Текст книги "Моя желанная студентка (СИ)"
Автор книги: Майя Чи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 14. Плохая идея
Граф
Вероника лежит в моей постели. То, чего я не мог представить даже в своих самых смелых фантазиях, сегодня сбылось. Впрочем, это была необходимость.
Едва я привез ее к себе домой и попытался привести в чувство, как она заметалась, затряслась и начала тяжело дышать. Жар никак не сбивался. Таблетки не помогали, да и я испугался. Кто знает, где именно она ночевала, и насколько там было холодно… Пришлось звонить в скорую помощь, в полной мере осознавая, что сам не справлюсь, изведусь в неведении и переживаниях. Однако мне посоветовали семейного врача из поликлиники, а Нике повторно дать жаропонижающее. Столбик термометра на отметке тридцать девять их не убедил.
Вот только у меня нет времени гулять по больницам, ее одну пустить – тоже не вариант. Поэтому, выполнив их указания, я звоню другу.
Сергей отвечает не сразу. Если быть точным – только на третий раз. Неприличные звуки на фоне его слишком довольного “да” дают понять – я совсем не вовремя.
– Хотел спросить, – говорю ему, стараясь не рассмеяться, – нет ли у тебя знакомого врача, которого можно вызвать на дом.
– Тебе для каких целей?
– Лечебных, Серег. У меня тут девушка с температурой лежит. Завтра надо бы ее к семейному…
– Девушка? – недоуменно спрашивает он.
– Студентка моя…
– Граф, ты сбрендил?
– Успокойся. – В висках начинает стучать. – Я не собираюсь с ней спать. Вероника попала в непростую ситуацию, приютил на пару дней.
– О-о-о… – произносит он многозначительно, чем выводит из себя.
– Короче! Как закончишь со своим новым "цветочком", скинь номер хорошего врача, если есть.
– Окей. Да, детка, вот так… Нет, ниже… – По ту сторону трубы раздается тихий стон. Мой организм моментально реагирует на звуки женской похоти, и я завершаю звонок. Хоть бы прервался на пару минут. Не он один тут страдает от отсутствия секса. Вот же ж черт!
Приходится отложить ужин и заглянуть в ванную. Все равно не мылся со вчерашнего дня. Да и остудиться не помешало бы. Но контрастный душ не помогает. Все мои мысли занимает вначале загадочная женщина друга, а потом Вероника. Молодость всегда манит мужчин. В упругих телах таится особенная красота, словно ты прикасаешься к чему-то незапятнанному, девственному и чистому. Это будоражит. Кровь закипает. И когда ты смотришь на спящую красотку, кажется, что весь мир перед тобой, в твоей власти.
Юные глупцы наполняются чувством всевластия и вседозволенности, бездумно пользуются подарком судьбы, однако чем старше мужчина становится, тем он более осторожен, боясь самому не попасться в капкан, во власть девушки, которая и сама не осознает силу своей красоты.
Что же до Валевской… Обычная девчонка, попавшая в беду. Стоит ли ее спасать? Нужно ли это мне? Я подставляю свое лицо под струи теплой воды и, закрыв глаза, думаю. Порой важно вовремя расставить приоритеты, чтобы жирная точка еще на первых строках листа разозлила и вынудила перевернуть его, так и не узнав, о чем там дальше написано.
Мне нравится, как трепещут ее ресницы, как вздымается грудь и дергаются во сне пальцы. Я смотрю на нее, и чувства обостряются, желания обнажаются, а от ощущений сносит крышу. И хоть девчонка болеет, жар сжигает ее изнутри, у меня все равно на нее стоит. Особенно, когда она лежит в моей постели, под моим одеялом и, главное, в моей футболке и шортах. Что мне со всем этим делать?
Звон бьющейся посуды вынуждает меня насторожиться и выключить воду. Неужели проснулась? Наскоро вытеревшись, я натягиваю спортивные штаны и замечаю в зеркале, что ими вряд ли удастся скрыть стояк. На помощь приходит смекалка. Выхожу из ванной с полотенцем в руках, которым вытираю волосы и, одновременно, прикрываюсь.
В кухне тем временем небольшой бардак. Валевская с совком в руках пытается собрать осколки стакана. Растрепанная, раскрасневшаяся и вспотевшая – она тяжело дышит, то и дело прикрывая глаза.
– Вероника? – осторожно окликаю ее.
Девчонка вздрагивает и смотрит на меня растерянным взглядом.
– Станислав Юрьевич?
Заметив в ее глазах слезы, я подхожу к ней и, наклонившись, отбираю совок.
– Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу.
Она послушно выполняет указания, правда, видно, что едва стоит на ногах. Чертыхнувшись, приношу из спальни градусник. Пока Валевская затравленно следит за моими действиями, полностью убираю мусор, контрольно прохожусь пылесосом, и только потом наливаю ей стакан воды.
Термометр не показывает высокой температуры, но ей определенно надо отоспаться.
– Так, дуй в постель. Хотя нет, стой. Может, перекусишь чего-нибудь.
Вероника качает головой и хриплым голосом просит сменную постель. При этом сильно смущается, зачем-то прикрывая руками грудь. Зря. Я не настолько извращенец, чтобы воспользоваться ситуацией, хотя, каюсь, грешен. Пока переодевал ее, не смог себе отказать в удовольствии коснуться их.
Я направляюсь в спальню, где из шкафа достаю чистую постель.
– Станислав Юрьевич, можно я сама?
– Нет, лучше присядь.
– Но, – она хватает меня за локоть и заглядывает в страхе в глаза.
– Вероника, не упрямься. Считай, что ты в гостях.
– Я… – Она опускает виновато голову и смотрит под ноги. – Я испортила вашу одежду и постыню. Простите. Я все возмещу…
Каким образом Ника испортила, я понимаю, когда одергиваю одеяло. Вот же ж! Даже несколько лет брака меня к такому не подготовили. Аня всегда заботилась о подобных вещах, не допуская проколов. А Вероника… Что-то мне подсказывает, что виной всему было ее плохое самочувствие.
– Можно я уберу? – повторяет Вероника свою просьбу, а сама краснеет, как помидор. Хотя красный цвет сейчас вызывает у меня другие ассоциации. Валевская тем временем едва ли не плачет. – Я хотела выпить воды, а потом привести тут все в порядок, но не успела. Простите.
Подхожу и зачем-то оставляю поцелуй на горячем виске. Не хватало ей еще переволноваться. И так еле дышит.
– Лучше сходи в душ. Я тут уберу и спущусь в магазин. У тебя с собой ничего нет, ведь так.
Она кивает и поджимает губы. Стыдится. Глупая.
Решив избавить ее от неловкости, я вручаю девчонке полотенце со сменной одеждой, и отправляю ее в ванную, прося не задерживаться и не стоять подолгу под горячей водой. Сам же меняю постель и, долго не думая, сую ее в мусорный пакет. Давно пора выкинуть то, что напоминает мне об Ане. И кровавое пятно на ее любимом комплекте – отличный повод это сделать. Начнем, пожалуй с малого. Впрочем, проходя мимо столика, где когда-то стройным рядом стояла вся косметика бывшей, а сейчас остались только старые духи, хватаю и их.
Внезапно мне становится так спокойно, словно в одно мгновение груз обиды и вины спадает с плеч. Когда оказываюсь на улице, то и вовсе ощущаю небывалую легкость. Тянет улыбаться, и это странно. Мне казалось, что с уходом Ани, мой мир погрузится во мрак, а лучшими друзьями станут алкоголь и сигареты. Но нет. Сейчас, стоя на крыльце, я отчетливо ощущаю свободу. Неужели наш брак тяготил меня? Но почему? Что в нем было не так? Ведь мы оба в свое время потеряли голову от любви друг ко другу. Даже если Аня скажет, что никогда не любила меня, в жизни не поверю. Тогда, в чем была ошибка? Где мы оступились? И отчего сейчас во мне есть только любопытство, но не боль?
Я вздрагиваю – в кармане вибрирует смартфон. На экране высвечивается фото матери. Ох, ё…
– Да, мам.
– Стасик, это правда?! – чуть ли не кричит она в трубку.
– Что именно? – Бросаю пакет в недалеко стоящую урну и направляюсь в круглосуточный магазин.
– Я говорила с Анютой.
– Я бы послушал ее версию, – хмыкаю. Вот интересно, как она сообщила свекрови?..
– Сынок, скажи правду, ты ей изменил? – Мама всхлипывает, а я останавливаюсь у пешеходного перехода и недоуменно смотрю на мигающий красным светофор.
– Разве что с работой. Она, кстати, тоже женского пола.
– Не паясничай, Стас! Почему ты мне ничего не рассказал, и я узнаю все только спустя два месяца?
– Потому что я давно не мальчик, и могу справится со своими проблемами сам. И да, рога выросли у меня, мам. Но говорить об этом сейчас уже поздно, да и не хочется. Я теперь разведен и остался при своем. Кстати, спасибо за брачный договор. Он облегчил процесс развода до банальных формальностей. Даже не пришлось судится.
– Ты выглядишь слишком беспечным для того, кто носит рога, – вздыхает она, а я смеюсь.
– Мне кажется, или ты рада этому?
– Не то, чтобы рада. Просто я воспитала мужчину, умеющего хранить верность, и, пожалуй, эта мысль меня успокоит.
– Я тоже тебя люблю, – говорю ей, зная, что она ждет этих слов. – Ты там как?
– Выписалась уже. Может, я приеду?
– Нет! – Моя твердость ее настораживает. Черт!
– Так-так-так…
– Мама, правда, не сейчас. Мне надо побыть одному.
– Хорошо… – тянет она многозначительно, и я чуть не матерюсь вслух. А когда завершаю звонок, понимаю, что раз она задумалась о визите, то наверняка нагрянет на днях. И что тогда делать с Вероникой? Может, встретится с Валевским?
“Мои родители часто о вас отзывались не с лучшей стороны, особенно после разрыва с вашей женой… “ – всплывают в памяти слова девчонки.
И вправду, бредовая идея. Старый хрыч не то, что полезет в драку, обвинив меня во всех смертных грехах, он даже слушать не станет.
В магазине я беру пачку прокладок и, вспомнив, про белье, прохожусь вдоль стеллажей, куда отродясь не заглядывал. А чтобы не привлечь внимание продавщицы, покупаю еще шоколад и пачку макарон. Уж лучше сойти за заботливого семьянина, чем извращенца. Так думаю я… Но не молодняк, который завидев в моих руках две пары женских трусиков, хихикают как идиоты. Неужели и я когда-то был таким?
Да уж… Мне все-таки неловко.
Обратно иду быстрым шагом. Почему-то по дороге возникает тревожная мысль: все ли с ней хорошо? Вдруг опять что-то разобьет? А если поранится? А если свалится в обморок? Как же с больными тяжко! Снова провожу параллель с бывшей женой и удивляюсь ее самостоятельности. Хотя, сейчас отчетливо понимаю, что меня не интересовали ее болезни. Идиот. Я вообще редко интересовался своей женой! Значит ли это, что уродом в нашем любовном треугольнике был именно я?
Вхожу в квартиру в прескверном настроение, которое, едва я замечаю свою студентку, тут же улетучивается. Вероника выглядывает из спальни. С мокрых распущенных волос капает вода, на полотенце видны влажные следы, а на ее лице чертовски обаятельный румянец. Да, она болеет, и это не должно быть сексуально, но картина настолько уютная, что я невольно улыбаюсь.
– Я… – произносит она смущенно и замолкает.
– Пройди в ванную, я принесу тебе пакет. Купил все необходимое.
Вероника ступает в прихожую, и при виде ее обнаженных ног мой стояк возвращается.
– Спасибо, – произносит девчонка и сайгаком скрывается за дверью.
Я же, словно околдованный, прохожу в кухню, оставляю продукты и возвращаюсь обратно.
– Кхм, Вероника?
Ответа нет.
– Ника… Ника, все в порядке? Я вхожу.
– Подождите.
Дверь приоткрывается, и смущенная девушка забирает пакет.
– Спасибо.
Я решаю, что на этом моя пытка закончена. Но кто-то сверху думает иначе, потому как что-то падает, Вероника вскрикивает, а я, переволновавшийся, залетаю в ванную.
– Станислав Юрьевич, извините, это… Уронила бутылку с жидким мылом. Сейчас все уберу…
На ней мои спортивные штаны и футболка, сквозь которую видны очертания груди и сосков. А еще запах… Черт! Она пахнет мной…
– Станислав Юрьевич?
Я вспоминаю, как двумя ночами ранее она свела меня с ума своим запахом, и прикрываю глаза. Преподаватели не спят со студентками. Нет, Граф, даже не думай об этом.
– Станислав Юрьевич, – ее горячие пальцы дотрагиваются моей кожи, и от обжигающего прикосновения едва не сносит крышу…
– Ника… – Открываю глаза, и вижу ее лицо в непозволительной близости. Нет. Нельзя. – Будь осторожнее. И загляни потом в кухню, надо что-нибудь перекусить.
Выйдя из ванной, медленно выдыхаю. Взять ее к себе было плохой идеей. Такими темпами, я могу не сдержаться и наломать дров. К тому же, она сама не понимает, насколько провокационно выглядит в мужской одежде. Надо бы прикупить ей чего-нибудь еще.
Опираюсь о столешницу и невольно матерюсь. Это будет сложнее, чем я ожидал.
Глава 15. Поддержка
Вероника
Я прихожу в себя в уютной, освещенной оранжевым светом комнате. В нос сразу ударяет запах лекарств и пота. Приподнимаюсь на локтях и сонно оглядываюсь, но из-за внезапного головокружения заваливаюсь обратно на подушку, а футболка неприятно липнет к телу. Да и постель насквозь мокрая…
Где я? Последнее, что мне помнится – это злой Станислав Юрьевич за рулем своего автомобиля. Куда он меня привез? Неужели к себе? То, что я не у себя дома, понимаю сразу, всего лишь оглядевшись: вместо белых стен и деревянных поверхностей здесь стоит глянцевый комод, шкаф с большим зеркалом и тяжелые шторы. Видимо, его бывшая жена была любительницей красного цвета. Его обилие давит на мою психику. Стоп!
Я внезапно осознаю, что на этой постели куратор спал со своей женой, и вскакиваю. Взгляд цепляется за знакомые духи от Армани. Такие же, как у моей матери, которая не изменяет своему бренду десятилетиями, утверждая, что он для сильных, амбициозных женщин.
Снова смотрюсь в зеркало, и едва не вою в голос, ведь выгляжу я не лучшим образом. К тому же… Внезапная боль внизу живота вынуждает напрячься, а парой секунд спустя меня накрывает паника. Я все тут изгадила, в том числе чужую одежду. Надо оттереть хотя бы шорты! А потом выйти в магазин… Запоздало вспоминаю, что денег нет, и стискиваю зубы – мои труды полетели коту под хвост. Ну почему я такая глупая? Почему, не подумав, выбежала без денег?
В горле першит, и я решаю сначала выпить воду, а потом убраться. Вряд ли смогу скрыть то, что натворила, так хотя бы не буду свиньей.
В остальной части квартиры темно. И если по коридору я двигаюсь на ощупь, прислушиваясь к шуму, доносящейся из ванной, то уловив очертания кухни, ищу выключатель. Яркий свет больно режет глаза, зато воду я нахожу почти сразу, как и стакан с красивым позолоченным ободком и узором из белых лилий. Правда, стоит мне его наполнить водой из графина, как внезапно кружится голова, и звон стекла разлетается по квартире.
Глаза заволакивает пеленой жгучих слез. Я нахожу совок и начинаю собирать осколки, остерегаясь мелких частиц, чтобы случайно не поранить ступни, но тут слышу шаги.
– Вероника?
Оборачиваюсь и вижу сначала босые ноги, затем топорщащиеся в неприличном месте спортивные штаны, а следом оголенный торс. Невольно сглатываю.
– Станислав Юрьевич?
Куратор проводит полотенцем по мокрым волосам, а затем пытается спрятать свое возбуждение. У него это совсем не получается.
– Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу, – говорит он и принимается за уборку, которую не дал мне закончить. Я слежу за каждым его движением, невольно смущаясь видом обнаженного тела. Кажется, будь это кто-то другой, мне было бы все равно. Того же отца я вижу по пояс голым каждый день, но ведь сейчас передо мной Станислав Юрьевич! Он целовал меня, он трогал меня там, куда, кроме мамы в детстве никто не прикасался, и он позаботился обо мне, когда я осталась одна.
– Тебе плохо? – Его ладонь касается моего лба, и я вспыхиваю спичкой от смущения.
Мужчина молча выходит из кухни и вскоре возвращается с градусником.
– Проверь температуру.
Вспомнив, что градусник лежал в спальне, а там мною знатно загажено, я начинаю снова паниковать. Как в таком вообще признаться? Что делать? Может сказать напрямую, извиниться? Хотя, у него же была жена, он должен быть знаком с подобным. Точно! Надо просто произнеси вслух.
Но я не решаюсь. Ни когда он заканчивает уборку, ни после, когда преподносит стакан воды. А стоит мне заикнуться по сменную постель, сам идет убираться. Бегу следом за ним, пытаюсь остановить, потому что мне ужасно стыдно, но ничего не получается. В результате, смотря на растерянное лицо куратора, начинаю реветь.
– Можно я уберу? – умоляю в последний раз, и вместо ответа получаю заботливый поцелуй в висок, вдыхаю аромат его тела, мятный и острый, сводящий с ума… Боже, какие у него сильные руки, как красиво сложены… Пока он дает мне все необходимое для душа, я словно во сне наблюдаю за ним и теряюсь в собственных ощущениях. Да, меня ужасно трясет из-за температуры, страшно даже представить, как себя чувствовала бы, окажись в таком состоянии на улице, но в то же время мне ничего не мешает хотеть коснуться его.
Едва я захожу в ванную комнату, как романтический флёр испаряется. Рядом с мужским шампунем стоят красные баночки с уходовыми средствами для женщин, а в зеркальном шкафчике их и вовсе навалено вагоном с маленькой тележкой. Здесь все пропитано его женой. И хоть меня не должно такое волновать, я чувствую себя не просто гостьей, а чужаком. С большим огорчением осознаю, что ревную его к женщине, с которой даже не знакома, но которая наверняка занимает очень много места в его жизни. От близких так просто не отказываются. Впрочем, наша с родителями ситуация портит позитивную статистику.
Я провожу в душе около получаса. И за все это время трогаю только одну баночку среди множества более подходящих – мужской шампунь.
Оказавшись в коридоре, я разочарованно осознаю, что Станислав Юрьевич еще не вернулся. Стыдно перед ним щеголять в полотенце, но я вновь боюсь испачкать его одежду. Да и мое белье уже пришло в негодность…
Захожу снова в спальню и вижу темно-зеленую постель, при этом совершенно случайно замечаю, что духов на туалетном столике больше нет. И зачем их прятать?
Входная дверь отворяется, и я выглядываю в прихожую. Станислав Юрьевич выглядит мрачнее тучи, но встретившись со мной взглядом, замирает. Он… Он смотрит на меня, изучает мое тело голодными глазами зверя, перед которым бросили долгожданный кусок стейка, но потом словно приходит в себя. Как и я.
Немногим позже я стою в ванной и разглядываю купленное белье. Это и смешно, потому что кассирша наверняка удивилась выбору взрослого мужчины, но в то же время мило до слез. Никто еще, кроме родителей, не заботился обо мне. Вот так, в мелочах, с предельным вниманием и нежностью.
Переодевшись и, наконец, почувствовав себя человеком, я решаю кое-что постирать. Кроме баночки жидкого мыла ничего лучше не находится, но и оно выскальзывает из рук, со стуком ударяясь на дно ванны. Колпачок, который я немного открутила, вылетает, а сюда забегает взволнованный Станислав Юрьевич, оценивают ситуацию и выдыхает. Правда, мои оправдания пропускает мимо ушей, уставившись на собственную футболку так, словно увидел что-то занимательное и очень пикантное. Проследив за его взглядом, я вспыхиваю от стыда.
– Станислав Юрьевич? – громко шепчу, но тут же облизываю губы, потому что от прожигающего взгляда сбивается дыхание. В темных как сама ночь, глазах бушует страсть, от которой меня бросает в дрожь. Что же, черт возьми, с нами происходит?!
– Станислав Юрьевич, – не удержавшись, прикасаюсь к его руке и ощущаю, как под подушками пальцев бьется венка.
Он тяжело выдыхает, будто судорогой свело легкие, и невозможно быть спокойным. Низ живота скручивает от внезапного желания. Прикрываю глаза, отчего чувства обостряются. Я словно схожу с ума!
– Ника… – Мое имя звучит все так же близко, на грани срыва, над пропастью. Неужели он дотронется до меня? Неужели я почувствую не только его крышесносный запах, но и губы, дыхание… – Будь осторожнее. И загляни потом в кухню, надо что-нибудь перекусить.
Я распахиваю глаза, так как наваждение спадает в одно мгновение.
Он почти убегает. Хотя нет. Он действительно пулей вылетает из ванной, оставляя меня в растерянности. И это все? Почему он сделал еще один шаг? Зачем остановился? Внезапная боль в животе напоминает мне, что ничего бы и не случилось, даже если мы пошли бы дальше… Но ведь можно было хотя бы поцеловать? А?
Я с горечью усмехаюсь. Он мой куратор, я его студентка. О каких поцелуях может идти речь? К тому же, фамилия Валевская совсем не располагает к романтике. Вот ни капли.
Смотрю на его подарок и для себя решаю: как бы меня к нему не тянуло, надо убраться отсюда как можно быстрее. Завтра же попытаюсь устроиться куда-нибудь, хотя бы официанткой на вторую смену, а в течении недели съеду.
– Вероника? – Станислав Юрьевич окликает меня, и я, быстро завершив свои дела, направляюсь в кухню, где уже дымится разогретая пицца.
Мы ужинаем в молчании. Он несколько раз отвлекается на телефон, что-то записывает, сам берется за мытье грязной посуды, и все это происходит в напряженной атмосфере. Хотя очень хочется ее разрядить: убрать с его лица хмурость, пошутить, рассказать забавную историю, возможно поделиться планами. Последнее особенно важно для меня, потому что сидеть на шее у чужого человека могут только наглые и беспечные люди. Я к таким себя не отношу.
– Станислав Юрьевич.
– М? – Он откладывает в сторону тряпку и окидывает меня коротким взглядом. Создается ощущение, что прямой зрительный контакт ему неприятен. Это напрягает.
– Спасибо вам, – говорю искренне. – Вы позаботились обо мне, хоть и не были обязаны.
Мужчина не отвечает. Просто слегка улыбается и принимается снова за работу. От моей помощи он уже отказался, поэтому настаивать на мытье посуды нет смысла. Если ему важно показать себя гостеприимным, не стоит мешать. Тем более, что куратор с тряпкой в руках – это непередаваемое эстетическое удовольствие. Сложно объяснить почему, но мне нравятся его слаженные движения, игра мышц на прямой, натянутой как тетива спине, сосредоточенность и частые перекатывания выразительного кадыка.
– Я… Я завтра поищу работу, – делюсь с ним планами. – И комнату заодно. Если вы не будете против, то можно я переночую у вас еще одну ночь?
Станислав Юрьевич резко выдыхает и оборачивается. Я замечаю его волнение. Оно сквозит в каждом жесте.
– Ни о какой работе даже не думай, Вероника. Возможно, ты примешь мои слова в штыки, но тебе надо учиться, а не обхаживать толпу извращенцев.
– Я не собираюсь в клуб! – Мои пальцы невольно сжимаются в кулаки.
– А куда?
– Официанткой, продавщицей, хоть кем-то…
– Официантки и продавщицы не работают на полставки. Это преимущественно дневная смена. А ночью гулять молодым девушкам опасно.
Станислав Юрьевич складывает руки на груди и, сделав глубокий вздох, смотрит прямым взглядом прямо мне в глаза. Я вижу его решимость и твердость, понимаю, что он хочет сказать, но упрямство не позволяет дать задний ход.
– Вы не вправе мне указывать, даже если один раз позаботились.
– Я твой куратор.
– Но не отец, не брат и не муж.
– Вероника.
Я вздрагиваю от тона, которым произнесено мое имя.
– Перестаньте делать, как он. – На глаза наворачиваются слезы. – Иначе я перестану вас уважать.
– А как он делает?
Меня застают врасплох. Выносить сор из семьи – это последнее, чем стоит заниматься. Такие темы, как правило, болезненны для рассказчика, и ничего не значат для слушателя. У каждого своя боль.
– Мне важно чувствовать себя самостоятельной. Если я хоть раз остановлюсь или сверну с пути, вся жизнь пойдет коту под хвост.
– И? – с усмешкой произносит он.
– Не говорите со мной в подобном тоне. Вы скептичны, но что бред для одного, жизненно необходимо другому.
Станислав Юрьевич устало стонет.
– Вероника, перестань говорить загадками. Я уже понял, у тебя есть мечта – связать свою жизнь с профессиональными танцами, – но ты идешь не по тому пути, по которому следовало бы. Ты не обязана доказывать родителям свою самостоятельность. Достаточно поделиться с ними, и я уверен…
– Ваша уверенность ошибочна! – произношу чуть резче, чем следовало, отчего у меня начинает стучать в висках. – Сколько бы раз я не заикнулась, я всегда слышу один ответ – нет! Блядская профессия, недостойная семьи Валевских. Всю жизнь я только и делаю, что потакаю им! – Мой голос срывается, и я продолжаю чуть тише. – Нельзя гулять, ходить на вечеринки, ночевать у подруг, одеваться в яркое и пестрое, распускать волосы, потому что в приличных семьях девочки носят косички и хвостики, нельзя общаться с мальчиками – только с теми, с кем разрешает мама. И всю эту жизнь я только и делаю, что сижу и зубрю биологию, физику, химию, не высыпаюсь перед олимпиадами, а после всех трудов слышу: – “Могла бы лучше постараться. Четвертое место – не первое, а Валевские не имеют права проигрывать. А сами что? Чаек попивают и косточки перемывают другим, поговаривая: вот дочь вырастет, станет известным ученым, и о нас скажут, какие мы хорошие родители…
– Вероника. – Станислав Юрьевич кладет ладонь на мой лоб и говорит: – У тебя жар. Тебе лучше прилечь.
Все верно. Никому не интересны чужие проблемы. И человеку, от которого ушла жена, совсем не до какой-то там юной особы.
– Не хмурься так. – Я слышу в его голосе нежность, и поднимаю голову.
Его взгляд ласкает. Кажется, будто он меня понял, и только за одно это понимание мне хочется его обнять и почему-то разрыдаться. В голос. Выплеснуть все, что накопилось за долгие годы. Вознегодовать, что единственная подруга тоже покинула меня. Только за то, что я пренебрегла ее желаниями, не выручила. – Пойдем.
Станислав Юрьевич тянет меня за руку, и я послушно встаю, оказываясь с ним в непозволительной близости. Его ладони ложатся на мои щеки, а губы касаются лба. Вот только коснуться его в ответ не решаюсь.
– Мой друг скинул номер хорошего семейного врача. Если за пару дней не оправишься, сходим.
– У меня обычная простуда, Станислав Юрьевич.
– Этого ты не знаешь наверняка.
Я не нахожу что ответить.
– Не буду скрывать, – продолжает он, – в моей ситуации брать ответственность за другого человека немного сложно, но так уж получилось. Придется. Поживешь пока тут. Я редко бываю дома, так что смущать присутствием тебя не буду. Тем более, что у нас с Буровым новый проект…
Станислав Юрьевич огорченно вздыхает, и смешно горбится. Будто ему это настолько в тягость, что идти дальше его заставляет только одно слово “надо”.
– Поздно. – Он отводит взгляд от настенных часов и смотрит на меня. – Проверь еще раз температуру и ложись спать. Утро вечера мудренее.
– Угу, – произношу и направляюсь в спальню.
– Ника! – кликает он вслед, и как только оборачиваюсь, говорит: – Я тебя понимаю.
Я улыбаюсь в ответ. Неужели нашелся тот человек, для которого мои слова – не пустой звук? От прилива благодарности у меня сжимается грудь. Чувства, с которыми я ложусь в постель, невозможно передать. Мне все еще хочется реветь, но теперь от тихой радости. И пусть я все равно уйду, не стану его обременять затратами и кормежкой еще одного голодного рта, простые слова поддержки не забуду никогда.
Ночью я несколько раз просыпаюсь от дрожи в теле. Температура трясет меня практически до предрасветных сумерков, пока усталость и сон не берут своё.
Зато будит меня вовсе не Станислав Юрьевич или будильник, а какая-то женщина с недовольно поджатыми губами и выразительным взглядом голубых глаз, в которых отражается недоверие и легкое презрение.
