другие пятна, на стенах – большего размера, более яркие и куда более красные. Показалось странным, что кровавая дорожка такая узкая. И другая мысль: зачем убийце понадобилось вытаскивать труп во внутренний дворик?

По-видимому, он сделал это, чтобы уничтожить улики: отпечатки пальцев, волокна, следы борьбы и вообще все, что угодно. Но если целью убийцы было только это, тогда почему он не сжег весь дом целиком? Нет, за попыткой уничтожить тело явно скрывались иные, более глубокие, мотивы.

Труп в мусорном баке. Если это не символ, то что?

Из закоулков сознания возникло тревожное видение: Брайан остолбенело уставился на картину преступления, а в это время спрятавшийся в доме убийца ждет и потом, после его ухода, выстраивает все в настоящую психическую атаку на мое сознание, заранее готовое к восприятию ужаса.

На улице завывал ветер, облизывая стены дома. Заторопившись, я начала собирать вещи. Нужно как-то навести здесь порядок: убрать ковер, отмыть стены и заново перекрасить все это проклятое Богом место. Потом, уже поворачивая ключ в замке, решила, что Брайан вряд ли будет здесь жить. Скорее всего ни он, ни Люк никогда не переступят порога этого дома.

По всей дороге до побережья дул боковой ветер, жаркий и порывистый. Именно ветер открыл перед нами вид на коренные породы в Санта-Ане, результат эрозии почвы. Волны белыми стадами уходили на запад по сверкавшему под лучами солнца Тихому океану.

Люк ехал в моей машине, и он первым заметил поднимавшееся к вершинам гор бурое облачко. До дома Джесси оставалось ехать минут двадцать. Горы возвышались вдоль береговой линии, и рядом с их вершинами вырастало единственное, неизвестно откуда появившееся облако.

– Это дым, – сказал Люк.

Пригнувшись к рулю, я посмотрела вверх.

– Думаешь, дым?

– Там пожар.

Похоже, Люк был прав. Я включила радиоприемник. Станция транслировала обычный рок-н-ролл для озабоченных белых парней, а природный катаклизм еще не привлек внимания общества. Однако сезон предполагал повышенную пожароопасность, и в это время года заголовки новостей всегда пестрили сообщениями об огненных валах в милю шириной, надвигающихся на дом очередной кинозвезды где-нибудь в Малибу.

В такой обстановке все загорается легко, достаточно щелкнуть пальцами.

В Калифорнии с пожаром сражаются, как с заклятым врагом, борются с этим чудищем и называют не иначе как «Пожар» – с большой буквы «П». Все же пламя является неотъемлемой и жизненно важной частью экосистемы. Иногда оно тонизирует или даже оказывается средством восстановления. На некоторых плантациях огонь используют для роста полезных растений. Там становится бедствием его отсутствие или, точнее, длящееся столетиями искусственное сдерживание. Листва опадает, копится год за годом, и когда искра неминуемо возгорается, огонь становится разрушительным, огромным и не поддающимся тушению.

Если такой пожар подступает в вашему дому, к вашему городу, стоит бороться до последнего.

Через минуту мы лучше увидели то, что случилось. Дым столбом поднимался вверх с гор, стоявших за Карпинтерией, затем расплываясь в огромное облако. Внизу, у основания этого столба, в зарослях чапараля, клубы дыма шли гуще и интенсивнее.

– Я вижу огонь! – Люк показал рукой в сторону пожара.

Не успела я моргнуть глазом, как в клубах дыма промелькнул и исчез быстрый отблеск.

Темп дорожного движения постепенно снижался. Сначала люди просто осторожничали, но если ветер погонит пламя дальше, шоссе перекроют, и такое обстоятельство станет проблемой иного порядка. Стиснутое между горами и океаном, сто первое шоссе было основной трассой, шедшей в Санта-Барбару, так что от него зависела вся жизнь города. Однажды движение в сторону Лос-Анджелеса остановилось на целую неделю. Тогда, несколько лет назад, на сто первом шоссе произошел разлив токсичных химических веществ.

Уткнувшись в вереницу ярких стоп-сигналов, я остановила машину.

– Спорим, сейчас пришлют самолеты? – сказал Люк.

Служба охраны лесов США располагала собственной базой на аэродроме Санта-Барбары, самолеты с которой вылетали на особенно крупные пожары. Тем летом мы уже видели «DC-7S», «C-130S» и «P-3S», летевшие на тушение пожаров в Монтану и Аризону.

Тяжелые на подъем, они отрывались от земли неохотно, ревя поршневыми моторами и занимая всю взлетную полосу. Эти самолеты, как старые солдаты, внушали к себе уважение.

Люк вертелся на сиденье, стараясь получше рассмотреть дым.

– Смотри! – вдруг закричал он. – Номер двадцать третий!

Он показал на блестящую полоску с носом и хвостовым оперением оранжевого цвета, едва различимую на фоне горного пейзажа. Самолет спикировал в сторону дыма и, прежде чем исчезнуть в его клубах, открыл люк, словно для бомбометания. Из-под брюха немедленно отошел вниз заряд красноватой суспензии, накрывший пламя. Спустя мгновение самолет опять появился из дыма, начав набор высоты для ухода из турбулентной зоны над пожаром. Крылатая машина мчалась прямо на нас, направляясь в сторону моря, постепенно вырастая в размерах и грохоча двигателями, пока не пронеслась наконец над нашими головами на высоте всего нескольких сотен футов. Казалось, от рева моторов завибрировали кости.

– Ого! – восхищенно сказал Люк.

– Да уж…

Самолет был уже над морем, направляясь в сторону аэродрома, чтобы снова залить бак.

– Что, если самолет пролетит сквозь пламя?

– Самолеты очень крепкие. Ничего не случится.

– Нужно покрасить самолет в красный цвет, тогда он не загорится.

Люк проводил взглядом постепенно снижавшуюся машину.

– Можно за них помолиться? – вдруг спросил он.

Я взглянула на него с некоторым удивлением:

– Да, если хочешь.

Он закрыл глаза, но тут же открыл снова:

– Можно молиться за всех пожарных летчиков?

Лицо мальчика казалось пронзительно грустным.

– Если хочешь, можешь помолиться за всех летчиков, – предложила я.

Кивнув, он прикрыл глаза.

Я чувствовала, что не в состоянии молиться вместе с ним. Вселенная слишком жестока к маленьким мальчикам, позволяя обращаться с самыми страстными мольбами и вовсе не обещая ответа.

ГЛАВА 13

Когда мы выбрались наконец на Баттерфляй-Бич, Джесси вытащил усталого Люка на пляж. Я отказалась, оставшись наблюдать за ними с бутылочкой холодного пива «Хайнекен» в руке. В воздухе носилась соленая водяная пыль. Мгновенно воспрянув духом, Люк в полном восторге размахивал навстречу волнам тонкими, как проволока, руками. Едва первый вал накатил ему на ноги, Люк тут же завопил:

– Холодно!

Джесси следовал за ним. Оставаясь в сидячем положении, он подгребал руками песок и отталкивался более-менее здоровой ногой. Когда он только купил себе дом в месте, где пляж отделен каменистой грядой, я подумала, что Джесси нарочно ерничает, желая устроить себе репутацию чудака.

Вместо этого Джесси проводил выходные за расчисткой от камней спуска к воде. Теперь он сумел добраться до воды всего минутой позже Люка и тут же исчез в волнах. Догнав отходящий от берега вал, Джесси превратился в грациозное и уверенное в своем теле морское существо, направившееся к Люку в обычном, всегда мощном и свободном, стиле.

Склонив голову набок, я сделала большой глоток, продолжая наблюдать, и тут же заметила над головой другой самолет службы охраны лесов, заходивший в направлении аэропорта.

Вскоре с пляжа возвратились Люк и Джесси. Закутав мальчика в желтое купальное полотенце, я отправила его под душ, определив затем в комнату для гостей. В доме было три спальни, располагавшихся в стороне от гостиной, кухни и столовой.

Когда Джесси въехал через дверь внутреннего дворика, я как раз изучала содержимое холодильника. Решила на всякий случай уточнить, что он предпочитает на обед – лук или пищевую соду. Переместившись к дальней стене гостиной и вытирая полотенцем мокрую голову, Джесси пробурчал:

– Мне некогда.

Затем Джесси поставил диск Джимми Хендрикса под загадочным названием «Электрик ледилэнд». Выкрутив звук на максимум, он отправился в свою комнату, чтобы принять душ.

Что делать… Я взбила несколько куриных яиц и зажарила два рогалика, назвав все это обедом.

– Запахло вкусным, – одобрительно произнес Джесси, появившись из душа босиком, в белой футболке и джинсах.

Нажав кнопку проигрывателя, он поставил песню под актуальным, как никогда, названием «Все из-за „Сторожевой башни“». Гитара Хендрикса резанула, словно что-то острое – то ли ветер, то ли коса.

«Отсюда должен быть выход…»

Близился закат, и с дымом от пожарища он занимался по-марсиански красным маревом. Сквозь толстое стекло выходящего на пляж окна в комнату падал косой свет, озаряя лицо Джесси кроваво-красным сиянием, окрашивая белую футболку в цвет красного вина. Зайдя на кухню, Джесси вытащил пробку из бутылки «Пино-нуар». Наполнив два стакана, дотянулся до пузырька с таблетками болеутоляющего. Потом вытряхнул на ладонь две штуки и проглотил сразу обе, запив вином.

– Что, очень болит? – спросила я.

Джесси устроился на стуле.

– Бывало лучше. – Он выпил еще вина, а затем решил переменить тему: – Я так и не рассказал про кита.

– Люк рассказал. Кто-то врезался в китовый жир на скутере.

– Городские специалисты взяли тушу на буксир, закрепленный на траулере, и потащили в море. Шутники, что врезались в кита, были выпивши. – Он повернулся, чтобы я лучше слышала. – На следующий день меня вызвали в больницу, куда они попали. Эти типы пожелали выкатить городу иск за полученные ранения. Теперь благодаря слушаниям «Гол против „Беовульф букс“» я получил известность как адвокат по делам, связанным с дикими животными. – Джесси брезгливо поморщился. – Но я отказался. Посоветовал им обратиться к Скипу Хинкелю.

– К кому?

Он фыркнул:

– Судья Родригес сделала Хинкелю выговор за то, что Скип пытался опорочить меня в прессе. – Джесси отпил еще глоток вина. – Он настучал в департамент охраны природы, что якобы я занимаюсь контрабандой хорьков.

Я застыла с тарелками в руках.

– Нет, не может быть.

– Звонок был анонимный, но больше никто на такое не способен. В пятницу в мой офис пришел инспектор из департамента. Знаешь ли, такая маленькая шавка и бегает с бумажками по твоему офису… Работать просто невозможно.

– Не могу поверить… Скип?

– Уверен, это он. Идиот конченый. Вот же… свинцовые мерзости жизни…

Ну да… То же, что «гребаные жизненные факты». Определения Джесси всегда трудно оспорить.

– Ничего, у тебя есть репутация.

– Хрен с ним. Моя репутация меня сбережет.

Вскоре быстро стемнело. Уложив Люка, я вернулась к Джесси на диван. Сжав губы и скрючившись, он смотрел очередное бесконечное повторение «Секретных материалов». Пилюли явно не помогали. Встав за спинкой дивана, я начала разминать ему шею, чувствуя, как сопротивляются сведенные напряжением мышцы.

– Ложись-ка на пол. – Я похлопала Джесси по плечу.

Он лег на коврик. Опустившись на колени, я стала массировать его ноги, начав с голеностопов, прошлась по всей длине одной ноги, затем по другой. Я сгибала его ноги в коленях, старалась разрабатывать стопы, массировала бедра, подколенные сухожилия, икры…

Опыта массажа я не имела, но точно знала, что Джесси нуждается в сохранении своего моторного чувства, что ему следует избегать контрактуры, предохраняя ограниченные в движениях конечности от последствий паралича.

Джесси лежал в той же напряженной позе. В темноте мерцал телевизор, служивший единственным источником неяркого света. Малдер против Курильщика. Освещение соответствовало сюжету.

– Как ты думаешь, отчего убийца решил сжечь тело? – спросил Джесси.

У меня мгновенно заболела голова. Дико зачесались сразу все осиные укусы.

– Или он псих, или захотел уничтожить улики.

– Он?

– Он, или она, или они.

Джесси слегка приподнялся на локтях.

– Если убийца хотел уничтожить улики, почему не вывез тело в пустыню? Так поступает мафия.

– Наверное, опасался, что увидят соседи. Не знаю. Может быть, пришел в дом пешком и просто не мог вывезти тело.

– Полагаю, здесь что-то еще. В том, как тело располагалось в мусорном баке, я вижу или ритуальный подтекст, или дикую злобу.

С минуту мы оба прислушивались к шуму разбивавшихся о берег волн. Затем Джесси вытянул вперед руки, и я помогла ему приподняться. Подобрав ступни руками, он сел, скрестив ноги и привалившись спиной к дивану.

– Как ты помнишь, у «Оставшихся» были масштабные планы, – сказал он.

– Да.

Я потерла ладонями виски.

– Как полагаешь, смерть пастора Пита нарушает их схему?

– Нет. Шенил сказала прямо противоположное: они нацелены на схватку с антихристом более чем когда-либо. – Помолчав секунду, я добавила: – Помню, что сказала Ники. Нужно внимательно следить и не пропустить событие, которое возвестит «Оставшимся» о начале конца.

– А их вождь станет фейерверком, римской свечой, которая объявит о его наступлении.

– Что беспокоит меня более всего остального.

Взяв меня за руку, Джесси провел пальцами по внутренней стороне предплечья. Странно, но после всего, что случилось, его прикосновение осталось таким же электрическим.

– И я не в состоянии понять, каким образом в их планы вписывается Брайан. Если вообще вписывается.

– Знаешь, ты чертовски привязана к Брайану. – В его ясных зеленовато-синих глазах появилось нечто, сделавшее эти слова не совсем комплиментом. Джесси медленно произнес: – Скажи, Эв, что ты думаешь о том очевидном факте, что у него нет алиби?

Я не рассказала Джесси об отказе Марка Дюпри подтвердить алиби.

– Я думаю, алиби может обеспечить один его друг.

– Офицер ВМС?

– Да. Такой же пилот.

– Черт возьми! И он тут же выйдет на свободу!

– Что ты имеешь в виду?

Джесси бросил короткий взгляд в сторону телевизора. Скалли и Малдер сидели совсем рядом, но не касались друг друга.

– Давно хотел сказать… Ты освящаешь все связанное с флотом США. Считаешь здешних копов недотепами из глубинки, а морских офицеров, напротив, воплощением совершенства. Мне неприятно это говорить, но силы охраны правопорядка не захотят преклонить перед ними колена.

– Слишком грубое сравнение.

– Оно точное. Полиции Чайна-Лейк нет никакого дела до того, что Брайан летает на истребителе. Ты почитаешь своего брата, поэтому не видишь дальше своего носа.

– Не слишком честно с твоей стороны.

– Посмотри внимательно – и поймешь. Преклонив колена, ты не поднимаешь глаз на истину и не видишь, что вокруг творится. Отвергаешь саму возможность того, что Брайан может вести себя нечестно, или что у него была стычка с Вайомингом, или…

Я встала:

– Нет. Не говори. Даже не думай.

Его глаза загорелись.

– Это называется полным отрицанием.

– Нет.

Последовала холодная улыбка.

– Я отзываю свой иск.

– Джесси, замолчи, пожалуйста.

– Если у тебя не хватает воли рассматривать саму возможность, ты плохой адвокат.

– В данной ситуации я вообще не адвокат. Я сестра Брайана, и я отказываюсь рассуждать подобным образом. Не стоило и предполагать.

– Эв, ты должна отступить на один шаг и взглянуть на ситуацию объективно.

– Чушь! Хочешь сказать, это совершил Брайан?

– Я хочу сказать, что, арестовав Брайана, полицейские вовсе не выставили себя идиотами. У него был мотив преступления. Было средство для его совершения, и была благоприятная ситуация. К тому же, попытавшись отобрать Люка, Питер Вайоминг нанес ему удар в наиболее чувствительное место. Возможно, Брайан сорвался и взял события в свои руки?

– Нет.

– Ни тебя, ни меня там не было, и как мы можем судить с уверенностью?

Я никогда не злилась на Джесси так, как в тот момент.

– Ты забил самый последний гвоздь. Но тебя там не было. И не распускай язык! Ты считаешь Брайана убийцей только потому, что он вечно действовал тебе на нервы? Какое же ты дерьмо, Блэкберн!

Я услышала неясный звук, тут же со стороны двери послышался какой-то шум. Обернувшись, я успела заметить голову Люка, спрятавшегося за угол.

– О Господи…

Люк, стуча пятками, побежал к себе в спальню.

Я крутнулась на месте, обращаясь к Джесси:

– Черт! Он все слышал.

Джесси начал взбираться на кресло. Выглядел он неважно, но проявлять заботу было уже некогда. Я метнулась в спальню. Свет оказался выключен.

– Люк?

Он лежал под кроватью, сжавшись в комочек. Я попробовала погладить его по спине, но Люк тут же резко отодвинулся. Тогда я легла на пол лицом вниз, стараясь подлезть к нему под кровать.

– Люк, мой сладкий… Выходи.

– Нет… – со слезами в голосе ответил мальчик.

– Тигренок, я прошу тебя. Выходи, пожалуйста.

Люк лишь сжался еще сильнее и остался лежать, тихо скуля.

В дверях показался Джесси:

– Люк? Эй, маленький пижон, я…

Замахав рукой, я отослала его прочь.

Прошло около получаса, прежде чем я смогла извлечь мальчишку из-под кровати. Люк снова лежал в своей кровати, укутанный одеялом. Однако он ничуть не оттаял, несмотря на все мои уверения, что Джесси имел в виду совсем не то, что я сама жалею о нашем споре и… Могли ребенок понять? Мои слова звучали нелепо и лицемерно.

Джесси я нашла в гостиной. Он смотрел на прибой. Небо на востоке мерцало отсветом лесного пожара.

Джесси не обернулся.

– Как стыдно… Не могу выразить.

– Как думаешь, сколько должен перенести шестилетний мальчик, прежде чем сломается окончательно?

Опустив плечи, он закрыл руками глаза.

– Эван…

Я чувствовала в голосе Джесси раскаяние и одновременно сопротивление.

– Тебе просто не хочется влезать в мое дело. Видишь, я сказала это сама. – Пауза. – Мне нужно на воздух, – вздохнула я и вышла.

Я спустилась на пляж. Стояла теплая ночь, и лунное небо было ясным и звездным. Прибой рассыпался брызгами, выбегая к моим ногам пенными языками. Голова болела невыносимо. Пройдя всего ярдов пятьдесят, я вдруг сорвалась, с места и побежала.

Как же Джесси мог подумать, будто Брайан убил Питера Вайоминга?

Вокруг бились волны прибоя, но я продолжала бежать, чувствуя, как ноги увязают в песке. Желая одного – чтобы биение сердца заглушило и вытеснило из больной головы все звуки и все мысли. Я бежала и бежала вперед, пока не возникло ощущение, что отмахала несколько миль. Наконец поняв, что пора возвращаться, я медленно пошла назад, судорожно вдыхая задымленный воздух.

Через некоторое время я совсем остановилась и, запрокинув голову, положила руки на пояс. Лицо горело. Под мокрой рубашкой по телу бежали струйки пота. Укусы нестерпимо зудели.

Морские волны, сначала показавшиеся слишком холодными, стали желанным местом. Осмотревшись по сторонам и никого не увидев, я разделась и вошла в воду. Едва встречная волна прокатилась по бедрам, я нырнула.

Холодная вода сразу успокоила зуд. Отплыв от берега, я перевернулась на спину, вглядываясь в Млечный Путь. Звезды сияли красноватым светом, словно подсвеченные пламенем пожара. Меня качали волны, и все показалось изначально прекрасным.

Постепенно меня поднесло к берегу. Выйдя на пляж, я пошла к дому, как вдруг заметила свет в спальне Джесси. Приглашение? Правда, неизвестно к чему: то ли к выражению раскаяния, то ли к продолжению спора.