Текст книги "Сбитый ритм (СИ)"

Автор книги: Майя Филатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Из-за легенды войны развязывались на ура – хороший ведь предлог, чтобы вторгнуться в государство, где «угнездилась зараза» в виде потомков Проклятых, и очистить мир от «очага великой угрозы». Да что война! Как обвинение, чтобы сжить со свету разжиревшего соседа, тоже вполне покатит. Только вот незадача: простейшей сверткой пространства у нас не владеет лишь ленивый, цветное Пламя используют даже в трущобах, ну а всякие изыски крови на роже не написаны. А слухи – ну что слухи? Чем знатнее и богаче род, тем больше про него слухов.

Что же. Хоть разок моё «проблемное» происхождение обернулось благом.

Подождав немного, села. Огляделась. Пыль, плесень. Мышино-серый, неживой свет. С потолка, точно змеиная кожа при линьке, свисали шуршащие куски штукатурки. По запаху тлена ясно: строение мертво давно и безнадёжно. В облупленной стене напротив – три грязных окна, в прилегающих углах – дверные проёмы. Никакой мебели.

Хотела встать, но раненая нога предательски заныла. Пришлось отодрать подол туники, наложить тугую повязку. Теперь можно кое-как подняться, цепляясь за стену. За окнами виднелось нагромождение строений. Город? Надо бы дохромать и посмотреть…

Из глубин здания раздался крик. То высокий, то низкий, он походил на львиный рёв, стрекотание ядовитого насекомого, и предсмертный вой человека одновременно. По спине пробежали мурашки. Вот только хищника не хватало! Особенно, когда одна нога плохо двигается и пахнет свежей кровью, а оружия, считай, нет!

Боги, боги. Карман, где карман, где личный подпространственный карман?! Ладонь раз за разом натыкалась упругую стенку, похожую на натянутый тент из огнеупорной и метализированой ткани: дрожит, деформируется, пружинит… не рвется.

Что-о-о?! Это как вообще?!

Рык повторился ближе. В нем появились злоба и голод. Что делать? Бежать по незнакомому и пустому зданию? Догонит. Встретить хищника лицом к лицу и красиво погибнуть?.. Я смерила взглядом зависшего феникса. Убийца-профи из артели тех, от кого никто живым не уходит. Хотя…кто знает, насколько сильно она застряла? Вдруг проскочу?..

Не спуская глаз с дверных проемов, я начала медленно отступать к Зеркалу. Вдруг поверхность под ладонью стала ребристой. Боги, да тут дверь! Без косяков и ручек, оттого и не заметила сразу. Пощупала стену ещё, нашла тонкую и вытянутую скважину. А где ключ?!

Из проёма у окна поползла тень.

Выставив в сторону раненую ногу, присела на здоровой, поворошила мусор на полу. Ключ, ключ, где ключ?… Да едрись он ящером!

Со всей силы стукнула дверь. Она не подалась ни на ноготь. Как открыть? Как?! Достала черный кинжал, начала ковырять в замке.

Клинок беспомощно клацал по механизму. Тень ползла. Стучали когти по камню.

Рука дрогнула. Повернувшись боком, кинжал идеально вошел в щель. Провалился по самую рукоять и… застрял.

Шаги замерли. Раздался вой. О боги, боги, боги!…

Достала второй кинжал. Обернулась.

Раскачиваясь на вывернутых лапах, в дверном проеме у окон стояла тварь с телом полуящера, полульва, и головой уродливого человека. Нет, не головой – лицом, прилепленным на череп ящерицы. От сладкого запаха гнили защипало глаза. Желудок противно сжался.

Монстр сделал несколько шагов в мою сторону. Припал на брюхо. Прыгнул.

Раненая нога подогнулась. Вместо нормального поворота с выпадом, я упала. Инстинктивно сваяла пространственный щит. Цепанув по нему когтями, чудище пролетело на Зеркало. Оттолкнулось от него, как от твёрдой стенки, вернулось на пол. Заколотило по бокам чешуйчатым хвостом с меховой кисточкой. Принюхалось. Фыркнуло. Снова пошло на меня – медленно, даже вальяжно. Утробное рычание, вкрадчивые движения, скрежет когтей по камню. Ну конечно, дрянь! Чует, что добыча ранена и не может защищаться!

Я села, вжалась спиной в стену. Подняла руку, нащупала черный кинжал, торчащий из замка. Рывком встала. Стиснула рукоять второго, пусть и узорного, но клинка. Помирать, так сразу в рай.

Монстр резко отвернулся. Зарычал. Из дверного проёма у окна выпрыгнуло второе чудище. Кабалда едринучая!

Сглотнув горечь, вжалась в стену. Вернее, в дверь. Задергала кинжал в замке. Ничего. Обменявшись рычанием, монстры разошлись: второй зверь ретировался, первый развернулся ко мне. Сжимая рукоять, торчащую из замка, я навалилась на дверь. Ну давай, давай же, ну!…

Щелчок. Дверь подалась. Я едва удержалась от падения. Нырнув в проход, захлопнула дверь. Мешком осела на пол.

Когда потухли круги перед глазами и стих звон в ушах, разглядела комнату, как две капли воды похожую на первую: обшарпанные стены, два окна, две двери, никакой мебели, на стене – Зеркало. Прислушалась. Тихо. Свет из окон сочится под другим углом, словно комната на другой стороне дома, а не через стенку… Хотя кто знает. Древние такие Древние. Понастроить что угодно могли.

Кривясь от боли, заново перетянула окровавленную повязку на ноге. Кряхтя, поднялась. Взглянула на дверь. Она слилась со стеной, замочная скважина затянулась. Эй, а кинжал?! Похоже, остался там, в комнате с чудищем. Приехали. Это же последняя память об отце была… Эх.

Вздохнув, повернулась к здешнему Зеркалу. В отличие от «моего», в котором застряла охотница-феникс, рисунок «гобелена» изображал синие барханы. Над их покатыми гребнями парили облака в форме крепости, ящера с крыльями, и солнечного диска. Само солнце вставало из-за гор. По раме Зеркала вились знаки Высокого языка. Острые и вытянутые, они казались пародией на привычную вязь старых книг и священных текстов. Часто повторялось слово «Мерран». Единственная фраза, которую я смогла разобрать – «слияние живого с неживым».

Живое, неживое. В ушах зазвенели крики умирающих. В носу засвербело. Почему всё так, боги?! Сколько сил и времени потрачено, сколько жизней сгинуло… и за что? За то, чтобы я попала хрен знает куда, гобелены разглядывать?! С другой стороны, если сейчас отыскать первое Зеркало и вернуться в подземелье Бассаров, попаду в поместье, кишащее наёмниками. Конечно, в суете легче улизнуть, но я ковыляю едва-едва. Отсидеться бы, подлечиться…

Я тряхнула головой, собрала непослушные кудри в хвостик. Он тут же распался: завязать-то нечем. Вздохнула. Потерла глаза. Глянула на Зеркало. Облака немного поменяли форму, словно внутри гобелена дул ветер. Однако вокруг все по-прежнему – заброшенное здание, пыльный и затхлый воздух, звериный вой…

Что?!

Если бы не нога, я бы подпрыгнула, а так просто крутанулась на месте. Потеряла равновесие, упала на четвереньки. Как в страшном сне, из дверного проема у стены выползала уже знакомая тень.

Думали ли Древние, что в их великие Двери будут лихорадочно вползать на карачках?..

***

Новый мир встретил темнотой и холодом. Как и в мире с чудищами, здесь пахло запустением и тленом, а ещё – сыростью. Нога болела нещадно. Из последних сил я перевернулась, села. Вынула из внутреннего кармана палочку огненного кактуса. Надломила, встряхнула. Скудный голубой свет залил небольшую площадку и несколько ступеней к мозаичному полу. Дальше все тонуло во тьме.

Я оглянулась. Зеркало выглядело не как гобелен, а как бурое облако, растянутое от стены до стены на десяток шагов и от потолка до пола на два-три человеческих роста. Никаких рисунков. Действительно, чего там рисовать, кроме чудищ. Интересно, они появились из-за Катастрофы, или Древние изначально таких стражей к Зеркалам приставили? Как бы то ни было, надеюсь, в этом мире их нет. Мда. А возвращаться-то потом мимо них, боги…

Взяв светопалочку в зубы, устроилась на краю площадки. Осмотрела рану. Окровавленная повязка уже начала подсыхать. Перевязать бы заново, да нечем. Рвать одежду дальше не вариант – холодрыга такая, что скулы сводит. Возможно ли тут работать с Огнем? Попробуем. Но прежде найду укрытие.

Передвинулась к ближней стене. Оперлась на неё, встала. Сошла с лесенки. Оглянулась и поняла, что Зеркало находится в углублении в торцевой стене большого зала. Опираясь рукой о стену, заковыляла вперед. Тупо сидеть и ждать судьбу – точно не вариант.

Камень под ладонью – сырой и пупырчатый: фрески разъела плесень, штукатурка отпадала кусками. Рисунки стандартны: гербы, соединенные руки, богато украшенные ларцы, свитки. Зал для переговоров, как он есть. Точнее, был. Теперь-то переговариваться не с кем. И, возможно, некому.

Шагов через двадцать остановилась передохнуть. Оперлась на стену всей спиной – здесь камень оказался на удивление теплым. Жаль, что не пол – ноги в сандалиях мерзли невероятно. Передохнув, с сожалением оторвалась от стены и хотела идти дальше, но… на фреске открылись два бледно-розовых глаза. Миг – и то, что я принимала за часть росписи, начало отделяться, выпуская тонкие конечности.

А-а-а-а-а!

Забыв о ноге, рванула прочь. Споткнулась, выронила световую палочку. Та погасла. Да что за мать-то твою, а! Я остановилась, тяжело дыша, выхватила кинжал. Куда дальше? Где эти твари? Как отбиваться?…

Тихо. Темно. Слабый ток холодного воздуха. На другой стене медленно проявляется верхняя часть арки и кусок темно-синего неба.

Чего стоило перелезть через невысокий, но рыхлый завал, известно только богам и их детородным органам. Хорошо хоть, не пришлось расширять лаз. И не в таких щелях ползала, благо рост и комплекция позволяют. «Карликовая мышь», да. Отец любил давать меткие прозвища.

Вылезла на каменный карниз. Тут же пожалела: ветер обдал зверским холодом, воздух застыл в носу. Сразу взяло сомнение, что хуже – чтобы монстр голову оттяпал, или медленно замерзнуть насмерть? Стараясь не стучать зубами, несколько раз вдохнула и выдохнула – сначала медленно и глубоко, потом быстро, подтягивая живот и разгняя кровь.

Так-то лучше. Теперь хоть сколько-то продержусь.

Ну, и? Что-то же тут должно быть кроме пещеры с Зеркалом и живыми фресками? Где мне раны-то зализывать?

От левого края площадки у пещеры отходила широкая и крутая лестница-карниз: с одной стороны – тело горы, с другой – отвесный обрыв. Вглядевшись, увидела, что лестница ведёт к островерхим зданиям, прилепленным на отвесный склон, как гнездо пчел. Казалось, их вырезали из цветной бумаги, а потом приложили на такой же лист. Ни одного огонька, даже слабого. Заброшено, что-ли? Судя по состоянию «парадного зала» с Зеркалом, так и есть. Что ж, тем лучше. Мне нужно временное укрытие, а не новые проблемы.

На холоде раненая нога слушалась лучше, но спускаться все равно мешала. Едва видимые под снегом, ступени оказались ещё и скользкими. Потеряв равновесие, я проехалась на спине, и зарылась в обжигающе холодную белую кашу. Боги! У нас бывают только горсти снежной крупы на окаменевшей от холода земле. А здесь, а здесь!…

Но все мысли о снеге вылетели из головы, когда я посмотрела на небо.

Высоко в черно-синей ледяной пустоте извивались разноцветные ленты. Безмолвно, беспорядочно, беспрерывно. То сжимались, как взведенная катапульта, то трепетали, как спущенная тетива. За лентами серебрилась полоса звёзд. Самые яркие висели низко, над остро вычерченными контурами гор. Ни звука, ни движения, словно мир боялся потревожить покой солнца, чьи ослепительные лучи выбивались из-под темно-серой шапки затмения. Угрожающе расчерчивая воздух лезвиями света, они говорили: я грозный бог, я близкий бог, и горе тем, кто ослушается моей воли.

Я решила дождаться, когда луна сдвинется и откроет светило, но она явно не собиралась этого делать. Ругаясь и кряхтя, я встала, оставив в снежном ложе морщинистый след. Неужели здесь страна вечной ночи? Ладно, потом обмозгую.

Дальнейший спуск походил на кошмар. Я скользила, падала, поднималась, падала, растирала ногу, вставала, и так по кругу. Волосы болтались сосульками, одежда промокла и стала колом. Слава богам, последние ступени оказались расчищены, площадка между ними и воротами крепости – тоже. Боковая калитка ворот распахнута. Значит, не заброшено… но никакой охраны на стенах.

Прошла за ворота. Тихий заснеженный двор в несколько десятков шагов. Ни души. Расчищенная тропка до двухэтажного здания, похожего на стену. Её правый край оканчивался круглой башней с четырьмя пристройками треугольной формы и куполом вместо крыши. С другой стороны башню подпирала собственно гора. В горе виднелись двери. Одна из самых больших стояла настежь, к ней подходила дорожка с широкими неровными следами, какие остаются, если волочь тяжелые мешки. Кое-где на снегу проглядывали бурые пятна, однако запаха на таком холоде я не почувствовала. Присматриваться дальше не стала: раненая нога подгибалась, тело тряслось, мозг превратился в ледышку. Не то, что идти – думать становилось сложно.

Из последних сил добралась до башни. Вскарабкаться по ступенькам, потянуть за огромное кольцо. Узорная створка на удивление легко открылась. Вторые, уже прозрачные, двери, вели в полутемный зал. В его центре возвышался постамент с чем-то круглым, накрытым черной тканью, и лежали продолговатые свертки в человеческий рост. По периметру зала во все стороны отходили треугольные ниши. В них горели свечи с самыми обычными, рыже-желтыми огоньками. Пахло сеном, воском, и… трупами.

Аркан 0/XXII. ШУТ. Глава 2. Первые шаги

От внезапного тепла ногу заломило так, что я чуть не взвыла. Слава богам, в простенках между нишами стояли скамьи. Стоило рухнуть на одну из них, как из центра зала раздался шорох. Мозг так замерз, что я не смогла ни удивиться, ни испугаться. Подошел старик, похожий на обросшего щетиной сверчка.

– Приветствую в обители Тмирран, – с поклоном сказал, – великая честь, великая честь… Но Апри привел вас в недоброе время… простите, не смог встретить у ворот. Братья исповедовались… Я брат Феррик, теперь я – Хранитель. Старый Доррик растворился в лучах Апри…

Старик говорил на Высоком языке резко, раскатисто. В горле у него булькало и стрекотало, из-за чего голос расслаивался, и казалось, что говорят сразу несколько людей.

– Х-хол-лод-д-дно! – стуча зубами, ответила я.

Изморось и снег на волосах начали таять, холодные капли защекотали шею. Губы и скулы свело, пальцы ног не чувствовались вовсе. Чисто змея в зимней пустыне – только тронь, разлечусь на кусочки. Монах, или кого здесь называют братьями, с поклоном взял меня за руку и свернул пространство. За несколько мгновений мы «перенеслись» из зала со свечами в небольшую комнату.

Койка, стол, шкаф вроде буфета, шкаф с книгами, кресло перед большим очагом, всё – безликие вещи грубых очертаний. На то, что я в другом мире, указывал только огонь: и в светильниках, и в камине – самый обыкновенный, которым горит любое вещество, если его сильно нагреть. Дикари, честное слово!

Резкий переход согрел лучше любого растирания, да и от камина тянуло жаром. За шиворот текло все активней. Пользуясь тем, что Феррик начал рыться в шкафу, я свернула волосы в жгут и отжала прямо на пол.

– Вот, переоденьтесь, – старый монах развернулся и протянул мне сверток материи, – я пока сделаю отвар. И начал копошиться у камина.

Я скинула насквозь мокрую одежду, нырнула в сухую рубаху, нацепила шерстяной балахон в пол, вместо сандалий – шерстяные же носки. Подвернула одежду так, чтобы не спадала. М-да. Я и в своем-то мире считалась девушкой не из крупных, а в этом… то ли карлик, то ли дите. Не знаешь, что хуже.

– Прошу вас, – Феррик повернулся от камина и указал на кресло, – и позвольте позаботиться о ваших ранах.

Феррик обработал мою обожженную ещё о почтового варана ладонь, затем принялся за ногу: снял примерзшую ткань, обмыл, наложил лекарство, перевязал. Все это время я согревалась горячим отваром и изучала пространство. Стабильное, оно не давало ни мелкой дрожи, ни мимолётных завихрений, зато гнулось, растягивалось, и моментально восстанавливало форму. Да уж, работать с ним будет нелегко. Зато интересно: похоже, даже резать можно! Только вот чем?..

Старик закончил с моей ногой, отошел к камину и начал кормить огонь. Это ж надо! Ветки толщиной с плечо!

– Зима сурова… Грейтесь, – не оборачиваясь, сказал Феррик.

В отблесках пламени лысый старик, с его впалыми щеками и глубоко посажеными глазами, походил на сверчка, который нацепил балахон из шкур. Вот это звери! Всего три шкуры на человека! У нас и на ребёнка по тридцать три уходит.

– Желаете чего-нибудь?

– Э-э-э… – я протянула опустевшую кружку, – а ужин когда?

– Будет на закате, – Феррик снова наполнил посуду отваром, – но обед едва прошёл. Я, правда, милостию Апри пощусь по братьям… но надо сказать Двойке… да…

Он взял с каминной полки небольшой колокольчик и позвонил. Потом спросил благоговейным шепотом:

– А есть ли… не сочтите за дерзость… Есть ли новости от… от Великих правителей Тми?

– Неа, никаких. Прави-ители Тми все ум-ме-ерли, – зевнула я и укуталась плотнее в покрывало из шкур, – мир Тми в запустении. Только чудища скачут.

– Значит, все зря… – старик погрустнел, – но и у нас многое изменилось… Красная Смерть по всей стране… Империя теряет саму себя. Все братья ушли к Апри, я один… Недоброе время, недоброе… Но слава Апри, вы живы и… а, Двойка!

Глядя мне за спину, Феррик перешел на другое наречие. Я обернулась – и закашлялась. Отвар расплескался, обжигая пальцы. Боги, ну что за день!

В дверях стол высокий че… нет, не человек. Человекоподобное существо. Собственно человека напоминали лишь очертания тела и кисти рук. На коровьей голове с широким лбом сидело две пары глаз: человеческие смотрели вперёд, пара бычьих – вбок. Отполированные рога закручивались подобно высокой причёске. Светлая кожа – или шкура? – лоснилась в отблесках камина. Из-под подола полотняной рубахи виднелась пара копыт.

Существо заговорило хриплым низким голосом, рублеными и наверняка неправильными фразами. Впрочем, их с Ферриком диалог длился недолго. Поклонившись, существо удалилось.

– Да, трое их всего осталось, – старик вздохнул, – старая Двойка вот, да пара телят… а взрослых и сильных воспитанники, кто выжил, с собой в горы увели… да… да… хотя правильно, да. Я один, мне много не надо, а без кадаргов в горах слишком тяжело, слишком… Хотя на всё воля Апри… и Красная смерть… на всё, на всё…

Бормотание стало неразборчивым. Феррик резко встал и пошёл в дальний угол комнаты, к золотому диску с восемью острыми лучами, перед которым висела лампада. Опустившись на колени, старик начал вертеть в воздухе руками, словно рисуя круги, подвывать и бить поклоны, раскачиваясь всем телом.

Вот манеры! Хотя… он же мог и сбрендить, с трупами-то общаться. Сам сказал, братья отправились к Апри – местному божеству, видать. И всей компании – слуга-уродец, даже три. Немудрено с катушек съехать.

– Брат Феррик? – громко позвала я, кутаясь в покрывало.

Молчание. Пришлось отогреваться дальше, слушая потрескивание дров и бурчание в желудке.

Скоро получеловеческое существо принесло еду: хлеб из грубой муки, мягкий сыр, сушеные плоды с запахом пыльных камней. Больше хотелось мяса, но просить не стала – всё равно местного наречия не знаю, а знаками не объяснить.

Несмотря на скудность, пища оказалась сытной. Стоило утолить голод, как усталость взяла своё. Полудрёма закрыла веки, перепутала мысли, расслабила тело. Перед тем, как погрузиться в сон, я с грустью подумала, что месть снова откладывается. Но что сделаешь? Пересижу здесь, ногу подлечу, и домой. За это время как раз посылка домарширует на место сбора…

Стоп! Ящером оно перебубнись! Чем стариканы расплачиваться-то будут?! Я ж так и не оставила указаний, куда казну перепрятала! То, что пропала со связи – ничего, не впервой, а вот с деньгами нехорошо получилось. Совсем нехорошо. Так что лечиться, срочно лечиться, и бежать обратно – восстанавливать династию.

И убивать.

***

Дни тянулись, словно кишечник из пленника, который твердо решил, что не выдаст тайн своего войска. Холод, сырость, темнота – вот три главных составляющих мира Мерран. Затмение, так поразившее меня в первый день, длилось уже две декады: как пояснил Феррик, застилало солнце не луна, а соседняя планета.

– Великий Апри сейчас борется с Великой Тьмой Атума, – объяснял Феррик, косясь на золотой солнечный диск, что висел в каждой комнате в восточном углу, и хватаясь за такой же медальон на шее, – сие есть великое таинство, человеческому глазу недоступное и разумом непостижимое. Но только от нас, от молитв наших зависит, одумается ли Темный Атум, или же ринется в последний бой, и упадёт на Апри. И прогневается великое светило, и сожжет нас, недостойных, яростными лучами своими…

– А если не сожжет, то обычно что?

– Что, что… выйдем из перигелия, планеты разойдутся, Открытие праздновать будем, – отвечал старик, мгновенно теряя религиозный пафос, – покрывало только помогите свернуть, умоляю. А то мне тяжело, а кадаргам в храм заходить недолжно…

Должно, не должно. Монастырь есть монастырь: всё по уставу. Почти как в армии. Всё размеренно, всё предсказуемо. Солнцеслужения четыре раза в сутки – полдень, полночь, и рассвет с закатом. Тихо, спокойно, никто никого не убивает. Песни красивые. Одно плохо – Феррик при любом удобном случае рассказывал, как светило «отдает свою горящую плоть во тьму космоса, даруя тепло и свет нам, недостойным слугам его, и всепронизывающие лучи его испепеляют врагов его, а всесогревающий диск его оберегает и оплодотворяет мир его…». И ладно бы просто рассказывал, так ведь ждал ответов и очень удивлялся, когда не получал их. Вообще, старик то и дело принимал меня за кого-то, кого он знал давным-давно, и все эти годы желал увидеть вновь. Но разобраться в бредовых фразах я даже не пыталась – слишком много было вокруг нового, чтобы ещё чужими глюками заморачиваться.

Мир Мерран и сам по себе походил на один большой глюк. Например, получеловек Двойка и двое её младших собратьев оказались не особым видом животных или расой, а переделанными людьми. Обычай такой: был человек – преступник там, или инвалид – и нет человека. Вместо него – слуга-кадарг. Отменное здоровье и ноль мозгов. Верх умственных способностей – откликаться на данное имя и выучить несколько рецептов повседневных блюд. И никаких воспоминаний о прежней, человеческой, личности.

В плане жизни без воспоминаний я кадаргам завидовала. С самого первого дня в Мерран мне начали сниться кошмары. Бесконечные погони по коридорам и лестницам. Осколки, кровь, тела, простыни. Пламя, которое так просто вызывать пальцами. Раз! Из ладони рвалось разрушение. Огонь сжирал всё, всё, всё: измученную маленькую Ками, ошмётки матери, исковерканное тело отца. «Смерть Проклятым», неслось из глубин памяти. «Смерть палачам», отзывались тени. «Моя очередь», кричали со всех сторон. И смеялись, смеялись, смеялись…

Каждое утро я вскакивала с колотящимся сердцем, в холодном поту. Распахивала окно, дышала ледяным ветром. Затем одевалась – штаны и рубаха грубого полотна, шерстяные, меховая тога в пол, сверху монастырский балахон – и шла на кухни, готовить себе завтрак и экспериментировать с пламенем в непривычно плотном пространстве.

– Куда грабли суёшь, козлина стаеросовая! – кипятилась я, если рядом оказывалась кадарга Двойка с ведром воды, – не твоего ума дела! Вали жратву варить!

Поскольку ругалась я на сетерском, слуга не понимала ни слова. Зато понимала интонации и отходила, обиженно мыча.

По-хорошему говоря, опыты стоило проводить в другом месте, но я тупо боялась затеряться в огромном монастыре, и – чем тьма не шутит – замерзнуть насмерть. Кухни же были весьма просторными и главное, теплее любых других нежилых помещений. Ещё здесь не росла цветочная плесень и хищный мох. Зато водились червекрысы – противные на вид и приятные на вкус существа.

– О, пресветлая госпожа! Как же вы… что же вы… у нас ведь свежайшая рыба… – истерил Феррик каждый раз, как видел, что я отлавливаю крыс на мясо, – так же нельзя! Эта пища слишком груба для вас!..

Объяснить старому монаху, что от непривычной пищи по имени «рыба» у меня расстройство желудка, я так и не смогла. Пришлось выслушать несколько лекций о «неподобающих трапезах». Дело кончилось бы крупной ссорой, если бы Феррик не увидел её.

Я привыкла таскать с собой два кинжала. Обычно это были прабабкин, с камнями-вензелями-гравировками, и отцовский, боевой, но почерневший. Первый привычно расположился на ноге, а вот второй пришлось заменить на хороший кухонный нож, которым пользовалась чаще, как более крепким. При этом для разделки червекрыс лучше подходило тонкое и гибкое лезвие «фуфырки».

Когда однажды Феррик пришел пообщаться, а точнее, с очередной «инспекцией»-морализаторством, и увидел, чем я разделываю добычу, старика натурально чуть не хватил удар.

– Нарна… о боги… это же Нарна… Апри раздаёт великую милость даже ничтожной твари… – Феррик бухнулся на колени, не сводя глаз с моей «фуфырки», – истинная кровь, истинная… Апри… Нарна… Пресветлый клинок…

В тот день добиться чего-либо осмысленного от старика не удалось. На следующий Феррик пришел во вменяемое состояние, и с недоумением пояснил: я разделываю тушки не чем-нибудь, а Нарной – так называют ритуальные кинжалы Зрячих.

– Неужели вы забыли даже это?! – вскричал Феррик, и его перекошенные губы задрожали, – вы, Черное солнце, солнце солнц по праву рождения?!

– Э-э-э… ну… не… конечно, нет… – выдавила я, наблюдая за стремительно синеющим Ферриком и пытаясь сообразись, что делать, если старик сейчас перекинется, – просто… моё право всегда со мной. Нарна в руках или нет.

– Великая! Великая мудрость! – вскричал Феррик, и бухнулся на колени.

Я не удивилась: привыкла.

Нога заживала. Готовясь к возвращению, я начала расхаживать её, и набрела на библиотеку. Огромное сборище всевозможных свитков, списков, и изданий, оказалась в моём единоличном распоряжении. Удивительно, но многое тут сохранились со времён до Катастрофы. Кое-где поперёк страниц стоял штамп «Ересь» – но так у нас «неудобные» книги вообще жгут.

Тайну моей «мерранской личности» раскрыть не удалось. Удалось узнать другое: те, кого в моём мире называют Проклятыми, здесь известны, как Зрячие. Красиво. И ближе к нашей главной особенности – ощущать, порою даже видеть, неоднородности пространства. В моем мире это не так уж сложно, а вот в Мерран требует усилий: даже у меня с непривычки далеко не всё получалось. Так вот те, у кого получается, вскоре после Катастрофы стали в Мерран элитой из элит, а «расфуфыренные ножики», или Нарны – знаком принадлежности к высшему сословию.

Поначалу я обрадовалась: в кой-то веки нашлось место, где не надо скрывать свою кровь. Однако нет хорошего без дурного: охота на проклятых, или Зрячих, никуда не делась, лишь поменяла форму. В Мерран считали, что священную кровь необходимо сохранять в чистоте. Элита женилась внутри себя и потихоньку вырождалась. Даже бастардов-полукровок помещали в монастыри, и принудительно скрещивали между собой – ведь потомство должно быть правильным.

– Для кого правильным-то? Зачем вообще это надо? – всё допытывалась я, – чем плохи обычные родовитые люди при деньгах?

– Они лишены божественной благодати, – убежденно отвечал Феррик, – лишь хранящий в крови частичку великих Дверей может стать новым Императором.

На этом разговор обычно заканчивался. Однажды мне пришло в голову спросить:

– Про пришествие Императора – это как? Смена власти? А прежний тогда чего? Умрет?

Старый монах замер. Медленно повернул голову, и так же медленно моргнул. Светло-голубые до бесцветности глаза заблестели, в складках век показались слёзы.

– Верую, – едва слышно прошептал Феррик, и нащупал на груди медальон в форме солнечного диска, – я не мог так ошибиться… верую!

И больше не проронил ни слова, пока не настало время проводить солнцеслужение.