Текст книги "Сбитый ритм (СИ)"

Автор книги: Майя Филатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Нилия, это приказ, – отрезала Селестина, – к тому же в священнодействии Кетания не участвует. Проследи, чтобы после омовения девушка прошла в келью. Свою, разумеется… А сейчас пусть готовится, постом и молитвой. Тоже проследишь лично.

– Да, мать-настоятельница. Обязательно, – ответила старая монахиня настолько хищным тоном, что стало неуютно.

Молчание. И чего она так смотрит? А, точно.

– Э-э-э… Благодарю за оказанную честь, – торжественно выговорила я и попыталась встать на одно колено, поклониться, и осенить себя кругом Апри.

Оу. Судя по пыхтению Нилии, что-то не так…

– Нилия, подожди, пожалуйста, в коридоре, – улыбаясь, проговорила Селестина.

Сестра Нилия поклонилась всем корпусом, не сгибая спины, и вышла, аккуратно прикрыв дверь.

Я молчала, Селестина тоже. Сумерки постепенно сгущались. Потрескивала лампада перед золотым диском. За распахнутым окном начали стрекотать насекомые. Тяжёлый немигающий взгляд, какой бывает только у физически слепых, давил на грудь.

Пламя лампады замигало, фыркнуло искрами.

– Подожжешь монастырь – спалю заживо, как еретичку, – проворковала настоятельница, – будь добра, возьми себя в руки, Селия. Нервы у тебя, конечно, ещё те… И именно поэтому я хочу, чтобы ты искупалась в Полносолнцее. Это ночь великих откровений… у тебя есть хороший шанс победить тьму в своей душе.

Лучше бы пожрать нормально дали, честное слово. Тогда никакая тьма не устоит.

– Да, мать Селестина. Благодарю вас… И… э-э-э… Надеюсь… надеюсь, Великий Апри укажет мне путь, – как можно пафоснее сказала я.

– Апри? Апри не в источнике пузыри пускает, а в нашем сердце светит, деточка. Вот его и слушай. Может, даже поймёшь чего нужное… Ладно, иди. И постарайся не свести в могилу сестру Нилию. Она мне ещё пригодится.

***

Подготовка к омовению выглядела, как чтение вслух Книги Великого Апри. Стоять коленями на голом камне зверски неудобно, но чуйка подсказывала, что это вообще мог быть горох, поэтому я терпела, и бубнила выданные тексты. Ничего особенного: иносказательное описание годового цикла затмений, перечисление колен Отцов Империи, и выдержки из Солнечного Закона, следуя которому, любого нормального человека можно смело записывать в еретики.

После душеспасительного чтения безумно хотелось спать. Увы – бдительная сестра Нилия потащила мою тушку на праздничную службу в главный храм обители. Там она совершила великое благодеяние: отправила наблюдать за богослужением с технической галереи, лишив меня не только благодати, но и радости толкаться среди полутора сотен монашек.

Толпа в однотипных белых одеяниях сливалась в единую массу. Яркое пятно одно – золотой шар над алтарём, в самом центре зала. Свет от шара резал глаза, «локальные» светильники тоже били по сетчатке, поэтому я зажмурилась и слушала, вдыхая ароматы масел и воска, иногда подглядывая через ресницы. В конце концов, важен только момент, когда избранных для Плясок девушек поведут на омовение.

– Дар Великого Апри! – прогремел голос Селестины – Белоснежное пламя!

Я вздрогнула, распахнула глаза. На самой вершине алтаря мать-настоятельница поднимала над головой несколько лепестков Пламени. Белых.

Белых?!

Я перегнулась через перила так, что чуть не упала. Всмотрелась до рези в глазах, до слез. Что держит Селестина? Иллюзию? Растение? Ведь это не может быть Универсальное Пламя, просто не может. Конечно, в Мерран пространство стабильно… но в том и закавыка: работать даже с низшими цветами неимоверно тяжело. А тут цепь до высшего, Белого, которое содержит все цвета!..

Нет, нет. Вон, все искры золотые, а должны быть разноцветные. Уф. Не Пламя. По крайней мере, не чисто Белое. Слава богам! Иначе пришлось бы в срочном порядке заделываться в монашки – любому богу душу заложу, только бы лепесток настоящего Белого Пламени заполучить.

Хотя не факт, что оно вообще существует.

Селестина начала спускаться по ступеням алтаря. Зал выл гимн. Семь девушек встали на колени, склонили головы. Зал смолк. Читая стихи из Книги Апри, Селестина начала раздавать лепестки «пламени» избранным на Пляски. Так. Сейчас на девушек накинут ритуальные плащи и поведут в купальни. Пора и мне.

Я поспешила по своей технической галерее к Северному пределу храма – сестра Нилия говорила спускаться там. Чтобы распознать место, вглядывалась в сбитые барельефы и нечеткие фрески.

– Мракобесие! – проскрежетало над ухом.

Твою ж мать! Резко обернулась. В паре шагов от меня стояла горбатая монахиня. Из-под сбитого набок клобука сверкал единственный выцветший глаз.

– Опять проклятая фреска проявилась! Ложные боги Духи, ложные!

Духи? Хм. Я глянула направо, где на стене краснели морда и брюхо ящера, местами угадывались крылья и две пары коротких лап, раскинутых в стороны «ладонями» кверху. Фреску явно замазывали, но она все равно проявилась. Лучше всего в морде: голова опущена в угрожающем жесте, «воротник» кожи натянут между тонкими костями.

– Страшные духи! Искушение! И каждый раз в новом месте! Никак не упокоить их! – старуха попыталась соскрести фреску желтыми ногтями, особенно усердствуя там, где на фоне брюха ящера красовался кокон с человеческим младенцем.

И тут дитя открыло глаза. Я аж подпрыгнула, уткнулась поясницей в перильца галереи. Глаза! Золотые глаза без зрачков!

– Тщет, тлен… все тлен, – проскрипела старуха, – разглядывая сорванный ноготь, – Великий Апри всех сожжет, всех испепелит…

Монахиня вздохнула. Затем вскинула голову и резко спросила:

– Чёй-та я тебя не помню! Как твоё имя?

– К-… кхм… эм…

Имя. Далось им моё имя. Так, а что, если…

– Селия. Моё имя Селия.

– А-а-а, опять ты… снова батюшку прогневала? Ишь загорела, будто холопка!

– Э-э-э…

– Ну ничего! Очистишься у нас, слава Великому Апри… иэх… да… ничего!

Действительно, ничего ни сказать, ни пукнуть я на это не могла. Старуха покачала головой и бесшумно заскользила веред, словно под ногами была не решетка технической галереи, а ковер в королевских покоях.

Я тряхнула головой, протерла глаза. Сгорбленная спина монахини не исчезла. Зато моя зачесалась у копчика. Глянула в зал. Так и есть: рядок «плясуний» уже подтягивался к выходу из храма. Эх. Пора ускоряться. Настоятельница и правда сделала величайшее одолжение, приняв меня, ведь для мирян есть монастырское подворье в Озерном. Тоже источники, больничка, круглые цены на благодать…

– Гостья Кетания! – сестра Нилия выглянула из люка на винтовую лесенку в зал, – пройдите, наконец, к выходу!..

***

Оттолкнулась, вынырнула. Глоток воздуха, другой. Нащупала скользкий бортик. Подтянулась, вывалилась из ванны.

Каменный пол обжег холодом, но сил встать пока не было. Вдруг почувствовала себя клинком, с которого сняли патину. Тот же самый мир, тот же самый ты, а всё равно всё другое, свежее и обновлённое.

Повернулась на бок. Поднялась. Ёжась, пошлёпала к скамейке, где оставила одежду. В зале тихо и пусто, лишь восемь ванн булькали, испуская ароматный парок. Так, а где же Нилия? Ночью она придирчиво следила, чтобы я не заговаривала с монашками, так что я лишь молча наблюдала, как девушки опускали лепестки «Пламени», розданного им Селестиной, на поверхность источников. Молочно-белый огонь проваливался в воду и застывал. будто капли воска. Форма «капель» очень напоминала треугольные листья растения фарн. Увы, рассмотреть листочки вблизи не удалось: как только последняя монашка опустила свои лепестки, Нилия мощным пинком отправила меня в источник. По собственным ощущениям, я вынырнула сразу же, но это «сразу» и есть сейчас.

Я оделась в свежую рубаху в пол и монастырскую «гостевую» коту темно-серого цвета. Нилия так и не появилась. С одной стоны, хорошо, никто не зудит над ухом, но идти-то теперь куда? И… это ещё что такое?

Над источником, откуда я вылезла, появился шарик света. Диаметром в полторы ладони, он висел над поверхностью воды и наблюдал за моими действиями. Именно наблюдал, с ненавязчивым вниманием того, кто оценивает ситуацию, но до поры до времени предпочитает не вмешиваться.

Я вгляделась в огонёк внимательнее. Вспомнила, как в трапезной юные монашки обсуждали Априоны: по поверьям, душа Апри приходит в виде шаров света, и ведёт человека навстречу судьбе. Мда. Если воспламенился газ, то судьба будет незавидной… Хотя на огонь не похоже. Просто свет. Насекомое, что ли?

Шарик поднялся выше и полетел в дальний конец помещения, где завис у стены.

Ну точно насекомое. Либо глюк. Хотя…

Чувствуя себя последней дурой, пошла за шариком. Оказалось, он остановился не перед глухой стеной, а у небольшой дверцы. Стоило подойти, шарик покачался, словно беря разгон, хлопнулся о резную древесину и прошел через доску.

Нервно хихикнув, надавила на дверь. Та подалась и выпустила в скальный коридор, низкий, узкий и промозглый. Свет шел только от летающего шарика, который покачивался в воздухе и кружился вокруг своей оси. Протянула руку – медленно, боясь спугнуть. Едва пальцы почувствовали исходящий от огонька холод, шарик рванул прочь. Я – за ним.

Несколько коридоров, крутая лестница, обитая металлом дверь. Свежий и холодный воздух, плывущий между стволами туман. На миг показалось: я снова в лесу-между-мирами, где-то слева висит охотница-феникс, застывшая в тщетной попытке догнать меня, а если пойти направо – попаду в родной мир…

Висевший в нескольких шагах огонек замигал и полетел вперед.

Тропинку усыпали иглы и мелкие камушки, которые то и дело попадали в сандалии, заставляя материться и останавливаться. Впрочем, мучение продлилось недолго: показалась опушка и берег озера. Огонек свернул вдоль обрыва направо, и вскоре завис над небольшим ручьём рядом с другом таким же шариком света.

И тут я заметила Халнера.

Он стоял на другом берегу и потирал ладонью лицо, словно недавно проснулся. Одна прядь выбилась из хвоста, и несколько волос из неё зацепилось за щетину на подбородке. Гостевая кота, надетая без рубашки, морщинилась на вороте и…

– Утро доброе, Кети.

– Угмкх… Д-доброе, – вздрогнула я, – а… а ты чего здесь? Купался?

– Купался? Кхм, нет. А надо было?

– Ну, не знаю… мало ли…

Раздался негромкий свист. Блуждающие огоньки улетели вдоль ручья, к озеру.

– А я это… заблудилась вот. Ну, то есть, сначала купалась, а потом все ушли куда-то, вот и заблудилась. Слушай, а Роща большая вообще?

– Да уж не маленькая. Она ведь…

Из тумана донеслись голоса и торопливые шаги.

– Та-а-к… пойдём-ка отсюда, – нахмурился Халнер, – лучше тут не светиться лишний раз. Рассвет уже скоро, переждём внизу.

– Да, пожалуй.

Внимательно изучая камни под ногами, я шагнула вперёд, но всё-таки споткнулась.

– Аккуратней. Тут скользко.

Хал взял меня за руку и перетянул на свою сторону ручья.

– Угу, спасибо.

Боги, да что это со мной? Кувыркалась с ним уже раз сто, а веду себя, словно девица неопытная! Ладно. Может, холод у озера мозги прочистит. А пока надо одолеть этот долбанный спуск.

Камни выскальзывали, сандалии пытались соскочить с ноги, лодыжки подгибались. Наконец, мы вышли к устью ручья и небольшой беседке. Выглядело строение не очень: краска на опорах облупилась, витая крыша залатана в нескольких местах, по углам – ржавые садовые инструменты.

Полуразбитые ступени скрипели, пол шатался. Пройдя до самого края настила, мы остановились. Впереди над поверхностью озера кружили «наши» шарики света. Один выписывал в воздухе сложные па, второй двигался в такт, но неторопливо, словно одновременно наблюдал и участвовал в игре. Танец становился всё быстрее, быстрее, быстрее, и вот уже не разобрать, где какой, не отделить один от другого…

Бац! – полетели искры взрыва. В тот же миг со стороны обители у нас за спиной, брызнуло солнце и колокольный звон. Низкий, пробирающий до костей звук, отдавался в каждом уголке тела и души. Вселенная сузилась до заброшенной беседки на берегу озера. Казалось, весь смысл мира находится сейчас здесь.

Горло сжалось. Глубоко внутри шевельнулась не знакомая доселе радость быть, просто быть рядом. Я повернулась к Халу, но не смогла выговорить ни слова. Ближе, ещё ближе… Горячее дыхание защекотало губы, и…

– Брат Халнер, вас ждёт мать Селестина.

Да чтоб тебя! Я подскочила от неожиданности, только сильные руки на плечах не позволили дать дёру.

На ступенях беседки стояли две стражницы. Даже отсюда видно, как побелели костяшки их пальцев на древках алебард.

– Благословение Великого Апри в это утро, – спокойно произнес Халнер, по-прежнему не давая мне отстраниться, – что случилось?

– В обители произошло святотатство. Извольте поторопиться.

Аркан II. ЖРИЦА. Глава 10. Узоры

Кристалл нехотя повернулся и сел, наконец, в гнездо. На тропинку между Рощей и берегом озера опустилась мерцающая дымка. Я поднялась, махнула людям на другой стороне прогалины. Ишь, делегация: и старшие сёстры во главе с настоятельницей, и несколько сестёр помладше, и целых шесть стражниц. Любопытство, оно везде одинаково – хоть на торговой площади, хоть в монастыре.

Дымка исчезла – резко, одним махом. Затем появилась. Исчезла вновь.

– Седьмой на пол оборота! Седьмой, сказал! – заорал Халнер со своего места рядом с Селестиной.

Полоборота ему. А кто только-только в голос матерился, когда камешки разглядывал? Мол, и паршивые, и старые, и рассчитаны на помещение, службы транслировать… Указанный «седьмой» так вообще со сколом.

И все же, с помощью сапога и такой-то матери камень удалось довернуть. Контур замкнулся в стабильную пространственную петлю. Дымка стала однородной и начала подрагивать, словно раскаленный воздух над пожарищем.

Появились две молоденькие сестры в ритуальных одеждах. Полупрозрачные фигуры едва касались земли, при каждом движении конечности расплывались, но тут уже ничего не сделаешь.

На дорожку перед девушками выскочило двое парней, белобрысых и высокого роста. Красные лица, пунцовые носы, помятая одежда в пятнах и крошках – казалось, образы сейчас начнут испускать перегар.

Раздалось неизбежное:

– Ут-т-ти! Кто т-тут у нас та-а-а-а-кие ла-а-ап-почки?

Театральные попойки не прошли даром – даже шелестящее эхо не помешало понять фразы, сказанные на Простом языке. А может, просто опыт…

Монашки шарахнулись в сторону, парни наступали, гогоча и сыпя скабрезностями. Из кустов неуверенно вылез третий – темноволосый, гибкий, с бутылкой в руках. Я вздрогнула, узнав юношу. О боги. Ну куда, ну зачем, ну на кой?!

– Пц-ц-ны, вы к-куда? Вы чё? Нам уж валить п-пора!

– Валить? Дев-в-ок и завалим! – гоготнул один из белобрысых, – ать с-сюды! Пмгай держать! Ух-х-х-х, какая цаца!

Он бросился на ближнюю девушку, едва не сбив ту с ног. Несчастная заверещала. Её тут же заткнули чётким ударом по лицу, кровь залила расшитую ритуальную коту. Вторая девушка вырывалась уже молча.

– Э-э-эй! Вы елданулись?! Хватит, тарволы сраные!

Маро отбросил бутылку и ринулся вперёд. Ну, ринулся – громко сказано: выпил он изрядно, ноги заплетались, зато ругательства выкрикивал уже вполне трезвым голосом. Отвечали ему тем же.

– Ващ-ще трехонулся! Куд-да, курва, первым лезешь? И на тебя хватит!

– Вот именно! Хватит!

Маро попытался вклиниться между собутыльниками, оттолкнуть их от девушек. Получилось не очень. Тут монашка с разбитым носом извернулась, укусила державшего её пацана. Он взвыл, разжал хватку. Девушка лягнулась. Парень сложился пополам, окончательно выпуская жертву. Даже не оглянувшись на свою подругу по несчастью, монашка изо всех сил припустила к обители.

– Елда твоя отсохни, ты ч-ч-чё наделал, ублюдок?! – второй пацан схватил Маро за шкирку, не выпуская при этом вторую монашку, – а ну вдолби ему!

«Укушеный» качнулся и засветил Маро головой в живот.

Пацаны были слишком бухие для нормальной драки, поэтому лишь старались повалить друг друга неуклюжими толчками в плечи и колени. В этой толкотне больше всех доставалось монашке. Потом, согнувшись и закрываясь ладонями, она вырвалась из круга и, отчаянно всхлипывая, метнулась в сторону обрыва.

Заметив это, один из пацанов кинулся вслед.

– К-куда п-пошла, тварь?

Догнал, вцепился в ритуальную котту. Девушка изо всех сил рванулась, оскальзываясь на камнях. Парень дёрнул воротник на себя. Ткань треснула. Камни на краю обрыва плямкнули о воды озера. Юная монашка наконец-то стала свободной.

Навсегда и ото всего.

– Во подстава… – протянул пацан, глядя вниз.

– Птичка перелётная, чтоб её! – ругнулся второй.

Маро не сказал ничего, только попятился. Это его спасло: один из пацанов развернулся. Схватив Маро за грудки, с дикими ругательствами начал толкать того к краю.

– Бросай к монторпам! Сваливаем! – заорал более сообразительный сообщник, и драпанул в сторону выхода, прочь от замелькавших среди деревьев чёрно-белых одежд.

Но полосатый дротик был быстрей.

Силуэты замерли, растворились в воздухе. На другой стороне прогалины Халнер устало опустил руки, что-то сказал стоящей рядом Селестине. Та мотнула головой и, осенив себя кругом Апри, подозвала одну из стражниц. Переговорив с ней, настоятельница резко развернулась и пошла к обители. Следом потянулись мрачные сестры и насупленный Курт. Халнер подал мне знак собирать инвентарь, и замкнул шествие.

Я вздохнула и тихо выругалась. Ну да, суд – дело многомудрых, а я всего лишь техник. Только суд будет явно не светский: ни одного известия властям не направляли. Получается, монастырский конклав имеет право выносить любые приговоры… И что же светит Маро? Смертная казнь за святотатство? Не должны: если бы не он, всё кончилось бы гораздо хуже – «отпользовали» бы девочек так, что те вовек бы в себя не пришли, даже с источниками. Да и Халнер наверняка будет племянника выгораживать, как сможет…

Хотя действительно, как? И почему именно его позвали «расследовать» это всё? Иллюзии умеет строить? Но его ж ещё и на конклав пустили… Хотя у Хала, вроде, прицерковное образование, про которое Трен говорил. При этом Курт, который полноценный священник, просто стоит, как мебель. Мда. Ничего не понимаю в этой Империи.

Хотя стоп. А что, если…

– Гостья Аделаида!

Я вздрогнула и перевела взгляд на двух стражниц. Никак не привыкну к своему официальному имени здесь.

– Гостья Аделаида, извольте поторопиться со сбором камней. Сейчас начнётся ритуал очищения.

Очищение, ага. Со швабрами будут травинки мыть и дорожку подметать особым веником? И опять это «извольте», монторп их раздери! Вежливые какие, сгореть можно. Ладно. Камни и правда пора собирать, а то окончательно подохнут, отчитывайся потом, почему некондицию вернула.

Я шарилась по кустам, над душой нависали стражницы, по прогалине маршировали монашки с расшитыми знамёнами и золотыми дисками на палках. Немыслимо прекрасное времяпрепровождние позднего утра, да.

Наконец, последний кристалл улёгся в мешок. Всё! Теперь в кладовую и свободна!

Внутренний двор обители встретил запахом нагретого песка. Это в роще деревья рассеивали жаркие лучи, а здесь, на открытом пространстве, Великий Апри сиял во всю мощь. Стрекотали насекомые, из сада доносился запах подвядшей травы. Короткие тени норовили забраться под предметы, узоры на изгороди выгорали на глазах.

Зазвонили к полуденному солцеслужению. Я вопросительно поглядела на свою «охрану», но те продолжили шагать в направлении кладовых. Хм. Не хотят своему же богу молиться – их дело, но на обед-то мы пойдём, или как? Однако сегодня все боги Вселенной решили, что телесная пища это вовсе не то, что нужно моей душе. Когда формальности с камнями завершились, и я собралась смыться, в кладовой появилась монашка: глаза блестят, на щеках – алые пятна, маленькие ручки сжаты в кулачки.

– Казнь святотатцев на площади у главных ворот! – звонко объявила она.

Стражницы переглянулись, едва сдерживая улыбки. Хранительница кладовой физически подпрыгнула. Отложила регистрационный журнал и перо, судорожно начала вынимать ключи из ящика.

– Казнь? К-как казнь? Какая? – услышала я свой голос.

– Еретики предстанут пред оком Великого Апри! – воскликнула монашка, – поторопитесь, сёстры!

Поторопитесь. Да я тебя в порошок сотру! И охрану эту черно-белую тоже! В два счёта! И как Маро поведут – всех перебью, и мы побежим, и…

А что – и?

Я глубоко вдохнула и посмотрела на коробки с кристаллами, стоящие ровными рядами на пахнущих бумагой и деревом стеллажах. Сжала кулаки, стиснула зубы. Медленно выдохнула. Посмотрела в окно на белоснежные стены древнего монастыря. Что в них толку, если священную Рощу огораживает решётка, которая не только ловкому циркачу, но и паре городских отморозков не преграда? Эх, Маро-Маро…

В голове роились планы побега и спасения, но я понимала: любое вмешательство обречено на провал. Провал такой же горький, как настойка, которую придётся теперь пить за упокой этого идиота.

***

На площади за воротами собрался весь монастырь. Сестры выстроилась ровными рядами перед памятником Воинам Апри так, чтобы остался широкий проход к монастырским воротам. Меня быстренько приткнули к заднему ряду левой группы. Спины и затылки порядком закрыли обзор, однако я успела заметить, что между «толпой» и памятником тоже осталось свободное место, на котором разместилось три кучи веток. Или тонкие дрова. Дрова?! О боги. Как там сказала эта вестница? Предстанут пред Оком Апри? Так это же…

Не додумала: раскатился колокол. Низкий звук проник в нутро, чуть ли не дробя зубы и кости. Потом колокол смолк. Раздался звон металла о камень – негромкий, размеренный. Монахини склонили головы. Я обернулась на звук и увидела мать Селестину. Её белоснежные одежды были оторочены золотыми лентами, похожими на мягкие лезвия, в руках настоятельница держала резной посох, и отмеряла каждый свой шаг его ударом.

Настоятельница дошла до памятника, поднялась по его ступеням. Тут же из ворот монастыря потянулись старшие сёстры, видимо, конклав, за ними – Курт. Священник ссутулился и то и дело передергивал плечами, словно от холода. Замыкал процессию Халнер, нацепивший поверх гостевой коты черную епитахиль.

Почти весь конклав и Курт прошли в первый ряд общего «построения», Халнер же пошел к монументу вслед за двумя старшими сёстрами в белых епитрахилях. Они разместились на ступеньку ниже Селестины, развернулись лицом к площади. Настоятельница ударила посохом. Рядовые монахини разом подняли головы и затянули гимн.

Из ворот обители начали выводить преступников. Основательно побитые и скрученные, пацаны почти что пахали носом землю – так им вывернули руки. Заметив Маро, я сделала шаг вперёд, но наткнулась на древко алебарды. Пришлось отступить. И ещё. И ещё – туда, где камни площади плавно поднимались к Цитадели, растущей из древней скалы. Да, так обзор гораздо лучше.

Преступников поставили на колени перед монументом, и Селестина начала витиеватую не то речь, не то проповедь. Сложные формулировки, отсылы к незнакомым мне законам, религиозные выкладки… Но уловить суть было несложно: ересь, святотатство, смерть.

Едва настоятельница договорила, одного из пацанов подняли, и повели к правой куче дров. Кажется, это был тот парень, что бросился убегать, и получил в спину полосатый дротик – очевидно, с сонным зельем, которое вырубает на несколько часов.

Лучше бы не просыпался вовсе. Сейчас его привязали за руки и за ноги к решетке из крепких досок, уложили на «эшафот», накрыли до подбородка тканью с письменами. Пацан сопротивлялся вяло, только с недоумением крутил головой и жмурился, словно пытаясь отогнать кошмар.

Но кошмар его только начался.

Селестина ударила посохом по постаменту, воздела руки. Золотой диск Апри, что венчал монумент, треснул. Сегменты беззвучно отъехали в стороны, обнажая спрятанную внутри огромную линзу. Потом линза бесшумно двинулась, собирая в конус лучи великого светила, что дарует не только жизнь, но и смерть.

– Во имя Великого Апри! – хором взвыли монахини.

Пятно света сконцентрировалось на груди осуждённого, в районе сердца. Потянуло жареным мясом. Хор монахинь грянул «очистительный» гимн, за звуками которого утонули все предсмертные вопли.

Когда солнечный луч сделал своё дело, Селестина снова ударила по постаменту. Линза изменила кривизну, и пучок света поджег дрова. Тело казнённого превратилось в черную субстанцию на алых головешках.

Следующий парень начал вырываться сразу, путаясь в промокших и отяжелевших штанах. На пути к эшафоту он бухнулся в пыль, рыдая и моля помиловать его, пускай даже Перерождением. Тщетно: святотатца волоком потащили дальше.

Всё повторилось. Этот парень умирал дольше – то ли организм крепче, то ли для первого преступника утренний яд оказался благом. Запах подгоревшего шашлыка плыл в раскалённом и безветренном воздухе.

«Эшафот» обратился в головешки. На ноги подняли Маро. К чести парня, штаны его оставались сухими (а, возможно, просто успели высохнуть). В остальном же он имел вид самый что ни наесть жалкий. Я сжала кулаки. Неужели буду наблюдать, словно беспомощная цаца?! Хотя что ещё остаётся… Оружия – пара крохотных ножей, которые всегда в личном подпространстве. А, ну и ладно. Главное верёвки перережу, а потом…

– Успокойся и слушай приговор, – раздалось над ухом.

Я вздрогнула, но обернуться не смогла: Халнер встал вплотную и крепко взял за локти, не давая пошевелиться. На мгновение показалось, что он влез даже в моё личное подпространство. Откуда он тут вообще?!

– Успокойся, жизнь Маро в руках Великого Апри.

Ну да, в чьих же ещё. Государство фанатиков, елдись они козлом!

Однако Хал оказался прав: приговор Маро был другим. Солнечный суд принял во внимание, что «Марион Тавер в смертоубийстве участия не принимал, а, наоборот, предотвратил надругательство; в осквернении же священной Рощи чистосердечно повинился и раскаялся, посему смертную казнь заменить на молитвенное клеймо».

Едва Маро привязали к решетке и накрыли тканью, как парень сразу обмяк и перестал глубоко дышать. Все время, что перефокусированный солнечный луч плясал, выжигая на теле письмена, следуя трафарету «савана», глаза парня оставались широко раскрытыми, а губы – скривленными в беззвучном крике.

Захотелось уйти, убежать подальше. Да, мне приходилось терять друзей и соратников, да, кто-то умер у меня на руках… но даже самый страшный бой это бой, и раны это раны. Размеренная, просчитанная заранее казнь – совсем другое. Для других нервов. О боги…

На начале второй строки я отвернулась к озеру. В глазах щипало. Зачем так долго и сложно, можно же просто приложить раскалённый металл! Монторп раздери эту Империю с её законами! Сколько можно издеваться над человеком? У нас бы уже полкентурии проштамповали за это время!

…а как же он теперь матери на глаза покажется-то… а эти его девки вечные…

– Кети, всё уже закончилось, – произнёс Халнер в самое ухо.

– Д-да, конечно… – вдруг я поняла, что держусь за его руку, впившись ногтями через рукав, – из-звини…

С трудом и неохотой разжав пальцы, я тряхнула головой, приходя в себя.

Толпа монахинь расходилась. К «эшафоту» подогнали телегу, куда положили стонущего Маро и небольшой мешок с нашей мирской одеждой. Переодеться не дали, сказав вернуть гостевые котты на Подворье в Озёрном.

Прощались недолго. Селестина что-то тихо сказала поклонившемуся ей по всей форме Курту, тот побледнел и начал часто моргать. Затем настоятельница обменялась холодными кивками с Халнером, и ушла, даже не повернув головы в мою сторону.

Но что мне её кивки! Залезть в телегу, уложить Маро поудобнее, надавить на точки обезболивания, заживления, расслабления, снова обезболивания, заживления, расслабления, и ещё, и ещё… Воды бы сюда!

С водой пришлось терпеть, зато у Халнера оказалась заживляющая мазь. Он сказал Курту садиться на козлы, сам же залез в телегу рядом со мной и начал мазать ожоги племянника остро пахнущей травяной смесью. Когда мы сделали всё, что могли, то накрыли Маро найденным в вещах плащом. Юноша уже не стонал, а ровно дышал во сне; сама же телега давно катилась к городу.

Дорога вилась по берегу озера между шелковистой на вид водой, отливавшей пурпуром, и сине-красными скалами с редкими корявыми деревцами. Далеко впереди желтели уступы грешного города, позади – сверкала белым священная Цитадель. Халнер оперся спиной о козлы и свесил один локоть через край, я втиснулась рядом. Маро пошевелился и слегка застонал, пытаясь почесать грудь. Ничего, ничего. Главное, живой. А то вообще бы урну везли…

Поправляя Маро повязки, я вдруг вспомнила свою догадку, когда считывали мыслеобразы, и повернулась к Халнеру. Он уже смотрел на меня, словно ждал этого момента. Стоило открыть рот, как Хал покачал головой, предостерегающе подняв ладонь. Я захлопнула рот, кивнула, втиснулась обратно под тёплый бок. В самом деле, здесь не место для такого разговора. Да и устала слишком сильно, вряд ли всё пойму правильно. И вообще, какая разница? Главное, что все живы. Живы. Живы…

Сладко зевнув, я провалилась в сон.