Текст книги "Моя желанная студентка (СИ)"

Автор книги: Майя Чи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава 7. Её запах

Граф

Буров пьяный в зюзю. Я смотрю на него, на девушку, которая вот уже минут пятнадцать намекает ему на уединение, и понимаю – пора спасать друга.

– Прошу прощения. – Улыбаюсь очаровательно хищной блондинке и беру Серегу за подмышки. – Уходим.

– Куда? – Он не может даже взгляд на мне сосредоточить, что уж говорить о сексе.

– Домой.

– Меня там никто не ждет. – Серега волочит ноги, из-за чего мы едва передвигаемся. Черт! Какого кабана откормила Алена!

– Тем не менее мы поедем именно туда.

– Я тебя ненавижу. Ты… Ты хоть понимаешь, как это больно, Стас? В ней же все! Все, ради чего я день за днем шел вперед, выигрывал эти чертовы награды. Сука, я даже камасутру исследовал вдоль и поперек, а она все равно ушла. Понимаешь? – Он пьяно щурит глаза. – Ах, да, тебя же тоже бросили. Значит, понимаешь.

– Осторожно, порог.

Буров все-таки спотыкается, но мы чудом не падаем. Впрочем, какое там чудо? Банальные тренировки, которыми я пренебрегаю вот уже с месяц – не для кого стараться.

Мы идем в сторону парковки. Там, возле своей машины я замечаю девушку. Она стоит, запрокинув голову, и смотрит на звезды. Я даже успеваю подумать о Нике – у той такие же чудесные пшеничного цвета волосы и сексуальный носик…

– Черт!

Сигнализация реагирует на ее пинок мгновенно. Кажется, у моей знакомой проблемы…

– Вероника?

Она оборачивается и испуганно округляет глаза. Ну, конечно. Это же не ее прыщавые друзья, которые весело проводят время, гоняя на черных байках, а всего лишь куратор факультета биоинженерии и биоинформатики, скучный профессор Граф.

Ника что-то лепечет, оправдываясь за пинок, но меня это только злит. Я рявкаю на нее, а потом и вовсе настаиваю на совместной поездке. Наблюдаю, как она неуверенно отказывается, а после пары аргументов, все так же неуверенно садится на переднее пассажирское сиденье. Неужели у нее совершенно нет инстинкта самосохранения? Она только что согласилась на поездку с двумя мужчинами, один из которых неприлично пьян. За такую беспечность надо пороть, желательно плеткой…

Я представляю, как стягиваю с нее джинсы, глажу упругую задницу, хватаю за горло и, смотря в янтарные глаза… Нет, не бью. Сжимаю, целую, ласкаю, мучаю ее до тех пор, пока она сама не попросит большего. А после…

– Кхм, – мне становится смешно. Дожил ведь – о малолетках мечтаю. Еще в таком ключе, в котором так и не сумел не представить Аню. Наверное, вся моя нежность ушла вместе с ней, и теперь женщин хочется только драть. Либо вообще не видеть.

Мы выезжаем с парковки.

Буров что-то бормочет, несвязно матерится, видимо, вспоминая свою бывшую жену, а я думаю: как же так получилось, что наши с ним браки разрушились почти одновременно? И почему вместо того, чтобы занять себя исключительно работой, я то и дело смотрю на профиль девушки, которой я и даром не нужен?

– Он живет в шести кварталах отсюда, сперва подвезем его, – говорю ей, но вместо ответа получаю немой кивок.

До дома Сереги мы едем в молчании, если не брать в расчет пьяный храп. А когда доезжаем, то Вероника помогает мне не только вытащить его из машины, но и шустро открывает двери, подставляет Бурову хрупкое плечо и всячески избегает моего взгляда, смотря куда угодно, только не в глаза.

Раздражает. Хотя, к черту! Она моя студентка. Все. Точка. Не надо ждать большего.

Как только мы выходим обратно во двор, она несмело спрашивает:

– Станислав Юрьевич, который час?

– Половина второго, – говорю и прячу смартфон обратно в карман. – А что? Для тебя поздно? – Пытаюсь шутить, намекая на ее развлечения в стриптиз клубе.

– Нет. – Ника поджимает губы. – Едем?

Я секунд десять слежу за сменой эмоций на ее лице и понимаю, что там, кроме страха, ничего нет.

– Может, расскажешь в чем дело?

Девчонка направляет на меня взгляд, полный слез. Я теряюсь. Наука всегда давалась мне легко, но быть преподавателем и другом для детей, я так и не научился. Впрочем, и она уже не ребенок.

– Вероника?

– Нет. Ничего. – Отворачивается и идет к машине.

Бл*ть! Ну что за женская натура! Сколько живу, всегда наблюдаю одно и то же. Ей плохо, но ты не смей лезть в душу – рискуешь прослыть невежей. Ты сделал одолжение, не стал расспрашивать – мудак, которому на все плевать. И самое отвратное, что ты либо невежа, либо мудак – третьего не дано.

– Расскажи, что произошло. – Хватаю ее за локоть, вынуждая смотреть на меня.

– Мне надо домой, – говорит безэмоциональным голосом, а у самой глаза на мокром месте. – Телефон разрядился. Мама будет переживать.

– Если бы тебя волновали переживания матери, то я бы не познакомился с тобой в стриптиз клубе…

– Да что вы прицепились к этому клубу?! – кричит и откидывает мою руку. – Как будто каждая, кто переступает порог неприличного заведения, обязательно шлюха! На нее сразу вешают ярлык, даже не озаботившись узнать, а почему она туда вообще пошла?..

– Не ори, – говорю ей, наблюдая за тем, как блестят щеки от слез.

– Я не ору. Это крик души.

Вероника вроде успокаивается, но теперь обхватывает себя руками. Жалкое зрелище, если честно. Я терпеть не могу женщин, которые выглядят жалкими. Конечно, жизнь ломает даже самых стойких, независимо от пола и возраста, однако человек не должен терять достоинства. Признавать ошибки так же важно, как и их не совершать.

– Ну и зачем ты туда пошла? – Мне интересно. Если она приличная девочка, то ответ должен быть в духе “Мне понадобились деньги”.

– Не ваше дело.

– Ника, это твой шанс оправдаться. – Понимаю, что давлю, и все же.

– В чем? Может, вам и нужны оправдания, но мне они ни к чему. Я сделала то, что посчитала нужным. Завтра получу за это деньги, а потом… – В больших глазах снова дрожат огоньки. Не могу понять, почему она плачет. Словно… Словно проблема в другом.

– Что потом?

– Брошу учебу и переведусь туда, где мое настоящее место! Хотя чего вам рассказывать? Вы такой же как они – думаете, что наука превыше всего. Если человек не выводит новый сорт растений, не спасает жизни, не летает в космос или не бурит глубоко под землю, чтобы свершить очередное открытие, то он зря тратит свое время. Он бесполезный кусок дерьма, которому лучше бы не родиться.

– Я так не считаю, Вероника. Все увлечения ценны…

– Но не танцы, да? – Она поднимает свои невозможные глаза и смотрит на меня с обидой. Кажется, я понимаю, в чем проблема, и мне за это хочется прибить Валевского. Неужели один из самых светлых умов науки не удосужился банально поговорить со своей дочерью и выяснить, чего она хочет от жизни? Какие у них отношения в семье? Судя по тому, что она обманом и весьма неприличным занятием зарабатывает на свою мечту – никакие.

– Тебе нравится стриппластика? – задаю наводящий вопрос, а сам пытаюсь не думать о том, какой откровенной она может быть на сцене.

– Что? – Ника краснеет. Черт, она краснеет из-за банального вопроса. И ее смущенный вид меня возбуждает. Граф, ты точно сумасшедший. Тебе человек душу открывает, а ты думаешь, как бы ее завалить. Впрочем, хоть я и выпил немного, но еще способен держать себя в руках. – Н-нет! Я… – Она делает глубокий вдох и признается. – Я люблю спортивные танцы на шесте. – Видимо, оно дается ей с трудом, потому как решимость в глазах девушки настолько слабая, словно она боится говорить это вслух. – Но они несовместимы со взглядами родителей. И с вашими наверное – тоже. Впрочем, ладно. Что бы я ни сказала, общество все равно будет следовать стереотипам. Оно воспринимает девушек на пилоне, как шлюх, а между тем они очень спортивны и элегантны. Знаете, когда я впервые ее увидела, действующую четырехкратную чемпионку по пол дэнсу, то чуть не расплакалась от восхищения! На нее смотрели все. Одни с осуждением, а другие, как я, с открытым ртом. И…

Ее лицо преображается. Страх и обида куда-то исчезают, уступая место восторгу. Она рассказывает о приложенных стараниях, в то время как я не могу отвести взгляда от раскрасневшихся щек. Сложно сказать: так действует на нее воодушевление или ночная прохлада, но чем дольше я смотрю, тем отчетливее вспоминаю себя в ее возрасте.

– Знаешь, – перебиваю девчонку и гашу в себе внезапное желание, – я думаю, ты станешь изумительным танцором, если не растеряешь свой пыл. Только не ищи легких денег, Ника. В попытке достигнуть вершины, ты опускаешься на самое дно болота, из которого мало кто выбирается.

– Но я же сказала, что больше не пойду туда! – Она мгновенно вспыхивает и злится. – И вообще, вам стоило бы извиниться!

– В чем же?

Ника снова мнется, видимо, не решаясь ответить. Правда, и не стоит.

Я понимаю ее без слов. Вот только банальное “извини” тут точно не сработает. Подхожу к ней и смотрю сверху вниз на воинственно сжатые губы, раздувающиеся крылья носа… Промозглый ветер развевает ее волосы, и я слышу аромат духов – что-то свежее, морозное, цитрусовое. Кажется, начинаю понимать, почему меня так тянет к ней. Все дело в очаровании и молодости. Вероника словно глоток бодрящего чая с лимоном, которым я так часто балую себя по утрам. Она возвращает мне забытое чувство, когда ты юн, полон сил и амбиций. Хотя вряд ли бы я пришел к такому выводу, если бы она не была столь откровенна со мной.

Я прикрываю глаза и снова вдыхаю ее запах, теперь еле уловимый. А когда вместо тьмы снова вижу ее лицо, растерянное и невинное, не выдерживаю и касаюсь губами нежной щеки.

– С-станислав Юрьевич? – Маленькие ладошки ложатся на мою грудь, надавливая, отталкивая, но делают это настолько несмело, что меня это только раззадоривает.

– Тшшш… – шепчу ей на ухо, и чуть не срываюсь.

Серега прав – надо успокоить себя, иначе будет уже все равно, с кем спать. К тому же, я не кидаюсь на девушек, не пристаю.

Роняю голову на ее плечо и снова вдыхаю аромат духов. Уверен, принадлежи он другой женщине, то не было этой легкости.

– Станислав Юрьевич, я замерзла, – шепчет Вероника.

“Согрейте меня” – договаривает мое воображение, и рисует ее образ на заднем сидении. Как со свойственной ей неуверенностью она расстегивает курточку, снимает с себя футболку, и я целую ее грудь. Как мои пальцы лезут в трусики, а она тихо всхлипывает, откидывает голову, произносит мое имя, и вместе с ним с ее губ срывается сиплое дыхание. Как ее руки касаются моего члена… Блять!

– Поехали, – говорю ей и отстраняюсь.

Вероника растерянно смотрит на меня и, спохватившись, прячет глаза под пышными ресницами.

– Если сейчас же не сядешь в машину, я сорвусь.

Она испуганно округляет глаза и отворачивается. Вид ее попки в обтягивающих джинсах только усугубляет ситуацию. Сам не понимаю, почему так завелся, но мне жизненно необходимо ее трахнуть и успокоиться. Пусть не всю. Только рот. Всего один поцелуй, о котором позже непременно пожалею.

Хватаю ее снова за локоть и прежде, чем она успевает произнести мое имя, целую в губы. Снова это недовольное мычание… Валевская, знала бы ты, как мне плевать на твой протест!

Скольжу ладонями вдоль ее тела, делаю шаг вперед и, едва она упирается спиной о машину, сжимаю ягодицы. Какая она упругая! Представляю девчонку на шесте, раздвигаю ей ноги и приподнимаю ее.

Тихое “ой” вызывает улыбку, но едва я отстраняюсь, чтобы сказать, как эта бессовестная девчонка зажимает мне зубами нос!

– Ссссс…. – шиплю сквозь зубы. – Пусти, дурная!

Другой бы на моем разозлился, но я откидываю голову и смеюсь над ситуацией. Так меня еще не отшивали.

Затем смотрю на ее испуганное лицо, глаза, полные слез, и осознаю, что, вероятно, переборщил. Но в то же время, какая она красивая, сексуальная, желанная…

Минутная слабость испаряется с приходом мысли о том, чья она дочь. И хоть мне по барабану, как отреагирует на подобное сам Валевский, что-то меня останавливает. Правда, понимать причину сомнения не хочется.

Опускаю ее обратно на землю.

– Думаю, теперь мне нет смысла извиняться. Ты отомстила самым неординарным способом. – Снова смеюсь. Она же вспыхивает, как спичка и, проскользнув между мной и автомобилем, вскоре садится на переднее пассажирское сидение.

Я с минуту стою на улице, вдыхая холодный воздух и надеясь, что он освежит мозги. После тоже сажусь в салон, завожу мотор и, стараясь не смотреть на девчонку, жму на газ.

Всю дорогу мы молчим, и только, когда подъезжаем по адресу, она уточняет номер подъезда, шепчет короткое “спасибо” и убегает домой. Я еще долго торчу здесь, наверное, час. Жду, когда зажжется свет в ее комнате, но видя, что все окна теряются в темноте, понимаю: окна их квартиры выходят на другую сторону.

Как и Сереге, ехать домой, возвращаться в пустоту, оставленной любимой женщиной, совершенно не хочется… А действительно ли я ее люблю? Может, это только тень былых чувств, привязанность, возникшая с годами? Когда жизнь превращается в рутину, и даже былой огонь вспоминается, как кадр из фильма, а не собственный опыт?

Нет. Не хочу об этом думать. И о Нике тоже. Надо забыть, переключиться, уйти в работу и воспринимать ее, как свою студентку, не более того. Она всего лишь одна из многих, и торчать здесь бессмысленно. Я – не влюбленный прыщавый подросток, а мужчина среднего возраста, которому надо заниматься работой, а не ждать силуэта в окне. Ей-богу, веду себя как придурок.

Я открываю дверь машины и пару минут еще проветриваю салон. Если избавиться от запаха, то уменьшится риск провокации мозга. Ему нечем будет подпитываться и закреплять воспоминания. Вот только, это не помогает. Запах Вероники застыл в носу, в легких, внутри меня.

Глава 8. Угрызение совести

Вероника

Я слышу, как стучит мое сердце. Есть только легкий шум в ушах и бесконечный набат в груди. Весь дом спит, во дворе тишина. Где-то там, в городе, кипит жизнь, но она невидима, ее разве что ощущаешь седьмым чувством. А все потому, что пять предыдущих онемели, а шестое, интуиция, предпочитает прятаться и молчать, как я сама: сижу на на лестничной площадке, в тени, отбрасываемой широкой перекладиной, и украдкой смотрю на машину Станислава Юрьевича.

Почему он не уезжает? И сколько времени уже прошло?

Мне страшно даже сдвинуться с места. Я знаю, что всего в одном пролете от моего укрытия находится наша квартира, – мама не спит, ждет, чтобы настучать по голове нерадивой дочери, которая шляется неизвестно где, – и все равно продолжаю сидеть, вспоминая произошедшее, пытаясь понять, почему он так поступил.

Кажется, Граф сумасшедший. А как иначе объяснить его действия, если не сумасшествием, хоть и будоражущим все мое тело? Может, он страдает тем же недугом, что и сын мэра? Любит пожестче?

Какой-то шум привлекает мое внимание. Я слышу открывающую дверь и мамин дрожащий голос.

– Сереж, она ушла с Андрюшей. Он ответственный мальчик!

– Знаю я этих ответственных мальчиков! Сегодня пьют со мной чай, а завтра трахают за забором мою дочь.

– Господи, ну что ты такое говоришь? Погоди, вот ключи. Может, и я поеду?

– Не надо. Сам справлюсь…

– Папа? – Я несмело поднимаюсь по лестнице и вижу заплаканное лицо мамы. Перевожу взгляд на отца в плаще и теряюсь.

– Быстро! – сквозь зубы шипит он, и я пулей влетаю в квартиру, стягиваю обувь и уже собираюсь спрятаться в своей комнате, когда в спину доносится. – В кухню.

Серьезного разговора не избежать. И самое обидное, что все ими сказанное завтра разобьется в пух и прах, когда по новостям покажут, как отдыхает семья мэра. А в том, что родители узнают, где шаталась их блудная дочь, я не сомневаюсь. И все же иду в направлении кухни. Что бы не произошло, самое страшное позади – меня никто не тронул, не изнасиловал, не убил, не ограбил…

– Надеюсь, пицца стоила того, чтобы выключить телефон, – говорит папа, и я чувствую, как от его тона подкашиваются колени. Он всегда был суров. Если мама преисполнена амбиций и честолюбия, то отец порой перебарщивает со строгостью. Конечно, свой характер он проявляет только в критические моменты, но и этих редких моментов достаточно, чтобы понять – лучше не злить.

– Батарея разрядилась. Я не смогла вызвать такси.

Сажусь за стол и наблюдаю, как папа медленно снимает пальто, передает его маме.

– А как же Вишневский?

– Андрею пришлось уехать, – говорю непринужденно. – Я никак не могла найти транспорт, но потом один из знакомых заметил меня идущую по улице и предложил подвезти.

– Ты села в чужую машину? Ночью? – Он впивается в меня тяжелым взглядом, вынуждая ощущать себя мышкой, пойманной во время похищения сыра. – Ника, мы тут чуть с ума не сошли, переживая о тебе!

– Папа, мне не десять лет, и я не впервой езжу в вечернее время. К тому же, это всего-навсего наш куратор, поэтому…

– Граф?! – восклицает мама с ужасом. Видимо, мне стоило молчать, но, увы, сказанного не воротишь.

– Не понял. – Отец хмурится. – Этот современный нигилист стал куратором Ники?! Куда катится мир? Они там совсем с ума посходили в своем университете?

– Папа, Станислав Юрьевич прекрасный лектор, и свои взгляды он никому не прививает.

– Это пока! – заводится он, и следующие полчаса я выслушиваю целый поток грязи в сторону Графа. Учитывая усталость и в целом неприятный вечер, эта длинная тирада негатива отнимает остатки сил, оставляя взамен разочарование и злость, потому что в отличие от них, моих дорогих родителей, любящих перемыть косточки каждому, кто восседает в их палате, либо достиг каких-нибудь высот, Станислав Юрьевич ведет себя иначе. Не могу это объяснить, но просто он другой.

Когда я наконец-то вырываюсь из кухни и иду в ванную, мысли о кураторе возвращаются. Мне до слез обидно из-за его грубой настойчивости, но в тоже время, стоит закрыть глаза, как горький аромат духов ощущается будто наяву. Кажется, словно он вот-вот скользнет руками по моей коже, сожмет ягодицы так, что волна желания пронесется по всему телу, а откровенный поцелуй унесет остатки разума.

Я не знаю, почему я заплакала этим вечером – оно само. Скорее всего, это случилось от избытка чувств. Раньше мне не доводилось ощущать хоть что-то подобное, я бы даже сказала – прекрасное…

Интересно, а у родителей было так же? Почему люди женятся именно по любви? И сносит ли у них крышу от одного лишь поцелуя?

Я прислоняюсь к холодной стене и прикусываю губу. Пальцы сами находят клитор. Раньше мастурбация виделась мне просто забавой, способом почувствовать себя взрослой, но ни разу она не ассоциировалась с конкретным мужчиной. Сейчас же передо мной стоит то строгий профессор, водящий маркером по электронной доске и требующий тишины в аудитории, то безумный, дикий и необузданный, со всей свойственной ему страстью, проводящий языком по самому сокровенному участку на теле женщины.

К сожалению, я так и не достигаю пика удовольствия. Одних мыслей мало. Мне нужен он. И эта мысль пугает, вынуждает перекрыть воду, покинуть ванную комнату и спрятаться у себя.

Но даже в постели, когда в пятом часу утра меня одолевает сон и все то же возбуждение, я не чувствую хотя бы десятой доли того, что ощущала под умелыми пальцами куратора.

Я размышляю: не глупость ли это? Почему мысли так или иначе сводятся к нему? Ответа на этот вопрос не нахожу и засыпаю.

А утром в начале девятого меня будит взволнованная мама.

– Ника, вставай. Ника!

– Что случилось? – смотрю на нее сквозь едва открывающиеся веки.

– Ты знала, куда вчера отлучился Андрей?

– Ммм… Допустим, а что?

– Ника… – Мама обреченно опускает плечи. – в новостях сейчас передали, что разбился он.

– Как разбился?!

Похоже, я все еще сплю.

– На мотоцикле. Не справился с управлением. Но, говорят, жив, в областную повезли.

Закрываю обратно глаза и думаю о том, что все это выглядит очень плохой шуткой. Вспоминаю, как вчера лилось шампанское, а Андрей в окружении приятелей опрокидывал в себя один бокал за другим. Что случилось потом, могу только предположить.

– Доченька, ты к нему сходишь? – спрашивает мама. Я смотрю на ее обеспокоенное лицо и, несмотря на ее старания спрятать свой замысел, угадываю в серых, как грозовая туча, глазах коварный план. Неужели она еще грезит идеей свести меня с “хорошим мальчиком из приличной семьи”? Сама за такого же вышла замуж. Правда, что-то мне подсказывает, папа совсем не святой, иначе она не глотала бы успокоительные по вечерам, а в последние три съезда научного сообщества, надела лучшее платье и вышла в свет вместе со своим мужем.

Конечно, я ей по-женски соболезную, но каждый сам ответственен за свою судьбу. И если она, будучи взрослой, самодостаточной, уважаемой в высших кругах женщиной не в силах изменить свою жизнь к лучшему, то разве смогу сделать это я?

– Схожу после пар, – говорю ей и встаю.

– Ты так и не подготовилась к ним.

– Лекции только начались, не обязательно проводить ночи напролет над книгами.

– И то верно, – внезапно соглашается она, и я замечаю грусть.

– Мам, все хорошо?

– А? – Она снова витает где-то в облаках. – Да, все отлично. Сходи пока умойся, я приготовлю завтрак.

В зеркале ванной отражается нечто лохматое, красноглазое и прилично помятое – это я. После утреннего туалета и душа, кое-как привожу себя в божеский вид, правда, глаза выдают мою усталость.

– У меня сегодня пять пар, поэтому буду поздно, – говорю маме и целую ее в щеку. – Спасибо за бутерброды. Как всегда, вкусно.

– Деньги возьми, на тумбочке оставила, – кричит она мне вслед. – Сходишь к Андрею, купи фруктов.

Я благодарю и выбегаю из квартиры, старательно избегая взгляда отца. Тот все утро сам не свой, словно, скажи кто одно неосторожное слово, и в доме разразится скандал. Злится на меня? А может, между ними что-то произошло? Внезапная мысль об их возможном расставании приносит боль. Сердце сжимается. Я останавливаюсь у выхода из дома и перевожу дыхание. Что, если мои поступки приведут к раздору в семье? Все-таки хорошо, что уже сегодня я с этим покончу. Раз и навсегда.

В университете все проходит гладко. По пути туда, я очень беспокоюсь, какой будет встреча с куратором, но во временном расписании пар с ним нет, поэтому расслабляюсь и получаю удовольствие, слушая прекрасных лекторов, вводящих нас в курс дела.

Сев в первый день рядом с блондинкой, похоже, я зарабатываю себе хвостик, следующий за мной по пятам. Диана Яковлева все время находится рядом, пытается вести беседы “о девчачьем”, но мне трудно отвечать ей взаимностью. И все из-за ревности.

Сидя на одной из лекций я отчетливо понимаю, что уступаю ей в привлекательности, и скорее всего, оценив перспективы, Станислав Юрьевич выберет не меня…

Осознав, какие мысли роятся в моей голове, решаю отбросить образ куратора куда подальше и сосредоточится на сегодняшних делах. Пора взять себя в руки и идти к своей мечте! Однако об этом легко только говорить, а не делать. После ссоры с администратором стриптиз клуба у меня большие сомнения, отдаст ли он все положенные по договору деньги.

Проблема в том, что в случае обмана, обратиться к юристу будет проблематично. Не хотелось бы, чтобы родители узнали. Надо справиться с проблемой самой.